— Нам пора.
Богдан Коваль появился в дверях спустя двадцать минут. В руках у него была тонкая папка для документов, а за спиной маячило кислое лицо инквизитора из «четверки».
Его напарник, как там его фамилия была — Разумных? — остававшийся в кабинете вместе с Яном, недоуменно смотрел на купца, вздумавшего распоряжаться в их законной вотчине.
Ян неуверенно поднялся и сделал шаг в направлении выхода. Никто его не остановил. Тогда он дошел до двери и встал рядом с дядей.
— Всего доброго, господа. Благодарю вас за помощь.
Коваль был чрезмерно вежлив. Как вельможа, получивший то, что было ему нужно, но не так быстро, как хотелось бы, и демонстрирующий теперь безупречными манерами свое недовольство.
Твердых за его спиной кивнул, хотя дядя этого жеста видеть не мог. Разумных, остававшийся на страже задержанного барона, вытаращил глаза.
— Что проис…
— Молчи. Я все объясню, — старший инквизитор «четверки» прервал напарника.
— Но…
— Послушайте вашего коллегу, — посоветовал Коваль без выражения. Подхватил Яна по руку и буквально выволок его из кабинета.
В молчании они прошли через весь жандармский участок. Только оказавшись на улице, юноша не выдержал и задал терзавший его вопрос:
— Ты дал взятку?
Иных способов, к которым мог прибегнуть Коваль, чтобы вызволить его из цепких лап Четвертого Отделения, он не видел.
— Поговорим дома, — отрезал дядя. Уселся в коляску, велел Данаю трогать и более за всю дорогу не проронил не слова.
Ян был уверен, что его опекун злится. Еще бы, ведь ему пришлось тащиться куда-то на ночь глядя, выкладывать кругленькую сумму — наверняка это обошлось очень дорого — и вызволять влипшего в неприятности мальчишку, за которого он отвечал перед Создателем и людьми.
Это было понятно. Не понимал юноша другого — как его дядя так быстро явился в околоток. Прошло не так много времени с момента, как жандармы отвезли их Олельковичем с места преступления и доставили в участок. Ковалю, чтобы с такой скоростью появиться, нужно было точно знать, куда именно ехать.
В итоге Ян пришел к заключению, что их с Софией благодетель обладал во Львове очень серьезными знакомствами. Он и раньше это демонстрировал — взять тот же визит в Экзархат, где они с сестрой проходили тестирование перед зачислением в Гимнасий. Пришли они туда вовсе не на общих основаниях, а через знакомство, что позволило существенно сэкономить время.
«Наверное, — думал молодой человек, — кто-то из жандармов отправил Богдану весточку: так, мол, и так, ваш племянник задержан и находится в таком-то участке. Вот он и примчался так быстро».
Придя к этому логическому выводу, Ян тут же переключился на обдумывание куда более важного вопроса. Смерть финна не шла у него из головы, равно как и последующее поведение Олельковича. Княжич явно не был готов к такому повороту событий — в этом барон не сомневался, — однако быстро среагировал и выжал из ситуации максимальную выгоду. Вместо убийства своего недруга Адам жестко подставил его. Предположение, что он убил Каневру только для того, чтобы Эссена обвинили инквизиторы из «четверки», представлялось марочному барону слишком надуманным.
А вот поведение следователей из курирующего Марки ведомства Яна не удивило. С точки зрения этих господ, жители фронтира всегда были виноваты, если происходило что-то странное и необъяснимое. Да и сами при этом на руку были нечисты, наживаясь на торговле ингредиентами, добываемыми Стражами Пограничья из демонов. Такие могли и от Олельковичей деньги взять, чтобы утопить их врага.
За размышлениями Ян не заметил, как они подъехали к дому. Коляска вкатилась во двор. Первым из нее, преувеличенно кряхтя, выбрался Коваль.
— В библиотеку, — коротко бросил он, и юноше ничего не оставалось, как последовать за старшим родичем.
Он предполагал, что дядя желает устроить ему головомойку, и не ошибся. Едва двери библиотеки, освещенной четырьмя тусклыми газовыми лампами, закрылись за его спиной, Богдан уселся в одно из кресел и выдал.
— Чем ты думал, юноша?
Вопрос был риторическим, и отвечать на него Ян не собирался. Вместо этого он уселся в кресло напротив родича и взглянул ему прямо в глаза.
— Я не просил о помощи, — произнес он, подражая отцу. Тот всегда давал понять тем, кто пытался записать его в должники, что степень благодарности Эссенов определяют только сами Эссены.
