Небеса подождут

ГЛАВА 3

Когда я открыла глаза, то увидела только серые, какие-то туманные ноги, перешагивающие через меня. Никто не остановился, чтобы спросить, что со мной. «О черт, — подумала я, потирая затылок, — похоже, я шлепнулась в обморок посреди Оксфорд-стрит. Но как это, хотела бы я знать, могло случиться?»

Я приподнялась на локте и в поисках ответа глянула на свое тело.

И поняла, что я голая. В чем мать родила.

— Не-е-е-е-е-ет! — взвыла я, подтянув колени к подбородку. — Не желаю больше смотреть этот сон, как я голая хожу за покупками.

Если я немедленно не проснусь и не встану, мне придется увидеть вторую часть этого ужасного сна, в которой все мои бывшие кавалеры тычут в меня пальцами и хохочут.

Я подождала, пока уймется дрожь в ногах, и медленно поднялась, прикрывая одной рукой лобок, а другой — груди. Я была окружена людьми всех возрастов, рас и религий на свете. Эти люди были одеты в деловые костюмы, чадры, вечерние платья, больничные халаты, плащи-дождевики, комбинезоны, пижамы и ночные сорочки. И все были жутко бледные, серые, почти прозрачные. Казалось, меня пригласили на самый странный карнавал на свете.

Вот только почему-то совсем не играла музыка.

Было тихо-тихо, слышалось только шарканье ног, изредка — чьи-то стоны или кряхтение. Издалека доносилось еле слышное урчание. Все смотрели прямо перед собой, а когда я с кем-то встречалась взглядом, люди глядели словно бы сквозь меня. Я как будто снова превратилась в первокурсницу в университете. Вот только никакого пива здесь и в помине не было. И диджеев тоже. И дискотечных шаров. Кстати говоря, не было здесь никаких стен. Только над всеми нами нависло зловещее темное облако.

«Жутковатая какая-то вечеринка, — подумала я. — Пора сваливать».

— Прошу прощения, — сказала я, коснувшись руки молодой женщины в наряде Викторианской эпохи.

Она посмотрела сквозь меня и не подумала остановиться. Я поспешила за ней, но вдруг резко остановилась. Руки и ноги у меня были серые, как рисовый пудинг в школьной столовке.

— Что со мной случилось? — спросила я, схватив за руку дряхлого старика с дико растрепанными волосами. — Почему я стала серая?

Старик стряхнул мою руку и зашаркал прочь.

— Ну, все, хватит! — решительно выкрикнула я. — Хочу проснуться! Мне нужно к свадьбе готовиться.

Ничего не произошло. У меня закружилась голова, и все тело словно иголками закололо. В панику я не впадала с тех пор, как умерли мои родители, но состояние, предшествующее панике, я помнила очень хорошо.

— Люси! — крикнул какой-то мужчина на фоне общего бормотания. — Люси Браун! Стой где стоишь!

Я замерла. Кто-то знал, кто я такая.

— Я здесь! — воскликнула я и замахала рукой. — Здесь я!

Толпа расступилась, и я заметила золотистую лысую макушку мужчины, приближавшегося ко мне. Я поспешно присела и закрыла голову руками.

— О, боже! — простонала я. — Только пусть это не будет какой-нибудь мой бывший кавалер! Пожа-а-а-а-алуйста!

Через пару секунд ко мне протолкался лысый коротышка и протянул мне руку.

— Ты, видимо, Люси, — произнес он, тяжело дыша. — Ты уж извини, что я опоздал. Я должен был встретить тебя, когда ты прибудешь.

— Что происходит, черт возьми? — спросила я. — Я голая!

— Ах да, действительно, — сказал лысый мужчина таким тоном, словно это было совершенно нормально. — Хочешь накрыться простыней?

С этими словами он порылся во внутреннем кармане пиджака и извлек белую простыню — совсем как фокусник, вынимающий из шляпы разноцветные платки. Виновато посмотрев на меня, он протянул простыню. Я завернулась в нее и выпрямилась. Мой новый знакомый был очень маленького роста, и кожа у него была золотая. То есть он просто-таки сиял. Он был одет в сшитый на заказ твидовый костюм. Кустистые брови обрамляли его глаза, между мясистыми щеками разместился широкий нос, а под ним — улыбающиеся губы. Вылитый Боб Хоскинс.[3]

— Это сон? — спросила я.

— Меня зовут Боб, — сообщил сияющий коротышка, протянув мне руку. — Рад познакомиться с тобой.

