Небо. Звезды. Вселенная

ПРОСЛАВЛЕННЫЙ АРАГАЦ

Утром жители армянского села Бюракан, что на склоне горы Арагац, в Армении, собрались на маленькой площади. Молодой парень — секретарь комсомольской ячейки — проверил, нет ли складок у него на рубашке, туго ли затянут ремень. Он совсем недавно вернулся из армии.

— Так вот, ребята! — начал Саркис. — И молодежь, и старшие давно уже поглядывают на стройку, которая началась неподалеку от нашего села. Всех интересует, что там строят.

— Обсерваторию! — выпалил черноволосый Саак.

— Правильно, — подтвердил Саркис. — Но не все знают, что такое обсерватория. Вот наши ребята и решили посетить стройку.

— Пойдем поодаль, Гагик! — шепнул своему спутнику пятидесятилетний Мушег. — Не то односельчане скажут: «Смотрите-ка, увязались за молодежью!»

— А разве стыдно быть любознательным? — отвечал Гагик. — Время такое! Кругом новЪе, все надо видеть и знать. — И добавил доверительно: — Я уже был там. Зовут работать.

На строительной площадке уже стояли палатки — временные жилища для ученых и рабочих.

— Здесь и будет комплекс астрофизической обсерватории, — говорил собравшимся средних лет мужчина, по виду учитель. — В башнях установят телескопы. Ученые займутся изучением планет и звезд. Вы, конечно, слышали о периодической системе элементов, созданной выдающимся русским химиком Менделеевым?

— Знаем, знаем! — раздались голоса ребят.

— Так вот, Менделеев, открыв периодическую систему элементов, обратил внимание на некоторые пустующие места, предсказав, что они будут заполнены еще не известными нам элементами. Время блестяще подтвердило эту догадку. Белых пятен в таблице Менделеева становится все меньше и меньше, и здесь не обошлось без астрофизиков. Так, они выяснили, что элементу № 43 соответствует вещество, ядра которого не являются устойчивыми и. которое не встречается на Земле в естественном виде. Этот элемент получил название технеция. Его научились получать искусственно. Так вот, астрофизики обнаружили, что этот элемент имеется в больших количествах в атмосферах звезд, которые называются нестационарными, переменными, блеск которых со временем меняется.

— А как же астрофизики обнаружили этот самый… технеций? — спросил Саак.

— Коротко об этом рассказать трудно. Я привел этот пример, чтобы вы представили, как важна та наука, ради которой здесь строят астрофизическую обсерваторию.

— А почему именно здесь? — решился спросить Гагик.

— Небо не всюду хорошо видно. Мешает облачность, дым и пыль больших городов. Вот ученые и стараются создавать обсерватории в местах, где воздух чище, где больше ясных дней и ночей. Это место академик Амбарцумян и его молодые сотрудники выбрали еще год назад.

— Перед вами план будущей обсерватории, — вступил в беседу человек в сером костюме. — На то она и обсерватория, чтобы иметь мощные телескопы. Для них вот здесь мы поставим наблюдательные башни с раздвижными куполами. Но ведь результаты наблюдений нужно обрабатывать. Для этого предусмотрено строительство главного лабораторного корпуса. В нем будут конференц-зал, кабинеты для сотрудников, лаборатории, научная библиотека и дирекция. Гостиница, жилые дома и хозяйственные постройки разместятся вот здесь. Все постройки будут созданы в традициях армянской архитектуры.

— А из какого материала все это будет? — спросил снова Гагик.

— Из местных камней красивой расцветки. А мы, кажется, с вами виделись? Вы заходили к нам на днях и говорили, что не прочь поработать здесь. Я не ошибся?

Слушавший этот разговор Саак вдруг совсем по-мальчишески выкрикнул:

— А я знаю, кто вы!

— Кто?

— Вы — архитектор Самвел Сафарян, и по вашему проекту строится обсерватория.

