Сразу после того, как рефери поднял мою руку, дело можно было считать законченным. Зрители сидели пораженные и молча смотрели на меня.
Никто и не подумал хлопать. Только Юрий Борисович Лебедь и Худяков устроили овацию и тогда остальные тоже соизволили жиденько постучать ладонями.
Я подошел к Дубинину. Недавний соперник стоял по другую сторону ринга, как всегда, с опущенной головой. Почему он все время стоит так, неизвестно. Я даже и не догадывался, о чем он там размышляет.
Правда, понять это было нетрудно. Если в прошлый раз, когда он выиграл, на лице его совсем не отражалась радость победы, то теперь и вовсе он стоял с хмурым лицом и молчал. На меня даже не посмотрел.
— Спасибо за бой, — сказал я и пытался пожать ему руку.
Дубинин неохотно ответил на рукопожатие, тем более, что мы были в перчатках и особо там не поручкаешься. Он выглядел вялым и двигался медленно, будто мой нокаутирующий удар не только свалил его на канвас, но и выбил весь лишний воздух из тела. Ну ладно, особой его дружбы мне не надо.
Зрители, что были в зале, поднялись с мест и гуськом отправились к выходу. Они явно были поражены исходом поединка. Судьи быстро что-то строчили на листах бумаги.
Я слез с ринга и подошел к Худякову и Лебедь Юрию Борисовичу. Вот уж кто пожал мне руки радостно и охотно. А Худяков и вовсе крепко обнял.
— Молодец, Витя! Какой молодец! Я же говорил, что мы поедем в Испанию!
Но я не стал радоваться преждевременно. Госкомитет такой зверюга, что может придумать еще какую-нибудь причину, чтобы не пустить меня на чемпионат.
Правда, времени до него осталось совсем немного, делать лишние телодвижения чревато для самих чиновников, потому что можно понизить моральный дух команды. А если мы опять приедем из Мадрида с никудышными результатами, как и за два года до этого, то вышестоящие органы, в том числе и партия, будут делать соответствующие оргвыводы.
Выводы могут быть весьма печальные для организаторов и участников. Поэтому я надеялся, что госкомитет не будет рубить сук, на котором сидит и не будет топить меня по-полной.
Подойдя к судьям, я спросил:
— Скажите, а когда вы направите соответствующие бумаги в комитет? Можно, я тоже получу копию?
Двое судей продолжали что-то быстро писать на листах. Еще дальше сидела секретарша, полная женщина лет тридцати и тарабанила на пишущей машинке. Оставшийся судья, тот, что сидел ближе всех, посмотрел на меня и вздохнул.
— Да, вы можете получить бумаги. Приходите завтра, тогда все и оформим. А в комитет отправим в самое ближайшее время.
Большего от него вряд ли можно было добиться. Я должен пока что довольствоваться этим решением. Отойдя от судей, я оглядел зал в последний раз.
Все разошлись, остались только организаторы, человек пять и судьи. Поединок закончился. Не скажу, что он прошел легко, особенно после моего первоначального поражения.
Но урок я получил действительно ценный. В первую очередь, в том, что никогда нельзя недооценивать противника. Наоборот, его лучше всегда переоценить.
— Мы в клуб, Витя, — сказал Худяков, кивнув на директора. — Подходи туда тоже, если успеешь. А лучше иди домой и хорошенько отдохни.
Да, отдых мне сейчас совсем не помешал бы. Все эти дни перед боем я усиленно тренировался и отвлекался только на сон и еду. За Светкой смотрела тетя Галя, но сегодня она должна уехать по делам.
Надо идти домой. Праздновать победу тоже не с руки, главные бои еще впереди. Но сначала надо позвонить тому человеку, что помог мне достичь победы. Это благодаря ему я чувствовал себя начисто восстановленным после недавнего обидного проигрыша. Надо позвонить Егору Дмитриевичу.
Я выбрался в коридор, набрал номер Касдаманова. Подождал немного и после третьего гудка трубку подняла Маша. Эти несколько дней, что я тренировался у старика, девушка намеренно игнорировала меня.
Поначалу я думал, что она тут же бросит трубку, но услышав мой голос, Маша тут же спросила:
— Ну, как все прошло, Витя?
Голосок у нее был звонкий, чистый и, смею надеяться, даже взволнованный. Неужели действительно переживала за меня? За то, как пройдет мой поединок?
— Я победил его, Маша, — сказал я. — Я его сделал. Нокаут, во втором раунде.
