Глава двадцать вторая

«В то время как бесчинства келморийцев в приграничных территориях длятся уже четвертый год, к нам начала поступать информация о повышении уровня преступности в гражданском секторе. Хотя некоторые аналитики утверждают, что причиной возникшей волны преступности являются изменения в экономике, принятые в связи с военным положением, большинство экспертов сходятся во мнении, что данная ситуация наглядно демонстрирует незащищенность определенной группы общества от внешнего влияния. Один специалист — свое имя он попросил не оглашать — заявил следующее: «Мы полагаем, именно во времена лишений становится ясно, какому флагу на самом деле верны патриоты».

Макс Шпеер, специальный вечерний репортаж с передовой для СНВ ноябрь, 2488 год


Форт Хау, планета Тураксис-II

Утро выдалось свежим, солнце только выбиралось из-за горизонта, и Тайкуc был в хорошем настроении. К его немалому удивлению полковник Вандершпуль одобрил предложение Рейнора. По сути, решение комбата было логичным, ибо для достижения успеха на войне все средства хороши, но мнение Тайкуса об офицерах в целом (и Вандершпуле в частности) было настолько циничным, что зеленый свет для операции внедрения стал для сержанта сюрпризом.

Уладив все дела в командном центре, Тайкус решил заглянуть к пленному пилоту-келу. По пути к изолятору он вдруг заметил старого знакомого, которого никак не ожидал когда-либо увидеть снова, а именно Сэма Ласситера.

За прошедшую пару месяцев Сэм изменился до неузнаваемости. Вместо косматого бунтаря, что на глазах у штрафников увели с каменоломни вооруженные охранники, Тайкус наблюдал перед собой совершенно другого Ласситера — коротко стриженного, гладко выбритого, в безупречной чистоты униформе. Прям не солдат, а актер агитационного ролика. Ласситер прошел мимо Тайкуса и остановился, только когда сержант окликнул его по имени.

— Эй, рядовой Ласситер! — Тайкус махнул рукой солдату. — Как сам? Последний раз я тебя видел в ИДЧ-Р-156. Не ожидал, что тебя выпустят после того, как ты обошелся с Беллами.

В глазах Ласситера плескалась пустота.

— Что за ИДЧ? Беллами? Я вас не понимаю. Вы, должно быть, меня с кем-то спутали.

— Навряд ли, — ответил Тайкус, бросив взгляд на нашивку с именем рядового. — Ты не помнишь? Каменоломня, карцер… твое нападение на сержанта Беллами?

Появившееся на лице Ласситера изумление, прямо-таки подкупало своей искренностью.

— Нападение на сержанта? — недоверчиво переспросил он. — Вы, наверное, шутите. Я бы никогда так не поступил. А теперь, если вы позволите, в течение пяти минут я должен прибыть в командный центр, и я не хочу опаздывать.

Не дожидаясь ответа, бывший беспредельщик двинулся прочь.

Тайкус обернулся и проследил за удаляющимся солдатом взглядом. Помимо того что Ласситер нес околесицу, в самом его поведении было нечто странное… нечто, напомнившее Тайкусу о чересчур вежливом писаре, о новых охранниках Вандершпуля и об одной фразе самого полковника: «…если ты думаешь, что на каторге был ад, то ты не представляешь, на что мы способны. Может случиться так, что ты закончишь свой век узником собственного тела».

Как это понимать? У Конфедерации появилась новая программа? И теперь любого психа, типа Ласситера можно превратить в ходячего робота? Тайкус понятия не имел, как все обстоит на самом деле. Он продолжил путь, решив не забивать себе голову лишней информацией. Дел и без того хватало.


* * *

В десантном катере полетело всего три человека. Пилот, Фик, в качестве выпускающего инструктора, и младший капрал Джим Рейнор. Тайкус предложил лично выбросить приятеля из дескава, но Рейнор отказался.

С их встречи в Хате прошло пять непростых дней, и вот, с благословения полковника Вандершпуля, Рейнор собирался в одиночку высадиться на келморийской территории. Тупее идеи не придумаешь, и Рейнор ясно это понимал. «Надеюсь, — думал он, — это задание хоть как-то компенсирует угон грузовиков». К тому же Джим знал, что за такой поступок его родителям не придется краснеть, а то глядишь, они еще и будут гордиться.

