Ненависть

Глава 4. Антифанаты объявляют войну!

Выяснить, как репортеру из газеты «Кей спортс» удалось достать номер телефона Гынён, не составило особых трудностей. Сухван позвонил ей и рассказал об этом прежде, чем она успела хоть что-то спросить.

– Один репортер из газеты просил твой номер. Я, естественно, его дал. Он уже звонил? Когда станешь популярной, дашь интервью и нашему журналу? Обещаю сделать тебе много красивых фотографий.

В тот день Сухван с другими друзьями-журналистами пошли расслабиться и посидеть в кафе. Когда он достал телефон, чтобы в очередной раз побродить по бескрайним просторам интернета, то случайно наткнулся на статью с Гынён. Ну и не удержался, растрезвонил всем, что хорошо с ней знаком.

«Он совсем больной? – подумала Гынён. – Какое интервью? Весь этот дурдом происходит как раз из-за того, что меня уволили из журнала».

Сухван на самом деле был простым парнем, беспечным и легкомысленным, но, если дело касалось работы, он словно перевоплощался.

– Я подумаю об этом, если ты перейдешь в другой журнал, – фыркнула Гынён в ответ.

– Что? Зачем мне в другой журнал переходить? – удивленно спросил Сухван. – Что-то случилось? Тебе что-то известно? Нас собираются расформировать?

«Интересно, что у него в голове творится, раз элементарно два плюс два сложить не может?» – недоумевала Гынён.

Возможно, Сухван и сам подсознательно надеялся на такой исход, поэтому и предположил это первым делом. И хоть их желания были в чем-то схожи, вариант с расформированием журнала никак не устраивал Гынён. Потому что тогда некуда будет возвращаться.

– Ты в последнее время не читал никакого триллера о корпоративном насилии?

– Что-то подобное существует? Забавно, я бы хотел взглянуть.

Разговоры с Сухваном всегда затягивали Гынён так, что она даже не замечала, как летит время. А время – деньги.

– Мы с репортером договорились встретиться завтра. Если он твой друг, приходи с ним за компанию. Тоже послушаешь мою увлекательную историю.

– Вот как? – засомневался Сухван и с сожалением ответил: – Завтра вряд ли получится. Мне нужно собрать материал для новой статьи. Давай в следующий раз встретимся, и ты мне все расскажешь.

– Как хочешь, дело твое.

Закончив разговор с другом, Гынён слегка потянулась. Теперь возвращение – это только вопрос времени.

Встретиться с корреспондентом они договорились в десять утра в одном кафе, известном своими поздними завтраками. Пришел он одетый в темно-синий костюм и белую рубашку без галстука. Подбородок казался бледным, будто он только что побрился.

– Не удалось позавтракать с утра. Вы не против, если я поем во время интервью? Вы сами-то уже завтракали?

Как репортер репортеру Гынён могла ему только посочувствовать, потому что по себе знала, как это тяжело – носиться словно белка в колесе, не имея возможности даже поесть нормально. Мужчина говорил внятно и размеренно, по голосу казалось, будто он немного устал. В компании с ним пришел и фотограф.

– Можно и так сказать. Что хотите заказать? – спросила Гынён, показав ему меню.

– Я здесь не в первый раз, поэтому возьму как обычно. А вы что-нибудь хотите, Гынён? – ответил он с улыбкой, отказавшись от протягиваемого меню.

– Чашка черного кофе была бы как раз кстати.

Мужчина общался с ней так легко и открыто, что Гынён едва не расплылась в широкой улыбке. Однако сейчас улыбчивость и веселость были для нее непозволительной роскошью. Нужно было держать лицо, ведь она жертва, тяжело пострадавшая от несправедливости.

– Шесть или семь чашек кофе в день для журналиста норма, так ведь? Вы же меня понимаете. Однажды журналист – на всю жизнь журналист. Правильно говорят, привычка – вторая натура. Аж страшно от этого.

В ответ Гынён только пожала плечами. Вскоре к их столу подошла официантка.

