Немыслимое

Фрагмент 12

23

Пресс-конференция недавно назначенного посла СССР (у большевиков эта должность носит название «полномочный представитель») Андрея Громыко совпала по дате с началом работы в Лиссабоне Всемирной конференции, созванной по инициативе британского премьер-министра Черчилля. И хотя мероприятие, проводимое британцами, носило официальное название «по технологиям будущего», острословы окрестили его, в зависимости от степени политизированности и язвительности, «конференцией по научной/ненаучной фантастике», «антисоветской конференцией», «конференцией по расколу антигитлеровской коалиции», «предвестницей окончания/переформатирования Мировой войны». Так что вопросы молодому советскому дипломату (всего 34 года), почти четыре года занимавшему в русском посольстве должность советника, не могли не касаться и событий, сейчас происходящих на самом западном краю Европы.

— Господин Громыко, почему Советская Россия не принимает участия в Лиссабонской конференции? Пусть тема конференции и не совсем внятно определена, но из публикаций в прессе ясно, что предметом дискуссии будет именно «русский вопрос».

— Совершенно верно, — широко улыбнулся рослый (185 сантиметров) молодой дипломат. — Британский премьер определил темой обсуждения именно претензии, выдвигаемые его страной к Союзу Советских Социалистических Республик. А не участвуем мы в ней по целому ряду причин. Во-первых, стране, которую я представляю в Соединённых Штатах Америки, не вполне ясны требования, которые выдвигает к ней мистер Черчилль. Во-вторых, пославшему меня сюда правительству неясно, кто предоставил мистеру Черчиллю полномочия говорить от имени всего мира. Да, Великобритания вместе с колониями является крупнейшим государством мира с более чем полумиллиардным населением, но это отнюдь не весь мир. В-третьих, участия в этой «всемирной» конференции не принимают и другие державы, включая США. А в-четвёртых, мистер Черчилль не удосужился пригласить на обсуждение, как вы выразились «русского вопроса», нашу страну. Что весьма удивительно: страна, входящая в Антигитлеровскую коалицию, нашла возможность пригласить на это мероприятие своих военных противников, включая даже гитлеровскую Германию, но проигнорировала союзника по данной коалиции, несущего основную тяжесть вооружённой борьбы с нацизмом.

— Но Соединённые Штаты, пусть и не являются официальным участником Лиссабонской конференции, направили на неё наблюдателей.

— Да, я знаю. Различие между США и СССР в том, что Соединённые Штат были приглашены на неё, а Советский Союз нет.

— И советское правительство во главе с маршалом Сталиным даже не интересуют те решения, что будут приняты в Лиссабоне?

— Только в той мере, насколько далеко зайдут потуги британских империалистов, давно вынашивавших планы нападения на мою страну, сплотить вокруг себя врагов СССР.

— О каких планах нападения вы говорите? — возмутился представитель «Дейли телеграф».

Русский дипломат с удивлением посмотрел на журналиста.

— Я говорю о разрабатывавшихся британским Генеральным штабом в 1940 году планах с кодовыми названиями «Кэтрин» и «Пайк». Первый предусматривал провокацию в Финляндии: британская авиация должна была нанести бомбовый удар по местам базирования германских войск в этой стране, в котором обвинили бы Советский Союз. Цель — провоцирование Германии на объявление войны Союзу Советских Социалистических Республик. На этом фоне Лондон собирался заключить мир с Гитлером и начать совместные с ним боевые действия против СССР.

Возникший возмущённый шум британских журналистов Громыко прервал, вынув из лежащих перед ним папки стопку бумаг.

— Если подданных его величества Георга VI не поставило в известность об этом их собственное правительство, то это могу сделать я, предоставив им для ознакомления фотокопии этого плана. И этого, и плана «Пайк», предусматривающего бомбардировку британской и французской авиацией нефтепромыслов в Баку и Грозном, а также нефтеналивных причалов в Батуми. Были уже переправлены на иранские аэродромы британские и французские самолёты, с которых удалили опознавательные знаки, произведена авиаразведка над Баку и Батуми. Осуществлению же самой атаки помешало лишь начало реализации Гитлером плана «Гельб», завершившегося для Британии Дюнкерком.

