Недоступная девственница

Глава 12

— Я очень виновата, — бесцветным голосом произнесла Лиза. — Они заставили меня это сделать. Голоса.

Они уже больше часа находились в пещере. Как только сюда внесли Лизу, Модести сразу же сделала ей уколы морфия и атропина. Потом наложила Джайлзу шину. Лизу уложили на одеяла, и сейчас рядом с ней сидел Джайлз и проверял пульс.

— Голоса? Какие голоса, старушка? — спросил Джайлз, не отрывая глаз от секундной стрелки своих часов.

Лицо ее исказила гримаса отчаяния.

— Я ничего не говорила, я не хотела, мне нельзя об этом говорить!

— Ничего подобного. Я твой врач, и ты можешь говорить мне все что угодно. Абсолютно все, — он не уговаривал ее, но в искренности его невозможно было усомниться.

Лиза обдумывала его слова.

— Голоса у меня в голове, — наконец неуверенно произнесла она. — Они говорят мне, что я должна делать.

Казалось, это его совершенно не удивило.

— И давно они с тобой разговаривают, Лиза?

— Уже… я не знаю. Несколько лет.

— Надо же, — он с интересом посмотрел на нее. — А сейчас они что-нибудь говорят?

— Сейчас нет. Уже замолчали. А совсем недавно сказали, что я должна раздобыть пистолет, и приказали мне стрелять. Стрелять во Врагов. Устроить как можно больше шума.

— В каких врагов?

— Ты. Уилли. Она.

— Странно. Мы же не враги тебе, и ты отлично это знаешь.

— Не мои Враги. Их.

— Кого?

— Голосов.

— А, — Джайлз сделал строгое лицо. — Честно говоря, старушка, мне не очень-то нравятся эти твои голоса. И что, они все время заставляют тебя делать гадости? Например, стрелять в людей?

Лиза кивнула, глаза ее наполнились слезами.

— Да, ничего другого. Они заставили меня… чтобы я… Брюнеля… ножом. Я обязана подчиняться им, иначе они никогда не замолчат. Однажды я едва не сошла с ума.

— Понятно, — тихо сказал Джайлз и слегка сжал ее руку. — Позже я разберусь с ними. А сейчас нам надо немного укоротить твой подлый аппендикс.

Он откинул одеяло. Лиза была совершенно обнаженная.

— Расслабься, расслабься. Отлично, сейчас Модести тебя немножечко побреет.

Джайлз обернулся — Уилли снял со спиртовки большую металлическую кастрюлю и наполнил кружку кипятком, которую держала Модести. Она присела рядом с девушкой и улыбнулась ей.

— Не беспокойся, я прекрасный брадобрей.

Вход в пещеру был низким, но в глубине высота свода достигала пяти футов — затем она сужалась и переходила в извилистый коридор, заканчивавшийся узким отверстием с противоположной стороны холма, прямо напротив глубокого ущелья, которое здесь упиралось в гигантский горный кряж. В пещере стояли два больших контейнера с оборудованием. Глядя на них, Модести поняла, что, прежде чем направиться в Руанду, Уилли успел наведаться на ее виллу в Танжере и запасся всем необходимым. В длинных ящиках были уложены две автоматические винтовки М-16, несколько десятков обойм к ним, гранаты, одеяла, баллоны с питьевой водой, походная аптечка, аэрозоль от насекомых, короче — все, что может понадобиться человеку для выживания в условиях дикой природы.

Уилли забил в свод пещеры альпинистский крюк и подвесил к нему лампу, работающую от микроаккумулятора — прежде чем включить свет, он тщательно завесил вход в пещеру одеялами.

Джайлз открыл свою медицинскую сумку, и теперь выуживал из нее инструменты и осторожно складывал на расстеленную клеенку. Странно, но, видимо, вследствие того, что сейчас он мог действовать только одной рукой, движения его были не столь неуклюжими, как обычно. Увидев, что Модести закончила орудовать бритвой, он повернулся к ней.

— Ну что, начнем, или, может, мне еще раз повторить, что надо делать?

Модести отрицательно помотала головой и отрывисто сказала:

— Давай начнем. Я просто выполняю роль твоих рук, и по ходу дела ты будешь подсказывать мне. А кто даст ей эфир, Уилли?

— Ага. Только начну я сам, а Уилли потом сменит меня. Я все время буду рядом с тобой, — он посмотрел на Лизу. — Не беспокойся, старушка, Модести ассистировала мне сотни раз, она отлично со всем справится.

— Да, — слабым голосом откликнулась Лиза. — Усыпите меня поскорее. Пожалуйста. Голоса снова начали говорить…

Уилли удивленно посмотрел на Модести, но ничего не сказал. Заколов Лизе волосы, он взял кружку с горячей водой и полил Модести на руки. Инструменты лежали в другой кастрюле — предварительно их прокипятили в растворе антисептика.

Джайлз смочил в эфире марлевую повязку и поднес ее к лицу Лизы.

— Начали, старушка. Дыши глубже. Вот так, хорошо. Вдох… выдох. Еще раз. Замечательно.

Через пару минут он положил маску ей на лицо, взял бутылочку с эфиром и капнул на марлю.

Уилли яростно тер руки щеткой.

— Я не подумал, Принцесса, — озабоченным голосом проговорил он, — у нас нет ни перчаток, ни хирургических масок, только пара галлонов воды да бутылка виски. Думаю, сам доктор Барнард не рискнул бы в таких условиях на операцию.

Модести поморщилась и резким движением стряхнула воду с рук.

