Немой Голос

Глава 2. Часть 2

Их везли куда-то далеко, вглубь страны, подальше от фронта. Лаура расположилась в кузове одного из грузовиков, следовавших в колонне. Она ссутулившись сидела на деревянной скрипучей скамье. Автомашина была забита до отказа — слишком много было желающие получить обещанные им механизированные протезы. Их цена не казалась им такой высокой — продолжить делать то же самое, что они делали на протяжении последний трех лет, а взамен получить возможность нормально существовать после войны. Однако, были и те, кто отказался — их было меньшинство.

На небольших остановках они выходили курить, легкие Лауры уже зажили и она наслаждалась каждым моментом. Их сносно кормили, на станциях, где они вставали — к ним обязательно подходили доктора, проверяли здоровье и самочувствие. Нескольких человек сняли — у них была лихорадка. Под недовольные возгласы толпы солдат их отправили в лазарет, их шанс был упущен.

Она сама не заметила, как ее настроение улучшилось, Лаура начала разговаривать с товарищами, делиться забавными историями, смеяться. Разве что в скат было не поиграть, но это не сильно ее печалило. Она была в предвкушении операции и все ее мысли были заняты только этим: «Будет больно — буду терпеть. Будут хлороформировать — соглашусь. Делайте, что угодно, лишь дайте мне вновь возможность видеть».

Прошло уже две недели после их прибытия в госпиталь. Ее товарищи описывали его как какой-то огромный особняк посреди леса: высокие и широкие окна, колонны на входе, чугунные лестницы и деревянные полы, укрытые дорожками. Их разместили в одной из множества палат — переделанной жилой комнате, которую уставили койками. Им не разрешалось выходить за пределы дома, лишь выходить на балкон. С него, как говорили товарищи, открывался вид на лес, петляющую между деревьев дорогу и где-то вдалеке виднелась небольшая часовня. Более того, им запрещалось общаться с другими пациентами. Это настораживало, но Лаура спокойно переживала такие ограничения, это не имело для нее особого значения. Нельзя — значит нельзя.

Раз в день из их палаты забирали несколько человек — обратно они уже не возвращались. Как сказал унтер-офицер, их отправляли на реабилитацию, а затем в учебку. Каждый раз таких людей провожали с почестями и завистью, всем хотелось поскорее бы отсюда выйти на своих ногах. Но не все были готовы отправиться на фронт, ходили слухи, что несколько человек планировали сбежать.

— Не знаю как вы, — неожиданно заговорщицким тоном прошептал молодой парень без ноги, — А я думаю, что надо делать ноги, как они их починят, разумеется.

— А куда бежать-то? — хмыкнул низенький мужичок, покачивая головой, — Мы в самом сердце Астории, а на дорогах то и дело можно нарваться на патруль. Они долго разбираться не будут — пристрелят на месте же.

— Ну, можно добраться до западной границы, а там и до Ейсенрейха, — не унимался парень.

— И кому ты там нужен будешь?

— Да уж найдется, чай, работенка и для меня.

— Не выпустят тебя отсюда, — вступила в разговор Лаура, — Если уж они нас так стерегут, то точно не дадут тебе уйти. Особенно с таким протезом.

— Забыл незрячую спросить! — съязвил тот, — Много ты об этом месте знаешь!

Медичка пожала плечами и отвернулась, показывая, что разговор закончен. Остальные тоже как-то замолчали.

Через три дня наконец-то настал и ее черед. Двери палаты распахнулись с характерным звуком и сухой мужской голос произнес:

— Лаура фон Шлейц, на выход с вещами!

— Да-да, сейчас, — девушка начала суетливо начала собирать свой небогатый скарб.

Когда она была готова, к ней подошел мужчина, взял за руку и повел за собой. Она немного смутилась, так как ее ладони предательски вспотели, выдавая ее перевозбуждение. Сердце Лауры билось с невероятной скоростью — в конце тоннеля, по которому она шла эти пару месяцев, наконец-то забрезжил свет, пока что только в фигуральном смысле. Но она уверенно шагала вперед, зная, что там ее ждет спасение.

