Один Русский путешественник пишет: За пять миль от Бромсгрова осматривали мы мызу Гоглей, принадлежащую Фамилии Лорда Литтельтона, одну из прелестнейших и великолепнейших в Англии. Но не столько привлекают сюда путешественника весьма приятное местоположение парка и драгоценные картины, сколько любопытство видеть то место, где случилось чудесное явление, оставившее после себя неизгладимые следы — явление, которому в соседстве все верят, как самому истинному событию.
Нас ввели в одну комнату, называемую Адскою. — На столе полуобгорелом лежала книжка, в которой описано явление самим Лордом Литтельтоном. — Я с жадностью читал ее, и сообщу здесь существенное ее содержание.
Отец сего Лорда, Георг или Джордж Литтельтон, был один из просвещеннейших мужей в Англии, любитель и покровитель учености, истинный ценитель отличных дарований. Он сам был хороший сочинитель, друг Попа и всех высоких умов того века; но притом был благочестив и набожен без суеверия; верен своему слову, честен и благотворителен; память его доныне благословляется во всей окрестной стране.
Совсем не таков был сын его. Беглость и остроту разума своего он обращал к тому, чтоб во всем находить смешное. К несчастью он свел тесное знакомство с одним развратнейшим молодым человеком, который скоро вовлек его во все пороки и распутства. Для них не было ничего святого: религия признавалась суеверием, честность слабоумием, а веселия и удовольствия, какою бы ценою куплены ни были, единственною целью жизни. Сколько жертв, обольщенных лукавством их, принесено любострастию! Сколько честнейших людей пострадало от их коварства и вероломства!
Естественно, что такие развратники скоро освободили себя от страха будущей жизни и, по примеру всех вольнодумцев, не верили бессмертию души, а еще менее возмездию по смерти. Ад и Рай считали они мечтою, вымыслом слабых душ. Еще в самых молодых летах шутя дали они один другому торжественное и клятвенное обещание, что кто из них прежде умрет, тот должен явиться другому, оставшемуся в живых, и известить его, есть ли жизнь по смерти, есть ли Ад и Рай. Клятву сию запечатлели они, подписав ее кровью своею.
Прошло после сего много лет, проведенных в пороках и злодеяниях всякого рода. Наконец друг Лорда Литтельтона умирает, как жертва распутства. Лорд скоро утешился в сей потере рассеянием и веселостями в кругу других подобных ему развратных людей.
«В одну ночь (так продолжает Лорд в своей повести), сидя один в моем кабинете и перебирая бумаги, нашел я нечаянно кровавое то рукописание. В самую ту минуту пламя осветило меня: я увидел пред собой образ умершего друга моего, весь в пламени. С ужасом вскочив, я хотел бежать; но услышал сии слова: “Я пришел исполнить священный обет, запечатленный моею кровью. Есть Ад! Страшный Ад!. . Есть Ад развратителям! Есть Ад притеснителям невинности! Есть Ад безбожникам!. . Увы! Увы!” —
Сии стенания произнес несчастный друг мой таким ужасным, таким болезненным голосом, что я упал на колена и, подняв руки к небу, воскликнул: “Господи! Господи! буди милостив нам грешным!”
С сею молитвою я повергся на пол. Слуга, услышав мои вопли, вбегает в комнату и видит меня поверженного и дрожащего всеми членами. Он поднимает меня; я устремил взоры на то место, где видел друга моего. — Видение исчезло; но стол, на который он положил руку, пылал. Слуга бросился гасить огонь. — “Бойся! вскричал я ему: это Адский пламень!” Но он, перекрестясь, потушил огонь. Знак от пламенной руки остался на столе неизгладим».
И в самом деле, на столе виден знак, как бы прожженный огненною рукою. — Станем продолжать повесть.
«Сие ужасное явление так сильно поразило меня, что я впал в жестокую горячку. В бреду мне только мечтался Ад со всеми его муками; страдание мое было ужасно; с трудом я оправился.
С того времени я оглянулся на себя и ужаснулся той бездны, в которую злодеяния мои меня повергли. Быв сам на краю гроба, я почувствовал, что жизнь наша здесь на земле скоропреходяща, а там ожидает нас…. Боже! отврати и от меня ту казнь, какая ожидает злодеев по смерти! — Да не забуду никогда, что есть Ад! — Страшный Ад!….»
Здесь оканчивается собственное повествование Лорда Литтельтона. В конце приписано духовником его следующее дополнение: «Страшное сие явление никогда не выходило из его памяти. Он велел изобразить Ад в прозрачной картине и поставил ее в своем кабинете; на оной, вместо подписи, были те слова, которые он слышал из уст несчастного своего друга. Он совершенно переменился, сделался набожен и боязлив до крайности. Вой собаки, крик ночной птицы, шорох в комнате, собственная его тень пугала его и возвещала ему какое-нибудь несчастье. Он не мог остаться один ни на минуту. Сон его был самый беспокойный; часто вскакивал с ужасом и воплем и устремлялся бежать. Жизнь его была самая мучительная. Только утешения веры облегчали страдания его и успокаивали его на время.
В один день представилось ему, будто он видит тень девицы, которую обольстил в молодые лета. Она предсказала ему, что он умрет в седьмой день. С ужасом бросился он из комнаты; никакие утешения не могли его успокоить: воображение его так сильно поражено было, что он почитал смерть свою неизбежною; и действительно, в седьмой день умер».
См. Дух. Журн. 1816, No. 8.