Не позднее полуночи

14

В последующие два дня, субботу и воскресенье, я не раз пожалел, что обратился тогда к ним с этой злополучной персональной просьбой. Конечно, в четверг и в пятницу мне тоже было несладко, но тогда меня по крайней мере хоть время от времени развлекали их звонки, теперь же, когда я почти что собственными руками зажал им рты, терпение мое было действительно на пределе. Вы скажете, что после стольких лет работы с Вульфом можно было бы уже и привыкнуть, в известной степени так оно и было, но все дело в том, что он постоянно сам бил свои же собственные рекорды. После того как я подробно описал ему свою миссию в «ЛБА», включая и весь тамошний антураж, более шести часов о деле не было сказано практически ни слова. К утру в понедельник я уж было почти совсем поверил, что он всерьез считает, будто все в действительности скорее всего произойдет уже после заданного срока, и даже был вынужден признать, что в конце концов в этом есть нечто оригинальное — использовать финишную ленту как стартовый барьер.

Основную часть уик-энда я просто прослонялся по дому, хотя мне было дозволено время от времени прогуливать себя в пределах квартала и даже сделать несколько телефонных звонков. В субботу после обеда я заскочил на Двадцатую улицу в уголовную полицию западной части Манхэттена и нанес краткий визит сержанту Пэрли Стеббинсу. Он, естественно, держался крайне недоверчиво, не сомневаясь, что Вульф подослал меня просто с целью стащить что-нибудь, что плохо лежит, пусть хоть стол или пару стульев, но поскольку он и сам был не прочь поживиться какой-нибудь мелочью из моего кармана, то нам удалось довольно мило поболтать. Дело дошло до того, что, когда я поднялся, собираясь идти, он заметил, что совсем не торопится. Позднее, уже вернувшись домой и докладывая обо всем Вульфу, я заметил, что ставлю двадцать против одного, что шпики так же далеки от цели, как и мы, а он вместо комментариев лишь что-то безразлично пробурчал в ответ.

В воскресенье к вечеру я не пожалел шести долларов из кармана «ЛБА» и купил в баре «Яден» выпивку для Лона Коэна. Я сказал, что хочу знать всю подноготную по всем аспектам дела Далманна, в ответ на это он подарил мне со своим автографом вчерашний номер «Газетт». Это был шикарный подарок. Из хлама, который он еще не успел пустить в дело, удалось выудить следующие потрясающие факты. За Далманном числился карточный должок в девяносто тысяч долларов, он, оказывается, поигрывал в покер. В его бумажнике хранился приличный ассортимент любительских снимков, где были без всякой одежды запечатлены дамы из высшего общества. Он крупно провел на каком-то рекламном мероприятии одного весьма известного политика. Все коллега по фирме терпеть его не могли за его фокусы и только и мечтали свести с ним счеты. Одну из полсотни женщин, с которыми он крутил интрижки, звали Эллен Хири, это была жена Тальбота. Он был русским шпионом. У него имелся какой-то компрометирующий материал на одного филантропа, и он его шантажировал. И так далее. Обычный урожай, сказал Лон, сдобренный парой-тройкой экзотических фруктов, что было данью уважения к выдающейся личности Далманна. Лон, конечно, ни на одну секунду не поверил, будто Вульф на самом деле не занимается расследованием убийства Далманна, и, как только понял, что ему от меня так ничего и не перепадет, до того обиделся, что даже чуть было не отказался еще раз выпить за чужой счет.

Я изложил все эти сплетни Вульфу, но он, похоже, даже не слушал. Был воскресный вечер, и он с увлечением занимался любимым делом — выключал телевизор. Само собой, для этого его надо было сначала включать, причем периодически в течение всего вечера, что вообще говоря требовало изрядных физических усилий, но у него на письменном столе был на этот случай предусмотрительно установлен дистанционный переключатель. Это позволяло ему не переутомляясь выключать за вечер до двадцати передач. Обычно я при этом не присутствую, свои воскресные вечера я привык отмечать, даря радость ближним — мне неважно, кто она, лишь бы отвечала определенным стандартам, — но то воскресенье я провел слоняясь по дому. Так что если бы вдруг действительно сбылись те смутные прогнозы, которые якобы имелись у Вульфа, и из той чрезвычайно напряженной ситуации и вправду бы что-нибудь вылупилось, я был бы всегда под рукой. Когда я уходил спать — это случилось довольно рано, — Вульф выключал «Лучи надежды», те, что, если верить известной пословице, имеются в каждой тучке.