— У нас есть кое-что получше — сам доктор Пеннифезер. По-моему, он даже не представляет, как выглядит нормальная операционная.

Они протерли руки эфиром и подошли к Лизе.

— Зайди с этой стороны, Уилли, — спокойно приказал Джайлз. — Возьми бутылочку и каждые пятнадцать секунд капай одну-две капли. Если она начнет хрипеть или ты увидишь, что лицо синеет, подними немного маску и дождись, пока она не начнет дышать нормально. Потом снова накрой лицо марлей.

— Посинеет… — упавшим голосом повторил Уилли. — Как скажете, доктор.

Модести встала на колени справа от Лизы, Пеннифезер занял позицию напротив. Уилли уже поставил кастрюлю с инструментами на клеенку и разложил пакеты со стерильными тампонами. В пещере стояла невыносимая духота. Несмотря на то что Модести предусмотрительно сняла рубашку, лицо ее начал заливать пот. Уравняв дыхание, она мысленно провела по животу Лизы линию от пупка к подвздошной кости — нужная точка была где-то посередине. Точка Макберни. Она взяла скальпель, слегка коснулась им кожи и посмотрела на Пеннифезера. Он одобрительно кивнул. Модести затаила дыхание и сделала разрез.

Показалась кровь. Левой рукой она промокнула рану и, углубив разрез, увидела под слоем жира розовую мышцу. Теперь зажимы. Хирургические щипцы для артерий — в Калимбе она делала это неоднократно. Главное — найти точку кровотечения и поставить на нее зажим. Потом следующую, и снова зажим. Зажим.

Теперь разрез был окружен частоколом зажимов. Тампоны. Можно начинать снимать зажимы. Плохо, если кровь не успела свернуться, без ассистента зажим поставить непросто. Черт возьми! Джайлз вполне мог бы продезинфицировать здоровую руку и помочь! Хотя куда там, уже поздно.

Отлично! Кровотечение остановилось.

Теперь наружные мышцы. Так, осторожно ножницами вдоль волокон. Пальцами раздвигаем мышцу по всей длине разреза. Пальцы… Надо молить Бога, чтобы они действительно были стерильные. Наверное, все-таки стерильные… Почему Джайлз повсюду таскает за собой кучу всякого барахла, а элементарных хирургических перчаток положить не догадался? Может, рассчитывает, что его болтовня убьет и микробы?

А между тем он действительно что-то говорил, голос его звучал спокойно и ободряюще. Кажется, он ни на секунду не закрывал рот, но Модести только сейчас поняла, что действует строго по его инструкциям.

— Отлично, дорогая. Теперь проходи сократительную мышцу. Вот, правильно. Надо проковырять довольно приличную дырку. Как там она, Уилли? Хорошо, хорошо… Теперь рассекай нижний мышечный стой, дорогая. Нет, в противоположном направлении. Так. Просто замечательно. Приступай ко второй мышце. Хорошо, дай-ка я взгляну.

Модести немного отодвинулась, и Джайлз склонился над разрезом. Потом посмотрел на нее и улыбнулся.

— Прямо как по учебнику, — сказал он довольным голосом. — Что ты такая испуганная? Все идет великолепно. Видишь вот эту белую перегородку? Это… это… Черт, забыл как называется. А, да, вспомнил. Брюшина. Рассекай ее так же, как ты делала самый первый разрез. Да нет же, о Господи! Не скальпелем, иначе ты проткнешь кишечник! Возьми ножницы, очень осторожно, так. Теперь подцепи пальцем, приподними и режь дальше.

Через пару минут она подцепила пальцем аппендикс — тонкую белую трубочку длиной около трех дюймов. Она воспалилась и распухла.

— Только не торопись, — нахмурился Джайлз. — Ну ладно. Отпусти хирургические щипцы, я сам буду их держать. Видишь эту артерию? Перетяни ее.

— Подожди минутку, — рассердилась Модести, — пот льет в глаза. Ну вот, уже на руки потекло. Какого черта ты меня не предупредил? Я хоть бы ленточку повязала на голову. Уилли, вытри мне лоб. Да брось ты на секунду свою бутылку!

Она подняла руки над головой, и Уилли обтер ее полотенцем.

— Спасибо, — она приготовила лигатуру, но вдруг замерла и затравленным взглядом посмотрела на Пеннифезера. — О Господи, Джайлз! У меня начали дрожать руки.

— Не обращай внимания, — невозмутимо сказал Джайлз. — Как только ты займешь их делом, все прекратится. Давай, давай, перетягивай артерию.

Он оказался прав. Модести наложила лигатуру, сделала под руководством Джайлза кисетный шов, зажала основание аппендикса специальными щипцами Спенсера Уэллса, перетянула его сверху другой лигатурой и отсекла отросток скальпелем.

Начинали затекать руки, но Модести знала, что самая ответственная часть операции еще впереди, — теперь надо было зашить брюшную полость.

— Прекрасно, — комментировал Джайлз. — А теперь введи ампутант в слепую кишку.

Модести подняла голову. Глаза у нее были безумные.

— Что сделать?

— Ну, воткни огрызок аппендикса вот в ту трубу.

— О Боже, Джайлз, трудно было сразу сказать по-человечески!

Он хихикнул.

— Спокойно, спокойно, дорогая. Хорошо. Теперь распускай кисетный шов, а я пока пересчитаю тампоны.

Модести не торопясь начала накладывать швы. Вначале она зашила белую перегородку, потом два слоя мышц. Когда она сшила соединительные мышцы, Джайлз повернулся к Уилли.

