Нежить

Глава 6

2–21 киторна, год Голубого Пламени

От вопля Барериса часть плоти слетела с головы мертвого великана, и его череп треснул. Мгновение спустя один из Пылающих Жаровен обрушил на чудовище поток пламени. Сорвавшись со стены, оно рухнуло на пол, где и осталось лежать неподвижной почерневшей дымящейся грудой.

Настолько поспешно, насколько мог, Барерис захромал в его сторону, но путь ему преградил желтоглазый ужасающий воин, а, когда он с ним расправился, его место занял гуль. Это напомнило барду, что, хотя больше всего на свете ему хотелось как можно быстрее добраться до чудовища и расколоть ему голову, вокруг все ещё кипела битва.

Хотя управились они довольно скоро. С гибелью ползучей головы оказалась уничтожена и последняя надежда защитников крепости, и они принялись разворачиваться и пускаться в бегство.

Оглядевшись, Барерис заметил валявшийся неподалеку боевой топор и разбил гигантский череп. В первый миг он испугался, что голова Таммит полностью растворилась в теле чудовища, но в конце концов, она обнаружилась в мешке из мясистой плоти.

Но ни рот, ни глаза её не двигались. Даже когда бард оборвал крепившиеся к ней усики и вытащил её оттуда, она выглядела столь же мертвой, как и гнилая плоть, из которой он её достал. Содрогнувшись, Барерис почувствовал, как в нем зарождается громкий стон.

Позади него раздался чей–то кашель. Обернувшись, бард увидел одного из Пылающих Жаровен. Несмотря на свою относительную молодость, этот священник, мулан по происхождению, довольно далеко продвинулся в таинствах своего ордена.

— Прошу прощения, капитан, — произнес он, — но ваша работа ещё не окончена.

Барерис сделал вдох.

— Да, — он протянул жрецу голову Таммит. — Ты — лучший целитель из всех, что у нас есть. Помоги ей.

Священник заколебался.

— Капитан…

— Это приказ!

Жрец взял голову.

— Я попытаюсь.

Прихрамывая, Барерис следил за тем, как идет зачистка крепости. В качестве подпорки он использовал копье. По покоям разносилось эхо молитв священников, а на стенах плясали отсветы созданного ими пламени. Их сила очистит это место, и более никто и никогда не сможет практиковать здесь некромантию.

Тем временем волшебники–южане рылись в библиотеках и складах магических предметов, а воины из Грифоньего Легиона преследовали и убивали врагов, пытавшихся найти укрытия в темных углах. Наконец все было кончено, и Барерис поспешил выяснить, что с Таммит.

Священник отнес её в небольшую комнату, чтобы во время работы его никто не побеспокоил. Она лежала на столе в своих черных доспехах, белокожая и темноволосая, и её покрытое запекшейся кровью тело в свете единственной масляной лампы выглядело призрачным и размытым. Но даже при этом неверном освещении был ясно виден разрез, что опоясывал её шею, подобно колье, и покрытое уродливыми ранами лицо.

С первого взгляда Барерис сразу же понял, что все осталось по–прежнему, но бард все равно повернулся к священнику и спросил:

— Как она?

Огненный жрец заколебался, но затем произнес:

— Она мертва, сэр. Так же мертва, как и тогда, когда вы видели её в последний раз.

— Не может быть. Её уже обезглавливали раньше.

— Не буду спорить, но, учитывая, что в данной ситуации гигантская тварь откусила ей голову и уже начала её переваривать, её повреждения оказались гораздо тяжелей. В любом случае, она не двигалась и я не увидел никаких признаков того, что две… её части начали срастаться воедино.

— Пытался ли ты стимулировать процесс исцеления своей магией?

— Да, капитан, как вы и приказывали. Даже несмотря на то, что исцеляющие молитвы, являющиеся каналами для вселенских сил восстановления и здоровья, едва ли способны помочь той, чье существование пагубно и противоречит законам природы.

Ты рад, что она мертва, подумал Барерис, и содрогнулся от желания ударить огненного священника. Вместо этого он произнес:

— Благодарю тебя за помощь. Иди и присоединись к своим товарищам.

— Мне жаль, что я оказался не в силах её вернуть. Но я могу провести ритуалы, чтобы с соответствующими почестями кремировать тело и проводить её дух к Коссуту.

