— О нет, — сказал Майк на следующий день, подходя к тому месту, где я сидел в задней части машины скорой помощи, проверяя оборудование и инвентарь.
— Что случилось?
Он сморщил свой нос.
— У тебя на лице уродливая улыбка в тридцать два зуба.
— Да пошел ты, — я закатил глаза и вернулся к своему перечню.
— Это как-то связано с тем, почему ты вчера вечером не пришел к нам с Деб? У тебя было предложение получше? — дразнил он.
— Слушай, без обид, потому что вы знаете, что я люблю вас, ребята, но я еще могу думать о миллионе разных вещей, которые предпочел бы делать, вместо того, чтобы быть подставленным.
— Ты избегаешь моего вопроса.
— Я и не собирался отвечать.
— Чувак. Ты. Кто это, из-за кого этим утром ты выглядишь таким счастливым?
— Почему это должно быть кто-то? Может, я наконец-то выспался. У меня был выходной.
Майк фыркнул.
— Черт, уверен, что сон тут однозначно не при чем.
— Ты извращенец.
— А ты от меня что-то скрываешь.
Я знал Майка достаточно хорошо, чтобы понять, что он не перестанет поддевать, пока не выведает всю правду. Так мне и надо, потому что когда я был на его месте, я делал то же самое.
Опустив планшет, я сказал:
— Если я расскажу тебе, ты должен пообещать, что не будешь делать из этого грандиозного события.
— Это ну ооочень грандиозное событие, но ты не хочешь, чтобы я воспринимал его так? Понятно.
— Это не… — вздохнув, я покачал головой, а затем рассказал ему сокращенную версию того, как мы с Ридом столкнулись друг с другом и подружились за последние пару дней. Я даже не успел закончить детали об ужине, когда он прервал меня.
— Погоди-ка, погоди-ка секундочку. Ты снова с ним встречаешься? Сегодня?
«О, вот мы и приехали».
— Мы просто собираемся сходить в рыбный гриль-бар…
— Заткнись, черт возьми, — сказал Майк, а затем достаточно громко вскрикнул, так что один из наших коллег просунул голову внутрь, чтобы посмотреть, в чем дело. Майк не обратил на него внимания, поскольку полностью сосредоточился на мне.
— Йээй, это свидание.
— Это не свидание.
— Это свидание.
— Это просто ужин.
— Да, свидание за ужином.
Я бросил в него планшет с перечнем, и он поймал его, смеясь.
— Ты проверишь оставшуюся часть? — спросил я.
— Почему? Тебе нужно подготовиться к свиданию?
Качая головой, я спрыгнул с машины и проигнорировал имитацию сексуальных звуков Майка позади меня. «Боже. С этим парнем просто невозможно».
Прежде чем я успел выйти из гаража, Майк решил, что неплохо бы разбудить все здание, потому что его громкий голос эхом отразился от стен, когда он крикнул:
— Эй, Олли! Обязательно сходи на первое свидание, — когда я с ужасом взглянул на него, он подмигнул мне. — С таким парнем.
Мне действительно нужно было, чтобы кто-то напомнил мне, почему я дружу с ним.
Показав ему свои средние пальцы, я вышел из гаража, и звук его смеха следовал за мной.
* * *
— Прекрасно, я не знаю, был ли я тут раньше, чтобы говорить это, но это была лучшая еда, которую я когда-либо ел в своей жизни, — Рид одобрительно погладил живот, когда я придерживал открытой входную дверь рыбного гриль-бара.
Когда дверь за нами захлопнулась, я засмеялся и обернул шею шарфом, чтобы спрятаться от холодного воздуха.
— Не уверен, что когда-то видел, чтобы кто-то ел так много крабовых ножек. Я рад, что тебе понравилось.
— Не то слово, — сказал он, останавливаясь на полпути к пирсу, чтобы посмотреть на что-то в темном озере. — Думаешь, они берут рыбу здесь?
— Возможно, что-то из этого озера.
— Не могу больше думать о еде, — сказал он, оттолкнувшись от перил. — Ты не против катить меня по улице? Я не смогу добраться до машины.
— Я бы понес тебя, но пятьдесят фунтов крабового мяса в твоем желудке могут значительно замедлить нас.
Рид оглянулся на меня, его глаза сверкнули под фонарем.
— Это очень хорошее предложение.
— Было бы, если бы я не шутил, — я засунул руки в карманы куртки, чтобы у меня не возникло соблазна сделать какую-нибудь глупость, например, схватить его за руку, а потом, проходя мимо, подтолкнуть его.