— Теперь можно убрать маску, — сказал он. — Мы скоро заканчиваем.

Наружную часть разреза Модести шила нейлоновой нитью — расстояние между «стежками» получилось около полудюйма. Она последний раз пропустила нить, обрезала ее и почувствовала, что снова начинают дрожать руки. Но это уже не имело значения.

Наложив на шов марлевый тампон, она закрепила его пластырем, прикрыла Лизу полотенцем и сверху набросила одеяло. Модести выпрямилась и почувствовала, что у нее сводит челюсти. Уилли Гарвин похлопал ее по голому плечу.

— Между прочим, это была противозаконная операция, — торжественно объявил он. — У тебя нет разрешения на врачебную практику.

Модести пожала плечами и облегченно улыбнулась.

— Все нормально, Джайлз? — спросила она.

— Что? Думаю, она вряд ли поблагодарит тебя за такой шов, — он засмеялся. — Кстати, у меня получается не хуже.

— Ну что поделаешь. Я никогда не умела шить. Господи, неужели она поправится?

— Лично я не сомневаюсь, — он нахмурил брови. — Сейчас меня гораздо больше беспокоят ее голоса. Очень мне это все не нравится.

— Голоса? — переспросила Модести, подставляя руки под струю воды из кружки, которую держал Уилли. Она смутно помнила какой-то разговор перед операцией, но о чем именно шла речь…

— Что она сказала тебе, Джайлз? Я не прислушивалась.

— Не знаю, что и сказать. По-моему, у нее слуховые галлюцинации. Слышит какие-то голоса, как Жанна Д’Арк. Правда, в отличие от Орлеанской девы, они не призывают ее спасать Францию — Лизу заставляют делать всякие гадости. Знаешь, почему она пырнула ножом Брюнеля? Голоса приказали.

— Это была неплохая мысль, — буркнул Уилли, заворачивая в клеенку использованные тампоны.

— Мне плевать на Брюнеля. Но, насколько я понял, они уже довольно давно заставляют ее выполнять свои приказы. Несколько лет.

— Начинаю припоминать, — задумчиво протянул Уилли. — Время от времени она словно к чему-то прислушивалась. Я хочу сказать, когда она была со мной.

Джайлз кивнул.

— Слуховые галлюцинации, — мрачно заметил он. — Никто толком не знает, что это такое. Все кончится тем, что она попадет в лапы психиатра, галлюцинации — это по их части. Лично я в их методы не верю — оглушать людей электрошоком, это единственное, что они могут. Варвары, а не специалисты.

— Ну ладно, Джайлз. Не кипятись. Обсудим этот вопрос позже, когда все закончится. — Модести повернулась к Уилли. — Какой у тебя план?

— Завтра в восемнадцать ноль-ноль должен прилететь вертолет. Он приземлится в двух милях восточнее, там же, где меня высадили вчера ночью. То есть он сядет только в том случае, если мы подадим сигнал. Если нет, он больше не прилетит. Я прикинул, что если не сумею вытащить вас за тридцать шесть часов, значит, я в любом случае не вернусь обратно. Поэтому, если мы не успеем к вертолету, придется переходить границу своим ходом. Извини, Принцесса, но ничего лучшего я придумать не сумел.

Модести улыбнулась.

— Замечательно, Уилли. Признаться, я рассчитывала на худшее. Джайлз, пара миль на носилках ей не повредят?

— Завтра вечером? Нет, что ты! Через двадцать четыре часа я так или иначе заставлю ее садиться.

Уилли присел радом с Лизой и сочувственно посмотрел на нее. Джайлз снова взял ее за руку и пощупал пульс.

— Так и будешь сидеть всю ночь? — спросил Уилли. — По-моему, тебе надо отдохнуть.

— О, я в полном порядке. А за ней надо присматривать.

— Слушай, Джайлз, — в голосе Уилли звучало любопытство. — Ты что, сделаешь так, что она будет чувствовать себя лучше?

— Что? Ой, не говори глупости, Уилли.

— Зачем же тогда ты сидишь рядом с ней?

— Просто думаю о ней, вот и все.

— А как ты думаешь?

— О Господи! Не знаю. Ну о чем можно думать? Да о чем угодно. Ты же не волшебник, который с первого взгляда может понять человека? Вот сиди и думай об этом. Тем более, у старушки неприятности. Вот я и думаю, какой она будет, когда поправится.

— Знаешь, а ты не врач, приятель. Ты — шаман.

Джайлз презрительно фыркнул.

— Смейся, смейся, — подначивал его Уилли, но вдруг осекся. — Черт возьми, по-моему, она не дышит!

— Дышит, дышит, не беспокойся. Превосходный пульс. Ты ничего не слышишь потому, что она дышит очень медленно и почти бесшумно. Это хороший признак.

Уилли нагнулся еще ниже и прислушался. Лиза застонала и повернула голову.

— По-моему, свет больше не нужен, Джайлз, — Модести вытирала руки полотенцем.

— Что? О нет, нет. Когда она начнет приходить в себя, мне надо будет как следует ее осмотреть. Впрочем, сейчас свет действительно не нужен. Я услышу, если она зашевелится. Эй, Уилли, прекрати обнюхивать ее.

— Да замолчишь ты, наконец! — недовольно прошипел Уилли.

Они удивленно посмотрели на него — Уилли по-прежнему стоял на коленях, прижавшись ухом к щеке Лизы. Он медленно поднялся на ноги и растерянно оглянулся. Лицо его побелело.

