Наемник

ГЛАВА 5

Мы топали довольно долго какими-то оленьими тропами. Солнце стояло высоко, но в той чащобе, куда мы забрались, висел тенистый сырой полумрак. Хорошо, что хоть подлесок не густой… И к тому времени, как подоспеет погоня, росы не будет, а трава след не держит.

Петлять мы не петляли, шли быстро, как только возможно. Правда, когда вместо травы пошел мох, мне пришлось прыгать с коряги на корягу — своими шлепанцами на тройной подошве и с подковками я б там превосходнейшим образом наследил.

Еще где-то с полчаса мы шлепали вверх по течению ручья — чистого, прозрачного и, естественно, ледяного. Едва ли по нашему следу пустят собак, но осторожность еще пока никому не вредила. Ноги у меня после этого абсолютно закоченели, а уж каково Гельде, которая босиком шла, можно себе представить. Когда мы выбрались на сухое место, я, невзирая на протесты, растер ей ноги и заставил выпить глоток рому из фляжки, попутно рассказав о живущем в ручьях злом духе Катаре. Сам я тоже хлебнул — для профилактики. Но простуда как раз меня меньше всего беспокоила — у меня начала сильно кровить рана на ноге, штанина густо пропиталась кровью. Я, понося Дикса самыми скверными словами (про себя), уселся на землю и размотал тряпицу. Вот гадство, только воспаления не хватало! И так-то едва ползем… А навыкам целительства, даже на начальном уровне, Грентвиг меня не учил, уверяя, что мне на это жизни не хватит.

Мои тягостные раздумья прервала Гельда:

— Ну, кто так делает? Дай сюда.

— Ну, на, — я протянул ей ногу. Она наморщила лобик, что-то поприкидывала в уме, а потом начала водить своим Камнем над раной и не то бормотать, не то напевать. Я сосредоточено занялся своей трубкой, стараясь не обращать внимания на боль, ставшую жгучей. А потом она утихла.

— Все, забирай свою ногу.

Я ошалело уставился на рану, но никакой раны не обнаружил. Там, где полагалось быть разрезу сантиметра в полтора глубиной, остался только розоватый шрам.

— Ты что — целительница?! С этого и надо было начинать.

— А что я тебе там, на поляне, по-твоему, втолковывала битый час? — возмутилась она.

А потом опять шли и шли — молча, чтобы сберечь дыхание, целенаправленно. Я уже почти ни на что не обращал внимания и видел перед собой только мелькающие в траве ноги Гельды. Вымоталась она посильней меня, но ни словечка жалобы. Молодчина она все-таки…

Орденская выучка сказывалась — я отмечал почти непроизвольно: эльфы. Далеко, неопасно. Лешак. Сматывается подальше…

До темноты мы остановились только один раз — перекусить… А кроме усталости, донимала меня мысль о том, что сейчас по нашим следам с гиканьем и свистом торопит коней целая орава Чародеев из Западной Цитадели. Эту мысль я старательно отгонял: для Чародея мандраж роскошь непозволительная. Помогает его обнаружить, в частности.

Мы пересекли ближе к вечеру низинку, заросшую чахлым ельником, и нас тут же атаковали зудящие полчища здоровенных, наглых и рыжих комаров. Уж не знаю, как насчет всего остального — но эти гады прямо как у нас, на Урале. Даже чем-то родным повеяло… Выбрались мы оттуда только затемно, искусанные, исцарапанные, уставшие до помертвения. Быстро перекусили — еду пришлось буквально запихивать в себя — а потом повалились, как мертвые, на расстеленном плаще, укрывшись другим. Хотите верьте, хотите нет, но я хотел только одного: спать, и никакие мысли о слишком долгом воздержании мне даже в голову не лезли.