Луч, если это можно так назвать, появился немногим позже десяти часов утра в понедельник в образе телефонного звонка, адресованного на сей раз не Вульфу, а лично мне.

— Это Арчи Гудвин? — спросил мужской голос. — Что-то голос не похож.

— И все-таки это я. А у вас голос точь-в-точь как у Филиппа Янгера.

— Еще бы! Так это, правда, Гудвин?

— Да-да. Тот самый, который отказался от вашего виски.

— О! Это уже лучше. Мне необходимо срочно вас увидеть. Я у себя в номере в «Черчилле». Приезжайте как можно скорей.

— Лечу. Держитесь.

Можете судить, до какой я дошел кондиции. Мне, конечно, следовало спросить его, что случилось. Мне, конечно, не мешало бы по меньшей мере узнать, не держат ли там его под дулом пистолета. Кстати, если уж речь зашла о пистолетах, мне не мешало бы прихватить с собой и свой. Но я уже так чертовски устал и одурел от этого проклятого ничегонеделания, что готов был делать все что угодно, и немедленно. Я заскочил на кухню сказать Фрицу, чтобы тот передал Вульфу, куда я отправился, сдернул, проходя мимо вешалки, пальто и шляпу и, удвоив скорость, понесся под первыми каплями начинавшегося апрельского дождя к Десятой авеню, чтобы схватить такси.

Когда мы, словно в брюхе тысячеколесного червя, ползли через центр города, я не выдержал и прошептал таксисту:

— Может, дернем по тротуару, а?

— Сегодня только понедельник, — мрачно пробормотал он. — У меня впереди еще целая неделя.

Наконец мы все-таки добрались до «Черчилля», я пошел, поднялся на лифте, проигнорировал дежурную восемнадцатого этажа, добежал до двери номера 18–26, постучал и получил приглашение войти. Янгер, стоя и в одежде гораздо меньше похожий на старину Кинга Кола, изъявил желание удостоить меня рукопожатия, и я не сопротивлялся.

— Долго же вы добирались, — проговорил он жалобно. — Да знаю, знаю, сам живу в Чикаго. Садитесь. Я хочу у вас кое-что спросить.

«Бог мой, — подумал я, — ради чего я так мчался, у него просто-напросто родилась идея, как разделить барыши, и он свистнул меня, чтобы скормить мне свой план». Я сел на стул, он примостился на краю неубранной кровати.

— Я только что получил по почте одну штуку, — сообщил он, — и не знаю, как с ней быть. Можно было бы отдать её полиции, но мне что-то не хочется. Те, кого я там видел, не очень-то мне приглянулись. Знаете, там есть такой лейтенант Роуклифф?

— Еще бы не знать. Могу помочь с ним связаться.

— Да нет, что-то неохота его видеть. Да и этот рекламный народец, те, что были тогда на встрече с Далманном, там я их и видел, с тех пор ни разу не встречал, — они мне тоже что-то не очень понравились. Я хотел позвонить одному знакомому в Чикаго, он адвокат, но пришлось бы слишком много объяснять по телефону, представляете, всю эту кутерьму? Вот я и подумал о вас. Во-первых, вы уже в курсе, а потом, помните, когда вы были здесь в прошлый раз, я предложил вам выпить. Когда я так, не думая, предлагаю кому-нибудь выпить, это хороший признак… Ничем не хуже, чем любой другой. Мне нужно срочно что-то предпринять с этой штукой, а для начала показать её вам и посмотреть, что вы на это скажете.

