Нежить

Глава 9

29 миртула—2 киторна, год Голубого Пламени

Аот обвел взглядом обращенные к нему лица. Поначалу ему показалось, что он видит их впервые, однако у него возникло смутное чувство дежа–вю. Он присмотрелся повнимательней, и вид одного из незнакомцев, чья покрытая перьями клювастастая морда имела хищное выражение, пробудил в нем поток воспоминаний и ассоциаций.

— Яркокрылая, — прохрипел он.

Грифониха фыркнула.

— Наконец–то. Может быть, теперь это логово снова вернется в мое распоряжение, — она перекусила веревку, которой левое запястье Аота было примотано к каркасу кровати.

Он увидел, что его привязали к койке, которая стояла в одном из грифоньих стойл. Сквозь высокие окна падали лучи лунного света. В этом бледном освещении кожа Таммит казалась белой, словно кость. Зеркало представлял собой безликий размытый силуэт.

— Как ты? — спросил Барерис.

— Я больше не безумен, если ты об этом.

— Ты помнишь, что с тобой произошло?

— Частично, — на него напали какие–то призраки, но раны, которые они ему наносили, не были телесными. Скорее, те духи рвали на части саму его сущность. Он потерял сознание, а, очнувшись, никого не узнавал, ничего не понимал и вел себя, словно загнанный в угол зверь. Он думал, что все вокруг хотят причинить ему вред, и отчаянно отбивался.

Целители пытались ему помочь, но поначалу их магия не возымела никакого эффекта. Затем кому–то в голову пришла идея запереть его вместе с его фамильяром в надежде, что близость существа, с разумом которого он был связан, окажет на него благоприятное воздействие.

Возможно, так и произошло, ведь после этого он слегка успокоился. Он все ещё не узнавал своих товарищей, но иногда его измененные огнем глаза видели, что они желают ему лишь добра. В течение этих промежутков времени он ел, пил, принимал принесенные ими лекарства и терпеливо переносил попытки священников исцелить его молитвами и касаниями, а не вопил и не пытался вырваться и искусать их.

При воспоминании о своем поведении его охватил стыд и ужас, равно как и страх, что всё это может повториться. Почувствовав направление его мыслей, Яркокрылая хихикнула:

— Не бойся. Ты снова стал самим собой, если это имеет хоть какое–то значение. Кому об этом знать, как не мне.

— Что же, и на том спасибо.

Грифониха перекусила веревку, удерживавшую его вторую руку. Чувствуя онемение в конечностях, Аот сел и принялся распутывать остатки своих уз. Хотя те, кто его связывал, не слишком усердствовали, на его лодыжках и запястьях все равно остались болезненные ссадины из–за бесплодных попыток вырваться на свободу.

Когда все обрывки веревки упали на пол, последний кусок головоломки в его голове наконец встал на свое место.

— Маларк! — воскликнул Аот. — Вы его поймали?

— Нет, — ответил Барерис.

— Проклятье! И зачем я вообще вас с собой брал? Никакого от вас толку!

Уже произнося эти слова, Аот знал, что был несправедлив к своим товарищам. Но ему было плевать. Дважды в своей жизни он оказывался в унизительном положении, первый раз по причине слепоты, а второй — безумия, врагу удалось скрыться, и человек, притворявшийся его другом, но осмелившийся манипулировать его рассудком, выглядел подходящей кандидатурой для того, чтобы выместить на нем свою досаду.

Барерис нахмурился.

— Мне жаль, что Маларк сумел ускользнуть. Но, по крайней мере, ты его разоблачил. Больше он не сможет нам навредить.

— Ты говорил, что готов покинуть Грифоний Легион, — произнес Аот. — Пришло время это сделать.

— Нет, — сказал Зеркало.

Повернув голову, Аот увидел, как размытое лицо призрака становится лицом худощавого меланхоличного мужчины с крючковатым носом и бородкой. Именно таким был его прижизненный облик.

— Я знаю, что в долгу перед тобой, — произнес Аот, — и ты считаешь Барериса своим другом. Пусть тебя, в отличие от меня, он никогда не предаст. Но…

— Мы, герои ордена, едины, — произнес Зеркало. — То, что пятнает честь одного из нас, пятнает нашу общую честь, и, кроме того, вина одного товарища может быть искуплена другим. Поэтому наш кодекс требует, чтобы ты простил Барериса.

Аот покачал головой.

— Мы не являемся членами твоего ордена паладинов или чем он там был. Я из Тэя. У нас иные воззрения.

— Мы — те, кто мы есть, — произнес Зеркало, — и ты — тот, кто ты есть.

Даже по меркам призрака это высказывание было туманным, если не сказать бессмысленным, и все же Аот почему–то почувствовал угрызения совести. Учитывая, что именно он в данной ситуации являлся пострадавшей стороной, боевой маг не сдержал возмущения.

— Этому сукину сыну глубоко плевать, простил я его или нет. Если ты хоть немного его знаешь, то должен понимать, что для него имеет значение только его женщина.

— Это не так, — произнесла Таммит. В её голосе звучали необычные нотки — не то скрытое сожаление, не то стыд. — Даже когда печаль и ярость ослепляли его и он полностью тонул в своих переживаниях, он всегда высоко ценил своих друзей. А сейчас пелена спала с его глаз.

Аот ожег Барериса пылающим взглядом.

— Почему же ты молчишь, пока остальные за тебя ходатайствуют? Ты же бард, где же твои сладкоголосые речи и разумные доводы?

— Я уже приносил тебе свои извинения, — произнес Барерис. — И я действительно хочу, чтобы ты меня простил. Но я не собираюсь просить о том, на что у меня нет никаких прав. Можешь продолжать на меня злиться, если и правда считаешь, что я этого заслужил. Иногда свершившаяся несправедливость действительно горька. Никто не знает этого лучше меня.

С шелестом расправив крылья, Яркокрылая раздраженно взмахнула ими.

— Да прости ты его наконец или убей — все, что угодно, лишь бы вы завязали с этой сентиментальной болтовней.

Аот вздохнул.

— Я только–только поднялся с кровати. Прежде чем мне захочется кого–нибудь убивать, мне ещё нужно принять ванну и поесть, — он устремил взгляд на Барериса. — Так что, если пожелаешь, можешь оставаться в легионе.

Барерис улыбнулся.

— Так и сделаю. Спасибо.

— Что произошло за то время, пока рассудок покидал меня?

— Зулкиры собирают очередной военный совет. Ты пришел в себя как раз вовремя, чтобы на него успеть.

— Да я просто счастливчик.

Неврон обвел взглядов своих коллег–зулкиров — чопорного бескровного Лазорила, тучного, оплывшего Самаса Кула, который вечно что–то жевал, и всех остальных — и содрогнулся от спазма ненависти ко всем им в целом и каждому в отдельности.

Ничего необычного. Большая часть людей, слабых и бестолковых, были достойны лишь презрения. Ему куда больше нравилась компания демонов и дьяволов. Обычные смертные являлись куда более мелочными, жалкими и лицемерными созданиями, чем даже самые низшие из этих существ. Он часто забавлялся мыслью о том, чтобы покинуть Тэй, это пришедшее в упадок государство, и отправиться в высшие миры навстречу новой судьбе. Какой славный путь ему предстояло бы пройти!

Но, возможно, короткий. Являясь зулкиром, Неврон вовсе не был склонен преуменьшать своё могущество. Но, как заклинатель, он прекрасно отдавал себе отчет, насколько сильные существа порой встречаются в Кровавой Пропасти, Пустошах и тому подобных мирах. Если он хотел стать принцем баатезу или танар’ри, то должен был обладать не меньшим способностями.

Поэтому–то он до сих пор и торчал здесь, изучая и изобретая новые заклинания, создавая и скупая талисманы и подчиняя себе все новых и новых существ. Действовать подобным образом было разумно, но только до тех пор, пока он не решит, что его могущество возросло в достаточной степени. Иначе это будет уже не подготовка, а промедление.

Дмитра Фласс хлопнула в ладоши, призывая собравшихся к порядку. Этот хлопок прозвучал не громче обычного, но в то же время более повелительно, словно она, воспользовавшись своими способностями, едва заметно усилила этот звук. Все они понемногу пытались отыскать способы, как в условиях безотрадного нового мира, порожденного гибелью Мистры, снова заставить заклинания срабатывать должным образом.

Все замолкли — и зулкиры, и их подручные, но в этот раз они отреагировали более медленно и неохотно, чем обычно. Неврон задался вопросом, заметила ли Дмитра, что во взглядах нескольких её подчиненных был написан открытый вызов.

— Мы собрались здесь для того, чтобы… — начала она.

— Решить, каким будет наш следующий шаг, — оборвала её Лаллара. — Мы в курсе. Незачем тебе каждый раз начинать совет с констатации очевидных фактов.

— На самом деле, — произнес Неврон, — тебе вовсе незачем его вообще начинать, — изверг, заточенный в железном браслете, обвивавшим его левое запястье, принялся шепотом подначивать его — он так часто поступал, когда его хозяин говорил или делал что–то злое или провокационное.

Дмитра вскинула брови, или, скорее, гладкие участки кожи, где они некогда находились, пока она от них не избавилась.

— Кто–то же должен председательствовать, и, кажется, мы уже привыкли, что эта задача все время ложится на мои плечи.

— Возможно, настал момент отказаться от этой привычки, — произнесла Лаллара. — Я сражаюсь с Сзассом Тэмом не для того, чтобы кто–то пытался мной командовать.

— У меня этого и в мыслях не было, — произнесла Дмитра.

Неврон фыркнул.

— Разумеется. Но тот, кто председательствует на наших собраниях, также в определенной степени является и нашим лидером, и, учитывая, сколько вреда нанес нам Маларк Спрингхилл, ты, возможно, не лучший кандидат на эту роль.

Дмитра вздохнула.

— Мы все ему доверяли.

