Наши уже не придут 2

Глава тридцатая. Красная Армия

*17 августа 1919 года*

Пленный японский генерал сидел перед ним, гордо подняв голову.

— Омае ва моу шиндейру! — вдруг ляпнул Аркадий.

Генерал-майор Юи Мицуэ посмотрел на него удивлённо, но затем его лицо вновь приняло выражение каменной маски.

— Шитте иру, — ответил он.

— Английский или немецкий? — спросил Аркадий.

— Английский, — ответил японский генерал.

— Что двигало вами, когда вы бросили пехоту в лобовую атаку на пулемёты? — поинтересовался Немиров на английском языке.

— Зачем это вам? — спросил японец вместо ответа.

— Мне интересно, что происходит в голове человека, когда он принимает такое решение, — объяснил Аркадий. — Это была напрасная трата людских жизней. Вы просто бросили их на смерть. Я считаю, что это позор для полководца.

— Меня ждёт ответственность за это, — произнёс генерал Юи. — За мой провал и мой позор.

— Не оправдали ожиданий императора? — усмехнулся Аркадий. — Император велел вам отбить у гайдзинов эту землю, но вы подвели его?

Японец не стал реагировать на это.

— Знаете, сколько умерло ваших солдат? — спросил Немиров.

— Это неважно, — покачал головой генерал.

— Тридцать четыре тысячи человек, если примерно, — всё же, сообщил ему Аркадий. — Остальные сдались в плен, но девятьсот четырнадцать из них уже покончили жизнь самоубийством.

— Они сохранили честь, — ответил на это генерал Юи.

— Сомневаюсь, — покачал Аркадий головой. — Через несколько лет о них забудут. Никто и не вспомнит об этих трёх с половиной десятках тысяч солдат, умерших на нашей земле.

— Зачем вы говорите мне об этом? — спросил японец.

— Хочу быть уверен, что вы отчётливо осознаёте, что убили своих солдат совершенно напрасно, — ответил Аркадий. — Никакой воинской чести, никакого героизма. Они умерли просто так. И виноваты в этом вы, генерал Отани, а также ваш император, который одобрил это смертоубийство. Эти бессмысленные жертвы целиком на вашей совести. Населению, конечно, расскажут, что это была великая битва, где доблестные воины Ниппона героически сражались против поганых гайдзинов, а потом что-то произошло и они проиграли. Я хочу, чтобы вы не забывали, что это гнусная ложь. Вас избили, как младенцев. И ещё раз изобьют, если вы снова придёте сюда.

Генералу Юи не понравились его слова и не могли понравиться.

— Вас ждёт здесь только смерть, — произнёс Немиров. — Мы — не царские генералы. Мы — нечто новое. Наши методы ведения войны не оставят вам возможности проявить доблесть и сохранить честь. Ваше поражение будет позорным, а смерть унизительной. Если хотите войну другими методами — ищите её где-то ещё, но не у нас.

— Я запомню ваши слова, — пообещал японский генерал. — Я могу рассчитывать на право сэппуку?

— Не можете, — покачал головой Аркадий. — Вернётесь в Японию — делайте, что хотите. Сейчас вы военнопленный.

Аркадий дал знак конвоирам и те вывели генерала из блиндированного вагона.

Сражения, как такового, не состоялось. Состоялась бойня.

Если корниловцы, когда дело начинало пахнуть керосином, предпочитали отступать или бежать, то японцы старались сражаться до конца и упорно гибли целыми подразделениями.

Огромные потери, которые понесли японцы, были обеспечены не конными армиями, которые практически не задействовались, а исключительно 1-м гвардейским механизированным корпусом и артиллерийскими дивизионами. И это было беспрецедентно.

«В японцах всегда было что-то суицидальное», — подумал Аркадий, глядя на более неактуальную карту штурма, лежащую на столе. — «А что бы сделал я?»

Первое, разумеется — глубокие забетонированные рвы или «зубы дракона». Второе — маскировка горных орудий на местности. Третье — наводнение Иркутска пулемётными гнёздами и замаскированными засадами.

Некоторые зачатки того, что он бы сделал, в том или ином виде, были применены корниловцами. Но им не хватило времени, чтобы обобщить и осмыслить всё это. Длись эта война несколько лет, вполне вероятно, что оборона каждого следующего города становилась бы всё лучше и лучше.

«Англичане и французы, которые точно присутствуют в генштабе Корнилова, выводы уже сделали», — подумал Немиров. — «Уж они-то точно уже осознали всю опасность применяемой нами тактики».

Только вот извлечь полноценные уроки из этих сделанных выводов англичане и французы, увы, не могут. Это надо либо изобрести самому, либо испытать на своей шкуре.

И всё же, противотанковые орудия точно будут изобретены и пущены в серийное производство. Специально против броневиков РККА, оказавшихся слишком сокрушительным оружием.

Возможно, что-то из новой доктрины РККА будет взято немцами и французами, но точно не англичанами. Эти, насколько знал Аркадий, крайне консервативны во всём, что не касается флота. В армии Его Величества уже выработали рабочую доктрину — пешее наступление при поддержке пехотных танков.

На самом деле, британская доктрина сейчас работает — прорыв эшелонированной обороны бронированными монстрами с пулемётами и пушками на борту. По сути, Аркадий занимается ровно тем же самым, что может только подтвердить верность британской доктрины.

Только в межвоенные годы война изменится — придёт манёвренная война, с тотальной моторизацией всего.

*19 августа 1919 года*

— … никого отправить, поэтому принимай должность, — сказал Ленин.

— Опять комендантствовать? — возмутился Аркадий. — Да сколько можно уже? В России кончились компетентные большевики?

— Все компетентные большевики сейчас находятся на своих местах, — ответил на это Ленин. — А единственный компетентный большевик в тех краях — это ты. Нужно провести Советскую власть в Иркутск и Иркутскую губернию. Ты уже показал, что умеешь. Это займёт незначительное время…

— «Незначительное время» — это сколько в сутках? — уточнил Аркадий.

— Один месяц и мы пришлём тебе замену, — ответил Владимир Ильич.

— Эх… — вздохнул Аркадий. — Опять эти гражданские! Я терпеть не могу гражданских с их проблемами!

— Придётся пересилить себя, — ответил на это Ленин и засмеялся. — Ничего страшного, Аркадий Петрович — испытания закаливают.

— А как же наступление? — спросил Немиров.

— Для этого мы отвлекаем от дел генерал-полковника Алексеева, — сообщил ему Ленин. — Он прибудет в Иркутск в течение полутора недель и возглавит механизированный корпус. После того деморализующего поражения, нанесённого тобой японцам, окончательное освобождение Дальнего Востока — это тривиальный вопрос.

— Кстати, как идут переговоры с японцами? — поинтересовался Аркадий.

— Да они уже закончены, — ответил Ленин. — Они демонстративно вышли из переговоров.

— То есть, война с Японией продолжается? — уточнил Аркадий.

— А как ещё это можно понять? — спросил Владимир Ильич.

В окне вагона связи мелькнули головы Воронова, Удальского и Жукова. В дверь постучали, после чего внутрь заглянул Удальский. Аркадий сделал жест, чтобы ожидали.

— То есть, можно ожидать, что они высадят во Владивостоке ещё больше солдат? — спросил Аркадий.

— Вполне возможно, — ответил Ленин. — И ваша задача — уничтожить их.

— Откуда такая кровожадность? — удивился Аркадий.

— Не прямо уничтожить, — поправил себя Владимир Ильич. — Победить. Взять побольше пленных, пленить ещё одного генерала — нам нужно, чтобы военная победа была неоспоримой. Одного эпизода им оказалось мало и они готовы продолжать. Нужно напрочь отбить у них желание воевать.

— То, что их Сибирская экспедиционная армия разгромлена — это уже мощный удар по их репутации, — сказал Немиров. — Возможно, они хотят попробовать «смазать эффект» победой в следующем сражении, которое, как я понимаю, точно будет. Но, в таком случае, это будет двойной ущерб их репутации.

— Обеспечь этот двойной ущерб, — попросил Ленин. — Твоя победа под Иркутском уже облетела весь мир — газеты только и пишут, что Японская империя вступила в войну против Советской России и почти сразу же потерпела крупное поражение.

— Тогда, может, не будем задерживать меня на месяц? — предложил Аркадий.

— У меня нет другого выхода, Аркадий Петрович, — вздохнул Владимир Ильич. — Нам нужно срочное наведение порядка и надёжное установление власти Советов в Иркутске. Феликс Эдмундович до сих пор восхищён тем, как быстро ты справился в Казани, поэтому я считаю, что только ты можешь справиться с Иркутском.

Аркадий был недоволен.

— Чувствую, что ты недоволен, — произнёс Ленин. — Возможно, тебя обрадует вот что — мы согласовали учреждение нового завода в Ижевске — будет производить новый тип миномётов. А в Перми мы развернём новый снарядный завод, который будет производить артиллерийские мины. В течение полугода всё заработает — так обещает товарищ Рдултовский.

— Новые заводы за полгода? — удивился Аркадий.

— Не совсем новые, — ответил на это Владимир Ильич. — Эти производства развернутся в уже стоящих цехах, в ущерб основному производству. Новое оружие, по заверениям генерала Алексеева и товарища Рдултовского, очень нужно РККА, поэтому мы посчитали, что эта жертва оправдана.

82-миллиметровый миномёт системы Рдултовского — это то, чего сейчас остро не хватает Аркадию. Благодаря тому, что мина может оснащаться дополнительными метательными зарядами, в мешочках, максимальная дальность стрельбы составляет целых два километра, что невероятно для современных миномётов. Без дополнительных метательных зарядов миномёт способен доставать противника на дистанции до одного километра двухсот метров, что тоже сильно лучше, чем у современных миномётов.

А самое главное — этот миномёт можно совершенствовать.

— Дело нужное, — произнёс ободрённый Аркадий.

— Также, чтобы совсем улучшить тебе настроение, сообщаю, что скоро к тебе отправят два танка, — добавил Ленин. — На Ижорском заводе переоборудовали шасси трактора «Холт» и оснастили его листами брони, а также бронированной башней с 47-миллиметровой английской пушкой. Будут они у тебя в течение месяца — сейчас идёт окончательная доводка.

— М-хм… — хмыкнул Немиров. — Что ж, тоже неплохо.

Как он уже знал, немцы сделали на базе трактора «Холт» свой танк A7V, не очень удачный с технической точки зрения, но обладающий мощной пушкой и толстой бронёй. Лоб корпуса, например, составляет аж 30 миллиметров стали.

И теперь Аркадий не знал, что и думать. Если на Ижоре повторили все недостатки немецкого аналога, то дело труба — корпус получит себе на плечи тяжёлый балласт, который ещё и будет постоянно ломаться.

«Возможно, лучше сделать из них вагоны для эрзац-бронепоездов», — предположил он. — «Один сразу за паровозом, а один в конце состава. Нет, дерьмо какое-то получается. Значит, придётся пихать их куда-то и просто числить в активе. Может, в обороне где-нибудь применим…»

— Продолжай одерживать победы — мы с нетерпением ждём новостей всем Смольным, — со смешком попросил Ленин. — После завершения этой войны можешь рассчитывать на существенный карьерный рост.

— Так себе мотивация, — вздохнул Немиров. — Мне не нужны новые звания — просто дайте работать.

— Обсудим это, когда вернёшься в Петроград, — сказал на это Владимир Ильич. — Всё, время. До свидания, Аркадий Петрович.

— До свидания, Владимир Ильич, — попрощался Немиров и положил трубку.

Сразу после него в пункт связи вошёл Шапошников, который козырнул командиру, после чего заговорил о чём-то со связистом.

Аркадий покинул помещение и направился в здание бывшей городской думы. Сейчас там заседает Совет рабочих и крестьянских депутатов Иркутской губернии.

— Антон Константинович, — кивнул Аркадий председателю Совета, товарищу Триклевскому, сидевшему в коридоре у кабинета.

— Здравствуйте, товарищ гвардии генерал-майор, — встал председатель.

— А вы чего здесь? — поинтересовался Немиров.

— Пришла телеграмма, что вас назначили военным комендантом Иркутской губернии… — ответил тот.

— Ах, да, — кивнул Аркадий. — Сам узнал недавно. Где теперь мой кабинет?

Видимо, Ленин даже не сомневался, что Немиров поворчит и согласится, раз заранее отправил телеграмму в Совет.

— На втором этаже, 207, — ответил Антон Константинович.

— Отлично, — улыбнулся ему Аркадий. — Начинайте собирать данные обо всех крупных и средних промышленниках, которые ещё живут в городе — в ближайшие несколько дней я буду вызывать их на беседы. И когда следующее заседание Совета?

— Через два с половиной часа, — ответил Триклевский, обратившийся к часам.

— М-м-м, не успеваю… — покачал головой Аркадий. — Что ж, тогда завтра выделите мне время для официального заявления.

— Здесь всё будет происходить по казанскому сценарию? — поинтересовался председатель.

— А что вы знаете о «казанском сценарии»? — уточнил Немиров.

— Доминат военной комендатуры, возглавляемой товарищем Немировым, — пожал плечами Триклевский.

— Слово какое — «доминат»… — усмехнулся Аркадий.

— Иначе — господство, — пояснил Антон Константинович.

— Я бы не назвал это господством, — покачал головой Немиров. — Скорее — диктатура.

— Сути не меняет, — вздохнул Триклевский. — Мы будем просто делать вид, что на что-то влияем?

— Пока я не закончу с этой губернией, — кивнул Аркадий. — Но это нужно для того, чтобы всё это не скатилось в хаос и анархию.

— Я понимаю, — кивнул председатель. — И поддерживаю.

— Тогда у нас не будет никаких сложностей, — улыбнулся ему Аркадий. — Жду список в течение полутора часов.

*27 августа 1919 года*

— Огонь! — скомандовал старший лейтенант.

Красноармейцы, держащие на прицеле группу приговорённых к высшей мере, сделали залп. Тела с красными пятнышками на белых рубахах рухнули на утоптанную землю у кирпичной стены.

Трупы оперативно погрузили на телегу и повезли прочь.

— Следующие! — приказал майор.

Конвоиры расставили у стены следующих приговорённых.

Сейчас, в присутствии жителей и военных чинов РККА, происходил процесс казни пойманных мародёров и дезертиров-корниловцев, застигнутых за мародёрством и убийствами мирных жителей.

«И опять эти двое отметились…» — подумал Аркадий. — «Будённый и Фрунзе, похоже, метят на места командиров дивизий».

Иначе их активность не объяснить. Капитан Михаил Фрунзе, в составе эскадрона, ворвался в село Манзурка, где застиг мародёров из корниловского стрелкового батальона, насильственно отнимающих у селян запасы продовольствия.

Мародёры были взяты на сабли, после чего Фрунзе официально заявил о переходе села под власть Советов.

