Не отступать и не сдаваться. Том 3

Глава 8 Проигрыш

Такого не было, чтобы звуки совсем пропали. Наоборот, в голове раздался такой звон, будто какой-то человеконенавистник изо всех ударил молотком по рельсе.

Зрение, это да, пропало напрочь. Ничего не видно, словно я барахтался в чернильной кляксе. Ноги не слушались. Да что там ноги, я своего тела не ощущал.

Когда звон чуть утих и как будто отошел на задний план, я услышал голос рефери, отсчитывающего секунды:

— Четыре… Пять…

Слова бухали по воспаленному мозгу, как удары молота по наковальне. Что происходит? Я ощутил, что лежу на настиле ринга, как безвольная кукла.

Надо встать. Надо встать, черт вас всех раздери. Нельзя валяться, как мусор на свалке. Как гора использованного, гребаного, никому не нужного мусора.

— Шесть… Семь…

Я напряг мышцы и попытался встать. Куда там.

Тело как ватное. Я впервые за время попадания в него снова ощутил, что оно не мое. Будто напялил детские штанишки на взрослого мужика.

Надо подняться, надо подняться. Ну же, Виктор, миленький, давай.

Я замычал от боли. Разлепил глаза и увидел рефери. Навис надо мной. За ним, подсвечивая фигуру арбитра, на потолке ослепительно сиял светильник.

Глаза нестерпимо заболели от яркого света. Я поднял руку, пытаясь заслониться.

— Виктор, вставай, чтоб тебя! — это голос Лебедя, директора «Орленка». Вот только где он сам, ума не приложу.

Насчет того, чтобы подняться, я бы с радостью. Но не могу, хоть убей.

— Восемь… Девять…

Я перевернулся на живот и зрение постепенно сфокусировалось на окружающем.

Канаты, ринг. Люди, сидящие на креслах. Торжествующее лицо Козловского.

Ах ты сука, я сейчас встану и надеру зад этому, как там его… Моему противнику. Тому, кто уронил меня сюда, на настил. Ах да, точно, Дубинину.

Вот дайте только встать. Я оперся руками о покрытие и приподнял туловище.

— Десять! Аут!

Все, что случилось потом, было хуже, чем в страшном сне. Я сначала и в самом деле не мог понять, сплю я или нет.

На ринг выбежал врач, помощник организаторов, а самым последним забрался Лебедь. Врач быстро осмотрел меня, вытащил капу. Он задавал вопросы, я невпопад отвечал на них. Что-то там насчет моего самочувствия.

Убедившись, что я в порядке и могу передвигаться самостоятельно, врач дал добро на дальнейшую процедуру. Я поднялся и увидел перед собой печальное лицо Юрия Борисовича.

— Эх, Витя, — только и мог сказать он. Взял меня за шею и потряс. — Эх, Витя!

Я очумело смотрел по сторонам. Неужели это происходит в самом деле? Поглядел на Дубинина, но армеец уже отвернулся от меня. Стоял в своем углу, вытирал шею и лицо полотенцем.

Вскоре объявили победителя. Я не мог смотреть на зрителей, когда один из судей сказал, что выиграл Дубинин. Стоял, уставившись в пол. Зрители захлопали в ладони.

Как же это могло произойти со мной? Вот ведь зараза.

После объявления Дубинин пожал мне руку. Я не мог вымолвить и слова. Думал, он будет злорадно ухмыляться, но ничего подобного.

Дубинин молчал и глядел вокруг колючими серыми глазками. На меня он не обращал внимания. Потом быстро ушел, также, как и появился.

Я сошел с ринга и хотел усесться на стул, чтобы отдохнуть. В голове до сих пор гудели колокола. Навстречу мне поднялся Козловский. Тонкие губы змеились в усмешке.

— Оказывается, даже нашего непобедимого Рубцова можно положить в нокаут, — сказал он. — Ну что, прощай Мадрид, чемпион?

