Небо. Звезды. Вселенная

ЗА КРУГЛЫМ СТОЛОМ

В подлинном смысле этой встречи не было. Ее «организовал» автор, используя записи своих многочисленных бесед с людьми, знающими его героя.

Итак, первое слово академику Шайну.

— Виктора Амбарцумяна я хорошо знаю с аспирантских лет. Личность ученого и его научная деятельность всегда связаны. У Амбарцумяна эти качества составляют единый сплав.

Обладающий редкой способностью объединять вокруг себя молодых ученых, Амбарцумян, бесспорно, глава советской школы астрофизиков-теоретиков: все крупные астрофизики-теоретики в той или иной мере испытали на себе его благотворное влияние.

— В начале шестидесятых годов, — продолжает директор Пулковской обсерватории профессор В. Крат, — астрономы узнали о существовании чудовищных по массе небесных тел — квазизвезд, или, как их часто сокращенно называют, квазаров. Квазары испускают мощный поток радиоизлучения, превосходящий потоки от большинства гигантских звездных систем — галактик, содержащих в себе миллионы звезд.

Говоря о квазарах, нельзя не вспомнить имя Амбарцумяна, который более двадцати лет назад выдвинул смелую идею о существовании во Вселенной гигантских масс тел — сверхзвезд. Тогда эта идея многим казалась беспочвенной, так как считалось, что массы равновесных тел, состоящих из газа, звезд, не могут более чем в 100 раз превышать массу Солнца. Амбарцумян же говорил о телах с массами, в десятки и сотни тысяч раз превосходящих массу Солнца. Его научное предвидение оказалось сильнее существовавших теорий. Оно помогло искать сверхзвезды и во многом облегчило открытие квазаров.

Предвидение ученого было поистине удивительным. Прошло немного времени, и все, о чем он писал в тридцатые годы, стало центральной проблемой астрофизики. Я рад, что могу назвать Виктора Амбарцумяна своим учителем и другом.

В нашей беседе «принимает участие» и сам В. А. Амбарцумян. Поэт Арамис Саакян рассказывает, что однажды он спросил его, ошибался ли он когда-нибудь и была ли ошибка, о которой он до сих пор сожалеет?

— В молодые годы я опубликовал 3–4 научных труда, о чем весьма сожалею, — ответил ученый.

— Одиноки ли мы во Вселенной?

— Убежден, что нет, — ответил Виктор Амбарцумян. — Космос — огромный организм, и наивно думать, что только в ничтожно малой его части, Земле, теплится жизнь. Но естественно и то, что формы жизни могут быть совершенно различными и даже противоположными друг другу. Ведь Вселенная еще очень мало изучена. В ней происходят миллиарды таинственных явлений, там есть бесконечное множество неизвестных планет. Мы воспринимаем наш мир и космос пятью доступными нам чувствами, однако могут существовать явления, для восприятия которых у нас просто нет соответствующих органов чувств. Современные астрономические приборы являются усовершенствованным продолжением человеческих органов чувств, и нас непременно ждут открытия новых небесных тел и космических явлений, пока еще не известных науке.

— Что же такое человек во Вселенной?

— Отвечу так: сам человек — есть микрокосмос во Вселенной. Это и поэтично и верно с научной точки зрения.

— Что вы думаете о смерти?

— Я верю в бессмертие мысли и дела. Давно нет Ньютона, но мысль его жива, нет Маштоца[7], но дело его бессмертно.

— В чем, по-вашему, смысл жизни?

— Быть полезным мыслью и делом. Несчастны те люди, которые неспособны творить добро, кто живет по принципу: «После нас хоть потоп». Те, кто думает только о своей личной выгоде. Жизнь подобных людей лишается великого смысла, заложенного в самом понятии этого слова. Они не пользуются уважением общества. Необходимо иметь честную и возвышенную цель, направленную на благо общества. Широкими возможностями для определения смысла жизни располагает искусство.

— Какая область искусства вам ближе всего?

— Поэзия.

Беседы с ученым касались многих сторон его деятельности, его личности.

— Что побеждает в вас: чувства или разум? — спросили его.

— Мне бы очень хотелось, чтобы побеждал разум, но чаще преобладают чувства. Вероятно, потому, что на меня сильно влияет искусство — литература, живопись, музыка… Люблю классический балет, живопись.