— Но он был твоим слугой, — произнес Неврон, — и поэтому именно ты несешь за него ответственность.

Дмитра взмахнула унизанной рубиновыми кольцами рукой с длинными алыми ногтями.

— Хорошо. Тогда сами направляйте ход беседы. Ведь мы все стремимся к единой цели, так что какая разница?

Её поспешное согласие застало Неврона врасплох, и тварь в его браслете захихикала над его мимолетной растерянностью. Простым усилием воли он заставил изверга ощутить боль, и смех его перешел в вопль — ещё один звук, который мог услышать только Неврон.

— Как пожелаете, — произнес он. Лаллара, которая, очевидно, желала председательствовать самолично, одарила его испепеляющим взглядом, впрочем, от этого ядовитое выражение её лица с поджатыми губами не сильно изменилось. — Ситуация такова. Мы разослали множество посыльных — воронов, наездников на грифонах, духов и прочих — чтобы отменить фальшивые приказы и опровергнуть ложные сведения, распространенные Маларком, и выяснить, каково было содержание его писем.

Дмитра одарила присутствующих ослепительной улыбкой.

— Хвала Высшему за то, — протянула она, — что зулкир Заклинательства не тратит наше время на констатацию очевидных фактов.

Неврон услышал бормотание дьявола, который находился в тяжелом серебряном кольце, надетом на большой палец его левой руки. Тот умолял выпустить его на свободу, чтобы отплатить этой суке за её колкость. Как бы ему хотелось так и поступить! Разумеется, то, что он сказал, ни для кого секретом не являлось, но ведь должен же он каким–то образом завязать беседу, разве не так?

— Как только нам станет известно все о фальшивках Спрингхилла, — продолжил он, — мы можем попытаться выяснить, с какой целью он их распространял. Одна из причин очевидна. Он направлял отряды в ловушки или туда, где они никак не могли повлиять на ход нашего противостояния, и вдобавок сеял враждебность и подозрения в рядах офицеров. Но он также стремился увести наши силы с равнины, через которые пролегает дорога, ведущая от Третьего Откоса к Тралгардской крепости.

Самас Кул, чьи дрожащие щеки были испачканы крошками сахарной глазури, проглотил кусок теста.

— Недавно армия Сзасса Тэма отступила в Верхний Тэй. Из вышесказанного можно сделать вывод, что они готовятся снова спуститься вниз.

— В чем нет особого смысла, — произнес Лазорил. — Лич отвел войска, так как катастрофа у крепости Сожалений ослабила его сильнее, чем нас. Разумеется, с тех пор он при содействии Спрингихилла сдерживал нас и сумел доставить нам немало неприятностей, но этого явно недостаточно, чтобы баланс сил снова сместился в его сторону.

— Соглашусь, — произнес Неврон. — Однако… — он перевел взгляд на Нимию Фокар.

Оказавшись в центре всеобщего внимания, тарчион Пиарадоса почувствовала себя неуютно. Неудивительно. Её отступление из Дельхумида оказалось одним из самых серьезных просчетов, допущенных за несколько последних десятков дней.

Она прочистила горло.

— Моя воздушная разведка подтвердила, что Сзасс Тэм собирает войска вокруг Тралгардской крепости.

— Возможно, — сказал Лазорил, — некроманты просто хотят взять эту дорогу под свой контроль, ведь, если мы захотим последовать за их войском, нам волей–неволей придется ею воспользоваться.

— Сомневаюсь, — произнесла Дмитра. — Для этой цели вполне хватало и того гарнизона, что уже находился в Тралгардской крепости.

Нахмурившись, зулкир Зачарования сложил свои длинные бледные пальцы пирамидкой.

— Предположим, ты права. Тогда какова же цель Сзасса Тэма?

— Скорее всего, Элтаббар, — произнесла Дмитра, очевидно, имея в виду столицу своего тарча. — Он уже неоднократно пытался взять его штурмом. Этот город мешает его солдатам свободно покидать Верхний Тэй и возвращаться обратно и представляет угрозу для любых вражеских отрядов, сражающихся к югу от него.

— Элтаббар сможет выдержать ещё одну осаду? — спросил Неврон. Демон, дух войны, заточенный в висящем у него на шее амулете, при мысли о подобной битве принялся безостановочно шевелиться. От его возбуждения бронзовый амулет нагрелся, а по психической связи, соединявшей его с хозяином, пробежала дрожь.

— Недолгую — возможно, — произнесла Дмитра. — В прошлом году урожай оказался столь скудным, что нам не удалось запасти достаточно провизии, а некроманты, как и раньше, наверняка запустят в озеро лацедонов, и рыбачить станет небезопасно. Но я в любом случае не хотела бы, чтобы дело до этого дошло. Я бы предпочла напасть на них, пока они будут спускаться с гор.

— Потому что дорога там узкая, — произнесла Тессалони Канос, — и пройти по ней одновременно смогут лишь небольшие группы, — Высокая даже по меркам мулан, правительница островного тарча, известного, как Алаор, была привлекательной женщиной с полуприщуренными, глубоко посаженными зелеными глазами и обветренной кожей. Она являлась лучшим адмиралом Тэя и носила пластинчатую броню с множеством украшений из жемчуга, кораллов и резных раковин, а в её татуировках тоже прослеживались водные мотивы.

Одарив Тессалони улыбкой, Дмитра кивнула.

— Так и есть. Конечно, было бы лучше, если бы некромантам пришлось карабкаться в гору, но у нас все равно окажется тактическое преимущество.

Самас Кул хмыкнул, и его щеки затряслись.

— А что насчет того плана об изоляции Верхнего Тэя со всеми его легионами? Он был мне по душе.

Лазорил поджал губы.

— Сомневаюсь, что он сработает, если они любой ценой решат спуститься вниз. Конечно, если мы отбросим их назад…

— Все будет в порядке, если дороги, соединяющие плато Рутаммар с лежащими ниже землями, окажутся уничтожены, — сказал Самас. — Я уже думал над этой проблемой. Воплотители смогут послать сквозь скалы волну вибрации и тем самым их разрушить, а заклинатели — вызвать орду элементалей земли.

— Но мы этого делать не станем, — произнес Неврон. — В текущих обстоятельствах мы не отважимся замахиваться на нечто столь грандиозное, и, соответственно, рискованное. Если считаешь, что эта идея хороша, то можешь попытаться воплотить её в жизнь со своими преобразователями. Превратите склоны, на которых проложены дороги, в воздух. Только потом не надо ныть, если вместо этого ваша магия обратится на вас самих и уничтожит твоих подчиненных.

Самас недовольно надул губы.

— Хорошо, раз считаешь, что это нецелесообразно, я отзываю свое предложение.

— Вопрос, на который мы должны ответить, — произнес Неврон, — таков. Почему Сзасс Тэм решил действовать подобным образом именно сейчас? С чего он взял, что это сработает? Неужели он думает, что его армия может незамеченной спуститься по Третьему Откосу?

Аот Фезим поднял руку.

Хотя наездник и провалил попытку ареста Маларка Спрингхилла, именно он и обнаружил факт предательства шпиона. Неврон полагал, что в целом он был менее бесполезен, чем большинство собравшихся в покоях совета слабаков и недоумков.

— Да, капитан?

— Уверяю вас, Ваше Всемогущество, некроманты видят наших воздушных разведчиков. Они понимают, что нам известно об их планах. Они надеются на то, что отряды из крепости Сожалений сумеют опередить нас и первыми окажутся у начала дороги, а если им это не удастся, они ударят по нам с фланга, когда мы завязнем в бою с основной частью их войск.

— Понятно, — произнес Лазорил. — И все же, зачем прибегать к столь сложной уловке именно сейчас? Не мог же Сзасс Тэм так быстро восстановить численность своей армии.

— Отчаяние? — предположила Дмитра. — Теперь он слабее, чем когда–либо с момента начала войны, а Элтаббар — большой город. Захватив его, он сможет уничтожить жителей и превратить их в ходячих мертвецов, чтобы возместить свои потери.

Лаллара издала неприятный смешок.

— Разве ранее в этом году мы не пели ту же песню? Какое счастье, какое счастье, наконец–то лич, движимый нетерпением, отчаянием или чем–нибудь ещё, просчитался. Давайте соберемся с силами и сокрушим его. Вот только вышло все не совсем так. Мы попались в ловушку, и от полного разгрома нас спасло только появление голубого пламени.

— Я, как никто другой, знаю, насколько он умен, — произнесла Дмитра. — Но мы не должны бояться попыток переиграть его или, если подвернется подходящая возможность, перейти к решительным действиям.

— Я и не боюсь, — резко бросила Лаллара. — Но мы потеряли много солдат у крепости Сожалений, и ещё больше наших людей погибло в последующей кампании, которую сорвал твой прислужник. Возможно, настало время занять оборонительную позицию и подкопить силы.

— А тем временем уже лето настало, — произнесла Дмитра. — По сути, вы говорите о том, чтобы и этот год окончить ничем. Очередной серией мелких стычек — а ведь в это время Тэй голодает, а некроманты продолжают укомплектовывать свои легионы воинами, которые не нуждаются в пище. Страна пылает и разваливается на куски, и мы не делаем ровным счетом ничего, чтобы обуздать процесс уничтожения, потому что слишком заняты войной, которую не в силах довести до конца.

— Мы не знаем, — произнес Самас, — сколько ещё времени будет буйствовать голубое пламя и трястись земля. Все это может завершиться хоть завтра.

— А, может, и нет.

— Я думаю, — произнес Неврон, — нам стоит позволить Сзассу Тэму растратить свои и без того дефицитные ресурсы на попытку захвата Элтаббара, которая наверняка окажется провальной, — и в том маловероятном случае, если это будет не так, потеря города, по крайней мере, ударит по Дмитре больнее, чем по всем остальным. — Тем временем мы вернем себе остальную часть тарча, разорим Дельхумид и, если это окажется необходимо, отобьем этот город обратно.

