Не проявляя милосердия и ловко надрав задницу Риду не только один, но и два раза, мы вернулись в мою машину, и я включил обогрев. Температура в салоне резко снизилась, пока мы были в боулинге, и мы сидели вместе, дрожа и наблюдая, как легкий снежный вихрь ударяется о лобовое стекло, пока не пошел горячий воздух.
Зубы Рида стучали, и мы поднесли руки к решеткам обдува, чтобы согреть их.
— Не думаю, что я создан для холодного климата. Мне следует быть где-нибудь на пляже.
— Я слышал, в Майами хорошо в это время года, — я уже собрался выезжать с парковки, но рука Рида остановила меня.
— Ты не возражаешь, если мы не сразу поедем домой?
— Конечно. Все в порядке?
Он кивнул и отпустил мою руку, и я пожалел, что ему пришлось это сделать. Я был гиперчувствительным каждый раз, когда он прикасался ко мне, и все же я понимал, что за его жестами не было ничего, кроме естественного дружелюбия и комфорта от общения с кем-то. Мне было достаточно, что ему комфортно со мной. «Пусть этого будет достаточно, Олли, черт возьми».
— В доме моих родителей начинает немного душить, вот и все, — сказал он, откинувшись на спинку сиденья и глядя на снег, падающий за стеклом. — Они смотрят на меня, как будто я в любую минуту могу сломаться.
— Я уверен, что они просто беспокоятся о тебе. С их стороны это тоже было переосмысление всего.
— Я понимаю, — он провел рукой по щетине, покрывающей его щеки, привлекая мое внимание к его сильной челюсти. Рид до аварии, казалось, тщательно следил за тем, чтобы его лицо было чисто выбрито, но я должен был признать, что щетина, которая у него была сейчас, выглядела горячо. — Я вижу это по их глазам. Ожидание. Интересно, смогу ли я когда-нибудь вернуть память.
Я молчал и слушал, что я мог сказать? Не было никакого способа узнать, сможет ли он когда-нибудь заполнить пробелы в своей памяти, и я не собирался давать ему ложную надежду. С другой стороны, иногда казалось, что он предпочел бы не знать, кем он когда-то был, что делало меня еще более любопытным в отношении человека, сидящего рядом со мной.
— Думаю, может, мне лучше вернуться к себе, — продолжил он. — Чтобы жить, я имею в виду.
— Ты можешь. Если чувствуешь, что готов к этому.
— Эй, — сказал он, повернувшись ко мне лицом, и глаза его загорелись. — Хочешь посмотреть на него?
— На твой дом?
— Да.
«Выкрутите мне руку, почему бы не сделать это».
— Конечно. Куда? — сказал я, включая задний ход и отъезжая.
— О, — Рид приподнял бедра, чтобы вытащить бумажник из заднего кармана, и достал из него листок бумаги. — Лайнс-Драйв, шестьдесят два в комплексе Гарден Лейкс. Квартира 2А.
— Предусмотрительно с твоей стороны — это записать.
— Это тоже было в моем удостоверении, но я не был уверен, что запомню точный адрес, — признался он, когда я выехал на главную дорогу. — Я был там всего пару раз.
Моя работа позволяла мне знать город как свои пять пальцев, и мне приходилось раньше выезжать на вызовы в Гарден Лейкс, поэтому я точно знал, куда мы направляемся, но, когда Рид начал вспоминать направление — правильное, чему я был крайне удивлен — я так обрадовался, что позволил ему взять инициативу на себя. Через несколько минут он указал на поворот впереди и сказал мне повернуть налево, и я, включая поворотник, выехал на встречную полосу и подождал, пока не пройдет поток машин.
Гарден Лейкс [6] был комплекс с апартаментами высокого уровня, закрытого типа и с несколькими частными озерами, отсюда и название. После того, как мы набрали код на воротах — также указанного на листочке — я поехал вокруг комплекса, пока Рид не сказал мне остановиться.
— Вот и все, — сказал он, кивая на балкон второго этажа благоустроенного строения с белой отделкой и деревянными акцентами синего цвета, которое напомнило мне уютный домик, в котором я останавливался во время зимней поездки в Пиджен-Фордж в прошлом году.