Оказалось, что он был тут в ссылке, на вечном поселении. И он прямо-таки напросился на рейд именно в это село, а тут мародёры…

Генерал Брусилов оценил дерзость налёта, поэтому ходатайствует об очередном звании для героя битвы. Скорее всего, одобрят, потому что есть неофициальное пожелание ЦК — Фрунзе нужно продвигать.

А майор Будённый, будто чувствуя, что «конкурент» точно что-то выкинет, провёл трёхсуточный конный рейд по дикой местности и сумел обнаружить спрятавшихся в лесах японских солдат. Выяснилось, что интервенты успели ограбить обоз, ехавший из села Оса в деревню Грязнушку. Убили четверых мужчин, а двух женщин взяли с собой и подвергли насилию.

Выживших после налёта эскадрона Будённого японцев должны были доставить в Иркутск, но по дороге они «случайно» умерли. Комдив, генерал-майор Прилуцкий, пожурил Будённого за небрежность и ходатайствовал за очередное звание.

— Здравия желаю, товарищ гвардии генерал-майор! — подошёл к Аркадию статный мужчина, обладающий пышными и ухоженными усами. — Старший лейтенант Чапаев по вашему приказанию прибыл!

Оказывается, появился такой в Восточной группе войск. Недавно закончил с отличием офицерские курсы, после чего напросился в 4-ю моторизованную стрелковую дивизию. Изначально он был фельдфебелем в царской армии, но после офицерских курсов ему присвоили звание младшего лейтенанта, а дальше он уже сам.

— Здравствуйте, — кивнул ему Аркадий. — Слышал я, что вы хорошо проявили себя в ходе сражения за Листвянку.

Последовала команда, и грохнул очередной ружейный залп.

Приговоры выносил военный суд, на основании полноценного судебного разбирательства. Всё очень упрощало то, что поодиночке мародёров и убийц ловят редко — они склонны стихийно сколачиваться отряды.

В городских казематах накопилось достаточное количество приговорённых к высшей мере наказания, поэтому была устроена публичная казнь военных преступников. Желающих посмотреть собралось много, в том числе пришли и выжившие жертвы преступлений.

— Служу Советской Родине, — козырнул старший лейтенант Чапаев.

Грохнул очередной залп.

Расстрел полагался за типичные военные преступления — убийство мирных жителей, разбой, изнасилования и тому подобные противоправные действия. Аркадий, своим приказом военного коменданта, ввёл в Иркутской губернии военное положение, в связи с близостью фронта, поэтому судебные решения были более суровыми.

«По законам военного времени», — подумал он.

Отрабатывал он по уже известному «казанскому сценарию». Совет, как и в прошлый раз, выполнял декоративную функцию, а всё в городе решалось через приказы военного коменданта.

На первые две недели своей диктатуры он усилил патрулирование и начал работать над вопросом формирования городской милиции.

Пока что, уголовников «обслуживает» военный суд, а следственные мероприятия проводят части военной комендатуры — это вообще не дело, поэтому Аркадий поторапливал Смольный с выделением нужного количества специалистов.

— Вы служили в ударном батальоне, товарищ старший лейтенант? — поинтересовался Немиров.

Старлея Василий Иванович получил за сравнительно недавний бой при Листвянке. Корниловские мятежники пытались сжечь ледокол «Байкал», чтобы просто попортить кровь большевикам. Ледокол будет очень нужен зимой, чтобы переправлять через Байкал грузы в десятки поселений вокруг озера, поэтому Чапаев сделал большое дело и ярко проявил себя — он лично расстрелял, с дистанции не менее трёх сотен метров, группу мятежников, затаскивающих в ледокол бочки с горючим.

Вполне возможно, что они не собирались ничего сжигать, а пытались убраться на нём подальше, но и взорвать его они могли…

Было решено, что лейтенант Чапаев спас ледокол и заслужил очередного воинского звания.

— Так точно, товарищ гвардии генерал-майор, — подтвердил Чапаев.

— У меня есть свободная должность в 1-й механизированной дивизии НОАК, — заговорил Аркадий после паузы. — Командир ударного батальона. Как вы смотрите на то, чтобы занять её?

1-я механизированная дивизия, состоящая из китайцев, дунган, монголов, ойратов и уйгуров, прибыла в Иркутскую губернию для приобретения боевого опыта.

Командуют подразделениями, разумеется, красноармейские командиры, но если какие-то солдаты себя проявят, то займут штатные командные должности в приоритетном порядке. Аркадию нужны лидеры, а таких можно увидеть только в боевой обстановке.

Лидера не воспитать, не выявить заранее — это либо есть, либо отсутствует.

И в Иркутской губернии сейчас практически лабораторные условия для выявления прирождённых командиров из среды солдат Народно-освободительной армии Китая.

— Строго положительно, товарищ гвардии генерал-майор, — козырнул Чапаев.

— Пишите рапорт о переводе, — приказал ему Аркадий. — Хорошо покажете себя — буду ходатайствовать о переводе вас в 1-ю гвардейскую механизированную дивизию.

1-я гвардейская считается элитой РККА, хотя официально этот статус ей не придавался. Просто все считают, что 1-я гвардейская — это остриё копья, которым РККА уничтожает всех встречаемых противников.

— Спасибо, товарищ гвардии генерал-майор! — поблагодарил его Чапаев.

— Самое важное, товарищ старший лейтенант — наладить общий язык с вверенным личным составом, — напутствовал его Аркадий. — Можете идти.

Китайцами сейчас командуют Жуков, Малиновский, Василевский, Толбухин, Буланов, Герасимов, Георгули и Алёнкин — та самая «дримтим», (1) которую собрал Немиров.

В Синьцзяне его не будет, поэтому три добровольческие дивизии будут действовать самостоятельно — план вторжения разработает штаб 1-го механизированного корпуса.

И произойдёт это в начале следующего или в конце этого года, но только после того, как в Пекин прибудут все заказанные винтовки и боеприпасы, а из Пекина в Петроград убудут все заплаченные золотые слитки.

В Синьцзяне сейчас правит губернатор Ян Цзэнсинь, поставленный Бэйянским правительством в 1911 году. Личность эта, судя по присылаемой агентурой информации, очень мутная. С одной стороны, он говорит, что разделяет идеи Маркса и вообще, хоть завтра рукоположится в главные региональные марксисты, но с другой, он запретил все газеты, тепло привечает корниловских мятежников, а также проводит репрессии по отношению к национальным меньшинствам.

Его нужно будет обязательно свергнуть и установить в Урумчи власть Советов. Но потом начнётся другая проблема — клика Ма. Они частично занимают провинции к юго-западу от Синьцзяна — Цинхай, Нинся и Ганьсу.

В общем-то, когда речь идёт о де-факто независимых милитаристах, захвативших власть на бесхозных провинциях, сложно говорить о каких-то чётких границах.

Клика Ма опасна тем, что у всех троих наместников, занимающих три провинции, есть лично верные армии, которые будут сражаться за своих господ до последнего.

И задача НОАК — разбить войска клики Ма и обезопасить Синьцзян. Дальше лезть им запрещено, так как нужно откусывать столько, сколько можешь проглотить.

«По провинции за раз», — подумал Аркадий.

Вот на этой Синьцзянской кампании и должны показать себя будущие генералы. Немиров возлагал на них серьёзные надежды — присоединение Синьцзяна откроет путь в центральные провинции Китая. А там возможно всякое…

— Огонь!

Очередная партия приговорённых одновременно рухнула на землю.

*28 августа 1919 года*

— Неправильно, — покачал головой Курчевский. — Аэродинамика — слышали о таком? Зачем нам эти проклятые тросы? Кто так делает вообще?! Сократить количество тросов — они дают дополнительное сопротивление!

— Но тогда придётся пересчитывать нагрузки и это отбросит нас на месяцы назад! — возмутился главный конструктор, Брайан Тодд Макдуган.

— Мистер Макдуган, — резко успокоился Леонид. — Наша задача — превосходящая скорость. Мы можем либо увеличивать мощность двигателя, что видится невозможным в разумные сроки, либо улучшать аэродинамику планера. Если потребуется, вообще уберите к чертям второе крыло — усильте основное! Мы должны получить этот контракт!

Курчевский несколько изменил своё мнение по поводу генеральной линии его новой компании. Раньше он думал, что большие самолёты для больших грузоперевозок — это потенциальный хит, а теперь, после того как узнал, сколько армия США готова заплатить за перспективный истребитель, он посчитал, что воздушные грузовики подождут…

Конкуренты из «Райт Аэронафтикал», «Локхид», «Льюис и Воут» и «Мартин» копошатся с бомбардировщиками и их не интересует давно существующий запрос на истребитель — Курчевский прямо нутром почувствовал, что это отличный способ показать себя полезным армии.

Его идея — взять уже существующий биплан, после чего максимально возможно «облизать» его, чтобы он рассекал воздух, как нож, за счёт чего выиграть у остальных по скорости.

— Но монопланы мы не делаем… — сказал конструктор. — Наоборот, наше нынешнее направление — переход к триплану…

— Пробуйте парасоль, (2) — заявил Леонид. — Либо вы делаете моноплан, либо вы уволены. Выбирайте сами. Мы должны получить этот заказ. И ставьте пулемёты на крылья!

— Что?! — возмутился Макдуган.

— Моё личное изобретение! — Леонид демонстративно извлёк из дипломата папку и раскрыл её.

Сделал он это с гипотетическим выражением лица Моисея, впервые показывающего евреям скрижали.

— Что это? — спросил главный конструктор, вглядывающийся в странный чертёж.

— Система одновременного ведения огня из двух размещённых в крыльевых гондолах пулемётов! — сообщил Леонид с гордым видом. — Количество пулемётов можно и увеличить, но зачем? Двух вполне достаточно для выполнения любых задач. Сведение этих пулемётов можно отрегулировать, но я считаю, что поражаться вражеские самолёты будут на дистанции до двухсот метров — дальше уже маловероятно. Подача питания — ленточная, вот из этих «ракушек», которые служат магазинами. Это, разумеется, незначительно увеличит паразитное сопротивление, но поэтому ваша задача — сделать наш истребитель максимально аэродинамичным.

Курчевский придумал эту систему сам, в одну лунную ночь на лужайке своей виллы. С ним была женщина — Лора, кассирша в банке, которую он «подцепил» прямо на рабочем месте. Её впечатлило то, как лихо он снял двенадцать тысяч долларов со своего счёта, а он это увидел и верно понял.

И вот, лёжа на лужайке, после бурного часа с очень горячей девицей, он всё придумал.

— Чему вы улыбаетесь, мистер Курчевски? — спросил главный конструктор. — Ваше изобретение существует только на бумаге.

— А вот ошибаетесь, — ещё шире заулыбался Леонид. — Смит, Коннор!

Двое его ассистентов прикатили тележку с нечто, накрытым тканью. Леонид картинным жестом сорвал ткань.

— Это прототип, но он уже испытан и признан пригодным, — заявил он, показав на пулемёт Браунинг М1919, размещённый в металлической гондоле.

От пулемёта Браунинга отходил металлический канал, по которому и должна путешествовать патронная лента, свёрнутая в толстой металлической «ракушке».

— А вот это — система управления огнём, — указал Леонид на странную конструкцию из шарниров и рычагов. — После установки на самолёт всё будет более очевидно, но просто поверьте на слово — это работает. И это должно быть установлено на наш новый самолёт. Военные будут в восторге от этого.

Главный конструктор смолчал. Он считал Леонида выскочкой и самодуром, считающим себя признанным экспертом в области аэронавтики, что не стеснялся высказывать. Но Курчевский не из тех людей, которые могут позволить себе увольнять людей по причине личной неприязни. Впрочем, Макдуган у него на карандаше и стоит ему только оступиться…

— Разрабатывайте новое крыло, — велел Леонид. — Нам нужен этот контракт!

*4 сентября 1919 года*

— Так, — кивнул Аркадий. — Продолжайте.

— И вот странно как-то получается — землю уже поделили-переделили, я вернулся в Иркутск и оказался не у дел! — закончил крестьянин.

— И я тоже это самое, ваше благородие! — поддержал его второй крестьянин.

— И я! — вторил ему третий крестьянин.

— И мне ничего, хотя я… — заголосил ещё один ходок.

Аркадий громко положил на стол папку.

— У меня для вас только одно предложение… — заговорил он, когда установилась тишина. — Артель «Красный Сентябрь» ищет рабочие руки. Артельщики обрабатывают землю вместе, получают достойную зарплату, имеют приоритет обслуживания в артельном магазине, встают в очередь на строительство капитального жилья и так далее. В обработке пашни им помогают выданные государством трактора, а ещё ожидаются сеялки новой системы — вступайте в артель «Красный Сентябрь», где вас ждёт честная оплата за честный труд!

Крестьяне захлопали глазами.

— А чего вы хотели-то? — спросил Аркадий. — Советская власть пришла и начала раздел земли, но вы, по каким-то причинам, опоздали. Одна надежда теперь у вас — артель.

— Но земля… — заговорил первый крестьянин, начавший мять свою кепку.

— Так приходить надо было, и брать, пока раздавали! — хлопнул Аркадий ладонью по папке. — Теперь Советская власть может предложить вам только артель. Есть, конечно, ещё сельхозкоммуна «Раздолье», но там кого попало не принимают и житие там непростое — начинать всегда тяжело. Вопросы ко мне имеете?

Расстроенные крестьяне помотали головами.

— Тогда больше не задерживаю, — указал Аркадий на дверь.

Пахотных земель в Иркутской губернии много, но на всех не хватает. К тому же, ситуация осложняется тем, что в Иркутскую губернию стягиваются крестьяне из менее благоприятных земель или из регионов, где пространства начали стремительно подминать под себя государственные агрохолдинги.

Шутки закончились, поэтому, с подачи Ларина, занимающегося земельной реформой, агрохолдинги начали применять рыночные методы сравнительно честного отъёма земель у частников.

Как и кулаки совсем недавно, артели и коммуны выкупают у крестьян наделы, расширяя свои и без того обширные участки. Останавливаются они только тогда, когда достигают территорий соседних артелей и коммун — своих кушать им запрещено.

Иркутскую губернию тоже это ждёт, но позже. Артель «Красный Сентябрь» должна встать на ноги, в неё должна вступить критическая масса крестьян, после чего начнётся «людоедский процесс» подавления «крестьянской свободы». Крестьяне будут работать за зарплату, своей земли у них больше не будет, потому что общее — это ничьё, поэтому никакой вольницы и «хочу или не хочу продавать государству зерно».

Схема рабочая, уже успешно показавшая себя в западных губерниях, а также в Средней полосе. И задача Аркадия — проследить, чтобы процесс сравнительно честного отъёма даром обретённой земли у крестьян происходил наименее болезненно.

Коммунары, то есть члены коммуны «Раздолье», будут заниматься тем же самым, но уже установлено, что коммуны показывают меньшую жизнеспособность, чем артели.

У коммун всё общее, земля общая, инструменты общие, общий посевной материал — такое нравится далеко не каждому крестьянину, поэтому люди присоединяются к коммунам неохотно.

