Не мой, не твоя

Глава 14

Тимур

Вот как так возможно, чтобы один и тот же человек вызывал одновременно и злость, и раздражение, да чуть ли не отвращение, и при этом неустанную тревогу?

Я ловил себя на том, что каждую минуту думал о Марине и боялся за неё. Боялся ещё больше, чем прежде. И ничем не мог этого объяснить. Просто чувствовал, что с ней творится какая-то хрень и бесился оттого, что она отнекивалась, ничего не говорила. Тупое упрямство.

Я, конечно, позвонил отцовскому безопаснику, попросил его разузнать, что там у неё за дела, но сам же вспомнил, что отправил его в командировку, а это значит придется ждать еще несколько дней.

Ну а Марина — нет, чтобы толком все рассказать — как назло, подкинула: не увольняйте Казаринова, он такой хороший. У меня ещё после слов кадровика засели сомнения насчет этого хорошего. Я хоть и убеждал себя, что плевать, какие у них там отношения были или есть — она же мне никто. Но не убедил. Она никто, это да, но все равно не плевать.

Марина ему не родственница, это точно. И явно не просто знакомая. За обычного знакомого она не стала бы просить после нашей незабываемой пятницы. Значит, он для нее кто-то особенный…

Противно было об этом думать, и хотелось только одного — уволить к чертям неведомого мне Казаринова, а то и прибить.

И прекрасно же понимал, как это глупо, но настолько меня зацепило, что я даже в «босс-кадровик» сунулся — посмотреть, что он из себя представляет. Обычный сорокалетний мужик. Хотя… мне показалось, что я где-то его видел.

А на следующее утро неугомонная тетка из профкома зачем-то кинула мне ссылку на локальный диск, где хранились фото после пятничной вечеринки. То есть понятно зачем — пока я был на той гулянке, хоть и всего несколько минут, кто-то успел меня щелкнуть пару раз. И она решила, что я непременно должен на себя посмотреть. Дура.

Видок у меня был, конечно, ещё тот. На обоих кадрах прямо ясно сразу, что я туда не просто так заявился, что я кого-то жадно выискиваю среди их полупьяных физиономий. Да пофиг.

Без особого интереса я пролистнул ещё пару десятков снимков, пока не наткнулся на Марину. С ней я нашел всего несколько фотографий, но на каждой она была вместе с этим Казариновым. И ладно бы они просто сидели рядом, а то он и ухаживал за ней, и в ухо ей что-то нашептывал, и обнимал за плечи, и смотрел так… красноречиво.

И она на него смотрела ласково. И так же ласково ему улыбалась. На обычного коллегу вот так не смотрят и не улыбаются.

Вот же шал…, не договорил я, закрыв папку с фотографиями. Ярость колотилась в висках. Ну а что я хотел? Марина в своем духе — обжимается с одним, потом едет трахаться с другим. Ну умница.

Как же меня это бесит, и как меня от нее ломает.

А потом я и его вспомнил — это ж тот самый синебот, который лез к ней в коридоре обниматься, когда мы в пятницу уходили. Угу, хороший и ответственный.

Правда, я всё же заглянул в его дело. Вроде как претензий предыдущее руководство к нему не имело и даже грамотами регулярно поощряло. И по отчетам, как помнилось, отдел логистики работал без явных косяков.

Да что с того? Пусть бы он даже был передовиком производства, какого хрена он липнет к ней? Тем более когда у самого жена?

Мне мешал этот Казаринов. Одним своим присутствием на моем заводе действовал на нервы. Да вообще выбешивал неимоверно. Желание вышвырнуть его аж дыру в груди прожгло. Но это было бы тупо, конечно. Увольнять кого-то, кто, в принципе, неплохо работает, из-за девки — идиотизм. Ну а как его терпеть?

Решил вызвать этого Казаринова, переговорить, а там уж сделать выводы. Спрашивал его по работе, он что-то отвечал, вроде разумно и по делу, но я никак не мог толком сосредоточиться. Смотрел на него, и в голову лезла всякая хрень.

— Есть какие-нибудь соображения, как оптимизировать работу вашего направления? — спросил его я, хотя на языке вертелся совсем другой вопрос.

— Да, конечно. Я бы посоветовал начать с программного обеспечения…

Он с энтузиазмом делился идеями, и, надо сказать, многое мне понравилось. Даже на вооружение взял. Да и вообще было видно, что мужик толковый. Притом довольно открытый и искренний. Не юлил, как тот же кадровик. Вот если бы он ещё держался от Марины подальше…

— У меня к вам предложение, — осенило вдруг меня. — Вы же знаете про грядущее слияние? И наверняка понимаете, что большую часть рабочих мест на этом заводе придется сократить в скором времени.

