Весь день Гарбуш был занят большой сетью для ковчега и лишь к вечеру сумел ускользнуть от мастера Бьёрика. Обычно гноморобы ели в общем зале, но в каждой норе была своя кухня. Мать как раз стояла у плиты, когда Гарбуш вбежал на кухню, схватил с полки кусок хлеба и сунул в рот.
— Погоди! — сказала мать. — Отец хотел с тобой...
Гарбуш устремился к двери: он спешил, к тому же не желал разговаривать со своими.
Но выскользнуть из кухни ему не удалось, мастер Лейфа уже стоял в дверях.
— Куда ты идешь? — спросил отец.
— Мне-надо-в-город... — пробубнил Гарбуш, дожевывая хлеб. — Пропусти...
Лейфа, шагнув навстречу, произнес:
— Нет, подожди. Нам следует поговорить. Выслушай меня.
Гарбуш вздохнул, дожевал, проглотил и сказал:
— Я вправду спешу. Пожалуйста, говори быстрее.
Мастер Лейфа окинул сына суровым взглядом.
— Тебе не следует лететь на ковчеге.
— Но я хочу лететь... — начал Гарбуш.
— Не всегда получается делать то, что хочешь.
— Но почему? Я...
— Это опасно, — продолжал отец. — Останься здесь.
Гарбуш помотал головой.
— Здесь скучно.
— Пойми, ведь Доктус даже не отправляется с вами! Летит Владыка. Вы ничем не обязаны ему. Он.
— Он помог аркмастеру получить этот квартал.
— Ну и что? Это не значит, что юные карлы должны рисковать за него своими жизнями. А экспедиция будет опасной, иначе Доктус не грузил бы на ковчег столько оружия.
— Все равно полечу, — сказал Гарбуш. — Я хочу лететь, и я полечу. Ты сам виноват в этом!
Мать с отцом опешили.
— Что ты говоришь?.. — начала мать.
— Да, ты виноват! — повторил Гарбуш. — Ведь ты когда-то покинул Норавейник, уплыл на корабле, а потом переехал в Фору, задолго до остальных. Во мне твоя кровь, вот почему я не могу сидеть на одном месте!
Мать потупила глаза, отец покраснел.
— Тогда я знал, что делал, — повысил он голос. — Корабли — это совсем другое! А ты даже не имеешь понятия, куда летит ковчег.
— Главное — он летит далеко! — с этими словами Гарбуш выскочил из кухни. Отец закричал вслед:
— Я поговорю с Доктусом, он исключит тебя из команды!
У гноморобов дети сами решали, что им делать в жизни. Все еще возмущенный попыткой отца вмешаться, Гарбуш покинул квартал и зашагал в сторону городской окраины. Последние слова мастера Лейфы совсем вывели его из себя: отец не имеет права так поступать. Тем более он и сам в молодости...
Подходя к дому у руин, юный Гарбуш попытался успокоиться. Ипи всегда чувствовала, если он был зол или расстроен, и сразу же начинала переживать, не случилось ли чего плохого.
Увидев свет в окне, гномороб остановился, медленно и глубоко дыша. Провел ладонью по лицу, потеребил бородку и, наконец, шагнул к дому. Через приоткрытую дверь не доносилось ни звука. Гарбуш заглянул — пусто. Он вошел, оглядываясь. Почему никого нет? В это время хозяева обычно заканчивали ужинать. Гномороб выглянул на улицу — огород среди руин уже неразличим в темноте. Да и нечего им там делать в это время...
— Эй! Вы где? — позвал Гарбуш.
На столе стояла посуда с недоеденной пищей, в очаге догорал огонь. Гарбуш взгромоздился на табурет Ипи. Значит, они поели, и кто-то позвал их наружу. Может, старший брат, тот, что нашел работу в городе? Ипи говорила, он обещал устроить и отца. Брат часто бывал занят вечерами, Гарбуш почти не видел его во время своих посещений.
Он помотал головой. Глупости. Почему тогда ушла вся семья? Как раз в это время мать обычно укладывала младших спать...
Он поглядел на дверь во второе помещение. Их здесь всего-то два и есть — кухня да спальня.
Эта дверь тоже оказалась приоткрыта.
Гарбуш слез с табурета, обошел стол и заглянул в спальню.
И, отпрянув, повалился спиной на пол. Они все были там — вся семья!
Он вскочил, распахнул дверь, шагнул дальше, глядя на сваленные под стеной тела, на кровь...
— Ипи! — закричал Гарбуш. — Ипи!!!
