Немой Голос

Глава 1. Часть 6

Взошла луна, освещая узкие улочки рабочего квартала. У штаба толпились люди, изможденные ожиданием расплаты. Когда Иван на пару с Ярославом стали раздавать оружие и боеприпасы, те чуть ли не с руками отрывали вверенное им орудие для убийства. В их глазах горела решимость, радость и желание возмездия. Сколько раз Иван видел таких людей, сколько раз он разгонял их выстрелами вверх, охаживал дубинкой. Как сталось, что они вдруг стали для него братьями по оружию? Он не знал, погрязший в диссонансе, он просто выполнял приказы своего командира, а дальше — будь что будет.

В свете луны, возникшая фигура девушки показалась ему иллюзией, однако, присмотревшись, он узнал в ней Равенну. Та медленно подошла, просачиваясь струйкой между рядом коренастых мужиков, и выжидательно уставилась на Ивана, протягивая руки. «Револьвер!» — яркой вспышкой возникла у него мысль. Покопавшись в ящике, он достал новый, смазанный наган и как ребенка, передал его в нежные объятия матери — Равенны. Так улыбнулась уголками губ, отошла в сторону и стала ждать конца раздачи амуниции.

Через двадцать минут все было кончено. Люди были возбуждены, воодушевлены и самое главное, вооружены. Как только Ивану выбилась минутка свободного времени, он тут же подошел к Равенне. Замявшись на мгновение, он обнаружил себя в ее объятиях. Радость, облегчение и тепло длилось недолго, почти сразу уступив место осторожности:

— Ты, разве, уже готова к драке? — Иван смотрел на нее, как смотрят на ребенка, только недавно плакавшего о разбитой коленке и уже спешащего набить новых шишек, — Йозеф дал добро?

Та ухмыльнулась, выгнула бровь, и наконец кивнула.

— Я очень рад тебя видеть, Рав, — он почти никогда не позволял себе так к ней обращаться, но сегодняшняя ночь многое расставила на свои места. Он чувствовал себя равным ей, а оттого, мог к ней так сейчас обращаться.

Она улыбнулась, прильнула к нему и поцеловала в щетинистую щеку. Сердце мужчины билось с невероятной скоростью. Он краем глаза заметил ехидно улыбающегося Ярослава, который стоял в стороне от них и о чем-то перешептывался с Олегом. Это нарушило и без того хрупкое ощущение безопасности, счастья и любви. Выдохнув, он на пару с девушкой направился к командиру.

— Равенна, как здоровье? Вижу, ты времени зря не теряла, лечение Йозефа пошло тебе на пользу, — он тыкнул локтем прыскающего Ярослава. Девушка нахмурила брови и встала в позу, всем своим видом выказывая свое недовольство.

— Ладно, ладно, — пришел в себя Ярослав, — Простите нас, госпожа Равенна и господин Иван.

Они молчали. По растерянному виду оглядывающейся по сторонам девушки, они поняли в чем дело.

— Петар погиб сегодня, — помолчав, выдохнул Олег, — Мгновенная смерть, не мучился. Но это была героическая смерть. Пусть его жертва не будет напрасной.

Они снова замолчали. В воздухе витала скорбь и недоговоренность.

— Каждому из нас достанется отделение неопытных бойцов, однако цель будет одна — захватить здание телеграфа, чтобы военные как можно дольше не сообщали о нашем выступлении в части под городом. Если одержим эту победу — то до разгрома разрозненных полицейских участков и захвата Капитолия рукой будет подать.

Иван задумался. Пред ним предстали образы убитых коллег, лежащих в лужах крови с оружием в руках. Этого ли он хотел добиться своими действиями — определенно нет. Была ли это приемлемая для него цена для защиты мирных граждан от угрозы заполонивших улиц роботов — определенно да. А сколько людей погибнет в уличных боях — это уже неважно. Цель всегда оправдывает средства — так его учили в академии. Пользуйтесь любыми методами и способами — вы не святые, вы простые люди, выполняющие свой долг. Его долгом сейчас была защита людей от настоящей угрозы — угрозы, которую они не могли ни осознать, ни принять всерьез.

У полицейских не было ни пулеметов, ни гранат, а потому они просто умирали под ливнем свинца, оседая на мощеных улицах города. Вчерашние школьники — призывники, которых подняли по тревоге — тоже не могли ничего противопоставить разъяренной, вооруженной толпе. Многие бросали оружие, сдавались и поглощались толпой людей, принимающей их в свои ряды.