— Я согласен, — произнес Лазорил.

— Как и я, — ответила Лаллара. — Давайте хоть раз в жизни воздержимся от глупостей.

Самас Кул кивнул.

— Восстановив порядок на севере, мы сможем кинуть все наши силы на армии Верхнего Тэя и крепости Сожалений.

Как Неврон и ожидал, Зола Сетракт и Кумед Хапрет поддержали точку зрения большинства. Если повезет, то это означало, что с этого момента его голос стал в совете решающим, и он одарил Дмитру злорадной ухмылкой. В ответ она лишь слегка покачала головой, словно снисходительно говоря ему, что он ведет себя глупо, беспокоясь о подобных пустяках, когда важнее всего было то, являлось ли принятое ими решение верным или нет.

На миг его охватили дурные предчувствия, но вскоре они развеялись. Их решение было верным. Это она ошибалась, а, даже если и нет, их статусы и могущество никогда не имели отношения к каким–либо дискуссиям.

— Кажется, план у нас есть, — произнес он. — Остается лишь…

Ифегор Нат, плечи и голову которого окружал ореол желтого пламени, поднялся с места.

— Я уже объяснял, — произнес он. — Воля Огненного Владыки состоит в том, чтобы продолжать неустанно уничтожать некромантов.

— Такова и наша цель, — произнес Неврон, — но действовать мы обязаны осмотрительно.

— Если окажется, что мы упустим возможность сокрушить легионы Верхнего Тэя…

— Они погибнут под стенами Элтаббара, — сказал Неврон. — Итак. Ваше Всемогущество, мы всегда уважали вашу мудрость, но правители Тэя сказали свое слово. Соответственно, ваша роль состоит в том, чтобы определить, какую именно помощь может оказать нам ваша церковь.

— Моя роль тоже в этом состоит? — прозвучал сардонический мужской голос. Повернув голову, Неврон увидел встающего Димона.

Реплика тарчиона застала его врасплох. Ифегор Нат, по крайней мере, являлся главой церкви, которая оказывала бесценную помощь в борьбе с некромантами. Можно было понять, если не простить, что иногда он обращался к зулкирам как к равным. Димон же являлся священником иной веры и занимал более низкое положение, а его военный ранг обязывал его подчиняться совету. С его стороны было чрезвычайно неосмотрительно заговаривать с зулкиром в таком дерзком тоне.

— Будь я на твоем месте, тарчион, — произнес Неврон, — то сел бы обратно и прикусил язык.

— Нет, — произнес Димон. — Это вряд ли.

— Будь по–твоему, — произнес Неврон. С этими словами он высвободил дьявола, заключенного в серебряном кольце на его большом пальце, словно сокольничий, отпускающий в воздух ястреба.

Это существо являлось адвеспой, черной осой размером с медведя. Её морда представляла собой чудовищную пародию на женское лицо, а нижняя часть туловища была покрыта алыми полосками. Её крылья зажужжали так быстро, что их очертания смазались, и даже остальные зулкиры вжались в кресла. Эта тварь устремилась через длинный красный стол, и её отражение на его поверхности скользнуло вслед за ней.

Но Димон и не думал сжиматься от страха. Вместо этого бледный священник, на бритой голове которого виднелись переплетения голубых вен, рассмеялся и вскинул руку в черной латной рукавице.

Этот жест казался бессмысленным, ведь существу столь проворному, как адвеспа в полете, не составило бы никакого труда увернуться. Но каким–то чудом Димону все же удалось схватить её за то место, где её голова соединялась с грудной клеткой, и остановить.

Когти адвеспы впились в его лицо и тело, разрывая одежду. Брюшко твари, словно маятник, принялось раскачиваться вперед и назад, и жало раз за разом вонзалось в грудь священника.

Не прекращая смеяться, Димон продолжал сжимать своего противника, пальцы его погружались все глубже и глубже в плоть. Наконец тварь содрогнулась, и он отдернул руку. Уродливая женская голова адвеспы с усиками и жвалами отделилась от туловища, которое рухнуло на столешницу, разбрызгивая вокруг жидкий ихор.

Худощавая муланская фигура Димона стала массивней, ее окутали потоки тени. Будь обстоятельства иными, Неврон решил бы, что таким образом проявляется действие яда напоминавшего осу демона. Но тьма окрасила не только разодранную плоть священника, но и его одеяния, а все инфернальные пленники заклинателя завопили — кто от ужаса, кто от безумного экстаза.

Через несколько мгновений Димон целиком превратился в тень, хотя Неврон мог различить блеск его глаз, драгоценностей, что теперь украшали его перчатку, и неподвижные очертания ставшей доспехами одежды.

— Узнаешь ли ты меня? — спросил тарчион. Какие–то нотки в его голосе, который был мягким и сочным, резали слух.

Неврон сделал вдох.

— Вы — Бэйн, Повелитель Тьмы, — он поднялся, но не поддался малодушному желанию склониться или опуститься на колени, хоть благоразумие требовало именно этого. Уже давно он решил, что не пристало истинному архимагу унижаться ни перед кем и ни перед чем, включая самопровозглашенных богов. Какую бы сильную ненависть он ни питал к Сзассу Тэму, в этом вопросе он был с ним солидарен.

— Да, это так, — произнес Бэйн. — Вы, маги, неплохо постарались, чтобы защитить свою цитадель от гостей из мира духов, за исключением тех, которых вызвали сами, но вам не под силу остановить бога, и связь с моим верным служителем позволила мне с легкостью сюда проникнуть, — он потер висок — висок Димона — как человек, ласкающий собаку.

— Чему мы обязаны честью вашего визита? — спросил Неврон.

— Меня утомила ваша унылая маленькая война, — произнес Черная Рука. — Идут бои, один год сменяет другой, а страна, которую сотворили мы, божества тьмы, для того, чтобы она правила всем востоком, приходит во все больший и больший упадок.

Лазорил поднялся со своего места. Его алая мантия была испачкана брызгами чернильно–черной крови адвеспы.

— Великий Повелитель, мы делаем все, что в наших силах, чтобы разрешить этот конфликт.

— Значит, ваши силы просто жалки — произнес Бэйн. — Семеро архимагов против одного, семь магических орденов против одного, богатый и густонаселенный юг против бедного и малолюдного севера, но за эти десять лет вы так и не смогли одержать победу над Сзассом Тэмом.

— Все не так просто, — произнес Лазорил. — На данный момент у нас нет зулкира Прорицания, вдобавок маги каждого ордена переходили… — он осекся, осознав, что сейчас не лучший момент, чтобы, как обычно, педантствовать и спорить по мелочам.

Дмитра поднялась на ноги.

— Великий, мы признаем справедливость ваших упреков. Скажите же, как нам следует поступить?

Бэйн улыбнулся. Неврон ощутил это, хотя ему и не удалось рассмотреть выражение его лица. В этой улыбке не чувствовалось непосредственной угрозы, но что–то в ней заставляло нервничать даже того, кто привык иметь дело с самыми омерзительными обитателями верхних миров.

— Ты уже знаешь, как, — произнес бог. — Ты сама предложила ответ. Сразитесь с Сзассом Тэмом, когда он покинет Верхний Тэй, и война закончится. Все северные тарчи сложат оружие, если их повелитель окажется убит.

Неврон почувствовал непривычную смесь досады и надежды. С момента вступления Дмитры в должность зулкира его раздражало её стремление занять место лидера. Когда обнаружилось предательство Маларка Спрингхилла, её компетентность оказалась под вопросом, и он воспользовался ситуацией, чтобы сбросить её с пьедестала и самому утвердиться на главенствующей позиции.

Но лишь на один приятный миг. Вмешательство бога снова вознесло её на вершину. Неврон читал это в выражениях лиц остальных зулкиров. Несмотря на все их высокомерие, появление в покоях божества, которое рекомендовало им изменить свое решение, впечатлило даже их.

И не было толку пытаться плыть против течения, особенно в том случае, если оно может принести их к победе.

— Лорд Бэйн, — произнес Неврон. — Уверен, что говорю от лица всех нас — мы исполним вашу волю и молим вас о том, чтобы вы одарили нас своим благословением и помощью.

— Где бы один человек ни проливал кровь другого, — произнес Бэйн, — там вы меня найдете.

Тьма, из которой состояло тело Черной Руки, рассеялась, и Димон снова стал самим собой. Пока он был одержим, нанесенные адвеспой раны не кровоточили, но сейчас из них хлынула кровь, и он начал заваливаться вперед. Ударившись головой о край стола, он рухнул на пол.

Позвякивая своими черно–белыми украшениями, Зола Сетракт передвинула свой стул, чтобы получше рассмотреть упавшего священника.

— Он мертв, — произнесла она, и Неврон решил, что, хотя зачастую от неё было мало толку, её познаний в некромантии в любом случае хватало, чтобы утверждать это наверняка.

Аот с Барерисом и Зеркалом провели все утро на разведке, осматривая дорогу, по которой предстоит двигаться отрядам. Наконец они опустились на летающий остров, чтобы немного передохнуть. Наездники спешились. Аот заглянул за край парившего в воздухе обломка земли и камня и обвел взглядом расстилавшийся внизу ландшафт. Землю испещряли глубокие трещины и горные хребты, а вдалеке вздымались искривленные тонкие каменные спирали. Легионы совета, неспособные передвигаться по воздуху, были вынуждены с трудом ползти по этой пересеченной местности, напоминая колонну муравьев. Даже своими измененными пламенем глазами боевой маг не смог заметить на земле никаких иных признаков движения.

Он думал, что за последние десять лет вдосталь насмотрелся на то, как его родина превращается в пустошь, но он ошибался. То, что он наблюдал сейчас, была пустошь, увиденная сквозь призму кошмара.

— Кажется, что эта война уже подошла к своему печальному итогу, — пробормотал Аот. — Либо боги затеяли свою собственную схватку, которая разрушает мир. Мы похожи на армию призраков, обреченных вечно скитаться по пустыне.