Его чуть не стошнило. Нет, Ипи там не было, только мать с отцом, сестра и трое младших братьев. Их всех зарезали, но не Ипи, может, она вышла во двор, может, на огород, когда появились те, кто сделал это, — и до сих пор прячется там?
Когда Гарбуш бросился наружу, в дверном проеме возникла фигура. Человек взмахнул рукой, юный гномороб вверх тормашками полетел обратно, ударился о козлы, поддерживающие столешницу, и растянулся на полу. Из носа потекла кровь. Гарбуш вытер ее ладонью, глядя на четверых людей, что вошли в дом.
— Как тебя звать? — спросил один. Пальцы его левой руки перематывала грязная тряпица.
Дук Жиото довольно улыбнулся. Вечер прошел удачно, новость, которую Жиото принес из дома Архивариуса, привела хозяина в хорошее расположение духа. Его милость очень заинтересовался ходом, найденным Жиото в мастерской под лестницей. Настолько заинтересовался, что даже похвалил Дука. И сразу же дал ему другое задание. Назначил главным среди тех, кто отправился в этот дом на окраине! Хороший знак...
Отец семейства ударил Зоба табуретом, насадив его на лезвия, торчащие из шлема лича, — Дук даже посмеялся тогда. Пока он расправлялся с мальчишками, лич убил двоих взрослых и старшую сестру. Жаль, слишком быстро — а то было бы, чем занять время. Ведь неизвестно, сколько им пришлось бы ждать, его милость сказал: карла может и не появиться сегодня.
— Твое имя? — повторил Дук.
Гарбуш молчал, тихо сопя. У троих незнакомцев были мечи, у последнего... Лежа на животе, гномороб исподлобья оглядел его. Этого четвертого с ног до головы защищали доспехи — шлем, широкий ошейник, нагрудник... А вместо запястий у него было оружие.
— Скачи за его милостью, — приказал Дук Жиото; — А ты карауль во дворе.
Один из тюремщиков выбежал наружу, второй пошел за ним. Лич встал в дверях.
Гномороб не мог оторвать от него взгляда. Диковинное оружие — сдвоенное лезвие с парой шипастых шаров на цепях и арбалет с утолщением на ложе. Интересно, как это закреплено на культях?
Он вспомнил то, что видел в полутьме спальни. Голова отца Ипи была проломлена... Гарбуш внимательно посмотрел на шары.
— Где Ипи? — спросил он.
— Раз ты спрашиваешь про нее, значит, твое имя Гарбуш? Это так? Мы ждали тебя.
Улыбаясь, Дук подошел к карле.
— Ипи? Такая мелкая девчонка вроде тебя?
— Где она?
— Не беспокойся, пока что она жива.
Они приехали сюда впятером, лошадей оставили в развалинах позади дома. Девчонка потеряла сознание, когда они убили детей и взрослых. Ее сунули в мешок, после чего Дук приказал одному из тюремщиков отвести карлицу в Острог.
Гарбуш опустил голову, прижался лбом к полу и закрыл глаза. Он не собирался больше разговаривать с этими людьми.
— Ты ведь заглянул в спальню? — продолжал Дук. — Видел, что внутри?
Гарбуш молчал.
— Но твоя подружка жива. Пока что. Ты ведь не хочешь, чтобы с ней произошло то же самое?
Гарбуш молчал. Дук Жиото опустился на корточки рядом с ним.
— С виду такая нежная, детское личико. Побалуюсь с нею, перед тем как...
Гарбуш приподнялся и укусил Дука Жиото за икру.
Шагнув в дом, Альфар огляделся, увидел, что происходит, и крикнул:
— Прекрати!
Дук отошел от лежащего под стеной тела, которое только что с остервенением пинал. Кажется, карла потерял сознание... В любом случае Дук уже устал, да и нога болела.
Он прохромал в спальню, оторвал кусок материи от платья мертвой женщины, вернулся и, усевшись на табурет, стал обматывать икру. Дук все сделал правильно, карлица в Остроге, гномороб пойман, и ничего страшного нет в том, что он позволил себе несколько раз ударить паршивца.
— Он укусил меня, — пожаловался Жиото. — Ни с того ни с сего вцепился в ногу... — тюремщик замолчал, увидев, с каким выражением смотрит на него Альфар.
— А где его милость? — спросил Жиото опасливо.
— Отправился проверить лаз, который ты обнаружил, — процедил Альфар. — Так что Нек далеко, понял, урод? И если ты...
— Я не урод! — возмутился Жиото. Он наклонился, затягивая материю на ноге.
Удар сбил его с табурета, вышиб воздух из груди. Дук упал спиной на пол, разевая рот и пытаясь вздохнуть. Его рука потянулась к оружию в ножнах, но замерла, когда Жиото увидел прямо перед своими глазами острие меча.