В любом случае, отступать поздно — «выбрасывающий» с выключенными огнями уже летел над вражеской территорией. Джим вызнал все возможное о пленном келморийце, выдавать себя за которого он собирался. На его счастье, они были примерно одного роста и телосложения. Рейнор получил доступ к видеозаписям допроса пилота, к его личным вещам, в том числе и смартфону. Джим узнал решительно все о Расе Хагаре: как зовут его жену, сколько у них детей, где состоит на службе, чем увлекается и какую музыку любит. Хватит ли этого, чтобы в лагере ему поверили? Нет, если келморийцы просканируют сетчатку — тут без шансов, но скорей всего до этого дело не дойдет. Пилот признался, что «хай-тек» техники у них дефицит, а значит, сканеров в лагере может и не быть. Главное для Рейнора — как следует сыграть роль, тогда никто не усомнится в правдивости истории.

Джим пытался удержать в памяти историю своего альтер-эго, но никак не мог успокоиться. Катер летел с запада, а в десятке километров к югу от него три звена «мстителей» устроили налет на вражеские позиции, чтобы отвлечь внимание келов. Обратят ли келы внимание, что на радарах мелькает еще одна метка? Наверняка. Но Рейнор с командой решили рискнуть, рассчитывая что проскочат, пока келморийцы будут разбираться с непосредственной угрозой в виде истребителей-штурмовиков.

Фик подошел к Рейнору. Лицевой щиток скафандра техника был открыт, и Рейнор увидел лицо товарища. Что оно выражало? Восхищение? Сопереживание? Оба эти чувства? Джим не знал.

— Пять минут до выброса, — сказал Фик. — Пока выходим на позицию, нужно провести финальную проверку.

— Спасибо, — ответил Рейнор. Он поднялся на ноги. Тяжелыми шагами преодолел расстояние до зияющего в полу квадрата черной бездны, готовой проглотить его в любое мгновение, и начал проверку систем скафандра. «Это твой шанс, — прошептал внутренний голос. — Если со скорлупой что-то не в порядке, тебе не придется прыгать. Никому даже в голову не придет усомниться, что были другие причины».

Но Джим отчетливо услышал и другой голос. Голос отца: «Ложь — как болезнь, сынок… Она проникает очень глубоко и отравляет тебе жизнь».

Тем более что на кону жизни пленных. Стоило Рейнору вспомнить капитана Хобарт, как он тут же отбросил все сомнения. Индикаторы всех систем загорелись зеленым, и Джим показал Фику большой палец. Тот кивнул. Пилот интеркому объявил: — «Удачи!» — и Рейнор закрыл забрало шлема. На дисплее НСИ загорелись цифры финального отсчета, дублируемые вслух Фиком:

— Пять! Четыре! Три! Два! Один!

Рейнор не позволил себе ни секунды промедления. На трех начал движение, на двух уже наполовину скрылся в люке, и, — «Один!» — он услышал уже в свободном падении. Тьма стояла кромешная. Единственное, что помогало парню ориентироваться в пространстве — это показания НСИ. Но, как оказалось, благодаря практике его тело и так отлично знало, что делать. Значения альтиметра в левом верхнем углу дисплея стремительно уменьшались, в то время как Рейнор в строго вертикальном положении несся к земле.

Джим почувствовал, как его словно подбросило вверх — это включился реактивный ранец. Мгновение спустя ДВК-230-М продолжил движение вниз, но уже с меньшей скоростью. На малой высоте Рейнор попал в сильные потоки воздуха, которые то и дело грозили перевернуть его вверх ногами. Джим уже знал, как с ними сладить, и продолжал снижение, постепенно увеличивая силу тяги двигателя. На дисплеях НСИ забрезжила призрачно-зеленая земля.

Времени наслаждаться видом не было — земля словно скакнула к глазам, Рейнор согнул колени (то же сделал и скафандр) и приземлился. В момент удара реактивный ранец самостоятельно отключился. Так чисто и аккуратно выполнить прыжок Рейнору еще ни разу ни удавалось, но как назло, оценить подвиг было некому.

Оно, впрочем, и к лучшему. Тем не менее, Рейнор на всякий случай огляделся вокруг — не угораздило ли его свалиться на голову келморийскому патрулю. Мало ли какие шутки могло выкинуть его везение. Как Джим и надеялся, ненужных свидетелей посадки не оказалось. Только какое-то животное, зеленым пятном светящееся на дисплее, глянуло на десантника и спешно убежало прочь.

