Небо покоряется смелым

В. Чуриков ОБНИМАЯ НЕБО КРЕПКИМИ РУКАМИ…

Коротки летом прибалтийские ночи. Кажется, только что отгорела вечерняя заря, а на востоке в оранжево-золотистом ореоле уже занимается новый день. Но хотя на улице и светло, спит еще районный городок Тосно, что под Ленинградом. И только в доме на Омской улице спозаранку начались хлопоты. Валентина Васильевна и Валентин Ильич Смолины поднялись пораньше, чтобы проводить в дорогу сына.

Сколько раз провожали они своего Виктора вот так, спозаранку, не сосчитать! Во всех семьях, где есть спортсмены, жизнь делится на встречи, проводы и ожидания. Ждут дома с нетерпением. Ловят по радио или телевизору каждую весточку о соревнованиях, радуются успехам и огорчаются неудачам. И нет для матери и отца ничего важнее и желаннее, чем возвращение сына или дочери.

Виктор — летчик-инструктор Ленинградского аэроклуба ДОСААФ, член сборной команды страны по самолетному спорту. Он, пожалуй, больше летает над землей, чем ходит по ней. И материнское сердце, конечно же, волнуется, хотя вслух Валентина Васильевна своего беспокойства и не высказывает. А сегодня волнуется она больше обычного. Впервые отправляется Виктор в составе сборной команды Советского Союза на чемпионат мира 1978 года в чехословацкий город Ческе-Будеёвице.

…Пустынна в этот час Омская улица, никто не мешает думать. И оттого, может, обступают Виктора воспоминания. Здесь познал он первые радости ребячьих забав и первые огорчения мальчишеских неудач. Здесь, у того невысокого садового заборчика, запускал отец для маленького Вити бумажные самолетики, и не было для него игрушки желаннее и дороже. Когда сын подрос, стали они вместе мастерить модели из легких деревянных планок и папиросной бумаги. Бывало, до соседской ограды долетал планер или самолет с резиновым «мотором». А соседом Смолиных был человек необыкновенный — ветеран Великой Отечественной войны, подполковник авиации в отставке Герой Советского Союза Северьян Петрович Тимофеев.

Крепко дружил Виктор с его сыном Севой. Учились ребята в Тосненской средней школе, с малых лет мечтали стать летчиками. Сколько же времени миновало с тех пор? Немало! Им обоим уже по тридцать, а школа, их школа, ничуть не изменилась.

Идет Виктор мимо и видит все те же высокие тополя под ее окнами, все тот же широкий школьный двор. И кажется ему, что вот-вот откроется дверь и выбегут они с Севой Тимофеевым и Борей Гурьяновым на этот самый двор. В те времена сразу после уроков был у них отсюда один-единственный постоянный маршрут: в Дом пионеров. К руководителю авиамодельного кружка Василию Александровичу Румянцеву.

Многому научил он ребят. И трудно даже приблизительно сказать, сколько самых различных моделей запустили они в небо за школьные годы. Но работали не только в мастерских кружка авиамоделистов. Дом Смолиных на Омской улице со временем как-то незаметно превратился в «филиал» тосненского Дома пионеров. Сюда беспрерывно шли однокашники Виктора. Здесь, на веранде и в одной из комнат тоже, почитай, что каждый день, пилили, строгали, клеили.

Да, кажется, что все это было лишь вчера. Но как много перемен, событий, свершений вместило время, прошедшее с тех пор! И вот Виктор уже член сборной команды страны по высшему пилотажу.

А что за плечами у него? Трижды выступал на чемпионатах СССР за сборную Ленинграда. В 1971 году занял призовое, третье место в маршрутных полетах, выполнил норматив мастера спорта. С 1973 года тренируется в сборной команде страны. Три года назад впервые участвовал в традиционных соревнованиях летчиков социалистических стран. По накалу борьбы их вполне можно отнести к высшему разряду, ведь, по существу, это — малый чемпионат Европы. Летал здесь вроде бы неплохо.

Перед стартом.

А на чемпионате мира 1976 года, который состоялся в Киеве, и где Виктор был запасным, он впервые увидел пилотаж многих выдающихся спортсменов Европы и Америки, был свидетелем подлинного триумфа советских летчиков: в командном зачете они завоевали титул чемпионов, а Виктор Лецко и Лидия Леонова стали абсолютными чемпионами мира.

Июль 1977 года принес ему первый заметный успех на очередных соревнованиях летчиков социалистических стран: Виктор занял почетное третье место в сумме многоборья, пропустив вперед только Игоря Егорова и чехословацкого лидера Ивана Тучека, выполнил норматив мастера спорта СССР международного класса.

Как и любой спортсмен, изведавший сладость серьезного успеха, он впервые, пожалуй, обрел оправданную уверенность в своих силах. Старший тренер сборной команды Касум Гусейнович Нажмудинов тоже, видимо, оценивал призовое место Виктора в Киеве отнюдь не как счастливую случайность. Не за горами был первый в истории самолетного спорта чемпионат Европы, и тренерский совет решил вместе с признанными мастерами отечественного высшего пилотажа послать во французский город Шатору новичка Смолина.

Здесь собрались не только летчики, входившие в команду того или иного государства, но и спортсмены-«одиночники». Несколько пилотов из ФРГ, Франции, Италии и других стран образовали внеконкурсную группу. Международное жюри разрешило им выступать по полной программе чемпионата. Оценки этим спортсменам выставлялись как и участникам сборных команд, однако не принимались во внимание при официальном присуждении индивидуальных мест и не входили в результаты командных зачетов.

«Одиночники», таким образом, боролись лишь между собой. Участвовал в этой борьбе и Виктор. Чего греха таить, сильно волновался он тогда. Шутка ли, впервые в жизни показывать свое умение в одной компании с лучшими летчиками континента! И все-таки сумел справиться с собой, показал вполне зрелый и красивый пилотаж. Когда подвели итоги чемпионата, оказалось, что Смолин уверенно обошел остальных «одиночников», занял во внеконкурсной группе первое место. Теперь, в Ческе-Будеёвице, предстояло померяться силами уже с лучшими летчиками не только Европы, но и всего мира.

Личное первенство в этом чемпионате мира оспаривали сорок восемь летчиков и тринадцать летчиц. Мужскую команду-победительницу ожидал кубок имени П. Н. Нестерова, а чемпиона в личном зачете — кубок Арести.

Как обычно, перед началом соревнований тренировались, облетывали аэродром. Каждый спортсмен дважды вылетал в зону пилотажа на двадцать минут. Необходимо было опробовать машину, еще раз проверить работу двигателя в различных режимах, а также наметить и закрепить в памяти расположенные на земле ориентиры. И, может быть, именно эта привычно рабочая обстановка помогла Виктору успокоиться.

Нажмудинова радовало такое настроение дебютанта перед первым стартом. Он еще и еще раз напоминал:

— Главное сейчас — спокойствие. Нервы оставь на земле. Ты прекрасно отработал этот комплекс на сборах, вот и постарайся делать все так же. Не суетись, строго выдерживай темп, не забывай о порядке фигур…

Слушая его, Виктор невольно ловил себя на мысли, что все эти, в общем-то прописные истины звучат сейчас в устах тренера как-то особенно весомо, что они действительно помогают ему обрести то душевное равновесие, о котором так настойчиво заботится наставник. Вот бы сразу же, не откладывая ни на минуту, принять старт, пока не исчезло желанное состояние ясности мысли и бодрости духа…

Однако жеребьевка обрекла его на длительное ожидание. Стартовый номер, правда, достался во второй десятке, но вот погода… Погода выдалась на редкость неустойчивая, и надо было ждать, ждать, ждать. Так и протянулся весь первый день в тягостном бездействии, а ведь любой спортсмен знает, насколько велика в подобных случаях опасность «перегореть», расслабиться.

И все-таки, когда на следующее утро наконец-то подошла его очередь, Виктор, хотя и волновался, но не растерял боевой настрой. Взлетел, набрал высоту, определился по заранее намеченным ориентирам. Видимость, на счастье, вполне приличная, только вот ветер уж очень порывистый, так и норовит вынести самолет из зоны. Ну, «яковлев», не подведи!.. Первую фигуру — управляемую полубочку на восходящей вертикали — выполнил вроде бы нормально. «Лиха беда — начало», — мелькнуло в сознании.

Он очень старался все делать так же, как на тренировочных сборах. Казалось бы, каждое движение, каждый жест, повторенный тогда десятки и десятки раз, отработан до автоматизма. Почему же сейчас на какую-то долю секунды раньше, чем нужно, ты нажимаешь на педаль, а еще через несколько мгновений с запозданием сбрасываешь газ? И чувствуешь, что четкой остановки при выходе из фигуры не получилось. Ну, а уж если сам замечаешь, тогда что же говорить о судьях?