— Возможно, позже.

— Также я могу позаботиться и о вас. Вашей ноге не помешает помощь целителя, и, думаю, я не слишком погрешу против истины, если предположу, что после магический атаки Ксингакса вы ещё чувствуете себя слабым и больным. Позвольте мне…

— Ты что, глухой? Я велел тебе — убирайся!

Жрец изучающе уставился на лицо барда, затем кивнул, развернулся на каблуках и оставил его в полумраке наедине с телом Таммит.

Барерис пропел свои собственные исцеляющие заклинания, хотя от них и оказалось не больше толку, чем от молитв священника. Он пел, пока его магия не истощилась, но Таммит осталась неподвижна.

Затем он спел песню о морской звезде, хотевшей стать небесной звездочкой, и другие песни, которые нравились ей, когда они оба были молоды. Возможно, он надеялся, что они смогут вернуть её дух из пустоты — задача, оказавшаяся магии не под силу — но она не шевельнулась.

«Вот и все, — подумал он. — Я пытался, но всё, что я мог — это лишь попрощаться с нею. Эта музыка и стала моим прощанием».

Возможно, это хорошо, что она наконец умерла, ведь на самом деле её не стало уже десять лет назад. Тот хладнокровный, неумолимый убийца, что из неё сделали, был пародией на ту Таммит, которую он любил. Она и сама знала это. Она хотела умереть, хотя никогда не говорила об этом вслух.

Возможно, для него это тоже окажется к лучшему. Он тосковал о ней каждый день, но, когда случилось чудо и она снова к нему вернулась, его ждала пытка иного рода. Как бы он ни жаждал коснуться её и открыть ей свое сердце, ему приходилось смотреть на то, что с ней произошло из–за его провала, не давая себе этого сделать.

Да. Возможно. Но выдержит ли он, если потеряет её ещё раз?

Возможно, этого удастся избежать, ведь оставалось ещё одно средство, которое он не испробовал. Для вампира кровь была жизнью, и во множестве историй говорилось о том, что они больше всего жаждали крови тех, кого любят или любили до своего перерождения.

Барерис расстегнул пояс, стащил доспехи и, закатив рукав рубашки, достал кинжал и приставил его лезвие к запястью.

«Я, должно быть, сошел с ума, раз хочу так поступить, — подумал он. — У меня нет никаких оснований полагать, что это сработает, и огненный священник был прав. Я все ещё ослаблен смертоносной магией Ксингакса и уже потерял немало крови. Если я выпущу ещё, то это, возможно, меня убьет».

И все же он вскрыл вену.

Заструилась кровь. В неярком свете она казалась черной. Он поднес запястье к губам Таммит, и жидкость потекла ей в рот.

Ничего не произошло. На миг ему почудилось, что она осознанно противится его попыткам, и эта мысль, какой бы безумной она ни казалась, все равно пробудила в нем гнев.

Барерис размазал кровь по своим собственным губам, но решил, что и этого будет недостаточно. Он расцарапал рот острием ножа, чтобы приток свежей крови не прекращался ни на секунду. Затем, чрезвычайно осторожно, чтобы не отделить голову от тела, он наклонился и поцеловал Таммит.

Очнувшись, Таммит ощутила острую боль в шее. Что–то мягко касалось её губ, а во рту чувствовался медный привкус крови. Она ничего не видела и не могла вспомнить, где находится и что с ней произошло.

Она знала только одно — её жажда была просто сокрушительной, а тот, кто сейчас кормил её кровью, кем бы он ни был, делал это слишком медленно. Она попытался схватить его, но руки отказались ей повиноваться. Она осознала, что вообще не чувствует тела ниже источника боли в шее.

Потому что, как она внезапно вспомнила, сотворенное Ксингаксом чудовище откусило ей голову. Ей стало интересно, находится ли её тело где–то неподалеку, и она ощутила укол страха — вдруг это было не так или на этот раз ей не удастся вновь обрести целостность? И тогда словно для того, чтобы удовлетворить её любопытство, она почувствовала, как плоть и кости в её шее начинают срастаться, соединяя голову с телом. В искалеченной Ксингаксом руке вспыхнула боль.

