Наши уже не придут 2

Глава шестнадцатая. Кайзершлахт

*2 ноября 1918 года*

— Есть две новости… — произнёс вернувшийся в вагон Николай Николаевич.

— Хорошая? — поинтересовался Аркадий.

— В городе Киль началось вооружённое восстание матросов, — ответил генерал. — Большая часть кораблей захвачена мятежными матросами, а гарнизон города сдался под угрозой обстрела из корабельных орудий.

— А плохая? — спросил Аркадий.

— Началось полномасштабное наступление по всему Западному фронту, — ответил генерал. — Похоже, что они всё это время копили силы и ресурсы именно для этого.

— Но как тогда понимать эти переговоры? — недоуменно нахмурился Чичерин.

— Возможно, наступление — это действия германского генералитета, а переговоры — действие правительства, — предположил Алексеев. — Мы не знаем.

— А Восточный фронт? — спросил Аркадий.

— Я спросил об этом в первую же очередь — из Ставки докладывают, что никакой активности по всей линии боевого соприкосновения, — произнёс генерал Алексеев. — Окончательно портить отношения с нами они, по-видимому, не рискнули. Да и переговоры ведутся с Антантой, а мы тут как попутчики…

Теперь Аркадию стало ясно, почему немецкую делегацию сразу же взяли под охрану. Выглядело это очень странно, поэтому и насторожило.

Но почему в Киле восстание? (1)

В вагон вбежал связист, сжимающий в руке телеграмму.

— Товарищ генерал-полковник! — воскликнул он. — Срочное сообщение!

— Говори, — разрешил ему Алексеев.

— Восстание германских военных моряков затронуло не только Киль! — сообщил связист. — Восстали практически все военные моряки, находящиеся на действительной службе! Причины неизвестны, но повсеместно учреждаются Советы! Революция, товарищ генерал!

— Кхм-кхм, — кашлянул Николай Николаевич. — Рано делать столь поспешные выводы. Давайте продолжим наблюдать.

*6 ноября 1918 года*

— Слышали? — спросил Леонид, опуская газету. — В Европе совсем плохи дела.

Кирилл Борисович Смутин, бывший штабс-капитан Русской Императорской Армии, поднял на него вопросительный взгляд.

— Германская империя начала полномасштабное наступление, — поделился Курчевский сведениями. — Мирные переговоры сорваны. И тут… Да, генерал-полковник Алексеев находится во Франции и сделал официальное заявление.

Газету ему доставил мальчик, работающий по утрам разносчиком — тут такое в порядке вещей.

— Какое? — спросил заинтересовавшийся Геннадий Алексеевич Парфёнов, бывший поручик Русской Императорской Армии.

— Говорит, что это всё виноват кайзеровский генералитет, который довёл солдат и матросов до отчаяния, — ответил Леонид. — Сообщает оперативные сведения — восстания происходили и на фронте, среди подразделений кайзеровской армии, но их кроваво подавили.

Парфёнов хмыкнул.

— Утверждается, что в Германии началась революция, — продолжил Курчевский. — Думаю, самодержавие рухнет и там.

— Ты эти мысли свои держи при себе, — посоветовал ему Смутин.

— Здесь таких не любят, — поддержал своего товарища Парфёнов.

— Понял, — кивнул Леонид.

— И при хозяйке ничего такого не говори, — предупредил его Смутин. — Она чувствительна к делам революции.

— А я думал, что… — удивился Курчевский.

— Не о том думаешь, — перебил его Смутин. — Не надо тут такого. У нас работа есть. Не забывай, кто ты и зачем ты.

— Ещё раз понял, — кивнул Леонид.

Марфа Кирилловна, действительно, похожа на женщину, пострадавшую от Революции. Она покинула Россию почти сразу после Февраля, бросив сверхприбыльное предприятие.

Та самая «Марфа-кола», ставшая практически народным напитком в России, это её детище. Но она и здесь не растерялась — «Царь-кола», которую Леонид попробовал в первый день в Штатах, это тоже её детище. Американцам, как он уже успел понять, очень нравится.

По всему Лос-Анджелесу стоят биллборды с изображением царя, его семьи и великих князей.

