Не забывай меня

Глава 10

— Не хочешь рассказать, почему ты выглядишь так, будто кто-то нассал тебе в кофе, или я должен попытаться угадать? — спросил Майк пару дней спустя, когда мы прогуливались по магазинам в городском торговом центре между вызовами. Он хотел подобрать несколько вещей на день рождения своей жены, и у меня практически не было выбора: либо пойти с ним, либо дуться в машине, как я делал это последние сорок восемь часов.

— Я не в настроении, — да, даже для моих ушей я звучал как угрюмый подросток, которого лишили привилегий айпада. «Печально».

— Нет? Во-первых, утром ты напугал интернов.

— Хорошо. Они чуть не облили меня из шланга, когда предполагалось, что они должны были мыть «Большую Берту».

— О. Ну, между нами, я просто сгреб все яблочные оладьи, а ты даже не попытался вырвать их из моей руки.

— Ты это сделал?

— Нет, но это доказывает, что ты ни хрена ни на что не обращаешь внимания.

— Ты уже нашел то, что тебе было нужно?

— Видишь ли, если бы ты обращал внимание, ты бы знал, что я не купил еще ни одной вещи. От тебя никакой помощи.

— Тебе не нужна помощь. Просто купи ей что-нибудь милое.

— Милое? — усмехнулся Майк. — Новая микроволновка — это мило. Заменить масло, чтобы ее машина хорошо ездила — это сверх мило. Ни одна из этих вещей не позволит затащить кого-то в постель.

— Ты женат, тебе не обязательно что-то покупать, чтобы потрахаться.

— Говорит человек, который никогда не был женат, — когда я даже не улыбнулся, Майк сильно толкнул меня. — Да что с тобой? Ты наконец-то сделал шаг к Синей птице, а он тебе отказал?

— Не совсем так, — я выбросил пустой стаканчик из-под кофе в мусорное ведро. — Он поцеловал меня.

У Майка отвисла челюсть, и отнялся дар речи.

— Да. У меня тоже была такая же реакция.

— Срань господня, Олли! Мы должны выпить шампанского и закусить шоколадом, — начал восклицать Майк, дергая плечами в такт тому, что щелкало в его тупой голове. — Да ладно, не заставляй меня праздновать в одиночку! — когда я не присоединился, он перестал танцевать и закатил глаза. — Чувак, ну в чем проблема?

— В чем проблема? Это должно быть очевидно.

— Э-э... — махнул он рукой, чтобы я уточнил.

— Он не гей. Он просто запутался. И он не должен был целовать меня.

Майк стоял и моргал, глядя на меня.

— Ты шутишь. Просто скажи мне, что ты решил вывести меня из себя и что ты не оттолкнул его или совершил глупость что-то в этом роде.

— Ты не поймешь, — сказал я, уходя.

— О боже. О, боже мой! — застонал Майк. — Скажи мне, что это не так!

— Я же говорил, что ты не поймешь.

— Прости, но мне нужно, чтобы ты вернулся и повторил все это в мое здоровое ухо. Потому что мне показалось, что ты говорил, что парень, в которого ты влюбился, целовал тебя целую вечность, и ты оттолкнул его, но это не может быть правдой, потому что ты не тупица.

— Я действительно так сказал.

— Тогда я передумал. Ты действительно тупица.

— Майк, дай мне передохнуть…

— Дать тебе передохнуть? Какого хрена, чувак? Что с тобой?

— Я не знаю, — слишком возбужденный, чтобы стоять и спорить, я начал расхаживать. — Он не понимает, что делает.

— Да ни хрена! Он все понимает!

— Рид все еще пытается выяснить, кто он, и все, что я делаю, только еще больше запутывает его.

— Ох, точно. Ты хочешь его. Он хочет тебя. Это никогда не произойдет, — Майк хлопнул себя по лбу. — Подожди, нет, все не так.

— Ты должен поставить себя на мое место.

— Взглянуть со стороны: «Я — гребаный придурок»?

— Я, вроде как, воспользовался выгодой его положения.

— Пожалуйста, напомни мне, как ты воспользовался выгодой, когда он поцеловал тебя.

— Ты забыл, что у него была серьезная черепно-мозговая травма?

— Э-э, нет. Я был там.

— Тогда бы точно знал, как это может изменить человека.

— А что, если он сейчас именно такой, какой есть? — когда мой рот открылся и закрылся без ответа, Майк кивнул. — Да. Что тогда?

Я не собирался доставлять ему удовольствие быть хоть немного правым, поэтому проигнорировал его и продолжил идти.

— Знаешь, в чем, по-моему, твоя проблема? — спросил он.