Он вытащил из кармана конверт, посмотрел на него, потом на меня и передал его мне. Я изучил конверт из обычной дешевой белой бумаги, неровно надорванный с того края, где его открывали. Адрес напечатан на машинке: «Мистеру Филиппу Янгеру, гостиница „Черчилль“». Никакого обратного адреса ни на лицевой стороне, ни на обороте. Трехцентовая марка со штампом Главпочтамта: отправлено в одиннадцать часов вечера, 17 апреля 1955 года. Внутри был один-единственный сложенный листок бумаги, я вынул его и развернул. Обычная бумага среднего качества, стандартный размер, никаких опознавательных знаков, по которым можно было бы установить адрес или принадлежность отправителя, никакой «шапки» сверху, никаких типографских текстов, зато масса машинописного. Сверху большими буквами отпечатан заголовок:

Ниже — имена пяти женщин с краткими пояснениями по каждой. Стараясь сохранять непроницаемое выражение лица, я пробежал глазами текст и понял, что ответы настоящие.

— Любопытно… — выдавил я. — Это что, шутка?

— Вот в том-то весь вопрос… То есть не весь, конечно. Никак не могу понять. Мне кажется, что ответы правильные, но точно я не знаю. Можно бы сходить в библиотеку и проверить. Я туда и собирался, но потом подумал, это же динамит, и тут вспомнил про вас. Ведь знаете, первое впечатле… Эй, а ну-ка отдайте! Это мое!

Я машинально сложил листок, положил его обратно в конверт и начал засовывать себе в карман.

— Да-да, конечно, — пробормотал я, возвращая ему конверт. — Вот, возьмите. — Он взял. — Ничего себе задачка. Здесь есть над чем подумать. — С минуту я сидел и думал. — Похоже, вы правы, и первое, что надо сделать, это проверить ответы. Но, возможно, за вами всеми все еще следит полиция. Скажите, вы в последние дни хоть раз наведывались в библиотеку?

— Нет. Я решил туда не ходить. Я даже не знаю, где тут поблизости библиотека. И потом эти женщины, Фрейзи и Тешер, что ни делай, а у них все равно передо мной огромные преимущества. Так что я решил бороться другим путем.

Я одобрительно кивнул головой.

— Так, значит, если шпики пронюхают, что вы сейчас, всего за два дня до крайнего срока, вдруг отправились в библиотеку, они, конечно, заподозрят что-то неладное и начнут выяснять. Знаете, человек, у которого я работаю, Ниро Вульф, большой книголюб и у него шикарная библиотека. Я заметил названия книг, упомянутых в этой самой штуке, и не удивлюсь, если окажется, что все они у него есть. Да и вообще вам не вредно будет с ним посоветоваться.

— Но ведь я уже советуюсь с вами.

— Так-то оно так… Но вся беда в том, что я забыл прихватить с собой библиотеку. И потом, даже если шпики узнают, что вы были у него, то это тоже не страшно. Они ведь в курсе, что он представляет фирму «Липперт, Бафф и Асса» и у него уже побывали все конкурсанты, кроме вас.

— Вот это-то мне и не нравится… Он их представляет, а я собираюсь с ними бороться.

— Тогда не надо было показывать это мне. Я ведь работаю на мистера Вульфа, и если вы думаете, что я ему все не расскажу, тогда возьмите назад те слова, что вы сказали мне в прошлый раз, насчет того, будто уже двадцать шесть лет не делаете из себя дурака. Дерьмо.

— Смотрите-ка, — он выглядел польщенным. — Надо же, запомнили.

— Я все запоминаю. Так что вопрос только в том, кто расскажет все мистеру Вульфу, вы или я. Но если это сделаете вы, то у вас еще будет возможность воспользоваться его библиотекой.

Кем-кем, а тугодумом он явно не был. Он тут же шагнул к стенному шкафу, распахнул дверцу и извлек оттуда шляпу и пальто. Уже просовывая руки в рукава, он проговорил:

— Не похоже, чтобы вы пили по утрам…

— Нет, благодарю, я не буду, — ответил я, уже направляясь к двери. — Но не возражаю, если это делают другие.

— Я завязал двадцать шесть лет назад. — Он пропустил меня вперед, вышел сам, закрыл за собой дверь и подергал её, проверяя, хорошо ли она захлопнулась. — Но сейчас, — добавил он, — когда я благодаря своему зятю могу позволить себе кое-какие удовольствия, мне нравится, чтобы у меня в доме всегда была выпивка угощать других. — Когда мы уже заворачивали за угол коридора, он закончил: — Конечно, не всех, а не-ко-то-рых других. — В лифте мне пришло в голову, что ему могут понадобиться для сравнения и сами стихи, и я спросил, взял ли он их с собой, на что он ответил утвердительно.