— Что ж, пойду я работать, — встал Леонид из-за стола. — Надо зайти в архитектурный отдел мэрии…

— Не интересует, — перебил его Парфёнов.

— Понял, — вздохнул Курчевский и пошёл к вешалке, где висели его пальто и шляпа.

Первое, что он сделал, по приезде в Лос-Анджелес, это последовал совету товарища Немирова — купил себе недвижимость. Американцы уважают людей, которые имеют в своей собственности какую-то хорошую недвижимость, потому что это солидно и престижно.

Он купил виллу на бульваре Сансет, что в Западном Голливуде. На самом деле, эта вилла стоит на улице Куинс, под номером 1416, но агент по недвижимости сказал, что вилла на бульваре Сансет.

Леониду было не принципиально, для него что Куинс, что Сансет — не значит абсолютно ничего, но американцам, почему-то, это важно. Он собирался прояснить этот момент в ближайшее время.

Но дом очень хороший. Построили его в прошлом году, двенадцать комнат, предусмотрен гараж на четыре машины, весь дом белокаменный, с большими окнами, но с тонкими стенами. Курчевский считал, что это как-то ненадёжно и зимой будут проблемы, но потом вспомнил, где находится. Здесь зимой идут дожди, а снега не бывает вообще.

«Если бы во Владимирской губернии зимой шли дожди, мы бы вымерли все», — подумал он.

Лёгкая ностальгия по дому у него была. Всё-таки, это чужая страна, где он чужак и всегда им будет. Американцы, конечно, уважают его, но это только из-за денег.

Ему было неожиданно приятно проследить изменение поведения агента по недвижимости, Филиппа Джоновича Аддамса, когда тот осознал, что Леонид купит этот дом вот прямо сейчас, без моргеджа. (2) Дежурная улыбка как-то сразу размякла и в глазах агента проступило уважение. Богатство тут уважают…

Надев пальто и шляпу, он похлопал себя по карманам и понял, что забыл пистолет.

Приехал он в Штаты без оружия, но вопрос решился очень просто: тут не было Столыпина, который всех ограничивал, поэтому Леонид без затруднений купил себе Кольт 1911 в ближайшем оружейном магазине, после чего заплатил двести пятьдесят долларов за «ускоренную проверку» у шерифа Беверли-Хиллз. Шериф, разумеется, всё очень быстро «проверил», после чего выдал Курчевскому разрешение на скрытое ношение оружия.

Он живёт вместе со Смутиным и Парфёновым, но это лишь на время ремонта в его вилле. Эти двое предпочитают снимать номер в отеле, поэтому к нему не переедут, а он и рад.

Курчевский уже увидел, что тут всё гораздо проще с женщинами. Да, они тут все разбитные и вольные, но это даже хорошо.

С большой виллой у него появится больше возможностей производить впечатление на женщин, а уж когда он купит машину…

Вооружившись пистолетом, Леонид вышел из отеля и направился к мэрии Беверли-Хиллз.

Нужно договориться о выкупе участка на окраине города — у него есть подробный план по организации производства полуфабрикатов.

Марфа Кирилловна уже нашла ему поставщиков сырья и с персоналом обещала подсобить, поэтому Леониду оставалось лишь утрясти формальности…

Он предпочитал перемещаться пешком, чтобы получше узнать город. Когда ездишь на машине пассажиром, очень сложно запоминать улицы и проспекты.

Проходя мимо парка, названия которого не знал, он не заметил, как за ним ненавязчиво увязалось трое негров.

Беззаботно разглядывая здания, Леонид шёл к мэрии города, чтобы получить нужные разрешения, которые уже должны быть готовы. Район тут хороший, в целом, но местных жителей смущает относительная близость предприятий, где работают негры.

Негры тут никому не нравятся, даже некоторым другим неграм — так уж сложилось.

Курчевский негров не ненавидел, он просто до сих пор не привык к ним. Он их никогда в жизни не встречал, они очень редко попадаются в России, а тут они почти на каждом шагу.

Он проходил мимо переулка, в котором быстро мелькнул кто-то. Это заставило его остановиться.

