Навеки моя

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Стадо коров начало лениво разбредаться в разные стороны, когда экипаж повернул в их сторону. Сойка едва успела выскочить из-под копыт лошадей, сделав вид, что у нее перебито крыло, отвлекая таким образом непрошеных гостей подальше от гнезда. Жалостливые крики птицы не очень то поднимали настроение пассажиров экипажа.

Со своего места между Бартоломью и его вдовцом-братом Кельвином Эри вдыхала сладкий аромат лесной травы, не обращая внимания на примесь в нем едкого запаха навоза. Эти запахи перемешались с обычным для этих мест запахом моря и с каким-то земляным запахом приближающего шторма. Небо над головой казалось беспросветной пеленой серого цвета, на его фоне не было видно ни одной птицы – все они в ожидании шторма уже затаились в своих укрытиях. Несколько капель дождя упало на крышу экипажа, когда Кельвин повернул, коней на узкую грязную дорогу. Вдалеке, над невысокими холмами, показалась красная крыша амбара. Выскочила собака – она решила поприветствовать экипаж громким лаем. Кельвин остановил коней, когда они подъехали к белому амбару. За ним стоял двухэтажный дом, покрашенный белой краской, его красная крыша гармонировала со строениями по соседству. На пороге ждала полная женщина, одетая во все черное. «Как ворона», – подумала Эри. Пока помощник Кельвина спускался по ступенькам, она затараторила бодрым мелодичным голосом, одновременно приветствуя пассажиров экипажа.

– Бартоломью, бедняга Бартоломью! Как ужасно потерять такую молодую жену! Как это трагично! Прости, что не была на похоронах, но я не осмелилась надолго бросить свой очаг.

– Благодарю тебя, Гуди, – ответил Бартоломью, использовав прозвище, которое дал ей Кельвин, затем нагнулся и поцеловал ее персиковую щеку.

– Ничего страшного, что ты не была на похоронах. Как мило с твоей стороны, что ты взяла на себя труд помочь приготовить нам еду. Зная твою кухню, я уверен, что нас поджидают настоящие деликатесы.

– А что мне теперь остается, как не готовить вам еду? Похороны или не похороны, вам все равно нужно есть, чтобы не терять силы. Я даже испекла твой любимый яблочный пирог. И, я надеюсь, ты воздашь ему должное. Извинения на отсутствие аппетита не принимаются. Как и телу, душе тоже нужна пища, ты же знаешь.

– Если все так просто, – Кельвин подмигнул Бартоломью, – то у тебя самая здоровая душа во всей округе, Гуди.

Миссис Гудман одернула его руку, когда он мягко ущипнул ее руку:

– Хватит, молодой человек! Кельвин засмеялся:

– Молодой человек! Черт, Гуди, ты говоришь, как будто ты лет на двадцать старше меня или как будто ты моя мать, а ты старше меня всего-то на пять лет!

– Иногда я чувствую себя твоей мамой, – Гуди вздохнула. – Господь свидетель, она тебе все еще нужна.

С таким видом, как будто бы миссис Гудман до этого не замечала присутствия Эри, она воскликнула:

– Невеста! О, наша маленькая невеста тоже здесь! Здравствуй, здравствуй. Я – Эми Гудман, но ты зови меня просто Эми.

Эри почувствовала себя в теплых, материнских объятиях, пахнущих мукой, жиром и ванилином. Чувство, Которое она не испытывала лет с тринадцати, пробежало по ее жилам, и в ее глазах неожиданно заблестели слезы. От смущения щеки ее покраснели, но Эми Гудман слишком торопилась в дом, чтобы посмотреть, что там на плите, и ничего не заметила. Эри украдкой зашла в коридор и вытерла глаза обратной стороной ладони. В коридоре пахло узамбарской фиалкой[15], само растение с багровыми цветами стояло на трюмо. Из кухни доносились звуки стульев, передвигаемых по деревянному полу – миссис Гудман рассаживала мужчин, Кельвина и двух его сыновей – подростков. Мужские голоса звучали как успокаивающая музыка, в нее врывалось сопрано хозяйки и звяканье посуды – ужин разливали в тарелки.