Когда кровь вновь начала циркулировать по её телу и к Таммит вернулась способность видеть, абсолютная темнота сменилась размытыми пятнами света и тени. Когда её зрение обострилось, она увидела, что к жизни её возвращает Барерис. Возвращает кровавыми поцелуями.

Когда он поцеловал её снова, она ответила, и он отпрянул, радостно и недоверчиво уставившись на неё. При виде его улыбки Таммит почувствовала стыд и сожаление. У тебя нет причин быть счастливым, подумала она. Я уничтожила тебя. Я стану твоей смертью. Затем очередной приступ жажды отмел эти мысли в сторону.

Подтащив его к себе, она принялась облизывать и обсасывать его губы. Текущей из них крови было все равно недостаточно, и это лишь раздразнило её. Удостоверившись, что её тело достаточно окрепло и от резкого движения не развалится на две части, она взглядом поискала иной источник живительной влаги

И увидела рану на его запястье. Вытекшей из неё кровью были измазаны и она, и он, и стол, на котором она лежала. Но Таммит осознала, что и этого ей окажется недостаточно. Ей был необходим более близкий контакт. Потому что на этот раз она жаждала не просто его крови. Она жаждала полностью с ним слиться.

Скользнув губами по шее барда, Таммит вонзила клыки в пульсирующую вену и принялась срывать с него одежду. Когда Барерис осознал, что было у неё на уме, то тоже принялся её раздевать.

Их тела яростно сплелись. Возбуждение уносило её все выше и выше, и через некоторое время она почувствовала, как бешено колотится сердце Барериса, которое, несмотря на чрезвычайную нагрузку, пыталось поддерживать жизнь в его теле.

Хорошо. Пусть оно взорвется. Пусть он умрет. Его смерть станет ступенькой на пути к триумфу, к которому она так стремилась.

И все же мысль о его гибели была невыносима.

Некогда в подобной ситуации её вампирские инстинкты непременно взяли бы над ней верх. Сейчас они оставались все так же сильны, но у неё было десять лет на то, чтобы научиться их контролировать. Хотя это и оказалось сложнее всего, что она когда–либо делала, она заставила себя остановиться и, вытащив клыки из его шеи, облизала раны, чтобы те поскорее затянулись.

В тот же миг он потерял сознание и завалился на неё, обмякнув, словно мертвый. Она выбралась из–под его тела, устремилась к двери и начала звать на помощь.

Когда глаза Барериса распахнулись, он обнаружил, что кто–то отнес его в настоящую кровать. Рядом с ним, держа его за руку, сидела Таммит. Её пальцы оказались так же холодны, как и обычно. Она снова была полностью одета.

— Воды, — прохрипел он.

— Так и знала, что она тебе понадобится, — Осторожно, словно мать, поднимающая больного ребенка, она помогла ему сесть и поднесла чашку к его губам. Холодная жидкость имела металлический привкус.

— Спасибо.

— Ты как? — спросила она.

— Ещё слаб, но, думаю, все будет в порядке.

— Я позвала целителя, как только мы… закончили, — она опустила взгляд. Он и не думал, что ещё раз когда–нибудь увидит её смущенной.

Барерис хихикнул, и это заставило его закашляться.

— Должно быть, я представлял собой забавное зрелище — весь измазанный кровью, одежда в беспорядке и раны на запястьях и губах.

Таммит вернула ему улыбку.

— Особенно учитывая то, что я тоже была полураздета и вся в крови, а рука не зажила до сих пор, — она подняла левую кисть, чтобы он смог её разглядеть. Она начала исцеляться, но плоть и кожа на голых костях и сухожилиях ещё практически не восстановилась.

При виде этого зрелища Барерис почувствовал боль.

— Во имя Арфы!

— Не волнуйся. Стоит мне выпить крови, и процесс, скорее всего, завершится.

— Похоже, в тот раз мне не стоило так спешить.

Таммит нахмурилась.

— Кровь не обязательно должна быть твоей.

— Я понимаю, каждый раз такого повторяться не может. Иногда тебе нужно просто есть.

— Ты спас меня, и я тебе благодарна. Но то, что тогда произошло между нами — это противоестественно.

— Чувства говорили мне иное.

— Я выпила слишком много. Я почти тебя убила.

