Отец заставил Яра поесть, убрал посуду и засел за свои дела, поставив ноутбук на колени. Очки надел. Яр его первый раз в очках видел. Расстроился. Спросить бы… Да что спрашивать, и так всё понятно — возраст. Только очень жаль. Да, жаль, что время уходит. Да что время — сама жизнь, год за годом. Стало почему-то страшно и очень грустно. А ещё обвиняющие слова матери не шли из головы. Подвёл он отца. Сильно подвёл. У него действительно учиться надо и не только профессии, а всему — благородству, стойкости, тактичности, человеколюбию.
Первый раз за всё время он пожалел, что уехал в другой город. Ведь постоянно не хватает ему отцовских советов, его любви, тепла, взглядов — иногда укоризненных, а другой раз одобрительных. Всё-таки за эти мысли матери спасибо сказать можно бы. Только не хочется. Вообще видеть её больше никогда не хочется.
Интересно, зачем она приходила? Ну, не проведать же его, это очевидно. Но всё же — зачем? И опять он повёлся на её слова. Вот умела же душу вынуть так, чтобы темно и пусто в ней становилось. Яр удивился тому, что думал о матери в прошедшем времени, как будто никогда её больше и не увидит. Нет, видеть или слышать ее в жизни этой не хочется. Интересно, что она будет делать после развода с Дмитрием, искать ещё кого-то?
Яр повернул голову в ту сторону, где работал отец, и увидел, что тот, сняв очки, внимательно смотрит на него.
— Что, пап? Не пишется?
— Да нет, с этим-то всё в порядке. Мне доклад на конференцию изобразить надо. Она в Москве проходить будет, запланировано выступление давно. Оставлю тебя на Надю на несколько дней. В пятницу она твоей женой станет.
— Хорошо, что ты мне не в пятницу с утра сообщил, что я женюсь. — Яр рассмеялся. — Договорился, значит?
— Да без проблем, — также с улыбкой ответил отец. — Они за деньги любые услуги оказывают. Сервис! Всё для клиента. Кольца мы купили вычурные, но какие твоя невеста выбрала. Я минималист в этом отношении, ты же знаешь. Платье ей взяли.
— Ещё скажи, что с фатой. Пап, ну что ты, прикалываешься, что ли?
Отец рассмеялся.
— Нет, и не думал. Фату мы не брали, а новое нарядное платье — да. Я сам выбирал, по своему вкусу, но ей понравилось. Сын, девушка выходит замуж, зачем её лишать маленьких радостей? Она не о такой свадьбе мечтала. Можно, конечно, подождать с месячишко, но живот уже виден, а дальше — больше. Да и приезда заморских гостей вы не ждёте. Ярка, я же понимаю, что не в платье и гостях дело. Из-за матери расстроился?
Яр пожал плечами, хотел сказать, что всё нормально и весь разговор с ней не произвёл никакого впечатления, что он на слова матери, жгучие и обидные, не реагирует вовсе. Но кого он хотел обмануть!
— Пап, она ведь права во многом.
Яр опять замолчал, задумавшись.
— Я не всё слышал, — произнёс отец, откладывая ноутбук и садясь на стул рядом с кроватью сына, — судить не могу. Считаешь, что права — делай выводы. Что хочешь спросить — спрашивай.
— Вот стыдно спрашивать, а спрошу. С машиной-то что?
— Сначала увезли на штрафстоянку, и, если честно, её судьба меня мало интересовала. Но днями позвонил человек, просил продать машину на запчасти, я согласился. Не думаю, что она оставила о себе приятные воспоминания и мы о ней сожалеть будем.
— Пап, прости… Я не должен был.
— Это всего лишь машина. Да, она стоила денег, и я, старый дурак, рассчитывал, что ты ей будешь рад. Не важно. На твоём месте я тоже рванул бы в аэропорт. Главное, что ты жив. Яр, самое страшное, что я пережил в своей жизни, это дни твоей комы. Думал сойду с ума от ощущения полного бессилия, от невозможности что-либо сделать и как-то помочь. — Отец улыбнулся. — Счастье, что всё позади и мы думаем о твоей свадьбе.
— Ты седой стал совсем… Папа, я виню себя. И ещё хотел сказать, я знал, что ты рядом, может, и правда слышал, и то, что руку мою не отпускал, чувствовал. Я выжил только благодаря тебе. Теперь встать бы на ноги. Я не хотел так, а получилось, что сижу у тебя на шее, подвинулся и Надю посадил. Теперь даже загадывать не приходится, когда на работу вернусь. Если бы ты знал, как мне стыдно. Стремился к самостоятельности, пытался строить свою жизнь, а результат весьма плачевен. Наговорил тебе всякого ещё… Свин я, короче.
Андрей Петрович хмыкнул и покачал головой.
— Каяться долго собираешься? Завязывай с этим делом. Давай поговорим о планах, я думаю, что после больницы поживёте с Надюшей у нас, тут, в Москве. Во-первых, печку топить не надо и туалет в квартире, во-вторых, Наде до института добираться проще, я против того, чтобы она переводилась на заочный, да и первую половину беременности проходит на глазах, всё спокойней, а потом решите, как будете жить дальше. Если надумаете возвратиться в Солнечногорск, то надо будет готовиться к строительству. Я несколько проектов домов скачал, сейчас покажу. В твоей развалюхе втроём — а если с бабушкой, то вчетвером, — существовать невозможно.