— Вы интересуетесь спортом? Играете, к примеру, в шахматы? Как проводите свободное время?

— Сказать по правде, я не знаю, что такое свободное время. В шахматы не играю. Мой отдых — это прогулки, чтение художественной литературы, беседы с людьми. По утрам делаю легкую зарядку. Встаю в семь.

— Как вам спится?

— В основном неспокойно. Ночью я люблю думать. Если прихожу к интересным результатам, то утром поднимаюсь в хорошем и бодром настроении.

— Много ли было в вашей научной жизни неожиданных результатов и открытий? Были ли в ваших научных поисках противники?

— Много. Когда рождается новая идея, то вначале она имеет только одного приверженца — автора. Когда в Бюракане родилась теория активности ядер галактик, то многие ученые мира ее отвергли. Признание пришло позднее. Одним словом, кто не имеет противников, тот в науке безлик.

— Всегда ли вы довольны результатом выборов в Академию?

Амбарцумян нахмурился…

— Я понял, — сказал собеседник. — Молчание тоже ответ.

Нередкий случай, когда отживший свой век в науке директор академического института делает все возможное, чтобы удержаться на своем посту, закрывая дорогу признанным в научном мире молодым, талантливым ученым.

— У истоков вашей научной карьеры была математика. В 26 лет вы уже стали доктором физико-математических наук. Как вы используете эту науку?

— Очень широко. Припоминается один курьезный случай. Недавно в Москве меня познакомили с одним канадским математиком. Услышав мою фамилию, он утвердительно закивал головой: «Знаю, знаю, вы, вероятно, сын математика Амбарцумяна. Я знаком со многими статьями вашего отца». Вскоре недоразумение разъяснилось, и мы долго смеялись.

— Как вы относитесь к собственной славе?

— Пустое дело, — отмахнулся от вопроса президент. — Работать надо…

— Любите ли юмор?

— Люблю, но в этой области считаю себя малокомпетентным. Не люблю, когда в шутках не знают меры.

— Какие качества в человеке вы не приемлете?

— Зависть, леность и нескромность. Кстати, эти качества сродни друг другу. Не люблю корысть и преклонение перед материальным достатком.

— А что вы думаете о любви? Можно узнать, когда вы полюбили впервые?

— Не удивляйтесь, — Амбарцумян вдруг стал очень серьезным и сосредоточенным, — если скажу, что моей первой любовью была… наука. И навсегда она останется ею. Конечно же я предан своей семье, жене, моим дочерям, сыновьям и внукам. Я родился и вырос в семье, где прививали любовь к своему народу и ко всем людям вообще. К счастью, родители меня не баловали. Детей нужно любить, это естественно, но баловать их не следует. Не могу назвать ни одного отца или мать, которые получили бы от этого прок в дальнейшем: одно разочарование. Жена моя по профессии педагог и хороший воспитатель. Что же касается научного определения любви, то не беру на себя смелость дать какую-либо формулировку. Наверное, только сердце и знает, что такое любовь. Мысль человеческая не может дать исчерпывающего ответа на этот вопрос.

— Я прочел в одной книге, — продолжал собеседник Амбарцумяна, — что несколько лет тому назад вы послали в Ленинград известному ученому Дмитрию Максутову редкое лекарство, которое спасло ему жизнь. Он потом как-то сказал: «Сердце Амбарцумяна спасло мое сердце».

— Не помню, — искренне удивился Амбарцумян, — знаю только одно, что человеческая теплота важна для нас так же, как тепло, излучаемое Солнцем. Однако, к сожалению, люди все реже делятся друг с другом своей сердечной теплотой. А когда холодеют сердца — разжигаются войны…

— Уверены ли вы, что войны не будет?

— Будем надеяться, что победит здравый смысл и угроза войны навсегда исчезнет.

— Сколько лет проживет наша планета?

— На этот счет можете быть спокойны. Миллионы лет!

Говорит директор Государственного астрономического института имени П. К. Штернберга профессор Д. Мартынов.