— Заблудился? — вышел из-за угла высокий негр, одетый в льняную рубаху и потрёпанные синие джинсы.

Судя по звуку, ещё двое были сзади.

— Нет, не заблудился, — покачал головой Леонид.

— А похоже, что ты заблудился, — ответил на это негр. — Мы можем помочь тебе найти дорогу домой, но за скромную плату.

— Мне не нужны проблемы, — произнёс Леонид примирительным тоном. — Вам, я думаю, тоже.

Он огляделся и заметил, что из окна за ним украдкой наблюдает какая-то седая старуха.

— А кто здесь говорит о проблемах? — глумливо усмехнулся негр. — Или ты думаешь, что мы создаём тебе какие-то проблемы? Проблем не будет, если ты заплатишь нам за услуги.

— Я не буду тебе ни за что платить, — покачал головой Леонид. — И если твои дружки сделают ещё один шаг в мою сторону — у всех нас будут проблемы.

Медленно приближавшиеся негры остановились.

— Считаешь, что ты сможешь устроить нам проблемы? — усмехнулся высокий негр.

— Вам это не нужно, — предупредил Курчевский. — Если вас ждёт дома хоть кто-то — отступитесь.

— Ты мне угрожаешь?! — высокий негр вытащил из кармана потрёпанный револьвер.

Смит и Вессон, модель Ladysmith, калибра .22 LR.

Курчевский, в ходе всего разговора, ненавязчиво смещался влево, чтобы хоть как-то обезопасить тыл.

Негр начал поднимать револьвер, чтобы взять Леонида на прицел. Тут всё понятно и выбора нет.

Курчевский, слепо следуя рефлексу, выхватил Кольт 1911 и сделал бездумный выстрел на поражение.

Пуля попала точно в центр туловища, сразу же окрасив дешёвую льняную рубаху тёмно-красным пятном.

Разворот, фиксация ножа в руке упитанного негра — выстрел.

Третий негр испуганно выпучил глаза и уронил на асфальт стальной кастет с шипами.

— Стоять! — приказал ему Леонид. — Упал на землю!

Негр послушно рухнул рядом со своим истекающим кровью товарищем, пытающимся сделать вдох. Но у него левое лёгкое пробито — Курчевский выстрелил недостаточно точно, поэтому вдохнуть ему, без медицинской помощи, не удастся.

— Вызовите полицию! — обратился Леонид к старушке.

Но старушка исчезла из виду и закрыла своё окно занавеской.

Вновь оглядевшись, он не увидел никого, кто мог бы позвонить в полицию.

— Возьми ремень того парня, — приказал Леонид ещё живому негру. — Живо!

Негр повиновался и лихорадочными движениями расстегнул штаны своего товарища и вытащил его ремень.

— На колени и руки за спину, — дал Леонид следующую команду. — Быстро!

Его учили, как правильно вязать пленных — он не знал, зачем, но сейчас пригодилось. Он повязал грабителя, как барана — по рукам и ногам.

— Никуда не уходи, — зачем-то сказал он, после чего пошёл искать телефон.

В трёх сотнях метров обнаружился сомнительного вида бар, в котором он нашёл в справочнике номер полиции и вызвал наряд.

Через восемь минут приехал целый грузовик, набитый полицией.

— Вы вызвали?! — обратился к Леониду офицер. — Назовитесь!

— Леонид Курчевский, — представился он.

— Поляк? — зачем-то спросил полицейский.

— Нет, я русский, — покачал головой Леонид. — А вы кто?

— Офицер Патрик О’Мэллиган, — представился полицейский и показал свой жетон.

— Эй, шеф, это же ниггеры! — сообщил О’Мэллиган один из офицеров.

— Почему вы не сказали диспетчеру, что на вас напали цветные? — нахмурился ирландец.

— Я не знал, что это важно, — развёл руками Леонид.

— Значит, эти трое напали на вас? — спросил полицейский.

— Да, — кивнул Курчевский. — Я просто шёл в мэрию, чтобы получить документы на купленную мною землю, а эти трое неожиданно выскочили и…

— Мне всё понятно, — прервал его офицер О’Мэллиган. — Вынужден задержать вас до выяснения обстоятельств. Сдайте оружие.