– Мне фирменный бизнес-ланч, пожалуйста, – любезно попросил он, глядя на официантку.

Девушка поколебалась.

– Время бизнес-ланча еще не…

– Если нужно немного подождать, не проблема, я подожду, – прервал он слова официантки и добавил с милой улыбкой: – И стакан лимонада, пожалуйста.

– Конечно, – улыбнулась она в ответ так, будто ничего не могла поделать: ей не оставили выбора.

– Молодому человеку то же, что и мне. А девушке чашку черного кофе. – Ловким движением руки он указал сначала на фотографа, а затем на Гынён, сделав заказ за них.

«Кажется, его способности словами загонять девушек в угол мало чем уступают мастерству Сухвана. В этом они похожи», – подумала Гынён.

Когда официантка ушла, приняв заказ, он вежливо протянул Гынён свою визитную карточку и представился:

– Меня зовут Чхве Хигон.

Взяв карточку обеими руками, она, как обычно, потянулась к сумке, чтобы достать свою визитку для обмена, но внезапно остановилась. Не было у нее больше визиток, ее ведь уволили.

– Можно и без визитки, ничего страшного. Я ведь уже знаю ваше имя и контактную информацию, – сказал он с улыбкой, прочитав смущение на лице Гынён.

– Что ж, пока мы ожидаем заказ… Может, расскажете, что случилось и почему вас уволили из журнала?

Забросив ногу на ногу, он открыл блокнот, взял свою автоматическую шариковую ручку и, щелкнув кнопкой, приготовился писать. Обычно перед интервью принято немного поговорить, например, о жизни, чтобы разрядить атмосферу и расслабиться, но в этот раз мужчина обошелся лишь парой фраз: пошутил про привычку журналистов постоянно пить кофе и сделал заказ официантке.

– Интервью идет быстрее, чем я ожидала, – расслабленно сказала Гынён и отпила из чашки черный кофе, который только что перед ней на стол поставила официантка.

– Да, у меня такой стиль работы, – ответил Хигон, почесав затылок и смущенно улыбнувшись. – Кроме того, я уже многое слышал о вас от Сухвана, поэтому отношусь как к другу. Вам это некомфортно?

Он посмотрел в лицо Гынён.

– Нет, ничего подобного. Я тоже не люблю тянуть кота за хвост и попусту болтать о жизни, – ответила она.

Раньше она всегда сидела на стороне интервьюера, а теперь оказалась по другую сторону баррикад и должна отвечать на вопросы, а не задавать. Ситуация чем-то напоминала ей неподходящую сползающую одежду, которую надеваешь и от неудобства то и дело ерзаешь на месте, пытаясь ее поправить.

– Вы же знаете Джей-Джея? – спросила Гынён, на что репортер утвердительно кивнул.

Фотограф, сидевший рядом, направил на нее камеру.

– Отлично. Недавно он открыл клуб. Я тоже пошла на церемонию открытия, чтобы собрать материал для статьи. Там мне довелось встретиться с Худжуном, в результате чего я допустила несколько ошибок. Чисто случайно.

– Несколько ошибок?

– Да. Как бы сказать… Ну мелкие, совсем незначительные. Я торопилась и случайно испачкала его обувь и машину.

Гынён не стала вдаваться в подробности. Было бы очень унизительно рассказывать, как ее стошнило от переизбытка выпитого алкоголя. Особенно учитывая, что они сейчас в кафе и скоро подадут еду.

Вместо этого она решила показать ситуацию без слов. Согнула плечи и спину, сворачиваясь в калачик, и начала водить ладонью по животу, изображая тошноту. Репортер изумленно наблюдал за представлением, после чего кивнул головой, будто догадался.

«Слава богу, он понял. Не придется описывать это отвратительное зрелище словами», – подумала Гынён.

– Маленькая оплошность, с кем не бывает, – добавила она вслух.

