Не обещай (СИ)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ Что сказал Франк

Насчет «хоть завтра» — это Рик, конечно, погорячился. Вернее, погорячилась я, а секс с ним действовал в качестве обезболивающего.

Во-первых, назавтра, да и на послезавтра я еле хожу от страшнючей боли. Ломит все: задницу, руки, ноги, поясницу.

Во-вторых, назавтра он объявляет, что на этой неделе ему надо будет поработать побольше и подольше, приезжать он будет поздно и не надо ли мне, мол, машину. Говорю, что «не надо».

На работе мне не удается тихонько помучиться пост-синдромом моих каталок — я обязана предоставить объяснительную Рози, хорошо, хоть не в письменном виде.

— Ух ты ж, кайф, — восхищается она. — Тоже хочу. Дорого там сейчас?

— А… не знаю…

Что реально «не знаю», до меня доходит лишь в эту секунду, потому что:

— За все он платил.

Осознание сваливается, как снег на голову, нагоняет оторопь.

— За все-за все?

— От лыж до люмумбы… Инструктора, блин… Машину тоже он заправил…

— Ой-ой, — говорит Рози.

Я рада, что ей не надо пояснять, почему все это действительно «ой-ой» и почему меня сейчас легонечко колбасит.

— Эй, конфет… ты че? — щелкает пальцами у меня перед носом Рози. — Ты тут?

Не уверена — скорее, в одном месте, имя которому «ступор». Ступор, заснеженный такой. Громадный, как снежная горка.

«Себе он потому инструктора и не брал — дорого. Он на себе сэкономил. Теперь отрабатывает, деньги достает. Интересно, где. И не спросишь».

Рози, словно растирая мне спиртом обмороженные конечности, вбрасывает фразу за фразой, заставляет отвечать и тем самым участвовать в разговоре. В конце концов я оттаиваю.

Рози не заостряет внимание на том, от чего мне только что так похужело. По мере того, как я оправляюсь, во мне оттаивает нечто, доселе находившееся, по-видимому, в вечной мерзлоте. Мне становится предельно ясно, что нужно делать, что давно нужно было сделать, хоть как это сделать, я пока и не знаю.

***

Стоит только наметить цель и средства для ее достижения появляются из ниоткуда, как этакая лесенка или — никак от Рудных Гор отойти не могу — лыжный подъемник. Появились бы раньше, не будь Рик таким скрытным. Меня, вон, и расспрашивает, и вещи всякие приятные делает, а сам…

Домой на этой неделе Рик приезжает заметно позднее и выглядит измотаннее, но… хорошо, вообще приезжает (и поздней ночью, добираясь до кровати, спим мы в ней, как обычно). Сегодня он даже раньше меня дома — или это я так задержалась.

Снова вижу его за ноутом в гостиной и говорю:

— Тебе письмо.

Что-то часто он их получает и все какие-то официальные.

Он берет письмо и уходит с ним на балкон — почитать и покурить. И — то ли реально замотался, соображает тяжелее, но — забывает заблокировать ноут.

Клянусь, у меня в мыслях не было лазить в его данных, да я бы и не стала. Это всё средства для достижения цели — сами лезут, я же говорю.

Если у меня все файлы расфасованы по папочкам, то у него рабочий стол забит всякой разномастной фигней. Захоти я даже все пооткрывать — не смогла бы физически.

Благодаря маминым стараниям, я читаю и даже пишу по-русски. Поэтому, когда среди моря всякой всячины из названий и форматов вижу банальный Сертификат. pdf, то открываю, естественно, его.

Так, говорю себе, а ну-ка, в темпе… Рик сейчас вернется, времени нет совсем. Хорошо, комп у него мощный, а файл маленький — раз-раз, за считанные секунды…

Когда открывается эта штука, там первым делом мельтешит эмблема: два черных уголка, а из них, как из коробки, торчат четыре толстых красных лучика. И тотчас прыгает в глаза слово «Fachkundezeugnis», он же — «аттестат специалиста». Не успеваю стормозить, автоматически листаю-тыкаю на вторую страницу, уже без эмблемы.

Рик возвращается — а меня давно уже нет в гостиной. Мне не надо уже там быть, потому что я все сделала. Вернее, теперь мне конкретно хочется бежать, делать. Прямо сейчас. Не бегу лишь потому, что поздно, вечер уже, куда я вечером побегу-то.