— Нет, но у меня такое чувство, что ты мне расскажешь.

— Ты чертовски прав. Тебе страшно! — его брови приподнялись. — Да, ты правильно меня понял. Ты боишься, что в любой день он проснется — я имею в виду фигурально — и вспомнит, что он должен быть по запястье в вагине.

— Майк... Господи!

— Может, это и глупо, но я просто говорю то, в чем ты боишься себе признаться. Ты знаешь, что я прав.

— Ты можешь отвязаться?

«Оставь меня в покое заниматься сомоедством в одиночестве».

— Я сейчас в ударе, так что нет, и я скажу тебе почему, — юмор исчез из его глаз, когда он схватил меня за плечи, чтобы я повернулся к нему лицом. — Ты, мой друг, слишком строг к себе, — я закатил глаза и попытался вырваться, но его хватка была сильной. — Нет, нет, послушай. Это правда. Кажется, ты думаешь, что все в мире заслуживают счастья, кроме тебя. Но я знаю, что ты чувствуешь к этому парню. Я видел, что ты для него делаешь. Там нет ни грамма плохих намерений. Вероятно, он тоже ничего плохого тебе не сделает.

Я закрыл глаза. Боже, я ненавидел, когда он был прав. Я ненавидел себя за то, что был так осторожен с Ридом, что непреднамеренно все испортил.

— Перестань сопротивляться, дружище, — продолжил Майк, его тон был мягче, чем я когда-либо слышал. — Ты заботишься о парне. Черт, действуй. Не заставляй меня повторять дважды.

Когда я кивнул, улыбка медленно распространилась по его лицу.

— Да? Все хорошо? — спросил он.

— Все хорошо.

— Просто охренительно, — он хлопнул меня по плечу, и когда мы снова отправились в путь, то прошли мимо секции с женским бельем, и Майк резко остановился и издал низкий свист. — При-и-ивет, вот теперь можно и поговорить.

Вот так и закончилось время серьезных разговоров.

— Что ты собираешься делать? — спросил я.

— Теперь, когда я решил за тебя твою проблему — добро пожаловать — а теперь пора за покупками моей жене, — он повернул вешалку-стойку и, схватив пару комплектов воздушного кружевного белья, поднял их, показывая мне. — А ты как думаешь? Деб понравится белый или розовый?

— Это не то, чего она хочет.

— Откуда ты знаешь? Может она… — он снова посмотрел на них сверху вниз. — Она любит розовый цвет.

— Это подарок для тебя, а не для нее, — сказал я, выхватывая вешалки из его рук и вешая их обратно на стойку. — Подари ей день в спа-салоне. Она будет благодарна тебе за это.

Майк поджал губы, но потом кивнул.

— Да, хорошо. В любом случае, это не продержится долго, — затем он зарычал, намекая, как разрывает белье в клочья.

— Я сделаю вид, что не слышал это, — сказал я, уходя к выходу, и он по пятам последовал за мной. По крайней мере, он позволил нашему предыдущему разговору закончиться, и за это я был ему благодарен.

— Эй, ты же не думаешь, что эти массажные кабинеты для женщин со счастливым концом, не так ли?

Я вздохнул.

— И где это ты собирался получить чертовски счастливый конец?

— Что? Я не говорю про себя, я говорю вообще, — затем он подтолкнул меня. — А что, может, ты знаешь один из таких?

— Господи, — пробормотал я. — Нет.

— Ха-ха, я пошутил. Я бы никогда так не поступил.

— Конечно, ты бы не стал.

— Я бы не стал. Но серьезно, я тоже не собираюсь устраивать своей жене подобный хеппи-энд, так что тебе лучше дать мне знать, если они с таким же бонусом.

— Верный путь к стереотипу.

— Это не стереотипы, это вполне закономерный вопрос.

— Ну, извини, что разочарую тебя, но я не знаю ни одного такого места.

— О, точно. Ты предпочитаешь, чтобы твой счастливый конец оставался в твоей голове, и я не имею в виду тот, что ниже пояса.

— Майк?

— Да?

— Заткнись.

— Эй, я говорю серьезно.

— Я буду в машине.

— Ой, да ладно, я просто отвечаю тебе той же монетой.

Когда я толкнул дверь выхода, я услышал, как он смеется и кричит:

— Олли! Эй, Олли, вернись. Клянусь, я никому не расскажу по поводу сыпи.

* * *

Удивительно, но я отпустил Майка домой целым и невредимым. После остановки в одном из спа-салонов в центре города для покупки подарочного сертификата для Деб, и чтобы убедиться в том, что сотрудники были профессионалами и не нанимали привлекательных мужчин, что могло разозлить Майка, — пришло время закругляться и отправиться домой, чтобы принять долгий и горячий душ.