— Ты сказал, что она слышит какие-то голоса?

Джайлз недоуменно уставился на Уилли.

— Ну да. Но в этом нет ничего особенного, обычные слуховые галлюцинации.

— Да? Ну тогда я вам кое-что скажу: я тоже слышу эти голоса.

В пещере воцарилась гробовая тишина. Уилли взглянул на Модести и снова склонился над Лизой.

— Приложи ухо к ее височной кости, — он сделал приглашающий жест и подвинулся.

Модести заняла его место и встала на колени.

Приложив ухо к виску Лизы, Модести с удивлением услышала слабый звук, доносившийся словно из головы девушки — там на разные голоса пел целый хор, но слова звучали очень отчетливо.

«…Крепись, Лиза. Ты наше возлюбленное дитя, и мы довольны тобой. Враг мертв. Брюнель погиб от твоей руки, и мы довольны тобой. Соберись с силами, Лиза. Забудь о боли, забудь о слабости. Это последнее испытание. Потом ты в полной мере вкусишь мир и гармонию, которые мы тебе приготовили. Ты оказалась среди наших последних Врагов и ты должна уничтожить их. Ничего не бойся. Ты наше дитя, мы твои защитники и покровители. Ищи способ расправиться с ними, Лиза. Ищи, и ты найдешь оружие. Будь осторожна, дитя, ибо наши последние Враги коварны. Раздобудь пистолет и убей их…»

Модести выпрямилась. Лицо ее окаменело — она сделала знак Джайлзу, и он присел рядом. Минуту спустя он поднял на нее удивленный взгляд и дрожащим голосом воскликнул:

— Эти чертовы голоса звучат прямо у нее в голове? Как они сумели это сделать?

Модести бросила взгляд на Уилли.

— С ума сойти, — растерянно пробормотала она. — У меня волосы встают дыбом.

— Волосы? Дыбом?! — с бешенством в голосе рявкнул Джайлз. — О чем ты говоришь? Думаешь, это духи, призраки? Как бы не так, это делают люди! Но как, черт побери?

Обмотанные тряпьем ноги, обрезанные по колено джинсы, перепачканное лицо, торчащие во все стороны волосы — он походил на спятившего Робинзона Крузо, но при всей своей комичности его фигура не вызывала смеха. Модести впервые видела его в таком бешенстве.

— Микроприемник? — с надеждой спросила она. — Но это должна быть какая-то немыслимая миниатюризация!

Уилли сел на пол, он не сводил взгляд с бледного лица Лизы.

— Все зависит от передатчика, — устало произнес он. — Если он выдает стабильный коротковолновой сигнал, можно сделать приемник не больше косточки от вишни. Да и сам передатчик… Я знаю одну фирму, которая вставляет их в таблетки от головной боли. Есть еще специальная аппаратура для кардиографии. Тоже, кстати, миниатюрная.

— То есть это возможно?

— Теоретически это стало возможно, как только изобрели микросхему. Теперь кто-то реализовал эту идею. Брюнель вполне мог найти умельца. Единственная проблема — источник питания. Не исключено, что они используют ядерную батарею. И преобразователь электрических сигналов, — Уилли кивнул. — Что ж, вполне возможно.

— Значит, приемник имплантирован в череп?

— Нет… не думаю, Принцесса. Для этого потребовалась бы сложнейшая операция. А как менять батареи? — он прикусил губу. — Подожди-ка минутку. Несколько лет назад я читал про одного парня, который утверждал, что слушает радиопередачи без приемника, говорил, что они звучат прямо у него в голове. Все решили, что он спятил, но парень повторял новости слово в слово за диктором Би-би-си, и его решили проверить. Как оказалось, ему поставили пломбу из двух разных металлов — в слюне есть кислота, и в сумме все это работало как гальваническая батарея. А черепок этого парня выполнял функцию контура, настроенного на волну Би-би-си.

Уилли достал из кармана цанговый карандаш.

— Приподними-ка ей голову, Принцесса.

Модести обхватила девушку за шею, и Уилли приоткрыл ей рот.

— Справа, на верхнем зубе мудрости металлическая коронка, — сказал он. — Впрочем, нет. Не просто коронка. Это цельнометаллическая конструкция. Может, именно то самое.

Уилли протер руки эфиром и осторожно взялся за зуб.

— Не снимается, — он покачал головой. — Скорее всего на резьбе. Дай-ка мне хирургические щипцы.

Джайлз дрожащими руками достал из своей медицинской сумки щипцы. Взяв одной рукой фонарик, Уилли зажал зуб щипцами и повернул.

— Ага, двигается!

Он отложил щипцы и снова взялся за зуб пальцами. Наконец он снял его и, положив на ладонь, поднес к свисавшей с потолка лампе. По форме и размеру это был коренной зуб, только металлический. В том месте, где у обычного зуба находится корень, здесь была резьба.

— Видимо, они убили нерв, спилили зуб на уровне десны и высверлили корень. Потом нарезали резьбу, и теперь эта штука, — Уилли подбросил на Ладони «зуб», — ввинчивается туда как шуруп.

Модести взяла металлический зуб и поднесла к уху.

— Сейчас ничего не слышно, — сказала она.

— И не должно быть слышно. Височная кость выполняет роль усилителя, — Уилли посмотрел на Джайлза. — Височная кость и челюсти связаны с ухом, верно? Попробуй, зажми между зубами миниатюрные женские часики, и ты услышишь тиканье старинных напольных часов.