Чтобы проверить в кишащем машинами центре, не следят ли за вашим такси, требуется масса всяких сложных маневров, что отнимает уйму времени, и мы с Янгером решили на это наплевать, ограничиваясь лишь тем, что время от времени из любопытства оглядывались назад. У обочины тротуара перед старым кирпичным особняком на Восточной Тридцать пятой улице я расплатился с таксистом, вышел, первым поднялся по ступенькам на крыльцо и нажал кнопку звонка. Через минуту Фриц открыл дверь и, пока я принимал пальто Янгера, многозначительно показал мне вытянутый палец, что означало, что в кабинете у Вульфа гость. Кивком подтвердив, что сигнал принят, я провел Янгера через прихожую в гостиную, сказал ему, что придется немного подождать, и, вместо того чтобы пройти оттуда прямо в кабинет — дверь между этими смежными комнатами была звуконепроницаемой, — отправился кругом через прихожую.

Вульф сидел в своем кресле, перед ним на столе лежало с полдюжины книг, но он не читал. Он хмуро взирал на расположившуюся напротив в кресле из красной кожи миссис Джеймс Уилок из Ричмонда, штат Вирджиния, а та отвечала ему оттуда не менее мрачным взглядом. Когда я приблизился, их мрачные взгляды сразу же переключились на меня. Я секунду помедлил, ибо прежде чем ответить на их взгляды, мне потребовалось время, чтобы прочитать название книги, которая лежала сверху: это были «Письма Дороти Осборн к сэру Уильяму Темплу». Этого мне было вполне достаточно, и теперь я смог со спокойным сердцем пожелать доброго утра миссис Уилок, проинформировать Вульфа, что его зачем-то зовет на кухню Фриц, и выйти.

Когда Вульф появился на кухне, вся мрачность его вдруг куда-то улетучилась, а в глазах зажегся странный блеск. Я заговорил первым.

— Я просто хотел спросить, нет ли у нее каких-нибудь соображений, кто мог прислать ей ответы.

Он помедлил с полсекунды, потом сказал:

— Уж не хочешь ли ты сказать, что то же самое получил и мистер Янгер?

— Именно так. Потому мне и нужно было с вами поговорить. Он там, в гостиной. Жаждал узнать, верные ли ответы, и я предложил воспользоваться вашей библиотекой. Судя по всему, та же мысль пришла и миссис Уилок.

— Нет, просто она изъявила желание со мной посоветоваться. Заглянуть в книги была исключительно моя идея, благо они все оказались под рукой. Да… На такую дерзкую провокацию я не мог даже рассчитывать. Все идет превосходно.

— Да, пожалуй, ради такого стоило и подождать. Мне, конечно, малость обидно: поймал рыбку и как дурак тащу её в клюве домой к обеду, а вы уже тут дожариваете точно такую же… Все это очень мило, но что прикажете делать с моей? Выпустить обратно в море?

— Ни в коем случае. — Он поджал губы, на минуту задумался, потом продолжил: — Ты разберись с ним. Я поговорю с ней. Приведешь его через три минуты. — И он исчез.

Когда я вернулся в гостиную, Янгер сидел на кресле у окна с листочками бумаги в обеих руках — на втором, судя по всему, были стихи.

— Вы не одиноки, — сообщил я ему. — То же самое получила по почте и миссис Уилок. Пришла показать это мистеру Вульфу. Она сейчас как раз у него. Здесь оказались все нужные книги, они уже проверили все ответы. Это вовсе не розыгрыш.

Он покосился в мою сторону.

— Что?! Она получила то же самое?

— Я сам не видел, но надо полагать, то же самое.

— И они уже проверили ответы?

— Так точно.

Он вскочил.

— Мне надо её увидеть. Где она?

— Вы с ней увидитесь, — я посмотрел на свои часы, — ровно через одну минуту и двадцать секунд.