Зато по показателям эффективности землепользования коммунары показывают незначительное превосходство над артелями. Осознанности у коммунаров больше, крестьянский коллективизм в действии, все работают на благо друг друга, но подобрать слаженный коллектив очень тяжело.

Коммуны — это проект Ленина, который не оставляет надежд быстро достичь коммунизма в сельской местности, но эта идея, как теперь понятно многим, нежизнеспособна, потому что это внутри коммуны всё общее, а вокруг неё происходит полукапиталистическая помесь «государственных кулачеств» с рыночными отношениями государственного капитализма с получеловеческим лицом. Ну, а над этим всем — жадное и ненасытное государство, которому нужно очень много зерна для бесперебойного снабжения городов и экспорта в страны ближнего зарубежья.

Вероятнее всего, новые коммуны скоро просто перестанут открывать. Но, пока что, в каждой новой губернии учреждают первые артель и коммуну, чтобы посмотреть, что получится.

А получается всегда один сценарий — завидующие крестьяне смотрят, как в артель приезжает сельхозтехника, выполняющая работу сотен крестьян за очень короткое время, наблюдают, как в артель отгружают первоклассный посевной материал, который невозможно не купить в губернии, и задумываются.

Постепенно к артели присоединяются всё новые и новые семьи, в то время как коммуны тщательно выбирают кандидатов, чтобы не пропустить недостаточно трудолюбивых, а в артель берут всех, потому что мотивация там материально-физическая. Если плохо работаешь — снижают зарплату, а если это не помогает, то по-мужицки бьют всем коллективом. Власти такую ерунду не поощряют, даже запрещают, но, тем не менее, артельщики находят возможность «вразумить» отбивающихся от коллектива.

Совсем конченых и необучаемых, естественно, исключают из артели, после чего местный комитет выдаёт таким землю и деньги на первое время, чтобы не померли с голоду. Случается подобное, но очень редко.

Немиров, переживающий о результатах своих трудов, систематически справляется о делах в Казанской губернии и Совет месяц назад передавал ему сообщение, что в губернии осталось всего тринадцать кулаков. Всех их знают поимённо и с затаённым дыханием наблюдают за тем, как у них плохо идут дела. Вне артелей и коммун крестьян практически не осталось, в долг деньги давать уже практически некому, поэтому самые упорные из кулаков выживают чисто из принципа. Деньги у них ещё есть, уходить они никуда не собираются, нажитую землю отдавать или продавать выше их сил, поэтому они превратились в бесплатное реалити-шоу для крестьян и горожан.

Вот именно это и имел в виду Аркадий, когда говорил, что кулаков нужно кончать экономическими методами. Правда, они создали государственные агрохолдинги, которые, если с ними неправильно обращаться, могут создать кучу проблем, но это лучше, чем-то, что сложилось после Февраля «естественным» путём.

Аркадий посмотрел на часы — вручил их ему проезжавший мимо генерал-полковник Алексеев. Маршал Фош, как оказалось, очень внимательно следит за успехами Немирова и, в честь победы над японцами, просил передать ему траншейные часы фирмы «Ролекс». На задней крышке написано, на французском и русском, что это подарок маршала Фоша гвардии генерал-майору Немирову.

Немиров предпочёл бы полноценные наручные часы, но и траншейные часы — это тоже неплохо. Хотя, вероятнее всего, он сдаст их в музей Красной Армии, который собираются открывать в Зимнем дворце.

«Впервые в жизни ношу оригинальный „Ролекс“, ха-ха…» — подумал он, погладив позолоченную защитную крышку.

Отличие траншейных часов от современных ему наручных часов — наличие этой защитной крышки, которая нужна непонятно для чего. От осколка этот тонкий кусок стали не защитит, как и от ударной волны, а грязь отлично счищается и со стекла.

«Время есть», — решил Немиров.

Он сходил к шкафу и вытащил из него пишущую машину. Поставив её на рабочий стол и «зарядив» чистым листом, он задумался.

— Будущее мира? — попробовал он название на вкус. — Мир будущего? Мир завтра? Завтрашний мир? Мир завтрашнего дня? Мир завтрашнего дня.

Так он и напечатал: «Мир завтрашнего дня».

У него было устойчивое мнение, что он, всё-таки, неплохой писатель. А тут ещё и придумывать ничего не надо — он видел всё это своими глазами.

Роботы-пылесосы, телевизоры размером с полстены, персональные компьютеры, смартфоны. Гражданские самолёты, перевозящие сотни людей через океаны, но тут без подробностей. Автомобили, способные разгоняться до двух-трёх сотен километров в час. Полёты в космос.

«Вот охренеют потом читатели, когда всё это начнёт появляться», — глумливо улыбнулся Аркадий.

Но затем он посчитал, что, скорее всего, просто рационализируют. Самолёты уже есть, машины тоже, о роботах на службе людей идея буквально витает в воздухе, о космосе уже давно размышляет и мечтает Циолковский. Компьютеры и смартфоны — а ещё надо понять, что он имел в виду, и не под его ли влиянием это вообще было разработано?

«Обычный человек, живущий в мире будущего, который испытывает трудности, свойственные людям, живущим в этом мире», — начал формулировать сюжет Аркадий. — «Ипотеку надо платить, зубы лечить очень дорого, электромобиль ремонтировать дорого, где взять деньги, как же быть — вой на Луну. Ау-у-у-у!»

Назвать его он решил Олегом.

«Детей нет, но есть налог на бездетность, вычитаемый сразу из зарплаты», — продолжал размышлять Немиров. — «Кругом старики, он сам почти старик, но всё ещё работает, так как государство уже давно отменило социальное обеспечение. Как только станет ясно, что он больше не может пахать, как папа Карло, его упекут в государственный дом для престарелых, где жизнь его официально закончится. Но он крепкий старичок, поэтому ещё побарахтается. Он обязательно выживет».

Вдохновение нахлынуло на него, и он начал набирать текст пролога.

«В каждом нормальном романе должен быть пролог», — подумал он.

*16 сентября 1919 года*

— Ну, наконец-то! — обрадовался Аркадий, когда Дзержинский сошёл на перрон.

Феликс Эдмундович удивился, но быстро взял себя в руки.

— Начинайте! — скомандовал Аркадий.

Оркестр заиграл музыку — симфоническую версию «Первый день осени». Песня эта уже стала неофициальным гимном Революции, причём каждый исполнитель знает, что написал её некий Сергей Бобунец, но кто он и откуда — неизвестно.

Есть множество теорий, начиная от матроса с Авроры, трагически погибшего в ходе сражений после взятия Зимнего, заканчивая Есениным, который не отрицает, но и не подтверждает. Самое главное — ничто не ведёт к Аркадию, который не хотел бы себе такой славы.

«Бобунца тут нет, поэтому пусть будет народной», — подумал он.

Улыбающийся Дзержинский подошёл к нему и крепко пожал руку, после чего с удовольствием слушал недурное исполнение всем известной музыки.

— Трогательно, — произнёс он, когда оркестр закончил играть. — Признателен.

— А как ещё мне встречать избавителя? — обрадованно спросил Аркадий. — Голоден?

— Я в вагоне… — заговорил Феликс Эдмундович.

— Идём, экипаж ждёт, — позвал его Немиров.

Они доехали до здания Совета, но пошли не в зал заседаний, а в столовую, что стояла через дорогу, на углу Пирожковского проспекта.

— Как доехал? — спросил Аркадий, когда они заказали по борщу, по котлете с макаронами.

— Рутинно, — пожал плечами Дзержинский. — Мне опять за тобой доделывать?

— Чего это сразу доделывать? — удивился Аркадий. — У меня всё по регламенту — строили коммунизм всей губернией. Основу заложили, а тебе самую малость оставили — просто достроить…

— Я заметил, что когда ты очень доволен, то превращаешься в весёлого и жизнерадостного человека, — улыбнулся Феликс Эдмундович.

— А кто нет? — вопросил Аркадий.

— Свердлов, например, — ответил Дзержинский.

— Туше, — вздохнул Немиров.

— С контрой разобрался? — уточнил Феликс.

— Обижаешь, — произнёс Аркадий, изобразив обиду. — Они у меня вот здесь все были!

Он сжал кулак и потряс им.

— Верю, — кивнул Дзержинский. — А милиция?

— Образцового порядка, — заверил его Немиров. — Следственный отдел самостоятельно выявил боевую группу эсеров, взявшихся за старое…

Эсеры очень расстроились от того, что их не пустили к кормилу власти, поэтому заняли позицию «против всех». Большевиков многие из них просто ненавидят. Поэтому совершенно неудивительно, что боевая группа, засевшая в доме у Иерусалимского кладбища, задумала убрать военного коменданта и весь его аппарат. Они начиняли бомбы взрывчаткой, причём делали это в самый неудачный момент — в момент милицейской облавы.

Подвал жилого дома взорвался и был погребён первым этажом, в результате чего погибла большая часть боевиков и девятнадцать мирных жителей, живших на этаж выше.

Это был печальный инцидент, но если у них было так много взрывчатки…

— Уже доложили, — кивнул Дзержинский. — Вы уже установили, откуда взрывчатка?

— Установили, — вздохнул Аркадий. — Они упёрли не менее семидесяти артиллерийских снарядов со складов корниловцев или с артиллерийских позиций. Ножами вырезали тротил, после чего снаряжали им свои самоделки. Не знали, дурачки, что гораздо быстрее выплавлять тротил на водяной бане — я бы так делал.

— Опасный ты человек, Аркадий Петрович, — улыбнулся Феликс Эдмундович.

— Работа у меня такая, — пожал тот плечами. — На все случаи жизни нужно быть готовым. И на все случаи смерти тоже…

— Ты особо не распространяйся об этом способе, — попросил Дзержинский. — Я вот не знал, эсеры не знали.

— За кого ты меня принимаешь? — нахмурился Аркадий. — Это я тебе только сказал, по секрету.

— Ага-ага, по секрету… — усмехнулся Дзержинский, после чего посмотрел на него, прищурившись. — Эх, всё-таки, слишком ты довольный. Огорчить тебя хочется!

— Валяй, — махнул рукой Немиров.

— Дошёл до меня слух, будто после войны правительство ждут большие реформы, — сообщил ему Феликс. — И будто бы товарищ Ленин видит тебя где-то в оборонной промышленности…

Аркадий посмотрел на него ничего не выражающим взглядом.

— Откуда сведения? — спросил он.

— Слухи, — развёл руками Дзержинский. — Может оказаться, что это всё лжа и тебя оставят в покое. Как ты там говорил? В зоне комфорта?

— Да, в зоне комфорта, — вздохнул Аркадий. — А насчёт тебя, что говорят в слухах?

— Слухи загадочно молчат о моей персоне, — ответил на это Феликс. — В основном о тебе болтают всякое. То ты Пермь взял, то ты японцев разбил, то ты неженатый ходишь уже слишком долго, а все барышни вздыхают. Больше, кстати говоря, болтают о последнем. Жениться тебе надо.

— Занимаюсь вопросом, — кивнул Аркадий. — А ты, как всегда, пашешь, как проклятьем заклеймённый?

— Уж кто бы говорил, — улыбнулся Дзержинский.

— Как дела со здоровьем? — спросил Немиров.

— Я в полном порядке, — ответил тот.

— Меня-то не обманывай, — попросил его Аркадий. — Ты нужен нам. Ну, то есть, конкретно мне — если тебя не будет, то Ленин захоронит меня в военной комендатуре, потому что на замену послать будет просто некого.

— Возможно, это просто твоё призвание и Старик это видит? — усмехнулся Дзержинский.

— Все знают, что я лучше всего смотрюсь на должности комкора, — ответил на это Аркадий.

Японцев и корниловцев РККА сейчас может разбить и без него, но нельзя недооценивать его уровень компетенции. Он уже давно перерос свой изначальный уровень, коим был комбат, поэтому, действительно, отлично справлялся с командованием корпуса.

— Так что о здоровье своём крепко подумай, — попросил Немиров Дзержинского. — Лучше поработать по восемь часов, пять дней в неделю, в течение двадцати лет, чем двенадцать часов в сутки, без выходных, в течение пяти-шести лет. Арифметика простая и понятная — в первом случае пользы Родине будет многократно больше.

— Это не является проблемой, — покачал головой Феликс.

— Является, — не согласился Аркадий. — Мы дали России восьмичасовой рабочий день — разве мы сами не попадаем под действие этого закона?

— Есть задачи, которые нельзя полноценно решить, работая нормированно, — ответил на это Дзержинский.

— Нет таких задач, — снова не согласился Аркадий. — Ладно бы боевая обстановка… Выдвигаю тебе ультиматум: либо работаешь нормированно, либо я звоню Ленину и начинаю жаловаться. Я не шучу. И после завершения работы в Иркутске, обязательно отпуск в тёплых краях — Кисловодск или что-то вроде того.

— Да зачем отпуск? — поморщился Феликс.

— С женой и сыном время провести, — ответил Аркадий. — Давно их видел? Ты работаешь так давно, что заслуживаешь систематического отдыха. Так что, если узнаю, что снова перерабатываешь, то на меня не серчай — я буду обижаться и звонить Ленину.

Дзержинский поджал губу.

— Хорошо, — принял он немировский ультиматум.

— Я узнаю, если ты работаешь дома, — предупредил Аркадий. — Теперь я слежу за тобой, Феликс Эдмундович.

— Боевое охранение приставишь, чтобы следило, вовремя ли я ем и сплю? — улыбнулся Дзержинский.

— Если на то будет воля партии, — улыбаясь, развёл руками Немиров. — Но я серьёзно — здоровье береги и не перерабатывай. На нас лежит величайшая ответственность — нельзя бросать работу на полпути. А чтобы не бросить — сам понимаешь.

— Хорошо-хорошо, — вздохнул Феликс. — Уговорил.

— Как, кстати, Софья и Ян? — поинтересовался Аркадий.

— В Москве живут, — ответил сменщик. — Софьюшка работает в Наркомпросе, а Ян в школу ходит — нормально всё у них.

— И это здорово, — кивнул Немиров. — А теперь перейдём к делам. Я передам тебе список местных шишек, которые тут за всё отвечают — мы достигли с ними взаимопонимания. Вроде как, мне удалось произвести на них нужное впечатление, поэтому проблем создавать они не будут. По криминалу — сейчас он либо залёг на дно, либо в изоляторах. Организованные группировки из рецидивистов, по законам военного времени, казнены практически в полном составе. Можно сказать, что я закрыл вопрос на некоторое время.

— А с финансовым криминалом как дела? — спросил Феликс.

— Тут посложнее, — произнёс Аркадий. — В милиции завели отдел по финансовым преступлениям — занимается он спекулянтами, мошенниками и прочими неприятными личностями. Но кадры там неопытные, ничем подобным ранее не занимались, поэтому лучше присматривать за ними повнимательнее. Ах, да, пока не забыл. Я тут запланировал открытие больницы — раз уж полномочия есть. Строительство начнётся в течение двух недель, а по специалистам я уже договорился. Подержишь руку на пульсе? Не хочу, чтобы всё заглохло.

