Немой Голос

Глава 2. Часть 3

Их опять везли куда-то на грузовиках, на этот раз в учебный лагерь недалеко от фронта. Он представлял из себя небольшой военный городок, окруженный частоколом, железной проволокой и венами рвов. Посередине лагеря находилось административное здание, столовая, небольшой склад, а дальше россыпью находились казармы — бараки, наспех сколоченные из досок, забитые людьми до отказа. Лаура ужаснулась от одной мысли провести ближайшие несколько месяцев в одном помещении с сотней потных мужиков, но лейтенант, который ехал вместе с ней на передних сиденьях грузовика тут же ее успокоил:

— Вас заселят не в казармы, а в здание рядом с администрацией, в офицерские казармы, у каждого будет своя комната и душевая, так что беспокоиться не о чем. Кстати, — на мгновение задумался он, — У всех более-менее скрыты протезы, а вот что с тобой делать мне не сказали.

— Вы про мои глаза, господин офицер? — сразу поняла Лаура.

— Именно, я поговорю с начальством, может достанем тебе какие-никакие очки, чтоб уж сильно не выбивалась. Вас тут и так невзлюбят за особое отношение, а уж если увидят женщину, да еще и с такими глазами… Пиши пропало!

— Господин офицер, а вы не знаете, куда нас отправят после обучения? — попыталась поддержать беседу девушка.

— Если б знал — это для меня секрет. Одно я знаю точно — я буду вашим командиром в ближайшее время.

Лейтенант был молод, не больше двадцати пяти лет, имел приятную наружность и короткие светлые волосы. Что-то в нем привлекало Лауру и ей было приятно говорить с ним. Она уже давно отвыкла смотреть на мужчин как на объект для симпатии, война расставила все точки над и, не оставив ничего взамен. Конечно, к ней не раз пытались приставать раненные в госпитале или сослуживцы, оттого любое внимание к ней принималось в штыки, ведь ничего кроме сальных шуточек или попыток облапать она никогда не получала. Но сейчас, она чувствовала себя с ними на равных, она теперь тоже стала солдатом, а неприятные для большинства глазные импланты отпугивали потенциальных повес. Но сможет ли она теперь когда-нибудь завести отношения или даже создать семью? Найдется ли тот, кто не станет бояться ее из-за черных металлических шаров заместо глаз? Кто сможет по голубым лампочкам зрачков прочитать ее эмоции, заглянуть ей в душу и сплестись с ней воедино? Утратив былую привлекательность, ей как будто стала закрытая одна дорога, но зато открылась другая. И Лаура шагала по ней на всех парах с высоко задранной головой.

Их и в правду разместили в офицерских казармах. Ей досталась небольшая комнатка с удобной кроватью, нормальной подушкой и одеялом. Про душ, однако, лейтенант соврал — он был общий на этаж, однако закрывался на щеколду. Разложив свой нехитрый скарб на кровати, Лаура достала новую пачку сигарет и подошла к окну. Из него открывался прекрасный вид на лагерь: казармы, столовая, все увешано флагами и растяжками.

— Можно войти? — после непродолжительного стука в дверь на пороге появился лейтенант — его имя было Ульрих Вальц.

— Вы уже вошли, господин лейтенант, — не отвлекаясь от сигареты, пожала плечами Лаура.

— Конечно, извините. Я раздобыл вам очки, — вид у мужчины был сконфуженный. Он подошел ближе и протянул ей темные пустынные очки. Она видела такие в книгах, их обычно использовали в каких-нибудь пустынях против солнца и песка — он защищали глаза со всех сторон.

— Благодарю, господин офицер, — сказала Лаура, принимая из его рук подарок и водружая себе на нос и немного крутя головой, — Мне идет?

— Безусловно, — закивал тот, явно замечая ее кокетство, — Вы можете обращаться ко мне по имени, Лаура, я вам это разрешаю, в порядке исключения, само собой, и не на людях.