Проснувшись, я обнаружил во-первых, что уже рассвело, во-вторых, что Гельда еще дрыхнет, и голова ее лежит у меня на плече, а моя рука у нее на бедре, на ощупь Гельда показалась мне очень мягкой и теплой. Я приподнялся на локте, рассматривая ее лицо. Вот сейчас оно совсем детским кажется… Черт, если б никаких других причин оставить Орден не было, кроме нее, я б и то не слишком жалел…

И снова бесконечный дневной переход. У меня жутко гудели ноги, а пот, стекающий по спине, пропитал насквозь, кажется, даже кожаный подкольчужник, когда мы вышли к деревушке, прилепившейся под высоченным глинистым обрывом. Как сообщила Гельда, забытый тракт начинался там, наверху.

Местные встретили нас недоверчиво, несмотря на мой обруч на лбу, но когда Гельда с помощью непонятных мне знаков и словес умудрилась вылечить две лихорадки и затянула громадную язву на плече худенького голозадого пацана со вспученным животом — как оказалось, сына старосты — мы стали героями дня. Денег у забитых, объясняющихся по преимуществу мычанием крестьян не было, да и со жратвой оказалось не густо, но нас накормили от пуза, да еще и на дорогу дали. Этим людям все равно — Орден там, не Орден, лишь бы польза была. В общем-то верно… Предложение ночлега мы решительно отклонили — во-первых, погоня должна уже почти на хвосте быть, а во-вторых, меня ночевать в какую-либо из этих копченых, кишащих насекомыми, хат не заманить никакими пряниками.

Обрыв оказался не таким крутым, как выглядел снизу, поднялись мы минут за пять, миновали густой перелесок и вышли на излучину Забытого тракта. Похоже, забыли его и в самом деле основательно: неровная, извилистая просека, заросшая высоченной, по грудь мне, травой, кое-где пробивается молоденький осинник… Раскаленный медный шар солнца уже валился за горизонт, окрашивая листву в самые невероятные цвета, без умолку голосили какие-то птицы… Несмотря на высокую траву, идти легко — во всяком случае, легче, чем по лесу.

Правда, далеко мы не ушли — перед очередным поворотом замерли, не сговариваясь. И тут же из-за него нам навстречу вывернулись четверо всадников в доспехах, двое остановились где-то в полусотне метров, двое поскакали к нам. Я только и успел шепнуть Гельде:

— Спокойно. Я поговорю с ними, — незачем раньше времени затевать склоку, тем более, численный перевес не на нашей стороне.

Подъехавшие к нам, судя по вооружению и одежде, из благородного сословия и на имперской службе не состоят. Передовой — широченный краснорожий детина, заросший густой бородой, в кожаном шлеме и плаще с меховой оторочкой осведомился грубым и пропитым голосом:

— Кто вы такие и куда идете?

Примат, такого залечить — делать нечего.

Я принял вид гордый и надменный, прикоснулся к медному обручу:

— Кто мы — надеюсь, видишь, рыцарь. А куда идем… С каких это пор Чародеи должны давать отчет в своих действиях непосвященным?

Мой апломб подействовал: краснорожий, кажется, слегка растерялся, но рука его осталась на рукояти меча, а сам меч — выдвинутым из ножен сантиметров на пятнадцать. М-да, похоже, не очень забытый этот тракт…

Спутник краснорожего — тщедушный, сморщенный, с выбивающимися из-под круглой каски жидкими седыми прядями — тронул поводья:

— Не в обиду будет сказано, Чародей, сейчас многие прикрываются именем Ордена. Попадаются среди них и отлученные…

Как-то не нравится мне все это… Да еще сморчок этот так и буравит Гельду своими выцветшими глазенками…

— До меня в моих странствиях не доходили слухи об отлучениях, — важно ответил я. — А кто этот отлученный?

— Некий Мик Меченосец. Он тебе известен?

Так, а это уж совсем плохо. Ладно, пока прикинемся ветошью:

— Помнится, я встречал его в Западной Цитадели, — нахмурился я. — Странно, он всегда считался преданным бойцом Ордена.

— Вот что, Чародей, — влез в разговор красномордый. — Я, граф ал-Эллес, предлагаю тебе свое гостеприимство. Дороги нынче опасны, а поблизости видели эльфов.

