Неистовый

ДВАДЦАТЬ СЕМЬ

ДЖОРДАН

Я никогда раньше не летала на частном самолете, и это все, что я себе представляла, и даже больше. Всего нас шестеро — Билли, шеф-повара Робби и Анна, его деловой партнер Трент, а также Джулиана, которая является руководителем проекта строительства.

— Так эпично, — говорит Робби, потягивая шампанское и разглядывая плюшевый салон самолета. — Я чувствую себя Пи Дидди.

Я наслаждаюсь моментом, отдыхом от последних нескольких дней мучительной печали, и выпиваю полбокала шампанского. Пузырьки дорогого напитка ударяют мне в голову, и мне легче убедить себя, что уход — это правильно.

Моя мама не смогла полюбить меня.

Линкольн тоже не смог.

Александр не может любить меня и отказывается даже пытаться.

Возможность с Билли в Аризоне — лучший вариант для меня. Если никто больше не будет любить меня, то самое меньшее, что я могу сделать — это любить себя.

Это была моя внутренняя мантра, когда я упаковывала свою одежду и уходила из пентхауса Александра.

Смотрю в окно, как наш багаж грузят в грузовой отсек.

— За новые начинания. — Билли садится рядом со мной и стукает бокалом о мой бокал.

— Новые начинания. — Я делаю глоток, чтобы скрыть хмурость.

— Эй. — Он наклоняется, и я чувствую его дыхание у своего уха. — Я хочу тебе кое-что показать. — Мужчина роется в кармане пальто и достает черную бархатную коробочку размером с колоду карт. Открывает крышку, и внутри оказывается бриллиантовый браслет, который он купил на благотворительном аукционе. — Мы победили.

Мой желудок сжимается, когда Билли берет меня за руку и застегивает браслет на моем запястье.

Его взгляд поднимается и останавливается на моем лице.

— Красиво, — тихо говорит он.

— Билли, это кажется неправильным. — Как будто он только что надел наручники на мое запястье.

— Я не боюсь рисковать.

Его слова задевают истину, которая звучит в моей душе, но я не могу точно сказать, почему.

— Эй, — говорит Билли, вырывая меня из моих мыслей. — Это всего лишь браслет. Не переусердствуй. — Подмигивает он. — Я примерял его на себя, но на мне он выглядит глупо. Считай это бонусом. — Он прижимается ко мне плечом. — Эй, Анна! Какова была ставка на то, сколько времени потребуется, чтобы добраться до Аризоны?

Я слушаю, как он игриво общается с другими женщинами, и пинаю себя за то, что слишком много читаю в его подарке. Он мог бы отдать его какой-нибудь другой женщине, но зачем? Я была с ним, когда он делал ставку на него, так что самым логичным человеком, которому он мог бы его подарить, была я.

Я часто ловлю себя на том, что делаю это, когда дело касается Билли. Я постоянно оправдываю его поведение, которое заставляет меня чувствовать себя неловко. Однажды я слышала, как кто-то сказал, что оправдание — это просто ложь.

Ложь самому себе.

Пилот обращается к нам с передней части самолета:

— Мы взлетаем через десять минут.

Новая жизнь. Я сглатываю комок в горле. Я уже иду.

АЛЕКСАНДР

Когда я был ребенком, терапевт использовал экспозиционную терапию, чтобы помочь мне справиться с моей социальной тревогой. У меня не столько была социальная тревога, сколько я был неспособен адекватно взаимодействовать с другими. Ее решение состояло в том, чтобы записать меня в государственную школу, думая, что со временем я адаптируюсь и научусь мирно сосуществовать вместе со своими сверстниками.

Через день меня исключили за то, что я на обеде отправил двух детей в больницу. Я больше никогда не ходил по школьным коридорам.

Вернувшись в хижину на пять дней, я чувствую то же самое зудящее сопротивление экспозиции. Только оно включает в себя утопление в воспоминаниях о ней. Ни внутри, ни снаружи маленькой хижины нет ни одного места, которое не напоминало бы мне о Джордан. Ее улыбка, звук ее голоса, ее ворчание и стоны, когда она пыталась преодолеть свою боль. Озеро, книги, чертова дровяная печь. Джордан словно цепляется за каждую поверхность, как призрак. Первые пару дней я не мог справиться с воспоминаниями и проводил время от рассвета до заката, охотясь только для того, чтобы держаться подальше. Потом я наткнулся на овраг, где нашел ее, и понял, что избавиться от воспоминаний о ней безнадежно, потому что место, где она живет, находится в моей голове. Единственный способ спастись от нее — это смерть, и боюсь, что даже тогда она останется со мной.

Экспозиционная терапия — мой единственный вариант. Я заставлял себя оставаться в хижине, сидеть на шкурах, на которых она спала неделями, читать книги, которые она читала, и бездумно пялиться на нелепые приманки, которые она делала. Сидя в одиночестве, я жду возвращения в нормальное психическое состояние.