Всё время, пока русский посол держал в руках документы, вспышки блицев фотокамер сверкали с такой же частотой, как молнии в тропическую грозу. А на массу выкриков с мест «мы тоже хотим видеть эти документы», Андрей Андреевич пообещал предоставить возможность переснять их всем.

— Моей стране известно и о приказе британского премьер-министра своим генералам разработать план вступления Великобритании в войну против СССР после физической ликвидации Гитлера и прихода к власти германских военных. Данный план, носящий кодовое название «Немыслимое», насколько нам известно, в общих чертах разработан, а уточнения в него должны быть внесены на основании реального положения немецких войск на советско-германском фронте на момент заключения сепаратного мира с Германией. И предлагавшееся этой стране перемирие на время проведения Лиссабонской конференции должно было стать первым шагом к началу реализации плана «Немыслимое».

Скандал получился не просто громким, он произвёл эффект разорвавшейся бомбы, и чтобы вернуться к нормальному течению пресс-конференции, потребовалось немало времени. Даже учитывая то, что на все дальнейшие вопросы, касавшиеся планов нападения Британии на Советскую Россию, Громыко наотрез отказывался отвечать.

— Господин посол, не видите ли вы связи между отказом США от участия в Лиссабонской конференции и недавним визитом специального представителя американского президента в Москву?

— Вы ошиблись адресом с данным вопросом. О причинах отказа Соединённых Штатов Америки от участия в указанном мероприятии вас могут проинформировать либо в Государственном департаменте США, либо в Администрации президента. По моему же убеждению, американская сторона просто более ответственно относится к взятым на себя обязательствам не вести сепаратных переговоров с нашими общими врагами, чем британское правительство.

— Я уточню вопрос. Что именно обсуждали мистер Гарриман и маршал Сталин? Не связана ли тема их переговоров с темой Лиссабонской конференции?

— Исчерпывающие сведения о темах, затронутых в данных переговорах, предоставлены публике в официальных заявлениях сторон о них. Напомню: обсуждались двусторонние отношения и вопросы военного и технического сотрудничества. И поскольку обе наших страны ведут боевые действия с третьими странами, большего, чем поведали наши внешнеполитические ведомства, я сообщать не уполномочен.

— То есть, вы не отрицаете того, что США и Советская Россия могли кулуарно договориться о том, что только они, и больше никто в мире, не будут пользоваться всеми техническими знаниями и технологиями, незаконно полученными большевиками из будущего?

— Я повторяю специально для представителя «Таймс»: все необходимые прессе сведения о визите мистера Гарримана в Москву предоставлены внешнеполитическими ведомствами наших стран. Что же касается законности или незаконности гипотетического получения технических знаний и технологий из будущего, то кто может оценивать степень этой законности? Скажите, вы законно владеете вашим автомобилем, приобретённым вами за ваши же деньги у легального продавца? Или вы, как того требует какой-нибудь ваш недоброжелатель, должны отдать его в общественное пользование лишь потому, что он считает вас незаконным владельцем? Пусть даже по требованию поддержавших его некоторых обитателей квартала, в котором вы живёте. Возвращаясь к теме конференции в Лиссабоне: именно по этой аналогии советское правительство считает ничтожными любые принятые на ней в отсутствие представителя СССР решения. Даже если бы обсуждаемая на ней тема имела бы абсолютно неоспоримые обоснования.

24

Игоря Ларионова, как и всех, погибших в этом бою, отнесли в тыл, на окраину Синитычей. Простите, товарищи, но сейчас хоронить вас некогда: надо успеть подготовиться к отражению возможной следующей атаки. Похороним чуть позже, когда схлынет эта горячка.