Выбив ненадежно запертые двери телеграфной станции, отряды под командованием Олега, Ивана, Ярослава и Равенны начали планомерно зачищать помещения и коридоры большого, многоэтажного здания. Им почти не оказывали сопротивления. Военные либо бежали, стараясь скрыться в еще не занятых комнатах, либо умирали под градом пуль. Зачастую, увлекшиеся убийством восставшие расстреливали людей в спины, безжалостно убивали раненных и издевались над убитыми. В такие моменты командиры пытались их приструнить, напоминая, что это не просто акт возмездия, а попытка построить более совершенное общество. Плевать им было на это. Да и какое общество можно построить на крови? Разве что, еще одну диктатуру, на этот раз — рабочих.

Ствол обжигал, не привыкшие к такому темпу стрельбы, руки Ивана. Как это обычно бывало, автомат перегревался в самый неподходящий момент. Он столкнулся лицом к лицу с Василием, который был одет в форму младшего лейтенанта. От такой неожиданности оба мужчины замерли, недоверчиво глядя друг на друга.

— Иван? — не поверивший своим глазам, Вася опустил винтовку, — Что ты здесь делаешь?

— Я… — нужные слова никак не шли бывшему полицейскому на ум. Да и что он должен был сказать этому юному офицеру. Что он предатель, который при первой же удобной возможности переметнулся на сторону врага? Что он борец за правду, свободу и все хорошее, что только может быть в этом мире? Очень странно говорить такие речи, когда на твоих руках кровь, а сами они сжимают автомат.

Сзади послышался топот сапог, из-за угла появилась Равенна.

— Не стреляй! — только и смог выкрикнуть Иван, когда та, вскинув свой револьвер сделала три выстрела, заставших младшего лейтенанта врасплох.

Человек осел, выронив из рук бесполезную ныне винтовку, та с глухим звуком ударилась об деревянный пол, прикрытый ковром. Тонкими, почти что детскими пальцами, то сжимая края смертельной раны, пытаясь остановить кровь. Иван отбросил автомат и кинулся к умирающему Василию.

— Иван, — хрипел он, с каждым словом уходила его короткая жизнь, — Как же… Иван…

Струйка крови катилась по его щеке, слова становились все неразборчивее, теряясь в бульканье. Василий тихо плакал, не ожидая, что встретит сегодня смерть и что она предстанет пред ним в виде бывшего сослуживца. Он вздохнул последний раз, а на губах так и застыли слова обвинений, а на лице гримаса боли, непонимания и страха.

Ивана привела в чувства Равенна, хлопнув его по плечу и протягивавшая брошенный автомат. Оставив тело Василия позади, они продолжили восхождения к телеграфу.

Через полчаса все было кончено. Олег с Ярославом остались наводить порядок и транслировать зашифрованные сообщения в другие города. Им тут же посыпались ответы. Весь юг уже был под контролем коммунистов, оставался только центр — где располагался Новград и северные области, граничащие с Асторией.

Он сидел на крыльце телеграфной станции и плакал, кусая кулак в исступлении, уткнувшись в плечо Равенны. Она не знала, как себя вести, а поэтому просто постоянно предлагала Ивану закурить и гладила того по голове. Наконец, он убрал руку девушки, вытер остатки слез, встал и подал ей руку.

— Нужно быть сильным, — наконец выдавил он из себя, — Он сам встал у нас на пути. Это лишь следствие второго порядка.

Весь центр города был перекрыт баррикадами. На их вершинах стояли станковые пулеметы, не подпускающие никого на расстояние до 300 шагов, прижимая к земле шквальный огнем. Рассредоточившись по сторонам улицы, прячась за углами зданий, маленькие группки людей продвигались перебежками. Когда кто-то отчаянный или просто ослепший от безумия, наконец подбирался настолько близко, что мог закинуть к пулеметчику ручную гранату — толпа двигалась дальше — к следующей преграде. К сожалению, это не могло длиться вечно. И тогда, в сумраке ночи, нарушаемой языками разгулявшегося пламени от очередного взрыва, появились они — стальные гиганты, неприступные как танки, но куда более опасные. Танки по натуре своей — большие, страшные, но в то же время неповоротливые и медленные. Эти же могли быстро передвигаться по улицам, буквально рассекая толпы людей, входя как нож в масло. Винтовочные патроны отскакивали от их бронированных туш, не нанося никакого урона. Гранаты — лишь на время замедляли их. Артиллерийских орудий или пушек у бунтовщиков не было. На многих направлениях люди начали бежать, бросая бесполезное оружие на залитую кровью мостовую. Пока как гром среди ясного неба не прозвучал взрыв такой силы, что на всей улице не выдержали стекла. Это один из рабочих бросился на стального гиганта, повисая на нем, к нему присоединился второй, третий. Он кромсал их тела и расстреливал из крутящихся с огромной скоростью пулеметов. Ошметки плоти разлетались в разные стороны, как лоскутки платья. Слишком увлекшись нарезанием людей, он не заметил, как к его ногам прилетела целая связка гранат. Взорвавшись одновременно, они раскидали изуродованные тела людей в стороны. Робот же, казалось, замер от удивления. Он выглядел целым и невредимым, пулеметы крутились по инерции, двигатель грохотал, но только человек, находящийся внутри, являющийся центром, принимающим решения, был превращен в кровавую кашу ударной волной. Ученые, создававшие этих тварей, видимо не учли этого при разработке своих прототипов, или, возможно, еще не успели. Из-под брони начала сочиться кровь, пулеметы наконец, остановились.