Убедившись, что он в безопасности, по крайней мере, на данный момент, Рейнор приступил к поиску подходящего тайника. Внимательно осмотревшись еще раз, Джим заметил низину, в которой и попытался лечь на землю. Он неловко опустился и с трудом принял горизонтальное положение. Хотя, строго говоря, из-за объемного ранца на спине он не лежал, а скорее сидел на земле.

Пришло время вылезти из брони. Рейнор подбородком нажал кнопку, открыл защелку и был вознагражден шипящим звуком, с которым скафандр открылся. Давление нормализовалось. Рейнор оттолкнул верхнюю половину в сторону, высвободился из интерфейса управления сервоприводами экзоскелета, и поднялся на ноги. Оставшись в келморийской форме пилота, Джим мигом почувствовал насколько холодна ночь.

Прежде чем отправиться в путь, ему следовало сделать еще кое-что. В первую очередь, активировать систему самоуничтожения ДВК-230-М, которая уничтожит все в радиусе шести метров, если кто-то чужой попробует сунуться к скафандру. Затем следовало накрыть скорлупу тонкой, но прочной камуфляжной тканью, а сверху присыпать землей и камнями. На все про все у Джима ушел целый час, и он вымотался так, словно сам в течение семи дней тащился с места падения «Гончей» Раса Хагара до окрестностей КИЛ-36.

Кроме того, для правдоподобия легенды о путешествии со спорной территории, Рейнор специально неделю не брился и не принимал душ. Страховка на тот случай, если его будут расспрашивать. Правда, до лагеря нужно еще добраться, а это по прямой около десяти километров. Подобный расклад, конечно, не радовал, однако были и положительные моменты. Рядом с точкой приземления пролегала дорога от одной из шахт, которой сейчас практически не пользовались. По ней Рейнор мог выйти практически к самому лагерю. Заблудиться Джим не боялся, так как при себе у него был не только компас, но еще и компас, встроенный в келовские очки ночного видения.

Рейнор проглотил энергетический батончик, запил его глотком воды и отправился в путь. На этом этапе задания защитой ему служила сама ночь.


Форт Хау, планета Тураксис-II

Кэссиди нужна была доза. Еще два тяжелых дня назад. Раздобыть крэб в Хате стало практически невозможно; виной тому была непрекращающаяся война и участившиеся облавы полиции. Подобный расклад, конечно, не радовал, однако были и положительные моменты. Еще час, и Кэссиди будет вознаграждена недельным запасом крэба! Стоит только справиться с ломкой, добраться до укромной квартирки Вандершпуля в Хате и сдать ему своих друзей!

«Все-таки, — думала Кэссиди, с трудом справляясь с судорогами уже в узком переулочке на пути к полковнику, — для чего нужны друзья? Чтобы поддержать в трудную минуту, так ведь? Ну вот а мне сейчас чертовски как нужна поддержка, иначе загнусь».

Вандершпуль ждал ее в галерее над рестораном «Гурман». В гражданской одежде, явно довольный жизнью. Очевидно, любовница исправно несла службу и ублажала полковника по полной программе. Но куда важней было то, что на столе перед ним лежала металлическая капсула. Полная крэба, крэба Лизы Кэссиди — она даже чувствовала его запах. Если крэб не был галлюцинацией. Она не могла сказать наверняка.

— Здравствуй, моя дорогая, — тепло приветствовал ее Вандершпуль. — Ты как всегда неотразима… Присаживайся.

Кэссиди села и, не дожидаясь дальнейшего приглашения, приступила к докладу. Пытаясь унять дрожь в руках, она нервно перебирала ими под столом. Рассказывать, по правде, особо было не о чем: отряд усиленно готовился к предстоящему нападению на КИЛ-36, так что никаких неприятностей не возникало — на них просто не оставалось времени. Но нарушения дисциплины, пусть и несерьезные, никуда не делись. Она могла доложить… например… о бутылках, припрятанных в шкафчике у Харнака!

Вандершпуль терпеливо, но без особого интереса выслушал ее, не задав никаких вопросов.

— Что ж, — подытожил он, когда Кэссиди замолчала. — Это все?