А вот если на сейчас потащат в какой-нибудь поганый замок — разъяснять — нам это совсем ни к чему. Так что надо это предложение с достоинством отклонить, то есть напустить на себя вид совсем уж гордый и неприступный:

— Долг Чародея — искать опасностей, граф. А что до эльфов — я ведь не безоружен, — и я как бы невзначай взялся за торчащую из-за плеча рукоять меча.

И тут со стороны тракта прозвенел пронзительный мальчишеский голос:

— Чего вы ждете, хватайте их! Это ваши две тысячи монет!

В таких случаях лучше не думать, а действовать, так что я даже выругаться не успел. Двое напротив меня потянулись к оружию, и надо сказать, очень поспешно, но я оказался быстрей — моментальный обездвиживающий знак, и оба поползли с седел, обмякнув, как чучела. Оставшиеся пришпорили коней и ринулись на нас. Странно, мы для них отличной мишенью были… Решили, видно, взять нахрапом. Зря они так…

Гельда не зря хвасталась умением стрелять — передовой всадник откидывается назад со стрелой в горле, разгоряченная лошадь проносится в метре от меня, волоча зацепившееся за стремя тело. Второй чересчур близко, знаком не снести… Выпрыгиваю перед лошадиной мордой, скорчив рожу пострашней и издав нечто среднее между боевым кличем оленеводов и воплем: «Банзай!», лошадь шарахается, седок равновесия не потерял, но удар ему не удается, ныряю под свистнувший в воздухе клинок — и мечом снизу вверх! Достал! Меч едва не вырвало у меня из руки, меня развернуло почти на 180 градусов, напавший на меня роняет палаш, свешивается на лошадиную шею, медленно заваливается вбок… Мой меч в крови. Я его убил?.. Ранил? Неважно, некогда.

Вытираю клинок травой, потом полой плаща, забрасываю в ножны, подхватываю под уздцы лошадей седого и красномордого:

— Гельда! В седле усидишь?

Вместо ответа она лихо заскакивает на коня, не прикасаясь к стремени. Да, молодец девчонка…Однако времени терять нельзя, взлетаю в седло:

— Ходу!

Шпор нет, безжалостно колочу каблуками в конские бока, летим вперед по Забытому, выворачиваем за поворот. Впереди на тракте всего один всадник, торопит коня, удирает. Привстаю в стременах, чуть подавшись вперед, подбадриваю коня голосом и каблуками. Надо его догнать… Но Гельда, похоже, лучше меня знает, что делать — краем сознания ловлю брошенное вслед беглецу непонятное заклятье, конь под ним внезапно останавливается, как вкопанный, всадник через его шею летит в высокую траву.

Подскакав, я спешился и перебросил Гельде поводья. Сейчас выясним, что это за птица… Силой владеет, но жиденько. Мать честная!

В траве, очумело моргая, сидел мой однокашник по Берлоге, Виган, веснушчатый и лопоухий пацан лет четырнадцати. Две, значит, тысячи… Целое состояние. Как-то уж слишком по-дурацки все…

Виган, увидев меня, побледнел так, что веснушки объемными стали, но все же яростно выкрикнул:

— Ну, убей меня, предатель!

— Слова-то какие знаешь, — процедил я, за ухо поднимая его. — А я тебя, недоноска, еще на мечах драться учил…

Он искоса посмотрел на меня, потом опять крикнул, уже не так уверенно:

— Предатель! Ну, убей меня, если не боишься!

— Заладил, как пересмешник: «Убей, убей…» Тут и уши тебе толком надрать некогда. Вот что: если не хочешь без своих лопухов остаться, скажи-ка ты мне, кто это такой щедрый, что за меня две тысячи обещал? Ну? — я крутанул его ухо.

— Не скажу.

— Ох, Виган, не носить тебе серьги… Девки засмеют. Я ж у тебя ничего особенного не спрашиваю. Ну, так кто раскошелился?

— Эмиссар короны.

— Имперской?

— Да…

Вот это уже номер… Такую награду обычно назначают за особо опасных государственных преступников, да и то редко.

— А тебя, прогульщик, чего так далеко от Берлоги занесло?

— В погоню послали всех, кто знает тебя в лицо.