— Как скажете, господин Ульрих, — улыбнулась бывшая медичка, — Сигаретку?

— Не курю, — потупив взгляд ответил тот.

— Как же так, господин офицер? — она изобразила недоумение, — И давно вы на фронте и не курите?

— Без малого полгода, — нехотя признался мужчина, смутившись, — Призвали в начале весны.

— Здесь вы начнете курить, как только мы приблизимся к фронту достаточно близко. Мой друг говорил, что дым успокаивает легкие и очищает ум.

— Ваш друг был доктором?

— Да, он и сейчас им является, наверняка спасает наших ребят где-то на южном направлении. Не хотите попробовать закурить… со мной? — сделав многозначительную паузу, она протянула ему недокуренную сигарету. Не в силах сопротивляться, он осторожно принял из ее рук этот ядовитый дар и сделал один вдох и страшно раскашлялся.

— Боже, как вы это курите? И без фильтра! — сквозь кашель смог выдавить из себя Ульрих.

— На фронте с фильтром днем с огнем не сыщешь, приходится курить, что дают. Это по началу тяжело, быстро привыкаешь. И вы привыкнете, господин офицер. Это помогает заводить новые знакомства и поддерживать старые, к тому же, сигареты — это отличная валюта буквально на вес золота.

Он попробовал сделать еще несколько затяжек, преодолевая мучавший его кашель. Ульрих не хотел потерять лицо перед симпатичной девушкой.

— Кем вы работали до войны? — Лаура приняла от него сигарету и продолжила курить, оценивающим взглядом окидывая офицера.

— Я учился в военной академии, — пожав плечами ответил он, — Всегда мечтал быть военным, у них красивая форма, и девушкам, как известно, она нравится.

— Мне нравится, — обезоруживающе улыбнулась Лаура, — А я подрабатывала в овощной лавке, чтобы оплачивать учебу. Как оказалось, удовольствие это было не из дешевых.

— Вот как? Долго еще оставалось учиться? — он подошел ближе и облокотился на подоконник.

— Два года, — ответила девушка, доставая две сигареты — себе и мужчине, — Наверное, после войны мне сразу должны присвоить ученую степень, такого тут навидалась — на всю жизнь практики хватит. А вы, наверное, станете майором и будете сидеть в каком-нибудь большом кабинете, важный и серьезный.

— Наверняка так и будет, — улыбнулся лейтенант, — Осталась самая малость — вернуться живым с фронта.

— Вы боитесь смерти? — неожиданно посерьезнела Лаура, — Вы бывали в бою?

— Мне приходилось командовать отделением всего месяц, потом нас передислоцировали и расформировали, а меня отправили сюда, сказали, что это очень важное задание, — он закурил, поглядывая в окно, — Так что всех прелестей войны я еще не познал. А вы, страшно было работать в госпитале?

— Поначалу — очень, — неожиданно честно призналась она, — Куча крови, кишок и кричащих от боли и умирающих солдат, ребят моего возраста. Нам об этом не рассказывали…

— Нам об этом не рассказывали, — покачал головой офицер.

Дальше они курили молча. Затем Ульрих попрощался и вышел по своим делам, оставляя Лауру наедине со своими мыслями.

Через час их собрали всех на плацу, офицер провел небольшой инструктаж, рассказал, где что находится и сказал, что с завтрашнего утра начнется их армейская подготовка. Большинство сразу зароптало, дескать уже и так достаточно опытные, а потом успокоились, прикинув, что лишние пару месяцев перед отправкой на фронт не помешают. Никому не хотелось возвращаться обратно на передовую, которая ежедневно как огромная мясорубка прокручивала сотни живых людей, выплевывая заместо фарша изуродованные и искалеченные тела людей. Лаура, до этого никогда не державшая в руках винтовки, думала о том, что для нее как раз таки будет полезно узнать, какой стороной она стреляет, как ее перезаряжать и обслуживать. Вслух, конечно, она ничего не сказала.

