Нежить

Глава 5

29 миртула—2 киторна, год Голубого Пламени

Как и большинству орков, Неске Хортор не было знакомо так называемое чувство «жалости». Но не требовалось особо напрягать мозги, чтобы понять — измученным страхом пленникам нелегко даются ежедневные переходы, учитывая врезавшиеся в их спины веревки и скудную кормежку. Неудивительно, что то один, то другой из них время от времени падали мертвыми, сдаваясь перед истощением, лихорадкой или просто отчаяньем.

Но сегодня с утра умер ребенок, и Неске сразу же приказала сделать привал, чтобы приготовить тело. Конечно, с её стороны это было неправильно. Её долг состоял в том, чтобы доставить труп Ксингаксу. Но он никогда об этом не узнает, если ему об этом не сообщат, а Казиск язык распускать не станет. Они достаточно долго работали в паре и успели прийти к взаимопониманию.

Вытащив вертел из костра, она осмотрела нанизанные на него куски ароматного поджаристого мяса и предложила угощение некроманту, который сидел рядом с ней в своей разметавшейся алой мантии.

— Попробуй. Хорошее.

Как она и ожидала, узкое, высокомерное лицо волшебника скривилось.

— Нет, спасибо.

Она рассмеялась.

— Я же собственными глазами видела, какие отвратительные вещи ты порой проделываешь с гниющими трупами. Но стоит предложить тебе свежее мясо, и твой желудок переворачивается лишь потому, что оно принадлежало существу твоей расы. Если бы ты хоть немного в этом разбирался, то понял бы, что более питательной пищи не найти.

— По твоим словам выходит, что ты и орков ешь?

— При любой удобной возможности, — она откусила сверху шмат сочного мяса с вертела. Оно оказалось слишком горячим и обожгло ей нёбо, но она все равно жадно его проглотила. — Знаешь, это загадка.

— Что?

— Те, с кем мы воюем — наши настоящие враги — находятся на юге. И все же наши повелители приказали нам мотаться туда–обратно через границу с Теском, чтобы грабить тамошние деревни и брать крестьян в плен.

— То, о чем ты говоришь — парадокс, а не загадка.

Она закатила глаза. Он обожал её поправлять.

— Да какая разница. Это же глупо.

— Не совсем. Ксингакс превратит наших пленников в могучее оружие, и в результате в наши легионы поступит приток свежих сил.

— Возможно, — Неске сняла с палки ещё один кусок детского мяса. — Но, когда Сзасс Тэм станет королем, вспомнит ли кто–нибудь, что наша работа тоже была важна и мы неплохо с ней справились? Или все награды достанутся тем воинам, которые возьмут Безантур штурмом и отрубят головы Неврону и Дмитре Фласс?

— Насколько я знаю, — произнес Казиск, — наши товарищи–легионеры в восторге от подобных перспектив. А нам с тобой лучше оставаться здесь, на севере. Если я никогда не увижу ни одного солдата совета…

Его речь прервал звук трубящего рога. Часовой на западном краю лагеря бил тревогу.

Тренированные рефлексы заставили Неске схватить лежавший неподалеку небольшой круглый щит и вскочить на ноги. Но, хотя её тело и знало, что надо делать, сама она оказалась в замешательстве. Если бы их атаковали тогда, когда они пересекали границы Теска или даже во время путешествия по Сюртэю и Элтаббару, в этом не было бы ничего удивительного. Но охотники за рабами уже поднялись по Первому Откосу и добрались до Верхнего Тэя — места, где должны были оказаться в безопасности.

— Посмотрите наверх! — крикнул кто–то. Неске послушно задрала голову и увидела проносящиеся по небу крылатые тени.

— Наездники на грифонах, — произнес Казиск. Поднявшись, он вскинул свое оружие над головой. Этот блестящий белый посох, как утверждал волшебник, был вырезан из кости драконьей ноги. Маг принялся зачитывать слова заклинания, и, хотя Неске не понимала, что они значат, их звучание все равно вызвало у неё инстинктивное отвращение. Воздух наполнился вонью падали.

Но больше не произошло ничего. Заклинание не сработало.

Выругавшись, Кхазик начал все заново. Но, когда он прочел первые четыре строфы, в середину его лба вонзилась стрела. Маг опрокинулся навзничь.

Неске решила, что в этой битве больше будет толку от лука и колчана, а не от сабли со щитом, и повернулась туда, где осталось её остальное снаряжение. Но внезапно мир каким–то образом сместился, и она обнаружила себя лежащей на животе. При попытке встать на ноги её спину пронзила боль, и тогда она поняла, что стрела нашла и её.

Наездники умели метко стрелять даже со спин проносящихся по небу грифонов, и первый залп изрядно проредил число находящихся на земле врагов. Но затем орки начали отстреливаться.

Барерис был уверен, что победа в этом состязании останется за его отрядом. Но, возможно, до этого оркам удастся убить одного–двух грифонов, и, когда сбитые животные рухнут на землю, это неминуемо повлечет за собой гибель их хозяев. Лучше как можно скорее одержать победу и избежать этого.

— Вниз! — приказал он громко, чтобы каждый легионер смог его услышать. Бард слегка похлопал Убийство по основанию покрытой перьями шеи, и грифон устремился к земле.

Рядом с головой Барериса пронеслась стрела. Затем Убийство обрушился на одного из орков, пронзив его когтями и ломая ему кости инерцией удара. Из–за внезапной остановки Барериса тряхнуло, но конструкция креплений его седла была специально предназначена для того, чтобы смягчать подобные толчки, а за десять лет воздушных боев он научился сохранять равновесие.