Леонид отстегнул кобуру и передал её полицейскому.

— Придётся проехаться вместе с этим черножопым, — извиняющимся тоном сообщил ему О’Мэллиган. — Но это ненадолго. Эй, Сандерс, позвони в участок, пусть высылают коронера!

Ехать пришлось недолго. Негр сидел тихо — очень уж боялся Леонида.

В участке их оформили, после чего закрыли в камерах для предварительного заключения.

Следующие четыре часа никто с Курчевским не взаимодействовал и не общался. А вечером ему принесли ужин, после чего стало ясно, что сегодня ничего не прояснится.

Нары оказались неудобными, а ещё тут не предусмотрено даже одеяла.

Кое-как уснув ближе к полуночи, Леонид проспал до утра, а затем его отконвоировали в какой-то кабинет, в котором сидел представительный мужчина в деловом костюме.

— Мистер Корчевской? — встал этот мужчина. — Меня зовут Джонатаном Гудвезером, я — адвокат, назначенный вам в защиту.

— Здравствуйте, — приветствовал его Леонид. — Леонид Курчевский.

— Я поработаю над произношением, — пообещал Гудвезер. — Проходите и присаживайтесь. Сигарету?

— Нет, спасибо, — покачал головой Курчевский. — Что происходит?

— Не переживайте, мистер Карчевоский, — улыбнулся адвокат. — Полиции всё ясно — эти поганые ниггеры напали на вас, на законопослушного гражданина, а вы лишь защищались. И очень хорошо, что вы поймали того трусливого ниггера — он уже даёт признательные показания. Всё будет отлично. Если всё будет идти, как идёт, сегодня к полудню вас освободят под залог.

— Тогда зачем здесь вы? — не понял его Леонид.

— Меня нанял мистер Хантингтон, — ответил Гудвезер. — Он известен как железнодорожный магнат, а также владелец отеля «Хантингтон». Две тысячи миль трамвайных путей по всей Южной Калифорнии — это его империя.

— М-м-м, это заслуживает уважения, — кивнул Леонид. — Но почему такой уважаемый человек оплатил мне, несомненно, талантливого адвоката?

— Я могу говорить откровенно? — адвокат приблизился.

— Разумеется, — вновь кивнул Леонид.

— Мистер Хантингтон был впечатлён тем, как вы разобрались с этими вонючими ниггерами, — сообщил ему Гудвезер. — Подонки заслужили всё, что с ними случилось — мы считаем именно так. Но что важнее — точно так же считает окружной прокурор. Всё схвачено — это была минимально необходимая самооборона. Ниггеры были вооружены, поэтому суд присяжных будет на вашей стороне, мистер… Куарчевски.

— Почти получилось, — похвалил его Леонид.

— Я буду стараться, — пообещал адвокат. — На этом мы закончим этот разговор. Но должен сообщить, что мистер Хантингтон хочет видеть вас в своём особняке сегодня вечером — он устраивает званый ужин в честь известной вам миссис Марты Купер.

Марфа Кирилловна Бочкарёва уже официально сменила имя и фамилию на американизированный вариант, что советовала сделать и Леониду. Пахом Семёнов тоже сменил имя — теперь он Пахомиус Саймонс.

— Сочту за честь присутствовать, — улыбнулся Леонид.

Освободили его, как и говорил Джонатан Гудвезер, до обеда. Пришлось оставить залог и дать обещание явиться на судебное заседание, которое состоится послезавтра. Залог привёз Парфёнов, недовольный тем, что Леонид попал в передрягу на ровном месте.

Вернувшись в отель, Курчевский привёл себя в порядок, после чего вновь отправился в мэрию, но теперь на такси.

Документы дали, всё прошло без проволочек, поэтому Курчевский стал счастливым обладателем трёх гектаров земли, на которых развернётся его будущее производство.

К вечеру он приехал на виллу Марфы Кирилловны — она попросила.

— Здравствуй, Лёня, — приветствовала она его.

— Здравствуй, Марфа Кирилловна, — улыбнулся он ей.

— Проходи, отведай, что бог послал, — пригласила она его. — Хуанита, подавай на стол!

