Наши собственные

Давай знакомиться

Ну, здравствуй, друг читатель!

Дай-ка мне руку — и пойдем познакомимся с людьми, о которых я расскажу тебе в этой книге, с домом, где они живут, с березами, тополями и соснами, окружающими этот дом.

Путь предстоит не близкий, поэтому хорошенько осмотри свой сандалик у них всегда отрываются пряжки в далеких походах.

Я советую тебе также вырезать из стройной молодой рябинки ладную палочку: в наших местах говорят, что рябиновый посох отпугивает змей. Нам ведь придется переходить через торфяное болото, где частенько попадаются серые гадюки. Только это будет еще не скоро.

Сперва мы доедем на трамвае до городской заставы, потом пересядем на автобус, и он покатит по гладкой, как зеркало, дороге. И только через два часа я дам шоферу знак остановиться, и мы с тобой спрыгнем и пойдем по проселочной дороге. Проселок будет петлять по холмикам, лесам, забегать в деревни, в МТС, а потом войдет в густой дремучий лес. И вот тут примечай, в одном месте я остановлюсь и скажу: «направо» — и мы повернем на узкую, поросшую травой тропинку. Поведет нас тропинка сначала через торфяное болотце, по брусничнику, по осиновым грибным местам, а потом взбежит на песчаные горки векового соснового бора. Здесь солнце заливает все: и ярко-желтый песок, и заячью капусту с мясистыми бледно-зелеными листьями, и медную сосновую иглу, толстым ковром покрывающую землю, и стволы сосен, горящие красным пламенем. Недаром сосновый бор испокон веков зовется на Руси краснолесьем.

А знаешь ли ты, куда мы с тобой идем?

Идем мы в «Счастливую Долину». Это самое лучшее место на свете. Много лет мечтала врач Ольга Павловна о том, чтобы устроить здравницу для детей. Она хотела увезти их далеко-далеко от пыли городов, зеленой стеной леса оградить от дыма, от копоти, от шума… И мечта врача сбылась — здравницу построили. Мы идем туда.

Пятьдесят километров зеленого душистого массива отделяет «Счастливую Долину» даже от нашего маленького городка.

И от шоссе, по которому мчатся дышащие бензином машины, отделяют здравницу пятнадцать километров.

И даже до проселочной дороги, которая вливается в село Синьково с его сельсоветом, правлением колхоза, почтой, — добрых два часа пути.

Сосновый бор, дубравы, старый ельник окружили здравницу широким кольцом.

Вот мы подошли совсем близко, а ты до сих пор не видишь дома. Раздвинь кусты молодой лещины.

Со всех сторон, окруженный густыми елями, веселыми тополями, вековыми липами, огороженный живой изгородью из желтой акации, стоит бревенчатый двухэтажный дом. Трудно даже сказать, бревенчатый он или стеклянный, — так много в нем окон и террас. Дом еще не совсем готов, еще не покрашен, и, видимо, свет ему дает тот движок, который пыхтит в сарае.

Сейчас здравница еще не открыта на лето, ребята и педагоги должны приехать только через несколько дней. Но кое-кто уже собрался. Трудно ведь рассчитать точно время, когда ехать приходится издалека. Иногда не совпадают поезда, иногда пароход посидит на мели лишних два часа — мало ли что случается!

Давай-ка заглянем в щелку забора и посмотрим, что там происходит.

Вон под окошком подтянутый, сухонький старичок, в свежей рубашке с галстуком и в блестящих сапогах, чистый-чистый, как будто только что из бани, — это завхоз здравницы, Василий Игнатьевич. У него борода лопаткой, седые волосы густым ежиком, а глаза подслеповатые: дают себя знать шестьдесят пять лет. Он держит маленькую детскую лопаточку и сыплет из ящика чернозем в ямку, в которой торчит какое-то хилое растеньице. Неумело, двумя пальцами поддерживает стебелек Муся — самая младшая обитательница здравницы. Ну, что можно сказать про Мусю? Семь лет, веселые глаза, и руки и ноги, которые непрерывно движутся, — кажется, что у нее не четыре конечности, а по меньшей мере — шестнадцать. Что они там сажают, этот старичок и девочка? Я боюсь тебе сказать. Конец июня, думается, уже все должно быть посажено. Но, кто их знает, может, они мичуринцы, а мичуринцы могут сажать что угодно и когда угодно, — для них закон не писан, они его сами создают.