Барерис, светлые пряди волос которого развевались на ветру, улыбнулся.

— Тебе стоит оставить мрачные полеты воображения нам, бардам.

Аот хмыкнул.

— Я едва оклемался после приступа безумия. Имею же я право побыть в сентиментальном настроении.

— И то верно. И все же, пусть война ещё продолжается, вскоре все будет кончено. Ты же говорил, что сам Бэйн обещал нам это.

— Да, но он не высказался напрямую, не утверждал, что победа окажется на нашей стороне, и даже не сказал, что окажет нам более весомую поддержку. Все, что он сделал — это убил собственного жреца, перед этим использовав его в качестве карнавальной маски. Когда он появился среди нас, меня охватил трепет — а ты бы на моем месте испытывал иные эмоции? Но я все равно понятия не имею, можем ли мы ему доверять.

Барерис покачал головой.

— Хотел бы я его увидеть. Уверен, это вдохновило бы меня на написание целой дюжины песен. Но, раз уж ты не веришь в Черную Руку, верь в Коссута или в нас самих.

— Думаешь, наши силы столь впечатляющи? Армия, направляющаяся сюда, велика, но прошлым летом она была куда больше.

— Важно лишь то, хватит ли нам сил, чтобы одолеть Сзасса Тэма. И, несмотря на все твое ворчание, думаю, ты тоже понимаешь, что победа может оказаться на стороне южан. В ином случае зачем бы нам торчать тут и подвергать свои жизни опасности? Ты же думал о бегстве, и, если честно, когда Таммит ко мне вернулась, я тоже.

— С того момента, как мое зрение восстановилась, я находил множество причин, чтобы остаться, но не уверен, какая из них в действительности сыграла ключевую роль. Возможно, я здесь до сих пор лишь потому, что такова моя судьба.

— Или, возможно, твои магические глаза заглянули в будущее и увидели тарчиона Аота, развалившегося на золотом ложе в окружении наложниц, которые угощают его абрикосами.

Губы Аота изогнулись в улыбке.

— Возможно, — он невольно оценил попытку друга поднять ему настроение.

И он полагал, что Барерис и в самом деле является его другом. Он позволил ему остаться в Грифоньем легионе, чтобы избежать лишней болтовни, но никогда не думал, что опять когда–либо почувствует себя с бардом так же непринужденно, как и раньше. Но прошло совсем немного времени, и он снова стал относиться к нему по–прежнему.

Может быть, причина была в том, что с момента возвращения Таммит Барерис, казалось, и правда превратился в иного человека. Или, возможно, Аоту просто недоставало умения цепляться за старую ненависть и злобу. Даже продолжая служить под руководством Нимии, он не испытывал недовольства. Он не доверял ей, но так было и раньше.

Он издал смешок.

— Возможно, в том, что мне твердили всю жизнь, есть доля правды. Возможно, я и в самом деле не чистокровный мулан. Я уж точно сделан из иного материала, чем Неврон и Лаллара.

Барерис склонил голову.

— Что ты имеешь в виду?

— Неважно. Ты готов?

Они полетели вперед. Далеко на востоке виднелась полоса голубого пламени.

Барерис очнулся от самого ужасного из своих кошмаров, того, в котором он снова обезглавливает Таммит и разбивает её голову на куски.

На миг он опять превратился в себя прежнего, озлобленного и опустошенного, но затем вспомнил, что теперь Таммит была с ним. Его дыхание выровнялось, сердцебиение успокоилось, и он перевернулся на другой бок, чтобы посмотреть на неё.

Но её не было.

Армия достигла Туратароса к полудню. Часть города лежала в руинах. Его некогда кишевшие народом загоны для рабов, магазины и караван–сараи по большей части пустовали. Голод и болезни оставили свой отпечаток на лицах встречавшихся на улицах людей. Но город продолжал существовать, и от этого на душе становилось легче. Он не был стерт с лица земли голубым пламенем или разрушен землетрясением.

Барерис снял комнату в таверне. Под подобострастной угодливостью владельца этого заведения скрывалось упорное стремление нажиться на посетителях, предлагая им всевозможные услуги за немеряную цену — точь–в–точь как в прежние времена. Барерис нашел это ободряющим. Прежде чем провалиться в пучину сна, он решил, что не солгал Аоту, сказав, что их родина до сих пор жива. Они ещё смогут её спасти.

Однако сейчас ему в голову не пришло никаких утешительных мыслей. Наоборот, когда он обнаружил отсутствие Таммит, его охватили дурные предчувствия.

Бард сказал себе, что для тревоги нет никаких оснований. Таммит была ночным созданием. Вполне логично, что ей могло надоесть лежать рядом с ним, пока он спал.

И все же он инстинктивно чувствовал, что её необходимо отыскать. Он оделся, застегнул пояс с оружием и из его кармана достал пучок шерсти ищейки. Зажав его в руке, он сотворил магический пасс, пропел заклинание и принялся поворачиваться вокруг.

Когда он оказался лицом к юго–западу, то почувствовал что–то вроде безболезненного укола, вызванного магией. Она находилась в той стороне, и это означало, что она покинула пределы таверны. Миновав ряды храпевших в общей комнате легионеров, он тоже вышел на свежий воздух.

Селунэ уже покинула небеса, звезды скрывала завеса облаков, и улицы были практически полностью погружены во тьму. Барерис тихо пропел ещё одно заклинание, чтобы наделить себя совиным зрением, но увидел только какого–то мужчину в драной одежде, скорее всего, попрошайку. Он куда–то бежал. Внезапно сзади на него обрушилась тень, швырнув на землю. Темная фигура подняла голову, показалось алебастрово–бледное лицо, ранее скрытое длинными черными прядями волос, и Барерис узнал Таммит. Она тут же по–паучьи взлетела вверх по стене дома. Попрошайка с диким видом огляделся вокруг, но её не заметил. Судя по его виду, он вообще довольно слабо осознавал, что с ним происходит. Трясясь и всхлипывая, он поднялся на ноги и продолжил свой бег. Таммит устремилась вслед за ним, держась на расстоянии.

— Стой! — крикнул Барерис. — Оставь его!

Обрушившись на попрошайку, Таммит обхватила его сзади. Бедолага попытался вырваться, но она продолжала вонзать свои тонкие бледные пальцы в его тело, пока его не парализовало от боли. Через плечо своего пленника она уставилась на Барериса и спросила:

— Что–то не так?

— Ты не должна причинять ему вред, — произнес бард. — Он — подчиненный зулкиров, а не один из бунтовщиков Сзасса Тэма.

— Он — бедняк–рашеми, а я — капитан легионов совета. Я могу сделать с ним все, что захочу, никто мне и слова не скажет.

Он знал, что она права, но видеть её такой было невыносимо.

— Ты тоже некогда была бедной рашеми и сама подверглась подобному обращению.

Она рассмеялась, обнажив удлинившиеся клыки.

— Тем больше причин отныне быть змеей, а не кроликом.

Он уставился в её темные блестящие глаза.

— Пожалуйста. Сделай мне одолжение, отпусти беднягу.

Одарив его пылающим взглядом, она оттолкнула мужчину в сторону. Он споткнулся, вновь обрел равновесие и спешно рванул прочь.

— Спасибо, — Барерис подошел к ней. — Если тебе нужна кровь, то, пожалуйста, я в твоем распоряжении, — в предчувствии того, что может произойти далее, его горло кольнуло.

— Нет. Это небезопасно. Лучше даже не подходи ближе и не дотрагивайся до меня.

Он продолжал к ней приближаться.

— Ты не причинишь мне вреда. Однако, если моя кровь тебе не по вкусу, в твоем распоряжении все наши пленники.

Таммит покачала головой.

— Тебе не понять. Дело не в том, что я испытываю жажду. Я хочу охотиться.

Очевидно, она также хотела играть со своей добычей, как кошка с мышью, а закончиться эта игра не могла ничем, кроме убийства бедолаги, но он оставил это наблюдение при себе. Он не желал своими упреками усугублять её муки совести.

— Скоро мы вступим в бой. У тебя будет предостаточно кандидатов на роль жертвы.

— Проблема в том, что я хочу убивать.

— Для меня это не проблема. Мы признали, что оба изменились, но также сошлись на том, что все ещё можем любить друг друга.

— Ты веришь в это, потому что на самом деле ты ничего не понимаешь. Ты думаешь, что внутри я все та же девушка, которую ты любил в юности, что жажда крови — это что–то вроде лихорадки, которая охватывает меня время от времени, и, когда это происходит, её можно обуздать. Но вампир — это и есть моя истинная суть. Все, что напоминает тебе о прошлом, все человеческое во мне — это лишь поверхность, подобная глазури на горшке. Именно поэтому, когда Аот оказался в опасности, я поняла, что мне на это просто наплевать. Лучше мне уйти, пока я не причинила тебе боль.

— Нет, — он взял её за руку. Она вздрогнула, но не отстранилась. — Тот факт, что ты не хочешь мне навредить, и показывает, кто ты есть на самом деле.

— На самом деле я мертва. Мы, кого называют нежитью, в каждый миг своего существования ощущаем это бремя, неважно, как бы мы ни старались убедить себя в обратном, сколько бы крови мы ни пили и как бы отчаянно ни старались симулировать чувства и побуждения смертных.

— Не мертва — просто изменилась, и после окончания войны мы весь Фаэрун перевернем вверх дном, но найдем способ вернуть тебя в прежнее состояние. Скорее всего, ответ нас ждет в одном из гримуаров Сзасса Тэма. В любом случае, сколько бы времени на это ни ушло, я буду рядом и помогу тебе справляться с твоими желаниями, и ты мне ничего не сделаешь. Мы будем вместе. Мы будем счастливы.

Всхлипнув, она обвила его руками.

— Я стану твоей смертью.