Вилла Бочкарёвой была, мягко говоря, королевской. Видно, что денег у неё очень много.

В интерьерах Курчевский не разбирался, поэтому мог сказать лишь, что всё это выглядит очень дорого.

— Умеешь водить? — спросила Марфа Кирилловна.

Леонид с содроганием вспомнил курсы вождения. Это была самая тяжёлая часть.

— Умею, — ответил он.

Хуанита, домработница, сервировала большой дубовый стол, накрытый белоснежной скатертью. На ужин был лосось, красная икра, какие-то хлебцы, а также белое вино.

— Кушай плотно — нельзя показывать, что мы с голодного края, — сказала Марфа.

— Знаю, — кивнул Леонид и налёг на лосося.

Было очень вкусно. Соус оказался из разряда божественных, а мясо практически таяло на языке — никогда ещё Курчевский не ел ничего вкуснее этого блюда.

— У меня есть для тебя подарок, — произнесла Марфа, когда первое блюдо было съедено. — Не пристало будущему миллионеру ездить по городу на такси — люди не так поймут.

— Что за машина? — спросил Леонид.

— Сам увидишь, после ужина, — пообещала Марфа.

Заинтригованный Курчевский быстро доел свою порцию, после чего дождался, пока Марфа закончит со своей. Хуанита, женщина лет тридцати, украдкой бросающая на Леонида заинтересованные взгляды, начала убирать со стола.

Марфа провела его в гараж, где стояло уже восемь машин.

Тут и Кадиллак Тип 57, Мерседес, Форд…

— Которая? — спросил Леонид.

— Вот эта, — указала Марфа.

Это был Роллс-Ройс Сильвер Гоуст, серебряного цвета. Шестициллиндровый двигатель на 48 лошадиных сил, четырёхступенчатая коробка передач, но характеристики были не особо важны — важнее было исполнение салона и общий дизайн. Роскошь, сквозящая из каждой детали. Леонид был под впечатлением.

— Это мой подарок тебе, в честь прибытия в Штаты, — улыбнулась Марфа. — Аркадий написал мне, что возлагает на тебя большие надежды.

— Благодарю, — поклонился Курчевский. — И я не подведу ни Аркадия Петровича, ни тебя, Марфа Кирилловна.

— Заводи машину, — улыбнулась она. — Поедем на званый ужин во всём блеске.

*19 ноября 1918 года*

— Это неожиданно и неприятно, но ничего смертельного, — произнёс Аркадий. — Да, шестьдесят семь километров до Парижа, но они почти выдохлись.

Поезд Фоша был вынужден покинуть линию фронта и отправился в Париж, так как Компьен был взят немцами.

— Но они применяют броневики и танки… — произнёс Чичерин. — Не это ли…

— Они ещё не умеют, — перебил его генерал Алексеев. — Мы используем бронетехнику с умом. Пехота должна поддерживать броневики, а не наоборот. Все, кто считает иначе — глупцы.

— Соглашусь с товарищем генералом, — произнёс Аркадий, чтобы нарушить возникшую тишину. — Концентрации броневиков на одном участке создано не было, поэтому до Парижа немцы добраться не могли, при всём их желании.

Немецкое наступление было знаменательно тем, что произошла первая в истории битва бронетехники. Британские и французские танки столкнулись с немецкими броневиками и танками, в ходе чего обе стороны потеряли суммарно восемьдесят единиц бронетехники. Немцы потеряли двадцать четыре броневика и три танка, а остальное — это франко-британские потери.

Это должно было что-то изменить в головах генералов обеих сторон.

Хотя, на самом деле, более высокие потери Антанты обусловлены тем, что бронетехники она задействовала кратно больше, а основные потери ей были нанесены не броневиками, на которых было слишком мало артиллерии, а первыми в истории противотанковыми ружьями.

Немцы уже давно поняли, что британские танки оснащены противопульной жестью, поэтому нужно нечто чуть-чуть мощнее пули.

Броневики, по большому счёту, служили средством транспортировки противотанковых расчётов, которые распределялись по местности и отстреливали вражеские танки, беззащитные против крупнокалиберных бронебойных пуль.

