Настоящая мама для двойняшек (СИ)

Глава 24

Максим

Не знаю, что именно произошло в тот памятный день, что такого сказала подруга Оксане, или девушка самостоятельно приняла правильное решение, но она словно разрешила себя любить. И себе разрешила любить меня и моих детей.

Окончательно и бесповоротно влилась в нашу семью. Вместе с котом. И сделала это так легко, словно всегда была ее частью, просто на время потерялась в пути. А теперь нашла нас. И свой дом.

Я перевез волшебницу в следующие же выходные. К нашей с детьми общей радости.

Иногда страшно становилось, что она может передумать, собрать вещи и уйти. Но я старался изо всех сил, чтобы у любимой даже мысли подобной не возникло — на руках носил, цветы каждый день дарил, в любви признавался. Любым своим действием, жестом, взглядом, словом убеждал ее, что она оказалась на своем месте. Что счастлива может быть только рядом со мной. А я — рядом с ней.

Дети мне в этом усиленно помогали. Кирилл больше не куксился, не смотрел волком. В один из дней даже признался, что больше не боится. Что уверен в Оксане и в том, что она останется с нами. Навсегда. Я был этому только рад. Меньше всего мне хотелось, чтобы наличие девушки доставляло детям дискомфорт.

С Олесей вообще проблем не было. Дочка ни минуты не сомневаясь приняла волшебницу в семью. Ее не удивило ни то, с какой скоростью произошли изменения в нашей жизни, ни то, что в доме появилась еще одна женщина. Наоборот, малышка прыгала от счастья.

Засыпая каждый вечер рядом с Оксаной, прижимая ее маленькую хрупкую фигурку к себе, поражался — как я мог столько времени жить без нее и даже радоваться жизни? Точно знал, что если, не дай бог, у нас ничего не получится, то вернуться к прошлому не смогу. Не смогу жить полной жизнью без нее. Волшебница стала моей частью, без которой нельзя. И о существовании которой я до поры, до времени не имел ни малейшего понятия.

Может, для мужчины эти мысли слишком сопливы, но мне было все равно. Оксана — моя, а я — ее. Никто другой мне не нужен. Я усиленно гнал от себя мысль о том, что однажды проснусь, а ее рядом не будет. Что больше никогда не смогу зарыться носом в ее волосы, вдыхая сладкий запах, присущий только ей одной. Для меня это был запах счастья. Моего личного. И самого дорогого.

— Ты стал слишком довольным жизнью, аж бесишь, — проворчал Моров, кинув в меня скомканную бумажку.

Увернулся от снаряда, еще шире улыбнулся, показав другу средний палец.

— Завидуешь, завидуй молча.

— Было бы чему завидовать, — закатил глаза Илья, возвращаясь к договору с одним из потенциальных поставщиков оборудования, который он изучал уже второй день.

Не переставая улыбаться, посмотрел в окно. На улице ярко светило солнышко. Весна уже полностью вступила в свои права. Не осталось практически ни одного дерева или кустика, на котором не было бы листьев. Начало мая в этом году радовало.

Помню, как в прошлом году в это время еще снег лежал. Содрогнулся, вспомнив промозглую погоду, словно наяву ощутил пытающийся пробраться под кожу ветер и дождь, не прекращавшийся несколько дней подряд.

От мыслей о погоде, перекинулся к мыслям о том, чем занимаются дети и Оксана. Судя по времени, они должны сейчас быть на прогулке. Вот бы приехать к ним, украсть из сада и с работы, отвезти на какие-нибудь аттракционы в парк, погулять.

Всю неделю я приходил домой практически в ночи. На нас опять напали с аудиторской проверкой. Приходилось задерживаться, приводя в порядок документы. Не то чтобы у нас с ними были какие-то трудности, но в этот раз проверка особенно бушевала. Они словно специально искали малейшие несостыковки. В каком-то договоре докопались до знаков препинания. Идиотизм!

Моров утверждал, что их кто-то науськивает. Что им дали четкие указания — не дать нам пройти проверку. Закрыть нас. Может, и так. С каждым новым выявленным (а точнее, выдуманным) нарушением, я убеждался, что это так и есть. Особенно, если учитывать, что проверка была у нас всего полгода назад.

Из-за них я все меньше времени проводил с семьей. Правда, все больше радовался, что теперь есть кому меня поддержать, помочь с детьми. Оксана не жаловалась. И слова не сказала, что я так поздно прихожу, когда все уже спят, а ухожу лишь наскоро позавтракав и обменявшись с ними парой слов, в основном — «доброе утро», «как дела?», «пока».