— Сорок лет назад я познакомился с Виктором Амбарцумяном, тогда аспирантом Пулковской обсерватории. Он только что закончил Ленинградский университет. Вместе с ним учились Лев Ландау, Матвей Бронштейн, Николай Козырев, Дмитрий Иваненко.

Не буду перечислять все заслуги Виктора Амбарцумяна. Большинство их содержится в учебниках, и мало найдется в Советском Союзе образованных лиц, которым не знакомо его имя. И не только в Советском Союзе.

— За последние сорок лет трудно назвать в области астрономии и астрофизики ученого, влияние которого на развитие этих наук было бы более заметным, чем влияние Амбарцумяна, — сказал директор Крымской астрофизической обсерватории академик Северный. — Будучи, в сущности, выдающимся теоретиком, выросшим в эпоху бурного развития и становления новой идеи квантовой механики и астрофизики, он с удивительной быстротой выдвинул ряд новых, очень важных положений, определяющих взаимодействие атомов и радиации в тех принципиально отличных от земной лаборатории условиях, которые реализуются в космосе.

Мы помним, как использовалось открытие Амбарцумяна в годы Великой Отечественной войны.

Отличительной чертой исследований Виктора Амбарцумяна является то, что основное внимание в них уделяется не дальнейшей разработке или уточнению каких-либо прежних взглядов или теорий, а развитию совершенно новых собственных идей, которые иногда вначале кажутся несколько необычными и даже странными, но потом завоевывают признание астрономов всего мира.

— Астрономия всегда привлекала к себе внимание мыслящих людей, как бы далеки они ни были от науки, — отметил профессор Московского университета, член-корреспондент Академии наук СССР И. Шкловский. — И в эту древнейшую из наук Виктор Амазаспович Амбарцумян, основоположник советской астрофизической школы, внес свой очень весомый вклад.

Значительное место в научной жизни Виктора Амазаспо-вича отведено решению фундаментальных проблем метагалактической астрономии. Огромной заслугой перед наукой является его учение об активности галактических ядер, о происходящих в них взрывных процессах невиданного масштаба.

В своих выдающихся исследованиях Амбарцумян опирается на работы возглавляемого им коллектива астрономов Бюраканской обсерватории.

По этому поводу Амбарцумян замечает:

— Если исследователь не знает, чего добивается, если он взялся за то, что ему не по силам, без учета конкретных возможностей и, что самое главное, не учитывая способности свои и всего коллектива, то подобное «творчество» обречено на провал. Это — пустая трата средств и времени, которому вообще нет цены. Это мука, а не творчество. Люди, преданные науке, дорожат временем. И что еще очень важно, они видят и радуются успехам других.

Трудно даже перечислить все, что сделал Виктор Амбарцумян для древней науки о небе, которой он посвятил свою жизнь.

В беседу за круглым столом включился президент Академии наук Грузии директор Абастуманской обсерватории Академии наук Грузии Евгений Харадзе.

— Общаться с Виктором Амбарцумяном, — сказал он, — большая радость для его учеников и последователей, коллег и товарищей, для всех тех, кто знает его по научным работам и учебникам, по его докладам и лекциям.

Для коллектива грузинских астрономов всегда радостны посещения Виктором Амбарцумяном Абастуманской обсерватории. Его доклады, советы и рекомендации оказывают неоценимую помощь обсерватории в целом и ее молодым научным сотрудникам, жаждущим расширять свои знания и разрабатывать новые увлекательные идеи. Грузинским астрономам доставляет истинное удовольствие творческое сотрудничество и контакты с учениками Амбарцумяна — учеными-астрофизиками братской Армении.

Мы с восхищением следим не только за стремительным ростом международного научного престижа Бюракан-ской астрофизической обсерватории, но и за развитием всей Академии наук Армянской ССР, на посту президента которой академик Амбарцумян проявляет себя выдающимся организатором науки.

Позволим себе привести отрывок из выступления В. А. Амбарцумяна на заседании Координационного совета Академии наук СССР. Это выступление — свидетельство того, как академик оценивает достижения в области астрофизики и задачи советских ученых.

— Хорошо известно, что астрономические явления, изучавшиеся человеком начиная с глубокой древности, в течение многих веков поражали людей простотой и правильностью своих закономерностей. Разве можно представить себе что-нибудь более правильное и закономерное, чем видимое суточное движение небесного свода со всеми находящимися на нем звездами, с абсолютно строгим сохранением относительного расположения всех звезд? Или перемещение Солнца по эклиптике в течение года, или последовательность фаз Луны.