Огрехи, осечки, сучки да задоринки… Пусть их не так много, пусть они не слишком очевидны. Но ведь дома, на сборах в Ессентуках, все получалось значительно лучше — четко и слаженно. Почему же, почему? «Здесь тебе пока мешает подсознательная робость, неизжитая скованность, — скажет потом Касум Гусейнович. — Это болезнь роста. Она неизбежна, но излечима. Со временем».

…Когда арбитры подвели итоги выполнения первого комплекса, выяснилось, что Смолин занял тринадцатое место. Это было совсем неплохо, если учесть, что Виктор сумел обогнать опытного пилота из ФРГ Вольфганга Даллаха, очень сильных чехословацких спортсменов Иржи Саллера и Отакара Иозевчака, лидера французской команды Луи Пена.

По итогам первого упражнения команда США опережала наших спортсменов более чем на четыреста очков. Такое начало настораживало, тем более, что американцы показали очень плотные результаты и все вошли в десятку сильнейших.

А впереди между тем был самый сложный этап чемпионата — «темный» комплекс. Не только новички, но и бывалые пилотажники с опаской относятся к сюрпризам этого упражнения. Основная каверза кроется все-таки не в недостатке времени для ознакомления с ним (всего сутки!), а в том, что соперники, предлагая для включения в комплекс ту или иную фигуру, стараются найти именно то, что труднее всего выполнить самолетам других команд. Самая современная машина не идеальна в пилотажном отношении. У любой есть своя ахиллесова пята. Зная ее, конкуренты и стремятся обычно включить в «темный» комплекс неудобную для выполнения на самолете соперника фигуру.

Однако никакие подвохи соперников не могли теперь «вышибить из седла» Смолина. Вот ведь как много значит иногда удачное начало! Конечно, его тринадцатый результат — не бог весть какое достижение с точки зрения умудренного опытом ветерана высшего пилотажа. Виктор понимал, что трудности только начинаются, что впереди его ожидают куда более серьезные испытания. И все-таки достигнутого оказалось достаточно, чтобы уверовать в свои силы.

Они с Нажмудиновым многократно «прокрутили» на земле каверзный комплекс, и когда настало время старта, Виктор как будто видел перед собой схему упражнения — всю, до последнего штриха. Теперь он мог без запинки читать с листа только что заданный урок. Летал поэтому спокойно и уверенно.

Хорошо пилотировал Михаил Молчанюк, занявший пятое место. Евгений Фролов показал одиннадцатый результат, а Смолин стал двенадцатым. Вот когда особенно весомыми оказались внесенные им в общую копилку очки!

В командном зачете по-прежнему лидировали американские спортсмены. Но теперь непосредственно за ними шла уже команда ЧССР, а наша откатилась на третью позицию.

Когда вечером все собрались в холле гостиницы, Нажмудинов как всегда твердо и спокойно сказал:

— Завтра произвольная программа. Она была и остается нашим «коньком». Я верю, что вы докажете это еще раз и будете сражаться до последнего. Мы по-прежнему сохраняем реальные шансы на первенство. Конечно, будет нелегко, даже очень… Но ведь нам негоже бояться трудностей. Нужно идти им навстречу, преодолевать.

Виктор слушал тренера и поразился совпадению: ведь такую фразу, почти слово в слово, сказал ему когда-то другой человек и совершенно в другой обстановке…

Случилось это еще в школьные годы. Сосед Смолиных, Северьян Петрович Тимофеев, в пору летних каникул частенько бродил вместе с ребятами по окрестностям Тосно.

Он прекрасно знал историю родного края, рассказывал школьникам много увлекательного и поучительного о его революционном прошлом, о недавних военных годах. Вот и в тот раз остановились юные туристы на ночевку в лесу, у самого берега Пендикова озера. Ловили рыбу, играли в волейбол и лапту, пели любимые песни. А едва расположились у весело потрескивающего костра, Володя Колупанов спросил:

— Северьян Петрович, а как вы своего первого «мессера» сбили?

Да, было о чем вспомнить ветерану в тот летний мирный вечер у пионерского костра. Вот уж и луна взошла, и на смену сумеркам пришла ночь, а он все рассказывает. О первом сбитом вражеском самолете и о самом последнем бое над землей поверженной в прах фашистской Германии. Память сердца с годами не тускнеет.

На исходе ночи, когда ребята досматривали предутренние сны, Виктор дежурил у костра. Взволнованному воспоминаниями Северьяну Петровичу не спалось. Коротали время вдвоем.

— Трудно приходилось вам на фронте, Северьян Петрович, — посочувствовал Виктор.

— Трудно, говоришь? Что ж, на войне как на войне. Только вот что я скажу тебе, сосед. И на фронте, и в мирное время негоже сторониться трудностей.

Тимофеев задумался на минуту и продолжал:

— Вот, например, ты знаешь, как взлетает самолет? Правильно, против ветра. Встречный ветер поднимает его над землей, а для человека трудности — тот же встречный ветер. Не пугайся его, иди ему навстречу, преодолевай! Только так можно подняться в жизни над разными мелочами, достигнуть высокой цели.

…Как же много значит для человека вовремя сказанное умное и ободряющее слово! Теперь, в Ческе-Будеёвице, как и тогда у Пендикова озера, чувствовал Виктор уверенность и решимость не сдаваться, бороться, выложиться до предела. Не случайно так тщательно готовили они с Нажмудиновым этот произвольный комплекс. Недаром столько времени и сил отдал Смолин упорным тренировкам. Вот и сейчас он прекрасно справился с начальными фигурами, уверенно продолжал свою произвольную программу. В заключительной части упражнения выполнил несколько труднейших элементов, и среди них — плоский штопор. Для дебютанта мирового первенства это был несомненный успех: Виктор занял в произвольной программе восьмое место.

Впервые вошел он в десятку сильнейших. Но самое главное — своим результатом подкрепил хорошие выступления товарищей, внес заметную долю в актив команды. Как и ожидалось, заключительный этап полуфинала наши летчики провели значительно сильнее предыдущих.

Пришла пора подвести итоги командного первенства. По сумме баллов в трех комплексах победу среди одиннадцати мужских команд одержали на этот раз наши чехословацкие друзья. Второй результат показали летчики США. Мощный спурт советских спортсменов позволил им войти в число призеров. Уступив американцам менее трехсот семидесяти пяти очков (при общей сумме, превышающей сорок две тысячи), они по праву завоевали большие бронзовые медали. И немалую роль сыграли в этом очки, принесенные новичком Виктором Смолиным.

Наши женщины первыми стали обладательницами чемпионских титулов в командном зачете. Спортсменки Франции заняли вторую позицию, хозяйки чемпионата остались на третьем месте.

Итак, по сравнению с 1976 годом, мужская сборная СССР сделала два шага назад. И все-таки команда советских летчиков доказала, что обладает достаточным резервом моральной стойкости. И не этот ли резерв помог четверым пилотам нашей сборной — Егорову, Фролову, Молчанюку и Смолину войти в число шестнадцати лучших, получить право на участие в финале чемпионата?

После трех упражнений Виктор занимал восьмое место в личном зачете. Для новичка результат, конечно, прекрасный. А девятое место в финале значительно укрепило его положение в лидирующей группе. Впечатляющее сочетание выдержки и мастерства вновь продемонстрировал Игорь Егоров, завоевавший вторую бронзовую медаль. Хорошо летали и другие наши финалисты.

Итак, IX чемпионат мира по высшему пилотажу на спортивных самолетах завершился. Большую золотую медаль ФАИ и кубок Арести международное жюри присудило чехословацкому спортсмену Ивану Тучеку. Виктор Смолин занял почетное пятое место в личном зачете. Уже несколько лет спустя я как-то спросил Нажмудинова:

— Почему вы взяли на чемпионат в Ческе-Будеёвице именно Смолина? Чего можно было ожидать от дебютанта?

Он ответил:

— Прежде всего, стабильности. Той самой устойчивости, ровности в пилотаже, которые он уже в то время систематически показывал и на тренировочных сборах, и на соревнованиях. Трудно было, конечно, заранее поручиться, что Смолин займет столь высокое место в личном зачете. Тем более, что от отдельных неудач не застрахован ни один спортсмен. Но я уверенно ожидал от него солидных очков в командную копилку. Он оправдал эти ожидания.

Да, редко кому удавалось вот так, с ходу, войти в первую десятку сильнейших пилотажников мира. Поэтому чемпионат в ЧССР обоснованно и безоговорочно утвердил Смолина в роли одного из лидеров сборной команды страны. В этом заключался внешний, видимый для всех результат его успеха. Однако для него самого куда важнее представлялось внутреннее, качественное содержание события.

В. Смолин и чехословацкий спортсмен И. Тучек в перерыве между полетами.