— К утру против тебя уже сфабриковали бы обвинение в убийстве этого финна! — возмутился Коваль. — Я что, по-твоему, не должен был вмешаться? Ты, чай, не чужой мне человек.
— Я не сказал, что не благодарен тебе. Лишь то, что не просил о помощи.
— Следующей фразой должна стать «я бы справился и сам».
— Нет. — Ян пожал плечами. — Я бы не справился. У меня нет опыта борьбы с коррумпированными чиновниками. Кстати, сколько ты им заплатил?
В глазах Богдана мелькнуло удивление. Словно он ждал любого вопроса, но только не этого. А вслед за ним юноша отметил выражение, удивительно напоминающее облегчение. Странный набор эмоций для человека, который собирался ругать племянника, вытащенного из жандармского участка.
— Неважно.
— Я все верну. — Ян постарался, чтобы его голос звучал твердо.
— Не неси чушь! — взвился вдруг родич. — Ты мне еще предложи продукты в дом в складчину покупать! Пока живешь здесь — я за тебя отвечаю!
— Я Эссен, — невесть зачем напомнил юноша.
— И ты ни на минуту не даешь мне об этом забыть! Давай-ка ты ненадолго забудешь про фамильную гордыню и расскажешь мне, что, во имя святого Христофана, произошло?
— А тебе не рассказали те, кому ты заплатил денег?
— Еще раз попробуешь свести разговор к деньгам, на завтраке останешься без сладкого!
Последняя фраза дяди, несмотря на то, что произнес он ее гневно, была шуткой. Об этом Яну сказали смеющиеся глаза родича. В ответ он тоже улыбнулся. Точнее, обозначил улыбку, как знак того, что иронию понял.
— Честное слово, Богдан, я мало что могу рассказать. — Что говорить дяде, он уже придумал, пока они ехали домой. — Мы ругались с Олельковичем, он несколько раз пытался меня ударить. Его прихлебатели стояли поодаль. Потом один из них упал и, как оказалось, умер. Адам тут же начал орать, что я его убил. Отправил своих подручных за жандармами. Они приехали, забрали меня. Начали давить на то, что именно я убил финна. Я так понял, что Олельковичи заплатили инквизиторам, чтобы меня виновным в происшествии признали. Потом ты меня выпустил.
Яну очень хотелось спросить Коваля, как ему удалось перебить цену, которую за его голову пообещал инквизиторам Олелькович. Там ведь явно была немаленькая сумма. Но он не стал этого делать, не желая вновь раздражать родича разговорами о деньгах. Чего доброго, еще решит, что это он так выясняет сумму своего долга!
— Просто «умер»?
— Я тоже был удивлен.
— То есть никто не швырялся конструктами?
— Я собирался. Но не успел. Олелькович… нет. Он не использовал магию.
— А ты ничего особенного не почувствовал? — этот дядин вопрос заставил юношу напрячься.
— Чего именно?
— Не знаю, ты же у нас практикующий боевой маг. — Богдан пожал плечами, и Ян мысленно выдохнул. Родич не имел в виду ничего такого. — Может, почувствовал построение чужого конструкта. Не типового, из родовых техник. Олельковичи — старая семья…
— Нет.
Про Скверну Ян не собирался рассказывать никому. Он вообще решил пересмотреть свою стратегию в отношении Адама. Тот оказался вовсе не таким уж простым противником, умело используя обстоятельства в свою пользу. Рассчитывать на то, что его можно взять на такую простую приманку, как ревность и оскорбленное эго, больше не приходилось.
— Точно?
На секунду задумавшись, молодой человек удивленно поднял глаза на собеседника. Что значил этот его вопрос? Он что-то знает?
Видимо, этот вопрос был написан у него на лице, так как дядя невесело рассмеялся. И окончательно добивая племянника, сказал:
— Как вы, Эссены, это называете? Энергия Геенны?
В считанные мгновенья после этого вопроса в голове юноши сложилась полная картина. Ян вспомнил все те странности, которые замечал за опекуном. Его чрезмерную осведомленность, странные, не имеющие объяснения поступки, связи и возможности, которые больше подошли бы государственному служащему высокого ранга, чем пусть и преуспевающему, но купцу. На ум сразу пришли все необычные вопросы, которые задавал Коваль. И появилось понимание, что отвечать лучше честно.
— Дыхание Скверны… Ты не купец, — выдал он вердикт.