В одиночестве, чувствуя себя всеми забытой, Эри стояла в переднем коридоре. Ее одолевало ощущение собственной ненужности – в другой комнате сидела за ужином семья. Семья, которая все еще не приняла ее в свои члены. На секунду она пожалела о том, что отказалась поехать с Причардом к его друзьям. Она чувствовала, что совсем одинока. Она чужая и в семье Бартоломью, и своему мужу и его друзьям-бейсболистам, и даже на маяке, который все же был ее домом.

Она в который раз подумала, что, возможно, ей нужно поискать свое место под солнцем где-нибудь еще. В Греции, например. Откуда она знает, может, там ей понравится? Но ей достаточно было вспомнить, как ее отец исходил кровью, лежа в кровати, чтобы понять, что она никогда не сможет быть счастливой среди людей, которые считают своих женщин разменной монетой в достижении почета и богатства. Среди людей, которых не очень-то волнует любовь молодых женщин.

А если дядя Ксенос найдет ее, то ей уже будет все равно, потому что она умрет.

Если бы Бартоломью знал, насколько опасен дядя Ксенос и насколько непрочным по этой причине является ее брак, забрал бы он ее к себе? Женился бы он на ней? Стал бы он защищать ее, даже ценой собственной жизни? Наверное, он защищал бы ее не так долго, как он наказывал себя за то, что не смог спасти Хестер, и за то, что любил чужую женщину, а не свою жену.

Со вчерашнего дня, когда доктор Уилле объявил, что Хестер не переживет ночь, Бартоломью говорил только по необходимости, а с Эри не говорил вообще. Он в одиночестве сидел рядом с постелью Хестер, держа ее измученную, худую руку, пока наконец ее душа не покинула бренного тела, прекратив ее земные страдания.

Этим утром, до того как ее тело не разложилось окончательно, Хестер была похоронена в гробу, который Бартоломью сделал сам. Он так захотел. На крышке гроба, под ее именем, он написал: «Все люди ошибаются, но только Бог умеет прощать». Да, он не простит себя. Эри боялась, что он не сможет простить и ее.

– Эри?

Голос прозвучал так близко, что вырвал ее из плена собственных мыслей. Ее сердце екнуло. Она обернулась, чтобы взглянуть ему в лицо. Но это был не Бартоломью, а его брат.

– С тобой все в порядке?

– Да, Кельвин, спасибо. Я просто смотрела на эти прекрасные фиалки.

– Это Гуди выращивает их. Не забудь сказать ей, что цветы тебе понравились, она будет счастлива. С тех пор как пару лет назад умер ее муж, выращивать цветы и хвастаться перед моей семьей стало делом ее жизни. А теперь пойдем перекусим. Мы все переживаем, куда же ты делась.

Разочарованная, что это был не Бартоломью, она пошла за Кельвином в кухню. А ведь он когда-то так скучал по ней, что искал в лесу ее следы!

Эри посадили между миссис Гудман и Кельвином, который сидел во главе стола. Бартоломью сидел напротив, все остальные располагались по сторонам. Его взгляд, когда она посмотрела на него, был направлен в пустую тарелку. Она подумала, что он не хочет смотреть ей в глаза.

Эми Гудман передала ей дымящееся блюдо с толченой картошкой.

– Вот, дорогая, насыпай себе, а то что-то ты слишком худая. Да и вообще, что-то ты устало выглядишь. Надеюсь, ты еще не беременна? Молодоженам нужно немного времени, чтобы сначала привыкнуть друг к другу до того, как взять на себя ответственность родить ребенка.

Бартоломью поднял голову. Эри бросило в жар.

– А где этот молодец, за которого ты вышла замуж? – спросила миссис Гудман, не обращая внимания на смущение Эри. – В такой день он должен быть здесь рядом с тобой и Бартоломью.

– Ему нужно было о чем-то поговорить со своим другом Стаффи до того, когда мы отправимся домой.