Но я все еще был взбудоражен, мой разум боролся сам с собой. Разговор с Майком только показал мне, насколько я глуп. Потому что, когда дело дошло до этого, о чем я действительно волновался? Что Рид был не в состоянии четко мыслить?

Или потому, что я боялся, что он причинит мне боль?

«Динь — динь — динь. У нас есть победитель!»

Вот к чему все сводилось, не так ли? Я был напуган до смерти. И этот страх заставил меня оттолкнуть того, кого я действительно хотел.

Рида.

Господи, я был настолько глуп.

Отключив воду, я схватил полотенце и задумался, что делать. Позвонить Риду и извиниться? А он хочет, чтобы я это сделал? Или мне нужно было дать ему пространство?

Вытираясь, все еще неуверенный, но слишком возбужденный, чтобы сидеть на месте, я решил сделать одну вещь, которая всегда помогала очистить голову, но позже опять требовала душа, — я пошел на пробежку.

Заходящее солнце освещало редкие полосы облаков на небе розовым и оранжевым цветом, температура была достаточно мягкой, и мне сошло с рук то, что я забыл надеть куртку.

Чем дольше я бежал, тем яснее становилось, что я совершил большую ошибку с Ридом. Я должен был встать на колени, благодарить Бога или свою счастливую звезду за то, что они услышали мои заветные желания, но вместо этого я верил, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Я только надеялся, что еще не поздно все исправить.

Как оказалось, мне не пришлось стучать в дверь его родителей, потому что, когда я подбежал ближе, я увидел Рида, стоящего на краю озера, в руках у него была сумка с хлебом, он отламывал кусочки и бросал их кричащим уткам, которые, практически отталкивая друг друга, ныряли за едой.

Я замедлился до легкого бега, пытаясь восстановить дыхание, и когда я был всего в нескольких метрах от него, Рид с нечитаемым выражением на лице, наконец, поднял глаза.

— Эй, — сказал я, осторожно шагнув вперед, как будто я приближался к пугливому животному, которое могло убежать.

— Ты проделал весь этот путь ради меня или просто пробежка?

«Ах, значит, сегодня не только я сердился».

— Я не был уверен, что ты захочешь меня видеть.

— Почему я не хочу тебя видеть? — глаза Рида сузились. — Думаю, я ясно дал понять, как сильно хочу тебя видеть.

— Я знаю, что ты сделал, — поднимая руки вверх, сказал я. — И прости, что я испугался…

— Почему ты испугался? — он подошел ко мне, и его карие глаза впились в мои. — Я видел, как ты на меня смотришь, Олли. Возможно, у меня есть некоторые пробелы, которые я не могу восстановить, но я не настолько глуп.

— Я знаю, что это не так.

— Знаешь, с тех пор как я вышел из больницы, я хожу как по яичной скорлупе со всеми подряд. Мои родители, моя сестра, люди, которых я называл друзьями. Ты был единственным человеком, который заставил меня чувствовать себя нормальным. Единственный человек, с которым я не чувствовал себя глупым.

— Рид…

— Нет, я еще не закончил. У меня было два дня, чтобы все обдумать, так что тебе придется выслушать, — он остановился и положил руки на бедра. — На чем я остановился?

— Я единственный человек, с которым ты чувствуешь себя нормально, — подавил я улыбку.

— Да, и будь ты проклят за это, если решил испугаться из-за поцелуя.

— Ты прав, — я расправил плечи и выдохнул. — Мне стало страшно.

— Тебе стало страшно? Почему?

— Думаю, ты знаешь почему.

— Ну вот, опять твои предположения. Скажем так, я не знаю почему. Чего тебе бояться?

— Тебя.

Рид взвился, как будто я дал ему пощечину.

— Почему?

Прежде чем я успел ответить, стая уток, которых он кормил, вылезли на травянистый берег и начли копошиться вокруг Рида, тыкаясь в сумку с остатками хлеба, которую он держал. Рид рукой забрался в нее и бросил пару пригоршней в озеро, отправляя большую часть уток обратно в воду, в то время как другие остались вокруг его ног, собирая крошки на земле.

— Это все, что у меня есть, ребята, — сказал он, бросая остатки хлеба в озеро. — Давайте. Брысь. Идите ешьте рыбу. Правильно, белок для вас лучше, чем углеводы.

Когда они все вернулись в холодную воду и поплыли в поисках другой еды, он стряхнул крошки с рук и снова посмотрел на меня.

— Ради всего святого, в свободное время я кормлю уток хлебом. Я не настолько страшный.