Он провел рукой по её волосам.

— Мне лучше знать.

Дмитра пробормотала слова силы и, представив большого грифона с алым мехом и медного цвета оперением, начала творить его с помощью магии. Этим она проявляла уважение по отношению к наездникам, которым предстоит сопровождать её в небесах. Никто не может отрицать, что они его заслужили. Воины Грифоньего Легиона отважно сражались на протяжении десяти лет, о чем свидетельствовали их поредевшие ряды и исхудавшие, осунувшиеся лица выживших.

Из–за проблем с магией заклинание начало искажаться. Силуэт прозрачного, частично материализовавшегося грифона потерял форму, одна нога и крыло его стали короткими, словно культи. В воздухе разлился запах нечистот, и Дмитра почувствовала, как равновесие сил нарушилось. Это ощущение было похоже на то, словно у неё внезапно разболелся зуб.

Она произнесла заклинание с большим напором, повелевая космосу склониться перед её волей. Алый грифон снова обрел правильные очертания, стал непрозрачным и начал двигаться. Он встряхнул крыльями, и его перья зашуршали.

Дмитра вспрыгнула ему на спину, и он устремился в воздух. Её телохранители последовали за ней.

В качестве приятного разнообразия сегодня погода была почти безоблачной, а в небесах сияло солнце. К западу возвышался Третий Откос, на котором находилась Тралгардская крепость, стены и орудийные башни которой охраняли вившуюся вверх по скалам дорогу. Некоторые из отрядов Сзасса Тэма — скорее всего, зомби и живые орки, те, кто мог переносить солнечный свет, хотя и не любил его, начали по ней свой долгий спуск.

К югу в полной боевой готовности стояли войска из крепости Сожалений. Совет расставил свою пехоту в форме квадрата с тремя сторонами, одна из которых была обращена лицом к концу извилистой дороги, вторая — к противникам на равнине, а задачей третьей было помешать воинам из крепости обойти их с фланга. Внутри этого квадрата ожидали резервные отряды, большую часть которых составляла кавалерия. Они готовились устремиться туда, где понадобится их помощь.

Дмитра посмотрела на Аота Фезима. Воспользовавшись небольшим заклинанием, чтобы разделявшее их расстояние не мешало беспрепятственно общаться, она спросила:

— Что думаешь?

Аот заколебался.

— Ну, Ваше Всемогущество, кое–что действительно не может не радовать. Мы смогли достигнуть начала дороги и выстроиться в боевую формацию раньше, чем некроманты закончили свой спуск, и войска из крепости Сожалений не успели вовремя закрепиться на позиции впереди нас. Вдобавок здесь ещё можно вести бой. Голубое пламя, которое оставило бы после себя горные хребты и расселины в земле, обошло эти земли стороной.

— Чему же ты не рад? — спросила она.

— В идеале не хотелось бы, чтобы враг ударил сразу с двух сторон, — Аот пригладил оперение на шее своего грифона. — Вдобавок, когда воины Верхнего Тэя станут спускаться по дороге, у них окажется преимущество в высоте, как у людей на крепостных стенах. Они смогут обрушить на нас ливень стрел и заклинаний.

Дмитра улыбнулась.

— Так напомни–ка мне ещё разок, почему выбрать это место в качестве поля боя было хорошей идеей.

— Потому что так сказали вы, Ваше Всемогущество, а появившийся бог подтвердил ваши слова.

— Верно. Но есть ли у тебя иные причины надеяться на лучшее?

— Да. Числом мы превосходим врага, и среди войск Верхнего Тэя будет не так много лучников. Стрелки–нежить существуют, но все–таки большинство созданных некромантами тварей больше подходят для ближнего боя. И, учитывая, что они пойдут в атаку ночью, чтобы задействовать все свои силы, на определенном расстоянии темнота будет мешать целиться даже оркам или ужасающим воинам. Вдобавок, — продолжил Аот, — пока они будут спускаться, мы их немного потреплем. Мои наездники на грифонах частично возьмут эту задачу на себя. Перед нами у этих ублюдков не будет преимущества в высоте. И, как мне сказали, вы, Красные Волшебники, также приложите все силы, чтобы затруднить им спуск. Вы вызовете град и ветер, а посланные вами демоны будут разрывать на части крадущихся гулей.

— Все это звучит многообещающе. Но я задаюсь вопросом, не лучше ли нам немедленно атаковать войско из крепости Сожалений.

— Я бы не советовал этого, госпожа. Когда мы вступим в бой, воины Тралгардской крепости начнут спускаться вниз. Неизвестно, сколько времени у них уйдет на это и успеем ли мы уничтожить неприятеля и отступить обратно на свои позиции, чтобы их встретить. Возможно, Сзасс Тэм специально привел людей с юга, чтобы вынудить нас совершить подобную ошибку.

Она кивнула.

— Верно, и, даже если нам удастся выиграть первую битву и вовремя перестроиться, в следующую схватку мы вступим уже уставшими. Следовательно, лучше нам оставаться здесь.

— И я так думаю, Ваше Всемогущество.

— Знаешь, будь я на месте Сзасса Тэма, то, учитывая, что мы уже прибыли сюда и находимся в полной боевой готовности, я бы попросту не ответила на вызов. Ему нет нужды двигаться вперед. Даже войска из крепости Сожалений ещё имеют выбор. Они могут отступить обратно в цитадель и подождать иной возможности проявить себя.

— Думаю, Сзасс Тэм все же придет. Черная Рука обещал нам это. Я просто не понимаю, зачем ему так поступать, и это меня тревожит.

Несмотря на уверения Бэйна, Дмитра осознала, что это тревожило и её тоже.

Приказы, полученные Харлом Зоргаром от одного из помощников Сзасса Тэма, были достаточно просты. Вместе со своим отрядом, состоявшим из кровавых орков, он должен был спускаться вниз по склону, пока им не подвернется подходящее место, откуда будет удобно вести обстрел и где дорога окажется достаточно широка, чтобы при этом они не мешали остальной части армии продолжать путь.

Но это оказалось довольно сложной задачей. Хотя караваны свободно ездили по этому крутому и извилистому тракту, его ширины было недостаточно, чтобы целая армия могла спуститься вниз без излишних проволочек. Из–за постоянного напора идущих сзади солдат Харл зачастую даже не успевал оглядывать окрестности взглядом в поисках подходящей для лучников высоты. Все, что он мог — это держаться на ногах, чтобы не быть раздавленным, и не давать своим воинам разбредаться в стороны. Если бы сержант не был кровавым орком и не обладал такой луженой глоткой, ему бы это едва ли удалось.

Внезапно с земли в склон находившегося ниже утеса ударил разряд белой молнии — южане вступили в бой. С этого момента все стало ещё запутанней и опаснее. Наконец в самый последний момент ему удалось заметить место, где дорога чуть выдавалась в сторону одного из утесов. Окаймлявший эту площадку низкий и неровный каменный порожек пригодится для того, чтобы лучников не задели летящие снизу стрелы и не спихнули через край идущие позади товарищи.

— Сюда! Сюда, ублюдки безродные, сердца куриные! Сюда идите!

Его воинам пришлось проталкиваться сквозь толпу, но постепенно по одному или парами они подходили к нему, выстраивались в линию и натягивали тисовые луки.

Он пересчитал их, чтобы убедиться, что все на месте, обнаружил, что одного воина не хватает, но с этим сейчас ничего нельзя было поделать. Натянув свой собственный лук, он окинул взглядом воздушное пространство, отделявшее его от лежащих внизу земель. Наездники на грифонах, решил он.

— Стреляйте в грифонов!

И тут до него донесся сдавленный вопль. Краем глаза он заметил, как один из его лучников перевалился за край парапета и исчез.

Повернувшись, он увидел, как темный призрак вонзает свою нематериальную саблю в тело второго орка. На миг он выглядел копией этого орка, а затем превратился в мужчину с крючковатым носом и длинной бородой. В его руке возник круглый щит, а искривленное лезвие стало прямым.

Застыв на месте, Харл поначалу не смог сообразить, откуда он тут взялся. Но затем он заметил, что нематериальные ноги призрака были погружены в землю. Возможно, он прятался в скале.

Призрак сразил ещё одного стрелка, и к Харлу вернулась способность действовать.

— Некромант! — проорал он. — Нам нужен некромант! — Но ни один Красный Волшебник не ответил на его призыв.

Ещё один орк погиб. С пересохшим ртом Харл осознал, что, кроме него, некому спасти остальных его лучников. Из них только он один владел зачарованным клинком и, следовательно, имел хотя бы слабую надежду уничтожить этого призрака.

Бросив лук, он вытащил саблю, проорал боевой клич и ринулся в атаку.

Отступив в сторону, призрак ударил его в бок. Харла пробрал могильный холод. Он пошатнулся, и край парапета ударил его чуть ниже колена. Перевалившись через него, орк рухнул вниз.

Ужасающий воин больше не помнил имени, которым его называли при жизни. Иногда он даже забывал, что оно у него вообще было. Но — по–своему — он все ещё понимал законы войны и знал, что вместе со своими товарищами сильно рискует, мчась на стену вражеских выставленных копий и сомкнутых щитов.

Но ему было все равно. Он не ведал страха. Он хотел лишь убить или быть убитым — любым способом удовлетворить пожиравшую его хладную иррациональную жажду, единственную страсть, что теперь им владела.

Летевшие со всех сторон стрелы вонзались в серую иссохшую плоть зомби, и некоторые из них падали. Размахивая пылающими цепями, священники взывали к своему божеству, и пламя охватывало других мертвецов.

Не обращая внимания, что их ряды редели, остальные продолжали свой бег. Ужасающий воин бросился на врага. К нему устремились острия копий, и, хотя он и был закован в броню, одно из них все же вонзилось в его тело. Но этот удар не смог его уничтожить, обездвижить или искалечить. Копье попросту проткнуло ему бок рядом с почкой, и ужасающий воин крутнулся, вырывая его из своей плоти.