– Стаффи Симзом? Я видела его жену вчера в аптеке, и она мне сказала, что они с мужем уезжают к родителям в Бэй-Сити сегодня, – миссис Гудман пожала плечами. – Наверное, планы изменились.

Эри что-то пробормотала в ответ, но ее мысли и взгляд были сосредоточены на Бартоломью, который был похож на ястреба, ужин которого только что ускользнул в свою норку.

Причард катался по смятой постели, прижимая Нетти к себе. Перевернувшись на спину, он поднял ее так, чтобы ее груди свисали над ним, как спелые персики с дерева. Его язык нежно обнял одну розовую вершинку, затем другую. Нетти застонала и начала крутить бедрами.

– Господи, как я по тебе скучал! – прошептал Причард.

– Правда?

– А ты разве не видишь? – он потянул ее грудь чуть назад, и его возбужденная плоть вошла во влажное тепло между ее ног. Его голос становился все более хриплым.

– Чувствуешь, как я скучал?

Нетти улыбнулась:

– Конечно, Аса.

– Нетти, не называй меня так. Мне еще далеко до великого питчера Асы Брейнарда. Ты же знаешь.

– Да, но в прошлой игре ты безупречно подавал.

– Но до Асы мне все еще далеко, дорогая.

Улыбаясь, она чуть-чуть пригнулась так, чтобы ее груди касались его тела.

– Для меня ты Аса. У тебя великолепная бита, и ты никогда не промахиваешься, – одним движением она до конца села на его ожидающую в нетерпении плоть. – К тому же твоя бита самая большая и лучшая во всей лиге.

Причард не стал спорить с ней. Он был слишком возбужден, слишком хотел показать ей, насколько хорошо он усвоил ее уроки в частной школе любви.

Ее руки охватили его бедра. Она возносила его к вершинам блаженства, двигаясь так быстро, как не подавал даже сам Аса Брейнард. Нетти провел рукой по его еще безволосой груди и, склонившись к его плечу, поцеловала его.

– Господи, Причард, как мне не хочется, чтобы ты уходил!

– Мне тоже, дорогая.

После секундной паузы она сказала:

– Ты уже спишь с ней?

Он не стал спрашивать, кого она имела в виду.

– Я не прикасался к ней с тех пор, как встретил тебя, Нетти. У меня даже желания не было!

– Хорошо, – она поцеловала его в подбородок. – Я бы выгнала тебя, если бы ты спал с ней.

Угрожающий тон ее голоса сменил беззащитный:

– Я никогда ни к кому не относилась так, как отношусь к тебе, Прич. Я бы не пережила, если бы знала, что ты идешь домой и спишь там с другой.

Причард еще сильнее прижал ее к себе.

– О, Нетти, я тебя люблю, а не ее, – для него самого эти слова были такой же неожиданностью, как и для нее.

Вспыхнув от удовольствия и волнения, Нетти чуть приподнялась на локтях. Ее тело почти прикрывало его.

– Ты действительно любишь меня, Причард? – спросила она, смотря ему в глаза.

– Да, конечно, – он улыбнулся, чувствуя, что он и впрямь ее любит.

– Тогда попроси ее уйти. Я не хотела тебе ничего говорить, пока ты сам не сказал, что ты чувствуешь ко мне, но, может быть, ты станешь отцом, Прич. Еще слишком рано говорить наверняка, но однажды я уже была беременна. У меня был выкидыш, но я чувствовала себя так же. Ты рад? Пожалуйста, скажи, что ты рад. Я не вынесу, если ты решишь, что мы тебе не нужны.

– Господи, Нетти, я… я не ожидал, что все так случится. Я думал, ты знаешь… – он хотел продолжить, но замолчал – на лице Нетти появилась такое выражение, что стало ясно, что она сейчас разразится потоком слез.

– Но это все неважно. Конечно, я рад, дорогая. Я же говорил тебе, что хочу свою собственную бейсбольную команду, помнишь?

– Да, но это совсем не значило, что ты хочешь, чтобы именно я родила их.

– Кто же еще должен быть матерью моих детей, если не женщина, которую я люблю больше всего на свете!? – он поцеловал ее и вытер влагу, собравшуюся в краешках ее глаз.