Они прошли по длинному коридору до лифта, спустились на несколько этажей вниз, а когда, наконец, створки кабины раздвинулись перед ними, то в нос ударил до ужаса знакомый запах формалина, крови, пота и гноя. На мгновение она замешкалась, такой «аромат» не предвещал ничего хорошего. Однако, как еще должно было здесь пахнуть, розами?

Мужчина подтолкнул ее вперед, перехватил инициативу и увлек за собой дальше во тьму.

— Сейчас, еще не долго, — приговаривал он, — Почти пришли.

Скрипнула дверь — они дошли до операционной.

— Добро пожаловать, — раздался новый голос, помоложе предыдущего, — Я доктор Фридрих Шмидт. Снимайте с глаз повязку, сейчас мой ассистент подаст вам халат и поможет поудобнее устроиться в кресле — операция у нас займет около двух часов.

— Спасибо, — только и смогла выдавить из себя Лаура, принимая из рук ассистента халат. — Мне совсем раздеваться? Где я могу это сделать?

— Ганс, проведи барышню за ширму, будь добр.

— Будет сделано, господин доктор, — его рука опять увлекла медичку, — Как будете готовы — дайте знать, я к вам подойду.

Лауре было очень страшно переодеваться. Казалось, в окружающей тьме скрывались глаза, норовящие подсмотреть. Ведь никогда нельзя знать точно, не пялиться сейчас на нее кто-нибудь или нет. Взять, к примеру, этого самого Ганса. Куда он ее отвел? Есть ли тут ширма или они на пару с доктором наслаждаются зрелищем? Лишившись возможности видеть — она часто ощущала себя буквально голой перед целым миром.

Наконец, она закончила, неуверенно позвала Ганса, который провел ее к операционному столу. Девушку посадили в подобие кресла с кожаной обивкой и почти мгновенно надежно приковали ее руки и ноги.

— А это зачем? — наивно поинтересовалась та.

— Хлороформировать нельзя, — ничуть не изменившимся голосом ответил ей доктор, — Придется потерпеть, но уверяю, оно того точно стоит!

— Как скажете, доктор, — сглотнула Лаура. Заявление Фридриха не предвещало ничего хорошего. Из маленького комка под солнечным сплетением начал распространяться страх, пуская по всему телу свои невидимые нити и захватывая все в свою паучью сеть. Клацнула еще одна защелка, намертво закрепившая голову в запрокинутом положении. После этого кто-то вставил ей в рот кляп напоминающий деревянную палку.

— Распахните пошире глаза, будьте любезны, — чуть ли не с нежностью попросил ее хирург, — Мне нужно их удалить.

Девушка даже не успела понять сказанного или испугаться, как острая, сверлящая, огненная боль в левом глазу заставила ее замычать как дикое раненное животное, лишенное права кричать, и вцепиться в поручни, царапая ногтями кожаную обивку. После этого боль вонзилась в левый глаз, буквально сводя молодую девушку с ума. Если бы не защелки, удерживающие Лауру, и не кляп, она бы уже каталась по полу, истошно извергая все известные ей проклятия. Но она была обездвижена, скована по рукам и ногам, рот ее был заткнут, а по щекам ее текли слезы вместе с кровью. Пока что, она могла плакать. Пока что у нее были на это силы.

Окончательно потеряв счет времени, Лаура не знала сколько длилась эта операция: миг, час или несколько дней — она обезумела от боли и страха, захлебнувшись в слезах и беззвучном крике. Обессилев, она обмякла в кресле, позволив творить с собой все, что только могло прийти на ум злому гению в лице хирурга.

— Вот и все, сейчас я подключу имплант к твоей нервной системе, — наконец сказал доктор, явно довольный своей работой, — Это будет больно, но надо проверить, годишься ли ты для него.

«Гожусь ли я для него? — пронеслась в воспаленном мозгу девушки мысль, — А если я не гожусь, то у меня его вырвут с корнем прямо сейчас и отправят в морг? Прямо из этого кабинета?»

Фридрих коснулся ее виска, затем раздался металлический щелчок, заставивший девушку выгнуться в очередном приступе тупой боли. А после, она с некоторым облегчением поняла, что тьма царившая вокруг начала расступаться. Неясные очертания стен, предметов, мебели — все они начали проступать в каком-то тусклом зеленоватом свете. Оцепенев, она водила взглядом из стороны в сторону, голова ее по-прежнему была крепко-накрепко зафиксирована.