— Ты угадал! Я архитектор.

— А когда приедут астрономы? Когда закончите стройку? — не унимался Саак.

— Дорогой мой, они уже здесь. Уже привезли двойной пятидюймовый астрограф, чтобы фотографировать ночное небо, и таким образом изучать звезды.

— А кто у них самый главный?

— Зачем он тебе?

— Хочу стать астрономом, — признался Саак и сам оробел от такой смелости.

Ребята рассмеялись.

— Тогда ты достанешь с неба звезды и подаришь нам по одной! — пошутила Саануш.

— Ой, девушки! Долго нам придется ждать!

— Подождем! Время у нас есть.

— Молодец, Саак!

— Тогда тебе в самом деле следует повидать «самого главного», — сказал Сафарян. — Его зовут Виктор Амазас-пович Амбарцумян, он сейчас как раз в Бюракане и вот идет к нам сюда.

Подошедший академик предложил всем собравшимся сесть на траву в тени деревьев — беседа будет длинной.

«Самый главный» начал так:

— Уважаемые товарищи строители и наши гости, жители селения Бюракан. Мы строим важное научное учреждение. Нам, ученым, обсерватория даст возможность плодотворно трудиться, применяя самые новейшие приборы, и расширить представление человека об окружающей его Вселенной.

До Октябрьской революции армянские ученые не могли и мечтать об этом: в Армении не было научных учреждений и высших учебных заведений. Это была страна сирот, нищеты и бесправия. А теперь? Количество населения в Советской Армении около полутора миллионов. В соседнем Иране населения в десять раз, а в соседней Турции в двенадцать раз больше, чем у нас. Однако Советская Армения по количеству научных учреждений в несколько раз превосходит Иран и Турцию, вместе взятые.

Вы хотите знать, какой будет наша обсерватория. Это интересует не только нас, ученых, строителей, но и окрестное население. Среди вас сидит один из юных жителей села Бюракан. Он тоже интересуется и даже мечтает, кажется, стать астрономом. Я не ошибся?

«Самый главный» улыбнулся Сааку и продолжал:

— Когда Луна не освещает небо, хорошо виден Млечный путь, который тянется от одной стороны горизонта до другой. Он напоминает скопление светящихся туманных масс. Но когда мы направляем на Млечный путь телескоп, сразу обнаруживается, что он состоит из множества звезд. Эта звездная система, к которой принадлежит и наше Солнце, получила название Галактика. Слово это греческого происхождения и означает «молочный», «млечный».

Нас, астрономов, давно интересует, как устроена Галактика. Состоит она из многих миллиардов отдельных звезд. Солнце также является звездой. Окруженное семейством планет, оно входит в состав Галактики. Выражаясь образно, Галактика — это большой город. В нем находится и наш дом — солнечная система… Вопрос о форме, внешнем виде и внутреннем устройстве этого «города» — а таких «городов» во Вселенной множество! — предмет исследования ученых.

Галактика, если смотреть на нее сбоку, имеет сплющенную форму. Между звездами, входящими в нее, существует межзвездная материя. Она поглощает и сильно ослабляет свет звезд, расположенных в отдаленных от нас частях Галактики. Ученые пришли к выводу, что строение Галактики можно изучать, наблюдая другие галактики, которые просматриваются гораздо лучше. В отличие от нашей мы называем их внешними галактиками.

Саак слушал, затаив дыхание, глядя на Амбарцумяна восхищенными глазами.

«Главный» продолжал:

— Тот факт, что внешние галактики мы наблюдаем извне, помогает делу: мы видим их очертания. Одни внешние галактики круглые, другие вытянуты, третьи имеют неправильную форму. Точно так же, рассматривая с самолета большой город, мы видим главные особенности его плана. А находясь в самом городе, трудно представить его очертания.