Две недели бескомпромиссных схваток с ведущими асами самолетного спорта обогатили его опыт не меньше, чем месяцы и даже годы упорных тренировок. Значительно расширился диапазон приемов и методов пилотирования. На новую ступень поднялось умение распределять свои силы на марафонской дистанции. Более гибкой и разнообразной стала тактика прохождения различных ее этапов. Таким образом, пятое место Виктора на этом чемпионате явилось своеобразным аттестатом на пилотажную зрелость. Неизмеримо вырос он за эти две недели как человек. В перипетиях ожесточенной спортивной борьбы все отчетливее проявлялись такие черты его нравственного облика, как твердость духа, упорство в достижении цели, воля к победе.

С отрадным чувством возвращался Виктор из Чехословакии: не подвел товарищей и тренеров. Все, что довелось испытать и пережить в Ческе-Будеёвице, отныне становилось неотъемлемой частицей его внутреннего «я». Это накопленное богатство необходимо в первую очередь использовать в работе с курсантами, — такую задачу он поставил перед собой как инструктор Ленинградского аэроклуба ДОСААФ. Немало нового мог он теперь внести и в пилотажную подготовку, и в воспитание морально-волевых качеств подопечных.

Однако уже тогда не забывал и о другой, не менее важной цели. В составе сборной страны нужно было готовиться к ответственным товарищеским встречам с летчиками социалистических стран. По результатам этих соревнований тренерам предстояло сформировать национальные команды для участия в чемпионате Европы 1981 года.

…Как обычно, все участники очередного тренировочного сбора съехались в Москву. В последний вечер перед отъездом из столицы решено было организовать культпоход в театр на Малой Бронной. И вдруг Виктор попросил:

— Продайте мой билет, ребята. Не знаю, когда теперь буду в Москве, а очень нужно съездить… тут… в одно место…

Все шумно запротестовали, а кто-то шутливо сказал:

— Ну, чего пристали? Не понимаете разве, что у него свидание?

Что ж, он был прав, этот шутник. Виктор действительно собирался на свидание. С очень дорогим для него человеком.

…Он доехал на метро до «Проспекта Мира». Буквально в нескольких десятках метров от оживленной магистрали испокон веков пролегал типичный московский переулок — тихий и незаметный. Теперь это место рядом с громадой нового спортивного комплекса «Олимпийский» неузнаваемо изменилось. Собственно говоря, от переулка остались лишь два строения — старинная церковь и школа, построенная в тридцатых годах. На стене школы сохранилась табличка: «Пальчиков переулок, 17». А перед ее фасадом, на гранитном постаменте, высится бюст из черного мрамора.

На мемориальной доске выгравировано: «В этой школе с 1935 по 1941 год учился дважды Герой Советского Союза летчик-космонавт СССР инженер-полковник В. М. Комаров. Погиб при завершении испытательного полета 24 апреля 1967 года». Скульптор придал чертам лица космонавта строгую торжественность и подчеркнул сосредоточенность. Вероятно, именно этого требовал авторский замысел: сохранить для будущих поколений возвышенный образ одного из первопроходцев космоса. Но Виктор знал другого Владимира Комарова. С открытым подвижным лицом, согретым доброй, сердечной улыбкой. С лукавинкой умных лучистых глаз. С подкупающей простотой в обращении, в разговоре с окружающими. Именно таким был он в тот памятный день, когда вместе с Германом Степановичем Титовым пришел на встречу с ребятами в ленинградский Дворец пионеров.

С жадностью ловил Виктор каждое слово космонавтов о непростой подготовке к рейсам на околоземной орбите. Потом Владимир Михайлович вспоминал различные эпизоды полета, говорил о красоте Земли. Никогда не забыть Виктору того душевного подъема, который он испытал, слушая Комарова. Никогда не утратить чувства благодарности к тому, кто еще выше поднял его мечту о небе.

А тогда… Тогда ребята тесным кружком обступили космонавтов. Всем хотелось встать поближе к ним, поговорить, поделиться своими заветными мечтами, планами, делами. Виктор тоже многое мог бы рассказать. О том, например, как они в Тосненском юношеском клубе космонавтики «Икар» изучают специальную литературу, посвященную межпланетным перелетам. Как под руководством Василия Александровича Румянцева сами смастерили для тренировок батут, рейнское колесо и некоторые другие снаряды. Только вот центрифуги у них, к сожалению, пока нет…

Незаметно пролетело время встречи, пришла пора расставания. И Виктор наконец решился. Улучив удобный, как ему показалось, момент, он протянул стоявшему рядом Комарову его фотографию и попросил с запинкой:

— Пожалуйста… на память…

Быстро взглянув на парнишку, Владимир Михайлович понимающе кивнул и все с той же приветливой улыбкой расписался на фотографии:

— Память всегда должна быть крепкой и долгой, верно?

Да, память о той встрече крепка и долга. Точнее — ей нет и не будет конца. Потому-то не мог не прийти Виктор сегодня в Пальчиков переулок, потому-то придет он сюда еще не раз и не два. Как приходят на встречу к тем, от кого приняли жизненную эстафету: ведь он стал курсантом Ленинградского аэроклуба ДОСААФ в год гибели Владимира Михайловича.

А на пороге его новой жизни стояли тогда два близких и дорогих ему человека — отец и Василий Александрович Румянцев. Перед отъездом Виктора в Ленинград Валентин Ильич крепко обнял сына:

— Ты знаешь, что в юности я тоже мечтал стать летчиком. Помешала проклятая война… Ну что ж, зато теперь ты осуществишь нашу мечту!

Василий Александрович, провожая воспитанника, сказал только:

— Молодец! Иного решения от тебя не ждал.

…Курсанты-первогодки. В группе летчика-инструктора Ленинградского аэроклуба ДОСААФ Александра Кудрявцева их было семеро. Рабочие и инженеры ленинградских заводов, учащиеся ПТУ, студенты. И среди них — Виктор Смолин, студент вечернего факультета Ленинградского института авиационного приборостроения. Разные судьбы у ребят, несхожие характеры. А в небо дорога у всех одна.

Кудрявцеву были по душе целеустремленность и солидная теоретическая подготовленность курсанта Смолина. Конечно, еще слишком рано было говорить о стабильности в выполнении им каждого полетного задания. Недостаточный запас практических навыков, естественное для начинающего пилота волнение зачастую сковывали действия Виктора в воздухе, приводили к ошибкам.

Но чем дальше продвигался он по пути освоения учебной программы, тем увереннее становился его почерк, тем меньше претензий мог высказать ему инструктор после очередного вылета. И вот наконец первая ступенька успешно преодолена: в 1968 году Виктору присвоили самый скромный, третий разряд.

…Кудрявцев уже вывозил Смолина в зону на Як-18А. Но прежде чем приступить к выполнению переворота, штопора и других обязательных фигур, учитель и ученик подолгу готовились на земле. Вычерчивали схему упражнения, потом «проигрывали» все эволюции с макетом самолета в руках. После этого наступало время занятий на тренажере. Под контролем наставника Виктор репетировал свои будущие действия в кабине. Осмысливал каждый маневр, шлифовал каждый жест.

Казалось бы, все десятки раз отрепетировано, выверено, рассчитано. И все же малейшая неуверенность новичка в воздухе может обернуться непредсказуемыми последствиями. Вот почему, когда они наконец поднимались в зону, все эти действия выполнял опять-таки инструктор. Виктор только мысленно дублировал их, хотя его рука «ходила» вслед за ручкой управления, а ноги двигались вместе с педалями. И так до тех пор, пока наставник не убеждался, что ученик до конца осмыслил и до автоматизма отработал все пилотажные элементы фигуры. Только тогда наступал его час.

Едва взлетев, нужно в считанные мгновения как можно точнее определить воздушную обстановку и свое место в пространстве. Хозяин неба обязан учесть буквально все: откуда и с какой скоростью дует ветер, на какой высоте плывут облака, где и в каком положении по отношению к земле находится сию секунду его самолет. Только тогда сможет он действительно по-хозяйски распорядиться машиной, успешно осуществить то, что было заранее задумано. Вот почему необходима такая длительная и тщательная подготовка летчика-спортсмена. По сложности содержания, трудности освоения, необычности условий самолетный спорт, пожалуй, не имеет себе равных среди других авиационных видов спорта.

…Методично и последовательно шел в то время Смолин к двуединой цели. В институте каждый год начинал новый курс, в аэроклубе — добивался права на следующий разряд. Разумеется, очень трудно порою приходилось в воздухе, но не легче было и на земле. Лекции, семинары, лабораторные работы отнимали у студента Смолина столько времени, сколько оставалось у курсанта Смолина от теоретических занятий, полетов и парашютной подготовки.

В земных сутках всего лишь двадцать четыре часа, а жизнь предлагала все более стремительный темп, ставила все новые задачи, требовала принятия все более ответственных решений.