— Так кто ты? — спросил Альфар. Меч ткнул Дука в щеку, и тюремщик скосил глаза на лезвие.
— Кто ты? — повторил Альфар, медленно ведя острием по коже.
— Урод... — прошептал Дук, когда кровь побежала по скуле.
— Нет, даже не урод. Уродец. Трусливый, жалкий уродец, правда? Я спрашиваю еще раз — кто ты такой?
Дук замер, страшась пошевелиться. Лезвие подобралось к веку — еще немного, и острие проткнет глазное яблоко.
— Трусливый жалкий уродец... — повторил тюремщик.
— Вот теперь — и вправду настоящий уродец, — согласился Альфар, рисуя красную линию вокруг глаза Дука. — Ты ведь знаешь, что шрам останется навсегда?
Он убрал меч, стряхнул несуществующую пылинку с плеча и встал спиной к Дуку. Карла лежал под стеной лицом вниз, не шевелясь.
— Эй, уродец, подними его и приведи в чувство. Если он сейчас не сможет говорить — нарисую узор и на твоей левой щеке.
Не обращая внимания на заливающую лицо кровь, Дук вскочил. Голова закружилась, его качнуло. Ведя руками по стене, Жиото подобрался к гноморобу. Альфар равнодушно наблюдал за ним. Тюремщик ухватил карлу за плечи, перевернул на спину, оглядел и побрел к двери. Зоб отступил, Дук вышел наружу.
Раскрытые глаза гномороба смотрели в потолок. Альфар не увидел синяков — Жиото бил карлу по ребрам и спине, но не по лицу. Важно, чтобы на теле пленника не осталось повреждений, которые смогут увидеть другие гноморобы. У его соплеменников не должно возникнуть никаких подозрений, когда карла будет делать то, что ему прикажут. Альфар присел, провел пальцами по голове Гарбуша, нащупал шишку под спутанными темными волосами.
Чермор выпрямился и отступил, когда в дом ввалился Дук Жиото с ведром в руках. Он вылил взятую, из колодца воду на гномороба, обхватил его под мышки и посадил под стеной. Голова Гарбуша склонилась на грудь.
— Ты и по голове его бил? — спросил Альфар.
Дук попятился от него.
— Я знаю, ты меня слышишь и видишь, — обратился Чермор к пленнику. — Мне говорили, что вы, коротконогие, самые упрямые создания в Аквадоре. Но тебе придется сделать то, что я прикажу. Уродец, подай-ка мне табурет.
Ненавидящим взглядом уставившись в затылок Альфара, Дук Жиото обошел стол, придвинул табурет и вновь отступил. Мелко дрожащие пальцы тюремщика лежали на рукояти меча. Он успел помыть лицо водой из колодца, но кровь все еще текла, заливая глаз и щеку.
Альфар сел на табурет.
— Твоя подруга жива, — произнес он. — И будет жить дальше, если ты сделаешь кое-что. Не притворяйся, ты все слышишь. Посмотри на меня.
Гномороб не шевелился.
— Смотри на меня!
Голова Гарбуша медленно поднялась. Все это время он понимал, что происходит вокруг, но до сих пор ни разу не взглянул на человека, которого привели убийцы, — и теперь увидел перед собой хорошо одетого смуглого юнца с прилизанными волосами. Тот сидел, выпрямив спину, и, расправив плечи, разглаживал тонкие черные усики.
— Отлично, — сказал Альфар и снял с пояса шелковый мешочек.
— Где Ипи? — глухо спросил Гарбуш.
— Мы отвезли ее в одно место. Ты должен...
— Откуда я могу знать, что она жива?
— Тебе ничего не остается, кроме как поверить, не так ли?
— Я хочу увидеть ее.
— Не сейчас. Вскоре мы вернем ее тебе, невредимую. А сейчас ты ответишь на мои вопросы. Потом сделаешь то, что тебе скажут. После этого мы вернем тебе Ипи. Отвечай. Владыка Октон прячется у Доктуса?
— Я хочу увидеть ее, — повторил Гарбуш.
— Увидишь. Завтра. Выбора нет, понимаешь? Или ты отвечаешь на вопросы и делаешь то, что тебе скажут, или ее убьют. Я даже не побрезгую воспользоваться помощью этого уродца. Отдам Ипи ему. А тебя убьют сейчас, и умирать ты будешь, зная, какая судьба оживает ее...
— Если вы меня убьете, кто сделает то, что вам нужно?
Альфар пожал плечами.