«Господи, что же я делаю?!»

Отпустит ли его Эри, когда обо всем узнает? Она умная девушка. Он хорошо узнал ее за последние несколько недель и убедился в этом. Похоже, что она не станет слишком цепляться за него. Но все равно, она его жена, а он изменяет ей. Как он найдет мужество рассказать ей об этом?

В первый раз с того момента, когда он узнал, что тетя Хестер умрет, он был рад, что ее не было. Она бы хорошенько надрала ему уши за то, что он сделал. Тетя Хестер была самой благочестивой женщиной, которую он видел в своей жизни. Временами она могла вспылить, но не было женщины более богобоязненной, чем она. Он поблагодарил Господа, что ему не придется смотреть ей в глаза и рассказывать, что он отец внебрачного ребенка.

– Нетти, я должен у тебя кое-что спросить.

– Спрашивай, Причард, дорогой.

Она расположилась рядом с ним. Ее руки лениво рисовали круги вокруг его пупка. Хотя мысли его были заняты другим, его тело уже начало реагировать на ее прикосновения. Ее рука спустилась ниже, нежно прикоснулась к члену. Страсть огнем ударила ему в голову. Чувствуя, что он должен решить хотя бы одну проблему в их отношениях до того, как он позволит себе отдаться в ее нежный плен, Причард взял ее руку и сказал:

– Я должен знать, ты была еще с кем-то после нашего последнего раза?

– О Прич, я же обещала тебе, что я ни с кем не буду. Ты был так нежен со мной! Кроме того, теперь, когда у меня есть ты, мне не нужен никто другой, – она повернулась к нему и нежно поцеловала его губы. – Я люблю тебя, Прич. Ты веришь мне?

Он поцеловал ее в ответ, теряя голову в ее особенном аромате. Аромат, который он страстно желал каждый день, так же страстно, как желал ее тела.

– Да, я верю тебе.

Он отпустил ее руку и сладко застонал, когда она обвила пальцами его возбудившуюся плоть.

Сегодня, когда он вернется домой, он расскажет Эри, что хочет снова стать свободным. Он расторгнет брак, женится на Нетти и переведет ее на маяк. Тогда она будет в его постели каждую ночь, все ночи. Он будет знать, что она принадлежит только ему.

Эри уже залезла в постель, когда в дверь постучали.

– Можно мне войти, Эри? Пожалуйста! – позвал Причард.

Она закрыла глаза, пытаясь скрыться от страха и боли, которые неожиданно вспыхнули в ее голове. Это не тот ли момент, которого она боялась с самой свадьбы? Причард устал ждать и теперь хочет сделать ее своей женой не только на бумаге? Ей вдруг захотелось подпереть дверь чем-то тяжелым, спрятать голову под подушку и притвориться, что она ничего не слышит. Или крикнуть ему, чтобы он оставил ее в покое. Но было бы нечестно просто не открыть дверь и не поговорить с ним. Кроме того, в последнее время уж слишком часто она стала убегать от проблем.

– Входи.

Дверь открылась, и ее муж вошел в комнату. Длинная ночная пижама, в которую он был одет, делала его похожим на маленького мальчика, потерявшегося в ночном доме. Он остановился. Эри зажгла лампу.

Вспыхнувший фитиль создал тени в дальнем углу комнаты. Причард осмотрелся. Комната была похожа на саму Эри – утонченная, женственная. Гораздо более аккуратная, чем хижина Нетти.

– А ты неплохо устроилась, – сказал он. – Уютно.

Эри наблюдала, как он подошел к трюмо и взял фотографию ее родителей. Она чувствовала, что он не торопится рассказать, зачем пришел, и надеялась, что если она не поможет ему, то он вернется в свою постель. Один.

– Ты счастлива здесь? – спросил Причард.

Здесь – это в Орегоне? Или в этой спальне? – Эри попыталась понять, что он имеет в виду. Она колебалась, не зная, говорить ей правду или нет. Если она скажет, что счастлива, это может подвинуть его к мысли потребовать, чтобы она исполнила супружеский долг. А если нет, не потребует ли он расторгнуть брак?

