Таня с испугом смотрела на огромную кучу белья.
— Анна Матвеевна, — сказала она беспомощно, — я посчитала: одних простынь пятнадцать штук. Что будем делать?
— Стирать.
— А как мы на керосинках столько воды нагреем?
— Нагреть-то нагреем, а кипятить-то не придется, да это не беда солнышко выбелит.
— А как мы справимся?
— Трусишки да платочки девочки простирают. А это уж мы с тобой.
И началась в «Счастливой Долине» большая стирка. Катя и Муся, усевшись на крыльце, весело занялись мелочами, взбивали белоснежную пену, пускали мыльные пузыри из расщепленных соломинок, брызгались, смеялись… Нетрудное их дело спорилось, и скоро разноцветные трусики разлеглись на траве пестрыми пятнами. А в прачечной дело шло со скрипом. Анна Матвеевна, низко согнувшись над лоханкой, шумно дышала, вытирала потный лоб, частенько отдыхала, выпрямляясь. И хотя руки ее двигались привычно ловко, видно было, что старушке совсем уже не по годам такая работа. А Тане и совсем плохо пришлось: тяжелые мокрые простыни не поворачивались, путались в ее руках, казалось, не становились белее. Резко ныла спина, болели руки.
— Смотри сюда, Танюшка, — учила ее Анна Матвеевна, — ты вот так, ухватись и по частям три, не берись сразу за всю простыню… Вот так, так… Правильно.
Может быть, и правильно, но Таня в кровь растерла себе руки. А куча белья на полу как будто не уменьшалась. Анна Матвеевна дышала все тяжелее, все чаще останавливалась. И тогда Таня крикнула в открытое окно:
— Катя, позови сюда Лилю.
Лиля остановилась у порога, не желая входить в сырость и пар прачечной.
— В чем дело? — спросила она.
— Придется и тебе, Лиля, помочь, — ответила Таня.
— В чем помочь? — словно не понимая, протянула Лиля.
— В стирке.
— В стирке? Я? — Лиля брезгливо поморщилась и отступила. — Да ты что, серьезно?
— Конечно, серьезно. Нам вдвоем не справиться.
— Да ведь я не умею.
— Я тоже не умею.
— Но я никогда в жизни этого не делала.
— И я никогда этого не делала, но ведь это нужно сделать.
— Ну, знаешь, Ольховская, — сказала Лиля, вдруг назвав Таню по фамилии, — твоим фантазиям должен же быть предел. Предложить мне стирать чужое белье…
Лиля повернулась и открыла дверь.
— Постой! — крикнула Таня. — А кто же это должен сделать?
— Ну, вот она, — сказала Лиля, кивнув в сторону Анны Матвеевны.
Ярость закипела в Танином сердце. Она рванула Лилю за плечо и хриплым голосом спросила:
— Где твой комсомольский значок?
— Я же спрятала его по твоему предложению, — холодно сказала Лиля. — А что?
— Принесешь его сюда и отдашь мне. Ты не должна его носить.
— Ты что же это, берешь на себя смелость говорить от имени райкома? — насмешливо бросила Лиля.
— Нет, — жестко сказала Таня, — я говорю от имени всех честных комсомольцев; ты посмотри сюда.
И она показала на Анну Матвеевну. Та стояла понурив голову; в лице ее не было ни кровинки, крупные капли пота блестели на лбу, а по бессильно опущенным рукам стекала мыльная пена.
Лиля взглянула на нее и вышла, хлопнув дверью.
Бурлила, закипая, вода в большой кастрюле; трещал кузнечик за окном; с еле слышным шипением спадала в лоханке мыльная пена…
Таня никак не могла успокоиться, — гнев ее не проходил.
Лиля вошла в прачечную в синем халатике, с засученными рукавами.
— Покажите, как это делают, — сказала она, ни на кого не глядя.
А ты? Да, я обращаюсь к тебе, мой читатель, прямо к тебе: ты всегда ведешь себя правильно? Ты понимаешь, что надо брать на себя то, что трудно сделать другому, а легко тебе?
Вот, например, когда мать взбирается на стремянку, чтобы повесить занавеси или вытереть пыль, ты заменяешь ее? Ей ведь трудно, а тебе легкому, сильному, ловкому — это ничего не стоит.
А если нужно сбегать за хлебом, ты не бываешь «усталым» или «занятым»? Хотя чуть только свистнет товарищ и позовет на футбол, то усталость как рукой снимет и для игры с подружкой откуда-то появится свободное время!
А приходилось ли тебе, мальчику, подумать, что девочки слабее тебя, и поэтому нет ничего зазорного в том, чтобы помочь девочке нести тяжесть, а вот драться с девчонкой недостойно настоящего мужчины.
Но и вы, девочки, тоже не думайте, что вы слабые существа, которых надо нежить. Бабушка слабее вас; и старик, с трудом поднимающийся по лестнице с тяжелой корзинкой в руках, тоже слабее. Скорей помогите ему! Помогите малышу перейти улицу, младшей сестренке — одеться.
Берите в свои молодые ловкие руки все то, что трудно делать другим. И мы никогда не будем с вами ссориться, дорогие мои ребята!