— Найдется другой способ. Вышло так, что легче всего заставить сделать это именно тебя. Но если с тобой не получится... Что же, мы придумаем еще что-нибудь. Теперь отвечай. Владыка Октон прячется в вашем квартале?
— Да, — сказал Гарбуш.
— Он собирается покинуть Фору?
— Да.
— Доктус с ним?
Гарбуш отрицательно качнул головой.
— Аркмастер остается? — удивился Чермор. — Почему? Ну хорошо, сейчас это неважно. Так Октон отправляется один?
— С ним летят гноморобы, — произнес Гарбуш. — Команда. Я среди них.
Теперь Альфар удивился по-настоящему:
— Летят? Что это значит? На чем вы летите?
— Ковчег. Мы называем это ковчегом. Летающий корабль. Эфироплан.
Альфар выпрямился на табурете. Они с Некросом решили, что это будет обычный хорошо охраняемый фургон... Впрочем, какая разница?
— Если ты тоже летишь, значит, должен знать, куда вы направляетесь?
Гарбуш сказал:
— Нет.
— Ипи... — напомнил Альфар.
До сих пор гномороб смотрел на его левое плечо, а теперь взглянул Чермору в глаза.
— Я не знаю. Доктус сказал, нам сообщат, уже когда мы взлетим.
Альфар встал, в раздумье прошелся по комнате. Дук Жиото, приложив к лицу какую-то тряпку, сжался в углу. Чермор развязал шелковый мешочек и положил у ног Гарбуша два предмета.
— Когда ковчег полетит?
— Если успеем все сделать — через два дня. Может, немного позже.
— Сейчас ты отправишься в свой квартал и сделаешь то, что я скажу. Вернешься сюда, ненадолго. А послезавтра вновь придешь — и тогда увидишь Ипи, целую и невредимую.
— Послезавтра? Но я не попаду на ковчег.
— Значит, выбирай, чего ты хочешь больше: улететь на нем или увидеть Ипи. Теперь слушай, что тебе надо сделать.
Хоть бока и болели, Гарбуш бежал до самого квартала. Когда гномороб промчался мимо привратника на воротах, тот долго качал головой вслед.
В большой мастерской гудели печи, стучали молотки и топоры. Возле ковчега несколько карл, вооруженных кистями с длинными рукоятками, обмазывали гуттаперчей материю надувных емкостей.
По штормтрапу он забрался на палубу. В носовой части под руководством мастера Бьёрика юные карлы из команды пытались разложить сеть.
— Гарбуш! — окликнул его добрый мастер, но гномороб побыстрее нырнул в трюм.
Он нашел укромное место за кормовой переборкой, опустился на колени и развязал шелковый мешочек. Внутри был пузырек, полный золотой жидкости, и круглый предмет с хрустальной крышечкой, под которой застыла тонкая стрелка из желтого металла. Смуглый человек назвал его «компасом» — гномороб никогда раньше не слышал такого слова.
— Юный Гарбуш! — донесся сверху голос Бьёрика. Гарбуш положил компас, откинул хрустальный колпачок, открыл пузырек и капнул жидкостью на кончик стрелки. Закрыл колпачок и вылил остальное на пол. Жидкость растеклась по дереву пузырящейся лужицей, от нее поднялась струйка дыма. Гарбуш понюхал — никакого запаха. Лужица быстро впиталась в дерево, оставив радужное, чуть лоснящееся пятно. Гарбуш подвигал компас, и стрелка качнулась, будто наблюдая за пятном.
Спрятав компас в мешочек, карла заспешил обратно.
Возле штормтрапа стоял мастер Бьёрик.
— В чем дело, юный Гарбуш? — завопил он, когда гномороб возник перед ним. — Куда ты подевался. Я ничего не успеваю, сеть опять перепуталась, твой отец ни с того ни с сего накричал на меня, почему ты... Да что ты делаешь?!
Гномороб оттолкнул его и чуть ли не спрыгнул с ковчега, лишь в последний момент успев схватиться за перекладину штормтрапа.
Он слетел вниз и побежал через мастерскую. Бьёрик что-то вопил с палубы ковчега. Несколько гноморобов оставили работу, удивленно глядя вслед юному карле.
Получив назад шелковый мешочек, Альфар Чермор достал компас и поднял его на ладони. Под хрустальным колпачком стрелка повернулась, указывая в сторону квартала гноморобов. Альфар кивнул, убрал компас обратно, повесил мешочек на пояс и сказал Гарбушу:
— Молодец. Никто не видел, что ты делал? Надеюсь, мне не надо говорить, что ты должен молчать обо всем?