И чтобы наглядно продемонстрировать незначительность случившегося, она подняла руку и соединила большой и указательный пальцы на расстоянии сантиметра друг от друга. Однако совесть подсказывала, что сантиметра тут мало, вот тридцать сантиметров описали бы ситуацию куда более правильно. И так как она не в силах повернуть время вспять и предотвратить случившееся, оставалось немного изменить масштаб. С позиции жертвы она сочла это преуменьшение в пределах допустимой погрешности.

– Но Худжун все равно очень сильно разозлился. Я неоднократно извинилась перед ним. Если человек искренне сожалеет, уж можно как-нибудь простить, сказать «ничего страшного» и двигаться дальше. Он, в конце концов, публичная личность, – сказала Гынён, демонстрируя на лице выражение максимальной разочарованности в человеке. – Ну, в любом случае это была моя ошибка, и речь не о ней, поэтому пропустим эту часть. Что действительно интересно, так это его крайне жестокое отношение к девушкам.

Гынён попыталась притвориться, что не взволнована, но сердце колотилось с бешеной скоростью, и с каждым сказанным ею словом все больше. Пылкость и эмоциональность – признак того, что человек выходит из себя. А этого показывать было никак нельзя. Так ее слова потеряют силу убеждения.

Гынён сделала глоток кофе и на мгновение задержала дыхание, успокаивая себя. Но Хигона с его орлиным взглядом не проведешь, он поочередно смотрел то на Гынён, то на свой блокнот, сосредоточенно записывая сказанные ею слова.

– Хотя у Худжуна бунтарский образ человека, способного высказываться откровенно, он никогда не казался невоспитанным, аморальным негодяем. Он скорее походил на человека из высшего общества… Однако то, что я собственными глазами увидела, перечеркнуло все представления о нем. Он и глазом не моргнув, хладнокровно и жестоко повалил плачущую девушку на пол. – Гынён сжала кулаки. – Никак не могу в это поверить. А рассказать все это я решила ради того, чтобы такой человек больше не мог вводить в заблуждение общественность.

Она покачала головой, пытаясь казаться терпеливой и понимающей.

– Вы знали эту девушку? – спросил Хигон, подозрительно посмотрев на Гынён.

– Нет, если бы. Но лицо у нее было по-детски невинное. Выглядела довольно молодо…

В этот момент затвор камеры щелкнул, фотограф сделал снимок Гынён. На мгновение она даже растерялась. Череда снимков заставила ее почувствовать небывалую эйфорию, прилив воодушевления, будто она стала знаменитостью, с которой все хотят сфотографироваться. Гынён глубоко вздохнула и спокойно закрыла глаза.

– Важно то, что я стала свидетелем этой сцены и Худжун, узнав об этом, подергал за ниточки, из-за чего меня отстранили от работы.

С выражением растерянности на лице Гынён пожала плечами, продолжая поддерживать образ благородной жертвы несправедливости.

– Как Худжуну удалось выяснить, в каком журнале вы работаете, и добиться вашего увольнения? – спросил Хигон, наклонив голову.

«Вот же душнила», – подумала Гынён.

Вздохнув, она ответила:

– Говорили, что треть людей, собравшихся в тот день в клубе, были знаменитостями, треть – знакомыми и сотрудниками агентства Джей-Джея, а еще треть – приглашенными репортерами.

Она почувствовала, как кровь ее хлынула к голове.

– Джей-Джей знал, репортеры из каких журналов были приглашены на открытие, а Сухван даже упоминал мое имя, поэтому найти мое место работы было делом времени. Имей вы в руках столько власти, сколько он, разве не возникло бы соблазна ею воспользоваться?

Хигон улыбнулся и кивнул в ответ на эмоциональную речь Гынён.

– Во всяком случае связей у него предостаточно, нашел бы лазейку. И вот меня выгнали с работы, потому что я увидела его истинное лицо. Теперь я просто обязана рассказать миру о том, какой Худжун на самом деле, чтобы избавить людей от розовых очков и возможных сожалений!

Сама того не ожидая, Гынён ударила кулаком по столу, демонстрируя свою решительность.

– Ух ты!

Удивленный Хигон улыбнулся и поднял обе ладони, словно успокаивая взбунтовавшегося человека. Именно тогда Гынён поняла, что в процессе своей пламенной речи аж вскочила со стула. Она быстро взяла себя в руки и мягко опустилась обратно на свое место.