— М-да, все просто чудесно, — пробормотал я, привязывая Вигана к дереву его же ремнем. — Ладно, стой спокойно. Тебя скоро найти должны, не пошлют же по мою душу одного малолетку.

Потом я забрал у Гельды поводья и снова запрыгнул в седло.

Да, что и говорить, лопухнулся я снова — недооценил Даэла, что вообще глупо, а с моей стороны — в особенности. Не стал он слать погоню по нашему следу, просто перекрыл все возможные пути отхода. Но вот с чего такая серьезная облава? За свое инкогнито он, что ли, боится? Да еще с привлечением имперской казны, так что все войска этой проклятой Империи осведомлены, что надобно изловить (и повесить, вероятно) Мика Меченосца…

Мы уже отъехали на порядочное расстояние, когда Гельда вдруг осведомилась с возмущением:

— Слушай, а почему ты его не убил?

Однако… Пора бы мне привыкнуть к тому, что здесь такие приколы в порядке вещей.

— А зачем?

— А ты не понимаешь?! Он же погоню на нас наведет! И того, на Торианском тракте, ты мог застрелить. Не сделал этого — и вот, пожалуйста.

— Издержки воспитания, родная. Понимаешь, вбили мне в голову в раннем детстве, что нехорошо стрелять в спину и убивать детей.

— С тобой, если что, думаешь, церемониться будут? Ха! Жди!

— Если помнишь, дня этак два-три назад мне то же самое говорили насчет одной очень симпатичной ведьмочки. Ну да, я извращенец: видеть тебя целиком мне приятней, чем одну твою голову.

— Ничего, ты со своим благородством дурацким еще на нее полюбуешься, когда твою на пику взденут рядом с моей.

— Ладно, не каркай… Прав был Борах, покойничек: когда имеешь дело с ведьмой, не забывай затыкать ей рот.

Она совсем остервенилась и, кажется, собиралась врезать мне Силой, но я вскинул руку:

— Ну-ка, стой!

Впереди на тракте маячили еле различимые в сумерках силуэты пяти-шести всадников. Метров сто до них… Но вот на сей раз, сдается мне, влетели мы посерьезней — среди них двое Чародеев, насколько я могу судить, где-то моего уровня. Одного я узнал сразу — нам, владеющим Силой, необязательно для этого видеть друг друга. Дикс, гадина! А я ему еще жизнь сохранил…

Он тоже узнал меня, привстал в стременах и прокричал:

— Сдавайся, Меченосец! На сей раз тебе не уйти! Хочешь жить — сдавайся!

Так, а я потихоньку начинаю закипать… Что они, в самом деле думают, что я на такую дешевую уловку куплюсь?

Я негромко бросил Гельде:

— Заткни уши, — а потом, обернувшись к всадникам, заорал.

Могу на что угодно спорить — такого они еще не слышали. В кратких, но сильных выражениях я растолковал им, кто они, где их место и как туда лучше добраться, отчего они родились и почему умрут…

— А ты, Дикс… — То, что я предложил ему совершить, он бы ни за какие деньги не согласился и уж тем более не смог бы. Голос я, конечно, сорвал, но душу отвел.

— А теперь — ходу!

Мы повернули коней и пустились галопом. Мой монолог подействовал лучше любого чародейства — всадники еще с полминуты топтались на месте, постигая всю глубину оскорблений, потом, разразившись проклятиями и негодующими воплями, ринулись вдогон. Ну, фору нам я обеспечил…

И тут же, одновременно с этой мыслью. приходит импульс Юрда: «Опасность». И впереди тоже Чародеи, чтоб им всем… Ору Гельде:

— Засада! — и в тот же момент они вылетают на нас в какой-то сотне шагов, все конные. Вижу арбалет, направленный мне в грудь, успеваю только поднять лошадь на дыбы, заслоняясь от стрельбы ее корпусом, выбрасываюсь из седла, уже зная, что конь подо мной убит, лечу в траву, не больно ударяюсь бедром, кувырок, перекат. С легким удивлением смотрю на вонзившуюся в землю между моим локтем и боком арбалетную стрелу, потом, как в замедленной съемке вижу, что крупный мышастый жеребец под Гельдой словно споткнулся на все четыре ноги, заплясал, взмыл свечой. Гельда, как птичка, вылетает из седла, бросаюсь к ней, пригнувшись и по-заячьи виляя, подхватываю чуть не на лету:

— Ходу! — и мы углубляемся в чащу, несемся, как шальные лоси. По левую руку от нас вздымается чадное зарево на полнеба, тянет гарью — и я уже знаю: это полыхает приютившая нас деревня. Да, охота пошла всерьез.