Он, слегка поникнув, кивнул.

— Поэтому я вам предлагаю место на заводе металлоконструкций. Должность не совсем эта. Там у меня штат логистов полностью укомплектован. Но есть места в коммерческом отделе. Там вы вполне сможете применить свои аналитические способности, ну и по зарплате не прогадаете.

Казаринов, не колеблясь, согласился.

— Филатова — ваша протеже? — все-таки не выдержал я под конец.

И он тут же выдал себя с потрохами. Заметно напрягся, насторожился весь, даже покраснел как юная девственница.

— Да, — ответил все же.

— Давно ее знаете? Близко знакомы?

Он занервничал еще больше, не сразу, но кивнул.

— Что можете о ней сказать?

— Она — замечательная девушка, умная, ответственная, порядочная.

Угу, последнее — особенно, подумал я, но вслух спросил другое:

— Я тут узнал, что с прежнего места работы её уволили за аморалку.

Он стал совсем пунцовым.

— Пожалуйста, Тимур Сергеевич, не трогайте её, — вдруг попросил. — Не увольняйте. Ей эта работа необходима. Если сейчас здесь так туго с местами, то, может, вы её переведете…

— Кого куда переводить, — резко оборвал его я, — решу без чужих советов.

После разговора с Казариновым стало совсем хреново. Ну надо же какая трогательная и взаимная у них забота! Меня прямо передернуло. Кое-как уговорил себя остыть. Потом велел подготовить приказ на увольнение Казаринова и сразу позвонил в кадры на отцовском заводе, чтоб ждали пополнение. А затем и вовсе отвлекся — дел было много. Да вообще невпроворот, хоть разорвись, еле выкружил полчаса для неё.

Но эта Марина чуть не с порога накинулась, ну и вывела из себя мгновенно. Пришлось спустить её немного на землю.

Правда, потом, да почти сразу, пожалел. Она с таким лицом уходила, что я еле заставил себя остаться на месте. Хотелось за ней следом, тянуло так, что сердце рвалось из груди. Извиниться хотелось, сказать ей, что… ай да неважно. Хорошо, что удержался, потом чувствовал бы себя тряпкой.

Но больше злило меня другое. Почему меня с ней вообще вот так штормит, швыряет из крайности в крайность? Почему, когда дело касается её, не получается, хоть тресни, оставаться просто собой, не пылить, не горячиться?

Весь следующий день я её не видел. На работе она была — я по журналу посмотрел. Но как-то не пересеклись ни разу: и она ни за чем не обращалась, и я не вызывал.

Я уже не помнил дословно, что именно наговорил ей вчера в пылу, но зато отлично помнил её лицо в тот момент. Да оно вообще намертво впечаталось. Стоило только задуматься, и снова вставало перед глазами…

Забить бы на всё и не париться, но после той стычки я буквально места себе не находил. Ещё и отцовский безопасник как-то странно отреагировал на мою просьбу выяснить всё о Марине. Но пообещал в ближайшие дни все, что найдет, предоставить.

На следующее утро она опаздывала, причем прилично, больше, чем на час. Это меня беспокоило. Где она? Почему не предупредила кого-нибудь? Может, она заболела? Или случилось что? Ломай теперь голову!

Но ближе к обеду Марина все же объявилась. Я как раз курил на крыльце в гордом одиночестве, когда она, торопясь, с короткими пробежками, подходила к конторе. Ещё какую-то коробку с собой тащила.

Завидев меня, сбавила шаг. И лицо у нее сразу вытянулось. Тем не менее когда подошла, поздоровалась, правда, сквозь зубы. И сухим, чопорным тоном сообщила:

— Извините, пожалуйста, за опоздание, Тимур Сергеевич. Я не могла прийти раньше, форс мажор. Я вечером задержусь, отработаю эти два часа.

Я выпустил дым и пожал плечами, мол, мне пофиг. Она прошмыгнула мимо меня со своей коробкой — ярко-синей с логотипом Почты России.

Я ещё пару раз затянулся и тоже вернулся в контору.

Марина ещё стояла на проходной, ко мне спиной, и разговаривала с охранником.

— Обычно все несут с работы, а вы, наоборот, — тупо пошутил он. — Что тут у вас, посылка? Надеюсь, не бомба, а? Не споры сибирской язвы? Уж простите, Мариночка, но работа у нас такая.

