2002 год
— Якимова! — жесткий голос вернул меня к реальности, заставил вздрогнуть всем телом. Воспоминания отступили, а щеки залило яркой краской стыда и возбуждения.
Широко раскрытыми глазами я смотрела на Стоянова, не в силах понять где реальность, а где — воспоминания. Когда он вошел в аудиторию: такой молодой, такой холодный и гордый, воспоминания затопили мою голову, как приливная волна, которой невозможно сопротивляться. Двух человек я видела перед собой: один — мой преподаватель, вызывавший у меня страх и некую неприязнь, второй — мой любовник, которого я ненавидела и одновременно хотела даже сейчас.
— Якимова, мало тебе было прогуливать мои занятия, хочешь еще и консультацию сорвать? — довольно зло рявкнул он. Я вдруг осознала, что все еще стою в проходе между партами и не свожу с него глаз.
— Простите…. — тошнота подкатила к горлу. Я вдруг поняла, что меня сейчас вырвет прямо в аудитории.
Зажав рот рукой, я пулей вылетела из помещения, под удивленные взгляды сокурсников
Лучше стало только в туалете, когда меня основательно вывернуло. Как бы я мысленно не готовила себя к этой встрече, ничего не получилось. Вот и избежала тебе конфликта! Ну теперь мне точно хана.
— Эй, ты в норме? — в туалет заглянула Анжелика, которая ждала окончания моих консультаций и видимо видела, как я выбегаю из класса.
Моя лучшая подруга училась на экономическом факультете, но часто появлялась у нас, на факультете политологии. Именно с ней я часто прогуливала лекции, уделяя учебе ровно столько внимания, чтобы не вылететь из ВУЗа. Вот и сейчас, перед консультацией, она искренне убеждала меня, что чем меньше я буду показываться на глаза Стоянову, тем выше у меня шансы все-таки сдать экзамен, хотя бы на тройку.
— Да, уже все, — я протерла лицо холодной водой, — видимо от жары стало плохо. Нужно вернуться на консультацию….
— Зачем? — пожала плечами Анжелика, — по-моему ты уже испортила все, что могла испортить. Так стоит ли продолжать?
Мы вышли из туалета, и я все-таки пошла в сторону аудитории.
— Кира, послушай, оно тебе надо? — продолжала уговаривать меня Анжелика. — Подготовишься потом и все. Да сдашь ты этот экзамен! Оденешь что-нибудь, хм, посмелее, и сдашь.
— О чем ты вообще говоришь? — от неожиданности я остановилась посреди лестницы и посмотрела на подругу.
— Кира, да я тебя умоляю, этот старикашка, сколько я с тобой на лекциях была, глаз с тебя не сводил.
Кровь снова ударила в лицо. Почему я раньше не вспомнила этот разговор? Он же состоялся и в прошлый раз, это точно. Я хотела ответить что-то язвительно-уничтожающее в адрес Стоянова, как и в прошлый раз, но…. закусила губу до крови.
Как же мерзко мы говорили о нем тогда! Как смеялись над ним, придумывая все новые и новые прозвища! Действительно, ведь тогда я поверила в то, что могу сдать экзамен без подготовки, и…. Сдала! Так не было ли в словах Анжелики, при всей их подлости и грубости, доли правды?
Я прикрыла глаза: после разговора с Анжеликой в прошлом, я при каждой встрече со Стояновым стала вести себя все более и более нагло, дерзко, вызывающе. Он вызывал у меня двойственные чувства страха, неприязни и даже презрения, хотя до разговора я вообще не думала о нем. Он никогда не привлекал меня, напротив, всегда казался серым и скучным, одним из десятков других преподавателей. Но после… в меня словно бес вселился — каждый раз хотелось проверить границы его терпения, вызвать на эмоции. Но раз за разом в его глазах я читала лишь усталость и презрение, что распыляло меня еще сильнее. Я словно мстила ему за что-то, а за что и сама понять не могла. Может быть за свою неуверенность в себе, за обиду, что не пользуюсь популярностью у противоположного пола. А ядовитые слова Анжелики, уверенной в себе красавицы, ее легкие насмешки в мой адрес, разъедали меня изнутри, злили еще сильнее, подначивали.
— Эй, ты что зависла? — голос подруги снова вернул меня к реальности. — Ты точно в порядке?
— Да, — потерла лоб рукой, — все хорошо. Прости, Лик, мне нужно вернуться на консультацию.
— Ну, Кир, не будь такой занудой…. Посмотри, какая погода, пошли погуляем. Или что, слушать занудного старикана тебе интересней?
— Лика, — я жестко посмотрела на нее. — Первое, прекрати оскорблять человека, который старше тебя и который ничего плохого ни тебе, ни мне не сделал. Во-вторых, я — не ты и если вылечу из университета, то никто не станет платить за мои ошибки и восстанавливать. Мне придется забыть об образовании. Прости, Лик, я люблю тебя, но давай тоже знать меру! Сдам сессию, и я вся твоя. И тебе, кстати, тоже не помешает заняться учебой.
Не дожидаясь ответа немного одуревшей от такого отпора подруги, я круто развернулась на каблуках и быстро поднялась на второй этаж.
И замерла в ужасе.
Стоянов стоял на лестничной площадке все это время, и судя по всему, слышал весь разговор от начала до конца. Лицо его из бледного внезапно стало пунцовым, как и мое. Мы смотрели друг на друга, не в состоянии сказать ни слова.
— Простите… — прошептала я. — Мне стало плохо от жары…. Можно… можно мне вернуться в аудиторию?
— Да, — быстро кивнул он, не глядя на меня, — заходи.
С огромным облегчением я прошмыгнула мимо него к дверям аудитории, и со скоростью антилопы, преследуемой гепардом заняла свое место на задней парте, подальше от стола преподавателя, трусливо забиваясь в дальний угол.
Через полминуты в аудиторию вошел и Михаил, спокойный и собранный, как всегда. Голос его у доски звучал ровно и уверенно. Ни одного взгляда он не бросил на мое место, ни одного жеста или выпада в мой адрес не было за всю консультацию, к концу которой сердце мое стучало уже намного более размеренно. Каким-то внутренним чувством я вдруг поняла, что сделала малюсенький, едва заметный, совсем крохотный шажок от бездны, которая ждала меня впереди.