Юрий Борисович, хоть и опасался начальства, но все равно выдвинулся вперед.

— Не надо делать поспешных выводов, Андрей Владимирович. У Рубцова все еще впереди. Как говорится, упавшего не считай за пропавшего.

Козловский продолжал улыбаться. Он мог себе это позволить.

— Конечно, конечно. Все еще впереди. Только в будущем году, не в этом.

Последнюю фразу он, гадюка, специально произнес с нажимом. Чтобы еще раз укусить насчет чемпионата Европы.

Я передумал садиться здесь, в зале. Хер с ними, отдохну в раздевалке. Но едва я прошел пару шагов, как попал в руки врача. Он еще раз осмотрел меня, замерил пульс и сердцебиение. Посветил фонариком в лицо, заставил высунуть язык. Прописал кое-какие таблетки, если будет болеть голова. Только потом отпустил.

Выйдя из зала, я хотел прислониться к стене. Потом услышал шум в зале и понял, что сейчас все начнут выходить наружу. Нет, только не это. Они не увидят меня побитым, как бродячую собаку.

— Пошли, Витя, пошли, — приговаривал Юрий Борисович.

Только в раздевалке я осознал до конца, что произошло. Не видать чемпионата Европы, как своих ушей. Со злости я ударил по железной дверце шкафчика. Тонкая поверхность чуть выгнулась.

— Э, спокойно, Рубцов, спокойно, — сказал Лебедь, похлопав меня по спине. — Руку повредишь, не дрыгайся.

Мне хотелось выть по-волчьи. Вместо этого я сдавленно спросил:

— Юрий Борисович, это что же, я теперь не чемпион?

Директор «Орленка» улыбнулся.

— С чего ты взял, Витя? Это же был просто бой, отборочный, что ли. Не за титул, само собой. Подтверждение квалификации. Он даже в твоей статистике учитываться не будет. Нет, ты как был чемпионом СССР, так и остался.

Я шумно выдохнул. Ну, хоть за титул можно не бояться. Хотя, кто его знает чинуш. Может, теперь они поднимут шум насчет пересмотра результатов чемпионата.

Гребаный Дубинин. Как же он смог вот так, походя, разгромить меня?

Черт, я слишком расслабился. Думал, победа уже в кармане. Придурок, идиот!

— Значит, так, — сказал Юрий Борисович, видя мое состояние. — Давай сделаем так. Сейчас ты идешь домой и отдыхаешь. Спишь, валяешься в постели. Весь день. Сегодня и завтра. Ничего не делаешь. А потом приходишь ко мне в клуб и мы поговорим. Лады?

Я молча кивнул. Внутри у меня все клокотало и шипело, будто я выпил стакан разъедающей плоть кислоты. Когда переодевался, обратил внимание, как сильно трясутся руки.

Звон в голове прекратился. Но зато злость раздирала душу на части. Вот как можно было так лохануться?

Директор клуба еще раз постучал меня по спине и вышел. Я остался в раздевалке один. Постоял, решая, как быть дальше. Что делать?

Наверное, надо сообщить Касдаманову, раз уж он это все затеял. Сидит, небось, ждет результатов. Тоже волнуется.

Но сначала надо уйти из этого гиблого места. Мне казалось, что стены раздевалки незаметно сдвигаются внутрь и грозят меня раздавить.

Выйдя из помещения, я быстро, чуть ли не бегом прошел по коридору. На улице нашел телефонную будку и позвонил оттуда.

На этот раз Егор Дмитриевич сам поднял трубку.

— Ну? — спросил он отрывисто.

Я помолчал. Трудно представить, что сейчас будет.

— Ну? — старик продолжал лаять в трубку. — Что ты молчишь? Язык проглотил от радости?

Я уперся горячим лбом в холодное серое железо телефонного аппарата. Крепче сжал трубку.

— Я проиграл.