— Ну, вот тут ты неправ, — хмыкнул ничуть не смущенный этим обвинением дядя. — Чтобы организовать достаточно грамотное и долгосрочное прикрытие, нужно по-настоящему заниматься тем видом деятельности, который тебя защищает. Так что я все же купец. Но не только, тут не ошибся.
— Тогда кто?
— Сперва ты ответь мне на вопрос. Дыхание Скверны, оно исходило от Олельковича?
Ян задумался. Не над вопросом — в ответе он был полностью уверен. Размышлял он о том, стоит ли продолжать этот разговор и к чему он может привести. Теперь, когда стало понятно, что Коваль не тот, за кого себя выдает. То есть он родственник и, как уверяет, купец, но важно даже не это. Друг или враг? Он перевез их с Софией во Львов, поселил в своем доме, настоял на обучении в Гимнасии — для чего? Он ведь явно преследовал какую-то иную цель, нежели забота о детях родной сестры. Или нет? Как можно верить тому, кто соврал один раз? Можно ли ему раскрывать тайны рода? Хотя о последнем уже поздновато переживать — сбитый с толку, он уже выложил Богдану одну из них.
— Да, — решился он наконец. — Смерти финна предшествовал сильный выброс Скверны.
— На кого направленный? — опекун тут же подался вперед, напомнив Яну охотничьего пса, почуявшего дичь. Или Эссена. Последнее, как ни странно, добавило дяде очков.
— Ни на кого. Выброс шел во все стороны. Не знаю, как объяснить… Будто бы произошел взрыв, а его эпицентром был Адам.
— Какие-то еще наблюдения? Сам Адам изменился?
— Дядя Богдан, я на твой вопрос ответил. Твоя очередь. Кто ты такой?
Коваль шумно выдохнул, как делают люди, пытающиеся избавиться от раздражения. Ян, к своему удивлению, хорошо понимал, что сейчас испытывает опекун. Он был охотником, как и его племянник. Только что встал на след, его трясло от азарта, а ему предлагают подождать и сперва ответить на вопросы.
Он поднялся с кресла, сходил к секретеру и вернулся, неся в руках графин, наполненный чем-то темным и вязким, и два узких высоких лафитника из синего стекла. Поставил все это на столик рядом с собой, разлил напиток, протянул один из фужеров племяннику.
— Настойка на черемухе. Домашняя, можно сказать, семейный рецепт Ковалей.
— Ты вроде говорил, что не пьешь спиртное?
На самом деле Богдан такого никогда не говорил, Ян сам сделал этот вывод, наблюдая, как дядя пьет квас, соки, морсы или простоквашу тогда, когда любой другой мужчина в его возрасте выпил бы пива или вина.
— Я контролирующий себя алкоголик, — ухмыльнулся опекун. Опрокинул рюмку, прикрыл глаза и сообщил чуточку охрипшим голосом: — Знаю, что звучит это как оксюморон. Выпей. Нужно снять напряжение.
— Я не напряжен.
— Ну да. Эссены…
— Но если тебе так будет легче.
Ян поднял стопку, залпом влил ее в рот и проглотил. Алкоголь он не особо жаловал, в семье к нему относились как к лекарственному средству, да и внимание он притуплял. Однако именно сейчас выпить показалось очень правильным поступком.
Настойка оказалась неожиданно крепкой, градусов пятьдесят, не меньше. Юноше стоило большого труда не поперхнуться и не закашляться. Когда дыхание к нему вернулось, он обнаружил, что образ дяди как-то размылся. Разгадка оказалась простой — на глазах выступили слезы.
— Черемуховая, — со значением произнес Богдан, наполняя лафитники второй порцией. Ян не успел среагировать и прикрыть рюмку рукой.
Однако опекун не торопился пить вторую сразу же за первой. Некоторое время он молчал, глядя в упор на племянника и не говоря ни слова. Потом вдруг встрепенулся и выдал.
— Все, что я тебе сказал тогда в Марке, было правдой. Я любил твою мать, помогал твоему отцу, приехал за вами, чтобы позаботиться о родне.
— Я знаю, — юноша еще продолжал бороться с последствиями приема ста граммов огненной воды, о которой его опекун отзывался с такой нежностью, а потому предпочитал говорить короткими фразами. — Но это не вся правда.
— Не вся, — согласился Богдан. Поднял стопку, полюбовался на колышущуюся внутри жидкость и с некоторым сожалением вернул ее обратно на стол. — Не вся. Как это часто бывает, погнавшись за двумя зайцами, я рискую остаться без ужина вообще. Хотел и о вас позаботиться, и ищейку из Эссенов получить для своего дела.