— Займусь, — кивнул Феликс.

— Тогда доедаем и идём в кабинет — примешь документацию, — произнёс Аркадий.

*28 сентября 1919 года*

— … контрнаступление, — продолжал докладывать гвардии полковник Шапошников. — Произошёл встречный бой, в ходе которого 1-я механизированная дивизия уничтожила наступающие силы противника, а затем продолжила действовать по плану — штурмовать город Баргузин. Было отмечено присутствие местного ополчения, насильственно собранного мятежниками. Оно разбежалось сразу же после начала боя, поэтому понесла минимум потерь.

— А наши потери? — спросил Аркадий.

— Тысячу двести восемьдесят девять человек — убитыми, две тысячи восемьсот девятнадцать — ранеными разной степени тяжести, — ответил начальник разведки. — Основная масса потерь была понесена в ходе штурма города. Противник, как оказалось, основательно укрепился, чего не было видно на снимках авиаразведки. Наземная разведка тоже ничего не увидела. Была применена полевая маскировка под ландшафт — очень качественно сработали.

— Адаптируются, суки… — произнёс Немиров.

— Адаптируются, — кивнул Шапошников. — Потери противника составляют четыре тысячи восемьсот пятьдесят — убитыми, а также девять тысяч двести с лишним — пленными. Сдаются они гораздо охотнее, чем раньше.

— Похоже, что уже все понимают, что дело близко к завершению, — сказал на это Аркадий. — Зачем умирать под самый конец? А японцы были?

— Не было, — покачал головой гвардии полковник. — Есть сведения, что они так и сидят во Владивостоке. Вероятно, активных действий с их стороны не будет — сообщают о растущей напряжённости между ними и американцами.

У США есть интересы в Тихом океане, причём уже очень давно, несмотря на пресловутую доктрину Монро, поэтому чрезмерно усилившийся региональный игрок им не нужен — это с одной стороны. А с другой стороны, им не нужна и чрезмерно сильная Советская Россия, которая тоже может стать региональным игроком, за счёт Японской империи.

— «Нелегалы»? — уточнил Аркадий.

— Данные из открытых источников — об этом пишут в «Русской правде», — покачал головой Шапошников. — Наши «нелегалы» занимаются установлением точной численности вражеских сил и зарисовкой обороны.

Газета «Русская правда» — это издание, учреждённое почти год назад Петром Аркадьевичем Столыпиным. Уже известно, что о внутренней политике этой газете писать запрещено, но о чём-то писать надо, поэтому она пишет о международных событиях.

— Хочу ознакомиться с этим номером, — сказал Аркадий.

— Гвардии старшина Волин! — позвал Борис Михайлович. — Принесите номер «Русской правды»!

— Слушаюсь, товарищ гвардии полковник! — козырнул старшина и убыл в сторону штаба.

— В целом, всё выглядит оптимистично, — продолжил Шапошников. — Остальные механизированные дивизии НОАК вводим? Или повременим?

— Больше их на фронте не задействуем, — покачал головой Аркадий. — У них скоро появится другая стратегическая задача.

— Монголия? — спросил Шапошников.

— Если ЦК даст «добро», то Монголия, — ответил Немиров. — Возможны проблемы с международными отношениями… Впрочем, с нами и так никто не играет по правилам. Пусть прожёвывают и глотают.

Чисто технически, правительство милитаристов в Китае можно считать союзниками Японской империи, поэтому бить их не возбраняется. К тому же, китайские милитаристы оккупировали Монголию, но никто в Европе не признал этого захвата, поэтому НОАК будет воевать против сил милитаристов будто бы на территории третьей страны. А если формально, то Монголия находилась под протекторатом Российской империи и статус этой территории с Антантой никак не обсуждался.

— 2-я механизированная дивизия НОАК, — произнёс Аркадий. — Пусть Жуков и Василевский занимаются освобождением Монголии от недружественных китайских войск и устанавливают там власть Советов.

Он считал, что не нужно держать Монголию в качестве просто союзного государства, а необходимо включать её в состав будущего СССР на правах союзной республики.

— А не многовато — целую дивизию? — спросил Шапошников.

— Боевой опыт, — ответил на это Аркадий. — НОАК в будущем ждут тяжёлые битвы, поэтому лучше, если все солдаты, которым и предстоит нести на себе всю войну, получат опыт в более лёгких условиях.

Китайские милитаристы отправили в Монголию всего около четырёх тысяч солдат, из которых лишь пять сотен являются кавалеристами, что резко снижает тактические возможности этого соединения.

А у НОАК, обошедшейся Советской России в серьёзную копеечку, на вооружении двадцать пулемётных броневиков «Джеффри-Немиров», а также тысячу пятьсот грузовиков «Джеффри Квад». Эти грузовики буквально вырвали из народного хозяйства, чтобы обеспечить революционерам нужную для реализации их тактики мобильность.

Монголия — это край, в котором всё решает скорость. Если взять её быстро, то китайцы просто не успеют среагировать и упустят критический момент, после которого им придётся начинать полномасштабное вторжение, к которому они не готовы. А это значит, что им придётся примириться с фактом потери этого региона.

У ЦК большие планы на Монголию — после полноценного освобождения будет начато строительство железнодорожной линии Иркутск-Урга. Последний город — это, как понял Аркадий, будущий Улан-Батор. Сами монголы называют его Нийслэл хүрээ, то есть, «Столичный монастырь».

После того, как НОАК свергнет Богдо-хана, который не только номинальный правитель всей Монголии, но ещё и религиозный лидер всех монгольских буддистов, будет учреждён всемонгольский Совет в Урге. Богдо-хану не нравится ни китайское владычество, ни перспектива власти Советов, поэтому он точно не друг Советской России. А это значит, что его будут свергать и лишать всяческой власти.

В будущем Улан-Баторе, согласно открытым сведениям, живёт около семидесяти тысяч китайцев, которых можно и нужно использовать для вербовки в НОАК. Российские китайцы исчерпали свой добровольческий потенциал, поэтому нужны новые источники — Монголия один из них.

— Инженерные полки в боях не задействовать, — приказал Аркадий. — Когда придёт время, мы используем их в Монголии.

В Монголии вообще нет железных дорог — никто и не думал там ничего строить. Логистика будет трудной, но Аркадий рассчитывал, что снабжение удастся наладить конными подводами и грузовиками.

Это тоже часть подготовки дивизии, но не простых солдат, которые ограниченно участвуют в снабжении, а батальонов материально-технического обеспечения. Это осознанный шаг Аркадия — поместить механизированную дивизию в такие затруднительные условия. Дальше будет хуже, поэтому будет разумно, если дивизия обретёт все нужные навыки в более безопасных условиях.

— Рискованно всё это… — вздохнул Шапошников.

— Мы начинали в худших условиях, — пожал плечами Аркадий. — Пусть учатся импровизировать и пусть покажут, что мы не зря делали на них ставку. В пустыни они не пойдут, поэтому я не вижу невыполнимых для них задач.

*12 октября 1919 года*

«Окупились вложения…» — заключил Аркадий, глядя на выходящий из Читы гарнизон.

На город с небес сыпались агитационные листовки, обещавшие хорошие условия в плену и освобождение после войны.

После взятия города в кольцо, что было достигнуто кавалерийскими манёврами, началось стихийное восстание гарнизона мятежников против власти Корнилова.

Все уже наслышаны, что будет сразу после того, как завершится подготовка к штурму. Сначала укрепления будут уничтожены мощным артиллерийским огнём, а затем на штурм пойдут броневики и ударные батальоны, обладающие тотальным превосходством в огневой мощи.

Будет много убитых и раненых, а город неизбежно падёт — 1-й гвардейский механизированный корпус ещё ни разу не терпел неудачу, и нет оснований считать, что он потерпит её сейчас.

Моральное состояние солдат Корнилова, после всего перенесённого, было крайне низким, поэтому в рядах Русской Армии сильно участились случаи дезертирства и добровольной сдачи в плен.

Вологодскую губернию, куда и свозят всех военнопленных, в народе уже прозвали «Солдатской губернией», так как военнопленные составляют 53% её нынешнего населения.

Гарнизонные солдаты бросали оружие и портупеи в общую кучу, после чего заходили на оцепленный вооружённым охранением участок, где их регистрировал старший лейтенант, сидящий за грубым дощатым столом.

Корниловских офицеров, не поддержавших идею сдачи города, арестовали сами солдаты — этих держат в отдельной группе. Аркадий пошёл в том направлении, чтобы посмотреть какой сегодня улов.

— Да быть того не может… — увидел он знакомое лицо. — Боец, выведи вон того сюда.

Красноармеец, вооружённый АФ-18-3, отделил указанного человека от толпы и привёл к Немирову.

— Полковник Краснов, — произнёс Аркадий. — Семён Николаевич, если мне память не изменяет?

— Так точно, — ответил тот.

— А где твой знаменитый дядя? — поинтересовался Немиров.

— Не знаю, — ответил пленный.

Этому точно конец — накуролесил он так громко, что об этом уже слышали даже в Петрограде. Краснов командовал карательными отрядами, которые боролись с местными партизанами, сопротивлявшимся продразвёрстке.

В его прошлой жизни Семён Краснов смылся в Югославию, а оттуда во Францию, но в 1942 всплыл на оккупированных территориях Советского Союза, где начал формировать подразделения казачьих коллаборационистов. Работал так усердно, что получил от немцев звание генерал-майора. Закончил плохо — после войны его выдали англичане, после чего был процесс, по итогам которого этого идейного антисоветчика и коллаборациониста повесили, что случилось в 1947 году.

У Урицкого собралась целая картотека уголовных дел, которые заведены на самых приметных корниловских карателей — Краснов судебного процесса не переживёт.

— А жаль, что не знаешь, — произнёс Аркадий. — Ладно, уведите его обратно.

Ближе к вечеру связисты протянули телефонный провод до читинского вокзала, где встал бронепоезд, на котором перемещался штаб корпуса.

— Алло, — приложил Аркадий трубку к уху. — С кем говорю?

— Иосиф Сталин на связи, — раздался знакомый голос. — Как поживаешь, родной?

— Нормально поживаю, жалоб не имею, — ответил Аркадий. — У тебя как дела?

— Тоже не на что жаловаться, — сказал Сталин. — Мы тут давно уже ждём твоего звонка — какие новости?

— Звоню с вокзала Читы, — сообщил ему Немиров. — Город сдался без боя.

— Это отличные новости! — ответил Сталин довольным голосом. — Много пленных?

— Восемнадцать тысяч — по предварительным подсчётам, — ответил Аркадий. — Гарнизон восстал, арестовал командование, а затем сдался. Сопротивляющиеся были, но их разоружили без нашего участия. Только ни слова о том, что меня собираются назначить военным комендантом.

— Не будут тебя назначать, — заверил Иосиф Виссарионович. — Свердлов сейчас в Тюмени — вот он и поедет наводить порядок в Чите.

Аркадий услышал в трубке посторонние шумы. И ему сразу стало понятно, что это значит.

— … срочно отправлять ваш корпус в Иран, — сказал Сталин, который тоже всё верно понял. — Далее вы должны будете ожидать, пока подполье не подаст сигнал.

Специальная команда, скорее всего, уже занялась тестированием телефонной линии, что поможет определить примерный участок расположения нового разветвления. Туда отправится группа быстрого реагирования, которая, вероятно, никого не найдёт, но, тем не менее, шанс поимки шпионов существует.

— Принято, товарищ Сталин, — ответил Аркадий.

— Сообщается, что революционная ситуация в Иране очень близка к кульминации, поэтому очень важно быть готовыми, — продолжил Сталин. — Кстати, каковы потери в ходе наступления на Верхнеудинск?

Верхнеудинск пришлось брать штурмом, но потери были незначительными. Противник посчитал, что расположение укреплений перед городом, в узком пространстве межгорной котловины — это отличный план. Но это лишь сузило фронт, что позволило РККА обойтись всего тридцатью тысячами снарядов. А дальше было делом техники.

— Около шести тысяч убитыми и ранеными по всему корпусу, — ответил Аркадий.

Если подслушивающие сумеют уйти, то передадут в штаб вражеской разведки ложные данные, которые приведут к неверным выводам.

Ни англичане, ни французы, не знают точно, какие потери несёт РККА при каждом штурме. Они могут только давать примерные оценки, а тут конкретная цифра непосредственно от командира — на основе этого они могут провести аналогию с предыдущими штурмами и предположить, что 1-й гвардейский механизированный корпус уже совсем не тот, что раньше.

— Это приемлемо, — произнёс Сталин. — Восполняйте потери и накапливайте экипировку — вам скоро в Иран. Соответствующий приказ будет отправлен курьером. На этом всё — конец связи.

Это значило, что специалисты завершили работу и установили участок подключения. Местная группа быстрого реагирования, должно быть, уже оповещена и выехала на обследование линии.

Аркадий положил трубку и понадеялся, что этих индюков поймают.

*27 октября 1919 года*

— Фаланга, гоплон на монархию, — скомандовал Аркадий. — Олигархия, гоплон на остракизм.

Возможно, противник сможет быстро понять, что значат отдельные понятия, но через несколько часов боя радисты достанут новые карточки, с новым набором условных обозначений, что откатит работу вражеских радистов в самое начало.

Немиров продолжает мыть противнику мозги, передавая приказы на десятки километров, то есть, осуществляя контроль над группами соединений.

На стене вагона располагалась актуальная карта, детище картографической службы штаба корпуса, на котором специальный офицер актуализировал передвижение подразделений.

Изначально, этой битвы, что происходит сейчас посреди Амурской железной дороги, запланировано не было. Но японцы решили, что негоже им отсиживаться, поэтому они двинулись навстречу наступающей Красной Армии, чтобы разбить её во встречном бою.

Аркадий недоумевал, глядя на действия японского командования, но вызов принял.

Им не удалось победить РККА от обороны, поэтому они решили попытать счастье в манёвренном бою в условиях пересечённой местности. И Немиров отнёсся к этому вызову со всей серьёзностью — он рассчитал примерное место столкновения, приказал всё разведать и приготовить карты, после чего ввязался в бой.

На начальной фазе японские кавалеристы пытались проникнуть вглубь боевого порядка, чтобы осложнить жизнь передовым полкам. Только вот Аркадий предвидел что-то подобное, поэтому территорию операции патрулировали кавалеристы 1-й конной армии, специально с целью выявления летучих отрядов японской армии.

У кавалеристов РККА у каждого пятого пулемёт системы Мадсена, а у каждого десятого АФ-18-3, поэтому у японских рейдеров не было и шанса.

Непосредственное боестолкновение состоялось в пяти километрах к востоку от села Игнашино. Началось всё с обстрела колонн противника бронепоездом «Фридрих Энгельс», оснащённым шестью немецкими 88-миллиметровыми пушками.