Безумно благодарный волшебнице, я все же переживал. Вдруг, дети решат, что теперь, когда я нашел им маму, буду их избегать. Точнее, уже это делаю. Вряд ли, конечно, такие мысли могли посетить белокурую головку дочери, но вот Кирюша до этого додуматься мог вполне.

Невеселые мысли прервал стук в дверь. Дождавшись недовольного крика Морова, в кабинет вошла наш секретарь.

— Максим Дмитриевич, к вам пришли.

— Кто еще? — нахмурился, не представляя, кто бы это мог быть. Никаких встреч я на сегодня не планировал.

— Какая-то женщина, — пожала плечами Настя, — представляться отказывается.

— Она в приемной? — спросил, обменявшись удивленными взглядами с Ильей.

— Да. Впустить?

Девушка была явно недовольна, что неожиданная посетительница не хочет говорить, кто она и что хочет. Настя была отличным помощником. Во многом именно благодаря ей с бумагами нашей фирмы все было в порядке.

Она работала с нами с самого начала, когда мы еще были мелкой конторкой. Потом уже, расширив штат, мы сократили ее обязанности до ведения наших календарей и организации работы головного офиса. Но Настя, видимо по привычке, до сих пор иногда помогала бухгалтерии и финансовому отделу.

Я не раз предлагал девушке стать полноправным партнером, но та, смеясь, отказывалась. Говорила, что она слишком дорожит своим спокойствием и семейным благополучием, чтобы согласиться. Приходилось компенсировать нехилой прибавкой к зарплате.

— Ну, пусть заходит, раз уж пришла, — пожал плечами.

Настя кивнула и вышла за дверь. Сразу же услышал ее немного недовольный голос, приглашавший гостью пройти в наш кабинет.

Моров отложил договор и с интересом воззрился на дверь. Ему, как и мне, не терпелось узнать, кто же к нам пожаловал.

Правда, стоило посетительнице войти, как благодушная улыбка слетела с лица друга. Впрочем, и мне захотелось сразу же в довольно нелестных выражениях выставить ее за дверь.

— Что ты здесь делаешь? — без приветствия спросил свою бывшую жену.

Вера улыбнулась во все тридцать два зуба и притворно нахмурилась.

— И не поздороваешься? Даже стул даме не предложишь?

— Обязательно предложили бы, если бы увидели тут даму, — сразу нашелся с ответом Моров, прожигая мою бывшую недовольным взглядом.

— А ты все такой же милый собеседник, Илюша, — проворковала она, присаживаясь на ближайший ко мне стул.

Моров недовольно сдвинул брови. Он ненавидел, когда кто-то называл его Илюшей, объяснял это какой-то детской травмой, о которой неизвестно было даже мне. И Вера об этом прекрасно знала, только ей всегда было наплевать. Впрочем, как и на многое другое. Да на все, что могло доставить ей дискомфорт или имело отношение к чувствам других людей. Эту блондинку всю жизнь интересовала только она сама.

Покачал головой, в очередной раз поражаясь, насколько я был слеп, глуп и туп, когда повелся на поводу у отца и согласился начать с ней отношения. А потом еще и женился с дуру. Хотя, из этой связи получилось-таки что-то хорошее — моя любимая банда.

— Так что ты здесь делаешь? — спросил вновь, невольно сравнивая ее хищную красоту с нежным очарованием Оксаны.

Эти женщины абсолютно разные, как огонь и вода. Не только внешностью: одна — голубоглазая длинноногая блондинка, с ярко-красными губами и вызывающим макияжем, обтянутая в платье на размер меньше, чем надо; другая — кареглазая брюнетка, предпочитающая легкий макияж (или его полное отсутствие) и свободную одежду.

Оксана как-то вечером, в один из немногих, когда я смог вернуться раньше с работы, после второго бокала вина, которое я с удовольствием с ней разделил, призналась, что порой смущается своей неидеальной фигуры. Фыркнув, с огромным удовольствием потратил всю ночь, чтобы убедить девушку в том, что считаю ее и ее фигуру самой идеальной на свете. Надеюсь, мне это удалось, и ее таракашки больше бунтовать не будут.

Вера же, наоборот, никогда ничего не смущалась. Да и, если уж говорить откровенно, нечему было. Она львиную долю времени проводила в спортзале, приводя в порядок и так безупречную, по меркам моделей, фигуру.

