Марина
Тимур прав, сто раз прав, повторяла я себе. В первый момент я, конечно, запротестовала, теперь уже сама точно не знаю, почему. Наверное, на эмоциях — просто растерялась от неожиданности, да и вообще была ошарашена его словами. Ну да, не каждый день предлагают фиктивно выйти замуж. Но когда первый шок прошёл, когда он всё разложил по полочкам, я смогла оценить его доводы. Даже загорелась — неужели весь этот кошмар закончится и мне на законных основаниях вернут мою Олю? И я смогу просто жить, как все нормальные люди?
Единственное, я никак не могла понять — ему-то это зачем? А с другой стороны, когда я Тимура понимала? Лучше и не копаться в его мотивах, а принимать все, как есть.
Расписали нас быстро, уже на следующей неделе, без всякой очереди и проволочек. И, разумеется, без пышных церемоний. Тимур, правда, спросил, не хочется ли мне чего-нибудь эдакого. Я отмахнулась. Мне вполне хватило одной свадьбы со всеми этими заморочками: белым платьем, роскошным банкетом, кортежем, сотнями гостей, артистами, фотографами и далее по списку.
Так что мы скромно расписались и отправились в ресторан. Я сначала вообще никуда не хотела идти, ещё когда мы обдумывали, что и как у нас будет.
— Первый раз женюсь как-никак, грех не отметить, — говорил Тимур как бы в шутку, но отмечать он намеревался, похоже, на полном серьезе. Да и вообще мы так оживленно это с ним обсуждали, что я сама порой, увлекшись, забывала, что женимся мы не по-настоящему…
— Но Оленьку не с кем будет оставить. Не брать же мне её в ресторан.
На другой день он привёз из дома своего отца Антонину.
— Поживет пока с нами, — сказал, — помогать тебе с дочкой будет, ну и вообще…
Будь это кто другой, я бы, наверное, не согласилась, но её я не просто помнила и не просто относилась к ней с доверием. Это было нечто большее. Так бывает с музыкой, когда какая-то песня ассоциируется с приятным событием в прошлом. Услышишь — и сразу непроизвольно вспоминается то, что тогда происходило. Так же и с Антониной — когда я на нее смотрела, то словно переносилась на семь лет назад, в те несколько дней, когда была безмятежно и упоительно счастлива.
Сама она явно обрадовалась переезду, хоть и вздыхала украдкой: «Как там Сергей Михайлович? Он, конечно, почти все время спит, а когда не спит — никто ему не нужен, всех проклинает и гонит прочь, но все равно душа за него болит».
Я пыталась у нее выспросить, из-за чего они с Тимуром поругались, но то ли она действительно не знала, то ли свято берегла семейные тайны. Но я и не настаивала особо. Что бы там ни случилось — я была ей искренне рада. Мы и тогда с ней ладили, а сейчас — так тем более. К тому же, эти дни Тимур вечно пропадал на работе, ну или ещё где, не знаю. А с Тоней хоть поговорить можно было, да и помогала она здорово. И с Оленькой на удивление быстро нашла общий язык. Пару раз я даже отважилась уйти — до ближайшего продуктового. Нервничала жутко, бегом торопилась назад, но, вернувшись, заставала их за каким-нибудь мирным занятием.
Так что я уступила Тимуру. Да ему и невозможно не уступить. Не потому, что он тупо и уперто настаивает на своем: я так хочу и всё тут. А потому что спрашивает: почему нет? В чем причина? Что мешает? И, узнав, тут же «устраняет» эту причину как может.
Ресторан Тимур выбрал сам, заказав отдельную уютную комнату, хотя из гостей позвал только своего школьного друга с женой. Я вспомнила, что когда-то мы с ним уже встречались, сто лет назад. Только вот этот друг, Паша Грачев, оказывается, был не в курсе, что брак у нас фиктивный. Не знаю, почему Тимур ему не сказал…
Сначала мне было просто неловко — чувствовала себя какой-то обманщицей, когда они взахлеб нас поздравляли, желали любви, счастья и кучу детей. Ну и взгрустнулось тоже, по правде говоря.