— Ну как? — выжидающе спросил хирург, медленно вынимая кляп. Перед ней склонился мужчина лет тридцати пяти, в белом халате, надетым поверх военной формы майора. Густые черные волосы были зачесаны назад, обнажая высокий лоб и подчеркивая скулы.

— Я… вижу вас, — выдохнув, прошептала Лаура пересохшими губами, — Я вижу вас, майор.

— Прекрасно! Великолепно! Наконец-то! — он осклабился, явно удовлетворенный своей работой, — Не то, что предыдущие пациенты. Кто умирал, прямо на операционном столе, кто сходил с ума от перенапряжения, кто просто оказался несовместим с имплантом.

— Только, все какое-то зеленое, — пролепетала девушка, надеясь не вызвать гнева со стороны Фридриха, — Это нормально?

— Это приемлемо, — кивнул тот, — Нужно будет поднастроить несколько датчиков и сенсоров — и все придет в норму. Но это все завтра, а пока Ганс проводит тебя в твою палату. Ганс, иди сюда!

Через несколько мгновений перед ней возник тот самый санитар Ганс — он был явно старше доктора. Одетый в такой же белый халат, он был широк в плечах и достаточно высок. На щеках его Лаура смогла даже разглядеть щетину — сенсоры работали как часы. По привычке она попытался прищуриться — это, ожидаемо, не дало никакого результата.

Ганс проводил ее в отдельную палату, которая находилась этажом ниже. В темном коридоре по левую и правую руку тянулись двери комнат, где, по всей видимости, приходили в себя жертвы экспериментов.

Внутри оказалась простая решетчатая кровать с тонким матрасом и подушкой. Ненужное летом одеяло лежало на стуле рядом. На нем же лежала ее одежда.

На прикроватной тумбочке стоял стакан воды и лежало несколько таблеток.

— Выпей перед сном, — посоветовал ей Ганс, замерший в дверном проеме, — Они помогут унять боль и помогут заснуть.

— Спасибо, — кивнула ему Лаура, закрыла за ним дверь.

Раздевшись, она так и легла обнаженной на кровать, сложив руки на груди. Она тупо уставилась в потолок, ей не хотелось пить никаких таблеток. Перед глазами пролетали события последних месяцев. Изнурительная работа в госпитале, полная ужаса, криков, крови и смерти. Газовая атака, ее поспешные попытки найти противогаз. На мгновение она представила лицо раненного солдата, у которого она в панике вырывала этот самый противогаз. Даже не так, у которого она ВЫБИВАЛА этот самый противогаз. Лаура затаив дыхание, вспомнила его лицо, переполненное отчаяния, боли, злости и беспомощности. Он не явно не был готов к тому, что человек, который должен был призван спасать его жизнь с такой рьяной охотой, принялся ее отбирать. Ей стало не по себе, она совсем перестала дышать, ее начало потрясывать. Наконец, не выдержав, она разрыдалась, или, вернее сказать, попыталась разрыдаться. Ее просто трясло в конвульсиях, сгибая почти пополам, но слез не было. Им не откуда было взяться, слезные железы, как и старые глаза, были удалены во время установки имплантов. Боясь привлечь к себе лишнее внимание, она беззвучно закричала от бессилья, распахнув рот, вцепившись ногтями в собственное лицо и желая разорвать его на клочки. Ее немой крик, походивший на бульканье, растворялся в тишине палаты.

Она пролежала так несколько минут, пока наконец, не решившись принять выданные ей таблетки, не провалилась в спасительный сон. Он всегда выручал ее, приходя на помощь тогда, когда ничего больше не могло ее спасти. Он забирал ее далеко-далеко, в те места, где не было ни войны, ни боли, ни смерти, не было вообще ничего, никаких чувств, которые могли бы свести с ума любого здорового человека. Он вырывал ее из плена реальности, на несколько часов даруя спокойствие, умиротворение и свободу. Только находясь в этом небытии, Лаура хоть на некоторое время могла отдохнуть от окружающей ее действительности, сбежать от жизни, пусть даже, на несколько часов.

