Не мой, не твоя

Глава 6

Марина

Этот завод, куда отец Артема Казаринова помог мне устроиться, напоминал тонущий корабль. Работали только самые добросовестные, остальные — кто как убивали время с девяти до шести. Сбившись группками в курилке или в буфете, часы напролет обсуждали приближение конца. Нервозность и обреченность буквально витали в воздухе.

Я же в работу нырнула чуть ли не с одержимостью. Не люблю халтурить и Казаринова не хотелось подводить. Да и чем больше дел, тем меньше времени оставалось на раздумья, от которых хотелось лезть на стены. Закопавшись в бумаги, я даже на обед не ходила. А вечером с тяжелым сердцем возвращалась в съемную квартиру — домом назвать неуютные чужие стены язык не поворачивался. Ловила себя на том, что засиживалась допоздна, лишь бы как можно позже уйти.

Моя воля — вообще, наверное, ночевала бы на работе. Потому что самое страшное — оставаться одной в пустой тишине. В такие моменты горе наваливалось со всей силой, давило и терзало особенно жестоко.

Я даже Оленькины вещи никак не могла распаковывать до конца. Только открою сумку с её игрушками и платьицами, как тут же накрывает… В конце концов отложила, чтобы не рвать сердце ещё больше. Иначе, чувствовала, сойду с ума.

И без того я еле держалась, и всё чаще меня обуревало безудержное желание примчаться к свекру и душу из него вытрясти. Заставить его, мерзавца, сказать, где они прячут мою девочку, забрать её силой. Но юрист, чувствуя, видимо, что я на грани, в каждую нашу встречу, да и по телефону, неустанно повторял, что ни в коем случае нельзя горячиться.

Никаких фортелей, никаких необдуманных слов, внушал он. В противном случае потом в суде всё это сыграет против нас. Выставят меня неадекватной, асоциальной мамашей с сомнительным прошлым и неопределенным будущим, и тогда пиши пропало. А мне сейчас важно создать о себе наилучшее мнение на работе, настаивал юрист, получить положительную характеристику, найти людей, кто расскажет про меня, какая я хорошая.

Вот я и старалась, прямо из кожи вон лезла. Хоть и видела, что мое усердие здесь и даром никому не сдалось, а кое-кого даже раздражало. Люда, вторая кадровичка, что сидела со мной в одном кабинете, фыркала:

— Выслужиться хочешь? Зря стараешься. Сейчас мы уволим всех, с бумажками разгребемся, и нас самих уволят. А завод наш закроют. У хозяина, говорят, огромные долги, собирается кому-то продать нас за копейки, а как продаст — переделают тут всё и будет очередной торговый центр.

Я пожимала плечами, мол, ну и пусть. Не рассказывать же ей, зачем мне это так нужно и почему едва не ночую на работе. Я вообще больше помалкивала и не уставала в мыслях благодарить Казаринова, который сумел меня сюда не только устроить, но и сохранить от всех мою постыдную тайну.

Сам он работал здесь начальником отдела логистики и, когда мы изредка встречались на проходной, всегда тепло здоровался и передавал привет от жены.

Я мало понимала специфику предприятия и, к счастью, в кадрах она и не требовалась, но чем больше втягивалась, тем острее сожалела, что всё рушится. Да и роль у меня была незавидная, как у гонца с дурными вестями.

Некоторые принимали грядущее увольнение без драмы, а некоторые негодовали, ругались, грозились судом и отказывались что-либо подписывать.

Но тяжелее всего было с теми, кто, ознакомившись с приказом об увольнении, начинал с мольбой в глазах рассказывать про ипотеку, которую нечем будет платить, про детей, которых надо на ноги ставить, про больных родителей. И хоть от меня ничего не зависело, в такие моменты я чувствовала себя чуть ли не палачом.

Тем абсурднее казалась мне затея не то руководства, не то профкома отпраздновать десятилетие завода. Ну правда, к чему этот пир во время чумы?

Но все почему-то обрадовались.

— А что? Почему нет? — говорила вторая кадровичка. — Конечно, здорово! Я вот только три года отработала и то рада, что хотя бы в последний раз вместе гульнем. А кто все десять лет тут отпахал… Хоть попрощаемся нормально. Ну и дата такая, десять лет всё-таки. Жалко только, что в нашем же буфете решили праздновать. Обычно корпоративы у нас в ресторане проходили. Скинулись бы чуть побольше, хоть на недорогую кафешку, а то прямо на работе — как и не праздник вовсе… Но что уж теперь.