Чтобы успешно справиться с этим, нужно было обладать определенным сочетанием не только физических, но и нравственных качеств, среди которых не последняя роль принадлежала организованности и внутренней стойкости. Эти завидные качества Виктора в полной мере проявились и тогда, когда он уже летал в группе тренера сборной команды Ленинграда Юрия Карташева, и когда стал чемпионом города.

Как пилотажник Смолин впервые привлек внимание Касума Гусейновича Нажмудинова на чемпионате страны 1972 года. Конечно, наметанный глаз старшего тренера сборной страны не мог не подметить некоторой неуверенности почерка молодого ленинградца. Но ведь такой недостаток — явление временное. Опыт — дело наживное, он приходит с годами.

С самого начала тренировок в составе сборной новичок не ограничивался добросовестным выполнением советов и рекомендаций тренера «от сих до сих». Не становился в позицию ученика, пассивно ожидающего очередного урока пилотажной премудрости. Едва попав в коллектив сильнейших мастеров воздушной акробатики, он уже зорко подмечал и жадно впитывал все новое, доселе неизведанное, достойное внимания и подражания. Практические навыки систематически закреплял, самостоятельно изучая специальную литературу.

Всем окружающим импонировала доходящая порой до максимализма требовательность Виктора к себе. Подкупало его неустанное стремление к самоусовершенствованию. Вызывал уважение постоянный настрой на дело, которое этот человек выбрал для себя на всю жизнь. Так все более убедительно доказывал Виктор Смолин и на тренировках, и на состязаниях свое право носить высокое звание члена сборной команды страны.

К этому времени он уже окончил институт. Сначала работал специалистом по приборам в своем родном аэроклубе. Но чем дальше, тем больше убеждался: его место — в небе. И получилось так, что начало тренировок Смолина в сборной страны совпало с другим знаменательным событием — он стал летчиком-инструктором Ленинградского аэроклуба ДОСААФ.

…В июле 1981 года в Ческе-Будеёвице Виктор принял участие в традиционных соревнованиях летчиков социалистических стран. Они сыграли роль генеральной репетиции перед чемпионатом Европы, который состоялся в августе в Австрии. Сюда прибыли спортсмены из тринадцати стран континента. В личном зачете соперничали тридцать два мужчины и девять женщин. Девять мужских коллективов оспаривали командное первенство. Нашу страну кроме Смолина представляли Юргис Кайрис и Евгений Фролов.

Условия соревнований оставались традиционными, но порядок выполнения комплексов по решению Международной авиационной федерации был изменен. Отныне на всех чемпионатах Европы и мира следом за обязательным известным упражнением разыгрывалось произвольное, а обязательный неизвестный комплекс становился третьим номером полуфинала. Теперь, если погодные условия или какие-либо другие объективные причины помешали бы довести чемпионат до конца, жюри имело возможность определить победителей по результатам начальных упражнений — одного обязательного и одного произвольного.

Виктор уже не чувствовал себя новичком, как три года назад на чемпионате мира. С тех пор он значительно повзрослел. Объективная оценка собственных пилотажных возможностей, знание реальных сил друзей из социалистических стран, трезвый анализ уровня подготовленности наиболее сильных соперников из ФРГ, Швейцарии, Франции — вот «три кита», на которых покоилась теперь его убежденность, что в любом упражнении он сможет войти в шестерку лучших.

Уверенность и предельная сосредоточенность владели Смолиным, когда он садился в самолет, надевал шлемофон, пристегивался ремнями. Десятки раз крутил он фигуры обязательного известного комплекса в Борках, Ессентуках, Ческе-Будеёвице. И вот наконец решающие минуты… Ну, поехали! Он действовал спокойно и уверенно, как на тренировках. Схема комплекса укреплена на приборной доске. Однако сейчас не только порядок выполнения фигур, но и последовательность буквально всех элементов запрограммирована в его мозгу. А вымуштрованная мускульная «память» руководит теперь каждым жестом. И все же…

— И все же удалось тогда далеко не все, — вспоминает Виктор. — До образцово-показательного выступления я так и не дотянул. Сколько-нибудь заметных ошибок, правда, не допустил, но вот отдельные шероховатости были.

«Отдельные шероховатости», разумеется, несколько снизили оценку, но, несмотря на это, сумма полученных Виктором баллов оказалась очень высокой: три тысячи девятьсот пятьдесят восемь и восемь десятых очка. А конкуренты между тем делом доказывали, что так же отчетливо понимают важность первого этапа чемпионата. Прекрасно пилотировали Иржи Саллер и обладатель кубка Бьянкотто швейцарец Эрик Мюллер. Потом настала очередь Штрессенройтера.

Западногерманский летчик выступал на Злин-50, машине предельно чуткой в управлении. Он летал очень солидно, строго выдерживал взятый с самого начала темп. Казалось бы, все шло хорошо. Однако даже такой опытный пилотажник все-таки допустил несколько погрешностей в самом конце комплекса. И заплатил за это дорогой ценой: арбитры выставили ему три тысячи девятьсот двадцать пять и четыре десятых очка.

Итак, Штрессенройтер оказался в роли догоняющего. Правда, «положительное сальдо» в пользу Смолина выражалось суммой минимальной — всего тридцать три и четыре десятых очка, но ведь кроме выигрыша в очках был еще и чисто моральный перевес. Получилось так, что Виктор уже в одном из обязательных комплексов оправдал ожидания Нажмудинова и переиграл самого реального противника.

Впрочем, может быть, оба они переоценили потенциальные возможности спортсмена из ФРГ? Может быть, в борьбе за чемпионский титул опасность подстерегала их совсем с другой стороны? Эти вопросы возникли сразу же после выступления Петра Йирмуса. Чехословацкий летчик великолепно справился с упражнением и возглавил лидирующую группу, опередив Смолина на семнадцать и четыре десятых очка.

Многие тогда предсказывали, что этот результат не удастся превзойти никому. Но вот последним среди советских участников принял старт дебютант команды, воспитанник Вильнюсского аэроклуба ДОСААФ Юргис Кайрис, и произошла подлинная сенсация, подумать только, три тысячи девятьсот восемьдесят пять и одну десятую очка набрал Юргис в самом первом упражнении на первом в своей жизни чемпионате континента и… стал чемпионом! Больше никаких неожиданностей в распределении мест среди лидеров не произошло. Петр Йирмус завоевал серебряную медаль, Виктор Смолин — бронзовую.

Впереди был второй этап чемпионата. Виктор всегда отдавал предпочтение произвольным упражнениям перед обязательными комплексами. Среди сотен фигур каталога Арести каждый раз находил новинки, заставляющие осваивать все более сложные пилотажные элементы и таким образом помогающие не только с большей полнотой раскрыть свое творческое «я», но и показать его с неожиданной стороны. По этому перспективному пути пошли они с тренером и во время подготовки к чемпионату в Австрии. Создали и отрепетировали программу, которая отличалась композиционной широтой и зрелищной оригинальностью и которая принесла Виктору победу, он впервые стал чемпионом континента в этом упражнении. Серебряную медаль получил Штрессенройтер, бронзовой награды был удостоен Фролов.

Итак, если бы по каким-то непредсказуемым и чрезвычайным обстоятельствам спортсмены не смогли продолжить борьбу, новые правила позволили бы жюри уже по итогам двух комплексов определить, «кто есть кто» в европейской табели о рангах. Тогда подсчет очков принес бы такие результаты. В личном зачете список участников возглавлял Смолин. Штрессенройтер проигрывал ему сто шестнадцать и шесть десятых очка, Йирмус — немногим более двухсот, а Саллер около двухсот пятидесяти очков. В командном зачете наши летчики опережали швейцарцев более чем на пятьсот очков, спортсменов ФРГ — почти на семьсот, чехословацкие пилотажники замыкали четверку сильнейших коллективов континента.

Внешне все выглядело вполне благополучно. На промежуточном финише советская команда прочно удерживала первенство, а Смолин не только не позволил западногерманскому конкуренту выйти вперед, но еще больше увеличил отрыв. Сто шестнадцать очков… Много это или мало? Виктор мог ответить на этот вопрос без колебаний: очень мало! Потому что хорошо знал: коронным номером в тактическом запаснике конкурента, несомненно, был неизвестный обязательный комплекс. На всех соревнованиях высшего ранга именно в «темном» он стабильно показывал великолепные результаты, а в 1978 году стал в этом упражнении чемпионом мира.

Разумеется, за три года Смолин вырос неизмеримо. Но ведь и мастерство соперника наверняка окрепло. Кроме того, на его стороне оставалось психологическое преимущество — оправданная многолетней практикой уверенность непревзойденного исполнителя этого упражнения. Так в сюжетной канве чемпионата завязывался кульминационный узел. И вряд ли кто-нибудь рискнул бы более или менее определенно предсказать перипетии приближающейся схватки, а тем более развязку спора двух примерно равных по силе бойцов.