После такого британцы и французы резко сократили масштаб применения танков на поле боя, потому что посчитали, что был разработан ультимативный «убийца танков», делающий их применение бесполезным. Увы, но это не так.

На фоне сокращения присутствия танков, немцы и начали успешное наступление на Париж, с целью взять французскую столицу, что могло дать им мощное преимущество на переговорах — о какой капитуляции идёт речь, если мы взяли вашу столицу?

— Броневики у них интересные… — произнёс Аркадий. — Показывающие, что на Путиловском заводе идут в перспективном направлении…

Они применили полугусеничный артиллерийский тягач Мариенваген II — просто обшили его бронёй и оснастили башней. Башни они разработали двух типов — одна для пулемёта MG 08, а вторая для сильно укороченной полевой пушки 7.7 cm FK 16.

Немцы захватывали советские броневики и видели в них десантные отсеки — они прекрасно поняли, для чего это нужно, но концепцию механизированных подразделений, тем не менее, не реализовали.

Резон был — у них есть около тридцати танков, которые не могут перемещаться так же быстро, как полугусеничные броневики. А ещё они не видели существенной разницы задач танков и броневиков.

— Усваивают уроки, сволочи, — недовольно изрёк Николай Николаевич.

— Не совсем так, как надо, но усваивают, — произнёс Аркадий.

— Чем это грозит переговорам? — поинтересовался Чичерин.

— Да ничем, — ответил на это Немиров. — Как только наступление окончательно захлебнётся, они вновь вернутся за стол переговоров. Но я не уверен, что Антанта согласится. Они ведь не мы, ха-ха…

— Лучше, пока что, никуда не уезжать, — решил генерал-полковник. — Если товарищ Немиров прав, то нас остановят на полпути.

Примечание:

1 — Кильское восстание — почему-то некоторые не очень умные индивиды до сих пор считают, в точном соответствии с заветами Гитлера и ему подобных, что это «ноябрьские преступники» обеспечили поражение Германии в Первой мировой войне, а в Киле восстали разного рода преступники и пьяные матросы. Слышал такую версию неоднократно и от совершенно разных людей, в разное время. Однажды мне эту телегу толкал челик в комментариях на Автор.Тудей. В общем-то, распространённое мракобесие. Эти индивиды, наверное, никогда не слышали о такой вещи как «Военно-морской приказ от 24 октября 1918 года», согласно которому предполагалось вывести в море вообще весь кайзеровский военно-морской флот и «дать решающий бой» превосходящим силам противника. Наверное, командование хотело, чтобы весь германский флот отправился прямиком в Вальхаллу, потому что эта операция была гарантированным самоубийством. Изначально акт неповиновения совершили матросы линкоров «Тюрингия» и «Гельголанд». Более тысячи матросов арестовали и повезли в Киль. Остальные матросы сочувствовали арестованным, поэтому сходили на берег в увольнительные и искали способы освободить их. Потом военный патруль расстрелял мирную демонстрацию матросов и сочувствующих граждан, а затем один из матросов застрелил командира патруля, после чего патруль был разоружён. В Киль направили «лояльные кайзеру» подразделения, но пехотные подразделения присоединились к восставшим матросам, правда, не все. Оставшиеся верными долгу правительственные войска были разбиты. Матросы учредили Совет рабочих и солдатских депутатов, а все арестованные были освобождены. Похоже на действия пьяной матросни и преступников? До чего нужно было довести дисциплинированных и законопослушных немцев, чтобы они решились на революцию? А вот до чего.

2 — Моргедж — от англ. mortgage — это ипотека, но Курчевскому такое явление незнакомо. В начале XX-го века это явление было не особо распространено. Банки давали ссуду на недвижимость с большим первоначальным взносом, зачастую до 50% от стоимости недвижимости, а срок ипотеки был коротким, не более 5-10 лет. Да и выдавали ипотеку, как правило, на сельскохозяйственные земли, которые сбыть, в случае чего, было гораздо легче, чем чьё-то уже поюзанное жильё. Тем не менее, жилищная ипотека, как явление, существовала с конца XIX-го века, а может и раньше.