— Это одно из твоих лучших качеств, — улыбка тронула мои губы.

Рид уставился на меня и медленно покачал головой:

— Ты приводишь меня в замешательство, ты знаешь это?

— Я не хотел этого делать. Дело в том... — «Просто скажи это. Он уже знает, так что говори». — Я чертовски без ума от тебя.

Рид резко вдохнул, его глаза расширились, и я продолжил дальше, прежде чем он успел что-то сказать.

— Я сдержался в тот вечер потому, что не хотел быть ошибкой, которую ты потом захочешь исправить. Я не хочу быть для тебя ошибкой.

— Олли, — сказал он, его голос был таким напряженным, что походил на сдавленный шепот. — Это не так. Я бы не стал.

— Ты так говоришь сейчас, но...

— Но это не так. Ты не чья-то ошибка, тем более моя.

Тепло, которого я не чувствовал годами, распространилось по моей груди, и как бы я ни пытался сдержать улыбку, она все равно вырвалась.

— Я понял, о чем ты думаешь, — сказал Рид, делая шаг ко мне. — Что, если я вдруг вспомню свою жизнь до тебя и как-то по-другому на тебя посмотрю? — он сделал еще один шаг, на этот раз приблизившись на расстояние прикосновения. — Но все, что я могу сказать, это то, что тебе нужно верить в то, что я могу принимать собственные решения. Я не понимаю, что происходит, больше, чем ты, но, по крайней мере, я готов попробовать. А ты?

Я потянулся к его руке и притянул его к себе, и он охотно пошел. Его грудь коснулась моей, и так как он был ниже меня на несколько дюймов, ему пришлось слегка вытянуть шею, чтобы посмотреть на меня. Никого больше не существовало, когда он смотрел на меня так — озеро, люди, проходящие мимо, все это исчезло, пока все, что я мог видеть и чувствовать, было Ридом.

— Может, попробуем еще раз? — спросил я, давая ему шанс передумать и уйти, если он захочет, но, когда появился язык Рида, чтобы облизать губы, это был единственный сигнал, который мне был нужен.

Я убаюкал голову Рида своими указательными пальцами и обхватил его челюсть большими пальцами. Он сделал прерывистый вдох, пока я искал в его глазах признаки колебания.

— Поцелуй меня, Олли, — прошептал он, и это был последний толчок, который мне был нужен. Повернув голову к нему, я сделал, на этот раз, шаг первым, коснувшись его губ, прежде чем накрыть его рот своим. Его губы приоткрылись, приветствуя меня внутри, и его руки двинулись к моей талии, крепко цепляясь за меня. Я не мог остановить дрожь, которая прокатилась по мне, когда я позволил себе насладиться вкусом и ощущением его. На вкус он был как самый вкусный запретный плод, но я убедил себя, что он мой.

Когда наши языки переплелись, Рид застонал, и его руки переместились с моей талии на нижнюю часть спины, прижимая меня к нему, позволяя мне чувствовать возбуждение, наливающееся против моего собственного. Рефлекторно я прижался к нему бедрами, и он задохнулся, жадно набрасываясь и впиваясь в мои губы.

Я потерялся в нем, прямо посреди озера, когда солнце скрылось в сумерках, и это было лучшим, что я мог себе представить. Я бы целовал его целую вечность, если бы не заблудившийся прыгающий мяч, врезавшийся мне в икры.

Мы с Ридом разошлись и увидели маленького мальчика лет пяти или около того бежавшего по берегу за мячом, а его мать летела за ним.

— Джек, — позвала она, когда мальчик схватил мяч, приземлившийся у моих ног. — Я же говорила тебе не бросать, пока мы не вернемся домой, — она вздохнула, потерла лоб и вежливо улыбнулась нам сожалеющей улыбкой. — Извините за беспокойство.

— Без проблем, — сказал я, держа Рида прижатым к себе, потому что, ну, я был твердым, как гребаный камень.

Мальчик с мячом в руках бросился обратно к склону, и я повернулся к Риду, который улыбался и смотрел на меня, а не на проходящую мимо семью.

— Так, — он схватил меня за талию, — ты действительно без ума от меня, да?

Я откинул голову назад в порыве смеха и позволил своим ладоням спуститься вниз по его рукам. Мурашки покрывали его кожу там, где я касался. Мне это нравилось. Мне это чертовски нравилось.

— Не позволяй этому вскружить тебе голову, Синяя птица.

Рид ухмыльнулся мне, а затем поднялся на цыпочки, чтобы поцеловать меня снова, но прежде чем он это сделал, он прошептал:

— Слишком поздно.