Модести вытерла кусочек металла платком и зажала между задними зубами. Спустя несколько секунд она кивнула и выплюнула «зуб».

— Все правильно. Трансляция продолжается. И слышно гораздо лучше.

Она с отвращением посмотрела на приспособление и вручила его Уилли.

У Джайлза был такой взгляд, словно он вот-вот заплачет. Модести обняла его за плечи.

— Ну, милый, что с тобой? — ласково спросила она его.

— Это так… — он отчаянно пытался подобрать слова. — Это так низко, так грязно, Модести!

— Да, милый. Брюнель был именно таким.

— Но… но он же изображал из себя Бога! Вначале купил эту несчастную девушку — словно собаку или кошку, — потом вставил ей эту штуку и подчинил себе! Как мерзко!

— Да. Это словно похитить душу. Но, слава Богу, он мертв.

— Странная вещица, — задумчиво проговорил Уилли, рассматривая зуб. — Давайте подведем итог. Брюнель находит гения в области микроэлектроники, и тот создает для него это чудо. Кроме того, ему пришлось воспользоваться услугами первоклассного дантиста, которому Лиза затем показывается каждые полгода — надо же менять батареи, и, вероятно, это делалось под общим наркозом. Голоса записывали на магнитофон…

— Кстати, о голосах, Уилли. Это же настоящий хор.

— Все очень просто, Принцесса. Ты записываешь голос через микрофон, а потом делаешь модуляцию звука и получаешь фонограмму с обилием высоких обертонов. Затем с этой фонограммы ты записываешь полдюжины других, всякий раз немного изменяя исходную частоту записи. В результате ты получишь хор ангелов — теперь, когда ты хочешь, чтобы его услышала Лиза, достаточно подключить магнитофон к передатчику и нажать кнопку «Воспроизведение». Естественно, радиус действия ограничен, но он не меньше двух-трех миль, а больше и не надо.

Джайлз постепенно приходил в себя, правда, голос его еще немного дрожал.

— Неудивительно, что она убила эту старую свинью.

— Она ничего не знала, Джайлз, — спокойно сказал Уилли. — Она убила его только потому, что ей приказали голоса. Это-то и странно — ты можешь представить, что Брюнель приказал Лизе убить самого себя?

Все замолчали.

— Это Адриан Чанс, — наконец сказала Модести. — Больше некому, точно. Должно быть, он узнал тайну Брюнеля — видимо, всего несколько дней назад. Хотя, может, знал об этом давно, но лично я сомневаюсь. Джайлз, ты помнишь, как он вел себя сегодня, после известия о смерти Брюнеля? Разве что не скакал на одной ножке. Словно человек, который выиграл целое состояние… нет, заполучил ключи от царства Господнего. Точнее, от царства Брюнеля. Он убил Брюнеля без малейшего риска быть разоблаченным. А что могло быть проще? Заставил Лизу, и все.

Уилли кивнул.

— Все сходится. А сейчас наш малыш Адриан начал новую операцию, пытается заставить Лизу убить и нас. И, кто знает, может, ему это и удалось бы.

— Она жила с этими голосами несколько лет, — Модести поежилась. — Господи, сколько же времени и сил понадобится, чтобы она снова стала самой собой!

Модести бросила взгляд на Джайлза Пеннифезера. Он уже совершенно успокоился и сейчас явно о чем-то размышлял.

— Да, нескоро, — он почесал нос. — Впрочем, неважно. Как только ей станет лучше, я займусь этим. Уилли, дай мне, пожалуйста, этот зуб.

Он протянул руку.

— Ты собираешься все ей рассказать?

— Немедленно, как только она придет в сознание. Это необходимо сделать, иначе она сойдет с ума.

Уилли нерешительно передал ему зуб.

— Просто я думаю… — он бросил взгляд на Модести. — Ну, наверное, такими вещами должен заниматься специалист, разве не так?

— Верно, — Модести разглядывала девушку. — Но сейчас ей необходимо лечение, Уилли. А это специальность Джайлза.

Через десять минут все уже было готово для ночлега. Уилли первым заступил на дежурство у входа в пещеру. Модести с головой завернулась в одеяло. Джайлз Пеннифезер прислонился спиной к стене, взял Лизу за руку и, понизив голос до громкого шепота, начал вслух вспоминать свою учебу в медицинском колледже.

— Кажется, его звали Феншоу… Или, может быть, Хеншоу? Неважно, что-то в этом роде. Очень странный пациент. Жевал стекло, глотал гайки и болты. Ему все время хотелось есть. Когда его вскрыли, в желудке оказалось полно всякого хлама. Да… а еще раньше я мерил ему температуру и проверял пульс — он вдруг так странно глянул на меня и откусил полтермометра, — Джайлз громко хихикнул. — Представляю, какое у меня было лицо! После этого я не решался прослушать его, боялся, что он сожрет мой стетоскоп. А за градусник мне пришлось заплатить пятнадцать шиллингов из жалованья.

Модести улыбнулась. Ей не спалось — через пять минут она сбросила одеяло, накинула на плечи куртку и подсела к Уилли.

— Привет, Принцесса.

— Привет, Уилли. Знаешь, пока ты не расскажешь, как тебе удалось спастись, я все равно не засну. Сгораю от любопытства. Ну давай, давай рассказывай.

— Это когда меня вышвырнули из «дакоты»?

— О Господи! Ну конечно, что же еще? Я все передумала, но ничего не получается. Мы были на высоте около трех тысяч миль, значит, ты достиг скорости свободного падения, так? Неважно, куда ты упал — в воду, на деревья, в стог сена высотой тридцать футов, — неважно, ты все равно не уцелел бы.