Толпа людей накинулась на него со всех сторон, повалила. Животная ярость вела их сейчас, приказывая втыкать в сочленения брони штыки, и хоть как-то выместить ту злость и горе, что принесло им это железное создание.

Весть о сражении неприступной передвижной крепости разнеслась по всем участкам фронта, воодушевляя людей на отчаянные подвиги самопожертвования ради общей цели. Этот этап был пройден.

Ожесточенные уличные бои сходили на нет, все-таки бунтовщиков было слишком много. Нужно было пользоваться этим преимуществом, выбить остатки правительственных войск и разрозненные полицейские корпуса и занять оборону столицы. С юга уже выступили дружественные танковые дивизии. Напротив, сообщалось, что на севере все шло не слишком гладко. В части городов военным удалось подавить восстание. Они перегруппировывались сейчас и готовились к ускоренному маршу на Новград.

В ночном небе показались удаляющиеся цеппелины — это сбегали чиновники и члены правительства. Многие люди вскидывали вверх винтовки, стреляли — все без толку. Набрав высоту тот становился практически неуязвимым ни с воздуха, ни с земли.

Пока другие отряды занимались зачисткой улиц, отряд Ивана медленно, но, верно, продвигался к роботостроительному заводу. Он должен был оказаться там раньше всех, взорвать, снести его до самого основания. Это было его главной целью последних двух месяцев.

Они пытались взять штурмом очередные баррикады буквально отделявшие их от стен завода. На открытой местности было очень трудно вести бой — негде было укрыться от пулеметчиков. Используя брошенные машины как прикрытие, бойцы вели огонь по вражеским позициям, надеясь, что у их противников патроны закончатся быстрее, чем их боевой запал.

Наконец, пулеметчик заткнулся, убитый метким выстрелом одного из перешедших на сторону бунтовщиков солдат. И они снова бросились в атаку, стараясь добраться до укреплений врага.

Иван уже не чувствовал ног. Он просто бежал вперед, не оглядываясь по сторонам, не считаясь с потерями — цель превыше всего. Завод должен быть уничтожен. Лишь иногда он бросал взгляд направо, проверяя, поспевает ли за ним Равенна. Удостоверившись — продолжал бежать.

Слева раздался взрыв ужасающей мощи, оставивший на мостовой огромную воронку и превративший в кровавое месиво вверенных ему солдат. Раненные, с оторванными руками, ногами — они вопили, кричали, плакали, катаясь по земле, пока силы совсем не покидали их. Один из солдат, лишившийся головы пробежал пару метров и упал навзничь, как будто не понимая, что сейчас с ним произошло. Крики людей растворялись в пулеметных очередях, взрывах гранат и минометных обстрелах. Волной они нахлынули на единственную преграду отделявшею их от ворот завода по производству смертельного оружия. Завязался ближний бой, в котором больше не играло роли ни количество патронов, ни умение стрелять. Это был жестокий спектакль ненависти, крови и агонии.

Вот один из бунтовщиков пронзил застывшего с автоматом в руках зазубренным штыком, однако тот застрял в ребрах и заставил нападающего сбавить темп. Это было фатальной ошибкой — его тут же зарубили обычной саперной лопаткой. Ее лезвие рассекло бедолагу наискось, от плеча до груди. Но даже эта страшная картина, полная бессмысленного насилия не могла заставить Ивана повернуть назад.

Через несколько минут — все было кончено. Брошенные, как сломанные игрушки, повсюду лежали тела людей — свои и чужие. Иван отдал приказ о короткой передышке, попросил помочь раненным и принялся искать в своем заметно поредевшем отряде сапера. Наконец, вперед вышел молодой мужчина, лет двадцати пяти в военной форме, перепачканный кровью. Он старательно стирал ее со своего оружия.

— Сапер, значит? — каким-то чужим голосом переспросил его Иван, — Нам достался большой ящик мин. Нужно подорвать этот гадюшник и положить конец производству роботов.

— Как скажете, ваша светлость, — пожал плечами человек в форме ефрейтора, — Это займет у меня несколько часов. Громыхать будет так, что услышат в Ейсенрейхе.

— Отлично, выполнять. Вы трое — помогите ему с ящиком. Остальные — вольно.