— Какое отделение? — многое Яну уже стало понятным, но не хватало некоторых деталей.
— Восьмое.
Юноша даже подскочил. Обычно-то он следил за тем, чтобы вести себя как взрослый мужчина, но порой забывался, и истинный его возраст вылезал наружу.
— Оно все-таки существует? В Гимнасии утверждают, что это миф!
— Ну еще бы! У них есть на то прямой приказ. Тебя это не удивило, верно?
Ян кивнул — еще бы было иначе! Самое секретное из ведомств Имперской Канцелярии, разумеется, правду о нем будут высмеивать, потому что никто не хочет быть смешным. Но он-то знал, что это правда! Хотя… Спроси его кто после лекции господина Киро, верит ли он в существование «восьмерки», Ян ответил бы, что нет.
Особенно здорово было то, что в Восьмом отделении служил его родной дядя. И был не самым рядовым сотрудникам, судя по его возможностям. Одно только прикрытие — преуспевающий негоциант — чего стоило.
— Были кое-какие подозрения. С самого начала, — молодой человек старался говорить спокойно, никак не выдавая охватившего его внутреннего восторга. — Слишком круто для простого купца выписать солдат в Марку, отмазать Софию от карьеры святого воина в Экзархате. Да и сегодняшнее спасение… Ты же не деньгами вопрос закрыл?
— Бумагой из Седьмого Отделения.
— Охранка? Ничего себе! — Ян снова не смог совладать с эмоциями, чем изрядно развеселил собеседника.
— Мы часто работаем в связке, — пояснил тот, посмеиваясь. — Родство душ, можно сказать.
— А чем занимается Восьмое отделение? Вы наблюдаете за элитами, да?
— Анализ угроз.
Юноше показалось, что он ослышался. В его представлении мифическая «восьмерка» чуть ли не тайно правила империей.
— Анализом?
— Ну, знаешь, что произойдет, если… И так далее. Анализ.
Ян даже головой потряс, словно это могло помочь уложиться там всему, что он узнал за последние полчаса.
— То есть ты аналитик. И что же ты анализируешь?
— Геополитические угрозы с привязкой к активности Ада.
— Это как? — Говорил Богдан вроде на русском, но так, что понятнее от этого не становилось.
— Скажем так, мы предсказываем вероятность войны с Британией с учетом активности Бельфастской Геенны. Или возможность агрессии со стороны Османской империи, основываясь на делах за Пеленой в Асхабаде.
— Прости, я что-то не могу сообразить…
Коваль закхекал, пытаясь сдержать смех. Но пояснил:
— В современном мире, Ян, державы вроде нашей не могут не учитывать такую переменную, как Ад. Представь для простоты, что Герцоги, Губернаторы и Бароны — обычные земные владыки. У них есть интересы, мотивы, в их распоряжении определенный наряд сил и средств. Есть собственные территории — на Земле уже четыре Геенны. Даже пять, если верить слухам о том, что происходит в Южной Америке. Их правители, хотим мы того или нет, влияют на политическую карту мира. Да о чем я! Третий Рим появился только потому, что господарь Валахии Цепеш решил, что справится с призывом Вапула!
Он сделал паузу, с тоской взглянул на стопку с настойкой на черемухе и продолжил говорить.
— Наше ведомство как-то исследовало вопрос шансов Московского царства на захват Европы, если бы та не была разрушена Валашским Гоном. И представь себе — никаких шансов у Святого Иоанна не было! По всему выходило, что русские княжества еще несколько веков болтались бы в кильватере мировой политики. Но Цепеш призвал Вапулу, тот помог вырваться в наш план Велефору, вместе или по отдельности вытащили из Ада Барбатоса с Гасионом, и теперь мы имеем то, что имеем. Силу, которую нужно учитывать, даже просто собираясь пободаться с соседом из-за права выпаса скота на заливном лугу. И уж тем более, если вдруг все четверо Герцогов затихают на несколько десятков лет.
Ян понял, что разговор подошел к нему. Точнее, к его роли во всей этой истории. И не ошибся.
— Я вытащил тебя во Львов, потому что у нас с Николаем — это мой начальник и хороший друг — появилась одна идея. Точнее, даже след. Но зыбкий, непонятно куда ведущий и ни на что конкретно не указывающий. Кроме того факта, что оставили его Высшие. Кто из них — неясно, зачем — не разобрать, но все, понимаешь, все, говорит о том, что Герцоги затеяли какую-то крупную игру. Может быть, они хотят создать очередную Геенну. А может, сообразили, что с их способами войны мы научились бороться, и готовят нам что-то новенькое.