Уилли засмеялся.

— Все получилось гораздо лучше. Правда, рекорд я не поставил, — в его голосе звучало искреннее сожаление. — Это несправедливо, ведь ты все равно не можешь лететь быстрее скорости свободного падения, даже если свалился с высоты двадцать тысяч футов. Поэтому я грохнулся бы ничуть не слабее всех остальных.

— Каких таких остальных?

— А во время второй мировой войны был такой парень по фамилии Уорсфолд. Он летел стрелком-радистом на «ланкастере». Над Францией его самолет подбили, и парень вместе с фюзеляжем с высоты семи тысяч футов свалился на землю. Отделался переломом ноги и пары ребер.

Модести всегда удивляла память Уилли Гарвина — ему не составляло труда наизусть цитировать целые страницы книг, прочитанных в детстве, не говоря уже о литературе, которой он увлекался гораздо позже. Не было такой темы, по которой он не прочел бы хоть пару книг, и в разговоре он, как правило, исторгал какую-то совершенно невероятную информацию, непонятно каким образом отложившуюся в его памяти.

— Ничего не понимаю, — сказала Модести. — По-моему, он просто придумал это. И, кроме того, ты падал не в фюзеляже.

— Верно. Но это же можно сказать и о некоем Олкемейде. Его подбили над Германией, на высоте восемнадцать тысяч футов. Загорелся самолет. Парашюта у него не было, точнее — уже не было: он сгорел еще до того, как пилот решил им воспользоваться. Бедняга потихоньку превращался в бифштекс, терять ему было нечего, и он прыгнул. Падение продолжалось почти две минуты — он пролетел сквозь засыпанные снегом ветви деревьев и грохнулся на склон холма, сплошь заросший подлеском и покрытый толстым слоем снега. Вывихнул колено и немного потянул спину.

— В твоем случае не было ни снега, ни деревьев, — Модести нетерпеливо дернула его за рукав. — Прекрати дразнить меня, Уилли.

— Ну хорошо. В общем, снег там был, просто ты его не заметила.

— Но мы же летели ниже границы вечных снегов, так?

— Да. Но накануне там сошла большая лавина. Помнишь остроконечные каменные глыбы, которыми были утыканы все склоны? В общем… — Уилли на секунду задумался. — Нет, лучше я расскажу тебе все с самого начала. До того самого момента, когда я выскользнул из смирительной рубашки, мне просто некогда было бояться. Я все еще пытался придушить Жако, или, по крайней мере, прихватить его с собой. Но когда смирительная рубашка слетела и я начал падать, стало по-настоящему страшно.

Он нервно засмеялся.

— Одним словом, я изрядно струхнул, Принцесса. Но в процессе падения мне каким-то образом удалось принять позу «листа». До сих пор не могу понять, как это получилось. И все же, несмотря на то что я был привязан к стулу, я начал довольно быстро перемещаться в боковом направлении.

Во время затяжных прыжков с парашютом Модести сама часто пользовалась приемом «лист»: для этого надо как бы лечь ничком на воздух, немного поджать под себя ноги, и в таком положении возникает эффект планирования. Скорость горизонтального перемещения в отдельных случаях может достигать сорока миль в час.

— Надо еще учесть, что в тот момент, когда я вывалился из самолета, у меня уже был довольно приличный импульс, как минимум миль двести в час. Ну вот, впереди возник горный хребет, и я прошел прямо над ним, впритирку. Внизу были одни лишь голые камни, но мне почему-то казалось, что по другую сторону хребта может оказаться что-нибудь подходящее.

Модести почувствовала, как он вздрогнул.

— Одному Богу известно, на что я надеялся, — продолжал Уилли. — Я хочу сказать, что снега не было и в помине, но даже если бы я его и заметил, то затормозить на такой скорости невозможно… Но, знаешь, Принцесса, как это бывает: продолжаешь бороться за жизнь и все время чего-то ждешь.

Уилли замолчал.

— Так оно и получилось, — он тихо засмеялся. — Сразу же по ту сторону хребта было именно то, что мне нужно.

— Снег?

— Не просто снег. Гигантский, чудовищный сугроб. Видимо, его за ночь нанесло ветром. Такие же снежные кучки были повсюду с восточной стороны хребта, но, учитывая курс самолета, мы и не могли их увидеть. В других местах толщина снежного покрова не превышала и двух дюймов, но меня несло прямо на сугроб, и, как оказалось, под ним была глубокая лощина. Ночью температура немного поднялась, снег подтаял… Короче, я оказался на одной линии со снежной кучей.

Уилли закурил.

— Какая там была глубина? — спросила Модести.

— Как оказалось, двадцать или тридцать футов. Не очень-то много. На скорости сто двадцать миль в час ты пролетишь эти тридцать футов как пуля и прямиком угодишь в скалу. Но вот тут-то у меня и появилась одна идея.

Он затянулся, вспыхнувший кончик сигареты на мгновение осветил его улыбающееся лицо.

— К тому моменту я летел уже секунд двадцать, как раз подошло время подумать. А до падения оставалась всего пара секунд. Я летел вперед, прямо на засыпанную снегом лощину. И тут меня осенило: учитывая, что двигался я горизонтально, а лощина — даже, скорее, не лощина, а просто глубокий овраг — повторяла уклон хребта, похоже, можно было спикировать в снег под углом, а это означало, что от скалы меня теперь будет отделять не менее семидесяти или восьмидесяти футов снега.