Когда дали команду разойтись, она начала бессмысленно слоняться, осматривая лагерь, который должен был стать ей домом на ближайшее время. В нем не было ничего необычного, она уже несколько раз бывала в таких, когда их госпиталь передислоцировали или отправляли на заслуженный отдых. Ей не давала покоя только одна мысль — почему ее взяли в этот их отряд, ведь женщин заметно не было. Она знала, что около полугода назад начали формировать отдельные женские батальоны, но ведь она не была в их числе. У нее не было ни подготовки, ни опыта, ни звания. Почему ее выбрали и дали второй шанс? Возможно, Йозеф опять постарался. Очень может быть, ведь у старого доктора была куча связей, может и тут он с кем-то договорился или подкупил. Надо было ему написать, узнать, как у него там обстоят дела, да и заодно узнать, не приложил ли он руку к ее чудесному перерождению.

За этими мыслями она отправилась в свою комнату. В углу стоял небольшой письменный столик, поискав по ящикам, Лаура нашла пару листов бумаги и карандаш и принялась писать.

«Привет, Йозеф. Пишу к тебе с благодарностью и извинениями. Прости, что так сильно тебя ругала, я была неправа. Ты сделал все как должно, как и полагается другу, ты спас меня, а я вместо слов благодарности только сквернословила. Я прошу у тебя прощения и спешу узнать, как у тебя дела. Надеюсь, что все хорошо и ты не попал под обстрел и также спасаешь жизни простых солдат. У меня все хорошо, я не могу сказать большего, это государственная тайна, но я сейчас нахожусь в учебном лагере и через два месяца отправляюсь на фронт. Мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы остановить продвижение этих южных дикарей. Читал, что они вытворяют с нашими ребятами? У меня волосы дыбом встают от одной только мысли об этом. Кажется, я нашла себя, мне больше не хочется наложить на себя руки, за это можешь не переживать. Надеюсь, после войны мы встретимся с тобой, а может, даже и раньше. Конечно, хотелось бы, чтобы не за операционным столом, да это только одному Богу известно. Желаю тебе удачи и еще раз сердечно благодарю.

Твоя должница, Лаура фон Шлейц».

Поставив подпись в конце листа, девушка сложила его пополам и отправилась искать письмоносца. Поспрашивав у сослуживцев, она нашла его в штабе, в небольшом кабинете заваленным огромным количеством писем и посылок. Он с радушием принял ее письмо, упаковал в конверт, наклеил марку и сам заполнил адрес под диктовку Лауры. Поблагодарив его, она отправилась дальше без дела слоняться по лагерю.

Следующее утро началось с физических упражнений, выдав винтовки и тяжелые ранцы, их отправили в забег по ближайшей пересеченной местности, включавшей холмы, небольшой лес и реку. Бег на длинных дистанциях давался Лауре с большим трудом, сказывалось ее пристрастие к курению. Она буквально задыхалась под тяжестью снаряжения, каждую минуту утирая пот с лица. Конечно, она плелась в самом конце, с завидным отставанием, но не прекращала бежать. Ее мучила страшная жажда, ведь июльское солнце нещадно палило, с каждой минутой отнимая у девушки силы. Когда она добежали до леса, стало гораздо легче, кроны столетних дубов защищали от солнца, однако перепрыгивать через поваленные деревья и канавы было труднее, нежели, чем бежать по грунтовой дороге. Но когда она наконец-то достигла реки — радости ее не было предела. Ей было абсолютно плевать на мокрую форму, лишь бы немного охладиться да ненароком испить воды.

Она пришла к положенному месту последней, о чем не преминул язвительно сказать недовольный унтер-офицер, занимавшийся их подготовкой. За это он приказал ей пробежать эту дистанцию еще раз, пока ее сослуживцы счастливо развалились на небольшой поляне, отдыхая от выматывающего марша.