И принялся крушить южан своим боевым топором. Они принимали его удары на щиты, но из–за его напора им приходилось потихоньку отступать назад, ломая линию строя, пока наконец в их рядах не появилась брешь. Ворвавшись в неё, ужасающий воин продолжил сеять смерть.

Двое пали от его руки. Сейчас, когда он очутился за линией защиты, легионерам оказалось не под силу с ним справиться, вдобавок их копья являлись не лучшим оружием для ближнего боя.

Но внезапно из темноты появилась черноволосая женщина с алебастровой кожей.

— Держать строй! — закричала она, обнажая вампирские клыки. — Я с ним разберусь!

Ужасающий воин попытался отрубить ей голову, но она успела пригнуться. В свою очередь её клинок подсек ему колено.

Боли не было — впрочем, как и всегда. Но внезапно одна нога перестала служить ему опорой, и он завалился набок.

Не успел мертвец упасть на землю, как её клинок уже размозжил его череп. Когда его сознание начало угасать, он услышал радостные вопли и осознал, что в первый раз за все время своего существования ему так и не удалось одержать победу в схватке.

Барерис пожалел о том, что многие воины Верхнего Тэя были избавлены от необходимости идти по дороге. Как и обычно, в войске Сзасса Тэма хватало и летающих существ.

Взмахнув крыльями, новый питомец барда, Танцор Ветра, взмыл над колыхающимся прямоугольным кожистым летуном, вцепился в нежить когтями и разодрал её на клочки. Сам Барерис даже не заметил приближения этой твари. Он был рад, что его питомец оказался более внимателен.

Внезапно с нависшей над ними скалы сорвалась ещё одно чудовище. Очертания темного силуэта этого существа были размытыми, и даже со своим обостренным зрением Барерису едва удалось различить во тьме черты его напоминавшего череп искаженного лица. Все находившиеся поблизости наездники сразу же оказались оповещены о появлении этой твари резким и громким воплем, и их охватил беспричинный ужас. Крылатые питомцы легионеров принялись разворачиваться и пускаться в бегство.

Усилием воли обуздав собственный страх, Барерис запел боевой гимн, чтобы очистить разумы своих товарищей и их грифонов. Но Танцор все равно не горел желанием приближаться к смертоносному крикуну, так называли подобных завывающих призраков, пока Барерис не укрепил его решимость тихим пением.

Когда они устремились к чудовищу, тот повернулся к ним, и на них обрушилась вся мощь его вопля. Барериса словно огрели молотом, уши барда пронзила боль, вызвав очередной приступ ужаса и растерянности. Обратившись к силе собственного голоса, он создал щит, чтобы оградить себя от этого, и снова обрел ясность мыслей, не поддавшись страху и безумию.

Через какое–то время, показавшееся ему вечностью, вопль смертоносного крикуна стих, не причинив вреда ни барду, ни его питомцу. Барерис пропел иное заклинание, и очертания их силуэтов смазались, и следом ещё одно, после чего шум битвы резко оборвался.

Он довольно редко накладывал заклинание тишины на себя, ведь оно лишало его возможности впоследствии пользоваться иной магией. Но за прошедшие десять лет он немало узнал о необычных прислужниках Сзасса Тэма из числа нежити, и ему было известно, что смертоносному крикуну тишина причиняла вред.

Танцор приблизился к твари на расстояние удара, и бард пронзил врага копьем. Несомненно, зачарованное оружие тоже нанесло призраку определенный урон, но именно окутывавшая Барериса сфера полного безмолвия заставила его содрогнуться.

Тварь попыталась вылететь из области сокрушительной тишины, но Танцор не дал ей уйти. Страх более не спутывал мысли грифона, и теперь его звериная натура взяла над ним верх. Его вело желание отомстить тому, кто его ранил и выбил из колеи.

Тем временем Барерис продолжал наносить удары копьем. В конце концов смертоносный крикун был вынужден развернуться и принять бой. Одной рукой он схватил Танцора за клюв, и кончики его нематериальных пальцев погрузились в тело грифона. Оцепенев, тот начал падать, но в этот же миг Барерис вновь вонзил копье в тело твари. Челюсти смертоносного крикуна распахнулись, словно он пытался издать прощальный вопль, но, даже если это и было так, никто его не услышал. Тварь растворилась в небытии, а Танцор расправил крылья и выровнял свой полет.

Повернувшись в седле, Барерис окинул взглядом окрестности, но в данный момент поблизости врагов не оказалось. Хорошо. Ему с Танцором не помешает перевести дух, а, если за это время аура тишины успеет рассеяться, это окажется лишь к лучшему. Свою службу она уже отслужила.

Он заставил своего питомца подняться выше, чтобы составить более полную картину поля боя. Поначалу увиденное ему понравилось. Легионы совета выкладывались на полную, и, пусть некоторым солдатам из Верхнего Тэя все же удавалось успешно преодолеть спуск и добраться до равнины у основания дороги, там они встречали сокрушительный отпор. Тем временем войска из крепости Сожалений продолжали сражаться с южанами, но так и не смогли пробить брешь в их рядах. В большинстве случаев они сами гибли от их рук, словно прибой, разбивающийся брызгами о скалы.

С земли, взмахивая кожистыми крыльями, взлетел гигантский рогатый демон. В одной руке он держал меч, во второй — хлыст, а тело его окружал ореол алого пламени.

Внезапное появление балора не встревожило Барериса. Он понял, что его вызвал один из заклинателей, чтобы он сражался на стороне совета. И, в самом деле, танар’ри принялся летать возле утесов, высматривая себе достойного противника.

Пока он пытался решить, куда нанести удар, исходящий от его тела колеблющийся свет выхватывал из темноты то один, то другой участок дороги. И только тогда Барерис осознал истинные размеры спускающейся вниз орды нежити.

Как же некромантам удалось создать себе столько новых прислужников, учитывая, что происходило с магией? Откуда у них трупы? Неужели они перебили всех живых обитателей Верхнего Тэя?

Вот оно и началось, подумал Барерис. Вот так Сзасс Тэм и предпочитает вести бой. Он заставляет тебя поверить в свое преимущество, ждет, пока ты окончательно не завязнешь в сражении, а затем начинает преподносить сюрпризы.

Со—Кехур и Мутот наложили на себя защитные заклинания, а их личные охранники из числа ужасающих воинов стояли перед ними стеной щитов, брони и иссохшей зловонной плоти. И все равно прилетевшая откуда–то сверху стрела вонзилась в землю в пальце от ноги пухлого некроманта.

— Мы слишком близко, — произнес Со—Кехур. Он слышал трусливые нотки в своем голосе и ненавидел себя за это.

Как и следовало ожидать, Мутот, который держал посох в здоровой руке, фыркнул.

— Если бы мы стояли дальше, как бы наши заклинания достали до врагов?

— Какие заклинания? — спросил Со—Кехур, хотя вопрос этот был бессмысленным. После гибели Мистры он с трудом оказался способен превращать эль в мочу, но, когда Сзасс Тэм насильно посвятил своих последователей в изменчивую природу магии, его способности отчасти восстановились.

Но, как он боялся, это того не стоило. Ему всегда было не по душе, что лич поработил его волю. Это его тревожило, хотя у него хватало мозгов, чтобы не противиться желаниям архимага и использовать свои способности для выполнения приказов лича. Но Сзасс Тэм засунул все эти сведения прямиком ему в голову с помощью грубой волшбы, и это было куда гнусней. Новые знания вломились в его разум, подобно брошенному камню, и ему до сих пор казалось, что небольшая часть сущности лича продолжает находиться в его голове, шпионя за ним и оскверняя его собственное «я».

Но ужас, порожденный ревом и грохотом, царившим на поле боя, где свистели стрелы и с обеих сторон гибли люди и орки, был куда хуже. «Да я вообще никогда не хотел становиться некромантом, — подумал Со—Кехур. — Как и волшебником. Меня семья заставила. Сам я был бы счастлив оставаться дома и управлять нашими поместьями».

Послышалось характерное шестинотное пение рогов.

— Время пришло, — сказал Мутот. Судя по голосу, он был преисполнен энтузиазма.

В отличие от самого Со—Кехура. Хотя его коллега прав. Как бы напуган он ни был, ему придется вступить в бой.

Со—Кехур двинулся вперед, и двое стражей, стоявших прямо перед ними, начали расступаться в стороны. Он схватил их за холодные склизкие предплечья, вынуждая остаться на месте, и произнес:

— Небольшого просвета мне вполне хватит.

Они подчинились. Выбрав участок в рядах врагов, он принялся творить магию.

Это заклинание, избавленное от хитроумных сокращений и улучшений, секретов мастерства ордена Некромантии, было сведено к базовым элементам и поэтому казалось уродливым и нескладным. Но оно работало. С кончиков его пальцев сорвалась вспышка тени и врезалась в двух южан в переднем ряду. Они упали, равно как и те, кто находился позади них.

Мутот прокричал заклинание страха, и несколько человек в войске противника бросились наутек, проталкиваясь сквозь ряды товарищей. Не догадавшись, что они пали жертвами проклятья, их сержант зарубил одного из них за трусость и дезертирство. Рассмеявшись, некромант наставил на врагов посох.

Из рядов легионеров крепости Сожалений и других воинов, находившихся на всем протяжении ведущей из Верхнего Тэя извилистой дороги, вырывались и другие вспышки силы. Большинство из них представляли собой сгустки мрака, и лишь немногие светились. Осознав, что сейчас противники пользуются большим количеством заклинаний, чем прежде, волшебники совета также удвоили усилия. Но в половине случаев их магия не срабатывала вообще или срабатывала, но слабо. А почти все заклинания некромантов действовали, и многие из них наносили немалый ущерб.