— Очень мило, — сказал я, выключая двигатель.
— Я тоже так думал.
— Почему я слышу в твоем ответе «но»?
Рид улыбнулся, его лицо было наполовину в тени от того места, где я припарковался под уличным фонарем.
— Сейчас увидишь.
Я последовал за Ридом вверх по лестнице и воспользовался возможностью, пока никого не было рядом, насладиться видом его задницы. Боулинг был испытанием на прочность со всеми его наклонами, и спортивные штаны, в которых он был, обтягивали его ягодицы так, что мне хотелось протянуть руку и прикоснуться к нему.
Когда мы поднялись на второй этаж, Рид достал из бумажника ключ, и когда он повернулся ко мне, я поднял глаза.
— Вот это, — сказал он и принялся открывать замок. — Дом, милый дом, — он толкнул дверь и приглашающе махнул мне рукой, и когда я вошел внутрь, рукав моей куртки коснулся его, а тепло его дыхания коснулось моей шеи, вызывая мурашки по коже.
Было темно, когда я вошел, Рид последовал за мной и щелкнул выключателем, освещая всю угловую квартиру.
Рид провел рукой по голове, избавляясь от снежных хлопьев, которые попали ему на волосы и куртку.
— Теперь ты понимаешь, что я имел в виду? Украшения, декор... у меня даже слов нет.
Я решил, что он имел в виду отсутствие декора. Несмотря на то, что квартира была большой, открытой и полностью меблированной, и на стенах висели картины, все было так... мягко.
— Ну, — сказал я, прогулявшись по кухне и заходя в гостиную. — Ты всегда можешь снять и избавиться от всего этого. Начать с нуля, — я отодвинул одну из тяжелых бежевых штор в сторону, открывая вид на ночное озера внизу. — Какой твой любимый цвет?
Рид оглядел бежевые стены, бежевый ковер и бежевую мебель.
— Не бежевый?
Я усмехнулся и отпустил занавеску.
— Не бежевый, должно быть, достаточно легко определить.
— Наверное, но я даже не знаю, с чего начать.
— Вот что я тебе скажу. У меня есть подруга на работе, которая в свободное время любит заниматься такими вещами. Я поинтересуюсь, сможет ли она помочь тебе воплотить некоторые идеи.
— В самом деле?
Пожав плечами, я сказал,
— Если хочешь. Никакого давления или обещаний, но я могу поговорить с ней.
— Это было бы здорово, — сказал он, опуская плечи. — Я думаю, что сошел бы с ума, если бы мне пришлось жить в такой обстановке, как сейчас.
— О, все не так уж и плохо.
— Ты это говоришь просто из вежливости.
— Даже не думал. Клянусь.
— У тебя есть отличное место, вроде твоего дома, куда ты действительно хочешь вернуться.
— Ну, ты можешь приходить в любое время, — Рид поднял брови, и я продолжил, — Я имею в виду, у меня есть еще одна комната, если тебе нужно... выбраться, улизнуть... или что-то еще.
Он криво улыбнулся мне.
— Ты не должен делать такое предложение незнакомцам. Они могут поймать тебя на этом.
«Поверь мне, когда я говорю, что вообще не возражал бы против этого, — это правда».
— Я бы предложил тебе выпить, но не думаю, что у меня есть что-то... хотя, подожди. Возможно, есть, — он пошел на кухню и стал открывать шкафы. — Я раньше не проверял, но у двадцатисемилетних обычно должен же быть запас спиртного, верно?
«О Боже, я совсем забыл. Он, наверное, не помнил, пил ли он когда-то в жизни, не так ли?»
— Та-дам, — Рид поднял полупустую бутылку «Кроун Роял» [7] . — Нашел кое-что.
— Уверен, что хочешь начать с этого?
— Почему бы и нет?
— Никаких проблем.
Он нашел пару стаканов в одном из шкафов и поставил их на кухонный бар рядом со мной, а затем начал наливать приличное количество в оба.
— Стоп, стоп, стоп, — сказал я, смеясь. — Может, сначала попробуем. Посмотрим, как тебе понравится.