— Я знаю.

— Так будет происходить каждый раз — жажда будет побуждать меня насладиться зрелищем твоей смерти.

— Я доверяю тебе.

— Тогда ты идиот!

— Возможно. И ты была права. Мы уже не те, кем были. Мы стали более жалкими и порочными. И поэтому нам уже не вернуть ту любовь, что соединяла нас раньше. И все же между нами, кем бы мы ни стали, осталась связь, и зачем нам нужно от неё отказываться? Почему бы не посмотреть, куда она может нас привести, и не насладиться её плодами? Зачем останавливаться?

— Чтобы спасти твою жизнь.

— Со дня битвы при Тазарской крепости мне на неё наплевать.

— А мне — нет, — Таммит вздохнула. — Но, если ты вновь потянешься ко мне, я тебя не оттолкну.

Стук в дверь отвлек Маларка от изучения последних донесений, и он осознал, что чувствует жжение в пересохших глазах. Протерев их, он произнес:

— Входите.

Внутрь, в одной руке неся поднос, а второй придерживая дверь, проскользнул худой, веснушчатый парнишка. Неужели уже настала пора ужина? Должно быть, да — небо за окном окрасилось алым, а острый аромат жареной свинины заставил желудок Маларка забурчать.

Мальчик огляделся. Комната была просторной и должным образом обставленной, но почти на всех горизонтальных поверхностях громоздились карты, книги, регистры и груды пергамента.

Переложив стопку бумаг на пол, Маларк освободил край стола.

— Можешь поставить здесь.

— Да, сэр, — слуга положил поднос туда, куда было велено, затем повернулся, чем–то заинтересовавшись. Склонив голову вперед, он шагнул к самой большой карте в покоях — столешнице с изображением Тэя и его ближайших соседей. На ней было множество меловых пометок и расставленных Маларком фигурок из олова и меди, обозначавших флоты и армии южан и северян соответственно.

Он понимал, почему эта картина могла привлечь внимание ребенка, но негоже слуге изучать государственные секреты.

— Тебе лучше идти, — произнес шпион.

Мальчик переставил небольшого оловянного грифона.

— Вы хорошо информированы. Я могу добавить лишь пару штрихов к тому, что изображено на этой карте, не больше. Вашим наездникам удалось уничтожить главную фабрику производства нежити северян и успешно отступить из Верхнего Тэя. — он поднял кусок бирюзового мела. — А прошлой ночью голубое пламя уничтожило Анхаурз со всеми его жителями. — Он нарисовал на городе крест. — Его руины отличаются своеобразной красотой. — Положив мел, он потер пальцами, стряхивая крошки, и передвинул пару кораблей. — Тессалони Канос и её люди добрались до Пролива Мага, и теперь Эскалант и Лаоткунд находятся под контролем совета. Если вкратце, везде происходит одно и то же. Несмотря на то, что магия стала ненадежной, а по земле гуляют волны голубого пламени и рыскают новые опасные твари, войска южан одерживают победу за победой, и за вклад в это я должен отдать должное тебе, уважаемый Спрингхилл, и твоей шпионской сети.

Маларк сглотнул.

— Кто вы?

— О, я думаю, ты знаешь. Однажды в роще я уже говорил с тобой и твоими товарищами. Я предложил вам свое покровительство, но вы отказались.

— Сзасс Тэм.

— Произноси это имя потише, пожалуйста, а лучше вообще не произноси. Я скажу тебе то, что знают лишь немногие. Я уже не тот маг, каким был до того, как погибла Мистра и Сфера Мертвой Луны взорвалась мне в лицо. Мне ещё предстоит восстановить свою силу в полной мере, и мне вовсе не улыбается сейчас сражаться со всей Центральной Цитаделью. Было достаточно непросто пробраться сюда, проскользнув мимо охранных заклинаний, которые наложили Лаллара и Ифегор Нат для того, чтобы воспрепятствовать существам вроде меня проникнуть внутрь.

— Зачем же вы это сделали?

Мальчик растянул губы в улыбке так широко, что стала видна дыра на месте верхнего левого коренного зуба.