Лаура не чувствовала ни злости, ни ненависти к этому человеку, умом она понимала, что он желает ей только добра, ведь если она будет неспособна в решающий момент на последний рывок — ее жизнь оборвется. Чертыхаясь про себя, она поправила свой ранец и побежала на исходную позицию, а затем опять по кругу. К концу дистанции она была абсолютно вымотана и буквально рухнула в траву под ногу офицеру, задыхаясь от тяжелой тренировки. И как раз в этот самый момент прозвучал новый приказ — бежать на стрельбища. Признаться, в этот самый момент она была чертовски зла на своего командира, который не дал ей ни минуты на отдых.

На стрельбище все прошло куда лучше, там не требовалось ни бегать, ни прыгать. Им показали, как обращаться с винтовкой, как ее разбирать, чистить и обслуживать. Имея хорошую мелкую моторику и память, это задание далось ей почти с первого раза. Самым трудным оказалось вести прицельную стрельбу, так как совладать с отдачей оружия хрупкой девушке было непросто. После первого выстрела она едва ли не выронила винтовку из рук от боли в плече. Тогда к ней подошел унтер-офицер и недовольно пояснил, как лучше схватиться за приклад и куда сделать упор. Это ей мало чем помогло в терминах попадания по целям, однако она уже могла более-менее уверено держать оружие, а остальное — только дело практики.

— Газ! Га-а-аз! — неожиданно закричал унтер-офицер за ее спиной, заставив переполошиться все отделение. Она поняла все без особых объяснений — это была проверка на умение пользоваться противогазом. Чисто механически она сняла с пояса коробку с противогазом, стащила очки и быстро надела его на себя, затянула потуже ремни. Затем, она начала судорожно проверять, плотно ли он прилегает. Стало трудно дышать, раскаленный летний воздух обжигал легкие, стекла мгновенно запотели.

Офицер ходил между солдатами и дотошно проверял правильность их действий. Нескольким бедолагам не повезло — они были признаны мертвецами — не уложились по скорости и правильности.

— А вы, на удивление, все сделали правильно, — удовлетворенно хмыкнул тот, подойдя к девушке, — Уже бывали под газовой атакой?

— Да, господин офицер, — вытянувший по струнке, ответила Лаура.

— Это заметно, отточенные движения, нет лишней возни, поздравляю, вы выжили, — сказав это, он пошел дальше, оставляя Лауру на некоторое время на едине со своими мыслями. Ей опять вспомнился госпиталь и лицо раненного солдата, у которого она судорожно и жестоко отнимала противогаз. В груди заныло, а в горле застыл ком, предательски поднимающийся вверх. Стянув противогаз, девушка сделала несколько жадных глотков свежего воздуха, напоминая рыбу, выброшенную на берег.

После этого их повели на полигон для отработки навыков ближнего боя. Он представлял из себя небольшой огороженный загон с несколькими манекенами из мешков с песком. Им выдали штыки и отдали приказ их примкнуть к винтовкам. Зазубренные лезвия были запрещены, но сейчас, в условиях войны, войны, которая могла быть скоро проиграна, это уже не казалось чем-то запретным. Как говорится, на войне все средства хороши, а главная цель полностью оправдывает все средства.

Их учили как правильно атаковать противника, говорили, чтобы не били в грудь или ребра, при таком ударе был большой шанс, что лезвие просто застрянет в ребрах. Наилучшим вариантом был удар в живот. Далее, последовали основы боя на ножах. Их поставили в пары и выдали деревянные палки, сантиметров двадцать в длину. Конечно, совладать с грубой мужской силой было очень трудно, если сказать, почти невозможно. Тут требовался иной подход: нужно было быть быстрее, юрче и молниеносней, нежели, чем неповоротливый партнер. Проиграв несколько раундов, Лаура смогла извернуться и в последней схватке успеть нанести удар мужчине в горло, тем самым, открыв счет. Она прекрасно понимала, что в реальном бою никто не будет давать ей второго шанса, а поэтому нужно было использовать все данное ей время на тренировки и практику.