А я решила не ходить. Зачем? Мне здесь не с кем прощаться, я толком никого ещё не знаю. Но главное даже не это. Ну какой мне праздник? Я жить-то себя заставляю титаническими усилиями, через не могу хожу, говорю, что-то делаю, кажусь нормальной.

Ещё недавно я больше всего любила выходные, теперь же возненавидела их.

Субботу и воскресенье я не знала, куда себя приткнуть: донимала юриста, названивала Игорю, который, похоже, сменил номер, читала всякие форумы, где люди делились похожими историями и изнемогала.

Неделя началась с новостей, причем с таких, что вся контора гудела, как растревоженный улей. Со всех сторон только и слышались разговоры о том, что кто-то всё же купил наш завод.

К нам в кадры не заглянул только ленивый, чтобы спросить, кто купил и что теперь будет. Но мы и сами пока не знали.

— Ну всё, — предрекала Люда, кадровичка, — теперь уж точно дни наши сочтены. Сейчас нас всех выпнут, а через полгода новый владелец откроет здесь торговый центр, вот увидишь. Чую, наревемся мы в пятницу…

Во вторник поползли слухи, что новый владелец собрался снять директора. Никаких бумаг мы пока не видели, но все сидели как на пороховой бочке, не зная, что ждать.

Эта нервозность в конце концов передалась и мне.

— О, ну теперь точно конец, — причитала Люда, — такими темпами даже до нового года не доработаем…

Я отчаянно надеялась, что она ошибается. Эта работа была нужна мне как воздух! Протянуть хотя бы до суда! Иначе всё зря…

За час до обеда дверь вдруг распахнулась. Наш начальник, Михаил Андреевич, вошел в кабинет и, обернувшись назад, громко произнес:

— А это, Тимур Сергеевич, наш отдел кадров…

А потом на пороге возник он. Тимур…

Господи, как… Я сморгнула, словно не поверив глазам. Уставилась на него не в силах даже вдохнуть. Сердце, подскочив, заколотилось в горле, не пропуская и глотка воздуха.

Мне казалось, что я внезапно слетела вниз с немыслимой высоты. Камнем упала в ледяную воду так, что все мышцы парализовало на долгие несколько секунд.

Откуда он здесь? Почему?

Он тоже глаз с меня не сводил, прожигал насквозь. И такой ад виделся мне в его взгляде…

Ничего не понимая, я смотрела, как Тимур, держа руки в карманах, приближается к моему столу. Медленно, как хищник.

Улыбнувшись слегка и совсем не по-доброму, он поздоровался. Я ответила, но на автомате, потому что от потрясения ничего не соображала.

— Это Марина Владимировна, но вы, получается, знакомы, Тимур Сергеевич? — подал голос наш начальник. — А это Людмила Викторовна.

Тимур даже не взглянул ни на него, ни на Люду.

— Бывают же сюрпризы, да, Марина… Владимировна? — всё с той же кривой полуулыбкой произнес он.

Я в онемении смотрела на него и по-прежнему ничего не понимала. Только когда он вышел из кабинета, начала приходить в себя.

Когда-то я так мечтала его увидеть! Тоскуя, представляла в воображении разные ситуации, как мы случайно встретимся. Придумывала взгляды, прикосновения, слова. Потом постепенно боль улеглась, а со временем всё, что было между нами, стало казаться безумием, временным помутнением рассудка. И я перестала страдать и тосковать.

Иногда, конечно, вспоминала, изредка даже доставала поблекшую фотографию, но та история осталась для меня в прошлом.

Если бы мы когда-нибудь вдруг все же встретились, думала я при этом, то, наверное, в первый момент удивились, потом улыбнулись бы друг другу. Затем спросили бы, как жизнь, ну и всё, что спрашивают в таких случаях, а потом разошлись бы с ощущением тепла и светлой грусти в душе.

Но всё оказалось совсем-совсем не так. Эта встреча… она как выстрел картечью, как оглушительный удар, которого не ждешь. Она выбила почву из-под ног. В одну секунду перевернула всё в душе, разворошила, раскурочила, выдернув на поверхность то, что казалось почти забытым.

И никакого тепла, никакой светлой грусти эта встреча не оставила, нет! В груди горело и саднило, и сердце долго не могло успокоиться.

А ещё я поймала себя на мысли, что мне… страшно. Я и забыла, как сильно он умеет ненавидеть и каким жестоким может быть в своей ненависти. Я-то, осознанно или нет, но вспоминала только самые лучшие наши моменты, а он? А у него эти моменты уничтожила я, когда сказала, что врала ему и никогда не любила.

Но неужели он до сих пор не смог… ладно, не простить, но хотя бы забыть, оставить всё в прошлом? Ведь столько времени прошло!