Дед тоже умолк на полминуты. Потом зловеще спросил:

— Что ты сказал? Ты завалил бой?

— Да, — подтвердил я. — Нокаут, во втором раунде.

— Твою мать, — крепко выругался Касдаманов. — Еще и нокаутом! Ты вообще долбанулся там, что ли? Как так?

Я молчал. А что тут скажешь?

— Как ты мог проиграть этому гребаному Толоконникову? — заорал Егор Дмитриевич. — Это же уму непостижимо!

— Я дрался не с Толоконниковым, — ответил я. — А с Дубининым из ЦСКА.

Дед шумно выдохнул в трубку. Затем надолго замолчал. Так долго, что я подумал, будто нас разъединили.

— С Дубининым говоришь, — наконец медленно проговорил он. — Интересно. Я и не думал, что они поступят так. Ну, этот орешек тебе не по зубам. Он готовился к профессиональным боям с западными боксерами, знаешь? Учился в Гаване, в Мексике и в Америке. Это нигде не афишировали, но он должен был выступать на чемпионате мира от СССР. Там, где дерутся за деньги, профи, понимаешь? Вот только потом эту тему зарубили и он остался ни с чем. На самом верху решили, что наш боксер не может драться за деньги, это нарушение принципов коммунистической идеологии. И поэтому они подкинули его тебе. Вот ведь суки.

Я продолжал молчать и угрюмо сопел в трубку. Егор Дмитриевич тоже помолчал. Видимо, он усиленно размышлял.

— Езжай ко мне, — приказал он затем. — Быстро, прямо сейчас. Будем решать твой вопрос.

Я покачал головой, будто старик сидел передо мной.

— Я хочу отдохнуть. Приеду завтра.

Старик мгновенно вскипел:

— Ты с дуба рухнул, что ли? Получил по башке и теперь растекся по асфальту? Ничего страшного, и не такие вопросы решали.

— Нет, — упрямо ответил я. Уперся рогом в землю. — Я хочу отдохнуть. И подумать.

Не успел я закончить, как Касдаманов заорал:

— Чего думать, тут действовать надо! Ты что, жалеть себя вздумал?! Нашел из-за чего расстраиваться. Люди и посильней тебя проигрывали. И ничего, потом вставали и шли на тренировку. А ты чего, решил валяться и плакать, как баба? Короче, решай. Или ты сегодня придешь ко мне или вообще можешь не приходить.

Я молча положил трубку. Гребаный старик так орал, что у меня заболели уши. Наверное, всю трубку у себя слюной забрызгал. Вернее, не слюной, а ядовитой желчью. Еще и ультиматумы вздумал ставить, урод.

Огляделся. Будка стояла на тротуаре, возле оживленной улицы. По ней весело мчались пузатые автомобили, со свистом и гулом проносились троллейбусы и автобусы. Я поглядел на них и отправился к стоянке, к своей машине.

Посидел за рулем, подумал. Куда ехать? Домой, куда же еще. Отсыпаться. Приходить в себя. После нокаута и вправду лучше отдохнуть и восстановиться. Что бы там не говорил мой наставник.

Я завел двигатель. Только тронулся с места и решил, что так не пойдет. Надо все-таки заехать к Касдаманову. Он вспыльчивый, но справедливый.

Из всех знакомых только он пытался помочь мне. Я сам все запорол. Старик тут не виноват.

Но перед этим я решил все-таки подремать. Что, если припарковаться где-нибудь рядом с парком и отдохнуть?

Надо прийти к тренеру посвежевшим. С ясной головой. А то сейчас вообще ничего не соображаю, голова будто опилками набита.

Так я и сделал. Уехал от проклятого стадиона, добрался до тенечка, остановил машину. Хорошо, что сейчас нет платных парковок. Разве можно представить в 1971 году, что через энное число лет Москва будет задыхаться от нашествия машин? А за то, чтобы оставить их на стоянке, надо платить?