Следующим этапом их обучения была тактика, а именно быстрый поиск укрытия. Как говорили ее сослуживцы, уже не раз бывавшие на фронте — это было одним из самых важных навыков. Умение вовремя сориентироваться на местности и выбрать подходящий холмик или забор — спасало множество жизней, точно также, как мельтешение или оцепенение могло забрать жизнь солдата в первые минуты боя. Ей рассказали, как зеленые новобранцы умирали под огнем противника, стушевавшись, скучковавшись вместе и замерев в нерешительности. Именно поэтому они сейчас по команде учились занимать укрытия, прятаться в собственноручно вырытых окопах и прилегать к земле.

За подготовкой прошел месяц. Лейтенант Вальц продолжал оказывать ей знаки внимания, они подолгу проводили время вместе за беседами и выпивкой. В сущности, он был одним из немногих кто открыто не шарахался при виде ее имплантов. Все же, глаза — это зеркало души человека, а когда их нет, собеседник не способен в полной мере воспринимать тебя на равных. Ульрих же совершенно спокойной сидел сейчас с ней в его кабинете за очередной бутылкой вина и не сводил взгляда с голубых лампочек ее глаз. Лаура и забыла уже, когда последний раз на нее так смотрели, по-доброму и без похоти, а поэтому наслаждалась каждым моментом.

— Сегодня унтер-офицер сказал мне, что ты делаешь определенные успехи, — неожиданно похвалил ее лейтенант, — Говорит, ты одна из лучших, кто обращается с ножом, а также отметил, что ты начала неплохо стрелять из пистолета.

— Приятно слышать, — Лаура заметно покраснела, непонятно из-за чего больше, из-за выпитого вина или необычного комплимента, — Я много тренируюсь и не лодырничаю, как остальные, которые возомнили себя профессионалами.

— Ну, у них есть на это полное право, некоторые уже четвертый год на войне, — пожал плечами Ульрих и достав из кармана пачку сигарет, закурил.

— Как думаешь, — помолчав мгновение, спросила Лаура, — Долго еще продлится война?

— Да уж достаточно, чтобы проверить силу нашего отряда в действии, — отшутился тот и постарался сменить тему, — Поедешь к семье, когда дадут отпуск?

— Наверное, — призадумалась девушка, — Хочу их навестить, не знаю, правда, как они отреагируют на… ну ты сам понимаешь.

— Понимаю… да, наверное, не хуже, чем на сына без руки или ноги, примут как данность, только и всего, — Ульрих уже успел пожалеть, что поднял эту тему.

— Но, у меня же есть все конечности, просто глаза — они пугают людей. Видимо, до конца жизни мне придется носить очки, — погрустнела бывшая медичка, делая большой глоток из кружки.

— Меня они не пугают, — подавшись вперед, он взял ее руку в свою и начал нежно поглаживать, — Для меня — ты очень красивая.

— Самая? Может, это потому что тут других девушек нет, вот и обратил на меня внимание, — криво улыбнулась Лаура.

— Это неправда, — смутился офицер, — Есть еще фрейлен Лина.

— Из столовой — так она два метра в ширину, — не унималась язвить девушка, словно боясь чего-то.

— Прости, — явно расстроился Ульрих, убирая руку и поправляясь в кресле, — Если тебе неприятны мои ухаживания — то можешь прямо сказать мне об этом.

Она ничего не ответила, лишь подалась вперед и нежно поцеловала его в щетинистую щеку.

— Значит, мне можно продолжать? — вскинул брови тот, явно обрадовавшийся происходящему.

— Значит можно, — кивнула Лаура.

Бутылка подходила к концу, а стрелки часов медленно приближались к двенадцати, а значит время было уже на исходе. Пожелав на прощание доброй ночи, Лаура вернулась к себе в комнату.