— Понимаю, смотрите, проверяйте.

Она приоткрыла крышку коробки.

— Да я верю-верю, — сказал охранник, но всё же внутрь заглянул. — Документы?

— Да, съехать вот пришлось неожиданно. Вещи оставила соседу, но самое ценное оставить было страшно. Он иногда выпивает, ну и… сами понимаете. Решила не рисковать.

— И правильно.

Она прошла через турникет, не обернувшись. А у меня ее слова так и засели в голове. Её выселили? Ей негде жить? И где тогда ее дочь?

Наспех провел планерку и отправился прямиком в кадры.

Однако Марины на месте не оказалось. Вторая кадровичка, Люда, сообщила, что она минут пять как ушла к главбуху, но должна скоро вернуться.

Я уже хотел уйти, заглянуть попозже, но тут заметил на подоконнике ту самую синюю коробку с «самым ценным». Как я понял, там должны быть документы. Может, из них что-нибудь станет ясно.

Подошел, открыл крышку.

— Это Маринины вещи, — пискнула кадровичка, как будто я ее о чем-то спрашивал.

Да, там действительно были документы: паспорт, свидетельство о расторжении брака с… Игорем Тихановичем? Это же его фамилия тогда была в смс. Выходит, она судится с бывшим мужем? Уж не за дочь ли? Может, он её себе забрал, а она теперь пытается отсудить обратно? И поэтому так нужна ей работа?

Были и другие документы, я все их бегло просмотрел. Под ними внизу обнаружил ещё два конверта из крафтовой бумаги.

В одном, пузатом, лежало всякое, не только документы. Например, маленький пакетик с прядью волос, погрызенное силиконовое кольцо, снимок узи, бирка с цифрами. Я бы решил, что из роддома, видел где-то такие. На них пишут вес и рост новорожденного. Но даже я понимал, что цифры на бирке слишком мелкие для этого.

Взялся за второй конверт, полупустой. И вынул оттуда… зажигалку.

Несколько секунд смотрел на неё в каком-то ступоре. Это же моя зажигалка. В смысле, когда-то у меня была точно такая же. Зиппо. Позолоченная. С выгравированным орлом.

Да нет, это моя и есть! Царапина вот на ней, помню её. Даже помню, как она появилась. Это когда мы с Мариной застряли в завале… Под ребрами внезапно защемило так остро, что я непроизвольно распустил воротник рубашки и потер ладонью грудь.

— Тимур Сергеевич, вам плохо? Сердце? — охнула Люда.

А я держал эту зажигалку в руках и ничего не понимал. Откуда… зачем она у неё?

Потом вынул из конверта какой-то листок, и у меня буквально воздух из легких вышибло, аж перед глазами все поплыло.

Записка, аккуратно склеенная скотчем.

«Я тебя люблю. Т.»

Это же я писал Марине в лагере. Я выронил записку, будто этот клочок бумаги жег мне пальцы. Вообще-то жег, и не только пальцы. Казалось, вместо сердца в груди бухал и пульсировал раскаленный шар.

Затем достал выцветший поляроидный снимок, где мы с ней стоим вдвоём, в обнимку. Нас тогда Влад сфотографировал. Лицо у меня ошалевшее от радости. Да и она тоже вся светится. Я и забыл, как она умела улыбаться…

Горло стянуло стальным кольцом. Веки зажгло нестерпимо.

Что-то ещё топорщилось в конверте. И я вытряхнул на ладонь какой-то комок проволоки. В первую секунду не понял, но уже в следующий миг меня как молнией прошило от яркого, слепящего воспоминания: мы с Мариной на крыше моего дома. Лето, солнце. Я как пьяный от счастья. Замуж ее позвал, как бы в шутку, но и не в шутку, на самом деле. Ну и скрутил ей из проволоки вот это кольцо…

Я зажал ладонью рот, отвернулся, шумно, с трудом вдохнул. Так же тяжело выдохнул. И снова вдохнул с усилием и болью, будто в грудь мне вогнали кол. Прикрыл на миг глаза. Казалось, мир рассыпался на куски…

— Тимур Сергеевич, что с вами? Вам плохо? — затараторила Люда, выдернув меня из ступора. — Воды? Помощь позвать?

Я попытался сглотнуть ком, вставший посреди горла. Качнул головой. На автомате убрал конверт обратно в коробку, закрыл её.

— Не говори Марине, — глухо выдавил я.

Люда с готовностью кивнула. И я тяжело, будто меня вдруг придавило, вышел из кабинета.