Она проснулась в половине шестого, солнце уже взошло и его ласковые лучи залили своим светом небольшую палату. Лаура медленно поднялась с кровати, оделась и взяв пачку сигарет, пошла к окну, открыла форточку, закурила. Ядовитый дым расслаблял, снимая напряжение, скопившееся за короткую ночь. Она не могла нормально спать, глаз было не сомкнуть, точнее — непонятно было как это сделать, а спать с открытыми глазами было очень непривычно и трудно. Когда действие таблеток прошло — прошел и сон. Она выпила еще, чтобы отрубиться и так по кругу, пока таблетки наконец не закончились. Через зарешеченное окно был виден небольшой двор больницы, окруженный высоким забором и, в общем-то, больше ничего. Зеленоватый свет постепенно отступал, давая дорогу другим краскам и сейчас, картинка в ее глазах почти приобрела нормальный вид. Лаура не знала, что будет дальше, сколько ей еще предстояло ждать, прежде чем ее отпустят, точнее — отправят обратно на фронт. Ведь если ей дали такие глаза, то и расплачиваться за них придется кровью — это она знала точно. Ее всяко не назначат в лазарет, скорее уж, определят в какой-нибудь штурмовой отряд или типа того. И там она будет убивать людей. Девушка поежилась, ведь ей еще не приходилось держать в руках оружия и уж тем более направлять его на живого человека. Хотя, можно ли считать людьми тех, кто лишил ее возможности видеть? Можно ли считать людьми тех, кто без зазрения совести закидывал полевой госпиталь сотней газовых гранат? Наверное, нет, это были уже не люди, ведь люди не могут себя так вести.

«Наверное, отправят сначала в какой-нибудь учебный лагерь, как и остальных избранных, а дальше будет пара месяцев строевой подготовки, муштры и всякого такого прочего. А когда мы победим, то и отправят с почестями домой, к родным. Как давно я не была дома. Как они примут меня? Как отреагируют на такие глаза? А вдруг, меня уже не отпустят домой?» — мысли в голове девушки сменялись одна другой, пока она, наконец, не выбросила в открытую форточку окурок и не подошла к висевшему над маленькой раковиной зеркалу.

С него на нее смотрели два черных металлических шара вместо глаз с небольшими стеклянными голубыми лампочками заместо зрачков. Она медленно потянулась к имплантам, желая дотронуться до одного из них хотя бы кончиками пальцем. С каким интересом пациент, покинувший дантиста, исследует языком свежую пломбу, с таким же и Лаура начала трогать свои новые глаза. Они уже не болели — нечему было болеть, и никак не реагировали на ее прикосновения, позволяя исследовать себя как душе угодно. Помедлив, она прикоснулась к голубой лампочке — в правом глазу потемнело, она перекрыла телеобъектив.

За этим нехитрым занятием ее застал санитар, вошедший после непродолжительного стука в дверь.

— Доброе утро, фрау Лаура, — кивнул тот, явно оценивающим взглядом окидывая девушку, — Доктор Фридрих ждет вас на перевязку и осмотр.

— Ганс, — бросила в ответ та, — Идем, мне собирать не надо.

Они медленно шли по коридору к лифту, слева и справа, как по команде открывались двери, в них заходили другие санитары, выкатывали накрытые простынями тела умерших этой ночью солдат.

— Не всем везет как вам, фрау Лаура, — заметив ее взгляд пояснил Ганс, — Многие не переживают первой ночи, но если она позади, то бояться уже почти нечего — имплант принял вас.

— Я польщена, — огрызнулась девушка, не отрывая взгляд от вереницы каталок, увозящих мертвецов в противоположную им сторону — в морг.

Они молча зашли в лифт, закрыли решетку двери и нажав на кнопку нужного этажа, поехали наверх.

Выйдя на втором этаже, они прошлись по коридору до кабинета Фридриха. Постучав, Ганс открыл перед ней дверь, жестом пропуская вперед себя. За большим столом, заваленным кучей бумаг, сидел вчерашний хирург. При виде девушки он явно повеселел, встал, попросил санитара их покинуть и подошел к Лауре.

— Рад видеть вас, фрау Лаура, — широко улыбнулся тот, протягивая ей руку.

— Я тоже рада видеть, — холодно ответила та, пожимая его сухую грубую ладонь.

— Что ж, — немного посерьезнел доктор, — Самое страшное для вас позади. Как, кстати, ваше зрение — зеленые тона больше не преобладают?