Маша с облегчением выдохнула воздух и сказала:
— Молодец! Поздравляю! Я очень рада за тебя. Ты сам как себя чувствуешь, не пострадал?
Ого, вроде бы ледяная глыба наших отношений начала таять. С одной стороны, я сам виноват, возомнил себе черт знает что и вздумал обижаться на девушку из-за того, что она с кем-то там встречается.
Она, в конце концов, не моя девушка, не невеста и даже не сестра. Поэтому как я могу вмешиваться в ее личную жизнь? Вот только почему, черт подери, при мысли о том, что у нее есть парень, меня охватывало лютое бешенство?
— Спасибо, со мной все в порядке, — сказал я. — А уж насколько я рад, ты даже не представляешь! А где Егор Дмитриевич, он дома?
— Да, вот он здесь ходит как раз, — сказала девушка и закричала в трубку: — Деда! Возьми телефон, Витя звонит. Он выиграл, слышишь, выиграл!
Через полминуты в трубке раздался хриплый голос Егора Дмитриевича:
— Ну что, молодец, щучий сын. Ты его вырубил?
По голосу я видел, что дед крайне доволен.
— Второй раунд, встречный удар, — гордо сообщил я. — Он долго не мог встать.
— Молодец, только ты там не слишком-то радуйся, — проворчал Егор Дмитриевич. — А то начнешь сейчас опять все загулы свои. Давай, дуй сюда, расскажешь, как все прошло.
Хотя больше всего мне хотелось завалиться в кровать и спать три дня подряд, я ответил:
— Хорошо. Приеду.
— Ну вот и лады, — сказал старик и повесил трубку.
После разговора я поспешил в раздевалку и наткнулся в коридоре на Козловского. Он быстро шел, нахмурившись и о чем-то размышляя.
— О, здравствуйте, Андрей Владимирович, — радостно сказал я, состряпав на лице самую широкую улыбку, на которую был способен. — Как вы поживаете? Вы теперь тоже будете в Мадриде? Или не в этом году, а в будущем? Или вы туда вообще не поедете, а значит, тю-тю, прощай, Мадрид?
Козловский поморщился, глядя на меня, но многолетний опыт в словесных баталиях на заседаниях комитета приучил его держать себя в руках.
— Ты, Рубцов не слишком и радуйся. Госкомитет тебя еще не включил в списки участников. А если и включит, то неизвестно еще, победишь ты или нет. Может, приедешь оттуда, как побитая собака. Вот тогда и поговорим с тобой. А обо мне не беспокойся. Может, поеду, может и нет. Не в этом суть.
Да, суть не в этом. Ты все равно останешься работать в государственном учреждении и будешь всюду совать свой тонкий уродливый нос, чтобы узнать, нельзя ли кому-нибудь еще подстроить пакости. Эх, жаль, что мы уже взрослые люди и живем в законопослушной стране. Я бы с удовольствием начистил бы этому типу рыло, чтобы он перестал гадить другим людям в тарелки.
Впрочем, последовав зову благоразумия, я не стал высказывать вслух свои мысли. И тем более, не стал работать кулаками, хотя они так и чесались влепить ему затрещину.
Но нельзя. Еще чего не хватало. Глупо и чревато скандалом, который мне сейчас совсем ни к чему. И к тому же, каждый знает, что с чиновниками нужно бороться их же методами.
Забрасывать серией не ударов, а бумаг. Находить высоких покровителей. Не иметь сто рублей, а иметь сто друзей. И тогда будет тебе счастье, тем более в такой насквозь бюрократизированной стране, как СССР.
— Да уж не беспокойтесь, Андрей Владимирович, — сказал я, глядя в пустые глаза собеседника. — Если я туда попаду, то просто так не вернусь.
Больше спорить с ним, да и просто желания разговаривать не хотелось. Я пошел дальше, обойдя Козловского по кругу и добрался наконец до раздевалки. Чиновник тоже ушел, не сказав ни слова. У нас с ним теперь кровная вражда до седьмого колена.
В раздевалке я быстро переоделся и выскочил на улицу. Направился было на остановку, но по дороге заметил телефонную будку.
С полминуты боролся с искушением, не выдержал и набрал рабочий номер Зои. Когда трубку подняла какая-то женщина, я позвал Зою к телефону.
Знаю, что Егор Дмитриевич не одобрит звонок девушке, но что я мог поделать с собой? Я хотел слышать ее голос, а больше всего хотел увидеть ее саму, желательно даже сегодня.