Со второй страницы его «сертификата» меня только что приветствовала «Sprengberechtigung» — «лицензия на проведение взрывов», и мозги у меня взрываются довольным смехом.

В них разрывается мысль: «Рик, засранец… Это даже не подъемник. Это гребаный трамплин».

***

Как я уже говорила, сносить тоже надо грамотно уметь. Так-с, грамоты у нас есть…

— Слушай, — говорю ему через пару дней в машине — мне приспичивает «срочно» заехать в стройведомство и Рик везет меня во Фридрихсхайн. — Время есть завтра? Подскочишь?

— За каким хером? — осведомляется он беззлобно, впрочем и откусывая булочку. С утра мы успели только потрахаться, теперь едем и завтракаем на ходу.

— Да Франк… — отхлебываю чай из термоса. — Помнишь? Ну, на лыжах катались…

— М-м-м…

— Да им специалист нужен. На ЭфЭм, фирме ихней.

— Какой специалист?

Янтарем на сером в его глазах моментально вспыхивает недоверие, отражается в лобовом стекле.

— Короче, они там ареал купили. На Мекленбургской.

— «Городок»? — припоминает он.

— Ну, они-то, конечно, планируют «городок». «По-тен-ци-ал большой», — старательно передразниваю Франка. — Но там, блин, еще до этого городка… м-м-м… — отхватываю от своей булочки кусман побольше, напутствую его с набитым ртом: — Е-мае… слушай, там перегорожено, сюда заверни… ага… Там же до этого городка… — жую и делаю какие-то неопределенные размахивания руками, — …там же разгребать и разгребать… А они ж не резиновые. И мы не резиновые, — запихиваю в рот остаток булочки, доедаю. — Верней, у них квалификаций нет. Таких, — прикладываюсь к чаю, обжигаю язык, ойкаю и начинаю тараторить: — И у нас нет. И рук не хватает, заняты все. А сейчас попробуй найди кого. А у него проект завяз. Он достал меня уже.

— Да кто им конкретно нужен-то?.

— Ой, слушай, — морщусь, будто теперь у меня болит обожженный язык (правда, болит), — да я не знаю… ты сам там с ним поговори-спроси… Он тебе скажет. Может, зацепит… Ладно, давай, — целую его на прощанье, — я побежала…

Бегу, а сама думаю: ладно, снято. Может, даже «схавал», хоть он и мнительный — жуть. Интересно, что скажет ему Франк?..

До вчерашнего разговора со мной Франк вообще не подозревал, что взрывника ищет, да так, чтоб прямо у них на ЭфЭм на работу принять. То есть, не рассматривал опцию, что так тоже можно было. Фигня, он не один такой — у меня ведь тоже была опция «пристроить» Рика. Давно была. С самого начала была. Очевидная опция и я тоже ее не рассматривала. Нет, полезная все-таки вещь эти лыжи, хоть и задницу после них только-только ломить перестало.

Тут же, как говорится, и придумывать ничего не пришлось, потому что как есть. «Городок» — это у Франка первый проект таких масштабов. До сих пор он в такое не тыкался и не подозревал, какая это муть, если надо все расчистить до «позавчера», а фирмы по взрывным работам все нарасхват, распланированы по самое не хочу, и тут же и корона, никуда ж не девалась. Они не то, что заряжают — они тупо не берутся, отшивают до «после Рождества».

«Ты как «проектного» его возьми» — жужжала я ему вчера. «Это не помешает. Если договоритесь — пусть посмотрит объект, распланирует взрывы. Там же смета нужна. Они тебе в июне предлагали — ты им смету. Глядишь, на «пораньше» сдвинется что. А там посмотришь».

А мы посмотрим, что ты скажешь.

***

Что там сказал Франк, мне говорят не сразу, потому что — похоже, под впечатлением от спонтанного собеседования — Рик пропадает на полтора дня.

Я успеваю начать нервничать: думала, «мы» завязали с этим делом. Представляю, как он пропал, ушел «в метель», или, там, «в лес». Один черт, неизвестно, к кому, неизвестно, на сколько. Представляю, как крупно поговорю с ним, если он, конечно, вернется. Костыляю себя за то, что «а вот не фиг было взрослому мужику, мурому, как черт…а-вот-не-фиг-было впаривать ему работу. Пусть бы сам разобрался».

Меня колбасит настолько, что я перестаю есть, начинаю пить — кофе, много, слишком — и между чашками — предыдущей и следующей — в состоянии перманентной дерганой взбудораженности умудряюсь обо всем проболтаться Рози.