— Все пришло в норму, — кивнула девушка, — Что это было?

— Все в порядке вещей, при плохом освещении фотосенсор работает несколько иначе, пытаясь захватить свет там, где его совсем мало, он делает картинку зеленой. Очень полезный навык для солдата.

— Но я ведь не солдат?

— Почему же, — осклабился тот, — Вы теперь самый настоящий солдат асторской армии — вам и форма положена, получите ее через несколько дней, если ваше состояние не ухудшится. Пока что побудете под моим надзором, хочу удостовериться, что имплант хорошо приживается. Вы, кстати, чувствуете боли?

— Немного, скорее что-то остаточное после операции. Не могу нормально спать, их можно выключать на какое-то время, чтобы постоянно не видеть?

— К сожалению, такой функции предусмотрено не было, — помрачнел мужчина, садясь обратно в свое кресло, — Придется привыкнуть спать с широко открытыми глазами. Поверьте, это не так уж и сложно, наоборот, очень полезный навык на передовой.

— А меня отправят на передовую? — нервно переспросила Лаура, — Я служила в госпитале, умею спасать людей, но не лишать их жизни.

— Это все наживное, — рассмеялся мужчина, чем заставил девушку нервничать еще больше, — Поверьте, опытные инструкторы за несколько месяцев сделают из вас настоящего суперсолдата, достойного своей родины!

— Хорошо, — выдохнула та, — Какие будут ваши дальнейшие указания?

— Сейчас я поменяю вашу повязку, проверю насколько исправно работает механизм и на сегодня вы можете быть свободны.

Проведя несколько манипуляций с ее имплантом, он удовлетворенно хмыкнул и отпустил ее. За дверью ее уже ждал Ганс.

— Ну как? — поинтересовался он у задумчивой медички, — Что говорит?

— Говорит, что жить буду, — пожала плечами та, — Тут кормят у вас?

— Конечно! — обрадованно закивал он, — Я тебя проведу!

В столовой была уже куча гомонящего народа: кто-то, получив положенный паек занял свое место за столом, объединившись в компании других подопытных, кто-то стоял, ожидая своей очереди за перловой кашей и стаканом кофейного напитка. Помещение было светлым, просторным, в противоположной стороне от входа виднелся выход на балкон. Недолго думая, Лаура встала в очередь, намереваясь быстро получить еду и отправиться подышать свежим воздухом. Перед ней стоял какой-то солдат, невысокого роста, держащий на перевязи новую стальную руку. Она сверкала в лучах утреннего света, демонстрируя все плавные изгибы металла. Что ни говори, а умелых инженеров в Астории хватало. Время от времени, железные пальцы то сжимались, то разжимались, демонстрируя свою работу.

— Работает, черт возьми! — проследив ее взгляд счастливо сказал мужчина, — А я не безнадежен! Черт, да у тебя глаза заменены! И как ты видишь?

— Рада за тебя, я прекрасно тебя вижу, — попыталась поддержать разговор Лаура. Ей казалось, что общение с живым человеком должно пойти ей на пользу. За долгие месяцы слепоты она наконец-то могла почувствовать себя полноценной в компании точно таких же калек. У кого-то не хватало рук, у кого ног, но людей без глаз видно не было, о чем она тут же не преминула спросить, — А ты видел здесь кого-нибудь с такими же глазами?

— Честно говоря, еще нет, — несколько погрустнел тот, — У меня был товарищ, которому выбило глаз осколком, его забрали в первый же день, как мы приехали, но я, черт возьми, его не вижу. У меня плохое предчувствие на этот счет.

— Доктор сказал, что имплант может не прижиться — это обычное дело, — зачем-то сказала девушка, не подумав, что надо бы как-то подбодрить солдата, но тут же попробовала исправиться, — Да и сама операция очень сложная, он наверняка еще восстанавливается.

— Ты правда так считаешь? — недоверчиво уточнил тот.

— Конечно, — соврала Лаура, — Я сама была медсестрой, знаю, что восстановление может занимать от одной недели до нескольких месяцев.

— Правда медичка? — уважительно переспросил тот, — А как ты угадила-то под раздачу увечий?

— Наш госпиталь обстреляли, — не вдаваясь в подробности, попыталась объяснить она, — Так и оказалась тут.