Оставшись в одной ночной рубашке, она аккуратно достала из кармана сложенной куртки пустынные очки и положила их на прикроватную тумбочку. Затем, по привычке приняла таблетку для сна и легла в постель, уставившись немигающим взглядом в потолок.

«А что, неплохой этот парень — Ульрих. Милый, да к тому же ему абсолютно без разницы какие у меня глаза. Может, это не самый плохой вариант, чтобы завязать отношения. Наверное, это должно помочь мне как-то преодолеть все эти трудности новой действительности. Даже если ему от меня нужно только одно, то так тому и быть».

Едва только таблетка начала действовать, а Лаура проваливаться в сон, на улице завыла сирена. Тут же раздались звуки винтовочных выстрелов, за ними последовали крики и трещотки.

— Дьявол! — грязно выругалась девушка, вскакивая с кровати и спешно одеваясь, — Что там у них творится? Асторцы наступают?

Пулей вылетев в коридор она нос к носу столкнулась с взъерошенным Ульрихом, на ходу застегивающим ремень. К ним присоединились остальные и уже группой она спустились на улицу. Там их ожидал капитан с несколькими также поднятыми по тревоге солдатами.

— Один из ваших сбежал, — наконец разъяснил ситуацию капитан, недовольно поглядывая на лейтенанта, — Его с вышки заметили, да было уже поздно, скрылся в лесу.

— Господин капитан, нужно срочно отправить за ним погоню с собаками! — тут же предложил Ульрих, — Если автоброня попадет не в те руки — это будет катастрофа!

— Уже сделал, — поморщившись, отмахнулся тот, — У тебя вроде в отряде был кто-то, кто ночью видит, как днем. Я предлагаю опробовать этот навык в реальных условиях. Кто там такой? Шаг вперед!

— Я, господин капитан, — звонко отозвалась Лаура.

— Еще этого не хватало — девчонка, — кажется, это еще больше раздосадовало старого офицера, — Черт с тобой, Ульрих, можешь за нее поручиться?

— Конечно, господин капитан.

— Голову на отсеченье дашь?

— Дам.

— Ну тогда выдайте ей винтовку, револьвер и пусть бежит по следу. Если до утра ничего не найдешь — возвращайся в лагерь. Часовой сказал, что беглец не вооружен, но ты все равно будь аккуратней, удачи тебе.

Через минуту она уже бежала в направлении леса, держа наготове заряженный револьвер. Едва отбежав от ворот, когда свет прожекторов уже исчез, как по команде, все вокруг залилось зеленоватым светом ночного зрения. Каждый раз это переключение заставляло Лауру вздрагивать, так как напоминало ей — она уже не совсем человек. За беседой с Ульрихом это совсем забылось, а сейчас вновь выбило ее из колеи. Но приказ есть приказ, не взирая на тревогу и тоску ей нужно было отыскать беглеца и вернуть его в лагерь. А дальше пусть суд решает, что с ним делать. Конечно, девушка уже знала, что с ним сделают — повесят, а затем заботливо отделяет от бездыханного тела дорогостоящие протезы. Они еще смогут послужить какому-нибудь везунчику, которых вполне хватало в переполненные госпиталях по всей стране. «И на что рассчитывал этот дезертир? Что ему просто дадут уйти? Наивный» — не сбавляя бег, Лаура прогоняла в голове одни и те же мысли по кругу. Слева и справа показались небольшие отряды солдат с фонарями и собаками — они двигались медленнее, псы никак не могли почуять след, а люди не были способны увидеть всей картины, которая была доступна Лауре. После минуты бега она заметила поломанные ветки, еще через несколько секунд показался клочок ткани на одной из веток, она двигалась в верном направлении.

Солдаты исчезли далеко позади, их почти не было слышно, как и не было видно света их фонарей. Свет луны почти не пробивался сквозь кроны деревьев, вокруг царила тьма, но только не для нее. Перепрыгнув через очередной ручеек, ей почудилась впереди фигура, девушка затаила дыхание и сняла револьвер с предохранителя. Фигура замерла, услышав металлический щелчок — это явно была не иллюзия.