Рози ругает меня за то, что я себя гроблю, пытается насильно вытащить меня обедать, терпит неудачу, сетует и… выказывает мне свое восхищение:

— Конфет, вот ты даешь. Ты молодец, ты знаешь…

— М-м-м… — киваю я мелко и издерганно. Курила б — затянулась бы сейчас.

— Так а он что?

— Пока ничего. Эту ночь не ночевал. И ту.

— Ой-й… Но ты молодец все равно…

Затем я опять на стройке. Холодно, дождь, ветер, но я ношусь, как угорелая и, как мне самой кажется, не говорю, а тараторю. Злоупотребление кофеином не проходит бесследно.

Теперь ночь не усну, наверно. Как стремно будет лежать одной в постели и приговаривать между постукиваниями зубов: «Я молодец… я молодец…».

Еду домой в сумерках и меня потрухивает.

В самом деле, ведь мы негласно решили, что мы теперь вместе. По-нормальному.

Но — черта с два, не по-нормальному. Его нет с позавчера. Просто предложила ему посмотреть работу. Просто предложила.

«Я молодец. Я молодец» — твержу себе, точно зубрежку. «Я так ему и скажу, что я молодец. Вернется — скажу. Если вернется. Скажу, а потом прибью».

Вечером Рик все же приходит.

Отчего-то понимаю, что больше не одна в квартире, прежде чем слышу, что пришел. Вожусь на кухне, будто ждала его с работы, ужин ему готовила.

«Позвонить не мог?! По-звон-нить-не-мог-позвонитьнемог…»

Понимаю, что ненавижу встречать его на кухне. Понимаю, что ненавижу ждать, беспокоиться и злиться, выстраивая целый мстительный многоступенчатый план приветственных наездов.

Но, разглядев его, понимаю, что он промок, голоден и вообще — довольно измотан. Осуществление наездного плана откладываю на потом.

Похоже, мы уже поздоровались друг с другом, когда он был в дверях, потому что не здороваемся сейчас.

— В ноуте полазила? — осведомляется он лаконично. — Че, интересно было?..

Так, только не надо сейчас… Ну, полазила… Только не говори мне, что это, твою мать, такая гребаная трагика. Что ты вообще-то свои долбаные вещи забрать пришел.

Однако что-либо собирать он не спешит, скорее остается, нежели уходит и кажется, ждет ужина.

— Все решения я принимаю сам, — коротко, глухо и почти безэмоционально информирует он меня. — Но тебя, я вижу, в мои дела внедрять можно.

Наверно, Франк ненароком что-нибудь ляпнул, проявил какую-нибудь неуважуху и от нее у Рика проснулся его четкий инстинкт самосохранения, который у него вообще-то и так не никогда дремлет.

Ой-ой. Надеюсь, обошлось без мордобоя. Ладно, как лучше хотела.

Он молчит.

Когда «пустила» его в ноябре, не возражал. Наоборот — целовал мои волосы, носом в меня тыкался, может, даже прослезился от благодарности — мне тогда, в той позе, не видно было. Но видимо, на Котти было совсем хреново, а теперь еще не совсем. А может, работать у кого-то в подчинении — тупо не «его» это.

В его молчании затаилась угроза, и угроза эта обращена ко мне, мол, начну пытаться его перекраивать — могу пенять на себя… Хочу попробовать?..

Хочу, если честно. Не потому, что собираюсь его перевоспитывать и не потому, что мне не престижно с ним, безработным, притаскивающим бабло не знаю откуда — и хорошо, что не знаю. Хочу потому, что… хочется его разозлить, а потом посмотреть, как он будет злиться. А еще мне кажется, что с постоянной работой по специальности ему будет лучше, чем без. Как сказать ему об этом, не знаю. Молчу. Так и едим молча.

Когда после ужина загружаю посудомойку, пользоваться которой с недавних пор стала заметно активнее, ощущаю его вымытые руки у себя на попе, а его сыто-успокоившееся дыхание — на шее.

— Остаться решил? — спрашиваю только.

Спокойно, вообще-то, спрашиваю, но «решил» выходит несколько подчеркнуто.

— А че, я лысый? — спрашивает он мою шею и, тихонько царапая, вштамповывает в нее теплые поцелуи.

Не-е, думаю, ты взъерошенный. Резко поворачиваюсь, чтобы сказать ему об этом, и вижу, что — да, как всегда, да еще небритый и помятый.