Высоко вскинув топор над головой, на него набросился другой орк. Убийство повернул голову и атаковал его. Клюв грифона сомкнулся на теле воина, прокусив доспех из проваренной кожи и разодрав его грудную клетку до того, как он успел нанести удар. Барерис огляделся, но в пределах его досягаемости врагов не оказалось.

На самом деле численный перевес был за южанами. В бою орки не могли потягаться с грифонами, и звери быстро расправлялись со своими противниками, раздирая их в клочья.

Но это не означало, что все было под контролем. Хотя некоторые пленники, внезапно оказавшись посреди разгоревшейся схватки, пытались где–нибудь спрятаться, остальные поспешно устремились во тьму.

Барерис пнул Убийство в бока, и грифон, расправив крылья, взмыл в воздух. Облетев нескольких убегающих тескиан, бард опустился на землю, преграждая им путь. Пленники застыли на месте.

— Вам не удастся сбежать, — произнес он. Ему никогда не выпадало возможности научиться говорить на дамарском, языке Теска, но магия в голосе барда позволяла им понимать его слова так, словно он говорил на их родном наречии. — Если вы попытаетесь скрыться, я и мои товарищи вас убьем. Поворачивайте назад и возвращайтесь в лагерь.

Изможденные, осунувшиеся люди со следами от ударов плетей, одетые в лохмотья, уставились на него. На что они готовы пойти, чтобы вновь обрести свободу? Хватит ли им мужества для того, чтобы попытаться проскочить мимо грифона и сидящего на нем воина с мечом?

Из темноты появился огромный волк и встал рядом с Убийством. Оскалившись, он зарычал на пленных.

Эти два зверя составляли необычную пару. Убийство вызывал страх своей дикой свирепостью, но это была естественная свирепость природного хищника. От волка же исходило физически ощутимое чувство жути — разрушения и порчи более ужасных, чем сама смерть. Возможно, именно чистый ужас, вызванный его присутствием, и заставил тескиан дрогнуть, повернуться и поспешить назад.

Барерис пнул Убийство, и они взмыли в воздух, чтобы отыскать остальных беглецов. В конце концов, ему и его товарищам удалось поймать большую часть рабов, хотя, возможно, некоторые пленники все же сумели улизнуть. После этого бард опустился на землю и спешился, а волк, растаяв в воздухе, снова превратился в Таммит.

— Пока что все идет хорошо, — произнесла она.

— Благодаря тебе, — ответил он, и это было правдой. В прошлом даже способный передвигаться по воздуху отряд не смог бы проникнуть на плато Рутаммар, не встретив быстрого и сокрушительного отпора. Но Таммит знала, как можно укрыться от взглядов тех, кто следил за подступами к плато.

Конечно, вскоре кто–нибудь непременно узнает об их вторжении. Но, если они быстро закончат здесь свои дела и отступят, все может обойтись.

Она одарила его улыбкой.

— Ты слишком добр.

Барерис поднял руку, чтобы погладить её по щеке, но одумался. Его грудь сдавило.

Пусть они и договорились, что отныне являются просто товарищами, с ним снова и снова происходило одно и то же. Быть с ней казалось самой естественной вещью на свете. Это согревало его, как не могло согреть ничто другое за все последние десять лет.

Но затем он вспоминал, что все кардинально изменилось. Он потерял её и никогда уже не вернет. По правде говоря, она и сама потеряла себя. По её собственному признанию, она была всего лишь оболочкой, жестокой пародией на ту милую и великодушную девушку, которую он любил. Когда он осознал это, на него нахлынула боль.

Возможно, Таммит заметила его незавершенное движение и поэтому почувствовала себя неловко. Отвернувшись от него, она направившись к толпе жмущихся друг к другу пленников.

— Подыскиваешь себе ужин? — спросил он. Едва эти слова слетели с его губ, Барерис устыдился враждебности своего тона. У него не было никакого права злиться на неё. В том, что она оказалась в таком положении, не было её вины — только его.

— Нет, — произнесла она. — Сейчас я в порядке. Просто подумала кое о чем. Этим людям известно только то, что они из рук одной группы бандитов перешли в руки другой.

— А разве это не так?

— Ну, мы, по крайней мере, не собираемся превращать их в зомби. Возможно, когда они об этом узнают, им станет легче.

Бард покачал головой.

— Если мы заручимся их добровольной помощью, то им придется играть свои роли, словно актерам. А смогут ли они делать это достаточно убедительно? Лучше, если они будут думать, что ничего не изменилось.

— Полагаю, ты прав. Даже если им удастся выжить в крепости Ксингакса, их, скорее всего, все равно ожидает гибель, разве не так? Они окажутся посреди владений Сзасса Тэма. Мы же не собираемся возвращать их домой.

— А ты бы сделала это, если бы могла?

Она издала презрительный смешок — Барерис не был уверен, смеется ли она над его предположением или над собой.

— Сомневаюсь. Кто они мне? Просто… глядя на них, я вспоминаю о том времени, когда тоже была рабыней, которую вместе с другими такими же бедолагами гнали прямиком в лапы Ксингакса, а ты — доблестным молодым дураком, который стремился меня спасти. И вот теперь мы сами эскортируем рабов. Это заставляет задуматься, вот и все.

— И о чем же ты думаешь?

— О, я полагаю, что зло, причиненное нам миром, никогда уже не исправить. Но мы можем отомстить. Вероятно, я все же утолю свою жажду, — она направилась прочь.

Крепость находилась посреди безлюдных предгорий Тэйской вершины. Фасад её производил впечатление настоящей твердыни — на первом этаже находились массивные ворота, а в стене были проделаны небольшие круглые окна и бойницы. Других наружных стен у неё не было — её строитель выдолбил её прямо в склоне одного из утесов.