Рид снова поднял бутылку, и оставшаяся янтарная жидкость забультыхалась внутри.
— Предполагаю, что я фанат.
Мне пришлось сжать губы, чтобы не улыбнуться. «Это будет интересно…»
— За твою первую выпивку, — сказал я, прикасаясь к его стакану. — Второй раунд.
— Второй раунд, — согласился он. Потом поднес стакан ко рту и, прежде чем сделать глоток, поднес его к носу и нахмурился. Затем он дернулся назад, и его глаза начали слезиться. — Ох, черт. Пахнет ужасно.
— Пахнет как виски.
— Виски ужасно пахнет. Адски. Бьюсь об заклад, это также ужасно и на вкус, — когда он сделал маленький глоток и его лицо сморщилось, я рассмеялся. — Тьфу. Не думаю, что мне это нравится.
— Ты мог пить его с колой.
Рид снова понюхал виски и поморщился, но сделал еще один маленький глоток жидкости.
— Сначала кофе, а теперь виски, — продолжил я. — Возможно, придется отозвать твое удостоверение совершеннолетнего.
— Поверь, мне нравится пиво. Я думаю, если у меня было это, мне это нравилось. Возможно.
— По крайней мере, мне не придется беспокоиться о том, что ты напьешься до смерти, когда вернешься сюда, — я подошел взять его стакан, чтобы вылить его обратно в бутылку, но Рид забрал его обратно.
— Нет, я собираюсь сделать это, и ты тоже, — затем он указал на меня. — Пей.
Мои глаза расширились, когда он сделал большой глоток, и я попытался не рассмеяться, когда он вздрогнул.
— Тебе не обязательно это пить.
— Да, понимаю. Я не хочу, чтобы мое удостоверение отозвали, — Рид подмигнул мне и снова отхлебнул.
— Ладно, хватит, пьяница, — сказал я, посмеиваясь, так как мне удалось забрать у него стакан, прежде чем он прикончит его. — Если я привезу тебя обратно пьяного и блюющего, скорее всего, тебя никогда больше не выпустят из дома.
— Разве это не похоже на какой-то обряд посвящения?
— Не тогда, когда тебе двадцать семь.
Он помахал мне рукой, когда вошел в гостиную и плюхнулся на жесткий диван.
— Думаю, ты прав. Может, в следующий раз с кокаином.
Я оставил свой стакан на стойке, чтобы не опьянеть и не потерять голову, и выбрал кресло поближе к Риду.
— Это замечательно. Мне тепло. Как будто алкоголь распространяется по всему телу, понимаешь? — перекатившись на диване, он лег на спину и погладил руками свой живот. — Как одеяло для внутренностей.
«Боже. Он тоже чувствовал это».
— Если бы виски было музыкой, — продолжал он, — я думаю, что она началась бы с пунша, а затем превратилась бы в нечто медленное и легкое, — его пальцы танцевали в воздухе, как будто он играл мелодию, и именно тогда я заметил, чего не хватало в комнате.
— Где твое пианино?
— Его нет.
— Почему нет? Разве это не важно для тебя?
— Что-то типа жалоб на шум.
Недостатки проживания в квартире.
— Попался. Так ты тренируешься в доме своих родителей?
— Нет, они много лет назад избавились от своего.
— Дааааа…
Рид перестал «играть» и отклонил голову назад, чтобы посмотреть на меня.
— Что?
— Ну, а где же ты играл?
— Я... я не знаю. Предполагаю, что нигде.
После аварии или может раньше, я не знал, но что это было за дерьмо? Он перестал следовать своей мечте ради стабильной жизни, и теперь у него даже не было инструмента, чтобы играть в свободное время? Казалось странным, что у него не было доступа к тому, что, очевидно, было его страстью, если только не урывками несколько минут в школе.
— Держу пари, ты всегда можешь сходить в музыкальный магазин на Броуд. Та женщина была так рада, что ты пришел, что она, вероятно, даже заплатит тебе за игру.
— Эй, — сказал он, садясь. — Это неплохая идея.
— Тебе стоит это сделать.