Все эти дни я горела лишь одним желанием — поскорее решить всё с судом. И «фиктивный брак» был как ключик к этой мечте. А сейчас вдруг возникло ощущение обмана. Будто я изображаю иллюзию любви и счастья, а на самом деле ничего этого нет, я одинока. И обручальное кольцо на пальце — всего лишь пыль в глаза. От этого делалось так тоскливо, хоть я и не подавала виду.
А потом, немного подпив, Паша вдруг выдал, глядя на нас с улыбкой:
— Горько!
Аня, его жена, тут же подхватила, и вдвоем они уже настойчиво, весело и громко потребовали:
— Горько! Горько!
Тимур повернулся ко мне. А я лишь взглянула в его глаза, черные, бездонные, и как в омут меня затянуло. Он хоть и улыбался, и что-то в шутку говорил им, но смотрел на меня так, что сердце, трепыхая, кубарем скатилось куда-то вниз.
Затем он поднялся, подал мне руку, притянул к себе. Я невольно задержала дыхание, когда его пальцы коснулись затылка. Он наклонился ко мне, на секунду приостановился. То ли это ожидание, то ли промедление — не знаю уж что больше — моментально отозвалось в теле дрожью и сонмищем мурашек.
Черт с ними с мурашками, но дрожь… Тимур определённо её уловил и что подумал? С губ моих сорвался нечаянный вздох, порывистый и как будто нетерпеливый, и Тимур тотчас приник, да нет, буквально впился поцелуем. С жадностью смял нижнюю губу, втянул чуть не до боли, потом захватил и верхнюю, по-хозяйски толкнулся языком глубже. Я и сама не заметила, как стала ему отвечать, причем с тем же пылом.
Грачевы давно притихли, а мы всё целовались, горячо и безудержно, как в первый раз… или как в последний. Голова у меня поплыла, я бы даже на ногах не устояла, наверное, если бы не его руки. Он держал меня крепко, хотя не то чтобы держал — скорее, прижимал к себе. И так тесно, что вскоре я почувствовала сквозь одежду его возбуждение, вполне однозначно упирающееся в самый низ живота. Однако меня это лишь ещё больше завело. И если бы мы были одни, то неизвестно, чем бы это «горько» закончилось.
Первым остановился Тимур, оторвался от меня с хриплым вздохом. Опустился на стул, тяжело дыша, на миг скосил на меня взгляд, шальной и какой-то расфокусированный. Потом без всяких тостов налил себе шампанское и залпом выпил.
— Мы вам тут не мешаем? — усмехнулся Паша.
Аня ткнула его в бок и тихо шикнула. Я стыдливо зарделась. Тимур же, похоже, вообще его слова никак не воспринял. Или вообще не услышал.
Мы ещё о чем-то говорили, смеялись, и я тоже смеялась, причем без всякого притворства. Этот поцелуй не только меня смутил, но и неожиданно вдохнул бодрость. Я даже поймала себя на мысли, что не просто искренне веселюсь со всеми вместе, но и не чувствую больше удручающего одиночества и тоски, как до этого. А вот Тимур больше помалкивал.
Потом Аня попросила Пашу проводить её в уборную. Когда они вышли, затворив дверь, я невольно напряглась, ожидая, что Тимур снова меня поцелует. И чего уж, я не только этого ждала — я этого хотела. Причем так, что не просто мурашками осыпало плечи — у меня даже волоски сзади на шее вздыбились. А сердце и вовсе скакало в груди как безумное.
Мы соприкасались с Тимуром локтями и коленями. Я чувствовала его тепло, слышала его слегка учащенное, неровное дыхание, и мне казалось, что сейчас притяжение между нами зашкаливало. Ещё чуть-чуть и… Но тут вдруг Тимур отодвинулся вместе со стулом, а затем и вовсе высказал:
— Неплохо сыграли вроде? Надеюсь, на этом дань традициям исчерпана.
Сыграли… Меня как водой ледяной окатило.