«Ахт-ахты» показали себя отлично, но 76,2-миллиметровые полевые пушки гораздо легче транспортировать и можно практически сразу пускать в ход, поэтому Немиров вынужден был отказаться от «ахт-ахтов» и передать их для оснащения бронепоездов. «Энгельс» отсутствовал в зоне боевых действий четыре недели — ездил в Петроград, чтобы его оснастили новыми бронированными башнями с новыми орудиями.

Бронепоезд теперь может обстреливать противника на дистанции до десяти километров, что делает его недосягаемым для вражеской полевой артиллерии — этим преимуществом он и воспользовался.

Японцы попытались уничтожить бронепоезд конным рейдом, но результатов это не дало. Всадники погибли под плотным пулемётным огнём — им организовали засаду кавалеристы 1-й конной армии. А бронепоезд продолжил обстреливать противника, руководствуясь данными, полученными от наблюдателя с аэростата.

Аэростат поднимали со специального вагона, оборудованного цистерной с американским гелием. От водорода, по понятным причинам, уже давно отказались.

Корректировка огня выходила приемлемая, поэтому шесть 88-миллиметровых орудий вносили толику хаоса в боевой порядок наступающего противника.

Эффективность дистанционного управления в манёвренном бою была под большим вопросом, поэтому Аркадий скоро сядет в подготавливаемый командирский «Гарфорд-Путилов» и отправится на места.

Сейчас происходит фаза сближения и артиллерийской перестрелки, но скоро начнётся непосредственное столкновение, поэтому очень важно сохранять оперативный контроль над подразделениями. До появления нормальных радиостанций, работать можно только так.

«Кто лучше контролирует свои войска, тот и победит сегодня», — подумал Аркадий, заходя в командирский броневик и занимая своё место.

Щёлкнув тумблером, он включил подсветку карты.

— Вперёд.

*28 октября 1919 года*

— … артиллерия, две батареи, квадрат Е18, — продолжал диктовать Аркадий.

Бой шёл непрерывно со вчерашнего полудня до сегодняшнего утра. Осветительные ракеты въелись в глаза каждого участника этой битвы, а Амур, возможно, побагровел от крови.

Багровый окрас реке должен был придать акт отчаяния закрытого в котле стрелкового полка японцев — их обжимали с трёх сторон механизированные батальоны, а выход был только один. И они воспользовались им, бросившись в реку на самодельных плавсредствах или просто так. Неизвестно, сколько из них утонуло, но ясно точно — как подразделение этот полк больше не существует.

Осложняло всё то, что вокруг почти непролазная тайга с нулевой видимостью. Нередко случается ближний бой, но у ударников в этом случае преимущество, из-за АФ-18-3 и дробовиков.

Темнота, паршивая видимость, ограниченность путей — условия тяжёлые для обеих сторон.

Но ударные батальоны привыкли работать во тьме. Точнее, они только ночью и работали. А вот японская пехота подобным опытом похвастаться не могла…

Вся эта история с закотлением стрелкового полка — это, как раз, результат ночной операции. Японский командир, полковник Йосиро Като, недостаточно быстро понял, чего это коммунисты посреди ночи шумят движками и что вообще происходит.

«За этими самураями — глаз да глаз…» — подумал Аркадий. — «Их хлебом не корми, дай сделать харакири».

С пленными солдатами ничего не поделать — за всеми не уследить, а вот за офицерами ведётся круглосуточное наблюдение, чтобы не покончили с собой, пока никто не смотрит.

Одна беда — в тайге тяжело применять броневики. Их передвижение ограничивается редким открытым пространством, полузвериными дорожками, а также очень нечасто встречающимся редколесьем.

Тем не менее, броневики сейчас в роли мобильных бронированных пулемётных точек, а также средств огневой поддержки ударных батальонов.

Основную массу потерь противнику сейчас наносят именно ударники, прорывающие полуслепую оборону, выставляемую японцами, и заходящие вглубь вражеской оборонительной линии.

Возможно, японский генерал уже жалеет о том, что ввязался в эту авантюру…

В небе над Аркадием пролетел самолёт — скоро будет утренняя аэрофотосъёмка. Если японцы сумели за ночь возвести оборону за прогалинами и участками редколесья, то в штабе об этом узнают и организуют артиллерийские обстрелы.

— … одна батарея, квадрат Ж16, — продолжал Аркадий передавать артиллеристам данные сухопутной разведки.

Эти батареи нужно подавить до того, как авиаторы начнут свою работу, чтобы можно было сразу понять, насколько эффективно отработали артиллеристы.

— Скопление живой силы противника, квадрат М19, — также добавил Аркадий.

Можно было поручить это кому-то ещё, но он координирует действия войск, а радиостанция у них всего одна — поэтому он затрачивает незначительное время на передачу координат для артиллерии.

Японцы, если и слушают сейчас эфир, совершенно не имеют времени и возможности, чтобы оперативно перемещать батареи и подразделения, поэтому Аркадий действовал, как генерал Самсонов — говорил в открытую, на всю тайгу в радиусе четырёх десятков километров.

Артиллерию так быстро не переместить, а вот пехота сама не захочет никуда перемещаться.

Причиной нежелания японцев совершать какие-либо манёвры, является инновация, производимая Мотовилихинским механическим заводом. Это первые серийные противопехотные мины, к тому же, оснащённые самоликвидатором.

Самоликвидатор выбрали самый надёжный — механический. Часовой механизм сложен в производстве, поэтому производят его в Петрограде, на Механическом заводе № 1.

Мины будут лежать в сырой земле ровно неделю, после чего начнут взрываться.

Конструкторы Механического завода № 1 предлагали химическую самоликвидацию, на основе коррозии — идея заключается в том, чтобы поместить в механизм мины кислоту, которая будет постепенно разъедать стержень ударника, что, спустя неделю-две, сделает мину небоеспособной. Но это звучало не очень надёжно, поэтому Аркадий выбрал пружинный часовой механизм.

Каждая мина весит по пять килограмм, из которых два килограмма — тротил, килограмм — оболочка, а два с половиной килограмма — готовые поражающие элементы. Взрыватель на этих изделиях примитивный, нажимного действия, весящий, вместе с самоликвидатором, пятьсот грамм.

«Наши механизмы — самые большие механизмы в мире…» — подумал Аркадий.

Заводские испытания показали, что мина способна наносить травмы ударной волной в радиусе 10 метров, а осколочные поражения возможны в радиусе 15-20 метров.

То есть, даже если на мину наступит один японский солдат, то пострадает всё его подразделение.

Всего было поставлено двадцать три тысячи мин — ими усеяли наиболее удобные для вражеского наступления локации.

В общем-то, японцы ещё не понимают, что происходит, но уже начали нести потери. Одна попытка продвижения была полностью остановлена минами, установленными полудугой в двух километрах от вражеских позиций. И, судя по характеру подрывов, японцы подумали, что попали под артиллерию, поэтому побежали вперёд, чтобы выйти из-под обстрела, чем сильно усугубили свои потери.

Можно было, конечно, не заморачиваться с самоликвидаторами, но Аркадий слишком хорошо помнил новости из прошлой жизни. После первой фазы Третьей мировой на минах подрывались десятки случайных гражданских — он не хотел здесь чего-то такого.

«Всё равно, будет», — подумал он. — «Но не с нашей стороны. Наши мины будут взрываться через определённый срок и не нанесут ущерба спустя годы».

Он поставил перед конструкторами КБ при Механическом заводе № 1 задачу постоянно совершенствовать механизмы самоликвидации мин. В том числе, он просил подумать над аналогами для военно-морского флота. Отцепившиеся якорные морские мины, десятилетиями плавающие по морям и океанам — это тоже очень нехорошо. И последствия их подрыва гораздо хуже по количеству жертв.

«Мы не можем знать, сколько пропавших в морях кораблей пропало по их вине», — подумал Аркадий.

Загрохотала артиллерия. Снаряды пролетали прямо над броневиком — противник не так далеко, как кажется.

— Танки в квадрате К9! — примчался вестовой. — Восемь-девять единиц — Марки первые!

— Принято, — ответил Аркадий.

В квадрате И9 всё плотно усеяно минами, поэтому Аркадий только и мог, что пожелать противнику удачи…

Тем не менее, он прикрепил к указанному квадрату фигурку танка и написал на ней «8-9».

Белогвардейцы, называемые сейчас не иначе, как мятежниками, не оставляют надежду переломить ход войны подаренными британцами танками…

Но уже ясно, что британский Марк I пробивается стреловидной пулей 4,5×54 миллиметра, на дистанции до ста метров. Пусть заброневое поражение у этих пуль так себе, но всё решается интенсивностью обстрела. К тому же, красноармейцы-бронебойщики уже прекрасно знают, кто и где сидит.

Контролируя ход боя, Аркадий не заметил, как время перевалило за полудень. В час за ним пришли — прямо у броневика установили стол и накрыли обед.

Быстро перехватив перловки и выпив кисель, Немиров вернулся в броневик и продолжил работу.

Уже хотелось спать, но бой не ждёт.

Противник полностью утратил инициативу и вновь воюет от обороны, но оборона эта паршивая, дырявая, поэтому Аркадий хотел использовать это обстоятельство максимально, пока в голову японского генерала не пришла разумная мысль.

«Отступать на заранее подготовленные позиции», — усмехнулся своей мысли Немиров.

И всё-таки, потери от встречного боя слишком высоки. Основная масса потерь РККА пришлась на фазу борьбы за инициативу — в ходе этого бодания, пока не было ясно, кто ломит и зажимает противника в активную оборону, погибло не менее трёх с половиной тысяч красноармейцев. Но это только предварительные цифры.

Зато вот о тридцати четырёх потерянных броневиках Аркадий знает точно. Японцы, как оказалось, склонны совершать самоподрывы — буквально запрыгивают на броневики и подрываются со связками гранат.

Ещё у них есть бутылки с зажигательной смесью — «Немировка» уже успела разойтись по армиям почти всех стран мира…

Каждый броневик обходился японцам неприемлемо дорого, если считать в живой силе, но зато каждый такой эпизод наглядно демонстрировал, что это не неуязвимые монстры из стали и огня, а нечто, что можно уничтожить.

«Когда уже будут нормальные танки?» — подумал Аркадий.

Данные аэрофотосъёмки были размножены и переданы в штабы артиллеристов и главный штаб корпуса.

Аркадий сразу же увидел, что переданные им с утра координаты были основательно обработаны и противник потерял несколько десятков пушек.

А дальше, уже после того, как он внёс коррективы в план наступления 36-й кавалерийской дивизии, артиллеристы вновь заработали, но уже по новым координатам, полученным с воздуха.

Снаряды будут падать туда, где они различили хоть что-то, отдалённо похожее на артиллерийские батареи. Немецкие фотоаппараты позволяли делать качественные снимки, с приятным разрешением, поэтому различать удавалось многое.

Авиаторы летают сравнительно низко, потому что у японцев ещё не изобрели зенитные орудия, что тоже положительно сказывается на качестве снимков.

Боевые действия всё шли и шли, ударные батальоны, усиленные бронетехникой, проламывали оборону и сеяли хаос, а потом у японского генерала кончилось терпение.

Судя по резко участившимся докладам об оставлении противником позиций, был дан приказ на общее отступление.

«В очередной раз, победа», — констатировал Аркадий. — «Но пусть лучше больше так не шутят…»

*25 ноября 1919 года*

«Задрали, самураи, мать их…» — Аркадий раздражённо поправил воротник кителя.

В кои-то веки в противники Аркадию попал человек, способный мыслить гибко и адаптивно.

Чётко осознавая, что в прямом противостоянии ловить нечего, японский генерал решил сменить тактику. Остановить РККА он не мог, но мог замедлить.

Он разделил вверенные ему войска на сотни отдельных соединений и рассредоточил по местности, снабдив при этом солидным запасом провианта и боеприпасов.

Из-за этих разобщённых отрядов, которые рассосались по тайге и начали партизанить в тылу, Аркадий был вынужден оставить две кавалерийские дивизии — речь идёт о прочёсывании больших пространств, представляющих собой глухую тайгу.

Самоубийственные атаки таких отрядов, нападающих на снабженцев и подразделения на марше, сильно всё замедляли.

Вдобавок, японский генерал приказал начать тотальный демонтаж железнодорожного полотна.

Корниловцы тоже пробовали проворачивать нечто подобное, но у них никогда не было достаточно времени, а японцы это время выиграли — ценой жизней минимум пяти тысяч солдат.

«Лавра за такие фокусы давно бы на кол посадили», — подумал Немиров. — «Идите, спрячьтесь в лесу, а когда будут проходить большевики — геройски умрите и заберите с собой столько большевиков, сколько сможете. Да за такое его бы сразу придушили. А у японцев в порядке вещей».

Из-за всей этой партизанщины и разбора железной дороги, пришлось задержаться и к Хабаровску они подошли только сутки назад.

Обороной города командует генерал Акияма Ёсифуру, который и был автором геморроя, устроенного РККА почти на всей протяжённости Амурской железной дороги.

Только вот японец, насколько бы ни был хорош, ничего не может поделать с захватом южной ветки КВЖД, которую Аркадий организовал в отместку.

Он взял это на личную ответственность и не согласовывал со Смольным — там сидят японцы, а это значит, что заезжать туда можно и нужно.

Харбин контролировался мятежниками, но комендант сдал город без боя — 4-я механизированная дивизия НОАК демонстративно готовилась к полноценному штурму, поэтому он решил не рисковать.

В принципе, ничего не мешало начать прямое движение на Владивосток, через Маньчжурию, но Смольный не разрешил. Политические последствия непредсказуемы, поэтому риск был сочтён неприемлемым. Именно из-за этого Аркадий и вынужден был продвигаться вдоль Амура, естественной северной границы Маньчжурии.

«Странная ситуация с этим КВЖД…» — посетила его мысль. — «Он, вроде как, наш, но Маньчжурия не наша. Вроде как, мы можем им невозбранно пользоваться, но армию по нему перевозить нельзя…»

Возможно, ему ещё настучат по фуражке за самодеятельность, но он был слишком зол. Да и, вроде бы, ничего не происходит и ему ещё никто не звонил на предмет поругать.

«Формально — это не мы, а китайские революционеры…»

— Товарищ гвардии генерал-майор! — примчался связист. — Лидер мятежников, Пётр Аркадьевич Столыпин, вышел на связь.

— Да неужели? — удивился Аркадий. — И каким образом?

— По радио, — ответил младший лейтенант Тюльпанов. — Говорит, провод протянут — с нашей стороны тоже нужен провод. Просят не стрелять в их связистов.

— Найди гвардии старшину Говорова — пусть займётся, — приказал Аркадий.

Через три часа, после организационной суеты, Немиров сидел в своём блиндированном вагоне и ждал, пока Столыпин возьмёт трубку.

— Говорит Пётр Аркадьевич Столыпин, — раздалось в трубке.