А дел у комбата Юдина действительно навалом. Распределить участки обороны между уцелевшими бойцами и людям, отобранным у роты, окопавшейся в Ходосах, проконтролировать, как восстанавливаются повреждённые артогнём траншеи и капониры, оценить, как можно использовать повреждённые и даже разбитые бронетранспортёры, связаться с командованием полка и доложить не только о потерях, но и о потребностях батальона. Мины, мины нужны позарез! Будь их достаточное количество, не прорвались бы эти проклятущие «штуги» на позиции роты!

— Понял вас, Юдин! — прохрипела рация голосом командира полка. — Документы майора Ларионова с оказией доставьте в штаб полка. Из моих резервов выделить людей не могу. У первого батальона потери не меньше, чем у вас, а прут на него даже сильнее вашего. Поэтому продержитесь ещё часа три, пока подоспеет стрелковая дивизия, которой мы и начнём передавать наши позиции.

— Товарищ полковник, разрешите атаковать противника.

— Что? Вы что, Юдин, рехнулись после гибели друга?

— Никак нет, товарищ полковник. Просто мы с начштаба подумали, что немцы убедились в том, что мы встали в жёсткую оборону, и совсем не ждут от нас активных действий. Я не собираюсь переть на их главные силы, противостоящие нам. Как доложили мои разведчики, на нашем правом фланге, в Хвояновке, сконцентрировались не регулярные немецкие части, а полицаи. Первоначально их было около полтора сотен, но при попытке атаковать нас через лес часть из них наткнулась на мины, а потом, когда двинулась вдоль Хвояновского рва, была рассеяна пулемётным и автоматным огнём. Вот мы со старшим лейтенантом Акиншиным и подумали, что если мы хотя бы взводом на бронетранспортёрах ударим вдоль Хвояновского рва, то им, вооружённым только винтовками и ручными пулемётами, такую атаку не отбить. Заодно и планы немцев немного спутаем, создав угрозу охвата их «кампф-группы», что атаковала нас от Янушей.

Рация молчала несколько секунд, и Виктор уже думал, что пропала связь. Но в наушнике снова затрещало.

— Дерзко! Но, пожалуй, может получиться. Действуйте, Юдин! Но запомните: приказа удержаться на западном берегу Хвояновского рва никто не отменял. Умрите, но немцы к дороге, по которой идут наши войска, пройти не должны. А мины, которые вы просите, будут. Немного, но будут. И два «сто двадцатых» «самовара» я вам пришлю. Всё! Больше ничем до прихода стрелков помочь не могу!

Спасибо и на этом, товарищ полковник. Два миномёта калибром 120 миллиметров — это в чём-то даже лучше, чем дивизионные «трёхдюймовки» Зис-3. А их мины, как помнил капитан по боям у Глуска, можно и в качестве противотанковых приспособить. Тогда один из «добровольцев» подсказал такое решение, чтобы предотвратить прорыв «панцеров» через ничем не защищённый брод.

Но сейчас надо поспешать, организуя «кавалерийский набег» на Хвояновку, пока фрицы туда какое-нибудь серьёзное подкрепление с серьёзным оружием не перебросили. Вполне ведь могут, поскольку полицаи смогли в обход леса к Дашевичам выйти.

Нет, не успели никого перебросить. По докладу взводного, бронетранспортёры беспрепятственно проскочили между рвом и лесом и, сбив пулемётным огнём охранение на окраине деревни, медленно двинулось к её центру, «отрабатывая» по заметавшимся полицаям из всех стволов. Не только пулемётных, но и автоматных красноармейцев, ведущих огонь из люков на крыше БТР. Не самый прицельный огонь, но очень плотный. А стрёкот стоит такой, что психологически не готовый к этому боец перепугается не на шутку. Тем более, характерное «бу-бу-бу» башенного КПВТ калибром 14,5 мм, пули которого отрывают руки-ноги-головы при любом попадании, полицаи хорошо помнят по сегодняшней попытке ворваться в Дашевичи.