— Полагаю, это значит, что мне придется смириться и спросить ее имя.
— Я же говорю тебе, воспользуйся оправданием травмы мозга. У тебя словно есть идеальная карточка досрочного-освобождения-из-тюрьмы.
— Да, конечно, — он снова лег, а я проследил пальцем закрученный узор подлокотника кресла. — Ты придешь ко мне, если я буду играть?
— Если ты заплатишь мне.
Он пристально посмотрел в ответ:
— Серьезно?
— Нет, — сказал я, смеясь над его шокированным выражением лица.
— Ох. Отлично, — он перевернулся на живот, вытягиваясь на диване, как кошка, и положил подбородок на руки. — Мне бы хотелось, чтобы ты пришел.
«Я бы тоже очень хотел, чтобы ты пришел, — но мы не думаем об одном, о чем-то, даже отдаленно похожем».
— Что бы ты хотел сыграть?
— Хм. Может быть, сюиту Баха «Воздух»... что-то из ноктюрнов Шопена, может быть, девятый. Возможно, я добавлю немного Бетховена, может «Лунную сонату», чтобы тебе не было скучно.
Я издал неприличное фырканье:
— Мне никогда не будет скучно.
— Тебе может.
— Мне не было бы. Поверь мне.
Рид нахмурился:
— Я действительно доверяю тебе. Что должно быть странно, правда? Но это как... как будто я в безопасности с тобой.
Не было никакого способа, чтобы он не смог услышать быстрое стаккато, которое отбивало мое сердце, и я мог только попытаться успокоить это дерьмо, сделав вдох, прежде чем сказать:
— Ты.
— Я тебе верю.
Долгое мгновение он просто смотрел на меня, его большие карие глаза были открыты и ловили мой взгляд, как будто он пытался найти ответ на вопрос, который мог услышать только он.
— Не знаю, зачем я это говорю, — прошептал он, наконец, нарушая тишину. — Это должно оставаться в моей голове, — подтвердил он свое утверждение, постучав по виску и издав горький смешок.
Господи, для своего же блага, он был чертовски милым.
— Все хорошо. Мне нравится слушать твои мысли.
— Да? Ну... тогда скажи мне кое-что.
— Хорошо.
Он снова поиграл нижней губой между зубами, как будто готовясь задать вопрос и сомневаясь, каким будет мой ответ.
— Тебе когда-нибудь бывает одиноко? В твоем большом доме, когда ты совсем один?
— В большом доме? — рассмеялся я. — Едва.
— Ты отклоняешься от ответа.
— Такой серьезный вопрос. На тебя так действует «Кроун»?
— Возможно. А может и нет. Но ты все еще не ответил.
— Мне становится одиноко? — отталкиваясь ногами от пола, я раскачивал стул взад и вперед, обдумывая его вопрос. Мне одиноко? Обычно я был слишком занят, чтобы думать об этом, и у меня было много друзей на работе и вне ее. Разве мне могло быть одиноко? Конечно, так и было, особенно когда Рид вышел из моей двери. — Я предполагаю, что да.
— В какие моменты?
— В основном по ночам. Иногда я не могу уснуть и... — я вздохнул, прежде чем признаться, — было бы хорошо, если бы кто-нибудь... — «Было бы хорошо, если бы ты был там».
Рид лег щекой на руки.
— Я тоже часто не могу заснуть. Я просыпаюсь от кошмаров. Одни я помню, другие — нет.
Это было честное признание, и оно сильно меня зацепило. Он всегда казался таким спокойным после того, что с ним случилось, что было трудно соотнести добродушного человека с тем, кто прошел через такое ужасное испытание. Но, конечно, он был в ужасе, даже если его страхи проявлялись только во сне. Рид никогда не показывал себя мне таким, но с другой стороны, почему он выложил все свои заботы и беды к ногам кого-то, кого он только начал узнавать? Я был тем человеком, который помог ему, не побоюсь этого слова, забыться.
— Могу я тебе позвонить? — спросил он. — Если мы оба проснемся посреди ночи? Может, мы сможем помочь друг другу уснуть.