— В общем–то, я тебе уже все сказал. В течение десяти лет ты играл в этой войне ключевую роль. Если бы я мог предположить, насколько значимой фигурой ты станешь, то, возможно, тем вечером в лесу предпочел бы тебя убить. Но я посчитал, что будет ниже моего достоинства собственными руками уничтожать человека вроде тебя, не владеющего магией. Вдобавок перед тем, как войти в ваш лагерь, я заключил с вами перемирие. Тщеславие и сомнения — ужасные вещи. Они могут стать причиной самых разнообразных проблем.

Маларку не было нужды окидывать комнату взглядом. Он прекрасно представлял себе её обстановку и знал, что его зачарованные дубинки висят на колышке у дверей. Похоже, вскоре они ему понадобятся. Ему хватало ума, чтобы понять — бить голыми руками по холодному, ядовитому телу лича окажется не лучшей идеей, пусть волшебник–нежить и находился сейчас в обличье живого ребенка.

Конечно, даже если ему и удастся добраться до оружия, ни один разумный человек не поставил бы на него и ломаного гроша. Похоже, Смерть наконец простила его прегрешения и была готова препроводить его во тьму. Маларк почувствовал дрожь предвкушения.

— Пожалуйста, — произнес Сзасс Тэм, — не срывайся с места, словно герой из какой–нибудь дешевой пьески. — Маларка удивило, что некромант знал о его готовности действовать. — Мне никогда не подворачивалось возможности изучить особенности твоего стиля боя, и, без сомнения, это было бы весьма познавательно. Но я бы предпочел обойтись без лишнего шума. Уверяю, в этом нет нужды. Если бы мне хотелось убить тебя, я бы попросту отравил твой ужин. Кстати, можешь угощаться. Зачем позволять еде стынуть?

Маларк почувствовал себя сбитым с толку. Он не привык к подобному ощущению, и это ему не понравилось.

— Если я так вам мешаю, почему же вы не хотите меня убить?

— Потому что это ни к чему не приведет. Прежде чем подняться вверх по карьерной лестнице, Дмитра и сама была великолепным шпионом. Если я тебя уничтожу, она попросту продолжит твое дело. Потому вместо этого мне необходимо переманить тебя на свою сторону.

— Как вы уже упоминали, я в свое время отказался от вашего покровительства.

— Так и было, и, думаю, события последних десяти лет не дали тебе причин пожалеть о принятом решении. Обычных людей печалит, что во время войны смерть собирает столь обильную жатву, но тот, кто ей поклоняется, должно быть, упивается этим, равно как и разрушениями, которые несет голубое пламя. Должно быть, ты чувствуешь себя как ребенок, в первый раз попавший на карнавал.

Маларк сделал вдох.

— Впечатлен. Вы узнали то, о чем я давно никому не рассказывал.

— Вообще–то, монах Долгой Смерти, я узнал все. Будучи в отчаянии от того, что все мои планы рушатся, я решил прибегнуть к прорицанию, чтобы больше узнать о моих противниках. Я не имею в виду Дмитру и остальных зулкиров. Все их жалкие маленькие тайны уже давным–давно не являются для меня секретом. Я сосредоточился на тех из их помощников, кто сыграл самые заметные роли в нашем противостоянии.

— Если вы и правда знаете обо мне все, то вам известно, что я считаю нежить нарушением естественного порядка вещей. Именно поэтому я никогда не перейду на вашу сторону, что бы вы мне ни предложили.

Мальчик усмехнулся.

— Никогда не говори никогда. С твоего позволения я бы хотел поделиться с тобой одной историей. Из неё ты узнаешь ответ на вопрос, который мучил тебя в течение всех этих десяти лет. Почему я убил Друксуса Рима?

Рассказ лича занял долгое время. Небо за окном потемнело, на нем загорелись звезды, и покои погрузились в тень.

Когда он закончил, сердце Маларка учащенно стучало. Сглотнув, он спросил:

— Это сработает?

— Признаю, Друксус испытывал определенные сомнения, но, как я полагаю, лишь из–за того, что ему не хватало воображения, ведь его собственные исследования это подтверждали. Я так думаю, а я, как известно, считаюсь самым могучим волшебником Тэя, страны, которая достигла таких высот в магии, как ни одна другая на всем Фаэруне. Разумеется, единственный способ узнать все наверняка — это попробовать. Так поможешь ли ты мне?