— Папа, погоди с проектами. Скажи, ОНА приходила, пока я в коме был?
Яр не смог произнести слово «мать», но и отпустить её из своей души тоже не мог. Искал зацепки, хоть что-то, чтобы оправдать свою любовь к ней. Ведь так обидеть, задеть за живое может только близкий, тот, кого любишь. Отец понял, всегда понимал. Но ответил как есть.
— Дима приходил — сразу, как узнал. Пригласил консультантов, созвал консилиум. Как родной человек себя повёл. А Лариса тоже была, вечером следующего дня, помощь мне предложила… в руководстве клиникой. Вот так вот. Прости её и отпусти, забудь все обиды. Лучшее в жизни, что она сделала, это родила тебя. Я ей очень благодарен, а всё остальное пусть сама — как может, как знает, со своими дурацкими принципами и невероятной любовью к себе одной. Для нас её больше нет. Пусть будет счастлива где-то там, далеко. Ярка, не жди от неё того, чего она дать не может, а именно заботы, внимания, любви. Есть люди физически ущербные, но они люди. А она при всей своей внешней привлекательности — моральный урод.
Яр молчал. Смотрел на отца, сидящего рядом с ним, понимал, что тот пытается успокоить, дать понять, что его мальчик не один, что рядом всегда есть он. Надо было как-то снять напряжение этого момента. И Ярослав решил сменить тему.
— Пап, что у меня с работой?
— Больничный, понятно же, — ответил отец.
— Я так привык к людям, я их знаю, а получается, бросил на произвол судьбы. Нехорошо.
— На участке работает другой врач. Сын, даже когда ты встанешь на ноги, потребуется время, чтобы восстановить форму. Я ещё раз предлагаю тебе работу здесь, в клинике. Предложение бессрочное, как созреешь — сообщай.
— Нет, пока не созрел. — Яр улыбался. — Вот тебя бы туда к нам, в Солнечногорск, и Дашу с малышами, и больше ничего мне для счастья не нужно.
— Будем надоедать тебе в выходные, приезжать, как на дачу, отдыхать. Устраивает?
— А ты сомневаешься? Мы с Надей всегда вам рады.
Андрей Петрович глянул по-доброму и хмыкнул. Будущая сноха ему определённо нравилась.
— Про Надю сказать тебе хотел. Хорошая она, своей сразу стала. И с Дашкой подружилась, и дети её полюбили. А они-то чувствуют людей. Их обмануть трудно. Прости, сын, но поработать мне просто необходимо. Отпустишь на пару часиков? Я к себе в кабинет пойду, чтобы не отвлекаться.
Когда за ним закрылась дверь, Яр загрустил. Вот уж правда, не было бы счастья, да несчастье помогло. За время его болезни они с отцом перешли на новый уровень отношений. Стали лучше понимать друг друга. Чувствовать порой без слов. Яр осознал свою неправоту во многих вопросах. А главное, уяснил, что амбиции в отношениях — вещь лишняя и никому не нужная. Какие амбиции могут быть между родными людьми, если всё идёт от сердца! Жалел лишь об одном: понял бы это раньше — не трепали бы они с отцом нервы друг другу.
Он почти собрался спать, как в дверь палаты вошла постовая медсестра.
— Ярослав Андреевич, к вам посетитель, поздно уже, не знаю, что делать.
Яр попросил пригласить незнакомца. Сестричка не ушла и, пропустив мужчину, осталась в палате.
— Ну что ж, — произнёс вошедший, — давай знакомиться, будущий зять. Я отец Нади, Владимир Арсеньевич. Собирался сразу в Солнечногорск, но мать по телефону сообщила о случившемся, вот я и решил сначала заглянуть сюда.
— Очень приятно! — Яр улыбнулся ему, искренне и открыто. Он радовался за Надю. Отец — это хорошо, по своему опыту знал. — Вы проходите, садитесь. Я тут немножко завалялся, встать не могу.
— Наслышан о твоих подвигах.
Он сел на стул.
— Видишь ли, Яр, я много лет не общался с дочерью. Можно сказать, впервые увидел её в аэропорту, когда она на похороны моего отца, её деда, прилетела. Он так мечтал, чтобы мы с ней познакомились… — Мужчина смахнул набежавшие слёзы. — Вот и устроил встречу. Виноват я и перед родителями, и перед дочкой. Решил хоть что-то сделать для них, потому и вернулся в Москву. Наде звонить не стал, чтобы не волновать, думал она с бабушкой, а тут мне мать про тебя рассказала. Вот и решил поглядеть на отца внука моего. Узнать планы и скорректировать мои.
— Я рад вас видеть, вовремя вы, как раз на регистрацию нашу.
— Значит, у вас всё серьёзно, зря я за дочку волновался? Когда свадьба и где?
— Здесь, в пятницу. Надя будет вам рада. Хотите, позвоним ей?
— Нет, утром позвоню. Пойду я. Рад был встрече. Поеду к маме, а завтра вернусь. Много что обсудить нужно. Я им дом купить хотел, взамен проданного братом. Понимаю, что это слишком малая плата за годы отсутствия, но сколько могу. Нехорошо мы с братом обошлись с родителями, а я с дочерью — вообще скверно. Видишь, говорю как есть. Но всё нужно теперь вместе согласовывать. Фамилию Надя берёт твою?
— Да, будет Полякова.