Спортсмен из ФРГ не упустил свой шанс. Упражнение, ставшее известным лишь за сутки до старта, он выполнял без предполетной подготовки так уверенно и с такой четкостью, будто знал его и репетировал заранее. Сумел показать великолепный результат — три тысячи шестьсот семьдесят пять и семь десятых очка, то есть всего на семь очков ниже, чем в 1978 году, когда стал чемпионом мира в этом упражнении.

Смолин принял вызов. Он трезво оценивал соотношение сил и понимал, что пока еще уступает конкуренту в отдельных компонентах неизвестного комплекса. Однако не напрасно ведь на тренировочных сборах было отдано столько времени и сил освоению, совершенствованию техники пилотирования штопорных и других сложных фигур.

В тот памятный день, 20 августа 1981 года, Виктор летал на пределе своих возможностей. Выкладывался до конца. Боролся изо всех сил, чтобы на самом ответственном этапе дистанции подойти как можно ближе к результату соперника. Особенно тщательно старался он выполнить головокружительную композицию штопорных вращений. Боевой настрой, четкая нацеленность и напористость помогли Виктору показать все лучшее, что было в его арсенале воздушного бойца. Он добился второй суммы баллов в обязательном неизвестном упражнении. Да, почти сто сорок очков отделили чемпиона Европы в «темном» комплексе Штрессенройтера от серебряного призера Смолина.

Завершилась полуфинальная часть чемпионата. Теперь по результатам трех упражнений предстояло определить победителей в командном зачете и финалистов — в личном. Очень ровно и уверенно выступавшие Виктор Смолин, Евгений Фролов и Юргис Кайрис завоевали золотые медали чемпионов континента в командном зачете. Все три советских летчика вышли в финал. Почти пятьсот очков уступила нашему коллективу команда ФРГ. Бронзовыми призерами стали пилоты из Швейцарии.

А в личном зачете перед решающим, финальным комплексом в лидеры пробился Штрессенройтер. После его внушительной победы в третьем раунде фора Смолина растаяла. Теперь уже западногерманский летчик имел перед ним преимущество в двадцать два с половиной очка. Остальные претенденты значительно отстали от ведущего дуэта.

Для Смолина в его положении догоняющего спурт оставался единственно возможным и необходимым тактическим приемом. Специфика финального упражнения давала лидеру советской команды сравнительно небольшую, но достаточно реальную надежду на успех. Здесь он чувствовал себя куда сильнее, чем в неизвестном комплексе. Четырехминутную произвольную программу предстояло выполнить, что называется, на одном дыхании. Оригинальность сложных элементов ценилась судьями тем выше, чем ярче и непринужденнее проглядывался артистизм пилотажного почерка. Именно в этой способности не просто показать калейдоскоп технично прокрученных пассажей, а творчески интерпретировать цельную, законченную композицию и заключался потенциальный резерв Смолина. Он сумел использовать этот резерв.

Несмотря на свинцовую усталость, вопреки тягостному грузу ответственности, ему удалось элегантно и выразительно подчеркнуть свежесть и неповторимость сюжетного развития своего финального комплекса. Летавший позже Штрессенройтер продемонстрировал очень содержательную программу. Однако выступлению лидера западногерманской команды явно недоставало композиционной цельности и пилотажной непринужденности. Видимо, слишком много сил затратил он на предыдущем этапе состязаний. И теперь, на финишной прямой, его обогнали несколько спортсменов.

Завершили спор сильнейшие пилоты континента. И первым среди них был торжественно назван советский спортсмен Виктор Смолин. Новый абсолютный чемпион Европы обошел серебряного призера Штрессенройтера в сумме многоборья на шестьдесят пять с половиной очков.

Этот чемпионат стал для Смолина вторым после Ческе-Будеёвице курсом пилотажной академии. И здесь буквально каждый вылет давал обильный материал для размышлений над своими и чужими ошибками, заставлял анализировать, сравнивать, делать выводы. Продолжалось воспитание таких необходимых качеств, как холодная наблюдательность и трезвая расчетливость, способность объективно оценивать собственные силы и возможности представителей других творческих школ и направлений. Виктор понимал, что предметные уроки закаливания воли и формирования характера воздушного бойца имеют для него неоценимое практическое значение в преддверии чемпионата мира 1982 года.

Да, многое еще предстояло осмыслить по горячим следам только что пережитых событий. А пока… Пока его встретил напряженный ритм ленинградских проспектов, уютный покой тосненских улочек. Впереди был отпуск — пора грибных походов, «тихой охоты» с фоторужьем, долгожданной рыбалки в излюбленных заводях Пендикова озера…

Многим из этих заветных замыслов так и не суждено было сбыться. Оказалось, что и на уютных улочках Тосно «покой нам только снится». Почти сразу же после приезда Виктора веранда Смолиных снова превратилась в «филиал» Дома пионеров. Местные ребята давно уже носились с идеей смастерить свой собственный дельтаплан. Вот Виктор и взялся руководить этой работой.

Как и несколько лет назад, целыми днями почти не закрывалась калитка их дома. Сюда несли материалы и части будущего летательного аппарата. Здесь из сочлененных дюралевых трубок рождался его остов. Здесь обретал он крылья из лавсана. А в минуты отдыха абсолютный чемпион Европы рассказывал притихшим мальчишкам и девчонкам о недавних мирных сражениях над австрийским аэродромом, показывал завоеванные там награды. И кто знает, может быть, в блеске этих медалей видели многие из них и свой завтрашний день…

— Эта увлекательная работа с ребятами доставляла мне, пожалуй, не меньше радости, чем им, — говорит Виктор Валентинович. — И вообще вспоминаю те дни с каким-то особенным удовольствием. Я тогда частенько ловил себя на мысли, что и сам сбрасываю лет этак пятнадцать. Чудесное это ощущение — по-настоящему отдохнуть душой. Тем более, что вскоре предстояло начать тренировки перед чемпионатом мира. Мы знали, что он состоится в августе восемьдесят второго в Австрии.

Для Смолина, как и для других членов сборной, подготовка к этим состязаниям началась еще в феврале. Я приехал на аэродром Борки, когда тренировочный сбор был уже в полном разгаре.

Пока разведчик совершал обычную предполетную рекогносцировку, пилоты ожидали начала стартов в небольшом павильончике. Яростно гудело, билось в железные бока печурки белесое пламя, было тепло и уютно. Я исподволь наблюдал за Смолиным. Он оживленно разговаривал о чем-то с Юргисом Кайрисом. Оба временами сосредоточенно вглядывались в схему комплекса и, вероятно, мысленно проигрывали какие-то элементы, которые предстояло отрабатывать сегодня в зоне. Потом прерванный диалог возобновлялся.

До меня долетали только отдельные слова, обрывки фраз. По ним можно было понять: Виктор что-то терпеливо и настойчиво объясняет товарищу. Но вот в его руке появился миниатюрный самолетик, которым начал выполнять эволюции. Горизонтальную восьмерку сменяла штопорная полубочка на вертикали, а выход из перевернутого полета завершался петлей Нестерова. Пристально следивший за каждой фазой упражнения Кайрис понимающе кивал головой…

Все эти и многие другие фигуры я увидел вновь, когда наблюдал за тренировкой со стартово-командного пункта. В голубой дали Як-50 тоже казался игрушечным, и создавалось впечатление, будто чья-то исполинская, невидимая с земли рука уверенно и властно понуждает его то круто взмывать по восходящей вертикали, то, беспорядочно перемещаясь сразу в трех плоскостях, стремительно падать вниз.

— Твердая рука у Виктора, — будто отвечая на мои мысли, заметил руководитель полетов Олег Иванович Синельщиков. — Да и вообще Смолина сразу можно узнать по почерку. Уверенно пилотирует, солидно, и вместе с тем… как бы это поточнее определить?.. Филигранно, что ли… Да, а достигается такое изящество, извините, через сто потов…

Вот так, по «кусочкам», собирал Виктор фигуры обязательного известного комплекса, утвержденного на тот год Международной авиационной федерацией. После зимних стартов наступила пора весенних. И опять — на этот раз в Ессентуках — тренировки, тренировки, тренировки… Но теперь уже из отдельных «кусочков» складывался, вырисовывался, рождался как нечто единое, законченное целое комплекс.

— Мы готовились тогда вместе, — рассказывал один из самых молодых участников сборной Роландас Паксас. — Мне, новичку в команде, особенно пришлась по душе постоянная готовность Смолина к сопереживанию, к искренней поддержке младшего товарища. Бывало, он не уйдет с летного поля, пока не посмотрит мое упражнение. А потом квалифицированно и на редкость деликатно, тактично подскажет, какие промахи и как именно лучше устранить. С другой стороны, сам он, тогда уже абсолютный чемпион Европы, всегда был готов выслушать и принять к сведению замечание или совет любого из окружающих. Такое отношение к оценке недостатков — без обид и капризов — свойственно, к сожалению, далеко не каждому. Мне кажется, что в основе этого качества Виктора Валентиновича лежит горячая любовь к делу, рационализм в лучшем смысле этого слова.