Очевидно, он являлся вызывателем, и Таммит вздрогнула при мысли о том, сколько усилий пришлось приложить для того, чтобы выбить этого мага из его неприступного с виду убежища. Но после начала войны между советом и Сзассом Тэмом подчиненным лича это удалось, и теперь здесь обосновался Ксингакс. Учитывая, что его существование и занятия больше не являлись тайной, в центре государства он мог работать более эффективно, чем в удаленной твердыне в Рассветных горах.

Бывший хозяин этого места приглядывал за подступами к своему убежищу, но сейчас склоны начали зарастать кустарником — бледными, изломанными растениями, отравленными эманациями магии смерти, которые просачивались из цитадели. Таммит предпочла бы, чтобы земля здесь была полностью бесплодной. Её продолжало неотвязно преследовать ощущение, что за их отрядом и пленниками кто–то крадется, прячась в тенях за плотной, спутанной порослью веток. Но, несмотря на свои обостренные чувства, она не могла точно определить ни местонахождение, ни личность их преследователя.

Возможно, это было всего лишь какое–нибудь животное либо один из сбежавших или выброшенных за ненадобностью экспериментов Ксингакса. Какая разница? Если это кто–то из охраны, значит, нарушителям уже удалось его обмануть, иначе он бы уже непременно что–нибудь предпринял. А кто–либо другой едва ли осмелится приблизиться к светлым каменным воротам, от которых исходило мертвенно–бледное свечение.

— У нас пленники, — подал голос Барерис. Его лицо и длинные волосы скрывал капюшон плаща. Таммит подтянула повыше край шарфа, обмотанного вокруг нижней части её лица — возможно, стражники уже знают о дезертирстве капитана Молчаливого Отряда.

— Пароль? — в ответ прокричал кто–то. Таммит не видела говорившего, но знала, что находился он на наблюдательном посту над воротами.

— Материнская любовь, — ответил Барерис, и Таммит застыла, гадая, окажется ли пароль верным или же удача окончательно отвернулась от них и Ксингакс предпочел его изменить. Но она в этом сомневалась. Он утверждал, что являлся недоношенным полубогом и уж точно выглядел, как недоношенное нечто. Пароль был сардонической издевкой над его родителем, который либо самолично вырвал его из утробы матери раньше срока, либо позволил сделать это кому–нибудь ещё.

Белые каменные ворота со скрипом распахнулись. За ними находился барбакан, границы которого не выходили за пределы крепости. Он представлял собой проход, в потолке которого были проделаны дыры, а в стенах — бойницы. В дальнем конце его виднелся единственный выход.

Иными словами, этот коридор представлял собой смертоносную ловушку, но сработала бы она только в том случае, если бы солдаты находились на своих местах, готовые уничтожить незваных гостей. Но у освещённых пламенем факелов стражников, орков и людей, не возникло никаких подозрений. Створки двери, ведущей внутрь крепости, были распахнуты, а навесная решетка поднята.

Тескиане задержались у входа, и люди Барериса тычками и ударами плетей погнали их вперед. Орк с окаймленными золотом выпирающими клыками, левая половина лица которого была покрыта татуировкой в виде черных зазубренных молний, с важным видом принялся расхаживать вокруг, рассматривая рабов. Таммит задалась вопросом, подыскивал ли он кого–нибудь для удовлетворения своих сексуальных потребностей, как тот солдат, который приставал к ней и Ильдре, когда они находились в плену.

Но, что бы ни было у орка на уме, внезапно он резко развернулся и уставился на неё.

— Хэй, — произнес он. — А я тебя знаю.

Она встретила его взгляд и попыталась подавить его волю своей.

— Нет, не знаешь.

Орк сморгнул и отступил на шаг.

— Нет, — пробормотал он. — Не знаю.

Он двинулся прочь, и она отвернулась. И тогда он заорал:

— Это же та сбежавшая вампирша!

Развернувшись, Таммит увидела, что орк тычет в неё пальцем. Ей все же не удалось затуманить его разум. Он просто притворился, что это сработало.

Ну, возможно, воспоминание об этой небольшой победе будет греть его дух в загробной жизни. Она бросилась к нему и ударила в лицо, почувствовав, как трескается его череп. Орка отбросило назад, и он упал. Развернувшись, Таммит огляделась, пытаясь понять, что происходит.

Товарищи орка, разумеется, услышали его крик, но среагировали слишком медленно. В отличие от них, воины Барериса набросились на охранников прежде, чем те успели достать оружие.

Проблема была в пленниках. Напуганные и озадаченные этой внезапной стычкой, они либо метались, уворачиваясь от взмахов мечей, либо пытались отступить туда, откуда пришли. Они столпились в проходе, мешая вторгнувшимся в замок воинам добраться до дальнего конца коридора.

Таммит превратилась в стаю летучих мышей и взмыла над головами сражающихся воинов и охваченных паникой тескиан. Тем временем ворота, ведущие внутрь крепости, начали закрываться. Проскользнув через остававшуюся между дверями щель, она увидела толкавших створки зомби.

Укусы летучих мышей не могли сильно повредить ходячим трупам, поэтому она как можно быстрее вновь обернулась человеком, из–за своей торопливости почувствовав вспышку боли. Выхватив меч, она набросилась на них.

Когда последний зомби рухнул, краем глаза она заметила какое–то движение. Ещё двое мертвецов с шелушащейся серой кожей и безвольно отвисшими челюстями неумело пытались повернуть рычаг лебедки, чтобы опустить решетку. Бросившись к ним, Таммит и их изрубила на куски. Затем она огляделась, пытаясь отыскать того, кто ими командовал, но его уже и след простыл.