И сама же понимала — не забыл и не простил. Пусть ничего такого Тимур сейчас не сказал, но как он смотрел — так и говорить ничего не нужно.

— Это же, выходит, он, новый владелец? — выдернула меня из хаоса мыслей Люда.

Она права, сообразила я наконец. Тимур, получается, и есть тот, кто купил завод. А сейчас, видимо, обходил свои новые владения. Как он сказал? Вот так сюрприз? Ещё какой! С ума сойти можно от такого совпадения. Хотя… для него эта встреча как будто вовсе не была случайной.

Да конечно же, он знал! И ясно дал понять, что всё помнит.

И что теперь? Что он сделает? Я потихоньку начала паниковать.

Ничего он сделать мне не может, кроме как уволить. Только увольнение сведет на нет все мои старания и попытки, да попросту раздавит меня.

Нет, если до такого дойдет, я всё ему расскажу, хоть и не представляю, как…

От одной мысли, что придется выложить ему всё-всё, делалось дурно. Никто ведь из тех, кто узнал, не поверил мне. Все сразу же начинали брезгливо и презрительно кривиться, отворачивались… Наивно думать, что Тимур поверит.

Нет, раньше бы, семь лет назад — наверняка поверил. Но не сейчас, понимала я с чудовищной ясностью.

— А вы что с ним знакомы? Кто он? Что за человек? — одолевала меня Люда.

Весь день я сидела как на иголках, чего-то ждала, вздрагивала от звонков, никак не могла сосредоточиться на работе и не сделала даже половину своих дел. Только к вечеру более-менее успокоилась.

На следующий день Тимур и вовсе не появился. Может, я вообще себе всё напридумывала? Хотел бы уволить — уволил бы немедленно, как вот директора, убеждала себя я. Но всё равно было тревожно. А самое нелепое, что вопреки здравому смыслу я и боялась встречи с ним, и хотела снова увидеть…

Вечером мне пришлось задержаться — доделать то, что вчера не успела. Вернее, не сумела.

По правде говоря, мне нравилось работать по вечерам, когда в конторе никого не оставалось, если не считать охрану на проходной, когда никто не отвлекал, не дергал, не звонил телефон. Без суеты и нервотрепки за пару часов я успевала сделать больше, чем за весь день.

Вот и сегодня за каких-то полтора часа я почти со всем управилась. Потом решила сделать минутный перерыв, попить чаю. С кружкой в руке я продолжила разбирать оставшиеся карточки, как вдруг рабочий телефон разорвал тишину резким дребезжанием.

От неожиданности я вздрогнула и плеснула горячим чаем прямо на грудь.

— Чёрт! — вскрикнув, подскочила я.

Оттопырила ворот, подула. Хорошо хоть не кипяток уже был, но всё равно…

Дурацкий телефон замолк. Мысленно я выругнулась в адрес того, кто звонил аж в половине девятого вечера! Какой только умник додумался, когда здесь в шесть ноль пять уже ни души.

Затем я расстегнула пуговки, промокнула мокрую кожу носовым платком, а потом и вовсе сняла блузку. Слава богу, у меня был с собой свитер. Висел вместе с пальто в шкафу.

Я достала из сумки пакет, сложила в него блузку. И вдруг дверь скрипнула. Я резко выпрямилась, повернулась ко входу и едва не вскрикнула.

На пороге стоял Тимур.

Он удивленно взметнул брови, словно не ожидал меня увидеть. И даже как будто растерялся. Но лишь на миг. Потом без всякого стеснения уставился на меня, уставился на грудь, и я с ужасом спохватилась, что стою в одном бюстгальтере. Беззвучно охнув, я метнулась к шкафу, сдернула с плечиков свитер, торопливо натянула, ощущая, как наливаются стыдливым жаром щеки. Черт! Надо же было ему явиться сейчас!

Превозмогая неловкость, обернулась, посмотрела на него и невольно отметила, как потемнел его взгляд, каким стал тягучим и тяжелым.

Он шагнул в кабинет, спиной притворил дверь и всё так же неотрывно глядел на меня. Я, занервничав, непроизвольно отступила. Потом вернулась за стол, как за спасительную баррикаду, чувствуя, как под ребрами завибрировало.

— Почему ты еще здесь? — спросил он с легкой хрипотцой.

— Надо было закончить с карточками. — Я приподняла стопку, показала ему, но он, похоже, не заинтересовался, даже не взглянул.

— Поздно уже.

— Я сейчас пойду, — кивнула я.

Он ещё несколько секунд смотрел на меня, а затем вышел.