Кэссиди попыталась сфокусировать взгляд на Вандершпуле, изо всех стараясь не смотреть на лежащий на столе цилиндрик.

— Да, сэр… все.

— Хорошо, — удовлетворенно заключил Вандершпуль. — Молодец! Теперь, слушай меня внимательно. Ты должна кое-что сделать. Кое-что важное.

Док поняла только, что ей придется ждать дозы еще дольше. Нервы обожгла острая боль, тело содрогнулось. Девушку прошиб холодный пот. Вандершпуль придвинулся к ней, и от каждого его слова, каждого его выдоха у Кэссиди по спине бежали предательские мурашки. Он наслаждался этим.

Инструкция полковника растянулась на целых десять минут. Док напряженно вслушивалась, стараясь ничего не упустить. Каждая минута тянулась словно час. Казалось, что пытке не будет конца. Постепенно, вникая в смысл слов Вандершпуля, она поняла, что ей придется пойти на поступки куда более низкие, чем стукачество. Но Кэссиди была готова согласиться на все, что угодно ради дозы, и Вандершпуль отлично это знал.

Наконец, когда она уже испугалась, что окончательно потеряет контроль над жаждущим крэба телом, Вандершпуль закончил. Кэссиди сидела, крепко сжав челюсти. Кровь пульсировала в висках, с каждым ударом перед глазами все расплывалось.

Через три минуты в тени мусорного контейнера около ресторана Док переродилась. Она снова почувствовала себя единым целым, жаждущим жизни, и боль осталась позади. Она выдохнула, словно впервые в жизни, и высохшие глаза обожгли слезы.


Кел-Морийский интернационный лагерь № 36, планета Тураксис-II

В здании управления лагерем, огороженном пластбетонным барьером, располагались как рабочие кабинеты, так и жилые помещения десятников. Поскольку в интернационном лагере недостатка в рабочей силе не ощущалось, после перепланировки штаб стал просторней, обзавелся столовой, гостиной и верандой. Так что сейчас, сидя на веранде в удобном кресле, десятник Ганц Брюкер дымил сигарой и с царственным видом взирал на личные владения.

Мужчина занимал крайне ответственную должность. По крайней мере, он так считал… да и мало кто стал бы с этим спорить, ибо в распоряжении десятника Брюкера находился солидный вооруженный контингент, бронетехника и артиллерия.

Кроме того, он отвечал за КИЛ-36, лагерь, в котором содержится более трех сотен опаснейших вражеских комбатантов. По идее, их всех давно следовало расстрелять. Но убийство конфедератов-военнопленных вызовет ответную реакцию против келморийских заключенных, поэтому и возникла необходимость держать их живыми. Едва живыми. Нет никакого смысла нянчиться с людьми, которые убили стольких келморийских ребят, и готовы убивать снова, дай им только волю.

За спиной Брюкера открылась дверь, прерывая тем самым его неспешные размышления. Сдержанный кашель возвестил о появлении бригадира Ламли.

— Простите за беспокойство, сэр… обед готов.

Новость начальника лагеря порадовала, так как Брюкер обладал прекрасным аппетитом. Тлеющий окурок сигары, напоминая падающую звезду, полетел по дуге в сторону площадки для заключенных и упал на краю веранды. Над ним возник Ламли и растоптал сапогом. Кресло Брюкера издало жалобный скрип, когда мужчина поднялся из него.

— Благодарю Ламли. Что там у нас?

Ламли обладал трупным цветом лица и манерами гробовщика.

— Жареная свинина, сэр, в собственном соку, с корочкой.

— Чудесно, — оживился Брюкер. — А на какое вино я могу рассчитывать?

— На белое сухое, сэр, — ответил Ламли, когда десятник двинулся к двери.

— Не красное?

— Нет, сэр. Не в этот раз.

— Что ж, на твое усмотрение, — согласился Брюкер, и после небольшой заминки, связанной с преодолением порога, шагнул в гостиную. Для столь специфичного объекта как лагерь, комната была недурно обставлена, с упором на громадные кресла и мягкий свет. Из расположенной по соседству столовой, в гостиную проникала исполняемая струнным квартетом музыка.