Чтобы лучше видеть внешние галактики, нужны мощные инструменты. Их устанавливают в башнях со сложным оборудованием. Но и этого мало. Нужно выбрать такое место, где воздух чист. Этим требованиям отвечает южный склон Арагаца, наша строительная «площадка…

Эту встречу Амбарцумян вспомнит через много лет, в день своего 45-летия — 18 сентября 1953 года.

Поздравить Виктора Амазасповича пришли друзья, коллеги, ученики.

Директор Бюраканской астрофизической обсерватории живет здесь же, в каменном красноватом домике. Вечернее сентябрьское солнце удлинило тени молодых деревьев. Временами с гор порывисто дует прохладный ветер. На улице еще светло, а окна дома уже светятся ярко, по-праздничному.

Сегодня здесь праздник.

Амазасп Асатурович Амбарцумян[1] на правах отца и по просьбе гостей занимает место тамады.

— Для родителей всегда радостны даты рождения детей. Они напоминают многое из пережитого. Я не сомневаюсь, что все присоединятся к моему поздравлению в честь нашего дорогого новорожденного.

Амазасп терпеливо ждет, пока уляжется гул радостных возгласов, поздравлений и пожеланий.

— Но мне совершенно справедливо подсказали, что мы сегодня вправе спросить с него за все оплошности…

Гости в недоумении.

— Не буду голословен, я перечислю их, и вы увидите, что каждый раз «обвиняемому» придется признать свою бесспорную вину. Во-первых, Виктор не пригласил нас и не отметил такое важное событие, когда Академия наук СССР назначила его председателем Астрофизической комиссии. Хотя это произошло еще в тысяча девятьсот сорок четвертом году, но давность — не аргумент для оправдания.

Гости взглянули в сторону Амбарцумяна-младшего и заулыбались.

— Далее. В тысяча девятьсот сорок пятом году он должен был пригласить нас, чтобы отметить награждение его орденом Ленина за заслуги в развитии науки и в связи с 220-летием Академии наук СССР.

Не сделал он этого и тогда, когда был назначен директором Бюраканской астрофизической обсерватории.

А разве он собрал нас всех и рассказал, как он съездил в Лондон на празднование 300-летия со дня рождения Исаака Ньютона?

— Я уж не говорю о том, что бесспорным поводом собраться вокруг гостеприимного стола была Государственная премия, полученная моим сыном за создание новой теории рассеяния света в мутных средах… Я кончил.

— Нет, вы не все припомнили, дорогой Амазасп Асату-рович! — заявил один из гостей. — Мы уважаем вековую традицию и знаем, что тамада непогрешим. Но, кажется, сегодня придется нарушить традицию. Мы хотим сказать, о чем умолчал тамада! Ведь многие не были приглашены отметить такие события, как назначение Виктора на пост редактора журнала «Доклады Академии наук Армянской ССР»…

— Верно! Правильно!

— Это не все. Был еще повод: многие не участвовали в торжестве по случаю награждения Виктора орденом Трудового Красного Знамени.

— Оштрафовать тамаду!

Тамада хитро улыбается. За столом царит веселье. Отец встает, чтобы ответить на упреки.

— Вы правы, друзья! Я кое о чем умолчал. Может быть, нечаянно, а может быть, умышленно. Предвижу, что после того, как вы разойдетесь, сын и так попеняет мне за столь пышный тост в его честь. Но так или иначе, вы правы. Мне остается произнести классическую просьбу: «Судите меня не по прегрешениям моим, а по милости вашей!» А пока в соответствии с принятой процедурой нам предстоит выслушать «последнее слово обвиняемого». Не так ли?

Но «последнее слово» не состоялось. Виновнику торжества не дали говорить. Его шумно приветствовали и поздравляли. Он смущенно улыбался, благодарил.

Когда гости ушли, Виктор прочел поздравления. Больше всего его тронуло коротенькое письмо на листке из школьной тетради и скромный букетик цветов. Их прислали бюраканские школьники.