Появление вспышек новых звезд, которые свидетельствовали о каких-то гигантских космических взрывах, да еще крайне нершулярное, хотя и неизменное, распределение видимых простым глазом звезд на небе настойчиво указывали на более сложные закономерности, царящие в далеких частях Вселенной — в мире «неподвижных» звезд.

Триумфальное шествие системы Коперника — Кеплера — Галилея — Ньютона в течение XVIII–XIX веков действовало все же успокаивающе и заставляло думать, что и в дальнейшем перед нами будут раскрываться сравнительно простые и удобопонимаемые закономерности.

И хотя XIX век привел к открытию многочисленных явлений изменчивости и разнообразных движений в мире звезд, все же основное внимание сосредоточивалось на изучении регулярных периодических процессов.

Начало XX века ознаменовалось вспышкой новой звезды в Персее (1901), наблюдения которой показали, что в результате вспышки из звезды была выброшена туманность, которая стала расширяться вокруг нее с огромной скоростью. Сущность процесса вспышки новой звезды заключается в выбросе внешних слоев звезды, которые, разлетаясь, образуют вокруг нее расширяющуюся туманную оболочку, навсегда покидающую звезду. Прекрасный пример необратимого и непериодического процесса! Я думаю, что именно вспышка новой звезды в Персее и дала повод Пуанкаре сказать, что «никогда еще не наблюдали туманности, превращающейся в звезду, как это утверждал Лаплас, и, наоборот, нередко видели, как звезды превращаются в туманность».

В первой четверти XX столетия были сделаны замечательные открытия, в результате которых было установлено, что:

— возраст нашей Галактики не превосходит по порядку величины ста миллиардов (10¹⁰) лет;

— так называемые открытые звездные скопления «испаряются», то есть рассеиваются в течение всего лишь сотен миллионов лет, и составляющие их звезды входят тем самым в общее звездное поле Галактики;

— широкие звездные пары весьма часто разрушаются при встречах со звездами поля, а обратные процессы возникновения пар из звезд поля практически не происходят.

Все эти теоретические результаты были достигнуты впервые в Советском Союзе. Понадобились годы, чтобы их правильно восприняли на Западе. Из всего сказанного выше становится ясно, что уже перед второй мировой войной прежняя картина спокойной Вселенной в глазах тогдашнего молодого поколения астрономов сменилась картиной беспокойной, изменчивой и, как теперь уже на Западе стали говорить, «взрывающейся» Вселенной.

Явление удаления от нас отдаленных галактик, истолкованное как универсальный феномен расширяющейся системы галактик, увенчивало эту картину повсеместных взрывов, извергающихся из звезд туманностей и распадающихся звездных пар и звездных скоплений.

Конец второй мировой войны ознаменовался не только победой прогрессивных сил над фашизмом, но и возникновением радиоастрономии.

Что это нам дало? Новые радиоастрономические методы исследования позволили начать тщательное изучение явлений, которые малодоступны для оптических методов, так как широко раскинувшиеся, словно веер, антенны улавливают то, что доходит до нас из глубины Вселенной.

У нас в Армении была выдвинута концепция о том, что радиогалактика (галактика с мощным радиоизлучением) есть результат гигантского взрыва, происшедшего в ядре галактики, то есть она есть следствие внутреннего развития галактики.

А через некоторое время получила всеобщее признание новая концепция, в которой природа радиогалактик является лишь частным случаем. Это разработанная в Советском Союзе теория активности ядер галактик. Благодаря этой идее коренным образом изменилось лицо внегалактической астрономии. В настоящее время более половины всех усилий в области внегалактической астрономии устремлено на раскрытие различных проявлений, а также самой природы этой активности.

Большим толчком в познании нестационарных объектов явилось появление понятия о звездных ассоциациях как о группах совместно, и притом недавно, возникших звезд.

Теперь следует сказать о роли советских ученых в происходящем революционном преобразовании астрофизики — преобразовании, благодаря которому главным объектом ее изучения стали нестационарные процессы, и о тех задачах, которые перед ними стоят.