Приходилось ли вам бегать в темноте по пересеченной местности, да еще в кольчуге? Настоятельно рекомендую, отлично укрепляет мышцы. Ветки хлещут по физиономии, под ноги, как нарочно, подворачиваются всякие скверные корешки и корни, плащ норовит зацепиться за кусты, колчан, словно подгоняя, лупит по заднице… В общем, все удовольствия.

Мы неслись, как скаженные где-то полчаса, последние несколько километров Гельду мне пришлось буквально на себе тащить. А потом и у меня дыхание закончилось, мы повалились под дерево, переводя дух. Воздух — классная вещь, но иногда его так не хватает…

Сердце бешено колотится о ребра. А погони пока не слышно. Если вдуматься, ничего хорошего в этом нет, это означает только то, что мы обложены, как лисы в норе, и завтра нас начнут не торопясь выкуривать. Гельда, похоже, тоже поняла это:

— Ну вот и все, Мик.

— Похоже на то, — дыхание все еще сбито, голос хриплый. — Одно скажу: недешево им это обойдется, ох, как недешево…

Мы привалились спинами к дереву, сидя на одном плаще и завернувшись в другой, отхлебнули по паре глотков из моей фляги, потом Гельда положила голову ко мне на колени и моментально уснула. Натерпелась за последние трое суток. Я укутал полой плаща ее босые ноги, положил рядом с собой обнаженный меч и принялся набивать трубку.

Облава облавой, но вот одно плохо: табаку осталось до черта мало. Хотя завтра-послезавтра он мне едва ли понадобится — когда орденские до меня доберутся. Со стороны Забытого ветром доносит многоголосый лай. Значит, все-таки собаки… Это совсем плохо, они-то ни в чем не виноваты. А вот с людьми я бы поговорил, особенно с той сволочью, что деревню спалила.

Но Дикс, какова скотина! Я его для начала тайком не заколол, что было б спокойней, потом — когда он в отрубе валялся, потом на тракте не пристрелил, а он меня в награду за это дважды обвел, как пацана. Наверно, в этом мире я пацан и есть…

Две тысячи золотых. Однако… Император платит за все. Ладно, я может и не первый меч Империи, и не самый выдающийся Чародей, но завтра у погони без жертв не обойдется. Самое гнусное — перед тем, как сам убит буду, придется прикончить этого галчонка — Гельду. Если она им живой попадется, так с нее и за меня взыщут. Вот так и не успел с ней толком побыть… И с Юрдом расставаться жалко. После того, как меня завалят, наконец, его снимет с моей шеи какой-нибудь ублюдок-недоучка. Камень, конечно, неповторим, но ведь ему все равно, кому служить.

И тут приходит отклик на мои мысли от Юрда, словами это можно перевести как: «Ты так думаешь?»… Мне даже показалось, что я уловил нечто похожее на горькую усмешку. Вот это дела! Так мы еще повоюем, похоже — по крайней мере, завтра. Вот и получается, что погибну я довольно бесславной смертью. Передать ребятам предупреждение мне не удалось, охота на Пришлых состоится, и я буду первым ее объектом. Ничего. Странно, и весь мандраж куда-то пропал. В драке, наверно, и помирать веселей… Это вам не под грузовик угадать. Я не герой какой-нибудь, но и дубинкой в руках Даэла не стану. А ради этого, да еще ради той девушки, что спит, положив голову мне на колени, стоит умереть. Все-таки, выходит, спасибо Дэну: о такой смерти я и мечтал.