Строительство Бюраканской астрофизической обсерватории началось осенью 1946 года. А уже в 1947 году…

Нет, это случилось не так быстро. Где-то из крохотных капель, скрытых под мхами, возникает едва приметная струйка. Она становится заметнее, полноводнее. Этот ручеек превращается в небольшую реку. Вот она пробежала сотню километров — ее нанесли на карту. Еще тысяча километров, и о ней пишут поэмы. Скрыт от глаза человеческого удивительный путь от первого движения в недрах зерна до ростка, до всхода. И только ученые знают, как сложно происходящее таинство. Есть нечто подобное и в научном творчестве.

«Часто спрашивают: кто открыл? И так редко сходятся в ответе, — говорил академик Ферсман. — Открытие почти никогда не делается сразу. Оно лишь последняя ступенька той длинной лестницы, которая создана трудами очень многих… Законченная мысль есть последняя капля, собиравшаяся долгие годы в десятках умов…»

Довольно скоро обнаружились дефекты в шестнадцатидюймовом телескопе. Таких трудов стоили доставка и установка этого телескопа, а теперь телескоп нужно демонтировать и отправить на доработку заводу-изготовителю. Печалит и другая новость: на стройке ранило рабочего. А доложили об этом случае по-казенному — сам, мол, виноват; упал, сломал руку; врачи грозят ампутацией.

— Кто сказал, что невозможно обойтись без ампутации? — взорвался академик, обычно очень спокойный.

— Смотрел наш фельдшер. Говорит, что дело плохо. Это — Гагик, колхозник из села Бюракан. Все просился к нам на работу. Вот и допросился!

Амбарцумян вскипел:

— Бездушие! Где пострадавший? Уже увезли в Ереван? Он же просился к нам на работу. Это нужно ценить.

Академик дозвонился до больницы. Его заверили, что примут все меры, чтобы избежать ампутации. Но вот уже полчаса ученый не может успокоиться.

— Вы решили прогуляться? — спросил Веник Маркарян, один из ближайших сотрудников директора. — Позвольте составить вам компанию.

— Это будет кстати, нужно поговорить…

Сотрудники обсерватории знали привычку директора совершать одиночные прогулки по окрестностям. Он мог подолгу любоваться пейзажами, закатом солнца, звездами. И в это время размышлял. Так сочетались отдых и работа. В такие минуты с ним можно было о многом побеседовать. Нередко он сам искал общения. Особенно, когда напряженно работал над трудной проблемой. И бывал очень рад, когда попадался упорный оппонент. Это позволяло убедиться в своей правоте или признать, что нужно кое-что пересмотреть или начать заново. Многие знали его привычку выступать в роли противника самого себя. Он критиковал свои работы и выводы, а спутник их защищал.

Но сейчас речь пошла не о делах, не о телескопе — о людях. Амбарцумян рассказал, как его возмутило бездушное отношение прораба к пострадавшему рабочему.

— Завтра у нас открытое партийное собрание. В повестку дня необходимо включить еще один вопрос: забота о человеке, — добавил Амбарцумян. — Я выступлю. Надо еще раз позвонить в больницу!

— Непременно, — согласился Маркарян. — А таких людей, как прораб, нужно воспитывать. И прежде всего на этом примере.

Где собирается молодежь, всегда шумно и оживленно. До начала занятий, в перерывах между лекциями в коридорах и аудиториях вузов шума, смеха, может быть, чуть меньше, чем в начальных школах. Но как удивительно быстро наступает тишина, едва в аудитории появляется профессор Амбарцумян.

Вот и сейчас он говорит об очень важном для него, ученого.