– Мне нравятся лес и океан, – начала она уклончиво. – Я никогда не видела такой прекрасной природы. Люди здесь тоже очень добрые – Кельвин и его мальчики, доктор Уилле, преподобный Кетчем и его жена. – Она специально не упоминала имени Бартоломью, боясь, что он заметит дрожь в ее голосе. – Миссис Гудман так по-матерински меня приветствовала! Ты видел фиалки, которые она мне подарила? Я поставила их в гостиной на окно. Там им будет достаточно света.

Ее рассказ прервался. Причард так и ни разу не взглянул на нее. Сегодня он похоронил свою тетю, единственного кровного родственника на всем Западе. Может быть, он чувствует печаль и одиночество? А она думает только о себе! Обругав свое бесчувствие, она поднялась и подошла к нему, ступая по холодному полу.

– Причард, мне очень жаль, что тетя Хестер умерла. Я знаю, ты любил ее и…

– Да, нет, не очень.

Он повернулся и улыбнулся ей, застенчиво и многозначительно одновременно.

– Я использовал поездку к тете Хестер как предлог убраться из Миссури, – он прислонился к трюмо, пальцами перебирая зубья ее расчески, и продолжил:

– Видишь ли, когда я был мальчиком, каждый раз, когда произносилось имя тети Хестер, меня выгоняли из комнаты и все начинали разговаривать шепотом. Я хотел узнать, какой такой большой и страшный секрет связан с ней. Однажды мама получила от нее письмо из Орегона. Мама выбросила письмо, даже не читая его. А я вытащил его из мусорного ведра и уволок к себе в комнату. В нем тетя Хестер писала своей семье, что она вышла замуж за Бартоломью. Я думаю, что она надеялась на то, что такой удачный брак позволит ей получить прощение за что-то ужасное, что она сделала. Она много писала в своем письме о том, как прекрасно в Орегоне. В Миссури тоже много деревьев. Но, судя по письму, орегонские деревья казались ей особенно высокими и толстыми.

Причард положил на место расческу и экспрессивным жестом показал, какими толстыми бывают деревья.

– Родники здесь чище, горы выше, а небо синее. Здесь больше оленей, медведей. Здесь все лучше. Можно было подумать, что это и есть земной рай, – он сел на кровать Эри, не прерывая свой рассказ. Эри тоже села. Она прислонилась к балкам кровати и спрятала свои босые ноги под одеялом. А Причард продолжил:

– А дядя Барт, она так писала о нем! Он такой сильный. Он делал на ферме всю работу сам, а еще и ухаживал за родителями. Тетя Хестер считала его самым добрым и душевным человеком из тех, кого она встречала в своей жизни, – он пожал плечами. – По крайней мере, она хотела, чтобы семья представляла его таким. Меня она точно в этом убедила. Ты знаешь, что когда он был моложе, а мама его еще была здорова, они вдвоем с зятем целое лето валили лес в Бенде?

Эри покачала головой и наклонилась вперед, ловя каждое слово. Причард тоже подвинулся к ней. В комнате было прохладно, и она автоматически набросила покрывало и на его ноги.

– Лесорубы проводили соревнования, чтобы посмотреть, кто быстрее срубит дерево, залезет быстрее всех по стволу на самый верх, дальше всех метнет топор, ну и так далее, – Причард улыбнулся. – Дяде Барту было всего четырнадцать, когда он посрамил взрослых лесорубов. Они все работали с лесом годами, а он побеждал их раз за разом.

– Причард, – засмеялась Эри, – а тебе не кажется, что тетя Хестер слегка преувеличивала?

– Может быть, но тогда мне казалось, что он лучше самого Пола Баньена[16]. Мне кажется, что я приехал сюда лишь для того, чтобы познакомиться с дядей Бартом, в надежде когда-нибудь стать хоть немного похожим на него. Искренность в его голосе тронула Эри. Даже не размышляя, она положила руку ему на плечо.

– Тебе не нужно быть похожим на дядю Барта. У тебя есть свои собственные достоинства.