— Здравствуй, Витя, — церемонно сказала девушка, услышав мой голос. — Как у тебя дела?
Мне хотелось петь и кричать от счастья. Сегодня я вломил Дубинину и реабилитировался после позорного поражения. Доказал, что еще есть порох в пороховницах. Если бы Зоя была рядом со мной, я бы тут же расцеловал ее.
— Все отлично, — ответил я. — Даже супер отлично. Я выиграл его. Слышишь, выиграл!
Зоя легонечко усмехнулась, я услышал смешок в трубке. Мой энтузиазм ее позабавил.
— Что выиграл? Миллион в лотерею?
Вот ведь девичья память. Даже, вернее сказать, куриная. Что раз ей говорил, чем я буду сегодня заниматься, все равно не помнит.
— Да нет же, бой выиграл, помнишь? Победил Дубинина.
Вот теперь Зоя опомнилась. Смеяться перестала, наоборот, восторженно спросила:
— Ах да, точно! Ты выиграл того козла! Поздравляю, молодец! Жалко, что я не была там. Почему у вас соревнования всегда в будние дни проходят, когда я на работе? Я так люблю смотреть бокс! Как мужики ловко колотят друг друга, классно же!
Хм, каждый раз Зоя раскрывалась с новой стороны, Она, оказывается, из тех девушек, что любят пощекотать себе нервы, наблюдая за дерущимися мужчинами. А может, это даже возбуждает ее?
Хотя, например, Маша никогда не говорила о подобном. Мы как-то беседовали на эту тему, еще пару недель назад и она призналась, что ей, наоборот, всегда жаль людей, которые наносят друг другу такие сокрушительные удары. «Это ведь такой вред здоровью», — заметила тогда Маша. — «Ты там осторожнее, Витя, двигайся больше, чтобы по тебе поменьше попадали».
Ну, а Зоя, как видно, была гораздо кровожаднее. Даже не спросила, в порядке ли я.
— А на машинах и мотоциклах кататься на бешеной скорости понравилось бы? — спросил я, чуточку даже ревниво.
— На мотоциклах? На машинах? — недоуменно спросила девушка. Видимо, она даже и не слыхивала, что можно забавляться таким образом. — Наверное, понравилось бы. Я люблю пощекотать нервы.
Я же говорю, что мне захотелось видеть ее. Почему бы мне не заскочить к ней ненадолго, сразу после Егора Дмитриевича и «Орленка»? Хотя бы на полчасика.
— Ты сегодня что делаешь после работы? — спросил я. — Давай я заскочу ненадолго.
— А что мы будем делать? Ты на машине будешь? — сразу спросила девушка. — Давай пирожные купим, я давно не ела.
Интересно, что она скажет, когда услышит, что я ненадолго. Вот и проверим, очень даже кстати.
— Я на полчаса всего, — сказал я. — И я сегодня пешком.
Зоя разочарованно вздохнула. Затем протяжно сказала:
— Ну ладно-о! — и положила трубку.
После такого окончания разговора у меня пропало все желание общаться с ней. Вот ведь чайка, однако. Ее интересуют только мой статус и наличие машины. Как личность, я ее вообще не волную.
Из чего возникает вполне закономерный вывод — Зоя меня не любит. Вернее, она любит себя больше всего на свете, а остальные люди, тем более мужчины — это ее средство для достижения удовольствий и наслаждения радостями жизни.
И если бы я не был чемпионом СССР по боксу и не разъезжал по городу на машине, она бы даже не посмотрела на меня. Даже несмотря на то, что я помог ей с грабителями. Максимум, что я от нее дождался бы — это поцелуйчик в щечку.
Я таких насмотрелся в двадцать первом веке. Думал, что в семидесятых годах девушки другие, но нет, оказывается и сейчас попадается много таких. Только вот зачем мне снова наступать на одни и те же грабли?
Поглядев на телефонный аппарат, я тяжко вздохнул. Хватит тешить себя иллюзиями и бегать за Зоей, в этом нет никакого смысла. Нет, что-то не складывается у меня с девушками.
Впрочем, Касдаманов прав, сейчас горячая пора и на девушек вообще нельзя отвлекаться. Вот приеду из Испании, тогда и можно уже заняться личной жизнью.
Решив забыть о Зое, как бы не хотелось с ней увидеться, я отправился к тренеру. К тому, кто действительно заслуживал почестей.
Во дворе дома Маша возилась с розами, подстригая кусты. Увидев меня, выбежала навстречу. Обняла, чмокнула в щечку.