— Ну же, копуша.
— Я не копуша. Я сытый.
Я усмехнулся, когда он сделал вид, что переваливается с ноги на ногу позади меня, и замедлился, чтобы он догнал меня.
— Ты был тут в последнее время? — спросил я, кивнув в сторону Броуд-стрит. «В переводе: Ты вообще помнишь центр города Флойд Хиллз?» Когда Рид покачал головой, я посмотрел на крошечные белые огоньки, висевшие на деревьях вдоль улиц, придавая центру города праздничное сияние в эти мрачные и серые февральские дни.
— Не хочешь посмотреть?
Рид улыбнулся.
— Да. Мне бы этого очень хотелось.
Мы шли по тротуару, и я, останавливаясь, рассказывал о магазинах, ресторанах и барах, мимо которых мы проходили, многие из которых должны были уже закрываться. Рид жадно слушал, задавая вопросы, или шутил, когда мы вглядывались в витрины.
Когда мы подошли к Newton’s Music, Рид остановился и, прищурившись, посмотрел на вывеску, прежде чем снова посмотреть на витрину магазина.
— Я знаю это место, — пробормотал он, подходя к витрине, чтобы заглянуть внутрь.
— Ты был тут раньше?
— Я... мне так кажется, — он смотрел на различные музыкальные инструменты, гитары и барабанную установку, но, когда его взгляд остановился на маленьком рояле, его рука поднялась к стеклу.
— Что с тобой? — пока он продолжал рассматривать, я проверил часы работы магазина. Он еще работал. — Хочешь зайти внутрь?
— Думаю, да, — оттолкнувшись от стекла, как будто в трансе, он вошел в маленький магазин, и я только мог представить, что сейчас происходило у него в голове. Что-то возвращается к нему? Будет ли это началом, толчком, который вызовет его воспоминания, заполняющие темные пространства в его сознании?
Дверь за нами закрылась, и женщина, лет шестидесяти, вышла из задней части магазина и тепло приветствовала нас, прежде чем остановила пристальный взгляд на Риде.
— О небеса, я не знала, что ты зайдешь! Я так рада тебя видеть. Подойди сюда, — она схватила Рида за плечи и крепко обняла его, пока он смотрел на меня, словно спрашивая: «Кто, черт возьми, эта женщина?».
Когда она отстранилась, Рид нерешительно улыбнулся и спросил:
— Вы знаете меня?
— Как же я могу забыть такого талантливого исполнителя, как ты, Рид Валентайн, — сказала женщина. — Кроме того, ты прекрасно знаешь, что всегда был моим любимцем. Хотя прошло так много времени с тех пор, как ты последний раз заходил. Чем я могу вам помочь?
Рид уставился на женщину, как будто пытаясь понять, откуда он ее знает, и когда он не ответил после продолжительной паузы, я слегка подтолкнул его. Он моргнул, качая головой.
— О, э-э... думаю, что вы не будете возражать, если я... — Рид посмотрел на рояль, и женщина вздохнула.
— Рид, с удовольствием. Да, конечно, — сказала она, указывая на инструмент.
Я последовал за Ридом, когда он подошел и благоговейно провел рукой по крышке рояля.
— Ты играешь? — спросил я.
— Да, — прошептал он и сел на скамеечку, выпрямив спину и держа пальцы над клавишами. Он, конечно, выглядел как настоящий пианист, но только когда его руки начали плавно двигаться по клавишам, как будто знакомясь с ними, я понял, что он не просто выглядел органично — он был на своем месте.
Магазин наполнила тихая, грустная мелодия, и краем глаза я увидел сияющую женщину, прислонившуюся к задней стойке с прижатыми к груди руками.
Я обогнул рояль и сел рядом с Ридом, пока он продолжал играть, его движения уже не были неуверенными, они были мастерскими.
— Это потрясающе.
— Спасибо, — сказал он, не пропуская ни одной ноты. То, как его руки так грациозно скользили по клавишам, завораживало, и я без сомнения понимал, что могу часами смотреть, как он играет. Я хотел спросить, где он научился играть. Хотел спросить его о стольких вещах, но сейчас я просто с удовольствием слушал.
— Сегодня ко мне кое-кто приходил, — тихо сказал он.
— О?
— Она сказала, что мы встречались несколько лет.
Я проигнорировал боль в груди.
— Ты ее не помнишь?