— Гвардии генерал-майор Аркадий Петрович Немиров у аппарата, — ответил Немиров.

— А голос изменился, — хмыкнул Столыпин. — Эх, надо было придушить тебя, когда была возможность… Но кто же знал, да?

— Это в салоне у Богдановича? — усмехнулся Аркадий. — Ты даже мой доклад не стал читать — был слишком занят «государственными думами». Сколько людей было бы спасено, прочитай ты мой доклад… Но история не ведает сослагательного наклонения. Вы, такие как ты и Корнилов, обречены были совершать грубые ошибки, которые и предопределили ваш печальный финал.

— Ах, ты о том докладе? — удивился Столыпин. — Я прочитал его, в итоге. В пятнадцатом году. И даже помчался к царю, чтобы уж он довёл до генералов эти сведения. Увы, но Его Императорское Величество не было заинтересовано. Генерал Алексеев — это ведь твой преподаватель фортификации, да? Он же сделал карьеру на тебе.

— В чём причина этого разговора? — спросил Аркадий. — У меня тут скоро штурм вашего города, поэтому прошу не задерживать.

— Кстати о штурме, — усмехнулся Пётр. — Офицеры говорят, что у вас будут большие сложности с форсированием реки…

— Это у вас большие сложности, потому что РККА у ворот, — ответил на это Немиров. — У нас же никаких сложностей нет.

На самом деле, сложности есть. Амур перекрывает доступ с запада, будто город специально так ставили, на восточном берегу.

«Наверное, специально, чтобы китайцы с Маньчжурии испытали всю прелесть форсирования реки под огнём?» — подумал Аркадий.

Перед РККА стоит точно такая же задача — форсировать Амур, под плотным обстрелом.

Решение есть — заранее распределить разведанные цели на том берегу между артиллерийскими дивизионами и начинать мешать вражеские укрепления с прибрежной глиной. И под эту канонаду можно запускать ударные батальоны на плотах и лодках. Но всё это зависит от количества снарядов, которые ты готов потратить.

Со снарядами полный порядок — большая часть заводов работает в режиме военного времени, поэтому общий выпуск снарядов к 76,2-миллиметровой полевой пушке составляет примерно 50 000 единиц в сутки.

Остальные страны, после завершения войны, существенно сократили выпуск практически всех наименований боеприпасов, но Советская Россия только наращивает его. Это означает, что Аркадий может смело запрашивать десятки тысяч снарядов на свои операции и для взятия Хабаровска Смольный боеприпасов не пожалеет.

— Не буду спорить, — вздохнул Столыпин. — Хочешь знать, зачем я вышел с тобой на связь?

— Если скажешь, — ответил Немиров и пожал плечами.

— У меня есть для вас предложение, — произнёс Пётр. — Готов выслушать?

— Слушаю, — ответил Аркадий.

— Вы победили — это стало очевидно после того, как вы вскрыли оборону Иркутска, — выдержав паузу, заговорил Столыпин.

— Гораздо раньше, — не согласился Аркадий. — Это стало очевидным для нас и для разбирающихся людей, когда мы разбили австро-немецкие войска и взяли штурмом Кошице. Это была та самая Красная Армия, которая громит вас сейчас. Вы были обречены.

— Я не вдавался в подробности европейских дел, — сказал на это Пётр. — Но у вас неоспоримое превосходство в промышленности, живой силе и боевом духе — это очевидно. Корнилову не победить вас, как бы он ни хорохорился. Это невозможно.

— Так, — кивнул Немиров.

— Я предлагаю вам сдать Хабаровск, — произнёс Столыпин. — Но при условии, что вы дадите нам время уйти из Владивостока.

— Кому «нам»? — уточнил Аркадий.

— «Мятежникам», «контрреволюционерам», «иудам», «старорежимникам» и так далее, — пояснил бывший министр. — Мы уйдём, и вам не придётся терять солдат. С японцами разбирайтесь сами — это ваша беда.

— Корнилова упустить я не могу, — не согласился Аркадий. — Он и его генералы очень нужны мне. Питаю очень интимные чувства к этим персонам, поэтому не считаю себя готовым расстаться с ними просто так.

— Дайте список, — сказал на это Столыпин.

— Даже так? — удивился Аркадий.

— Корнилов подвёл всех нас, — произнёс Пётр. — Он не оправдал возложенных ожиданий, что привело к бессмысленной гибели десятков тысяч солдат. И в правительстве его я не вижу особого смысла — обычные соглашатели.

— Почему ты, Пётр Аркадьевич, упорно держишься этой стороны? — спросил Немиров. — Почему просто не ушёл?

— По личным причинам, — ответил Столыпин. — И тебя они не касаются. Тебя устраивают мои условия?

— В целом — да, — подтвердил Аркадий. — Тебя тоже было бы хорошо арестовать, но я реалист — ты, в любом случае, смоешься через Владивосток.

— Тут ты прав, — сказал на это Столыпин.

— Хорошо, тогда слушай перечень генералов, которые нам нужны… — принял окончательное решение Аркадий.

*30 ноября 1919 года*

— Это слишком рискованно… — пробурчал Удальский.

— И это говоришь ты? — усмехнулся Воронов.

— Я никогда не лез на подготовленные позиции противника без артиллерийской подготовки, — ответил на это Бронислав.

— Есть какие-то резоны, — произнёс Воронов. — Есть же договорённости…

— Ладно, по машинам… — вздохнул Удальский.

Спустя некоторое время броневики выстроились в колонну и поехали к Алексеевскому мосту.

Бронислав ждал, что когда они заедут на мост, его либо подорвут, либо начнут обстрел беззащитных бронемашин с того берега, но они всё ехали, а огня с той стороны никто не начинал.

Ему известно, что в прошлую ночь на том берегу, в городе, происходила какая-то интенсивная стрельба с взрывами, но что это было — непонятно. Впрочем, среди офицеров появилась версия, что это сработало подполье. Правда, трудно поверить, что подполье смогло бы что-то поделать с таким количеством войск…

Генерал Немиров говорил, что всё схвачено и проблем с пересечением моста не будет. Но Удальского, всё равно, настойчиво гложет беспокойство. Не мог он поверить, что всё бывает так просто…

И всё же, они едут, а по ним никто не стреляет.

Мост, имеющий длину в два с половиной километра, был преодолён беспрепятственно — даже баррикады кто-то предусмотрительно разобрал.

На той стороне встречала группа солдат, стоящих у воткнутого в землю белого флага.

— Десант — на выход! — скомандовал Удальский, когда все бронемашины роты пересекли мост.

Мост через Амур не заходил в сам город — до города ещё идти минимум четыре километра. К северу Осиповка, а к востоку Матвеевка — небольшие деревни, за которые особо не закрепиться. Нужно организовать оборону плацдарма и готовиться к рывку на Хабаровск, но сначала — непонятные солдаты.

Ударники покинули десантные отделения и сразу же взяли под контроль периметр.

— Не стреляйте! — крикнул офицер мятежников, неверно интерпретировавший их действия.

— Никто ни в кого и не стреляет! — крикнул ему в ответ Удальский. — Стойте спокойно, без резких движений — тогда всё будет в порядке!

Удальскому бросилось в глаза наличие многих десятков человеческих тел, лежащих рядами в паре десятков метров от дороги. Их накрыли шинелями, чтобы не портили общий вид. Видимо, произошла какая-то междоусобица, в результате которой победу одержали сторонники сдачи города без боя.

Японцы, оставили город пять суток назад — по политическим причинам. После сокрушительного поражения под Иркутском и отчаянного отступления, они были очень осмотрительны.

Офицер, которого держали под прицелом, приблизился к броневикам.

— Кто ваш старший? — спросил он.

— Гвардии подполковник Удальский, — представился вышедший к нему Бронислав. — С кем разговариваю?

— Капитан Воробьёв, — ответил офицер. — Мы не будем препятствовать вашему дальнейшему продвижению — в соответствии с договорённостями.

— Вы взяли город полностью? — уточнил Удальский.

— Да, — ответил Воробьёв. — Командующий состав арестован — мы передадим их вам очень скоро.

— Было сопротивление, как я понимаю? — поинтересовался Бронислав.

— Было, — подтвердил капитан. — Но сражаться были готовы немногие.

— Любопытно, — потёр Удальский подбородок, ещё раз глянув на трупы, сложенные в неровные ряды.

— Наши договорённости ведь в силе? — спросил обеспокоенный Воробьёв.

— Генерал Немиров своё слово держит — можете уходить, — разрешил Удальский. — И лучше вам сделать это до того, как мы займём Хабаровск…

— Строиться! — скомандовал капитан Воробьёв.

Дальше красноармейцы начали ставить оборону моста, а сапёры пошли проверять сам мост на предмет заложенной взрывчатки.

Окопы были вырыты и обложены мешками с песком, а проверка моста показала, что заряды когда-то были, но их уже сняли.

Мост можно считать в безопасности, о чём Удальский сообщил в оперативный штаб. После этого на восточный берег зашли остальные роты бронеавтомобильного батальона Бронислава, а затем, после того, как Удальский повёл свой батальон к Хабаровску, и батальон Воронова.

Неизвестно, с кем генерал Немиров заключил соглашение о сдаче города, но этот неизвестно кто держал своё слово.

Когда броневики заехали в Хабаровск, улицы его были пусты.

Укрепления, вдоволь понастроенные практически на каждой улице, никто не занимал, а гражданские сидели в своих домах и опасливо поглядывали на заходящие в город войска из-за занавесок.

Броневики триумфально заехали на военный плац, размещённый рядом с кадетским корпусом, который закрыли бог весть когда, а там их встретила целая делегация.

— Что вы тут устроили?! — выглянул Бронислав из бронемашины.

Усатый мужчина, одетый в недешёвый костюм, растерялся.

— Мы посчитали своим долгом приветствовать… — заговорил он, когда отошёл от смятенья.

— Отложите это для генералов! — приказал ему Удальский. — Скройтесь!

— Командование мятежников находится в тюрьме! — заспешил главный приветственный делегат. — Слава Советской России! Да здравствует Революция!

— Уходите! — вновь приказал ему Удальский. — Гвардии старший лейтенант Каримов, взять городскую тюрьму под охрану!

Они проехали весь город на первой скорости, в сопровождении ударников, идущих пешим порядком.

Договорённости договорённостями, но существует установленный порядок…

Через полтора часа гвардии подполковник Удальский, действующий совместно с гвардии подполковником Вороновым, окончательно удостоверились, что вражеских сил в городе нет и можно загонять в него бронепоезд со штабом корпуса.

*1 декабря 1919 года*

Скоро Новый год, а Аркадий до сих пор возится с Приморьем. В принципе, дело осталось за малым, но работа ещё не сделана.

Сегодня, чуть более полутора суток спустя, у него, наконец-то, появилась возможность побеседовать с Корниловым.

Бедолагу взяли прямо ночью, в его квартире, расположенной в сотне метров от здания штаба 8-й армии.

Аркадий знал, что Корнилов уже давно должен был умереть. Если Немирову не изменяла память, а делала она это крайне редко, это должно было случиться на Кубани, под Екатеринодаром, вследствие роковой случайности.

Но Немиров уже так сильно «наследил», что абсолютное большинство случившихся в его истории случайностей не имеют никакой возможности случиться.

Корнилов вообще не должен был так быстро уходить за Казань — он не должен был почувствовать сильной угрозы от большевиков.

Но стараниями Немирова Корнилов не рискнул уходить за Дон, чтобы не соблазнить генерала Алексеева перекрыть его с севера и зажать на Кавказе. Поэтому Корнилов сразу же ушёл подальше, чтобы занять наиболее выгодные позиции и выиграть побольше времена на подготовку. Это не помогло, но он старался.

И вот, генерала от инфантерии Корнилова, вероломно преданного соратниками, подговорёнными Столыпиным, сидит перед Немировым. Сидит он на табуретке, а Немиров задумчиво смотрит в окно.

— Измываться вызвал? — спросил Лавр Георгиевич.

— Нет, — ответил Аркадий, не поворачиваясь к нему. — Просто поговорить.

— Какой в этом смысл? — искренне недоумевая, спросил Корнилов.

— Мы воевали друг против друга с конца 1917 года, — сказал ему Аркадий. — Ты начал мятеж и ровно в тот день началось наше противостояния. А я не разговаривал с тобой никогда — я считаю, что это неправильно.

— О чём мы нам говорить, предатель? — спросил Корнилов.

— Меня интересуют некоторые непонятные моменты, — ответил на это Аркадий.

— Если ты об армейской казне и прочем — это всё утащил иуда Столыпин, — процедил Корнилов с ненавистью.

— Почему у вас всё всегда сводится к деньгам? — развернулся к нему Немиров. — Думаешь, мне есть дело до этих жалких бумажек или блестящих монет?

— Тогда чего ты хочешь? — после паузы, спросил Лавр Георгиевич.

— Я хочу знать, почему ты не предпринял ничего против броневиков? — задал Немиров вопрос.

— А я, по-твоему, не предпринимал? — грустно усмехнулся Корнилов. — Мы рыли против твоих броневиков специальные окопы, усеивали поля рогатками и колючей проволокой, но всё было тщетно. Можешь считать себя гением стратегии или кем ты там себя возомнил, но в тебе нет ничего этого — ты просто использовал против нас непобедимый козырь. В этом вся твоя «стратегия», в этом вся твоя «гениальность». Больше у тебя нет ничего, генерал Немиров.

— А подумать? — вздохнул Аркадий. — А осмыслить? Я видел на данных аэрофотосъёмки, что ты стремительно эволюционируешь. К сожалению, для тебя, это было тупиковое направление эволюции.

— Да? — усмехнулся Корнилов. — А ты никогда не задумывался, что бы ты сделал?

— Если бы я оказался на твоём месте? — спросил Аркадий.

— Да, — кивнул Лавр Георгиевич. — Представь, что тебе было не плевать на Россию и ты решился на отчаянный шаг, чтобы спасти её. И теперь против тебя полчища перекрасившихся в красный христопродавцев, пользующихся превосходством в промышленности и живой силе. Вот что бы ты сделал?

— Я бы, для начала, посмотрел на то, что делали те, кто уже воевал против Красной Армии, — улыбнулся Немиров. — Немцы — они ведь умные. Они, вопреки распространённым мифам об орднунге и фанатичной любви к порядку во всём, очень быстро адаптируются. И когда мы брали Кошице, они использовали против нас зенитные орудия. Что мешало? Вот скажи мне — что мешало?

Корнилов сжал челюсть и ничего не ответил.

— Да один расчёт 37-миллиметрового орудия Максима, в правильном месте, может напрочь остановить наступление целой роты бронемашин! — продолжал Аркадий. — Они небольшие, поэтому их можно хорошо прятать на местности! Да будь я на твоём месте, это наступление по Транссибу растянулось бы на годы!