Брюкер прошел в столовую и пришел в восторг от вида накрытого белой скатертью стола, столового серебра, сверкающего в неровном свете вычурных канделябров, и музыкантов с изможденными лицами, что сидели в специально отведенном для них углу. Пленники ненавидели играть для него, но этот момент также входил в перечень удовольствий, как и употребление огромного количества еды на глазах у бедолаг.

Лица пленников застыли в пустых масках, однако, следуя за стол, Брюкер чувствовал на себе их тяжелые взгляды. Ламли отодвинул перед начальником лагеря кресло, положил огромную салфетку на живот и принес первое из семи блюд.

Квартет состоял из двух скрипок, альта и виолончели. Музыканты играли не столь виртуозно, как несколько недель назад (до того как застрелили альтиста при попытке перелезть через заграждение), но жизнь всегда полна разочарований. К тому же Брюкер питал надежду, что с практикой мастерство новенького вырастет.

И вот пошли блюда, от закусок до основного, и от Гайдна[18] до келморийского композитора Одона. Затем Ламли принес десерт, а также новости.

— У меня для вас донесение, сэр… Начальник смены сообщает, что у северных ворот объявился один из наших летунов. Пилот «Адской гончей», я полагаю. Его сбили над спорными территориями, и он топал пешком до наших позиций.

— С ума сойти! — восторженно воскликнул Брюкер. — Пожалуйста, пошлите за ним. И предупредите повара. Бедный дьявол наверняка голоден как собака!


* * *

После прыжка из дескава в экспериментальном боевом скафандре и десяти километров на своих двоих по пересеченной местности Рейнор валился с ног от усталости. Но после того как он объяснился с охраной и, наконец, попал на территорию КИЛ-36, то от переизбытка адреналина ощущал себя готовым пробежать еще километров тридцать. Джиму казалось, что все органы чувств: зрение, слух, и даже обоняние резко обострились. Но самое важное — его прикрытие работало. Пока, по крайней мере.

Рейнора проводили от северных ворот до командного центра и предложили присесть в одном из отсеков. Джим потягивал воду из стакана, как вдруг дверь резко распахнулась, и в помещение вошел какой-то келмориец. Из-за сутулости мужчина казался ниже чем на самом деле и, судя по тому как он вытягивал голову вперед, его донимала шея.

— Авиатор Хагар? — спросил он, рассматривая Рейнора из-под густых бровей. — Я бригадир Ламли. Десятник Брюкер будет рад принять вас в столовой, если вы не против.

Столовая? Рейнор никак не ожидал, что в лагере для военнопленных может быть столовая. Но тут же улыбнулся и встал.

— Конечно, не против! — кивнул он бригадиру. — Боюсь только, вид у меня не совсем подобающий.

— Десятник понимает ваши обстоятельства, — заверил Джима Ламли с уверенностью потомственного лакея (кем, собственно, он и был). — Прошу, я провожу вас к нему.

Рейнор поблагодарил человека, что посочувствовал его положению, и последовал за Ламли через жилые помещения. Джим поразился шикарному убранству комнат, царящему везде полусумраке и музыке, слышимой с каждым шагом все громче.

И все же несмотря на подготовку, Рейнор оказался не готов к встретившей его в столовой сцене. Здоровенный толстяк, кое-как вставший с кресла, чтобы поздороваться, ломящийся от еды стол и ходячие скелеты в углу, словно ожившая картина из ночного кошмара. Джим выучил келморийское приветствие, и было хотел продемонстрировать его на практике, но толстяк протянул вперед пухлую руку.

— Ну, наконец-то, мальчик мой! — сердечно приветствовал Брюкер Рейнора. — Я десятник Брюкер… Добро пожаловать в тридцать шестой лагерь для интернированных.

Рукопожатие Брюкера оказалось мягким и влажным, и тучный мужик задержал руку на секунду дольше, чем хотелось бы Рейнору. Он был рад разорвать его.

— Благодарю, сэр… Вы даже не представляете, как я рад оказаться здесь. Три «мстителя» накрыли меня над зоной. Я уничтожил одного ублюдка, но остальные подбили меня.

— Трое на одного, — неодобрительно покачал головой Брюкер. Его красное лицо побагровело еще больше. — Вот с такой сволочью приходится иметь дело! Тем не менее, ты показал им! Молодец, парень… Молодец.