Кручу на кончике пальца кольцо обещания, которое ей дал ее бывший. Я даже не знал, что Джордан оставила его здесь, но это было первое, что я увидел, когда вошел в хижину. Я намереваюсь превратить каждую минуту, проведенную без нее, в сущий ад.

Я говорю себе, что отпустить ее было правильным поступком. Единственным бескорыстным поступком в моей жизни. Я думал, что добрые дела должны были помочь дающему чувствовать себя хорошо, но все, что я чувствую, опустошение. Как будто я вырезал какой-то жизненно важный орган, который заставит меня медленно истекать кровью, пока я не умру.

Она спросила меня, смогу ли я полюбить ее, и я сказал ей правду.

Она заслуживает того, чтобы у нее был мужчина, способный на такую любовь, в которой она нуждается.

Ему лучше надеяться, что я никогда не встречу его, потому что переломаю ему обе ноги, чтобы он не смог преследовать нас, когда я украду ее обратно.

Нет!

Я должен преодолеть эти нелепые заблуждения. Без меня ей будет безопаснее. Я могу причинить ей боль. Но даже когда эти слова проникают в мой разум, моя душа полностью отвергает их.

Вся моя психика — полное дерьмо.

Я продолжаю вращать кольцо, и маленький камешек ловит свет от окна. С каждым поворотом он словно подмигивает мне. Снова и снова.

Звук вертолета вдалеке привлекает мое внимание. Вертолеты не редкость в ясные, хотя и холодные дни, как сегодня, поэтому я внимательно прислушиваюсь, не пролетит ли он мимо.

Я сказал Хейсу, что мне нужна, по крайней мере, неделя. Он не явится раньше, если это не будет чрезвычайной ситуацией.

Звук вертолета становится громче, и я слышу, как он садится рядом. Потираю отросшую бороду на лице. Я еще не готов уезжать отсюда. И когда я вернусь, мне придется столкнуться с моим пустым пентхаусом, где свежи воспоминания о Джордан. Где на моих простынях все еще остался ее запах.

Звук вертолета становится громче, прежде чем я слышу, как он отдаляется, как будто приземлился всего на минуту, чтобы снова взлететь.

Какого черта?

Выхожу из хижины и вижу ярко-желтый вертолет, исчезающий вдалеке.

Боковым зрением замечаю движение. Из-за линии деревьев появляется человек. Я щурюсь и делаю глубокий вдох.

Она здесь. Или у меня гораздо хуже с головой, чем я думал.

— Привет, Гризли, — говорит Джордан, сокращая расстояние между нами. Она одета для холодной погоды, на ней вязаная шапочка с большим пушистым бубоном на макушке. Ее брови сошлись на переносице. — Уже забыл меня?

Я моргаю и чувствую, что подаюсь вперед.

— Джордан?

Ее губы изгибаются на концах.

— У тебя не галлюцинации.

— Что ты здесь делаешь?

— Ты дважды спас мне жизнь. Я пришла, чтобы отплатить за услугу.

— Моя жизнь… — Я качаю головой в надежде, что это движение поможет мне разобраться в своих мыслях. — У меня нет никаких проблем.

— Останемся каждый при своем мнении. — Ее взгляд задерживается на моих губах, и я хочу поцеловать ее, но знаю, что не могу. Я отпустил ее. Заставил уйти.

«Она не принадлежит мне».

Я внутренне рычу и скрежещу зубами от собственных мыслей.

— Кто привез тебя сюда? — Потому что мне нужно знать, кого убить… или поблагодарить, в зависимости от того, что произойдет дальше.

Она тычет пальцем через плечо.

— Ах, это? Туристическая компания. Я даже не была уверена, что ты будешь здесь, но увидела дым из трубы в воздухе. Ты должен знать, что Мерфи безумно тебе предан и не выдаст твоего местоположения или не согласится привести меня к тебе.

Я убью его за это. Подожди, что? Нет.

— Так что я подумала, что туристическая компания должна быть знакома с этим районом. Я объяснила, как могла, где находится твоя хижина, и они поняли, где тебя найти. Потребовалась небольшая взятка в виде очень дорогого бриллиантового браслета. — Она раскидывает руки. — Та-дам. И вот я здесь.

— Тебе не следует быть здесь…

— Мы можем на этом остановиться? Мы оба знаем, что я именно там, где мое место.

Я теряю дар речи, потому что ей каким-то образом удалось вырвать слова прямо из моей души и оставить меня ни с чем.

Джордан обхватывает себя руками.

— Становится холодно. Мы можем войти внутрь?

Я киваю и отступаю в сторону.

Она снимает пальто и вешает его на крючок у двери так небрежно, как будто входит в свой собственный дом.

— Я не знала, что буду чувствовать, вернувшись в это место.

Я внимательно наблюдаю за ней, когда она проводит рукой по столу, смотрит на спальный чердак, затем подходит и встает перед дровяной печью.