В принципе, меры противодействия орудиям противника давно уже есть, но, несомненно, это бы осложнило абсолютно всё. Возможно, бронемашины, как ударная сила, уже станцевали свой последний танец — дальше будут противотанковые орудия, противотанковые ружья и новые тактики борьбы с танками. И последнее — это самое важное.

— Это ведь не всё, что ты уже придумал «против себя», не так ли? — ожесточённо усмехнулся Корнилов.

— Естественно! — ответил Аркадий. — Концентрированный огонь артиллерией — ну, это вы реализовать не могли, потому что у вас проблемы с радиостанциями. Специальные засады против бронетехники — вот это вы могли реализовать очень легко. Ты знал, что изнутри броневика не видно практически нихрена? Не знал. А должен был. В конце концов, отлично подошла бы придумка немцев — отправка штурмовых групп для целенаправленного выведения из строя вражеской бронетехники!

Он уже практически не сомневался, что лучшие военные умы уже начали работать над проблемой и всё это, в конце концов, будет придумано. Немцы, несмотря на общее отчаянное положение, придумали оригинальное применение штурмовых групп и первыми догадались использовать против броневиков «пом-пом» — решения уже существуют. И Аркадию, на данном этапе, можно крыть их только тактикой.

Корнилов очень крепко задумался над услышанным. Аркадий не считал его идиотом или глухой военной пробкой, поэтому был уверен, что мятежный генерал всё прекрасно понял и сейчас осознаёт.

— То есть, ты уже заблаговременно придумал, как будешь уничтожать броневики противника? — спросил Лавр Георгиевич.

— Это первое, что должен был сделать компетентный командир, — усмехнулся Аркадий. — А ты — не думал, не размышлял, не соображал. А мог — я же знаю, что ты очень сильно отличаешься от обычных генералов бывшей императорской армии. И тогда бы мы сейчас не говорили. Возможно, я бы сейчас стоял где-то в Красноярске или вообще в Омске, а стратегическая инициатива перешла бы в твои руки. Всего-то и надо было — подумать чуточку гибче… Водку будешь?

— Буду, — кивнул Лавр Георгиевич.

Аркадий сходил к буфету и извлёк из него стакан и бутылку «Московской особой».

— А сам? — спросил Корнилов.

Немиров задумался.

— А, давай, — махнул он рукой. — Повод веский.

Он достал из буфета ещё один стакан.

— Знаешь, что ещё? — спросил он, разливая водку по стаканам. — Японский генерал показал, что бывает, когда есть человек, способный думать гибко. Он пожертвовал тысячами солдат, но выиграл время и разобрал пути на серьёзной протяжённости.

— Я знаю, — кивнул Корнилов. — Сам очень жалел, что не додумался до такого.

— А он додумался, — вздохнул Аркадий. — И Япония заплатила за это южной веткой КВЖД.

— Но ты разбил и их, — произнёс генерал Корнилов. — А ещё, тебя не смогли победить немцы.

— Но немцы уже начинали думать, — ответил на это Аркадий. — И у них даже начало что-то получаться, но война закончилась раньше.

— Да, нам всем очень сильно не повезло, — кивнул Лавр Георгиевич.

— А теперь напряжённо думает весь окружающий мир, — продолжил Аркадий. — Сейчас все поднимают фронтовые сводки и анализируют их. Как же быть? Что же делать? Что же может остановить армию большевиков, которая расправилась не только с «последней надеждой России», но и с весьма боеспособной японской армией? А что будет, если большевики пойдут на запад?

— А вы пойдёте? — спросил генерал Корнилов.

— Да нахрена нам туда? — задал встречный вопрос Аркадий. — Если это будет агрессия в нашу сторону — тогда конечно. Но самим ввязываться в никому не нужную войну? Увольте. Мы одного тебя, Лавр, устали добивать. Зачем впутываться в слишком смелые авантюры с недостижимыми целями?

— Чего бы это смелые? — не понял его Корнилов.

— Вот поэтому тебе самое место было в генштабе — это твой потолок, — вздохнул Аркадий. — Ты компетентный военный, но совершенно некомпетентный политик. И когда речь касается политики, ты не можешь смотреть на несколько шагов вперёд. Если мы начнём агрессию против какой-либо европейской страны, это даст их правительствам веский повод мобилизовать население против «кровавых большевиков», которые хотят обобществить женщин, обувь и даже зубные щётки. Такой повод давать нельзя. Все наши действия должны быть ответными, оборонительными. Ну, а если контрнаступление пойдёт хорошо, то… Сам всё понимаешь.

— Теперь понимаю, — кивнул Корнилов и поднял стакан. — Выпьем.

Аркадий тоже поднял стакан, после чего влил в себя пятьдесят грамм водки. С непривычки горло засаднило, но он оперативно внюхался в рукав, плотно пропахший порохом.

— Почему ты не выступил за большевиков? — спросил он. — Ты хоть представляешь, чего ты мог достигнуть? Ты мог стать в основе новой армии, рядом с генералом Алексеевым, рядом со мной. Представляешь, какие перспективы бы перед тобой открылись?

— Потому что вы — христопродавцы, уже сгубившие Россию, — убеждённо ответил Корнилов.

— Ты мог войти в историю, — продолжал Аркадий. — Ты всё равно будешь казнён, поэтому я скажу, не таясь — мы собираемся присоединить Синьцзян, весь Иран и, если всё решится в ближайшие недели, Маньчжурию. А там, если всё пойдёт так, как задумано, мы можем рассчитывать на присоединения Центрального Китая. Все эти территории войдут в состав нового государства. Россия, ну, то, что ты под ней понимаешь, станет самой большой державой на всей планете. Даже больше Британской империи. На Востоке, а не на Западе.

Корнилов лишь поморщился.

— И во всём этом мог поучаствовать ты, — вздохнул Аркадий. — Войти в историю как генерал-победитель, приносящий свободу народам. А теперь тебя запомнят как инициатора заведомо провального мятежа против законной власти. Тебя заклеймят в каждом учебнике истории, как предателя и убийцу. Такое наследие ты оставишь после себя.

Всё это было невозможно, по причине взглядов мятежного генерала. Он видел перед собой какую-то другую версию России, в которой всё как и прежде, но немножко не так. Это была некая химера, представляющая собой сочетание военного могущества и некоторой толики социальных свобод, которые выдали бы за «плоды Февральской революции».

Нежизнеспособно, отчего крайне недолговечно, но люди верили. И Корнилов верил.

— Вас остановят, — уверенно ответил на это он.

— На Востоке? — уточнил Аркадий, наливая ему новую порцию. — Едва ли. Есть золотые три-четыре года, в течение которых нас останавливать просто некому. Никто не захочет отправлять свои деморализованные долгой войной войска в Китай или в Иран. Как это объяснить своим солдатам? Ты-то выезжал на «спасении России» и так далее, а что скажет король Великобритании своим верноподданным, чтобы обосновать вторжение в страну, где происходит социалистическая революция?

— А на Запад вы сами не полезете… — задумчиво произнёс Лавр Георгиевич, после чего выпил стакан залпом и даже не поморщился.

— Вот именно, — улыбнулся Немиров. — Мы будем ждать, когда они сами к нам полезут. Ждать и готовиться.

Повисла пауза, в ходе которой Корнилов крутил в руке стакан.

— Меня повесят? — вдруг спросил он.

Он слышал через окно тюрьмы стук молотков — на военном плацу Хабаровска сооружают виселицы.

— Я гарантирую, что тебя расстреляют, — ответил Аркадий. — Завтра с утра состоится заседание трибунала, а после обеда тебя расстреляют на военном плаце. А вот остальных повесят.

— Спасибо, — искренне поблагодарил его Лавр Георгиевич.

Несмотря на то, что они были врагами, Немиров уважал его, как командира и офицера. И ему, но не другим, мог дать достойную смерть.

*9 декабря 1919 года*

— Вы здесь каким образом? — спросил Аркадий. — И какое отношение вы имеете к нашему конфликту с Японской империей?

— Я представляю здесь интересы США — меня уполномочил президент США Вудро Вильсон, — ответил на это бригадный генерал Уильям Сидней Грейвс.

— На первый вопрос вы ответили, — кивнул Немиров.

— Кровопролитие необходимо прекратить, — произнёс бригадный генерал Грейвс.

— Я работаю над этим, — ответил Аркадий.

— Мы считаем, что было убито достаточно людей и пора остановиться, — пояснил американец. — Этот конфликт необходимо урегулировать дипломатически.

— Дипломатия потерпела провал в тот день, когда японские дипломаты вышли из переговоров в Петрограде, — покачал головой Аркадий. — Ничего не могу поделать — придётся лить кровь и убивать людей.

— Моё правительство ищет способы оказания давления на Японскую империю, — сообщил бригадный генерал. — Нужно объявить прекращение огня.

Логику действий американцев Аркадий прекрасно понимал и видел, что Грейвс знает об этом его понимании.

У США есть интересы в Тихом океане, несмотря на то, что они, как будто бы не участвуют в делах внешнего мира, благодаря весьма изоляционистской доктрине Монро.

Возможно, они уже давили на Японию, чтобы избежать её чрезмерного усиления, чего она хотела добиться присоединением Дальнего Востока России.

Теперь же ситуация иная — нельзя позволить русским чрезмерно ослабить Японию, а ведь к этому сейчас всё и идёт. Поражение второго экспедиционного корпуса, который уже достиг более чем двойного размера, по сравнению с предыдущим — это и есть чрезмерное ослабление Японии. Такого допускать нельзя, ведь американцы следуют принципу сохранения баланса сил, как и европейские державы, а тут намечается его злостное нарушение.

Могут ли американцы начать интервенцию, чтобы спасти войска Японской империи? Вряд ли. Обстановка совершенно не располагает, к тому же, отношение к войнам любого рода у американского общества резко негативное — сказалось влияние Европы.

— Наши дипломаты беседуют с вашими дипломатами в Петрограде, — сказал бригадный генерал Грейвс. — Я склонен считать, что будет достигнуто соглашение о мирном урегулировании. И мой долг, как уполномоченного представителя США, добиться прекращения огня здесь и сейчас, до тех пор, пока вновь не заработает дипломатия.

— Вот когда заработает — тогда и приходите, — улыбнулся Аркадий. — А сейчас я выполняю приказ своего правительства — освободить Владивосток от засевших там захватчиков.

— Но это неразумно, — покачал головой американец. — Вы лишь напрасно погубите солдат…

— У нас нет солдат, — ответил на это Немиров. — У нас есть красноармейцы.

В дверь деликатно постучали.

— Войдите, — разрешил Аркадий.

Заглянул майор-связист. Он подошёл к гвардии генерал-майору и что-то прошептал ему на ухо.

— Понятно, — кивнул Аркадий. — Можете идти, товарищ гвардии майор.

После этих слов он задумчиво постучал пальцами по столу.

— Вынужден вас огорчить, господин бригадный генерал, — заговорил он. — Но даже если бы я захотел, то не смог бы объявить прекращение огня…

— Почему это? — нахмурил брови Грейвс.

— Потому что японцы начали контрнаступление, — ответил Аркадий и довольно улыбнулся.

*10 декабря 1919 года*

— Прекратить огонь! — приказал Аркадий. — Хватит жечь патроны — они бегут! Механик-водитель — на первой передаче — вперёд!

Сегодня он на пулемётном «Джеффри-Немирове», оснащённом усиленной бронёй. Эта перетяжелённая версия броневика предназначалась исключительно для штурма городов — для остального у него слишком малый моторесурс.

Дополнительные две тонны броневой стали были слишком большой нагрузкой для подвески, но зато давали целых 25 миллиметров бронирования с фронта. Причём важным фактором было то, что броня эта разнесённая, с тридцатью сантиметрами воздуха между двумя 12,5-миллиметровыми плитами.

Бронебойные пули, если они вдруг появились у японцев, будут против него бесполезны, как и осколочные снаряды полевых пушек, коими японцы уже начали пробовать подбивать броневики. Да и даже снаряды «пом-пома» окажутся не так эффективны — заводские испытания это уже подтвердили.

Пулемёт тоже новый — ПМБ, то есть, Пулемёт Максим Бронеавтомобильный. От оригинальной версии его отличает лишь чуть более объёмный водяной кожух и утолщённый ствол. Ствол сделали пятимиллиметровой толщины, что на два миллиметра больше, чем в оригинале, а объём охлаждающего кожуха увеличили до четырёх с половиной литров, против трёх целых и семи десятых литра в оригинале.

Испытания на Тульском оружейном заводе показали, что если обычный Максим, оснащённый системой подачи воды, мог стрелять непрерывно примерно 5-6 минут, то ПМБ может стрелять 10-11 минут. Всё это достигнуто только благодаря утолщению ствола.

Не то, чтобы такая плотность огня была прямо нужна, но в бою случается всякое, поэтому лучше иметь возможность подавлять противника десяток минут, чем не иметь её.

Также были разработаны специальные коробы, в которые помещается тысяча патронов — эта разработка не имела отношения к ПМБ, потому что разработали её на Ковровском оружейном заводе. И делали этот короб под обычный пулемёт, по заявкам механизированных подразделений — в тесной башне неудобно слишком часто перезаряжать пулемёт.

— Короткая! — скомандовал Аркадий. — Открыть огонь!

Японская пехота залегла за лёгкими посадками и начала постреливать в их сторону.

Пулемёт, ещё не успевший остыть, вновь застрекотал.

Им всем ещё очень повезло, что энтузиасты, работавшие над ПМБ, не добились успеха с увеличением скорострельности пулемёта. Они очень этого хотели, потому что им показалось неправильным, что новый пулемёт даёт «всего лишь» 600 выстрелов в минуту, что привело к ряду параллельных разработок.

Первая группа инициаторов попробовала усилить давление возвратной пружины и у неё получилось добиться скорострельности в 870 выстрелов в минуту, но пулемёт начало отчаянно заклинивать. В итоге они провозились с регулированием пружины в течение двух недель, а потом плюнули — не получилось и не получилось.

Вторая группа инициаторов попробовала изменить конструкцию спускового механизма, чтобы ускорить его работу и у них тоже что-то получилось — они добились скорострельности в 835 выстрелов в минуту, но проблема всё та же. Да, пулемёт начал давать систематические отказы.

После этого фиаско руководство завода запретило любые попытки модернизации ПМБ — у конструкторов хватает и другой работы. Например, ТОЗ намерен всерьёз пободаться с Ковровым в соревновании на новый пулемёт для Красной Армии. Начали они позже Фёдорова и Дегтярёва, но команда конструкторов у них, как говорят, гораздо сплочённее, чем на Ковровском оружейном заводе.

Токарев, возглавляющий КБ при ТОЗ, получил ту же техническую спецификацию, что и ковровцы, поэтому есть шанс, что в конкурсе будет участвовать не две модели, а три или даже четыре.

«Но я доволен ПМБ», — подумал Аркадий. — «Стрекочет, как проклятый стрекозёл».

Контрнаступление японцев имело успех только на начальном этапе.