— Черт меня побери! Значит, это не подстроено. Я же думал, что просто кто-то под меня копает, хочет сшить мне дело, только никак не мог догадаться, каким образом можно использовать это против меня. Она тоже получила это сегодня утром по почте?

Я ответил, что не хочу лишать её удовольствия изложить ему все детали лично, точно в назначенный срок пересек границу, открыл дверь, ведущую в кабинет, и пригласил его войти. Он прошмыгнул мимо меня, устремился сразу же к миссис Уилок и спросил: — Где эта штука, которую вы получили?

Я подошел, взял его за локоть, привлек его внимание к Вульфу, усадил в кресло и обратился к Вульфу:

— Мистер Янгер желал бы знать подробности. Одинаковые ли у них бумаги, когда она её получила и так далее и тому подобное.

Вульф взял со своего стола листок бумаги. Янгер тут же вскочил с кресла и устремился к нему. К ним присоединился я, а потом и миссис Уилок. Не надо было много времени, чтобы убедиться, что обе бумаги были отпечатаны под копирку. Конверты были совершенно одинаковы, за исключением имени адресата. На обоих стоял один и тот же почтовый штемпель. Удовлетворив свое любопытство по этим пунктам, Янгер схватил одну из книг, это были «Мемуары» Казановы, и открыл её. Миссис Уилок сообщила ему, что в этом нет необходимости, ответы правильные, в чем нет никаких сомнений. Судя по её виду, она так и не переменила отношения к пище, которую подают в гостинице «Черчилль», но пламя, горевшее в её глубоко посаженных глазах, выплескивалось наружу. Не обращая внимания на её слова, Янгер продолжал листать книгу, пока не нашел нужную страницу, и мы все еще продолжали стоять у стола Вульфа, когда зазвонил телефон.

Я отошел к своему столу, снял трубку и услышал из нее все ту же старую песенку: «Мне надо поговорить с мистером Вульфом. У телефона Тальбот Хири».

Но запрет, похоже, был снят. Я передал эту просьбу шефу, он снял трубку своего аппарата, я продолжал держать свою.

— Ниро Вульф слушает. Чем могу служить, мистер Хири?

— Я звоню из своей конторы. У меня здесь находится один из конкурсантов, Гарольд Роллинс. Он только что пришел, всего минут десять назад, чтобы показать мне, что он получил сегодня утром по почте. Это листок бумаги, текст отпечатан на машинке, сверху заголовок: «Ответы на пять стихотворений, розданных двенадцатого апреля», потом идут имена пяти женщин с комментариями. Мне, конечно, трудно судить, правильные ответы или нет, но Роллинс уверяет, что правильные. Он пришел ко мне, потому что это равносильно аннулированию конкурса, и он считает, что моя фирма несет за это ответственность. Я собираюсь проконсультироваться со своим адвокатом, нет-нет, не с Рудольфом Хансеном, с другим, но решил сначала позвонить вам. Что вы можете сказать?

— Прямо сейчас не так уж много. Мистер Роллинс сейчас с вами?

— Он сидит у меня в кабинете. Я вышел в другую комнату, чтобы позвонить. Бог мой, только этого нам не хватало! Что же теперь будет?

— Надо немного подумать. Во всяком случае, можете передать мистеру Роллинсу, что он не одинок. Такие же бумаги получили по почте также миссис Уилок и мистер Янгер. Они как раз сейчас лежат у меня на столе, то есть я имею в виду бумаги. Миссис Уилок и мистер Янгер сидят у меня. Не исключено, что все пятеро…

— Надо что-то делать! Надо срочно что-то…

— Прошу вас, мистер Хири. — Я годами изучаю этот трюк Вульфа обрывать человека, не повышая голоса, но так до сих пор и не постиг секрета. — Конечно, что-то надо предпринять, я совершенно с вами согласен, но срочность от этого вовсе не повышается. Скорее наоборот. Я не могу обсуждать это с вами прямо сейчас, и к тому же я работаю не на вас, но думаю, что необходимо собрать вместе всех заинтересованных лиц и обсудить ситуацию. Будьте любезны передать мистеру Роллинсу, что его ждут сегодня в девять часов вечера здесь у меня, в моем кабинете. Я оповещу остальных, приглашаю и вас тоже. Значит, у меня в девять, если не будет иных сообщений.