— Ты молодец, Витька, — сказала она. — Выиграл, поздравляю! Деда так переживал за тебя, уж я-то знаю. Он не показывал, но я видела. Всю ночь по комнате ходил. И все утро.
Я кивнул. Старик не любил показывать свои переживания за учеников, но я знал, что он болеет за них всей душой.
И еще мне была приятна радость Маши. Вот уж кто действительно рад моей победе. Искренне и бескорыстно.
Девушка коснулась моей скулы. Прикосновение было нежным и осторожным.
— Опухла… Тебя все-таки задели в этом поединке?
Я тоже машинально пощупал щеку. И когда это она успела набухнуть? Разве Дубинин задел меня по лицу? Пару раз, может быть, его удары проходили через мою оборону, но не нанесли, к счастью, большого вреда.
— Все в порядке. Я в полном порядке. Ну, где Егор Дмитриевич, в доме?
Девушка указала на полуоткрытую дверь.
— Сидит там, не вылазит. Не хочет выходить.
Я откинул длинную, до самого пола марлю, спасающую от комаров и вошел в дом. Тренер и в самом деле ждал меня в спортзале. Я провел с ним два часа, рассказывая, как прошел бой.
Еще он заставил меня снова разучивать движения по быстрой работе ног, сочетая с молниеносными уклонами на ближней дистанции. Егор Дмитриевич загорелся азартом и был готов обучать меня до ночи, но я сказал, что мне надо заглянуть в секцию бокса.
Что-то там связанное с оформлением документов на чемпионат. Да и вообще, полезно узнать новости. Касдаманов сердито пожевал губами, затем вынужден был согласиться. С документами шутить нельзя.
— Чтобы завтра в пять утра был здесь, — предупредил он, однако напоследок. — Как лист перед травой. Тренировки никто не отменял. Наоборот, надо заниматься еще больше.
Возразить было нечего и я дал слово. Перекусил у тренера вкусной Машиной стряпни, выпил чаю, попрощался и отправился в «Орленок».
В клубе меня ждали хорошие новости. Я заполнил документы на участие в чемпионате, обещал принести другие, недостающие.
Между прочим, в клубе был и Мишка Закопов и он поздравил меня с победой. Еще там был и Паровоз, огромный добродушный гигант.
— Пойдем, отпразднуем, — сказал я им. — Шашлык и лимонад, угощаю.
Но Мишка отказался.
— Мне надо документы а профком сдать, на работе, — сказал он не совсем убедительно. — Заведующая злая тетка, пристала с ножом к горлу. Никак не получится, извини, старик.
Странно, а раньше он был готов за любой кипеш. Вот когда я стал чемпионом, то сразу заметил, что между мной и другими бойцами как будто образовалась небольшая невидимая трещина. И с каждым разом она становилась все больше и шире.
Я вздохнул и безнадежно посмотрел на Паровоза.
— А ты что скажешь? Тоже дела?
Но гигант покачал головой.
— Нет, с чего ты взял? С удовольствием посижу с тобой. Только я не лимонад буду пить, а квас.
Вот это другое дело. Мишка смотрел на друга, как на предателя, а я поскорее увел его с собой, пока не передумал.
Мы славно посидели в кафе за углом. Паровоз съел столько шашлыка, сколько уместилось, а влезло в него немало. Только спустя пару часов, когда уже стемнело, мы поднялись из-за столика и направились по домам.
Я чувствовал себя восхитительно. Все, что надо человеку для счастья — это победить своего заклятого врага, чтобы поехать на другую, еще более серьезную схватку на противоположном конце континента.
Речь у нас, само собой, шла о предстоящем чемпионате.
— Ну, что думаешь, ты сможешь там разбомбить всех противников? — спросил Паровоз. Он наелся до отвала и глаза его покрылись туманной сытой поволокой. — Ты давай, без победы не возвращайся.
Мне легко было обещать приехать обратно только с победой. Но это на словах. На деле там будет злостная рубиловка, кто бы сомневался. Поэтому все, что надо делать, это тренироваться изо всех сил.
Мы пришли к моему дому и начали прощаться. Но не успел я отпустить Паровоза, как вдруг заметил, что впереди возле соседнего подъезда маячат темные фигуры.
Они показались мне подозрительными. С недавних пор я не выносил таких типов возле своего жилища, особенно когда Светка осталась там одна.
— Ну-ка, друг, давай проверим, что за сволочи там ошиваются, — сказал я.
Паровоз согласился и мы неспешно направились к подозрительным особям.