— Я хочу увидеть Ипи завтра, — произнес Гарбуш, сверля взглядом живот Чермора.
— А как тогда мы узнаем, что ты не опустошил пузырек где-нибудь в своих мастерских? К примеру, просто не вылил на пол? Ты ведь не поступил так?
— Нет.
— Ты сделал именно то, что тебе было сказано?
— Да.
— Я верю тебе. Но у меня есть брат, в последнее время он стал таким недоверчивым... В общем, ты получишь Ипи после того, как этот ваш ковчег взлетит и стрелка покажет нам направление.
Ни слова не говоря, Гарбуш развернулся, прошел мимо Дука Жиото, лича и караулившего на улице тюремщика. Миновав двор, он вновь побежал.
Альфар приказал Дуку Жиото:
— Приведи лошадей.
Младший Чермор не любил находиться за стенами Острога. Спеша вернуться, он исхлестал бока скакуна своей черной плетью.
В башне Расширенного Зрачка он увидел Некроса. Когда Альфар вошел, старший брат ходил по комнате от стены к стене.
— Я все сделал, — произнес Альфар с порога. — И не заставляй меня больше выезжать в город.
— А что с ним? — спросил Некрос, указывая на лицо остановившегося в дверях Дука Жиото.
Альфар покосился на тюремщика.
— Уродец, тебе задали вопрос. Говори, кто это разукрасил тебя?
Дук Жиото потупился. Кровь уже не текла, запекшаяся бурая полоса повторяла изгиб раны на щеке и вокруг глаза.
— Да, и где эта карлица? — вспомнил Альфар. — Слышишь меня, уродец? Куда ты ее дел?
— Приказал заковать в верхних камерах, — произнес Дук, не поднимая глаз.
— Нек, ты говорил, мастер Бонзо просил дать кого-то для испытаний нового устройства? Надо будет отправить девку к нему. Эй, как тебя... Дук-Уродец, теперь исчезни отсюда.
Когда тюремщик вышел, Черморы тут же позабыли о нем.
— Аль, там подземный ход, который разветвляется на три коридора! — возбужденно заговорил Некрос. — Может ли один из них быть путем в руины Лабиринта Стихий? Впрочем, неважно. Я прошел немного по всем трем — они ведут в разные стороны, один изгибается к вершине, второй опускается, третий — прямо. Помнишь историю, которая произошла, когда Бесон строил свою Наледь?
— Какую еще историю? — проворчал Альфар, опускаясь в кресло. Младший Чермор помнил ее, но не хотел потворствовать брату в его безумных планах.
— Все ты помнишь, — сказал аркмастер. — Несколько рабочих провалились, потом обнаружили пещеру, от нее вел коридор... Но Хуго Чаттан приказал замуровать вход. Это же то, что мне надо, Аль!
— Ты хочешь пробраться в Наледь под землей? — спросил Альфар Чермор устало. — Чепуха, Нек. Откуда ты знаешь, что хотя бы один из тех ходов ведет к пещере под Наледью? Под землей не получится следить за направлением. Коридор будет изгибаться, ты этого не заметишь — начнешь плутать, пока...
Некрос хлопнул ладонью по столу.
— Иди сюда, взгляни.
На столе лежал пергамент с рисунком.
— Это что? — спросил Альфар, разглядывая его.
— Подобный рисунок вырезан в камне перед входами в коридоры. Пока тебя не было, я пришел сюда, взял пергамент с чернилами, вернулся к дому Архивариуса и успел опять прийти в Острог. Перерисовал рисунок. Как по-твоему, на что это похоже?
— Ну... я бы сказал, что это похоже на план подземных ходов, — произнес Альфар после паузы.
Гарбуш бежал к своему кварталу.
Он страстно желал улететь на ковчеге. Но теперь, если он взлетит, то никогда не узнает, жива ли Ипи. А вернее, он почти наверняка будет знать, что Ипи погибла... Если ее уже не убили.
От этой мысли у Гарбуша зашумело в голове и потемнело в глазах. Нет, скорее всего, пока еще она жива... Но когда ковчег взлетит и стрелка покажет направление — зачем убийцам живая Ипи? И живой Гарбуш? Почему они сказали ему вернуться в тот же дом? Чтобы привести туда Ипи? Нет, потому что дом на отшибе, вокруг нет жилых зданий, никто ничего не услышит и не увидит... Их просто бросят среди других тел в спальне, обольют маслом и подожгут. Возможно, Ипи уже убили. Возможно — нет. Если он улетит, ее точно убьют. Если останется, погибнут оба. Гарбуш бежал не останавливаясь. И громко сопел.