Он мог убежать куда угодно. Из просторного центрального зала вело с полдюжины арочных проходов. По лестницам можно было подняться на галерею, где располагались другие двери, позволявшие проникнуть в лежащие за ними покои.

Несколько ужасающих воинов с пылающими желтыми глазами выбежали на балкон и наложили стрелы на тетивы. Даже с такого расстояния Таммит почувствовала, что в их наконечниках бурлит погибельная магия. Если она превратится в туман, то стрелы не смогут причинить ей никакого вреда, но в таком состоянии ей не удастся удерживать ворота открытыми, а решетку — поднятой. Она приготовилась уворачиваться от выстрелов.

И тогда через полуоткрытые ворота осторожно заглянул вооруженный цепью огненный священник. Заметив ужасающих воинов, он наставил на них свое оружие. Раздался звон, и звенья цепи охватило пламя. Мертвецы исчезли в ревущей вспышке, мгновенно испепелившей их дотла.

По проходу за спиной Таммит эхом разнеслись металлические звуки рога глоров. Войска вторгшихся захватили ворота, и теперь Барерис приказывал грифонам и остававшимся с ними наездникам спускаться с небес.

Ерзая на своём мягком стуле, чья относительно новая обивка уже успела покрыться пятнами и провонять испарениями его разлагающегося тела, Ксингакс, прищурившись, посмотрел вниз на Красного Волшебника, который работал в расположенных под балконом заклинательных покоях. От того, что он щурился, картина эта не становилась более четкой, поэтому он зажмурил близорукий глаз, доставшийся ему от природы, и продолжил смотреть тем, который он позаимствовал с тела Исвала. Так было лучше.

Конечно, если бы он мог находиться рядом со своим помощником, стало бы ещё лучше, но это было нецелесообразно. Даже простая его близость оказывала губительное воздействие на живых. Хотя, возможно, этот идиот, который читал заклинания, размахивая ритуальным кинжалом–атамом, и впрямь заслуживал порцию яда. Толку от него не было никакого.

Но нет, это будет нечестно. Как бы Ксингаксу ни хотелось возложить вину за неудавшийся обряд на человека, ритуал со всеми доработками он провел безукоризненно. Проблема была в том, что менялись сами законы магии, и в результате Ксингакс обнаружил, что ему уже не удается манипулировать ими с той же ловкостью, что и раньше.

Этот факт его удручал. Для того, чтобы более–менее успешно практиковать магию смерти, ему не хватало природных данных, но он считал себя величайшим изобретателем заклинаний некромантии на Фаэруне, и полагал, что в этом отношении превосходит даже самого Сзасса Тэма, хотя ему хватало благоразумия не говорить об этом своему хозяину в лицо. Это было объектом его гордости, его страстью и служило самой большой отрадой существу, которому были неведомы удовольствия, доступные всем живым.

Что, если ему так и не удастся узнать новые правила? Или баланс мистических сил никогда не стабилизируется и никакие постоянные и надежные принципы не выработаются? Тогда ему больше не бывать мудрым и гениальным творцом. Даже думать о такой возможности было невыносимо. Настолько, что, хоть он и знал, что его должны были волновать более насущные проблемы — учитывая состояние магии, Сзасс Тэм мог проиграть войну или, сочтя его бесполезным, избавиться от него, или же голубое пламя могло стереть с лица земли весь Тэй и его вместе с ним — он с трудом мог заставить себя тревожиться об этом.

Волшебник прокричал кульминационные слова заклинания. Глубоко полоснув себя по лбу ритуальным ножом, он кончиками пальцев с силой ударил по ране, разбрызгивая алые капли по объекту своего заклинания.

В первый миг ничего не произошло, и настроение Ксингакса упало ещё ниже. Затем взгляд остекленевших глаз сместился из стороны в сторону. Жесткий язык скользнул по рядам зазубренных клыков, пытаясь увлажнить серые, иссохшие губы, но безуспешно.

Под вислыми усами цвета потускневшей меди что–то корчилось. Спутанные внутренности и вены, выходящие из неровного среза шеи, скользили и хватались за пол, пытаясь сдвинуть гигантскую отрубленную голову с места.

При жизни она принадлежала волшебнику из народа облачных великанов, и, если ритуал сработал верно, она должна была обладать теми же магическими способностями, что и он. Внезапно Ксингакс преисполнился уверенности, что все прошло как надо. Во имя всех лордов теней, он по–прежнему оставался мастером в данном виде искусства. Боги могут сколько угодно продолжать убивать друг друга — этого ничто не сможет изменить.

Где–то в крепости послышался рев рога глора. От этого неожиданного звука ликование Ксингакса угасло, словно залитое водой пламя свечи. Его слуги рогами не пользовались.

Мгновением позже дверь в покоях внизу распахнулась, пропуская внутрь горбатого, иссохшего гуля с фосфоресцирующими глазами. Увидев ползающую по полу отрубленную голову, он дрогнул, но только на миг.

— Враги! — выкрикнул гуль похожим на рычание шакала голосом.

Ксингакс нахмурился. Он полагал, что избежал необходимости участвовать в сражениях Сзасса Тэма, но, казалось, что каким–то образом эта война последовала за ним домой.

— За воротами?

— Нет, мастер, уже внутри! Думаю, они каким–то образом обманули охрану!

Это было достаточно неожиданно и серьезно. Ксингакс почувствовал укол неподдельной тревоги, ведь крепость охранялась плохо. Чтобы контролировать ожидающих трансформацию пленников, не требовалось большого количества солдат. Кто бы мог предположить, что её когда–нибудь попытаются взять штурмом?