В его словах была такая милая невинность, что мне захотелось наклониться, взять его лицо в свои руки и соединить наши губы, пока внешний мир не исчезнет. С ним, может быть, я не был бы таким беспокойным, а может быть, со мной, он не был бы таким напуганным.
— В любое время, — сказал я. — Ты можешь звонить мне в любое время и днем, и ночью.
Он улыбнулся мне, видимо, удовлетворенный таким ответом. Но потом его лоб сморщился, и он сказал:
— Это ужасно, ты же понимаешь.
— Что такое?
— Я помню, ты говорил, что занят и у тебя нет времени на отношения, но... ты действительно классный парень, и мне кажется ужасным, что у тебя никого нет, с кем ты можешь поделиться своим.
Мое сердце сжалось, и мне пришлось смотреть на колени, чтобы он не увидел слез, грозящих выплеснуться из моих глаз.
Но мое дрожащее дыхание, должно быть, выдало меня, потому что он сказал:
— Прости. Я не хотел тебя расстраивать. Но я просто думаю... ты заслуживаешь счастья. И у меня такое чувство, что это не так?
«Боже, откуда это взялось? Он что, видел меня насквозь?»
— Спасибо, что сказал... Все это. Но со мной все в порядке.
«Я просто не понимал, насколько пуста была моя жизнь, пока ты не заполнил ее».
— Ты всегда можешь позвонить мне, — сказал он и зевнул. Его глаза начали закрываться, но я знал, что должен отвезти его домой, пока он глубоко не заснет. Я дал ему немного отдохнуть, пока выливал виски обратно в бутылку «Кроун», убирал ее и ополаскивал стаканы. Его было нелегко разбудить, и он довольствовался тем, что в полусонном состоянии поднялся и спускался по лестнице, и мне пришлось держать его, чтобы он не упал. Вероятно, как только Рид сядет в машину, он отключится.
Я открыл машину и помог ему сесть, а когда сам сел за руль, услышал, как он тихо произнес мое имя.
— Спасибо за сегодняшний день, — слова Рида были невнятными, выдавая усталость, он снова закрыл глаза и прислонил голову к окну. Мы и так были с ним долго, но расставаться с ним было нелегко, и я чувствовал возрастающую потребность быть с ним столько времени, насколько это было возможным. Кто знает, долго ли он у меня будет, когда он решит двигаться дальше?
Протянув руку через грудь Рида, я потянул ремень безопасности вниз и пристегнул его. При лунном свете, струившемся по его лицу, он выглядел умиротворенным, и я позволил себе наблюдать за ним, как его дыхание замедлилось до спокойного вдоха и выдоха. Он сидел в моей машине, рядом со мной, и я почти мог представить, что он мой. Что мы были в городе и направлялись вместе домой. Мысль не казалась такой уж далекой, пока он был на расстоянии прикосновения.
Мои кончики пальцев покалывало от желания протянуть руку, и, хотя, мне совсем не хотелось его будить, я не смог остановиться, чтобы не наклониться и слегка провести тыльной стороной ладони по его челюсти. Щетина там была на удивление мягкой, и только когда я провел рукой в обратную сторону, она немного покалывала. Когда Рид даже не пошевелился, я снова повторил движение, полагаясь на удачу.
Он был прекрасен. Такой красивый. И теперь я понял, что дело не только в том, как он выглядел или в том, каким он был каждый день, он был прекрасен.
Слова висели на кончике моего языка, когда Рид пошевелился, и прежде чем я успел отодвинуться, он наклонился так, что его щека легла мне в ладонь. Я затаил дыхание, ожидая, что он откроет глаза и поймает меня на том, что я прикасаюсь к нему, хотя не должен этого делать. Но он не проснулся и снова погрузился в глубокий сон. Я бросил на него последний взгляд, запоминая, как он выглядел, как его прекрасное лицо лежало у меня в руке, а затем медленно потянул свою руку назад. Когда он окончательно заснул, я выдохнул и откинулся на спинку сиденья.
Мы были слишком близко друг к другу. Но резкий щелчок в моей системе подкинул мне идею, и именно с этой мыслью я отвез Прекрасного Принца домой.