— Понятно… — протянул тот, — Меня Стефаном кличут, тебя как звать?

— Лаура, — коротко бросила та, затем нехотя добавила, — Фон Шлейц.

— О, из благородных что ли? — уважительно покивал головой ее собеседник, — Как на фронте-то оказалась?

— Может из благородных, — пожала плечами девушка, — Только это было явно давно. На фронт попала как и все, пришли да забрали прямо с института, погрузили всех в грузовик и распределили по госпиталям.

— Видно, тебе повезло, — неожиданно выдал он умозаключение, — Я тут не видел ни одной женщины.

— Да уж, конечно повезло, что уж говорить.

За разговором ожидание завтрака прошло быстрее, получив положенную порцию дымящейся горячей каши, они вдвоем вышли на балкон, заняв последний свободный столик.

Позавтракав, они продолжили сидеть, разговаривая на отвлеченные темы. Стефан оказался на удивление не самым плохим собеседником, его тоже призвали со студенческой скамьи, правда, юридического университета. Он много говорил о доме, чем заставил Лауру опять загрустить, вспомнив о своих родителях. Ждут ли они ее сейчас? Может, Йозеф прислал им какую-нибудь весточку, рассказал, что все у нее хорошо? Да они наверняка еще читают ее старые письма — почта работала плохо, телеграммы могли приходить с задержкой в пару месяцев. Для них она все еще служила в лазарете, спасая от смерти простых солдат, недалеко от линии траншей. Для ее родителей она будто застыла в пространстве и времени, таким образом, существовало по меньшей мере три девушки по имени Лаура: ту, которую помнили родители, ту которая представлялась им в письмах и ту, что жила на самом деле. И дай бог, чтобы они не повстречались с той, что избила раненного в госпитале, в надежде спасти свою жизнь. Конечно, родители бы с радостью воспримут ее возвращение, но смогут ли они принять и понять ее, хоть немного, хотя бы на толику. Эта неизвестность заставляла Лауру как будто выпадать из реальности.

Следующая неделя прошла за безделием: ранний подъем после тяжелой ночи, завтрак, беседы с товарищами, прогулки по внутреннему двору, игра в скат и винт, обед, чтение газет и ужин. Во фронтовом вестнике писали, что линия траншей сместилась — славитане оккупировали часть асторских территорий, потеснив тот участок фронта, где был их с Йозефом госпиталь. Писали также, что в одной из отбитых у врагов деревень нашли распятого асторского солдата. Лаура прочитала эту новость несколько раз, не поверив сначала машинописному тексту. Она, конечно, знала, что враг изощрен и жесток, но что он способен на такие зверства — это никак не укладывалось в ее голове. Образ варвара, убивающего, насилующего и несущего смерть укоренился в ее воображении, а теперь, к нему добавилась еще и безбожность. Ее сердце переполнила злость, ярость и бессилье, ведь что ты можешь сделать, когда ты всего лишь слабая девушка, а против тебя крепкие вооруженные до зубов нелюди? Но ведь она больше не совсем такая и слабая наверняка дарованные ей глаза способны видеть куда дальше, чем обычные, да к тому же, способность видеть в темноте могла бы послужить даже не на благо родины, как бы это не звучало, но для спасения жизни простых людей — ее сограждан. А для их спасения требовалось только одно — остановить войну, разбить Славитанию и погнать их поганой метлой обратно в свои халупы. И если для этого требовалось вырезать каждого славитанского мужчину, способного держать винтовку — значит таков путь.

Через неделю пожаловал какой-то полковник из штаба и устроил смотр. Их выстроили в шеренгу во дворе больницы — всего двадцать человек. Бывшим калекам раздали новую чистую форму: брюки, шинели, ботинки. Лаура сейчас стояла гордо задрав подбородок и слушая речь офицера.

— Братья и сестры, — вещал невысокий полноватый человек в пенсне, — Трудные времена требуют трудных решений. Вы цвет нации, вы спасете нашу страну, переломите ход войны, и мы вместе одержим победу над этими варварами с юга!

— Ура! Ура! Ура! — вверх полетели фуражки. Все были счастливы, объединившись в едином порыве патриотизма, граничащего с безумием, среди них была и сама Лаура фон Шлейц, рвущая глотку на ровне с остальными.