И все же он уверил себя, что справится, если сохранит ясность мыслей.

— Передай всем — пусть не дадут нарушителям проникнуть дальше центрального зала, — сказал он гулю, а затем перевел взгляд на некроманта с окровавленным лицом. — Ты пробудил голову великана, и она будет тебе подчиняться. Заставь её принять участие в бою.

Когда его подчиненные поспешили исполнить его приказы, Ксингакс погрузился в легкий транс. Из–за беспокойства ему потребовалось приложить для этого чуть больше усилий, чем обычно, но он справился. Он послал свое сознание витать снаружи крепости, чтобы отыскать свою сторожевую.

Сложно было представить, что его врагам удалось расправиться с этим существом, не говоря уже о том, чтобы проделать это, не подняв достаточно шума и не поставив на уши всю цитадель. И правда, эта тварь продолжала прятаться в кустах. Очевидно, «уловка» южан, какова бы она ни была, успешно обманула не только охранявших ворота легионеров, но и её.

Ладно, может, ей ещё удастся предотвратить катастрофу, ведь это чудовище было одним из самых грозных существ, когда–либо созданных Ксингаксом, так что он даже почти чувствовал вину из–за того, что отказался отослать её вместе с легионами. Но он не прожил бы столько, если бы не заботился и о собственной безопасности. Кроме того, творец имеет право оставить себе один–два своих шедевра, разве не так?

Он коснулся сознания твари, и она устремилась по направлению к крепости.

Стоя в воротах, Барерис махал наездникам на грифонах, приказывая им опуститься вниз. В замкнутом пространстве характерная вонь, исходящая от грифонов — смесь запахов перьев и шерсти, — была настолько сильна, что на его глаза навернулись слезы.

Сложив крылья, Убийство опустился на землю. Едва ли с ним могло случиться что–нибудь плохое, пока они были порознь, но барду все равно оказалось приятно увидеть своего питомца здоровым и готовым к бою.

Пока что, подумал он, все идет хорошо. И тогда из кустов, ломая ветки, появилась огромная фигура.

В тот момент благодаря одному из заклинаний, которые он наложил на себя перед тем, как подойти к крепости, Барерис мог видеть в темноте не хуже любого орка. Поэтому он сумел в подробностях разглядеть приближающегося монстра. Тот напоминал мертвого, разлагающегося дракона с головой ящера, четырьмя ногами и хвостом. Но крыльев у него не было, да и шея выглядела слишком короткой. Из его плеч росли извивающиеся щупальца, а покрытое пятнами угольно–черное тело испещряло множество сочащихся язв размером с блюдце. Застыв на месте от потрясения, Барерис задался вопросом, как подобной громадине до сих пор удавалось оставаться незамеченной.

Его паралич продолжался только один миг, но, учитывая, насколько быстро приближалось чудовище, для него и его товарищей этот миг мог оказаться фатальным. Однако между склоном горы и гигантским ящером оказалось полдюжины спасавшихся бегством тескиан, и он задержался, чтобы их прикончить. Его щупальца поднимали их вверх и сжимали, и плоть бедолаг начинала оплывать, словно расплавленный воск. Другие же пленники нашли свою гибель под когтистыми лапами чудовища, превращенные в кровавое месиво, или оказались растерзаны его клыками.

Барерис увидел, что не все солдаты успеют скрыться в проходе, чтобы спастись от монстра, а у этой неорганизованной толпы людей и грифонов не было ни малейшего шанса повернуться и оказать ему достойный отпор.

— Вы! — крикнул он, жестом указывая на всех, кто ещё оставался снаружи. — Поднимайтесь в воздух и начинайте обстрел! Все остальные, отойдите от ворот и закрывайте их!

Легионеры поспешили выполнить его приказы. К его облегчению, петли тяжелых каменных створок повернулись легко, а брус свободно скользнул по смазанным кронштейнам.

Когда он занял свое место, ворота с грохотом содрогнулись. Парой секунд спустя все повторилось, и в брусе появилась трещина.

— Они не выдержат, — воскликнул один из наездников.

— Да, — произнес Барерис. — Не выдержат. Все — по коридору и уходите через ту дверь. — Они поспешили вниз по проходу, и он последовал за ними, прикрывая тыл.

Оказавшись в центральном зале, бард обнаружил, что его ожидания оправдались. Стражники Ксингакса уже заняли позиции, намереваясь помешать налетчикам продвинуться хоть на шаг дальше. Пестрые толпы орков, гоблинов, гноллов, солдат–людей, Красных Волшебников, зомби и более могущественной нежити перекрыли каждый проход и осыпали нападавших стрелами и заклинаниями с галерей над их головами.

Другими словами, защитники крепости удерживали позиции на высоте, окружив южан, но у воинов совета было настолько большое численное преимущество, что это могло не сыграть никакой роли. Но то чудовище снаружи все меняло.

— Закройте эти ворота! — крикнул он перегнавшим его людям. — Опустите решетку!

К нему устремилась Таммит. Её меч, губы и подбородок были в крови.

— В чем дело? — спросила она.

— Нас преследует тварь, которую Ксингакс держал за стенами крепости, — ответил он. — Почему ты меня о ней не предупредила?

— Потому что сама о ней не знала, — произнесла она. — В последний раз я была здесь три года назад. Должно быть, Ксингакс создал её после моего последнего визита. Что она из себя представляет?

— Понятия не имею. Но дело плохо — мы не сможем помешать ей проникнуть в крепость. Большей части отряда придется развернуться и дать ей бой, но не всем, иначе остальные прислужники Ксингакса сомнут нас с фланга. Проследи за тем, чтобы этого не произошло.