— Ни с места, — прошипела Лаура, направляя в сторону беглеца дуло револьвера, — Еще один шаг и я пристрелю тебя как бешенного пса.

— Лаура? — мужчина осторожно обернулся.

— Матиас? — она признала в беглеце молодого паренька с которым они познакомились еще в госпитале. Он постоянно задирал ее, незрячую, издевался или зло шутил, а в последнюю встречу упоминал побег. Но она не могла тогда представить, что он и вправду решится на такую безумную авантюру.

— Прошу, просто дай мне уйти! — шепотом взмолился он, — Что я тебе плохого сделал? Я просто сыт по горло этой войной, я хочу домой!

— Ты же сам знаешь, — несколько нерешительно прозвучал ее голос, — Я не могу тебя отпустить с автоброней. Это собственность государства.

— Я не отдам тебе ногу! — поняв к чему она клонит взвыл парень, — Кому я нужен буду калекой? Я не буду просить милостыню на паперти! Да и как я сбегу? Прошу, отпусти меня…

— Не могу, — словно сталью налились слова Лауры, — Либо отстегивай ногу, либо я пристрелю тебя прямо здесь.

Человек молчал, их диалог явно зашел в тупик неразрешимых противоречий. Неожиданно, он сделал резкое движение и потянулся за пазуху, желая по всей видимости выхватить пистолет. Револьверный выстрел разрезал царящую вокруг тишину, закаркали встревоженные вороны, где-то позади послышался лай собак и крики солдат. Мужчина упал, захлебываясь собственной кровью, сжимая руками края смертельной раны. Из кармана выпало письмо, за которым, по всей видимости, и лез парень. Девушка замерла в нерешительности, не в силах подойти к убитому ей дезертиру. Все смешалось в ее голове, она все еще не могла поверить, что так вот просто убила человека, человека, которого она мало, но все же знала. Мимо нее пробежали солдаты, один из них склонился над телом и констатировал факт смерти. Его или ее, он не уточнил, оставив это на совести Лауры. «Я же, все сделала правильно? Мы на войне, он дезертир, он был все равно не смог далеко уйти, его наверняка бы поймали и казнили. Да только, это сделала я, а не кто-либо другой. Это была я».

Кто-то ободряюще похлопал ее по плечу, сказав, что она молодец, что поймала этого грязного труса. Все еще находясь в прострации, Лаура закивала и пока двое подхватив труп за руки и ноги потащили его в сторону лагеря, ненароком, не привлекая внимания, стащила лежащее на земле письмо. Оно было перепачкано в крови, но адрес был еще хорошо виден город Эльзенштадт, улица Лилиенштрассе, дом 5. Желая как можно быстрее убраться с места убийства, девушка быстро пихает клочок бумаги в карман своей куртки и присоединяется к отряду, следующему в лагерь.

В голове все еще гремит выстрел ее револьвера, заглушая подкатывающее чувство тревоги, страха и тоски. Она отгоняет нахлынувшие чувства, она все еще в силах бороться с ними. В ее голове нет мыслей, лишь желание вернуться. Нужно просто добраться до комнаты, выпить таблетки и забыться. Если кто-то начнет ее расспрашивать — то просто молчать, собеседник не выдержит и уйдет. Нужно просто молчать.

У ворот ее уже ждал взволнованный и нервно курящий Ульрих, пытающийся разглядеть Лауру в кромешной тьме.

— Вот и ты, — обрадовался тот, подаваясь вперед, — Я беспокоился, а когда услышал выстрел…

— У тебя есть выпить? — отбросив всякие формальности, прямо спросила медичка, уставив на него свои голубые глаза.

— Да, конечно, пошли, ты сегодня герой!

— Герой… — тихо и безэмоционально прошептала Лаура, — Я… герой…