В одном из многочисленных фешенебельных отелей почти на самой центральной площади разместился штаб, полевые командиры получили по личному номеру. В холле отеля был организован медпункт, куда согнали всех врачей, кого только смогли отыскать. Кто-то добровольно, а кто-то под дулом винтовки, все они были заняты ранами бунтовщиков. Афанасий Львович командовал возведением баррикад и строительством иных оборонительных сооружений. Утром ожидались новые кровопролитные сражения с правительственными войсками. Все надеялись, что дружественная танковая дивизия сумеет подоспеть раньше.

Взрыв застал их с Равенной на балконе одного из выделенных номеров. Они молча стояли, курили и смотрели на ночной город. Они поняли друг друга без слов — сапер закончил свое дело. А Иван, в свою очередь, свое. Он так долго ждал этого момента, ждал, когда с его сердца спадет тяжелый груз. Но этого почему-то не происходило. Наоборот, он чувствовал нарастающее напряжение, будто перед боем.

Обняв Равенну, он покрепче прижал ее к себе, пустота внутри все росла и росла, и ее необходимо было чем-то заполнить. Пусть даже и любовью к такой странной, немой девушке, которая была старше его на несколько лет.

Он потянулся губами к ее лицу, но она неожиданно остановила его. Замерев, Иван понял почему. Они стояли сейчас друг перед другом, грязные, залитые кровью и потом, с обожжёнными руками и измазанные в саже и копоти. Иван смутился, сделал шаг назад. Ухватив его за руку, девушка кивнула в сторону ванной.

Первой пошла она, на ходу скидывая с себя куртку, рубашку, ботинки, штаны, оставшись лишь в одном нижнем белье и своих темных очках. Иван не мог рассмотреть ее слишком хорошо, в тусклом лунном свете, ее хрупкая фигура, вильнув на прощание бедрами, исчезла в дверном проеме. Щелкнул выключатель, дверь закрылась.

Он сидел в нетерпении, не зная, чего он больше ждет, своей очереди принять душ или девушки. Наконец, дверь открылась, на пороге показалась Равенна, завернутая в длинное пушистое полотенце, скрывающее изящность ее фигуры. Она сделала несколько шагов, остановилась, указала Ивану на ванну. Тот замер, разглядывая ее длинные изящные ноги и думал только об одном, как он вернется и снимет с нее это дурацкое полотенце.

Встав под душ и включив воду, он почувствовал, как в нос ударил тяжелый, густой как масло, запах пота, крови и сигарет. Он буквально обволакивал его. Взяв мыло, Иван начал усиленно тереть себя мочалкой, пытаясь смыть с себя прошедший день. Мысли никак не хотели собираться в кучу, бросив это неблагодарное занятие. Он начал еще сильнее работать мочалкой, едва ли не до крови раздирая себе кожу, стараясь смыть пот, кровь, копоть, страх и смерть.

Выйдя из ванной, он обнаружил девушку откинувшейся в кресле, закинув ногу на ногу, совершенно обнаженной и медленно курящей сигарету. В тусклом свете ее бледная кожа переливалась перламутром. Маленькая грудь вздымалась, при каждом вздохе хозяйки. Заметив мужчину, та встала, продолжая курить и плавно подошла к нему. Прильнув к его телу, она поделилась с ним сигаретой. И он чувствовал в этом больше интимности, нежели в любом поцелуе или ласках. Затянувшись, он обнял ее, подхватил на руки и понес в сторону кровати.

Он нежно исследовал каждый уголок ее тела, испещренного шрамами, порезами, синяками и ссадинами. Они казались ему такими чужеродными, ведь не должно тело молодой девушки иметь на себе таких отметин жестокой жизни. Он гладил ее, нашептывая слова любви. С каждым словом дыра в сердце мужчины будто бы становилась все меньше и меньше, пока полностью не была занята теплом чужого тела. Ее изящные руки обвили его шею, приглашая к поцелую. Он не сопротивлялся, напротив, плыл по течению, не зная, куда оно его приведет.

Он гладил ее по шее, нежно коснулся щеки. Ее темные очки, с которыми она не желала расставаться даже в минуты близости, будто выдергивали его из неги. Ему так захотелось наконец стащить их с нее, увидеть блеск глаз и полностью раствориться в вожделении. Он сделал это в порыве страсти, не имея больше возможности бороться с искушением, отбросил их в сторону. Очки с характерным звуком упали на пол. А он так и замер, не в силах сказать ни слова.

На него смотрели два черных импланта, которые занимали все пространство глазных впадин. Они состояли из многочисленных металлических зубчатых колесиков, будто в старинных часах, которые медленно и плавно двигались, словно тикали внутри времени. Зрачки, стеклянные, ярко-голубые, светились изнутри, дополняя общую зловещую и таинственную картину.

Девушка замерла, дыхание ее, казалось, совсем остановилось. Глядя ему теперь глаза в глаза она тихо прошептала:

— Прости, Иван, — сказала она с ужасным асторским акцентом.