— Слушаюсь, — сказала она.

Внутренние ворота с грохотом захлопнулись, а решетка опустилась.

— Нас преследует огромная тварь! — прокричал Барерис. — Всем, кто владеет волшебством, необходимо атаковать её, как только она появится в поле вашего зрения. Когда она проломит решетку, на неё должны обрушиться грифоны. Уничтожим её ещё в проходе, где стены помешают ей свободно двигаться.

Его отряды поспешно приготовились исполнять приказы. Стоявшие наверху на противоположной стороне комнаты кровавые орки–сержанты заметили, что столько врагов повернулось к ним спиной, и завопили, призывая своих людей удвоить усилия.

Внутренние ворота трижды содрогнулись, а затем разлетелись на куски. Чудовище перешагнуло через обломки, и на него обрушилась сила южных священников и магов. Благодаря промежуткам между стальными прутьями решетка не стала препятствием для вспышек и лучей мистической энергии.

В монстра летели стрелы голубого пламени, а заряды пламени Коссута оставляли ожоги на его морде. Ослепительная потрескивающая молния ударила его в грудь, но не оставила на ней ни царапины. Закричав, Барерис ударил его звуковой волной. Стоявший позади него Красный Волшебник Воплощения наставил на монстра жезл из слоновой кости и произнес слово силы. Ничего не произошло, и он выругался.

Гигантский ящер продолжал приближаться, проломив по пути решетку, словно та была не прочнее паутины, но замешкался, запутавшись ногами в погнувшихся остатках штырей. В тот миг, пока задняя часть его туловища все ещё оставалась в проходе, его атаковали грифоны и их наездники. Вспрыгнув на спину Убийства, Барерис поспешил присоединиться к бою.

Клювы, когти, копья и мечи вонзались в сочащуюся и смердящую мертвую плоть. Пронесшееся мимо Барериса и Убийства щупальце схватило одного из грифонов с его хозяином и с силой сжалось. Затрещали ломающиеся кости, тело легионера практически расплющило, а часть внутренностей зверя вывалилась из его распахнутого клюва.

Убийство кусал и терзал когтями одно из щупалец, пытаясь его разорвать. Барерис направил своего питомца к боку похожего на ящера чудовища. Сочащиеся язвы, усеивающие шкуру твари, содрогнулись и пошли пузырями, и из них, затмевая воздух, вырвалось облако непонятной субстанции, похожей на дым.

Только оказавшись внутри него, Барерис понял, что состояло оно из тучи саранчи или чего–то похожего. Паразиты облепили его, впиваясь в плоть. Боль была сокрушительной, но Убийству, которого не защищали доспехи, пришлось куда хуже. Грифон стряхнул с себя нескольких мучителей, но, учитывая, что к его оперению и меху цеплялись целые дюжины злобных тварей, это не помогло.

Размахивать мечом также не имело смысла. Усилием воли подавив зарождающуюся панику, Барерис постарался отрешиться от боли, чтобы достигнуть необходимой для творения магии сосредоточенности. Когда он начал петь заклинание, одно из насекомых попыталось заползти ему в рот, но бард смахнул его в сторону.

В воздухе заструилась сила, и его тело омыла прохлада. Попав под воздействие защитного заклинания, саранча отпрянула от него.

Убийство был весь в крови, но все ещё оставался на ногах и мог сражаться. Оглядевшись, Барерис увидел, что не всем повезло так же, как ему. Некоторые грифоны со своими хозяевами рухнули вниз. Одно животное, обезумев от боли, каталось по полу, чтобы раздавить цепляющихся за него насекомых, не обращая внимания, что его всадник все ещё оставался в седле.

Но летающих паразитов можно было остановить. Пылающие Жаровни швыряли в них веерообразные вспышки огня, которые испепеляли тварей целыми стаями. Тем временем ящероподобный монстр получил уже столько ранений, что его разлагающаяся дохлая туша, казалось, была вот–вот готова рухнуть. Его сочащаяся кожа подрагивала, когда рана, сквозь которую виднелись раздробленные кости, пыталась затянуться.

Барерис решил, что не даст ему времени на исцеление. Чудовище будет уничтожено немедленно, пока не успело ранить кого–нибудь ещё. Он заставил Убийство двинуться вперед, и грифон, взмахнув крыльями, взмыл высоко в воздух, целясь в голову твари. Другие южане, охваченные порывом той же отчаянной решимости, тоже набросились на монстра.

И тогда из язв ящероподобной твари брызнула слизь, заполнив воздух так же плотно, как и насекомые. Когда эта субстанция попадала на людей и грифонов, те начинали кричать.

В тот момент Убийство находился над головой монстра, и его тело защитило Барериса от вонючего потока. В доспехах и ботинках барда появились дыры, а плоть за ними покрылась волдырями, но по сравнению с тем, что произошло с грифоном, это были пустяки. Плоть бедного животного оплыла, обнажая кости.

Едкий гной также расплавил подпругу на седле Убийства. Оно соскользнуло со спины мертвого зверя, прихватив с собой Барериса. Он пропел слово силы, и его стремительное падение замедлилось. Они рухнули на землю.

Вытащив ноги из стремян, бард поднялся и приготовился атаковать. Несколько других солдат сделали то же самое, и он задался вопросом, как же им удалось выжить в потоке кислотных брызг.

Огромная нога начала опускаться на пол, и он проскользнул под ней. Чудовище попыталось достать его своими челюстями, но он успел отпрыгнуть и оказался рядом с гниющей грудью своего противника. Бард принялся раз за разом вонзать в неё меч, стремясь отыскать сердце.