Дорога на чемпионат мира-82 началась с летного поля Тушинского аэродрома столицы. В то ясное августовское утро тишину еще не проснувшегося города разорвал рокот моторов. К старту готовились пять самолетов: Як-55, три Як-50 и Ан-2. Поднявшись в воздух, они сделали прощальный круг над Москвой и взяли курс на юго-запад…

Местом проведения этого чемпионата мира стал аэродром, расположенный в сорока километрах от Вены. А жили спортсмены неподалеку, в одном из отелей небольшого курортного городка.

С самого начала Смолина не покидало ощущение, что Тосно и этот городок, при всей их несхожести, таят в себе что-то общее. Только когда их привезли на облет аэродрома, наконец-то понял: ромашки!.. Совсем рядом со взлетной полосой зеленое поле было сплошь испещрено золотисто-белыми пятнышками. И таким привычным, таким безмятежно-спокойным повеяло от этого неожиданного здесь пейзажа, что Виктору внезапно захотелось хотя бы на несколько минут расслабиться. Бездумно полежать на изумрудном ковре земли, полной грудью вдыхая аромат разнотравья и этой скромной желтоголовой принцессы лугов.

…Помнится, он перешел в четвертый или пятый класс, когда отец впервые взял его с собой на сенокос. Учил отбивать косу, показывал, как правильно держать ее, чтобы при косьбе не было огрехов.

— Папа, ведь ты инженер. Почему же ты умеешь косить? — спросил Виктор.

— Все мы живем на земле, сынок, и кем бы ты ни был, нужно любить ее и уметь работать на ней, — ответил Валентин Ильич.

С тех пор каждое лето косили они на своем лугу, сплошь усеянном ромашками…

А на флагштоках аэродрома уже развевались флаги пятнадцати стран-участниц. На состязаниях по высшему пилотажу рекордов не устанавливают. Однако еще до того, как первый самолет поднялся в небо, своеобразный рекорд зафиксировала мандатная комиссия чемпионата: к стартам допущен восемьдесят один летчик. Это тоже был своеобразный рекорд.

Наиболее представительный по числу участников, этот чемпионат с полным правом мог считаться действующей экспозицией самой современной авиационной техники. Наши спортсмены, правда, пока не изменили своему испытанному Як-50. Одной из наиболее распространенных машин остался также чуткий и маневренный Злин-50Л. Кроме чехословацких летчиков на нем пилотировали румыны, венгры, поляки, испанцы. Сохранил верность «злину» и Штрессенройтер.

Большая часть мужской команды США — одного из основных соперников наших летчиков в борьбе и за личное, и за командное первенство — перешла на новую технику. Лео Лауденслагер и Джеймс Робертс пересели на «Лазеры», Генри Хейг — на «Лазер Суперстар», а обладатель большой серебряной медали чемпионата мира 1978 года Кермит Викс — на самолет собственной оригинальной конструкции.

На судей эта демонстрация новейшей техники, по всей видимости, произвела впечатление. Во всяком случае, на оценки арбитры не скупились. Особенно хорошо летал Генри Хейг. Наши пилоты и тренеры прекрасно знали этого американского спортсмена по чемпионатам прошлых лет. Со времени последнего из них миновало уже четыре года. Тогда, в Ческе-Будеёвице, он выступал очень удачно, и только шестнадцатое место в «темном» комплексе помешало ему войти в число призеров. Теперь, после такого значительного перерыва было трудно оценить степень подготовленности любого летчика. И все же плотность результатов ведущих зарубежных спортсменов настораживала. Такая раскладка сил чем дальше, тем больше становилась убедительным свидетельством высокого уровня их подготовленности.

Но и советская команда приняла старт вполне успешно. С настроением, уверенно и технично пилотировали Юргис Кайрис и Николай Никитюк.

Потом подошел черед Смолина. Пока садился в кабину, им владело чувство трезвой, расчетливой уверенности. И только благодаря ей не растерялся Виктор в самом начале упражнения: на высоте плотная синеватая дымка почти сплошь окутывала все вокруг. Это был как раз тот случай, когда пилот и вынужден, и обязан реализовать максимум того, чему научился, что познал за долгие тренировки.

Именно сейчас на помощь строгой логике мышления должна прийти интуиция. Именно теперь отработанные до автоматизма приемы пилотажа необходимо сочетать с воспитанными методами внесения поправок на сиюсекундные неожиданности. И Виктор почувствовал себя собранным, как гимнаст, выполняющий сальто в группировке.

Он действовал в чеканном ритме робота. Какой-то внутренний метроном отсчитывал даже доли секунды, и, повинуясь заданному им темпу, Смолин менял шаг винта, брал ручку на себя, нажимал то на правую, то на левую педали. Некое шестое чувство помогало ему точно выравнивать самолет по затянутому дымкой горизонту, выходить из очередной фигуры по едва различимому ориентиру.

Каждый элемент его упражнения — будь то фигура или связка — отличался чистотой и завершенностью. У человека непосвященного могло создаться впечатление, что там, наверху, вполне нормальные условия и летчик не испытывает никаких трудностей. Лишь специалисту была в полной мере понятна сложность стоящей перед Виктором задачи и степень мастерства в ее решении. Одна-единственная помарка нарушила безукоризненность пилотажного почерка нашего капитана: Смолин не совсем четко зафиксировал выход из штопорной бочки.

Когда Виктор приземлился, к нему подходили с поздравлениями, выражали одобрение искусству и хладнокровию. Большинство судей тоже, казалось бы, по достоинству оценили упражнение Смолина, и все же сумма полученных им очков уступала результату не только Хейга, но и чехословацкого летчика Петра Йирмуса. Реально это отодвигало его на пятое место.

Итак, начальный этап остался позади. Определилась группа лидеров в борьбе за личное первенство. Титул чемпиона в первом упражнении и малую золотую медаль завоевал наш дебютант, воспитанник Вильнюсского аэроклуба ДОСААФ Юргис Кайрис. Успех товарища по команде поддержал Николай Никитюк, удостоенный серебряной награды.

По трем лучшим результатам в индивидуальном зачете арбитры определили положение команд после первого тура. Уже с самого начала чемпионата в головной группе претендентов на кубок П. Н. Нестерова складывалась крайне напряженная ситуация. Правы были те специалисты, которые предсказывали острую конкуренцию между советскими и американскими спортсменами. Захватившие лидерство Кайрис, Никитюк и Смолин опережали Хейга, Лауденслагера и Викса на триста девятнадцать и восемь десятых очка. Но это было очень немного.

Вечером на разборе полетов Нажмудинов медленно вышагивал по гостиничному холлу перед собравшимися спортсменами:

— Вышли вперед — молодцы. Однако помните: положение лидеров обязывает ко многому. Теперь судьи будут к вам особенно требовательны, строги, даже придирчивы. Так что любая помарка может превратиться в кляксу. И еще. Американцы не хуже нас понимают, что триста очков в нашем активе в конце концов не фора. В произвольной программе они постараются не только ликвидировать разрыв, но и создать перед «темным» комплексом запас прочности, да посолиднее.

Остановился перед Смолиным, спросил в упор:

— А ведь ты в семьдесят восьмом году обошел Хейга в произвольной программе?

И, заметив протестующий жест Виктора, продолжал:

— Знаю, знаю, хочешь сказать, что всего на семь очков. Да, всего на семь, однако обошел же! Он, конечно, тоже помнит об этом и попытается взять реванш. Но ты и завтра можешь выиграть у него. Точнее — должен, потому что сегодня-то он обогнал тебя почти на пятьдесят пять очков…

На 1982 год ФАИ определила для произвольной программы двадцать четыре фигуры из каталога Арести. Заблаговременно составляя этот комплекс, Смолин постарался вложить максимум творческой фантазии и практического опыта в разработку логически оправданных и вместе с тем эффектных, выразительных связок, без которых немыслимы композиционная слаженность и завершенность произвольного упражнения.

Виктор был уверен в достоинствах своей программы. На тренировках он до блеска шлифовал ее и по частям, и в полном объеме. Теперь каждый маневр, каждый прием отработан предельно. Однако не вызывала сомнений и высокая степень готовности американских спортсменов. И не следовало забывать, что все они выступают на новых машинах, пилотажные возможности которых до конца не раскрылись в первом упражнении.

Только вот убедиться в этих возможностях Смолин до своего вылета не успел. В тот день, 13 августа, на жеребьевке он вытащил тринадцатый номер.

— Сплошные чертовы дюжины, — усмехнувшись, констатировал стоявший рядом Кайрис.