Я так и знала. Так и знала. В состоянии стресса мне всегда снились знаменитости. Казалось бы, это круто, вот только на самом деле — вовсе нет, а особенно это не круто тогда, когда тебе снится, что у тебя секс с Ноэлем Эдмондсом.[4] Я потом несколько месяцев не могла, не содрогаясь, смотреть «Да или нет».[5]

— Хоскинс, да? — глупо улыбнувшись, спросила я.

— Нет, — смутившись, ответил коротышка. — Святой Боб, двоюродный брат Петра. Пойдем со мной.

Я не успела и глазом моргнуть, как он схватил меня за руку и затесался в толпу. Он проворно потащил меня за собой, и я пошла — вернее, побежала, спотыкаясь и едва на падая.

— Уже недалеко, — бросил Боб через плечо. — Уже почти пришли.

И только я собралась попросить его дать мне передохнуть, как мы протиснулись между последними людьми в толпе и подошли к большой деревянной двери. Боб отпустил мою руку и стал рыться в карманах.

— Ага! — воскликнул он, вытащив из внутреннего кармана ключ, и отпер дверь. — Входи и присаживайся.

Я прищурилась и попыталась найти взглядом стул. Все искрилось и сияло, и я ничего не могла разглядеть.

— Извини, — спохватился Боб и принялся снова рыться в карманах. — Вот это может помочь.

Он протянул мне темные очки. Они были похожи на такие, какие бы в семидесятых мог напялить Элтон Джон,[6] но я подавила в себе желание позвонить в «Полицию моды»[7] и поспешно надела очки. Вокруг меня все сразу же потемнело, и я заморгала, как умалишенный верблюд посреди песчаной бури.

Комната оказалась больше, чем я подумала сначала. Высокий сводчатый потолок украшала резьба, изображающая растения, людей и животных. Пол был паркетный — темный, отполированный. В центре комнаты находился широкий стол красного дерева, по обе стороны от которого стояли стулья в стиле эпохи королевы Анны. Боб уже успел занять один из этих стульев и сидел лицом ко мне.

Он улыбнулся.

— Садись, Люси. Давай поболтаем.

Я осторожно опустилась на свободный стол, страшась того, что он превратится в какую-нибудь знаменитость и завопит на меня: «А ну, слезь с меня, толстозадая!»

— Это сон, Боб? — спросила я, решившись забраться на стул с ногами, поскольку ни в кого он и не подумал превращаться.

Боб покачал головой.

— Каково твое последнее воспоминание?

— Я забралась на стремянку, чтобы достать с чердака подарок для Дэна, — скороговоркой протараторила я. — А потом упала и ударилась головой. — Я сделала вдох. — Я без сознания, да?

Боб снова покачал головой.

— Нет, я точно без сознания, — возразила я. — Я в больнице, я в коме, и Дэн стоит рядом со мной и напевает «My Heart Will Go On»[8] — ну, эту песню из репертуара Селин Дион,[9] чтобы я услышала и открыла глаза. Только он там меняет слова и вместо «сердце» поет «пердце» — это он намекает на наше первое свидание, когда я…

— Люси?

— Да, Боб.

— Ты не проснешься.

— Проснусь.

— Нет.

— Да.

— Люси, — прошептал Боб, наклонившись к столу, — ты мертва.

— Ну все, Боб, — решительно заявила я, — я ухожу. — Я встала и направилась к двери. — Я скажу Дэну, что люблю его, и попрошу прощения за то, что устроила скандал, и еще скажу, что не могу дождаться завтрашней свадьбы, и…

Я потянула дверь на себя. Снаружи клубилась серая толпа.

— Очнись, Люси, — сказала я себе и сильно ущипнула собственную руку.

Боли я не ощутила вовсе. Тогда я залепила себе увесистую пощечину. Что же со мной происходит? Почему я ничего не почувствовала?

— Люси, — окликнул меня Боб. — Пожалуйста, вернись.

Я побрела обратно. Подойдя к столу, я изо всех сил вцепилась в спинку стула.

— Пожалуйста, помоги мне проснуться, Боб. Я не могу сама это сделать.

Боб встал, одернул пиджак и пошел ко мне. Его губы тронула полуулыбка, а брови он при этом свел на переносице.

— Ты никогда не проснешься, Люси, — сказал он. — Это чистилище — пространство между землей и небесами. Боюсь, ты вправду умерла.

— Чистилище? — попыталась пошутить я. — Это что, новый ночной клуб?

А потом все почернело.