— Наука сильно выиграет, если сумеет освободиться от инертных людей. Умный руководитель должен не только подбирать умелых, дельных сотрудников, но и уметь освобождаться от неисправимо ленивых, безразличных. Бездушие в работе надо решительно вытравлять…

16 января 1947 года общее собрание Академии наук Армянской ССР удовлетворило просьбу академика Иосифа Абгаровича Орбели об освобождении его от обязанностей президента. Он решил целиком посвятить себя работе в ленинградском Эрмитаже. Орбели внес огромный личный вклад в создание ведущего научного центра республики. И его просьба была удовлетворена. Новым президентом стал Виктор Амазаспович Амбарцумян…

Очень многие пишут академику в Бюракан.

На конвертах — радуга марок, из разных стран. Перевод не требуется. Виктор Амбарцумян хорошо владеет европейскими языками.

— Я не помешаю? — спросил, входя, заместитель директора обсерватории профессор Людвиг Мирзоян.

— Нет, нет. Вот посмотрите, статья нашего немецкого коллеги Вейцзеккера. Неискушенному читателю может показаться, что еще две-три такие статьи, и все проблемы астрофизики будут легко разрешены. После этого нашей науке нечего будет делать.

— Может быть, не нужно даже достраивать нашу обсерваторию? — пошутил Мирзоян.

— Нет, Людвиг, — оживился Амбарцумян, — достраивать нужно. У природы еще много неразгаданных тайн. Вы заметили, что наши идейные противники явно пытаются отвлечь внимание от раскрытия происхождения Вселенной и её развития то статьями, какие пишет Вейцзеккер, то сенсационными предсказаниями о скорой гибели нашей планеты и всей Вселенной. Тепло постепенно превратится в холод, материя растратит себя в излучении — так говорят Максвелл, Больцман, Гиббс и другие ученые-идеалисты. Нильс Бор, утверждающий, что внутри звезд, по-видимому, не соблюдается ни закон причинности, ни закон сохранения энергии, выглядит по сравнению с ними оптимистом. В его представлении каждая звезда сама собою, из ничего создает энергию. Звезда — это некий «перпетуум мобиле», вечный двигатель, немыслимый на Земле.

— А вы читали, что пишет Норберт Винер?

— Он меня удивил. Ведь он, по существу, утверждает, что важна битва за знание, а не победа. Что это такое? Ведь если бы кто-нибудь сказал: «Важно сеять, а урожай — ничто!» — такого человека сочли бы безумцем. А Винер, талантливый ученый, заложивший фундамент кибернетики, утверждает, что за каждой победой, то есть за всем, что достигает своего апогея, сразу же наступают «сумерки богов».

— Какое-то крайнее выражение пессимизма!

— Может быть, еще не крайнее, но близкое к нему. Во всяком случае, это хуже, чем пессимизм Огюста Конта, который за несколько лет до открытия спектрального анализа говорил, что нет таких способов, с помощью которых мы могли бы узнать химический состав звезд. И мы никогда его не узнаем. Это было на уровне мышления людей того времени. А мы подходим к середине двадцатого века.

Нет, Людвиг, — продолжал Амбарцумян, — не уничтожение материи, о которой твердит почтенный Джеймс Джинс, а сложнейший процесс развития, не самодовольно-окаменелое воззрение на природу, которое сквозит в статьях Вейцзеккера, а смелое проникновение в ее тайники, вот что нам нужно. Наблюдениями астрономов горы фактического материала уже добыты. Я вспомнил сейчас о «стеклянной библиотеке» Шайна. Ее многие годы собирали в Симеизской обсерватории он, его жена и сотрудники. Каждую безоблачную ночь они фотографировали небо и накопили горы фактического материала. Конечно, наблюдения неба нужно продолжать, совершенствовать методику и технику. Но не запаздываем ли мы с созданием школы астрофизиков-теоретиков? Что значит обобщать данные астрономических наук? Это прежде всего теоретическая работа.

Сам Амбарцумян не раз думал о том, что иногда ему нужно отключаться от всяких дел — от академии, заседаний и других хлопот. Тогда можно полностью отдать себя самому важному — астрономии.