— Зачем я был нужен?
— Пройти по следу, зачем же еще, Ян! Ты Эссен, прости за прямоту — гончая с хорошей родословной…
— Это совсем не обидно, — серьезно вставил юноша. Он в самом деле воспринял слова Богдана как комплимент и признание заслуг рода. — А нельзя было сразу сказать мне все это?
Коваль пожал плечами.
— Может быть. Но мы не знали, что искать, и решили просто выбросить за борт и посмотреть, куда ты поплывешь.
— Дыхание Скверны на Олельковиче, — кивнул Ян. — Приплыл. И что это значит?
— Пока не знаем. Зато имеем подозреваемого. Поверь, в нашей работе это уже немало.
— Согласен. И каковы наши следующие шаги? Он раскрылся, теперь у него есть не так много вариантов. Он может попытаться сбежать — на его месте я бы именно так и поступил. Конечно, таким образом он косвенно подтвердит свою причастность и вину, но большого скандала не случится. Его отец вполне способен устроить ему жизнь за пределами империи, где-нибудь в Британии, например. Но сам Адам на это не пойдет, я уверен. Он не очень сдержан…
— Ян! — опекун вскинул руку, останавливая племянника. Тот замолчал на середине фразы, удивленно взглянул Коваля.
— Что?
— На этом все. Дальше этим займемся мы сами. Тобой я больше рисковать не собираюсь. Занятия в Гимнасии придется пропустить, буквально несколько дней, пока мы…
— Нет.
Молодой человек поднялся и вызовом уставился на собеседника. Лицо его застыло, а глаза, и прежде бывшие похожими на мутное стекло, превратились в осколки льда.
— Адам — моя добыча, — твердо произнес он.
— Ты не понимаешь, Ян! Это не охота на слуг Нечистого! Это…
— Это именно она, — перебил старшего родича юноша. — Просто масштаб другой. Не нужно считать меня ребенком, дядя. Я все понимаю про государственные интересы. Но вы не подберетесь к нему без меня, согласись. Не смогли же, пришлось тащить гончую из Марки. А он сбежит, если вы попытаетесь давить. Не он сам, так его отец вышлет. И будете вы вокруг древнего семейства круги выписывать, а сделать ничего не сможете. Доказательств у вас нет, а действовать без них не сможете — головы полетят. Все верно?
Богдан прищурился, разглядывая Яна, будто видел его впервые. Долго, не меньше минуты. Потом кивнул. И добавил:
— Продолжай.
— Чтобы Адам не пустился в бега, мне нужно остаться. Быть у него на глазах. Раздражать его. Тогда он не побежит. Не знаю, что им движет, но я стал для него важен. Как личный враг, которого непременно нужно убить. Поэтому я останусь наживкой. Убью его — воспользуюсь Правом Охоты. Вы мне немного в этом поможете.
— Зачем Восьмому отделению это? — опекун дернул плечом. — Поощрять амбиции юного охотника, который решил…
— Я буду действовать в рамках закона, но его отца это не остановит, — продолжил Ян, будто не слыша, что говорит дядя. — Он бросит на меня все свои ресурсы, только на меня, а не на империю. Вы постараетесь меня защитить. А в процессе возьмете и главу рода. Я ведь правильно понимаю, что снижение уровня влияния древних семейств тебя и твое ведомство очень интересует?
Богдан усмехнулся. На его лице появилось выражение, которое обычно бывает у взрослых, которые слышат, как дети рассуждают о чем-то, по их твердому убеждению, выходящему за возможности их юного разума. Но вместо того, чтобы сказать нечто вроде: «Ян, это совсем не твой уровень», — инквизитор протянул руку, взял, наконец, давно ждущую своего часа стопку и одним махом опустошил ее.
— Вы, Эссены, безумцы, — произнес он, выдохнув в сторону. — Но нужно признать, удивительно очаровательные безумцы. Послушаешь тебя и кажется, начинаешь понимать, что Маришка нашла во Франце.
Он помолчал с минуту, наклонился над столом и, пристально глядя племяннику в глаза, спросил:
— Ты что, действительно готов на это пойти? Понимая все опасности и последствия?
— Ну… — Ян пожал плечами. — Других выходцев Геенны я тут не встречал. Так что дел, кроме этого, у меня здесь нет.