— Не совсем. Ее зовут Наташа. Она была милой. Красивая. Теперь я понимаю, почему она мне нравилась.
То, как он так небрежно говорил о своей прошлой любви — девушке — лишний раз напоминало, что Рид никогда не будет для меня вариантом. Он как будто дал мне пощечину, говоря: «Проснись, тупица», — и я невольно вздрогнул. Не то чтобы я забыл, что Рид натурал. Нет, мне просто больше не приходило в голову, что это имеет значение. Мы только начали узнавать друг друга, но столкнувшись с женщиной из его прошлого... «Ну, черт. Это было больно, хотя и не должно так быть».
— Она помогла мне понять несколько вещей, — сказал Рид, когда его длинные, изящные пальцы танцевали по клавишам. — Я задавался вопросом, почему пошел преподавать, когда все, что я когда-либо хотел делать, когда был моложе, — это гастролировать по миру, играя музыку. Оказывается, — его рука передвинулась к концу ряда клавиш, и зазвучали трепетные звонкие ноты, — я это делал.
Мои брови приподнялись.
— Ты гастролировал? Играл на рояле?
— Мммм… У Наташи был альбом с фотографиями с разных мест по всей стране, которые она хранила. Небольшие площадки, конечно, ничего серьезного, но все же. Я это делал.
— Она, — сглотнул я, — вообще упоминала о ваших отношениях? Почему вы расстались?
— Это прозвучит странно, но... я не знал, о чем с ней говорить. Я задал тебе, человеку, которого едва знал в другой жизни, сотню вопросов, но с этой девушкой, с которой я якобы провел два года своей жизни, ничего, — мелодия изменилась, превращаясь в раскаленный гул низких нот. — Она показала мне фотографии нас вместе, путешествующих, проводящих отпуск с семьей. Мне казалось, что я смотрю на чужую жизнь. Я ничего не понимаю. Я просто так... злюсь. Там только пустые места, и я не знаю, что должен делать, или кто я, или как вернуть свою жизнь, — он бил по клавишам, выплескивая свои эмоции. — Или даже если я хочу вернуть эту жизнь. Из того, что я видел, я не могу сказать, что знаю, чего хочу. Например... я хочу начать все сначала. Чистый лист, новое начало, но я даже не знаю, как это сделать, — он задохнулся от своих слов и отдернул руки.
В тишине, которая без музыки заполнила комнату, единственным звуком, который можно было услышать, было его рваное дыхание. Не раздумывая, я положил руку ему на спину, желая как-то избавить его от паники и разочарования, которые бушевали внутри него. Он не отстранился, вытирая глаза рукавом и позволяя мне медленно выводить круги на его спине.
— Прости, — прошептал он. — Я так стараюсь.
— Все хорошо. Тебе не нужно быть храбрым.
Рид издал сдавленный смех.
— Говорит Супермен.
— Я открою тебе секрет, — сказал я и подождал, пока он не посмотрит на меня. Печаль кружилась в его коричневых глубинах, и я всей душой желал стереть ее. Дать ему новый старт, в котором он нуждался. Было что-то настолько доверчивое в человеке, сидящем рядом со мной, и именно поэтому я не колебался в том, что сказал дальше: — Я никогда не был так напуган, как в тот день, когда увидел тебя лицом вниз в машине. Думаю, в тот день я молился больше, чем когда-либо в жизни.
— На самом деле? — сказал он. — Почему?
— Потому что ты был для меня кем-то, независимо от того, знали мы друг друга или нет. Я знал, что твоя жизнь зависит от того, как быстро я вытащу тебя из машины. Как быстро мы сможем тебя реанимировать и доставить в больницу. Уверяю тебя, тогда я не чувствовал себя храбрым.
Глаза Рида наполнились слезами, когда я держал его взгляд, чтобы он мог почувствовать правду моих слов. Мне было все равно, видит ли он меня насквозь, я только хотел, чтобы он почувствовал эту связь, в которой он так отчаянно нуждался.
Он сглотнул, опустил глаза и его веки закрылись.
— Спасибо тебе, Олли.
— Всегда пожалуйста, Рид.
Снова выпрямившись, он глубоко вздохнул, и я убрал руку со спины. Моя рука касалась его, посылая мурашки по спине, и ощущала дрожь Рида. Затем он снова начал играть, скользя пальцами по клавишам.
Грусть и тревога прошлого перешли в нечто более мирное, почти как колыбельная, под которую я мог заснуть.
— Мне нравится. Ты знаешь, что это?