В толпе солдат напротив Мутота, Со—Кехура и окружавшего их отряда возникли два Красных Волшебника, которые, судя по покрою их мантий и талисманам, были заклинателями. На вид они казались достаточно старыми, чтобы иметь сыновей возраста Со—Кехура, и, скорее всего, в своем демоническом искусстве эти маги достигли немалых высот. Они в унисон зачитывали заклинание на одном из наречий Абисса, и их голоса каким–то образом выделялись из окружающего шума. Услышав эти грохочущие звуки и почувствовав копящуюся в них силу, Со—Кехур невольно сжался.

С жезла Мутота сорвалась вспышка пламени. Несколько солдат совета оказались объяты огнем, но заклинатели, стоявшие в самом эпицентре взрыва, остались невредимы. Они выкрикнули последние строки заклинания.

Но ничего не произошло. Ни одно демоническое существо не откликнулось на их призыв, и скапливающаяся сила рассеялась, словно ушедшая в водосток вода.

Страх Со—Кехура слегка уменьшился, и он осознал, что не стоит давать им второй шанс. Он пробормотал свое собственное заклинание. Вокруг волшебников–южан возникло ядовитое облако, и, пошатнувшись, они рухнули на землю.

Я их сделал, подумал Со—Кехур. Я был уверен, что они вот–вот меня прикончат, но я оказался лучше их. Одарив его усмешкой, Мутот хлопнул его по плечу без тени своей обычной насмешливости и высокомерной снисходительности. Словно после всех пришедшихся на их долю испытаний и совместных трудов они в самом деле наконец стали друзьями.

Со—Кехур решил, что поле боя оказалось не настолько ужасным местом, как он ранее предполагал.

Стоя на круглой площадке, венчавшей самую высокую башню Тралгардской крепости, Сзасс Тэм смотрел в магическое зеркало и следил за разворачивающейся внизу битвой. Иногда он просто наблюдал за ходом боя, иногда же, когда тот или иной связанный с наблюдательным зеркалом призрак делал какие–то замечания, на поверхности изображения возникали сияющие алые руны.

Маларк, который сам магией не владел, сидел на зубце крепостной стены, свесив ноги над пропастью, и смотрел вниз, пытаясь разглядеть, что там творится. Сзасс Тэм сомневался, что он достиг в этом деле особых успехов. Ночь была довольно темна, а расстояние — слишком велико.

— Вижу больше вспышек и огней, чем раньше, — произнес Маларк. — Похоже, будто в темных небесах танцуют светлячки, падающие звезды и раскаленные молнии.

— Мои волшебники, — произнес Сзасс Тэм, — демонстрируют совету, на что они в действительности способны.

— И этого хватит? Вы победите?

— Может, и да, но у меня в запасе есть кое–что ещё. Черная Рука наделил меня даже большей силой, чем я ожидал, и я собираюсь ею воспользоваться.

— Значит, вы намереваетесь сделать то, о чем говорили мне ранее. Вы уверены, что это мудрое решение?

Сзасс Тэм издал смешок.

— Уверен? Нет. Да и откуда мне это знать, учитывая, что, насколько мне известно, ни один маг ещё не пробовал пробудить подобное существо? Возможно, Бэйн знает мою истинную цель и намеренно дал мне всю эту мощь, чтобы я не смог с нею совладать и уничтожил себя. В конце концов, он все–таки бог. Разве мы не должны отдавать должное его проницательности и уму?

— Именно поэтому вам, может быть, и стоит воздержаться?

— Нет. Можешь звать меня самоуверенным, но я готов рискнуть. Кроме того, если мне не хватит решимости на эту попытку, откуда мне вообще взять мужество для предстоящих великих свершений?

— Справедливо. Могу ли я чем–то помочь?

— Спасибо, но нет.

— В этом случае… — Маларк замялся.

Сзасс Тэм улыбнулся.

— Тебе бы не помешала моя помощь, чтобы побыстрее оказаться на поле боя.

— Да, если это вас не затруднит. Там, внизу, происходит столько интересного, что я очень расстроюсь, если останусь в стороне.

Достав из кармана небольшую резную кость, лич взмахнул ею, творя магические пассы, и прошептал заклинание. В воздухе над их головами закружились тени, и, слившись воедино, превратились в гигантскую летучую мышь.

От гниющих крыльев твари пахнуло мертвечиной. Сложив их, она приземлилась на зубец стены и вцепилась когтями в каменную кладку.

— Она будет повиноваться твоим приказам, — произнес Сзасс Тэм, — и доставит тебя туда, куда тебе будет угодно.

— Благодарю, — вспрыгнув на спину летучей мыши, Маларк пнул её пятками. Сорвавшись со стены, она взмыла над полем боя.

Сзасс Тэм надеялся, что с его подручным всё будет в порядке. Приятно снова иметь доверенное лицо. Некогда эту роль играла Дмитра, но он не мог посвятить её в свои грандиозные планы. Вряд ли бы они пришлись ей по душе. Впрочем, это и неудивительно. Он не верил в рок, но, казалось, с бывшим монахом Долгой Смерти его свела сама судьба.

Но Маларк уже сыграл свою роль, и уже не имело значения, что с ним произойдет. У Сзасса Тэма были более важные дела, и сейчас самое время ими заняться. Призвав один из своих любимых посохов, лич вскинул его над головой.

— Что это? — спросила Яркокрылая. Повернувшись туда, куда был устремлен её взгляд, Аот издал крик ужаса.

С гор, подобно медленному водопаду, низвергалась огромная масса тумана. В ней то появлялись, то исчезали искаженные мукой лица. Они стонали, бормотали что–то или хохотали, и голоса их сливались в слабом хоре.

Это была какая–то разновидность нежити, хотя до сих пор Аоту никогда не приходилось видеть настолько огромного творения некромантов. Но испугался он не его размеров. Своими измененными огнем глазами он видел, сколь сокрушительной мощью обладала эта тварь и какой неутолимый голод пылал внутри неё.

— У нас неприятности, — произнес он.

Яркокрылая рассмеялась.

— Нет! Взгляни! Всё в порядке.

Туман обволакивал скалы, словно занавесь, и там, где его завихрения доставали до дороги, из общей массы вытягивались нематериальные щупальца, хватая карабкающихся по утесам гулей и орков. Те, кому не повезло быть поглощенными тварью, содрогались и исчезали в небытии.

Если бы она и дальше атаковала армию Сзасса Тэма, беспокоиться было бы не о чем. Но сотканная из тумана тварь продолжала стекать вниз, хотя время от времени и хватала того или иного неудачливого северянина, как человек, мимоходом обрывающий ягоды с куста.

Она обрушилась на подножье утесов и поплыла вперед, прямо на южную армию, поглощая группы тех северян, которым удалось забраться так далеко и не погибнуть. Поддавшись панике, некоторые воины совета побросали оружие, развернулись и пустились в бегство.

— Наездники! — крикнул Аот. — Убейте это! — Он с Яркокрылой спикировали на огромную тварь. Направив на неё копье, он швырнул в самую середину туманной массы сгусток пламени. Его люди дали залп из луков.

В ответ из туманного тела чудовища вверх взметнулись щупальца. Раньше оно не делало попыток дотянуться до чего–то, что находилось на таком большом расстоянии от него, и его атака застала Аота врасплох. Он оказался заключен в леденящем столбе, состоявшем из туманных, бормочущих лиц.

Его мысли спутались. Внезапно он с полной уверенностью осознал, что и тело, и разум его вот–вот окажутся уничтожены, а потом чудовище поглотит то, что от него останется.

Яркокрылая с воплем расправила крылья и вынесла его на волю. Задыхаясь, Аот огляделся и увидел, что не всем наездникам повезло так же, как ему. Они и их питомцы исчезли, растворились в изгибающихся колоннах мрака. А их атака, насколько он мог сказать, не нанесла состоявшей из тумана твари ровно никакого вреда.

Чудовище плыло по направлению к основной части южной армии, по пути поглощая людей и вызванных заклинателями демонических существ. Лишь зомби, скелеты и големы — не обладавшие разумом создания — могли перенести его прикосновение без каких–либо последствий.

Летучая мышь–зомби Маларка медленно нарезала круги над армией совета. Это было рискованно, но никто из южан не пытался застрелить его или его скакуна из лука или арбалета. Они либо сражались с войсками из крепости Сожалений, либо изумленно глазели на сотканное из тумана чудовище, которое плыло к ним от подножья утесов.

Маларк заметил Дмитру, которая о чем–то совещалась с несколькими другими иллюзионистами. У большинства из них были телохранители. Плохо, что её подчиненные не сбежали и не оставили её в одиночестве, но это его не остановит.

Сложив крылья, летучая мышь опустилась на землю перед зулкиром и её окружением. Кто–то вскрикнул, и стражники вскинули метательные копья, готовые пустить их в ход.

Маларк спрыгнул с седла.

— Ваше Всемогущество, — поклонился он.

Дмитра покачала головой.

— Я задавалась вопросом, уж не безумие ли подтолкнуло тебя на предательство? Теперь я вижу, что не ошиблась. Лишь сумасшедший решил бы вернуться после всего, что произошло.

Маларк улыбнулся.

— Уверен, с виду все кажется именно так. Вы — архимаг и вместе со своими подчиненными превосходите меня числом. А хуже всего то, что сотворенная Сзассом Тэмом тварь движется прямо на нас. Если я не успею закончить свои дела и убраться отсюда до её появления, она непременно сожрет и меня.

— Какие дела? — спросила Дмитра.

— Вы уже столько времени меня знаете. Я думал, вы догадаетесь.

— У меня есть пара идей. Ты пришел, чтобы помешать мне уничтожить ту тварь?

— Не совсем.

— Чтобы снова сменить сторону?