Открыл стекла, устроился поудобнее и улегся на заднем сиденье. В открытые окна задувал свежий ветерок. И это в центре города! Никакого смога, по крайней мере, такого сильного, как в двадцать первом веке.

Лежа, я вспомнил Дубинина. Если парень готовился выступать против профи, то он и вправду стойкий и непоколебимый, как скала. Ему ведь драться целых двенадцать раундов.

Бой со мной, с любителем, для него просто легкая разминка. Хотя, даже такого можно завалить, никуда не денется. Он же не бессмертный.

А потом я заснул. Спал, как убитый. Ни снов, ни чувств. Проснулся с гудящей головой, виски ломило. По груди будто ломом прошлись пару раз.

Вот, оказывается, как ощущали себя мои соперники после нокаутов. Да уж, ощущения не из приятных.

Чтобы проснуться, я вышел из машины и немного размялся. Купил лимонад в магазинчике неподалеку. Вернулся в машину, на ходу выпив ледяной сладкий напиток, с кислинкой. Посидел, подумал.

Завел двигатель и поехал к Касдаманову. Время уже было сильно послеобеденное. Четыре часа дня.

Когда я приехал, дома у Егора Дмитриевича никого не оказалось. Калитка заперта. Я просунул руку, открыл ее, прошел через двор к двери. Тоже закрыта. Постучал, нет ответа.

Я думал, что старик обиделся, поэтому ломился в дверь еще минут десять. Чуть не выломал тяжелую дубовую дверь.

От сильного стука набежали собаки с других дворов, начали лаять. Да ладно, я же знаю, Егор Дмитриевич, это вы управляете этими зверями. Каждый раз, как поругаемся, натравливает их на меня.

Нет, никого дома нет. Видимо, упрямый старик уехал по делам. А Маша опять ушла гулять со своим хахалем. Раньше домашняя была, из комнаты носу не высовывала. А теперь вишь, чуть что, сразу свалила.

Ну-ка, а чего это я буду тогда дома сидеть и горевать? Пойду-ка я лучше тоже гулять.

Где там моя новая зазноба поживает? Какой там у нее телефон? Я сплюнул, пнул дверь дома Касдаманова со злости и отправился к машине. Собаки рычали мне вслед, но не подходили.

Через полчаса я остановил машину возле предприятия, где работала Зоя. Дождусь девушку и сразу заберу на свидание. Ну его к дьяволу бокс. Надо отвлечься от сегодняшнего кошмара. И для этого нет ничего лучше, чем общество красивой девушки.

Пока дождался вечера, подремал. Наконец, увидел, как Зоя вышла из проходной. Рядом с ней увязался какой-то парень в костюмчике. Весь такой прилизанный и улыбчивый.

— Привет, Зоя! — крикнул я из машины и вылез наружу. — Ты куда торопишься?

Подошел, поцеловал ручку. При виде меня парень перестал улыбаться.

— О, Витя! — удивилась Зоя. — Привет! Ты меня ждал?

Я кивнул.

— Конечно. Я же обещал тебе, что увидимся.

Зоя поглядела на «Москвич». Довольно прищурилась. В эти времена парень на машине считался чуть ли не олигархом.

— Ух ты, это твой автомобиль?

Ее глаза загорелись. Она обернулась к спутнику.

— Стасик, дальше я сама. Ты иди, я с другом поеду.

Глаза парня помертвели.

— Далеко поедете?

Я не собирался с ним ссориться. Сразу видно, бедолага втюрился в Зою по самые помидоры. Не бить же его за это.

— Это мы уже сами разберемся, — ответил я ему и увел девушку к машине.

Идя рядом, Зоя сразу взяла меня под руку и доверчиво прижалась. Я ощутил ее грудь и сразу подумал, что не зря пришел сюда.

Везти девушку в ресторан я, конечно, не собирался. Знаем, проходили. Этого дерьма я еще в прошлой жизни наелся.