Затем переводит взгляд на меня.

— Здесь все кажется по-другому, не так ли?

Она права.

— Жизнь в городе кажется такой большой, но здесь это похоже на… приглашение увидеть детали.

Мне никогда бы не пришло в голову так выразиться, но она права. Работа, комфорт, обязательства… все это затуманивают мое зрение, и легко забыть то, что действительно важно. Мир и ясность заключаются в простоте.

— Почему ты на самом деле здесь, Джордан?

Она стягивает с головы вязаную шапочку и сжимает ее в руках. Ее серые глаза сверкают в свете огня.

— Я летела в Аризону, когда меня осенило. Рисковать кажется неправильным, но это не значит, что риск не оправдан…

Я все еще оправляюсь от удара, который она нанесла, направляясь на противоположный конец страны.

— Что?

Она кусает губу, а я безуспешно пытаюсь не пялиться.

— Самый большой риск может привести к самой большой награде. Я хочу сказать, что мне не нужно, чтобы ты меня любил. — Она продолжает теребить пальцами шапку. — Не думаю, что я даже поняла бы, если бы ты это сделал. Я эмоционально слепа, беспомощно ищу ту связь, которая называется любовью, но я бы не узнала ее, если бы нашла, потому что ее у меня никогда не было. Что мы знаем о любви? Кто показал нам, как она должна выглядеть? Наши родители? Наши бывшие?

— Это ужасные примеры.

Она делает шаг ближе.

— Вот именно. Но это то, что у нас есть. Конечно, ты не любишь меня и никогда не полюбишь. Когда любовь была добра к нам? То, что у нас есть, лучше. То, что у нас есть, сильнее. Я не знаю, как это назвать, и можем ли мы вообще дать этому имя, но я чувствую это. Каждой частичкой своей души я чувствую это. И хочу верить, что ты тоже это чувствуешь.

Мое сердце колотится, а голова кружится от силы ее слов. Возможно ли, что то, что она говорит, правда? Что то, что у нас есть, выходит за рамки такого обыденного и повседневного, как любовь?

— Я чувствую себя иррациональным и рассеянным, и все остальное, что не должно быть хорошо, но… — Я делаю глубокий вдох.

— Так и есть.

Я киваю.

— Так и есть. То, что я чувствую, дико и страшно, и это заставляет меня думать, что ты не в безопасности рядом со мной. Это заставляет меня чувствовать, что в любой момент я могу сойти с ума и сделать что-то ужасное.

— Это похоже на риск, и все же ты не сделал ничего, кроме как заботился обо мне. Ты спас мне жизнь, вылечил мои раны, дал мне кров, одежду, еду и деньги, и, боже мой, Александр, поделившись своей самой постыдной тайной, ты оказал мне доверие. Ты все время предостерегаешь меня словами, но своими действиями ты только заботишься обо мне. Теперь ты это видишь? Ты говоришь, что не любишь меня, но ты любишь меня с того самого дня, как мы встретились.

Я качаю головой.

— Я наговорил ужасных вещей…

— Чтобы защитить меня. Ты говорил ужасные вещи, потому что хотел защитить меня от того, чего боялся. Даже в своей жестокости ты заботился обо мне.

Я тру лицо, голова кружится.

— Все так запутано.

— Да уж.

Она подходит ближе.

— Это грязно и, вероятно, нездорово, но это мы. Это наше. — Джордан откидывает голову назад, чтобы посмотреть на меня. — И я хочу сохранить это. Хочу попробовать. Потому что даже в наши худшие времена я чувствовала себя более желанной и лелеянной, чем с кем-либо еще за всю мою жизнь.

— Мне так жаль. — Стыд за то, что я ей наговорил, тяжким грузом ложится на мои плечи, и я боюсь, что могу рухнуть. — Я пытался оттолкнуть тебя. Ты не заслужила того, что я тебе наговорил.

— Да, это отстой. Если ты больше не будешь пытаться оттолкнуть меня, тогда, думаю, этого больше не повторится, верно?

— Я бы предпочел, чтобы мне отрезали язык, чем использовать его, чтобы причинить тебе боль.

Джордан ухмыляется.

— Давай не будем увлекаться. — Она входит в мое пространство и обнимает меня за талию, кладя руки мне на поясницу. — Мне нравится твой язык.

Вот и все. Я склоняюсь над ней, обнимаю и прижимаю ее крошечное тельце к своему. Теперь, когда она снова в моих объятиях, боюсь, у меня не хватит сил отпустить ее. Я так сильно нуждаюсь в ней, так сильно жажду ее. Я умру, держа ее вот так, пока мое сердце продолжает биться.

Это не любовь. Что-то гораздо более сильное.

— Нам нужно поговорить о том, что случилось с Бренди.

Мои глаза распахиваются, и моя хватка становится крепче.

Я должен был догадаться, что наше примирение было слишком легким.