– Ты правда так считаешь? – Причард взял ее руку, глядя ей в глаза. Его взгляд был полон тоски.

– Конечно. Да ты… – она отчаянно пыталась сказать ему какой-то искренний комплемент. – Ты был таким добрым и чутким со мной. Ты тоже сильный и, я уверена, лучше него играешь в стикбол.

– Бейсбол, – мрачно поправил он.

Видя Причарда таким грустным, она вдруг почувствовала себя ужасно виноватой. Это она не захотела стать его настоящей женой. Он женился на ней, рассчитывая получить все, что ему положено, а она…

Ужасная мысль вдруг мелькнула у нее в мозгу – она, может, и не так грубо и безжалостно, сделала с Причардом то же, что Хестер сделала с Бартоломью. Она отказалась пустить мужа в постель на следующий день после свадьбы.

Стыд захлестнул ее, как океан захлестывает лодку.

Причард сжал ее руку, пытаясь привлечь внимание.

– Что с тобой? Тебе плохо?

Очень плохо. Очень, очень плохо. Как она могла так поступить с ним? Его единственной виной было то, что он не Бартоломью. Она даже не дала ему возможности показать, какой же он, каким он может быть. Глядя на него, глаза в глаза, она почувствовала что вина, печаль, ужас волной захлестнули ее.

– О Причард, я…

Они сидели так близко, их плечи почти касались друг друга. Она смотрела на него снизу вверх своими прекрасными глазами, полными понимания, и, как ему показалось, страсти. Внезапно тело Причарда напряглось. Ее аромат, сладкий и чистый, щекотал его ноздри. Темные пятна – ее соски – просвечивались через тонкую ткань комбинации. Соски, которые он не видел, к которым не прикасался, которые не пробовал на вкус. Соски его жены.

Страха и неопытности, сыгравших с ним злую шутку в свадебную ночь, уже не было. Теперь он знал, как нужно целоваться, чтобы достичь высшей степени возбуждения. Он знал, как нужно раздвигать ее губы языком, и знал, что нужно делать дальше. Ему вдруг захотелось проделать это все с ней. Отчаянно захотелось. С Эри. Со своей женой. Наклонив голову, Причард губами нашел губы Эри, удивленной его действиями и нежностью. Она даже не пыталась отстраниться. Он еще сильнее целовал ее. Его язык нежно ласкал ее рот и губы. Так, как Бартоломью делал это столько раз.

Эри закрыла глаза, позволив себе утонуть в прекрасных воспоминаниях, спрятанных в глубинах сердца, но не забытых. Желание вспыхнуло в ней. Язык опять скользнул между ее губ. В тот же момент она почувствовала его руку на груди. Он застонал. Аромат был другой. Тон мужского стона был другой. Прикосновение к груди было другое. Эри открыла глаза и отдернула голову. На мгновение они просто смотрели друг на друга, а их тела требовали продолжения.

Затем Причард соскочил с кровати и прыгнул к двери.

– Я… я не знаю, что нашло на меня, Эри… Пожалуйста, я не хотел нарушать нашего договора. Прости меня.

Он выскочил в зал, не закрыв за собой дверь. Оставшись одна в кровати, Эри слышала, как щелкнула его дверь. Затем наступила тишина. Ее сердце все еще учащенно стучало. Она знала, что должна пойти к нему, сказать, что не нужно чувствовать себя виноватым за то, что случилось. Она должна влезть к нему в постель и показать ему на деле, что значат те клятвы, которые они давали у алтаря. Но она ничего не могла с собой сделать.

Упав на подушки и закрыв голову руками, Эри проклинала свою упрямую любовь к Бартоломью. Если бы только Причард сказал, что не хочет ее! Если бы только она могла попросить его согласия расторгнуть их брак! Господь свидетель, она никогда не наберется смелости сама попросить его об этом, хотя знает, что так было бы честнее.

В своей комнате Причард прижался лбом к холодному стеклу окна, вглядываясь в черноту ночи и мечтая о том, чтобы Нетти была рядом и помогла ему избавиться от боли в паху.