Но меня уже целуют и лапают, умело залезая везде и повсюду.

Левой Рик как-то особенно тискает мою руку и поясняет:

— Проверить хотел, нет ли у тебя в ней сковородки.

Не удержавшись, хихикаю и соображаю, что — да блин, какой-никакой, а кайф ведь.

Оказываюсь права — кайф действительно наступает. Вернее, уже имеет место быть — мы лишь переносим его в ванную.

Устала?.. Устала… издергалась… злилась… Ничего, целуй… Не злюсь теперь. Не злюсь, потому что уже — в экстазе. Да, вот так… Да, посади на себя… да, посади на него… да, сожми мне попу… да, натяни, натягивай… да, надень, надевай меня на себя… Да, бейся в меня снизу, пробивайся глубже, выше в меня… Да, я выше тебя сейчас… Ты сам меня посадил, сам возвысил… сам такой сделал… да… о, да… Но я не выше ни хрена, это иллюзия все… Да, ты оттуда, с твоих низов вбиваешь в меня иллюзию за иллюзией, какие мне несвойственно испытывать… было… до тебя… Да, снизу-вверх… да, так — не стрелой, не до тонко-острой, режущей боли, а мощнее, требовательней и основательней. И без боли совсем. Да-а-ах-ха-ха-а… дай вжать себя в меня… твое лицо — в грудь ко мне… Еще одна иллюзия, что я дыханием твоим повелеваю, вожму твой нос сильнее, глубже ко мне между грудей — ты задохнешься… не-е-е — я ж задохнусь вместе с тобой от такой болючей вмятины… от тебя в груди… и от тебя во мне… и от того, как высоко, как глубоко ты в меня забрался… Как стонет мое тело от тебя… как изгибается дугой, как норовит сложиться пополам… Как я стону в экстазе… и от жадности… Как бесконечно мало мне тебя во мне — от этого все стонет тоже… Я ж говорила… я ни хрена не выше… Ты приподнял — ты и опускаешь… то есть — да, ты заставляешь опуститься… ты прогибаешь спину… мою… назад… Нет — это я сама… а ты — носом ко мне между сисек… и покусываешь… и рычишь им что-то… И вздергиваешь… и вздергиваешь меня… А я только смеюсь от зарвавшегося наслаждения… от взорвавшегося наслаждения… По взрывам это ж ты спец у нас… теперь я это подтверждаю. Не злюсь, а подтверждаю… Да… Да!.. Я подтверждаю. Только целуй…

В общем, помылись, потрахались в ванной, перенеслись в спальню, потрахались в спальне.

Лежу на нем. Мы завершили тем, что я была сверху. Мои волосы упали ему на лицо, и он развешивает их по себе, расправляет.

— Ты из-за этого так?.. — осведомляюсь. — Что ноут смотрела?..

Вообще-то мне хочется спросить: «Где был?» — но я выше этого.

— Если ты думаешь, что я трахнул тебя и «отошел»… — он даже не выныривает из-под пелерины моих волос — лишь обеими рукам обнимает-сжимает попу, — …ошибаешься.

— Если ты думаешь, что я трахнула тебя и буду извиняться… — сминаю грудями его нос.

— Если ты думаешь, что я трахнул тебя и жду твоих извинений… — внюхивается, впахивается он носом в мои сиськи.

— Ладно, проехали, — смеюсь я отчасти потому, что щекотно, и отчасти потому, что мне захотелось еще немного потискаться с ним перед сном, а разбирать что-либо перехотелось.

Интересуюсь на всякий случай:

— Так че там было-то?

— Где? — гладит он кончиками пальцев мою голую спину.

— Да ладно! Что Франк сказал?

— Франк?.. А-а… Да ниче. Нормально.

Да ну.

— То есть? — даже приподнимаюсь на локтях.

— Ну да.

И где был-л-л?.. Не-е, не дождется.

— Вчера объект ездил смотреть. Допоздна — в машине покемарил.

"Пропажу" мини я и не заметила…

— Ту ночь?..

Блин, язык прикусить не успела.

— Ту ночь — тоже. В Нойштрелице, на стройке заебался совсем… и чем пилить потом оттуда… Сегодня первый день отработал у него. На испыталке пока, потом возьмет на «фест».

***

Глоссарик на ГЛАВУ ДВАДЦАТЬ ШЕСТУЮ Что сказал Франк

ареал — территория, большой участок

фест — постоянная работа