Брюкер был ниже Рейнора на добрую полудюжину сантиметров. Редкие каштановые пряди он зачесывал назад, чтоб хоть как-то прикрыть обширную лысину. На морщинистом лбу проступили обильные бисеринки пота.

Хоть Брюкер и не выглядел красавцем, Рейнор ощущал в нем нечто опасное. нечто в его каменных глазах. В них светился ум. Они так и мелькали туда-сюда. Джим почувствовал, что начинает потеть.

— Благодарю, сэр. Боюсь, правда, мое начальство проявит куда меньше понимания!

Брюкер рассмеялся, на что и рассчитывал Рейнор, и указал на место за столом.

— Прошу… Ты должно быть голоден. Я уже отобедал, поэтому надеюсь, ты не откажешься перекусить в одиночестве, пока я прогуляюсь с вечерним обходом. Если будет что нужно, обращайся к Ламли.

Рейнор почувствовал облегчение. Он страшился перспективы длительной беседы с таким человеком.

— Это очень мило с вашей стороны, сэр, — садясь за стол, ответил Рейнор.

— Чувствуй себя, как дома, — сказал Брюкер, направляясь к двери. — Увидимся утром.

Моментом позже, вслед за десятником вышел и бригадир. Рейнор тут же повернулся к пленным. Они смотрели на него, тщательно скрывая выражение лица. Смычки мелькали, музыка текла, и время, казалось, замедлилось. Рейнору предстояло принять важное решение. Будет ли у него возможность поговорить с ними завтра? Или сейчас лучшая из представившихся возможностей?

Зная, что Ламли может вернуться с едой в любой момент, Рейнор бросил взгляд на дверной проем, дабы удостовериться, что пока никто не идет. Затем, решившись, он повернулся к квартету и заговорил приглушенным голосом:

— Слушайте внимательно. У меня послание от капитана Хобарт… — Он снова бросил взгляд на дверь, затем продолжил, выделяя голосом каждое слово, чтобы послание прозвучало совершенно четко.

— Будьте готовы завтра ночью, в 23:00.

При упоминании о Хобарт глаза музыкантов расширились. Один пленник открыл рот, чтобы заговорить, как в этот момент в столовую вернулся Брюкер. На этот раз он вошел куда быстрей. За ним последовали трое вооруженных охранников. У Рейнора промелькнула мысль о пистолете в кобуре подмышкой — но пробовать выхватить его, было бы чистой воды самоубийством.

— Руки за голову! — зарычал Брюкер. Один из охранников поспешил вперед, чтобы изъять оружие у лже-пилота.

— Ну вот, — сказал Брюкер, когда Рейнора скрутили и обыскали. — Так-то лучше… Похоже, враг решил заслать шпиона в Интернационный лагерь-36! Возможно, в следующий раз вражьи особисты лучше выполнят домашнюю работу. Позвольте мне кое-что вам рассказать о братстве пилотов «адских гончих», мой конфедеративный друг… Вы видите это? — Брюкер поднял правую руку. Рейнор увидел две буквы, утопленные в его ладони: «АГ». Нечеткие, но до сих пор заметные, хоть и получил их Брюкер, по всей видимости, очень давно. — Каждому пилоту имплантируют стальные «АГ» в ладонь по окончании обучения. В результате, если пожать ему руку, можно почувствовать выступающие буквы. Промах ваших работников, по-видимому. Жаль, что ты умрешь прежде, чем тебе доведется рассказать им об этом.

Рейнор молчал. Впрочем, Брюкер и не ждал ответа.

Начальник лагеря обернулся к бригадиру.

— Отведите его в душевую. Я вскоре там появлюсь.

Охрана вытащила Рейнора из столовой. Брюкер собрался выйти следом, но в последний момент вспомнил о пленниках. Он остановился и оглянулся.

— Вы неплохо играли сегодня… не идеал, но неплохо. Разрешаю вам доесть объедки.

Сказав это, десятник ушел.

Музыканты переглянулись и двинулись к столу. Один за другим доходяги плюнули в десертную тарелку Брюкера. Затем пленники вышли на улицу и поплелись к мрачным баракам, в которых спали ночью. Скажет ли шпион Брюкеру то, что сказал им? Да, ибо в КИЛ-36 по-другому не бывает. Темноволосый незнакомец еще спасибо скажет, когда ему разрешат умереть.

Загрузка...