— Нет. Мое место там, где я есть. Но вы, госпожа, по–своему всегда хорошо ко мне относились, и я тоже вам симпатизировал. Поэтому я хочу отплатить вам, подарив вам лучшую смерть, нежели та, что ожидает вас, когда состоящая из тумана тварь сокрушит ваше тело и разум. Более того, я хочу избавить вас от уродства не–жизни, ожидает ли она вас в лице бытия части вон той большой мерзости или лича под контролем Сзасса Тэма.

Дмитра издала почти беззвучный смешок.

— Звучит так, словно ты вызываешь меня на дуэль.

— Можно выразиться и так.

— Но дуэль означает, что противники в определенном смысле равны, а в данном случае об этом даже говорить не приходится. Я — зулкир Тэя, а ты, предатель, просто ничтожество. Убить его!

Легионеры швырнули в Маларка метательные копья. Отступив в сторону, шпион отбил одно из них предплечьем. Взмахом руки он велел огромной летучей мыши двинуться вперед.

По земле зомби передвигался медленно и неуклюже. Но его размеры, клыки и когти делали его опасным противником. Качнув головой, летучая мышь снесла одному из легионеров верхнюю часть черепа, и Маларк устремился вперед.

Какой–то солдат попытался вонзить палаш ему в живот. Уклонившись в сторону, шпион схватил своего противника за протянутую руку, и, крутнув его, швырнул в толпу товарищей. Они потеряли равновесие и упали, сопровождаемые звоном доспехов. Одна из подчиненных Дмитры забормотала слова силы, но Маларк с силой ударил её по горлу прежде, чем она завершила заклинание. Ещё один удар, и сама Дмитра тоже оказалась в пределах его досягаемости.

Она одарила его сияющей улыбкой.

Шпиону показалось, что он проваливается в какую–то дыру. Он почувствовал укол тревоги, и тут его глаза распахнулись. Он осознал, что перед пробуждением ему привиделся сон — сон, в котором он куда–то падал.

Маларк в замешательстве огляделся. Они с Дмитрой сидели на крыше одной из башен её дворца в Элтаббаре. Алый навес защищал их от янтарных лучей солнца. В графине и бокалах было налито красное вино, на подносах разложены омары, устрицы и шампуры с говядиной, гроздья винограда и фиг, конфеты, засахаренные фрукты и множество других деликатесов. На почтительном расстоянии застыли в ожидании рабы.

За балюстрадой из красного мрамора слышался шум города, лежавшего за замковыми стенами, голос многолюдных улиц и базарной суеты. К западу, югу и востоку простирались зеленые поля, а на севере лежало озеро Тэйламбар, в котором отражалось чистое голубое небо. По его поверхности скользили лодки и галеры.

Маларк подумал, что более прекрасного зрелища ему не доводилось видеть за всю свою долгую жизнь. Но тут до него дошло, что все это время Дмитра ему что–то говорила. Он сразу же прислушался к её словам и попытался поймать суть беседы, но она уже завершила фразу и теперь смотрела на него в ожидании ответа. Он попытался придумать, что же сказать, но все ещё находился в замешательстве и так ни к чему и не пришел.

Дмитра рассмеялась.

— Я уж подумала, что ты заснул.

— Прошу, извините меня великодушно.

— В этом нет нужды. Чтобы выяснить, что задумал Неврон и его прихвостни, ты обходился без сна в течение десяти дней. Если хочешь, можешь отправиться в постель.

Оценив свое состояние, он решил, что пока в этом не было нужды. Он чувствовал себя не столько измотанным, сколько сбитым с толку. Он помнил, как не спал целыми днями, шпионя за орденом Заклинательства, но у него возникло странное ощущение, что все это происходило многие годы назад.

— Благодарю, Ваше Всемогущество, но я в порядке.

Она склонила голову.

— Ваше Всемогущество? Ты что, возвел меня в ранг зулкира? Боюсь, Мутреллан это не понравится.

Он сморгнул.

— Разве она не умерла во время войны?

— Какой войны?

— Той, в которой вы с остальными зулкирами сражаетесь против Сзасса Тэма, — и которая практически превратила Тэй в пустыню, хотя никто бы так не сказал, глядя на Элтаббар в этот теплый и солнечный летний денек.

Дмитра покачала головой.

— Должно быть, тебе приснился очень странный и правдоподобный сон. Увы, я всего лишь тарчион. Я поддерживаю Сзасса Тэма, и, учитывая, что ты работаешь на меня, ты тоже. Нет среди зулкиров никакой войны, если, конечно, ты не подразумеваешь под этим словом наши обычные политические дрязги, направленные на то, чтобы изменить государственный курс в ту или иную сторону.

— Я… Хорошо.

— Я настаиваю, чтобы ты пошел и отдохнул. Кто–нибудь тебя проводит, — она согнула палец, и к ним поспешно направились двое рабов.

Маларк почувствовал укол тревоги. Он знал, что никаких причин для этого не было. Эти люди, запуганные прислужники, не имели никаких оснований желать ему зла, а даже если это и было не так, они все равно никогда бы не осмелились перейти к решительным действиям. Вдобавок они не умели сражаться и были безоружны, что делало их шансы на успех практически равными нулю.

Поднявшись на ноги, он заставил себя спокойно ожидать их приближения. Дмитра улыбнулась ему со своей кушетки.

Её улыбка выглядела какой–то неправильной. Возможно, она была слишком злой или триумфальной. Но, так или иначе, это напомнило ему, что она являлась мастером иллюзий. Он напряг волю, чтобы рассеять туман в голове.

Внезапно на мир резко опустился мрак — образ дня, который волшебница заставила его увидеть, сменился реальностью, в которой царила ночь. Люди, которых он принимал за рабов, оказались легионерами, которые вот–вот вонзят клинки в его тело.

Напряженными пальцами он одновременно ударил каждого из них в горло и рванулся вперед, растолкав их в стороны. За ними стояла Дмитра. Её глаза в смятении расширились.

Хоть он и не заметил, чтобы её окружало свечение или что–либо в таком роде, он не сомневался, что она была окутана защитными заклинаниями. Закричав, чтобы сконцентрировать всю свою силу и волю, он ударил её в грудь.

Шпион почувствовал, как ломаются ребра и их осколки впиваются в её пульсирующее сердце. Дмитра завалилась назад.

Это была идеальная смерть. Она погибла, творя искусство обмана, которое составляло саму её сущность. Маларка охватило смешанное чувство ликования и зависти, которое обычно посещало его в подобных нечастых случаях.

Но у него не было времени на созерцание. Бросившись к одному из Красных Волшебников, он схватил висевший у него на груди алый амулет и рванул его, свернув иллюзионисту шею.

Бардовские способности Барериса уже иссякли, и у него осталась лишь одна стрела. Он принялся осматривать землю в поисках подходящей цели.

Атаковать туманное чудовище было не лучшей идеей. Похоже, даже магия не способна причинить ему никакого вреда, хотя оно выглядело таким бесформенным, что судить об этом оказалось сложно. Если кому–то и удавалось ранить эту тварь, нанесенный ей урон, скорее всего, компенсировался тем, что она постоянно поглощала жертву за жертвой и увеличивалась в размерах.

Он заметил натягивающего тетиву орка. Судя по тому, где он стоял, этот орк был из гарнизона крепости Сожалений. Следуя примеру остальных своих товарищей, он держался подальше от туманного чудовища. А, когда армия южан стала отступать назад перед неумолимым наступлением твари и ряды солдат смешались, он со своими соратниками принялись расстреливать тех, кто оказывался в пределах их досягаемости.

Прежде чем орк успел прицелиться, Барерис выстрелил. Острие вонзилось в шею воина чуть выше плеча. Пошатнувшись, он спустил тетиву, и стрела его ушла «в молоко».

Другой орк завопил, указывая на барда пальцем, и с земли в него устремилось целое облако стрел. Подняв одно крыло и опустив другое, Танцор повернул и уклонился в сторону. Но одна стрела вырвала перо из крыла грифона, и Барерис осознал, что его питомец был вымотан не меньше, чем он сам.

Он подумал, что настало время отступить, но не смог заставить себя отдать Танцору нужную команду. Пока — нет. Он не улетит, пока не убедится, что ситуация на самом деле была совершенно безнадежна. Бард заставил своего питомца подняться выше, чтобы окинуть взглядом поле боя.

Из облака бормочущих и рыдающих лиц, размером не уступавшего самой армии, вырастали отростки, которые хватали южан и растворяли в себе, хотя Барерис не был уверен, нуждался ли в этом монстр. С тем же успехом он мог и дальше просто плыть вперед, поглощая и уничтожая легионеров совета. Внутри его туманного тела шагали вооруженные топорами и копьями ужасающие воины, которые уничтожали любого, кто было достаточно удачлив или силен, чтобы остаться в живых после прикосновения чудовища.

Внезапно по огромной туше твари прошла дрожь, туманная масса взбурлила и начала сжиматься, оголяя ряды марширующих зомби и скелетов. Достигнув размеров колеблющейся точки, она исчезла полностью.

Барерис пораженно покачал головой. Возможно, после исчезновения этой твари у южан все же будет шанс на победу.

Но он ошибся. Бард окинул взглядом поле боя, и в нем умерли последние остатки надежды.

Легионеров совета осталось слишком мало, они были неорганизованны и пали духом. Все, что они хотели — это как можно быстрее скрыться с поля боя. В свою очередь в спустившемся с плато войске Сзасса Тэма было просто немыслимое количество нежити. Объединившиеся с солдатами крепости Сожалений стройные боевые ряды северян теперь окружали войска совета сразу с трех сторон.

Аот был прав, не доверяя Бэйну. Совет потерпел поражение, и его сторонники были вынуждены спасаться бегством до тех пор, пока взошедшее солнце не вынудит их преследователей снизить темп. Скорее всего, до этого времени смогут дожить лишь те, кто имел лошадей или был способен передвигаться по воздуху.

Барерис был рад, что в число последних входила и Таммит. Молясь о том, чтобы она оставалась жива и каким–то образом сумела отыскать его до наступления рассвета, он развернул Танцора на юг.