Виктора смущали, конечно, не чертовы дюжины. Опять беспокоила погода. Приходилось стартовать одним из первых, а тут, как на грех, капризный ветер задувал порывами то с юга, то с запада. Однако вся каверзная неустойчивость метеорологической обстановки стала очевидной только после взлета. Уже в пятистах метрах от земли и вплоть до верхней границы зоны пилотажа мощный воздушный поток непрерывно и круто менял направление чуть ли не на сто восемьдесят градусов. Управление машиной неимоверно усложнялось даже на немногих коротеньких отрезках горизонтального полета в прямом пилотаже.

В эти мгновения в душе Виктора снова звучало напутствие Северьяна Петровича: «Не пугайся трудностей, иди им навстречу, преодолевай!» И он сделал свой первый шаг им навстречу. Уверенная решимость руководила каждым его движением. Самолет послушно отвечал на них своевременным и четким маневром. Смолин вел бой с незримым противником — ветром. Ветер норовил вынести самолет из зоны пилотажа. Мешал четкой остановке машины при окончании фигуры. Начиная новую связку, Виктор с тревогой думал: «А не наломал ли я дров?» Нет, нет, на сей раз все элементы были выполнены безукоризненно. Однако чем дальше, тем труднее из-за сильного ветра становилось удерживать самолет в квадрате пилотажа.

…Откровенно говоря, он не был доволен собой. По собственной оценке, мог сейчас рассчитывать примерно на седьмое или восьмое место. Товарищи по команде были настроены более оптимистично. И оказалось, что их мнение разделяла бригада судей. Смолин получил прекрасную сумму баллов — шесть тысяч пятнадцать и девять десятых. Только два спортсмена смогли превысить этот результат — Лауденслагер и Штрессенройтер. Когда последний участник соревнований закончил произвольное упражнение, выяснилось, что американский спортсмен стал чемпионом, а западногерманский — серебряным призером. Виктор Смолин был удостоен бронзовой награды.

Ну что ж, Виктору удалось успешно решить поставленную тренером задачу: как и четыре года назад, он обошел Хейга в произвольном комплексе. Однако в сумме двух упражнений спортсмен из США занял положение лидера чемпионата и по-прежнему опережал Смолина, занявшего следом за ним вторую позицию. Правда, преимущество это выражалось цифрой поистине ничтожной — восемь и восемь десятых очка. Третьим шел Лауденслагер, у которого было на семнадцать и семь десятых очка меньше, чем у Смолина. Четвертое место занимал Штрессенройтер, уступавший Лауденслагеру десять и восемь десятых очка. Вот какая плотность результатов образовалась в группе лидеров, и это при сумме двух упражнений, превышающей десять тысяч очков!

Напряженное положение перед третьим туром сложилось и в командном зачете. Выполняя произвольный комплекс, спортсмены США действительно сделали все возможное, чтобы ликвидировать отставание от наших летчиков. Мало того, они даже сумели выйти вперед. Лауденслагер, Викс и Хейг теперь опережали Смолина, Кайриса и Никитюка в сумме двух упражнений на… десять и одну десятую очка. Так что здесь солидного запаса прочности тоже не получилось.

Сюрпризы третьего упражнения — обязательного неизвестного комплекса — не застали наших летчиков врасплох. Команды вступали в самую трудную и наиболее ответственную фазу чемпионата: решалась судьба кубка П. Н. Нестерова. На финишную прямую советская и американская команды выходили, можно сказать, одновременно. Поэтому окончательный ответ на вопрос «кто — кого?» решался теперь не только искусством воздушных асов, не только маневренностью и мощностью их машин, но прежде всего воспитанной способностью людей не дрогнуть духом в минуты предельного напряжения всех сил, величайшей ответственности перед собой и коллективом. На первый план выступали такие моральные категории, как уверенность, выдержка, воля.

Жеребьевка сложилась более удачно для спортсменов США. Почти все они должны были летать на второй день, могли видеть выступления не только наших летчиков, но и других опасных соперников. Да и времени на то, чтобы «прокрутить» в уме все двадцать сложных фигур, оставалось у них несравненно больше.

Виктору достался двадцать третий стартовый номер. Из всех наиболее вероятных конкурентов в личном зачете перед ним выступал только Штрессенройтер. Виктор и здесь остался верен своей привычке наблюдать за упражнениями сильных противников. Надо отдать должное западногерманскому летчику: он летал уверенно, солидно, надежно. И все же без помарок в его пилотаже не обошлось. Значит, нужно было ни в коем случае не повторить даже малейшие промахи Штрессенройтера, а его стилю противопоставить свой — не менее уверенный, но более лаконичный и эффектный.

Чувства, обуревавшие Смолина перед стартом, были сложны и противоречивы. Радовала готовность команды к неожиданностям неизвестного комплекса. Настораживала ожесточенная конкуренция со стороны американцев. И уж совсем не на мажорный лад настраивала погода. Капризная и неустойчивая, она словно задалась целью испытать выдержку спортсменов, проверить их на пилотажную прочность.

Виктор понимал: чтобы при таком ветре чисто выполнить «каверзу», предложенную чехословацкой командой — положительную полубочку на вертикали вниз с выходом в перевернутый полет, — волей-неволей придется нарушить границу зоны пилотажа, а ведь это десятки штрафных очков! И все-таки в создавшейся ситуации то было наименьшее из зол. Когда подошла очередь вылетать, он уже примирился с неизбежностью потери. Досада больше не скребла душу, ее сменило привычное для предстартовых минут состояние собранности и уравновешенности. И тут, пока шел к самолету, произошло неожиданное: ветер угомонился, утих совершенно. Будто кто-то очень сильный и добрый внезапно поставил на его пути гигантскую непроницаемую заслонку.

Смолин взлетел, все еще не до конца поверив в такую удачу. Однако и в зоне наступило затишье. Вот тогда он понял, что этого подарка не может, не имеет права не использовать на все сто процентов. Схема упражнения с предельной ясностью и последовательностью предстала перед его взором. Сознание долгожданной возможности без помех показать лучшее, на что он способен, наполнило все его существо той уверенностью и легкостью, которые делают сильного могучим, а умелого искусным. Изящество и законченность исполнения полета Смолина сочетались с чистотой и строгостью. Даже сюрприз чехословацкой команды ему удалось выполнить настолько свободно и непринужденно, будто «як» на эти секунды превратился в «злин».

Да, «темный» комплекс, несомненно, стал наиболее ярким свидетельством мастерства лидера советской команды. Смолину удалось продемонстрировать действительно высший класс воздушной акробатики. Когда объявили результаты этого упражнения, стало известно, что он получил три тысячи семьсот шестьдесят пять и семь десятых очка. Лидер нашей команды завоевал малую золотую медаль. И все-таки очень близко подошел к нему Генри Хейг, отставший от чемпиона лишь на четырнадцать и две десятые очка и получивший серебряную награду.

Бронзовую вручили Манфреду Штрессенройтеру. Четвертое место занял Николай Никитюк, Юргис Кайрис стал девятым, Лео Лауденслагер — лишь двенадцатым…

Вот теперь, когда судейская коллегия до десятой доли очка оценила степень мастерства каждого участника третьего тура, можно было наконец-то определить «кто есть кто» в командном зачете. Чтобы овладеть кубком имени П. Н. Нестерова, нашей лидирующей тройке необходимо было в неизвестном комплексе обогнать американцев не менее чем на десять и две десятые очка. Смолин, Никитюк и Кайрис обошли Лауденслагера, Хейга и Викса на сто двадцать восемь и пять десятых! Спортсмены ЧССР остались на этот раз на третьем месте.

Но впереди было еще одно, не менее сложное испытание — финал. Права выступить в этом завершающем упражнении добились двадцать два мужчины и восемь женщин. Все советские спортсмены и спортсменки продолжали борьбу, теперь за звание абсолютных чемпионов. Какого накала достигло соперничество за мировую корону среди мужчин, говорит хотя бы такой факт: в сумме трех полуфинальных упражнений Виктор Смолин вырвался наконец вперед, но опережал Генри Хейга всего на пять и четыре десятых очка.

Таким образом, самым опасным соперником Смолина по-прежнему оставался Хейг. Жребий расставил их на противоположные тактические позиции. Смолин вылетал одним из первых, а Хейг — предпоследним. Нашему лидеру нужно было бороться до последней возможности, вложить в выполнение тщательно разработанного и ювелирно отточенного финала не только мастерство летчика, но и талант художника.

…Начался отсчет четырех минут финала. Каскады головокружительных элементов следовали один за другим. Штопорную бочку на нисходящей вертикали, когда самолет стремительно мчится вниз и еще крутится, словно волчок, когда пот заливает глаза, а земля раскачивается исполинским маятником, Смолин закончил элегантным переводом машины в перевернутый полет. Повиснув на привязных ремнях, он перевел самолет в зенит по восходящей вертикали. В самой верхней точке заставил «як» полностью потерять скорость, на какое-то мгновение остановиться, зависнуть в неподвижности, а потом отвесно заскользить вниз, хвостом вперед. Едва завершив колокол, как называют летчики эту фигуру, готовился к выполнению «абракадабры».