Конечно, нашлись среди подонков, поступивших на службу гитлеровцам, и такие, что не рванули со всех ног в лес, а принялись отстреливаться, но их было немного. Тем не менее, бронетранспортёры сначала «черепашьим шагом» прошли Хвояновку насквозь, заметив какой-то штабной автомобиль, таки успевший скрыться за лесом до того, как его достали пулемётной очередью, и лишь потом десант спешился и устроил зачистку деревни от тех полицейских, что уцелели и не разбежались.

Техника, если не считать пары простреленных колёс и такого же количества разбитых осколками гранаты триплексов, вернулась без повреждений. Но взвод потерял троих убитыми и семерых ранеными. С учётом того, что при этом перебили около полусотни полицаев и рассеяли около тридцати (не считая размещённых по хатам тех, кого посекло осколками мин в лесу), то результат просто отличный.

Юдин приказал одному из БТР, на который загрузили убитых и раненых, вернуться в Дашевичи, а остальным бойцам занять позиции в Хвояновке, чтобы разбежавшиеся полицаи видели, что красноармейцы и не думают отходить. Пусть драпают к немцам и докладывают, что теперь им угрожает атака ещё и с этого направления. Занять позиции, но быть готовыми в любой момент вернуться к своей роте.

Беспилотный аппарат, поднятый в воздух, действительно засёк, что фрицы, включая тех, что прибывают со стороны Высоко-Литовска, вскоре принялись рыть окопы и перебазировать полевую артиллерию западнее, чтобы она не оказалась отрезанной в случае удара со стороны Хвояновки.

К счастью, к этому времени прибыли те самые обещанные командиром полка «самовары», и их «огурцы» внесли некоторые коррективы в планы немецких артиллеристов. Били миномёты с восточной окраины Синитычей, не рискуя нарваться на контрбатарейный огонь сворачивающихся немецкий гаубиц и полевых пушек. Так что из шести орудий успели «сбежать» только два, и над деревьями, закрывающими брошенную артиллерийскую позицию противника, поднялись столбы чёрного дыма от сгоревших артиллерийских тягачей.

— Молодец, Юдин! — отреагировал на доклад капитана командир полка. — Стрелковый полк, который заметит ваш батальон, уже через полчаса подойдёт к Дашевичам. — Сдавайте ему рубеж, хороните павших и с наступлением темноты отходите к Дмитровичам. Я перенесу туда свой штаб, как только полки дивизии заменят нас у Каменца. Пока не прибудет наше пополнение, будем у них в резерве.

В каком состоянии приходили красноармейцы, совершившие сорокакилометровый марш, долго рассказывать не надо. Подобное Виктор Юдин испытывал на своей шкуре не единожды. Но через усталость, через «не могу» расходились по траншеям и немедленно принимались приспосабливать их «под себя». И никто не ворчал, что те, кого они сменяют, «не могли окопаться по-нормальному». Просто видели, что бойцы батальона, державшего здесь оборону, сами вымотаны до предела, запылены, закопчены пороховыми газами и гарью от кое-где разрушенных дзотов и перекрытий над траншеями, сгоревших боевых машин. А кое-кто и белеет уже перепачканными грязью повязками.

Братскую могилу, в которую уложили и Игоря Ларионова, зарывали уже по темноте. Длинный список фамилий писать было некогда и не на чем, поэтому лишь положили на образовавшийся холм пробитую солдатскую каску, дали троекратный залп одиночными выстрелами из автоматов и отправились, кто внутри бронетранспортёров, а кто сверху на броне, к Дмитровичам.

Фамилии и звания похороненных здесь, возле небольшой белорусской деревни, теперь ещё и полуразрушенной немецкими снарядами, напишут уже утром на каком-нибудь листе железа. И пирамидку с жестяной звездой наверху изготовят батальонные умельцы. А ему, капитану Юдину, после полного доклада командиру полка, сегодня ещё писать письмо с горькой вестью родителям друга, совсем немного не сумевшего дойти до того городка, где они познакомились накануне войны, а потом бок о бок прошагали до подступов к Москве и обратно.