Его товарищи кромсали другие части тела чудовища. На его спине танцевали вспышки священного пламени. Наконец монстр тяжело завалился на бок.

Барерис нанес ему ещё несколько ударов, чтобы убедиться, что гигантская туша была по–настоящему неподвижна. Потом он развернулся, окидывая взглядом поле боя.

Гигантский ящер уничтожил множество людей и грифонов, но этого было недостаточно, чтобы атака южан захлебнулась. Остальным подчиненным Ксингакса также не удалось добиться больших успехов. Это предотвратила Таммит и несколько находившихся под её командованием легионеров.

На самом деле яростные попытки защитников крепости отразить нападение стали слабее — живые и разумные слуги Ксингакса замерли, глупо тараща глаза. Барерис понял, что они считали гигантского ящера неуязвимым и при виде его гибели оказались охвачены изумлением и ужасом.

Ухмыльнувшись, он запел песню, чтобы разжечь в груди своих товарищей искру отваги, а сердца врагов наполнить ужасом, и поднял лук и колчан одного из павших солдат. Его собственное оружие сгорело вместе с креплениями седла Убийства и пришло в негодность. Он посылал стрелу за стрелой в находившихся на галерее врагов, пока не заметил то, что заставило его желудок, сжаться от ненависти.

Когда ящер–нежить пал, убившие его воины развернулись, переключившись на других врагов, что избавило Таммит от необходимости прикрывать их с тыла. Хорошо. Ей больше нравилось атаковать. Выстроив часть легионеров клином, она повела их к одному из дверных проемов. После того, как они проломили стену щитов, выставленных воинами Ксингакса, уничтожить врагов оказалось проще простого.

Куда дальше? — задалась она вопросом. И тут её плечо сжали чьи–то пальцы.

Оскалившись, она развернулась и сбросила с себя руку, но обнаружила, что это был Барерис, который был достаточно неосмотрителен, чтобы незаметно приблизиться к ней со спины и застать врасплох. Его доспехи оказались изъедены дырами, через которые виднелись скверно выглядевшие ожоги, но его это, казалось, совершенно не беспокоило. Возможно, его так переполняла ярость боя, что боли он не чувствовал.

— В чем дело? — спросила она.

— Я знаю, где сейчас Ксингакс, — произнес он. — Он в проходе в центре восточной галереи.

Она кинула быстрый взгляд в ту сторону, пытаясь сделать это как можно незаметней.

— Вижу одного из тех огромных зомби, на которых он любит разъезжать, но его самого — нет. Думаешь, он, невидимый, сидит на нем верхом?

— Да. Зомби просто стоит там, ничего не делая. Зачем же ещё удерживать такого сильного бойца вдали от поля боя? И глянь–ка. На всем протяжении галереи наши враги, и живые, и мертвые, стоят вперемешку, а там находятся только ужасающие воины и им подобные твари. Почему же? Потому что близость Ксингакса губительно воздействует на живых, а он не может позволить себе ослабить своих собственных защитников. Я собираюсь разобраться с ним до того, как он наскребет достаточно мужества, чтобы принять активное участие в бою. Полагаю, ты захочешь мне помочь?

Она улыбнулась.

— О да.

Он одарил её ухмылкой, и на миг Таммит вновь увидела перед собой юношу, который так радовался тому, что удивлял её и заставлял смеяться.

— Тогда стой наготове и смотри, — подняв руку, он резко опустил её и запел.

Несколько Пылающих Жаровен повернулись в сторону того коридора, на который указывал Барерис. Один из них зачитал последнюю фразу со свитка, который в его руках вспыхнул и превратился в пепел. Другие вскинули кулаки или зазвенели охваченными пламенем цепями. По коже Таммит забегали мурашки и она почувствовала боль, когда в воздухе начала скапливаться священная мощь. Когда она высвободилась, прогремел взрыв, и стоявшие перед гигантским зомби ужасающие воины с гулями разлетелись на куски.

Барерис слегка подтолкнул Таммит, давая ей знать, что настало время действовать. Она превратилась в летучих мышей, и он исчез.

Полетев вперед, она снова увидела его, почти скрытого огромной фигурой серокожего великана–зомби. Он переместился через пространство, намереваясь напасть на Ксингакса сзади. Его клинок описал широкую дугу, чтобы поразить невидимого пассажира, сидевшего на плечах огромного зомби.

Даже сквозь шум битвы Таммит услышала вопль Ксингакса, похожий на крик страдающего ребенка. Никогда раньше Барерис не извлекал звуков, которые бы порадовали её настолько сильно.

Развернувшись, гигантский зомби попытался нанести Барерису мощный удар, но бард отступил за пределы его досягаемости. Ксингакс снова стал видимым, и с его непропорционально большой черной руки, некогда принадлежавшей Исвалу, сорвался поток ледяных кристаллов. Барерис попытался уклониться, но его все же задело.

Но, когда он рванулся обратно, ударил зомби по колену и, вытащив клинок, высоко взмахнул им, чтобы атаковать Ксингакса ещё раз, Таммит увидела, что это, равно как и окутывавшее его врага ядовитое облако, не нанесло ему особого ущерба. Готовясь к бою, он усилил свои естественные способности песнями, и, насколько она знала, талисманами и зельями. При виде его успехов она почувствовала прилив гордости.

Эта едва заметная эмоция почти затерялась в том потоке ненависти, что захлестнул её при виде Ксингакса. Летучие мыши закружились друг вокруг друга, и её человеческие ноги опустились на пол между обгорелыми останками и почерневшими костями — всем, что осталось от ужасающих воинов. Даже через подошвы ботинок она почувствовала боль — отголоски использованной священниками магии.