— Да, но что же мы…

— Нет-нет, мистер Хири, прошу меня извинить. Сейчас я занят. Всего хорошего, сэр.

Мы дружно повесили трубки, и он обратился к компании:

— Мистер Роллинс получил то же самое и принес бумагу мистеру Хири. С разумной степенью вероятности можно предположить, что не являются исключением и остальные двое, мисс Фрейзи и мисс Тешер. Вы уже слышали относительно встречи, которая намечается здесь сегодня вечером в девять, мы хотели бы, чтобы были и вы. Вы придете?

— Так ведь мы уже и так здесь, — сказал Янгер. — Вы же понимаете, что все это вот-вот взлетит на воздух. Чего же еще ждать. Зовите их всех сюда прямо сейчас!

— Я не хочу ждать до вечера, — сказала миссис Уилок, голос был напряжен, и я уж было стал внимательно приглядываться, не дрожит ли она опять, но никаких признаков не было.

— Боюсь, у вас нет другого выхода, мадам. — Вульф был суров. — Мне необходимо время, чтобы переварить этот странный маневр и посоветоваться со своими клиентами. — Он посмотрел на часы. — Нет, только в девять и не раньше.

— Но вы так и не ответили на мой вопрос, — жалобно проговорила она. — Должна ли я показать это в полиции и позволить им отобрать у меня бумагу? — Листок был у нее в руке, Янгер крепко держал свой.

— Это как вам будет угодно, мадам, или, вернее, как получится. Если вы не покажете, они рассердятся на вас, когда узнают сами, а они все равно рано или поздно узнают и все равно уже сердятся… Так что поступайте в соответствии с вашими склонностями.

Я был уже на полпути к двери, чтобы выпроводить их из дому, но они и не собирались уходить. У них еще была куча вопросов, и они жаждали получить на них точные и незамедлительные ответы. Янгер проявил такое упорство, что мне в конце концов пришлось схватить его за руку и применить некоторое насилие, так что к тому времени, когда я все-таки умудрился заманить его в прихожую, надеть на него пальто и шляпу и выпихнуть за порог, у него вряд ли возникло бы желание снова предложить мне выпить. Они ушли вместе, и я надеялся, что Янгер подвезет миссис Уилок до гостиницы — после всего, что произошло, автобусной давки ей уже не пережить.

Я вернулся в кабинет и сказал Вульфу:

— Я знаю, что вы предпочитаете переваривать факты самостоятельно, но мне в голову пришла одна занятная мысль. Ведь в той мере, в какой это касается конкурса, никому уже нет никакого дела, кто стащил этот бумажник. Теперь у них у всех имеются ответы, и все равно все придется начинать заново, но что же тогда остается от нашей работы?

Он нахмурился.

— Работы нам еще хватит. Ты ведь знаешь, для чего они меня наняли.

— Да, сэр. Во всяком случае мне полагалось бы это знать. Но все-таки, что, если клиенты потеряли интерес к делу, для которого они вас наняли?

— Эту проблему мы найдем возможность решить, когда она действительно возникнет. Сейчас у нас и без того забот хватает. Я ведь говорил тебе, что при такой напряженной ситуации обязательно должно что-нибудь произойти, хотя, должен признаться, я даже не включал это в число вероятных событий. Тебе надо обзвонить всех остальных и оповестить их о встрече сегодня вечером, только, пожалуйста, из кухни или из своей комнаты, мне надо поработать. У меня пока еще нет ни малейшей идеи, какую тактику избрать на вечер, и мне нужно срочно что-нибудь изобрести. Теперь, после того как это произошло, нам надо действовать быстро, в противном случае вы можете оказаться правы — мы имеем шанс вообще оказаться без работы. Мне может потребоваться… черт возьми!

Звонил телефон. Забыв, что мой лагерь передислоцирован, я автоматически снял трубку с рычага. Настойчивый мужской голос обращался ко мне не с просьбой, а с приказанием, и я, прикрыв рукой трубку, повернулся к Вульфу.

— Бафф. Во взрывоопасном состоянии. Вас и только вас.

Он потянулся к своему аппарату. Я остался у своего.