Оставаясь скромными в такой оценке, все же следует с удовлетворением отметить, что эта роль была до сих пор очень большой, а на отдельных этапах даже ведущей.

Это прежде всего относится к развитию теоретических методов, начиная со статистической механики звездных систем, кончая математическими моделями.

В отличие от экспериментальных разделов физики в астрофизике очень важно, прежде чем приступить к теоретическим объяснениям, дать правильное истолкование результатов наблюдений. Ибо в отличие от лабораторной физики, где мы большей частью можем так ставить эксперимент, чтобы получить прямой ответ на интересующий нас вопрос, здесь приходится довольствоваться той информацией, что дает нам сама природа, то есть наблюдениями, которые по большей части дают лишь косвенные данные об изучаемых явлениях.

Следовательно, прежде чем разрабатывать теорию, освещающую причины данного явления, следует, исходя из наблюдательных данных, идти к составлению некоторой внешней картины явления, а затем от внешней картины — к сущности, то есть к теории явления.

Я не хочу сказать, что в других физических науках вовсе нет этого промежуточного этапа, но в астрофизике этот этап построения внешней картины явления, то есть той картины, которая, не касаясь внутреннего механизма явления, описывает его внешнюю сторону так, как если бы наблюдения давали полную информацию о ней, отнимает время и силы и требует от исследователя проницательности.

Что касается астрономических открытий, в частности открытий нестационарных объектов, то Советская страна занимает в этом отношении выдающееся место. Для примера можно сказать, что именно в СССР открыто подавляющее большинство галактик с наиболее активными ядрами. Нами открыты около трети всех известных к настоящему времени вспыхивающих звезд, около половины внесенных в списки кометарных туманностей, а также некоторые другие уникальные объекты.

Астрофизика столкнется скоро с еще более примечательными явлениями.

Человечество станет свидетелем многих неожиданных открытий.

И возникает вопрос В. А. Амбарцумяну:

— Как-то раз у академика Николая Ивановича Вавилова спросили: «Что бы вы хотели совершить в жизни?» Он шутливо ответил: «Привести в порядок земной шар!» А как бы ответили вы, Виктор Амазаспович?

— Спасти земной шар от термоядерной войны, предотвратить зловещие замыслы американского империализма развязать «звездные войны», гонку вооружений в космосе. Укрепить интернациональное единство ученых в борьбе за мир.

У меня — автора — было много встреч с Амбарцумяном. И меня не перестает удивлять, как он добивается успехов в науке, неся одновременно массу больших обязанностей.

Я спросил однажды президента Академии наук Армении, депутата Верховного Совета СССР, члена руководящих международных астрономических организаций:

— Как же вы повсюду успеваете?

— Занимаясь всеми разными насущно необходимыми делами, — ответил Виктор Амазаспович, — я главную тему моего исследования никогда не выпускаю из поля зрения… Мысль работает. Она увлекает, и разрешение возникших трудностей, сомнений в конце концов приносит радость творчества.

Радость творчества! Как хорошо и точно сказано.

Чтобы добиться радости творчества, мало обладать редкими свойствами самобытного ума. Самое главное — преданность науке, упорство, неустанная работа мысли над избранной проблемой.

На вопрос, когда он опубликует свои выводы, ученый ответил:

— Когда работа отстоится, когда новый труд подвергнется самому строгому разбору и проверке, когда тщательно проанализирую точку зрения наших оппонентов.

И тут я вспомнил интересный случай.

Как-то стало известно, что один из рьяных критиков идей Амбарцумяна годы спустя использовал и выдал за свои несколько исследований и выводов ученого. Все вокруг просили Амбарцумяна опубликовать опровержение. Виктор Амазаспович с юмором ответил: «А что тут плохого, если наши противники теперь хотят стать нашими соавторами?»

— В жизни, как и в науке, мне дорог завет великого сына Грузии Шота Руставели: «Что отдаешь — твое, что оставил себе — потеряно». Что может быть ценнее душевной щедрости? Человек, лишенный этой радости, достоин жалости…

Очень хорошо сказал о Викторе Амбарцумяне Мартирос Сарьян: «Рождаются люди, которые становятся прообразом породившего их народа».