Подпрыгнув, Таммит схватила Ксингакса за шею и стащила его с его насеста. Барерис займется гигантским зомби, а она позаботится о его хозяине. Она вскинула меч, готовясь нанести удар.

Развернувшись к ней лицом, Ксингакс фыркнул, и пальцами, сомкнувшимися на его гниющей плоти, она почувствовала вибрацию. Затем под её руками не оказалось ничего, кроме пустоты, и Таммит поняла, что он хотел скрыться, переместившись сквозь пространство или между мирами.

Но мгновением позже его тело снова обрело материальность — его замысел провалился. На время он лишился этой способности. Его искривленный маленький рот распахнулся от изумления, и она вонзила меч ему в живот.

Он не умер. Он даже не оказался обездвижен и все так же продолжал парить в воздухе, пытаясь расцарапать ей лицо. Но все было в порядке. Она хотела, чтобы он умирал медленно, хотела насладиться каждым мгновением его агонии. Таммит отдернула голову, и его когти оставили на её щеке царапину, не задев глаз. Высвободив меч, она приготовилась нанести следующий удар.

— Стой! — проскрежетал низкий голос.

Таммит застыла, осознав, что её удерживает какое–то заклинание. Она попыталась высвободиться из–под его воздействия, и её правая рука дернулась. Она вновь обретала свободу.

— Стой! — произнес Ксингакс. С момента своего перерождения в вампира она была вынуждена подчиняться его приказам. Она полагала, что из–за нанесенного магии урона он больше не может её контролировать, но, очевидно, её свобода оказалась не столь полной, как она думала. Ксингакс оказался способен обрести по крайней мере тень своей прежней власти над нею, и, вкупе с психическими оковами, с которыми она уже боролась, перевес оказался не на её стороне. Её тело застыло абсолютно неподвижно, и Ксингакс принялся терзать её руку, пока не разодрал плоть и кости и не высвободился из её хватки.

Что–то обвилось вокруг неё и приподняло над балконом, разворачивая кругом. И тогда она увидела подкравшееся к ней со спины чудовище.

Это была голова, которая некогда покоилась на плечах великана. Теперь же, отрубленная, она разбухла и потеряла форму, а в её слишком большом рту виднелись ряды зазубренных зубов. Часть выходящих из шеи внутренностей и кровеносных сосудов обхватили Таммит, другие же распластались по стене над дверным проемом, позволяя чудовищу ползать по стене, словно мухе.

— Ты плохая, неблагодарная дочь! — пронзительно завопил Ксингакс. — Я дал тебе всё!

Вытянутые отростки ползучей головы подтащили Таммит ко рту чудовища. Превратись в туман, сказала она себе. Тогда он не сможет удержать тебя и причинить тебе вред. Но вампирша не могла сменить форму.

Её пленитель повернул её тело. Она поняла, что он собирается оторвать ей голову. И тогда на балкон вспрыгнул Барерис. Должно быть, он уже разобрался с великаном–зомби, и больше ничего не мешало ему присоединиться к их схватке.

Бард нанес удар прежде, чем Ксингакс вообще осознал, что он оказался здесь. Его меч вонзился в похожий на луковицу череп творца нежити, и тот рухнул на пол. Барерис немедленно повернулся к ползучей голове и Таммит.

Но Ксингакс все же не потерял сознания. Своей рукой, позаимствованной у ночного охотника, он схватил Барериса за ногу, глубоко вонзив когти в его голень, и протянул в его сторону вторую, маленькую и высохшую. Таммит почувствовала, как в воздухе заструилась вредоносная сила.

Барерис вскрикнул. Его спина выгнулась дугой, но бард не упал. Через миг, когда боль стала слабее, он развернулся и принялся безостановочно наносить Ксингаксу удары, пока тот не затих и барду не удалось высвободить ногу из его окровавленных когтей.

Он заковылял к Таммит и державшей её твари. Гигантская голова завыла — звук этот был полон той же убийственной силы, что и последняя атака Ксингакса — но Барерис отразил его, пропев сильную, устойчивую, вибрирующую ноту.

Ползучая голова потянулась к нему своими артериями и кишками. Барерис, которому мешала раненая, истекавшая кровью нога, оборонялся, как мог. В то же самое время чудовище засунуло голову Таммит в рот.

И ещё раз она попыталась избавиться от своих нематериальных оков. Возможно, их ослабила смерть Ксингакса — её конечности дернулись. Теперь её удерживали только путы из липкой плоти.

Но ей уже не хватало времени на то, чтобы изменить форму. Напрягая всю свою сверхчеловеческую силу, она высвободила руки и повернула меч перпендикулярно гигантской пасти, чтобы его лезвие помешало бы ей захлопнуться.

Но монстр, не обращая внимания на тяжелую рану, которую клинок мог проделать в его верхнем нёбе, сомкнул челюсти. По вспышке боли в шее Таммит поняла, что её голова отделилась от тела. Она попыталась отрешиться от боли и ужаса, напомнив себе, что в прошлом подобные раны не становились для неё смертельными. Затем пульсирующее перистальтические сокращения втянули её голову внутрь чудовища, и она оказалась в чем–то, похожем на мешок. Во тьме мясистые жилы оплели её голову, щёки и брови и погрузились в её плоть, словно миноги.

Её сознание начало угасать. Несмотря на окружавшую её толщу плоти и костей, она услышала, как Барерис издал оглушительный боевой клич, почувствовала, как содрогнулась в ответ ползучая голова, а затем тьма окончательно поглотила её.