Создав полнейшую иллюзию бессмыслицы и хаоса, Смолин на этот раз не сумел все-таки достаточно четко зафиксировать окончание «абракадабры». Нет, он не совершил ошибки, но непринужденного, логичного перехода к продолжению комплекса не получилось. И это была, пожалуй, единственная осечка, которую он допустил.

Однако приподнятое настроение не только помогло Виктору благополучно миновать все препоны финала. Оно же сыграло с ним и злую шутку. Памятуя лишь о качественной, зрелищной стороне пилотажа, он с самого начала взял слишком резвый темп. Забыл о строгом временном режиме упражнения. Не согласовал этапы выполнения комплекса с каждой из двухсот сорока секунд лимита. И только теперь, уже почти завершая выступление, вдруг понял: времени осталось слишком много. Продолжая в таком же темпе, последнюю фигуру он закончит секунд на десять раньше срока. А это лишние штрафные очки.

Потерять несколько десятков баллов? Преподнести такой подарок Хейгу или Штрессенройтеру? За десять секунд утратить, может быть, шансы на призовое место? Ответ на вихрь вопросов пришел мгновенно. Из двух зол приходилось выбирать меньшее. И он выполнил еще одну, непредусмотренную фигуру.

Комплекс удался!

Его заключительная управляемая полубочка на нисходящей вертикали, конечно же, не внесла в упражнение ничего нового и оригинального. Тем более не сыграла она и роли того достойного конца, которому следовало бы увенчать сложное и блестящее выступление. «Бледное» окончание финального комплекса снизило оценку, однако эта потеря не шла ни в какое сравнение со значительным штрафом за нарушение лимита времени.

Тем не менее напряжение продолжало нарастать: ведь Генри Хейг должен выступать только «под занавес» соревнований, а он-то и остается основным конкурентом Смолина.

И вот американский спортсмен порулил на старт, готовясь взять финишный рубеж. Для лидера команды США в четырех минутах финала над аэродромом Шпитцерберг заключалась, вероятно, последняя возможность почетно увенчать свою многолетнюю спортивную карьеру. И Хейг, разумеется, мобилизовал в этом упражнении весь богатейший опыт прошлых чемпионатов, использовал разнообразнейший арсенал пилотажных приемов и навыков.

Когда он приземлился, никто не смог бы с уверенностью предсказать исход драматичного поединка двух сильнейших мастеров высшего пилотажа планеты. Ясно было одно: финал Хейга заслуживает очень высокой оценки. А все-таки, кто — кого? Сотни людей на аэродроме замерли в нетерпеливом ожидании. Как же томительны последние минуты подсчета очков! На чашу весов брошены буквально десятые доли балла… И вот наконец результат: Генри Хейгу все же удалось в последнем упражнении обогнать Виктора Смолина на… четыре десятых очка. Он становится обладателем малой бронзовой медали.

Теперь в сумме четырех комплексов спортсмен из США набрал шестнадцать тысяч триста девяносто девять и четыре десятых очка. У Виктора Смолина — шестнадцать тысяч четыреста четыре и четыре десятых. Всего пять баллов ответили на вопрос «кто — кого?» Так советский спортсмен Виктор Смолин в тяжелейшей борьбе завоевал большую золотую медаль абсолютного чемпиона мира и кубок Арести. Большая серебряная медаль была присуждена Генри Хейгу. Третью строчку занял западногерманский пилот Манфред Штрессенройтер, седьмую — Николай Никитюк, одиннадцатую — Юргис Кайрис.

Советские спортсмены могли быть довольны итогами чемпионата мира-82. И мужчины, и женщины победили в командных зачетах. Смолин выиграл абсолютное первенство. Таким образом, и кубок П. Н. Нестерова, и кубок Арести возвращались на нашу Родину. Десять золотых, шесть серебряных и четыре бронзовые медали — вот впечатляющий актив наших пилотажников за гроссмейстерское выступление.

Все участники нашей сборной смогли достойно показать достижения советской школы высшего пилотажа. Они проявили подлинно бойцовский характер, незаурядную волю к победе. Моральная закаленность, истинно товарищеские отношения, атмосфера взаимной поддержки и коллективной общности в преодолении трудностей — вот что помогло команде в дни экзамена на летное мастерство и духовную прочность. Вместе с товарищами выдержал этот экзамен и ленинградский летчик Виктор Смолин.

Впрочем, в эти звездные минуты Виктор и не пытается унять трепетное волнение: величавая мелодия Гимна переносит его на Родину. К дорогим местам и милым сердцу людям. И всеми помыслами, всем существом своим он уже там, в своем Тосно.

Но отдых, как всегда, недолог. Скорее, это и не отдых, а передышка. Перевел Виктор Смолин дыхание, и снова в путь: 4 сентября в Туле начинается XXVIII лично-командный чемпионат страны. Для него — десятый по счету. Девять раз участвовал он в подобных соревнованиях, но никогда еще не добивался звания абсолютного чемпиона Советского Союза. Медали разного достоинства на первенствах страны и на международных соревнованиях выигрывал неоднократно. Большую золотую награду на чемпионате Европы получил. Стал, наконец, обладателем кубка Арести… А вот в споре с лучшими пилотажниками страны еще ни разу не доказал своего абсолютного превосходства.

Парадокс? Не будем спешить с выводами. Прислушаемся к мнению на сей счет Касума Нажмудинова:

— Я знаю спортсменов, сильные стороны которых раскрываются постепенно. Нужно порой немалое время, чтобы систематическая и кропотливая работа над совершенствованием летного мастерства принесла ощутимые плоды. Вот и в процессе развития Смолина не было каких-то резких качественных скачков, внезапных взлетов или спадов. Все годы пребывания в сборной он набирал форму как бы исподволь. Не всегда, конечно, это движение было равномерным, зато заметных отступлений, а тем более срывов Виктор не допускал. Так что его успехи в последние годы вполне закономерны. Именно теперь он подошел к пику формы.

Наставник сборной страны говорил это мне в Центральном аэроклубе имени В. П. Чкалова за два или три дня до начала чемпионата в Туле. При этом он не делал никаких прогнозов, не пытался предвосхитить события ближайшего будущего.

Между тем очередной чемпионат страны собрал очень сильный состав. Пятьдесят летчиков и летчиц входили в команды восьми союзных республик Москвы, Ленинграда и Центрального аэроклуба имени В. П. Чкалова. Еще семь пилотов боролись лишь за личное первенство. В Тулу съехались практически все лучшие спортсмены страны.

Эта сентябрьская неделя в Туле стала настоящим триумфом Смолина. Он выиграл подряд все четыре упражнения. И не просто выиграл, а оставил ближайших соперников далеко позади. Когда же подсчитали результаты многоборья, оказалось, что Смолин опередил серебряного призера Паксаса более чем на четыреста сорок пять очков. Такого преимущества, такой стабильности буквально во всех номерах программы не показывал ни один абсолютный победитель чемпионатов Советского Союза.

Какого же уровня мастерства, какой высокой степени искусства нужно достигнуть, чтобы столь весомо и очевидно утвердить свой безусловный приоритет! Пик формы принес Виктору в 1982 году золотой дубль: в кубок Арести он смог положить медаль абсолютного чемпиона Советского Союза.

С полным правом можно сказать, что сделал он уже немало. Кроме спортивных регалий и трофеев об этом убедительно свидетельствует орден Трудового Красного Знамени, которого Виктор Валентинович Смолин был удостоен в числе других выдающихся спортсменов-досаафовцев. Вручая награду Родины, председатель ЦК ДОСААФ СССР адмирал флота Г. М. Егоров пожелал абсолютному чемпиону мира по самолетному спорту не останавливаться на достигнутом, стремиться к новым победным рубежам.

Земляки-ленинградцы оказали ему высокую честь, избрав делегатом IX Всесоюзного съезда оборонного Общества. И как ответ на эти пожелания, на оказанное доверие прозвучали с трибуны съезда слова Виктора Валентиновича Смолина:

— Позвольте мне от имени спортсменов-авиаторов заверить IX съезд ДОСААФ в том, что мы и впредь будем высоко нести алый стяг нашей Родины. Мы сделаем все, чтобы продолжать радовать нашу любимую Отчизну новыми спортивными успехами.

Он дал это обещание зимой 1983 года, а уже летом в небе итальянского города Равенна вместе с Юргисом Кайрисом и Николаем Никитюком стал чемпионом Европы в командном зачете. Так лидер и капитан сборной страны по самолетному спорту Виктор Смолин продолжает высоко нести звание спортсмена оборонного Общества.