— И тебе это удалось…

— Не совсем. Разворачиваясь ногами вперед, я едва не сломал себе позвоночник. В следующее мгновение я — представь, сидя на стуле! — воткнулся в снег и со страшной скоростью принялся бурить туннель к середине оврага. Между прочим, я в любом случае пробил бы весь снег насквозь и грохнулся бы об скалу. Может, и выжил бы, но остался бы калекой, это уж точно. Но мне снова повезло.

— И что на этот раз?

— Я толком не разглядел — мне сразу же залепило снегом глаза. На такой скорости их едва не вдавило мне в череп, дышать было нечем, но сознания я не потерял. Вообще-то, меня спас стул. Он мчался впереди меня и его днище утрамбовывало снег — получался такой квадратный туннель, в котором я летел за своим стулом. Красивый туннель, между прочим. Потом я его внимательно рассмотрел. Вдруг мой стул еще раз вздрогнул, послышался какой-то глухой звук, мы остановились, и я не врезался в скалу. Стул натолкнулся на что-то мягкое, и вот тут начался ад кромешный: вокруг меня что-то двигалось, мой стул вертели во все стороны, отовсюду неслось блеяние и меканье.

— Овцы? — Модести почувствовала, что он едва сдерживает смех.

— «Он сойдет, как дождь на овечью шерсть…», псалом семьдесят второй, стих шестой. Овцы? Не просто овцы, а целое стадо! В Йоркшире во время снежных бурь они ведут себя точно так же. Забираются в какой-нибудь сугроб и всю ночь греются друг об друга, а от дыхания в снегу образуются канальчики, по которым с поверхности поступает воздух. То же произошло и там, только в их милой компании появился новый баран по имени Уилли Гарвин. И знаешь, что самое забавное? Когда стул остановился, на мне не было ни единой царапины, но вначале меня чуть было не прикончили мои новые друзья, а потом я чуть не задохнулся, выбираясь из сугроба.

Модести глубоко вздохнула. Комментарии излишни. Наконец она беспомощно развела руками:

— Ну, в общем все сходится… Кому суждено быть повешенным, тот не утонет, Уилли.

— Похоже на то, — он усмехнулся и будничным тоном продолжал свой рассказ. — Выбравшись из-под снега, я едва не довел себя до сумасшествия: я же не сомневался, что следом за мной они выбросят и тебя. И только минут через пять я вспомнил, что вас с Джайлзом посадили совершенно иначе, чем меня. Вы были привязаны к обычным креслам, меня же они водрузили на стул. Я был единственным, кого они с самого начала приготовили к катапультированию. Повторив это вслух раз двадцать, я немного приободрился. Получалось так, что они решили оставить тебя в живых, по крайней мере еще на какое-то время, и я уже не сомневался, что они потащат вас в «Бонаккорд» — то есть чем быстрее я туда доберусь, говорил я себе, тем скорее мы наведем там порядок.

Он придавил окурок каблуком.

— Увы, удача отвернулась от меня, — грустно проговорил Уилли.

— Ты сделал все, что мог, Уилли, — Модести сжала его руку.

— Я знаю. Но ты можешь себе представить, как я боялся, что все окажется напрасно! В трех милях от того места оказалась ферма — мне повезло, что когда я туда ввалился, к хозяину приехал местный полицейский проверить его лицензию на грузовик. Естественно, документов у меня не было. Как ты думаешь, что они сделали? Вначале обыскали меня с ног до головы, а потом… привязали к стулу! Как ты понимаешь, я был не в очень-то хорошей форме, чтобы оказать им сопротивление. Полицейский засыпал меня вопросами и в конце концов отвез меня в участок. Примерно сутки я просидел в камере, пока они наконец связались с нашим консульством.

Она положила голову ему на плечо. Гнев Уилли в адрес французских бюрократов мог бы показаться забавным, но Модести прекрасно понимала, какие чувства он испытывал в тот момент.

— Бедный Уилли, — пробормотала она.

— Я тихо сходил с ума, еще немного, и вместо меня из камеры вырвался бы настоящий берсек. Я уже решил было бежать, но оказаться в розыске у ажанов — значит лишить тебя всякой надежды на помощь. Так я и сидел в камере, обливаясь потом. Я убеждал себя, что они оставили тебя в живых, — ну а потом бы ты что-нибудь придумала и продлила это удовольствие. В конце концов мне удалось переправить записку Рене Вобуа, и дело сдвинулось с мертвой точки. Рене как следует всыпал тупоголовому полицейскому, снабдил меня деньгами и посадил на самолет до Танжера. Оказавшись там, я решил, что к операции надо подготовиться со всей серьезностью, и отправился к тебе на виллу.

Уилли ни на секунду не терял головы, подумала Модести. В моем горном замке, который Уилли скромно именует «виллой», есть — точнее, было — все, что только может понадобиться для такой операции. Боже, но в каком же цейтноте ему пришлось действовать!

— Из Танжера я позвонил Тарранту, — Уилли закурил новую сигарету, — и обрисовал ему ситуацию. Слышала бы ты, как он ругался! Потом мне удалось взять билет на чартерный рейс до Букобы, а там связался с агентом Тарранта в местном министерстве геологии, — он усмехнулся. — Все это заняло много времени, но иного варианта я не видел. В конце концов я решил, что если вас не тронут хотя бы пару дней, ты в любом случае что-нибудь придумаешь.