— К сожалению, в ресторане все места заняты, — сказал я. — Я заезжал, узнавал. Но есть другое место. Не хуже.

Мы зашли в недорогое, но вполне приличное кафе, где заказали шашлыков и вина. После ужина я отвез девушку в парк, где мы долго обнимались и целовались в машине.

На улице уже стояла темнота. Кажется, Зоя была не прочь и дальше продолжить знакомство, но у меня снова зверски разболелась голова. Вдобавок, взбунтовался желудок.

Нет, надо было лежать сегодня дома. Отдыхать. И тем более, без алкоголя.

Ладно, сегодня не судьба. Я отвез девушку домой. Мы целовались еще минут пять на прощанье возле ее подъезда.

— Я приду за тобой завтра, — пообещал я.

В свете уличного фонаря я заметил, как девушка слегка нахмурилась.

— Придешь? А почему не приедешь? Это же твоя машина?

У меня не было настроения спорить, но я спросил:

— Моя. Но иногда лучше пройтись пешком.

Зоя нахмурилась еще больше.

— Зачем пешком? Лучше на машине.

Вот цаца у нас тут какая. Голова разболелась еще больше.

— Ладно, завтра видно будет, — сказал я и отправился прочь.

Зоя глядела мне вслед, а потом молча вошла в подъезд.

Когда я приехал домой, было уже поздно. Около полуночи. По дороге пару раз остановился, переждал, пока стихнет ломота в висках.

На стоянке рядом с подъездом стояла милицейская машина. Неужели к нам? Неужели что-то стряслось? Я рванулся к двери, но из машины вышли двое милиционеров.

Один наш участковый, я его сразу узнал. Другой какой-то незнакомый.

Он подошел ко мне и козырнул.

— Рубцов Виктор Анатольевич? Пройдемте с нами в участок. Надо кое-в-чем разобраться.

Егор Дмитриевич уехал не просто так. Он уехал спасать задницу своего подопечного.

Ровно в семнадцать часов в десять минут его провели в один из кабинетов Кремля. За огромным столом сидел худощавый старик в очках. Глаза за линзами пронзительные и холодные, как ледышки. От его взгляда и холодного гнева некоторые подчиненные, говорят, падали в обморок.

Впрочем, Касдаманов уже давно перестал бояться подобных взглядов. Тем более, что с этим стариком они были ровесниками. И знали друг друга еще с далеких революционных времен. В Кремле старик обладал огромным могуществом.

— Что у тебя там, Дмитрич? — проворчал он, когда они поздоровались. — Опять что-то с боксерами? Ты же знаешь, я не курирую спорт. У меня идеология и внешние сношения.

— А здесь как раз вопрос идеологии и внешних сношений, — ответил Касдаманов, усаживаясь в просторное кресло перед столом. — Про чемпионат Европы помнишь, Михаил Андреевич? По боксу? Моего подопечного задвинули сегодня.

— Он проиграл нокаутом, сам виноват, — ответил старик, обнаруживая, что подготовился к визиту старого знакомого. — О чем теперь может идти речь?

— О повторном поединке, — ответил Егор Дмитриевич. — Мы сразу договорились с госкомитетом. Но они сейчас в отказ идут. А так не пойдет. Мы имеем право отыграться.

Старик изучающе посмотрел на гостя и скрипуче спросил:

— Ты уверен, что твой подопечный выиграет? Смотри, опять ведь свалится. Времени в обрез на подготовку. Если в этот раз проиграет, может вообще с большим боксом распрощаться. Поднимем вопрос о защите титула.

Егор Дмитриевич взгляда не отвел. Смотрел в упор, не мигая.

— Не проиграет, не бойся, — сказал он. — Это я тебе обещаю.

— Ну смотри, Дмитрич, — сказал старик. — Под твою ответственность. Если что, не обессудь.

И потянулся к одному из телефонов без дисков, стоявших рядом на низеньком широком столике.