— Я играю это по памяти, — тихо сказал он, и пока он продолжал играть, я позволил своим глазам закрыться. Однако слишком быстро все закончилось, и Рид усмехнувшись, толкнул меня.
— Я заставил тебя заснуть. Это нехорошо, — задумчиво произнес он, хотя губы его изогнулись в улыбке.
— Не думаю, что я был так расслаблен в течение последних нескольких недель. Я мог бы слушать эту музыку каждый вечер.
— Я буду считать это комплиментом.
— Будь уверен. Это было прекрасно, — я оглянулся, чтобы посмотреть, все ли еще рядом женщина, но после эмоционального всплеска Рида она, должно быть, ускользнула, чтобы дать нам немного побыть наедине. — Знаешь, я думаю, что женщина, которая здесь работает, была твоей учительницей.
Уголок рта Рида приподнялся.
— Она не та, у кого я учился, но... может быть, позже? Я не помню. Наверное, было бы странно мне спрашивать об этом.
— Нет, просто скажи: «Эй, у меня была тяжелая черепно-мозговая травма, и я понятия не имею, кто вы, черт возьми, так что, не можете ли просветить меня, пожалуйста?»
Он засмеялся.
— Вот так просто, не правда ли?
— Да. Легко, — я посмотрел вниз, на его пальцы, которые все еще были на клавишах. — Кстати, о легком... сыграешь мне еще?
— Да? — спросил он, широко улыбаясь. — Хорошо, давай посмотрим, — через мгновение он начал играть бодрую, веселую мелодию, которую я узнал, но не мог вспомнить название, и он пританцовывал немного на своем месте, заставляя нас обоих смеяться.
— Рид, очевидно, это именно то, в чем ты великолепен, и если ты зарабатывал на жизнь тем, что любишь, тогда почему ты бросил это? Наташа... сказала?
— Скорее всего, мои родители были не очень заинтересованы в моем выборе карьеры. Забавно, если учесть, что в детстве они заставляли меня брать уроки игры на фортепиано три раза в неделю. Чтобы быть культурным, — сказал он с улыбкой. — Я думаю, что эти уроки были больше для того, чтобы «держать меня от неприятностей», чем для карьеры.
Я приподнял одну бровь.
— Они что-то имели против искусства?
— Это просто не «настоящая» работа. Мои родители... дело в том, что они не из богатых семей. Мой отец работал в банке, и в моей голове практически просверлилось, что мне нужен колледж и постоянная работа.
— Это твоя жизнь.
— Да. Но что происходит, когда ты не можешь оплатить счета, и твоя семья предлагает некоторую стабильность? Новую машину, квартиру, способ встать финансово на ноги вместо того, чтобы путешествовать как цыгане и надеяться на концерты.
— И ты согласился.
— Я согласился, — вздохнул Рид. — Они хорошие люди. Они хотят лучшее для меня, я знаю, и они это делают. Но трудно не обижаться после всего, что случилось…
— Потому что ты не вернулся бы сюда, не было бы новой машины и не было бы несчастного случая, — закончил я. — Это веская причина, чтобы злиться на меня, но я готов поспорить, что их вина так же очевидна.
— Вот почему я стараюсь не злиться.
— Ну, могло быть и хуже. Ты мог бы стать банкиром, как папа. Хотя старшеклассники тоже ненамного лучше. Чем занимается твоя мама?
Рид посмотрел на меня и грустно улыбнулся.
— Мама работает учительницей.
«Аааа… Вот вам и ответ». Ему не нужно было ничего говорить. Давление семьи и отсутствие денег заставят любого выбрать стабильную жизнь.
Когда Рид закончил последние ноты, я начал хлопать в ладоши, а затем он встал и наигранно поклонился.
— Думаю, после этого ты заслуживаешь чаевых.
— Только купюры по двадцать и пятьдесят, пожалуйста.
— Черт. Если это текущая ставка на сегодня для чаевых пианиста, мне придется сидеть дома. Я подумал, может немного сладкого?
— Да? Я готов вести переговоры.
— Все зависит от того, сыт ли ты еще. Там, вниз по улице, есть «убийца» — магазин мороженого…
— Продано, — сказал Рид, хватая меня за руку и поднимая со скамейки, пока я смеялся над его рвением.
— Мороженое — это его слабость. Рад слышать, — сказал я себе, поднимаясь на ноги.
— Поторопись, Олли, — сказал Рид, сверкая глазами. — Я как-то внезапно проголодался.