— Меня каждый день пичкали наркотиками, Уилли. Я ничего не подозревала, но, к счастью, это определил Джайлз — вплоть до вчерашнего дня о каких-либо действиях и думать было нечего. Так что если бы ты появился раньше, то увидел бы вместо меня кочан капусты с глазами, — Модести вспомнила Мескиту, его напряженный палец на спусковом курке автомата. — Слава Богу, что ты не опоздал.

— Я тоже рад, — Уилли резко выдохнул; правая рука его описала полукруг — в ней словно из воздуха материализовались нунчаки. Мгновение спустя оружие так же бесследно исчезло, и Уилли снова замер. — Потом расскажешь мне про гориллу?

— Как-нибудь в другой раз. По сравнению с твоим затяжным прыжком это будет слабовато, — Модести едва не расхохоталась. — Прости, Уилли. Я как будто парю в невесомости. Словно перебрала шампанского. А ведь всего несколько часов назад…

Голос ее дрогнул, но она тут же взяла себя в руки.

— Всего несколько часов назад я думала, что осталась совершенно одна, — продолжала Модести. — Какое счастье, что это не так.

Она прижалась губами к его небритой щеке.

— Боже, как я рада видеть тебя, Уилли, милый! И прошу, больше не оставляй меня одну, второй раз я этого не перенесу.

Через пять минут она уже спала на коленях Уилли Гарвина. Он улыбнулся и накинул ей на ноги одеяло.

Уилли Гарвин никогда не сомневался в себе. И если его способности были поистине неограниченными — что он не раз доказывал, и не только себе, — то он прекрасно понимал, что развила их Модести Блейз. Она уже устала разубеждать его, да в этом и не было никакого смысла: Уилли превратился в язычника и поклонялся одному-единственному божеству — Модести. Когда несколько лет назад он один преградил дорогу пяти потомственным ниндзя из Осаки, те сразу же поняли, в чем его уязвимое место. Не желая искушать судьбу и рисковать столь ценными для будущего страны Восходящего Солнца кадрами, они подослали к ней наемных убийц, и Уилли Гарвин в одиночку убил вначале слуг, а потом и их хозяев. Последний бой длился всего пять минут — в среднем по минуте на каждого высокородного самурая. После него на родовом кладбище Окинавы появились пять свежих могил, а щеку Уилли украсил рваный шрам. Он хотел сделать пластическую операцию, но Модести запретила: шрамы украшают мужчину, так, кажется, она тогда сказала. Уилли знал, что в ту ночь после поединка она хотела быть с ним. Все зависело только от него, но дружба крепче любви. Так он решил в ту ночь. Но все эти годы знал, что на самом деле решение приняла Модести.

Сейчас он смотрел на свое божество и размышлял, — не о том, как ему повезло, что он остался жив, сверзившись с высоты трех тысяч футов на колючие горы Франции: он был счастлив, что судьба подарила ему восемь лет с Модести.

Удивительно, что он так много значил для нее. Она не любила говорить об этом, но сейчас Уилли понял. Это чудо никогда не переставало восхищать его — она была его богом, но она была и человеком, женщиной. Только самому себе Уилли мог признаться, что видит в ней женщину, — что же касается других, то их точка зрения его никогда не интересовала. Он понимал, что Модести не верх совершенства, но и со всеми своими недостатками она была его идеалом хотя бы из-за своей уникальности.

Особая женщина, иногда говорил Уилли, и если кто-то позволял себе сомнения, то позже очень об этом сожалел. Он называл ее Принцессой, и для него это имя имело особый смысл, как, впрочем, и все, связанное с Модести. Для него она всегда была принцессой — в этом была и их близость друг к другу, и вечная отстраненность. Иногда она позволяла ему быть свидетелем своей слабости, незащищенности, и тогда он обращался с ней, как с заболевшим ребенком. Но при этом она всегда оставалась принцессой, такой, какой он увидел ее первый раз, такой, какой она была сейчас. И Уилли не хотел перемен.

Одному Богу известно, что ей пришлось пережить, думал Уилли. Брюнель и все эти ублюдки. Позже она расскажет. Но ей удалось то, что не под силу ни одному человеку, она свалила этого монстра. А больше всего ее потрясла мысль о смерти Уилли. Неудивительно, они столько лет были вместе.

Раньше, когда она смеялась, в уголках ее глаз всегда появлялись легкие морщинки и улыбка ее повисала словно в воздухе — Модести могла выйти из комнаты, а улыбка оставалась вместо нее; сейчас эти морщинки исчезли. Похоже, за эти дни она вообще разучилась смеяться. А Уилли так любил ее смех. Может, она еще оправится, с надеждой думал он.

Через некоторое время их позвал Джайлз. Модести сразу же проснулась. Уилли зажег свет, и они подошли к Лизе. Перевязав ее, Джайлз категорически запретил какие бы то ни было разговоры и отослал их спать. Или дежурить, как им больше нравится. Глаза его покраснели от усталости, но он, похоже, не понимал, до какого состояния довел себя.

— Молчать и не вмешиваться в мои дела, — приказал он. — Лиза вас не касается.

— Но тебе надо отдохнуть, дорогой, — настаивала Модести.

— Позже, — лаконично отвечал Джайлз.

Вскоре он снова окликнул их.

— Я понимаю, что вам не терпится начать охоту на этих негодяев, — спокойно сказал он, когда Модести и Уилли подошли к нему. — Я с радостью пошел бы с вами, но не могу оставить Лизу. Занимайтесь своим делом, а ее предоставьте мне. Пусть даже она будет моим последним пациентом, я поставлю ее на ноги.