— Пришла повидаться с любимым мужем, — не прекращая улыбаться, ответила она.

— Бывшим мужем, — поправил, хмурясь еще больше.

— Это детали, — махнула рукой с золотыми ногтями «женушка». — А еще хотела с детьми встретиться. Как они, кстати?

— Не стоит изображать из себя беспокоящуюся мамашу, — поморщился от фальшивой заботы в голосе, — тебе столько лет было на них плевать. Не надо и начинать.

Вера равнодушно пожала плечами, изучая маникюр.

— Ты не веришь в силу материнской любви, Максюша?

Меня аж передернуло. И не только от этого отвратительного варианта моего имени, которым не пользовался никто, кроме нее (даже моим родителям он не нравился), но и от приторного голоска, которым был задан вопрос.

— Как я убедился три года назад, тебе это чувство неведомо, — сказал холодно, поднимаясь.

Пора заканчивать этот цирк. Плевать, что именно ей было нужно, лично мне этот разговор надоел. Хватило и пяти минут, чтобы понять — я по-прежнему все душой ненавижу свою бывшую жену. И не только из-за того, что она бросила наших детей, но и потому, что она — пустая, поверхностная, равнодушная ко всему тварь.

— Уже выгоняешь? — надула, и так похожие на два блюдца, губы Вера.

— Выметайся, Кротова, — сознательно назвал ее девичью фамилию, — я тебя и на пушечный выстрел не подпущу к своим детям. А со мной тебе обсуждать нечего.

— Они и мои дети тоже, — приподняла аккуратно выщипанную бровь.

— Уже давно нет, — ухмыльнулся, — спасибо Андрею, мне удалось лишить тебя родительских прав год назад. Сыграло на руку то, что про тебя никто ничего не слышал, а на связь ты не выходила.

Судя по равнодушному взгляду, Вера об этом и так знала. И ей было опять-таки плевать. От этого стало еще противнее. Как может родная мать быть… такой? Абсолютно не интересоваться жизнью своих детей, чихать с высокой колокольни на то, что ее лишили родительских прав… Для меня это — дикость. Не представляю, чтобы я вел себя также.

Наверное, именно для того, чтобы компенсировать ее отсутствие в жизни Кирилла и Олеси я был таким сумасшедшим папашей. Дабы показать им, что их второму родителю не все равно, что с ними происходит.

Зато теперь я расслабился, улыбнулся про себя. Оксана в полной мере стала им настоящей матерью. Даже когда две недели назад дети дружно приболели, именно девушка осталась дома — лечить их, ухаживать, выполнять любые прихоти маленьких пациентов.

Взяла отпуск в саду. Благо, заведующая не отказала. То ли из-за того, что совсем скоро и так избавится от нее, как от воспитательницы, то ли, сумев сложить два и два — в день, когда я позвонил и сообщил, что мои дети не придут в садик по причине болезни, ей на стол положила заявление за свой счет Оксана.

— Еще раз повторяю — выметайся отсюда, — сказал, когда Вера так и не сдвинулась с места.

Женщина хмыкнула, закатила глаза, грациозно встала и, помахав нам на прощание, вышла.

— Еще увидимся, Строганов, — бросила, скрываясь за медленно закрывающейся дверью кабинета.

— Настя! — крикнул, когда услышал, что дверь в приемную захлопнулась.

— Да? — девушка просунула в щелку голову.

— Сообщи на охрану, чтобы эту дамочку ни под каким предлогом не пускали в здание, — крепко сжимая край стола, процедил сквозь зубы.

Жаль, что Вера ни разу до этого не появлялась в фирме, иначе Настя и так бы знала, что этой твари тут не место.

— Хорошо, — кивнула помощница, отправляясь отдавать соответствующие указания.

— Позвони еще Коле, — бросил Илья.

— Обязательно, — напряженно кивнул. — Как думаешь, что ей все-таки было нужно? — повернулся к другу.

Тот смотрел на меня с таким же задумчивым видом, что, наверное, был и у меня.

— Понятия не имею, — покачал головой Моров. — Любой другой бабе я бы с удовольствием и легкостью залез в голову, но копаться в хламовнике твоей бывшей у меня нет никакого желания, — показательно содрогнулся. — Еще испачкаюсь в ее дерьме.

Невесело хмыкнул, вновь посмотрев на дверь. Кротова не просто так появилась сейчас в моей жизни. Ей что-то было нужно. Осталось понять, что именно?