Что произошло в комнате Эри? Он входил, чтобы попросить аннулировать брак, чтобы он смог жениться на Нетти, а его сын был законнорожденным. Он что, с ума сошел? Разве он хочет кого-то еще, кроме Нетти?

Нетти, с ее нежным, дарящим радость телом, с ее детским почитанием его. Нетти, первая женщина, которая дала ему чувство того, что он мужчина. Конечно же, он хотел только ее.

Но Эри – его жена. Эри – образованная, культурная – настоящий соблазн для парня из лесов Миссури, парня, который только и умел, что читать да считать. Парня, который…

Он не был честен с Эри сегодня. Основная причина, по которой он сбежал из Миссури, – он был трусом. Ни один мужчина там не убежал бы от простой драки, где только и нужно, что действовать кулаками. В его родном городе драки были обычным явлением, частью образа жизни мужчины. Но мысль получить удар, мучаться от боли из-за разбитого носа или выбитого зуба приводила Причарда в ужас. Он знал, что это глупость. Ведь когда он все это испытывал, играя в бейсбол, ему было наплевать на ушибы.

Здесь не знали о трусости Причарда только потому, что тетя Хестер не общалась с его семьей. Он сказал Эри правду о том, зачем он приехал сюда, – в надежде научиться у дяди Бартоломью быть настоящим мужчиной.

Но этого не произошло.

Однако Нетти любила его, несмотря ни на что. С тех пор как Причард встретил ее, он убеждал себя, что он больше не хочет Эри. С Эри он чувствовал себя неповоротливым и глупым, а с Нетти он чувствовал себя как дома. Но теперь он знал, как доставить удовольствие женщине. А сегодня у него появился шанс сделать это с Эри. Он уже не опозорится, как это было в брачную ночь.

Возможно, Нетти беременна от него. Но значит ли это, что он не может быть и с ней, и с Эри одновременно?

Все, что нужно будет сделать, – просто убедить Нетти, что Эри не хочет расторгать брак. Он может сказать, что Эри настояла, чтобы он исполнил супружеский долг, и у него не было выбора, ему пришлось уступить. Он пообещает, что будет приходить к Нетти и помогать ребенку. Чего еще она может хотеть? Нетти была шлюхой. Она не могла рассчитывать, что порядочный человек, вроде него, женится на ней.

Бартоломью избегал ее, как кролик избегает ястреба. Эри была в этом уверена. Чтобы не столкнуться с Эри, он специально ухаживал за домашними животными в то время, когда она кормила коров или цыплят. Она иногда видела его издали – он ходил рядом с домами или работал в саду.

Со дня похорон он сказал ей не больше дюжины слов, давая ей понять, что не нуждается в ее внимании. Он сам себе готовил, сам стирал, сам убирал в доме. Даже ее приглашение на пасхальный обед, переданное через Причарда, вернулось с вежливым отказом. Отказ от ее дружбы сильно ранил Эри, но она заглушала боль в суете предпраздничных приготовлений.

Эри вытащила из своего сундука драгоценную мамину иконку, позолоченную Деву Марию, и повесила ее в восточном углу спальни. Этот пасхальный обряд она проделала сама – уж слишком он был личным, особенно сейчас, когда ей было так одиноко.

Эри не крестилась перед иконами каждое утро и вечер, как делала ее мама. Но она аккуратно распаковала каждую вещь, которую мама хранила в маленьком застекленном деревянном ящичке, и расставила их точно так, как ей показывала Деметрия. Каждое пасхальное яйцо, расписанное Деметрией собственноручно, лежало перед иконкой Девы Марии, рядом с хрупкой засохшей веточкой маслины, которую когда-то давно Деметрия освятила во время обедни в Вербное воскресенье. Маленькая бутылочка с водой, когда-то освященной отцом Епифанием, уже была пуста, но Эри все равно поставила ее на почетное место.