А вот на крыше террасы развалясь лежит рыжеватый мальчик. Он нежится на солнце, лениво переворачиваясь с боку на бок. Губы у него сложены в презрительную усмешечку, он поглядывает вниз и изредка покрикивает:

— Василий Игнатьевич, больше сыпьте чернозему! Муся! Левей, левей, тебе говорят, тетёха!

Ты думаешь, — он знатный садовод? Может быть, даже побывал на слете юннатов? Ничего похожего. Из всего растительного мира Леша лучше всего знает капустные кочерыжки, и то когда они уже хорошо вымыты и ошпарены кипятком.

А вон за домом, около погреба, еще два мальчика. Они что-то взбалтывают в стеклянной банке, зажигают спички, разглядывают жидкость на свет. У старшего вид сосредоточенный и глубокомысленный, а другой не такой ученой внешности, смотрит с уважением на него и со страхом — на банку. Вдруг в баночке что-то зашипело, жидкость выплескивается — и белая рубашка мальчика, увы! становится пятнистой. Зрелище плачевное, но знакомое! Это Юра — юный математик, Юматик, как прозвали его ребята.

А второй — это Пинька, верный Санчо-Пансо, трезвый и рассудительный, но (ничего не поделаешь!) увлеченный вечными фантазиями своего друга.

А теперь перейдем на другую сторону дома. Ох, какая пылища! Высокий парень, в огромных, не по росту, сапогах, так колотит выбивалкой по тюфякам, что, чего доброго, выбьет из них не только пыль, но и все внутренности. Молодецкая сила играет в его больших руках, развернутых плечах, подвижном гибком торсе. Брови у него насуплены и губы сжаты упрямо и жестковато. Это Гера. Он здешний. Ему семнадцать лет, но его имя с уважением произносят охотники округи. Он знает все тропинки, болотца, буреломы окрестных лесов. Да и в стрельбе он может поспорить с любым снайпером, хотя ружьишко у него не ахти какое! Всему научил его отец лесник, который погиб в войне с белофиннами немного больше года тому назад. Летом Гера работает в здравнице и учится, хочет поступить в техникум. Живет он в отдельной маленькой комнатке, где на стенах десятки птичьих чучел. Он их сам набивает.

Но пойдем дальше. Только ты постарайся, чтобы ветки не трещали у тебя под ногами. Ведь мы не хотим, чтобы нас видели; мы пытаемся незаметно наблюдать за нашими будущими друзьями.

Вот на той террасе какая странная пара! Видно, что им особенно хорошо вместе. А казалось бы, ничего общего между ними нет. Шьет что-то старушка, белая как лунь, и халат на ней белый, и косыночка, а рядом с ней мальчик: у него гладкие черные волосы и глаза поставлены косо, скулы выдаются вперед, и сам он смуглый — смуглый. Кажется, что он приехал из Китая или с Чукотки.

Старушка — это Анна Матвеевна, сестра-хозяйка здравницы, а с ней рядом — Хорри; он действительно приехал издалека-далека. Он травил оленями, он боролся с волками, он ловил сёмгу в устьях великой реки Печоры. Он ненец.

А наверху, во втором этаже у открытого окна, подперев голову руками, погрузившись в книгу, сидит Таня — дочка главврача. Она окончила десятилетку, и первого августа ей нужно сдавать экзамены в вуз. Вуз — это не шутка! Еще когда ты дорастешь до этого, мой читатель! Тоже будешь сидеть тогда над книгой и не обращать внимания ни на Мусино деревцо, ни на опыты Юматика, который вот-вот сожжет дом, ни на призывный шум озаренных солнцем сосен.

Давай теперь уйдем. Мы познакомились почти со всеми, кто в доме, кроме, пожалуй, одноглазого петуха, воинственного и глупого, который кричит в совершенно не положенные часы, да еще котенка Тишки; он поручен специальному попечению Кати (ей десять лет, и пока она ничем не примечательна).

Да что тебе петух и котенок (хотя они и будут играть роль в дальнейшем повествовании)! Самое главное, что ты познакомился с людьми, с ребятами и взрослыми, с которыми тебе придется пережить немало треволнений, горестей, утрат, страхов и радостей.