Они грамотно вскрыли первую линию обороны, в полной мере использовав эффект внезапности. Японский генерал, Акияма Ёсифуру, которого назначили командовать обороной Владивостока, действовал смело, что и позволило временно перехватить инициативу у Красной Армии.

Но в тот же день, когда были потеряны окопы первой линии, их отбили обратно, с широким применением бронетехники.

Японцы тоже хотели поэкспериментировать, поэтому использовали русские 76,2-миллиметровые горные орудия, обладающие паршивой баллистикой, но зато достаточно лёгкие, чтобы их могли оперативно ворочать и перемещать обычные артиллеристы.

Успехи у них были, это факт, но не было культуры борьбы против бронетехники — ей просто неоткуда было взяться. Им нужно разработать что-то своё и испытать это, чтобы полноценно понять, как с этим бороться.

«Не могут зулусы разработать тактику противодействия британским пулемётам, если сами не будут пользоваться пулемётами и понимать, как их лучше использовать», — подумал Немиров. — «Так и получилось — зулусы ничего не смогли поделать с британскими пулемётами и проиграли».

Бронемашина двигалась по полю мертвецов, иногда наезжая на тела, несмотря на попытки механика-водителя объезжать препятствия.

«Возможно, сегодня мы дали японской армии толчок к ускоренному развитию», — пришла в голову Аркадию мысль. — «И когда они полезут в Китай, примерно в 30-е годы, если ничего не изменилось, конечно же, мы встретимся с другой армией».

Он нутром чуял, что «тащуха» скоро закончится. Различия в тактике будут уменьшаться с каждым годом, всё сильнее и сильнее. У противников скоро появятся аналоги вооружения РККА, они скоро больно надавят на шею своей жадности и начнут вооружать солдат автоматическим оружием — потому что оно есть у РККА, а не почему-то ещё.

Ну и нельзя отметать фактор тщеславия. Аркадий стал кем-то вроде символа военного успеха. У него нет ни одного поражения за всё время боевых действий.

«Тот встречный бой с немецкими штурмовыми группами не считается», — подумал он. — «Тогда проиграли обе стороны, а если нет победителя, то это ничья».

Но ныне покойный Корнилов, отказавшийся от повязки и встретивший смерть с открытыми глазами, был в чём-то прав. Почти все успехи Немирова обусловлены нечестными преимуществами в виде передовой тактики, которую придумал не он, а его научили в Казанском высшем танковом училище, а также в виде броневиков, которые он применяет точно так, как его учили.

Ничего оригинального и своего, а исключительно то, что он знал от других людей, которые, для него, уже давно умерли, а здесь ещё даже не родились или уже не родятся. И это весь его успех.

Возможно, кто-то бы начал терзать себя различными комплексами неполноценности, но не Аркадий. У него есть цель, которая оправдывает любые задействованные средства.

— Короткая! — приказал он. — Открыть огонь!

Сам Немиров тоже вставил ствол ППД-18 в отверстие сдвинутой бронезаслонки и, глядя в специальный триплекс, начал стрелять по недобиткам и тем, кто ими притворяется.

Пистолет-пулемёт применял патрон 6,5×25 миллиметров, но дизайном отличался от того, что скоро поступит на вооружение ударных подразделений РККА. Приклада у этого оружия не было, а ствол укоротили на сорок миллиметров — всё для большего удобства использования в замкнутых помещениях.

Один из японских солдат вскочил и замахнулся гранатой, но сразу же рухнул после серии пуль в грудь.

«Кто-то же говорил, что у японцев вечная беда — героические солдаты, но дерьмовые офицеры…» — припомнил Аркадий. — «И если как-то устранить эту неисправность, японская армия станет крайне опасным противником».

Генерал Акияма, по не совсем понятным причинам, решил оставить Хабаровск мятежникам. Видимо, он рассчитывал, что корниловцы попьют Красной Армии кровь, а затем бесславно сдохнут. Увы, всё пошло не по плану, но такого развития событий японский генерал предположить не мог и не должен был. Это политика, а не война.

А ведь Хабаровск — это был последний адекватный рубеж. Амур форсировать очень тяжело, он широк и быстр, поэтому 1-й гвардейский мог понести на нём очень тяжёлые потери. Но повезло, что Столыпин не был заинтересован в войне до последнего солдата и решил просто убраться из России, пока не стало слишком поздно.

«Хитрый жук», — усмехнувшись, подумал Аркадий.

Десант сейчас выпускать опасно — это чревато ненужными потерями, поэтому ударники едут в десантных отсеках и их время придёт чуть позже.

«Уже смылся, наверное», — подумал Аркадий. — «И вывез с собой практически всех солдат мятежников. И мы знаем, куда он отправился».

Он уже которую неделю перевозит всю свою камарилью в Бразилию, конкретно во Флорианополис, откуда караваны мятежников уходят в Парагвай. Разведка докладывает, что происходит это очень организованно, что означает полную поддержку со стороны встречающих. Бразилия не препятствует — а это значит, что ей «старшие товарищи» запретили. И хорошо известно, что это за «старшие товарищи».

Советские дипломаты отправили ноту протеста в Парагвай, но её проигнорировали. Парагвайское правительство сочло, что лучше дружить с британцами и французами, чем с большевиками.

Интерес Парагвая очевиден: к нему заезжает боеспособная армия, полностью от него зависимая. Возможно, Столыпина пускают в Парагвай на конкретных условиях, поэтому местное правительство не опасается чужой армии на своей территории. Финансируют это, несомненно, страны Антанты.

Американцы на этот демарш внимания не обращают — вероятно, тоже есть договорённости с Антантой. Скорее всего, американцы уверены, что русские мятежники в Парагвае — это против Советской России. А раз так, то дело это богоугодное и правильное.

«Ладно, это философия», — подумал Аркадий, убирающий ППД-18 обратно в настенный шкафчик. — «Что же делают японцы?»

Уже очевидно, что кроме их первоначальной тактики у них ничего нет — генерал Акияма не имел никакого плана «Б», поэтому его солдаты лишь держали оборону на неподготовленной местности и пытались выжить. Безуспешно.

Кавалерия уже подошла и начала зачистку холмов, на которых как-то закрепились японцы, а броневики продолжали движение к Владивостоку.

Масштаб потерь второго японского экспедиционного корпуса уже перешёл на десятки тысяч — основной ущерб наносит буксируемая артиллерия, но немалую толику вносят и броневики, выступающие в качестве приближающейся бронированной стены, стреляющей изо всех пушек и пулемётов. Нормальных, человеческих, 82-миллиметровых миномётов, к сожалению, ещё нет — они успевают только на следующую войну…

По пространству в паре сотен метров впереди начала бить вражеская артиллерия. Стоит она в черте города, поэтому стрелять по ней он запретил. Её слишком мало, чтобы на что-то повлиять да и сами японцы ею не злоупотребляют, чтобы лишний раз не провоцировать Немирова.

— Стоп! — приказал он. — Задний ход! Клаксон — «Смотри на меня!»

После серии звуковых сигналов, он достал из специального отсека флажки и сигнализировал остальным машинам.

Средневековые или даже античные методы передачи сигналов уже начинали сильно раздражать его, но он рассчитывал, что всё наладится, со временем.

В Твери уже запланировано открытие НИИ «Кобальт», в котором начнут заниматься вопросами радиотехники. Заведующим НИИ назначили Михаила Бонч-Бруевича и собрали могучую кучку выдающихся специалистов по радиотехнике: Бориса Розинга, Алексея Фёдорова, Владимира Лебединского и Николая Папалески.

Аркадий уже давно утверждал, что радиосвязь — это краеугольный камень успеха любой армии, поэтому это направление нужно развивать, пусть даже в ущерб остальному. Будет радиосвязь — будут победы.

РККА в 1941 году, имеющая нормальную радиосвязь на уровне роты и РККА в 1941 году, не имеющая такой нормальной радиосвязи — это два совершенно разных итога первого года войны. Причём различаются эти итоги радикально.

По оценке Аркадия, большая часть фокусов Вермахта, которые у него получились, потерпели бы сокрушительный провал, большая часть «котлов» просто бы не состоялась, было бы больше успешных контратак, а самое главное — они были бы более точно скоординированы и имели системный характер.

Не нужно невероятных и прогрессивных видов вооружения, не нужно огромной армии с десятком тысяч танков — просто нужна адекватная радиосвязь на уровне рот. Это очень дорого, но это жизненно необходимо для сокращения потерь и увеличения эффективности действия войск.

И Аркадий, если потребуется, пойдёт по головам, чтобы достигнуть этого…

«Нужно будет устраивать тотальные репрессии, чтобы каждая рота получила портативную радиосвязь — я буду подписывать каждый расстрельный список», — подумал он. — «Но, думаю, такого не потребуется».

НИИ «Рубин» получит очень щедрое финансирование и приоритетное снабжение, чтобы гарантировать опережение потенциальных противников по ряду направлении радиотехники. И Аркадий будет лично курировать работу НИИ.

Сейчас он просто пишет письма задействованным лицам, чтобы они поняли и осознали, что от них требуется. Но, как кончится война, он займётся более детальным контролем — пока что, на это просто нет времени.

Радиосвязь — это его личная ядерная программа.

Броневики ненадолго отступили на три-четыре километра назад, а после завершения не очень прицельной артподготовки вновь поехали вперёд. Японцы, наверное, уже понимают, к чему всё идёт…

*11 декабря 1919 года*

— Переводи: «Пропустите связистов — они передадут вам провод для связи», — приказал Аркадий.

Требовать капитуляции у японцев — это что-то вроде способа одновременно послать их по матери и по отцу. Поэтому Аркадий решил идти другим путём.

— Цусинхэй о тосютэ кудасай, карэра ва аната ни цусин кэбуру о ватасимасу! — крикнул в громкоговоритель переводчик, гвардии майор Луганцев.

Со стороны японцев не доносилось ни звука.

Они выставили линию правильных траншей, перекрывающих путь к городу, но ещё час назад её смешали с почвой приданные 1-му гвардейскому механизированному корпусу артиллерийские дивизионы.

Это было недвусмысленное сообщение японскому командованию — сопротивляться бесполезно.

Следующие двадцать минут ничего не происходило, а затем с их позиций вышло два солдата, тянущих за собой катушку с проводом.

Им навстречу вышло двое красноармейцев со своей катушкой и они встретились где-то в середине поля.

Немиров направился в командирский бронеавтомобиль, который занимал сейчас гвардии подполковник Удальский. Он сел на табуретку, поставленную оперативным адъютантом, после чего ему поднесли чёрную телефонную трубку.

— Гвардии генерал-майор Немиров у аппарата, — громко сказал он. — С кем имею честь?

— Генерал Акияма Ёсифуру, — представился собеседник на не очень качественном русском языке. — Вы тот самый генерал, который разбил меня

Аркадий дал переводчику, прислонившему к уху вторую трубку, знак «отбой». Переводчик аккуратно положил трубку.

— Очевидно, что вы звоните, чтобы требовать капитуляции, — произнёс японский генерал.

— Да, это очевидно, — подтвердил Аркадий. — Рабоче-крестьянская Красная Армия, в моём лице, выдвигает ультиматум: всем войскам японского экспедиционного корпуса требуется незамедлительно выйти на передовые позиции и разоружиться. Все военнопленные будут определены в лагеря для временного содержания. Всем военнопленным гарантируется достойное обращение и неприкосновенность чести и достоинства, за исключением случаев неповиновения или сопротивления.

— Сколько времени вы готовы нам дать? — спросил генерал Акияма.

— Один час, — ответил Аркадий. — В случае вашего отказа мы начинаем штурм города. Но перед штурмом мы дадим многим вашим солдатам возможность умереть бесславно — под градом артиллерийских снарядов. Специально для штурма Владивостока мы привезли сто двадцать тысяч снарядов и я намерен потратить их все. Думайте, господин Акияма. С этого момента у вас ровно час.

Он положил трубку и встал с табуретки.

— А если они откажутся? — выглянул из верхнего люка броневика гвардии подполковник Удальский.

— Мы — Красная Армия, — ответил Немиров. — Мы не бросаем слов на ветер.

Пришлось ждать ровно час, прежде чем японцы вновь вышли на связь.

Немиров ожидал, что сейчас ему скажут, что японцы не сдаются, что честь важнее жизни и всё в этом духе, но он услышал…

— Мы принимаем ваш ультиматум.

*11 декабря 1919 года*

— Здравия желаю, товарищ Ленин! — поздоровался Аркадий.

— Здравствуйте, товарищ Немиров, — ответил отчего-то не очень радостный Владимир Ильич. — Какие новости?

— Владивосток освобождён, японский экспедиционный корпус разоружён и взят под стражу, — отрапортовал Аркадий.

— Это хорошие новости, — невесёлым голосом ответил Ленин. — Очень хорошие новости…

— Да что случилось-то? — напрягся Аркадий. — Мы победили, наконец-то. Намного раньше оговорённого срока. Есть ещё почти пять месяцев на дополнительные операции в Синьцзяне или даже в Маньчжурии!

— Случилось, — вздохнул Владимир Ильич. — Я сам узнал двадцать минут назад, поэтому новость не могла успеть дойти до вас.

— Что за новость? — Аркадий напрягся ещё сильнее.

— Подразделения Войска Польского, при заявленном нейтралитете Антанты и прочих стран, вторглись на территорию Советской Украины и сейчас движутся к Киеву, — ответил Ленин. — Я рад, что вы, товарищ Немиров, закончили свои дела на Востоке, но теперь вы нам очень нужны на Западе. Готовы выдвигаться?

Примечания:

1 — Дримтим — от англ. dream team — «команда мечты». Выражение появилось в 1980-е годы, но особую популярность обрело в 1992 году, когда на олимпийские игры в Барселоне поехала олимпийская сборная США по баскетболу, в которой состояли исключительно действующие профессиональные игроки. Эту команду быстро окрестили дримтим, потому что профи превосходили любителей из других сборных на несколько голов. На олимпийских играх 1992 года, как и ожидалось, произошёл разгром. Сборная США выиграла все восемь матчей, с разрывом в 43,8 очков.

2 — Парасоль — это конструкция моноплана, у которого крыло расположено над фюзеляжем и прикрепляется с помощью подкосов. А теперь к тому, почему главный конструктор не доволен капризами Курчевского. В те времена была проблема — мощности авиационных движков не хватало, поэтому крыло моноплана должно было быть достаточно широким, чтобы обеспечить достаточную подъёмную силу. Бипланы имели два малых крыла, поэтому делали монопланы. Но каждое крыло увеличивает не только вес самолёта, но и его лобовое сопротивление, поэтому почти все изначально понимали, что дело-то в движках и надо просто подождать. Но немцы ждать не стали и сконструировали монопланы, типа Фоккера Айндекера, но не стрельнуло, поэтому они перешли на бипланы. В 1919 году время монопланов ещё не пришло, двигатели совсем не те, но это не может остановить такого общепризнанного гения как Леонид Курчевский…