Да, напомнила я себе, у нас же фиктивная свадьба, я — фиктивная жена и только что у нас был фиктивный поцелуй, просто дань традициям. Всё верно, всё надо для дела, и если уж честно, то предложи мне Тимур тогда выйти за него всерьез, я бы, скорее всего, отказалась. Да наверняка отказалась бы! Только почему тогда сейчас мне снова стало так грустно и даже как-то горько — не знаю.
Вернувшись, Грачевы сначала тактично постучали, выждали немного и потом уж зашли. А мне от этого стало ещё тоскливее. И остаток вечера я даже притворяться веселой не могла.
Ну а дома мы просто разошлись по своим комнатам…
Ну а ночью меня ждал ещё один «сюрприз». Мне не спалось, мучала жажда, и я тихонько, босиком, не зажигая света, чтобы никого не разбудить, спустилась вниз. Проходя мимо его комнаты на кухню, вдруг услышала, что Тимур разговаривает с кем-то по телефону…
Я бросила взгляд в приоткрытую дверь. Нет, оказалось, не по телефону, а по скайпу. Он полулежал на кровати, поставив макбук себе на живот, и беседовал с… девушкой.
— Можно тебя поздравить, значит… — донесся обиженный женский голос.
— Не начинай, Юль. Какой поздравить? Говорю же, это так, не всерьез, у нас фиктивный брак. Там для суда надо…
Я сразу забыла, зачем шла, развернулась и быстро, не дыша, отправилась назад. Рухнула с колотящимся сердцем в кровать. И ведь ничего нового и неожиданного не узнала. Тимур ведь ни словом не соврал этой неведомой Юле, сказал всё, как есть, но отчего же стало так обидно, прямо до слез?
В назначенный день к нам приехала комиссия из опеки. После нашей свадьбы мы с Тимуром общались мало. Да его почти и не бывало дома. Утром я обычно его уже не заставала, а вечером он приезжал совсем поздно. Хорошо если парой слов удавалось переброситься. И ещё мне казалось, что он меня сторонился. Ничего конкретного не было, просто возникало порой такое ощущение.
Впрочем, я и сама после того подслушанного ночного разговора держалась с Тимуром исключительно вежливо, доброжелательно, но сухо. Не хотелось снова почувствовать себя дурой. Если мы с ним нечаянно сталкивались, то тут же расходились. Если вдруг соприкасались — сразу же оба отодвигались друг от друга. Иногда мне думалось, что я ему вообще в тягость.
Однако он бросил все дела, приехал, чтобы «проследить», какой нам акт выпишет комиссия. Встретил их, привел в дом.
Я этих теток узнала сразу — они же приезжали и в прошлый раз. Только если тогда они бродили по квартире, не разуваясь, морщились, кривились, фыркали, а со мной разговаривали через губу, то тут Тимур сразу им у порога велел и разуться, и снять верхнюю одежду. И те без единого возражения послушались.
— Вы не на вокзале. Нечего тут уличной грязью трясти, тем более у нас ребенок.
Запретил он им и в шкафы совать нос. Только в холодильник позволил заглянуть. Может, им всё это и не нравилось, но они помалкивали. Зашли в нашу с Олей комнату, быстренько всё осмотрели, какие-то пометки себе сделали и ушли. Тимур вызвался их проводить, а когда вернулся через пару минут, улыбаясь, сообщил:
— Можешь, не переживать. Акт тебе сделают какой надо.
Я благодарно улыбнулась в ответ. Потом он вдруг посерьезнел, даже, я бы сказала, помрачнел.
— Ты прости, — произнес он. — Но я должен спросить…
— Да? — сразу же насторожилась я, не зная, что и думать.
А Тимур тем временем взял планшет, поводил по экрану и показал мне опять чье-то фото.
— Там не так хорошо видно, но постарайся… — сказал он, протянув мне планшет.
Ему даже не пришлось договаривать, а мне — стараться… Одного беглого взгляда хватило, и по коже пополз холод…
На фото мужчина лет сорока, лысый и слегка полноватый, разговаривал по телефону и одновременно садился в темно-синий лексус. Посмотришь со стороны — совершенно обычный человек, но это был один из тех, кого я хотела бы никогда больше не видеть и не вспоминать, однако вряд ли смогу забыть…