Причард и Сим копали яму, в которой собирались завтра зажарить на углях ягненка. Она настояла, чтобы яму выкопали между двумя домами. Бартоломью отказался прийти на ее особый ужин, а так он, по крайней мере, услышит запахи блюд и их смех. В Портленде и у ее старых знакомых в Цинциннати были заказаны специальные ингредиенты: греческий ликер узо, который ее отец так и не полюбил, особый сыр, виноградные листья, макароны, похожие на рис, густой греческий кофе, орехи, миндаль, фисташки, оливки, инжир и финики. Приготовление праздничного ужина началось задолго до Святой Субботы и потребовало от Эри огромной концентрации внимания.

Целый день был потрачен, чтобы приготовить специальные кремы, используемые в приготовлении пахлавы, эклеров, фруктовых сладостей и других деликатесов. Раскатать тесто нужно было очень тонко. Работа тяжелая для любого, не говоря уже о таком неопытном поваре, каким была Эри. Несколько раз все приходилось делать заново, пока наконец не получилось так, как она хотела.

– Ты решила весь город пригласить? – спросил Эри Сим, глядя, как она кропотливо накладывает сыр и шпинат на специально приготовленное тесто и тщательно, как шеренгу солдат, выравнивает линии. Ее запачканные мукой руки на секунду остановились, она сначала посмотрела на Сима, а потом обвела взглядом горку ее любимого печенья с маслом, остывающего на окне, поднос с пахлавой, ожидающий своей очереди отправиться в печь, яйца, которые она добавит в тесто для торта, гору уже сваренных вкрутую яиц, покрашенных в рубиновый цвет, – они символизировали кровь Христову. Да, этого, наверное, хватит на весь город.

В теплую натопленную кухню ворвался Причард. Он сразу же схватил одно пирожное. Эри сначала хотела шлепнуть его по руке, но потом улыбнулась.

– Причард, ты собираешься в город сегодня вечером?

Он не планировал поездку, откладывая трудный разговор с Нетти на потом. Но пока он еще не завоевал себе место в постели Эри, он чувствовал, что не прочь съездить.

– Ребята сказали, что хотят потренироваться, но я им напомнил, что я – молодожен и мне надо хоть иногда бывать дома. А что?

Она начала заворачивать в тесто очередную порцию шпината и сыра.

– Я думаю, что если ты поедешь в город, то нужно будет зайти к Кельвину и пригласить его на пасхальный ужин. Уже давно пора бы, ведь Пасха через пару дней, а миссис Гудман уедет на Пасху к сыну. Так что, может, Кельвин и его сыновья захотят поужинать с нами? – она посмотрела вверх и добавила:

– Надеюсь, и Бартоломью к нам присоединится. Он уже достаточно долго казнит себя за то, что не смог раньше понять, в каком состоянии была Хестер.

Сим прикурил трубку:

– Хорошая мысль.

– Дядя Барт слегка взбодрится, если семья будет рядом, – добавил Причард.

– Хорошо. Пригласи еще доктора Уиллса и, наверное, преподобного Кетчема с женой.

Причард, слизав сахар и остатки пирожного с пальцев, нахмурился.

– Я думаю, что если придет преподобный, то это напомнит дяде Барту о похоронах. Может, лучше Макса Хеннифи из «Соленого глаза»? Они с дядей Бартом всегда были дружны, и Максу не к кому пойти на Пасху.

Эри удивилась:

– «Соленый глаз?»

– Салун рядом с пристанью, – объяснил Сим в своей лаконичной манере.

– Хорошо, пригласи его. Для здорового мужского аппетита я немало вкусненького приготовила. Еще кого-нибудь пригласить?

Раздумывая, Причард съел еще одно пирожное. Он мог бы пригласить Стаффи Симса, но тогда Эри может узнать о том, что некоторых тренировок не было вовсе.

– Нет, я думаю, что все остальные будут праздновать со своими семьями.

– Хорошо, ты не хочешь чего-нибудь перекусить перед отъездом? Кроме пирожных, – крикнула Эри вдогонку Причарду. Уже на ступеньках он отозвался:

– Нет, спасибо, я поем у Стаффи.

Сим крякнул и открыл заднюю дверь:

– «Поем у Стаффи», хоть бы что получше придумал! – пробормотал он и вышел посмотреть, как там козы.