Подошедшая в этот момент испуганная официантка быстро поставила перед Хигоном и фотографом заказанные ими бизнес-ланчи, краем глаза покосилась на Гынён и исчезла.

– Вас действительно уволили с работы из-за Худжуна?

– А как еще это объяснить? Иных причин я не вижу, – спокойно ответила Гынён, слегка пожав плечами.

– У вас всегда была какая-то обида на Худжуна? – спросил он, увлеченно ковыряясь вилкой в тарелке с бизнес-ланчем.

– Нет, конечно. Я не была его поклонницей, но точно не ненавидела…

Взгляд Гынён переметнулся на еду, которую с аппетитом поглощал Хигон.

– Но вдруг из-за его действий вы решили стать антифанаткой? – уточнил он, бросив взгляд на Гынён.

«Антифанатка? – подумала она. – Разве это не кучка озлобленных людей, поливающих кого-то грязью, подчеркивая преимущественно недостатки человека?»

Когда у Гынён появилось неоднозначное выражение лица, Хигон добавил:

– В любом случае мне не нравится Худжун. Разве ты не за этим сюда пришла? Чтобы раскрыть его темную сторону.

Тщательно изучив еду на тарелке, он наконец подцепил кусочек вилкой и положил его в рот.

– Ну, в целом я ни в чем не соврала, а значит, в этом нет ничего плохого. Но я поступаю так не просто ради развлечения. Если антифанаты – это люди, которые знают, какие знаменитости на самом деле двуличные, указывают на это общественности и разоблачают, то да, такое определение мне подходит, – гордо произнесла Гынён. – Я всего лишь невинно пострадавшая жертва. Не завидую ему… Я не хотела освещать эту тему, но он испугался и сломал мне карьеру, чтобы я не могла написать о том, что видела. Теперь моя цель – восстановиться.

Гынён очень порадовало то, как Хигон поддержал ее, какие слова говорил.

– Если вы не против, можно использовать сочетание «темная сторона Худжуна» в статье? – Гынён указала пальцем на блокнот в руках Хигона.

– А-а… да, конечно. – Репортер мило улыбнулся, как прежде, и покачал головой.

– Итак, история о том, как неоправданный страх Худжуна превратил обычного человека в его антифаната.

– Верно. Как же это глупо. Он настолько жесток, что не может простить чужие ошибки и готов от злости ломать жизни. Это явно не по-человечески, – махнула Гынён рукой.

– Рад, что вы вот так осознали себя и причислили к рядам антифанатов. Не боитесь преследований? Антифанаты предпочитают действовать в тени. Если начинают открыто демонстрировать свою позицию, то обязательно сталкиваются с критикой многочисленной армии поклонников. Мало кто поверит вам на слово.

– Если надо, значит, надо. Если это позволит мне достигнуть моей цели, я готова пойти на этот шаг.

– Как вы думаете, удастся ли вам вообще ее достигнуть?

– Что, простите? – Гынён вопросительно склонила голову.

– Удастся ли восстановиться? – Хигон надменно улыбнулся.

– Да, конечно. Иначе и быть не может. Если все вернется на круги своя, я не стану продолжать эту войну. – Гынён сделала великодушное выражение лица и напыщенно взяла чашку кофе.

– Но возможно ли это? Вы уже достаточно рассказали. Так какой же Худжун на самом деле? От того, правда это или выдумка, зависит репутация человека.

В одно мгновение Гынён была готова выплеснуть кофе, который пила, в лицо репортеру.

«Что? Репутация человека?» – подумала она.

Его тон задел ее, но сейчас это было неважно.

– Хотите, чтобы я написал статью со слов обозленного уволенного журналиста, желающего разрушить частную жизнь знаменитости, мотивируя это личными переживаниями? Сможете ли вы вернуться в журнал после такого? А я и вовсе стану дешевым репортеришкой в глазах коллег.

Руки Гынён задрожали, и чашка кофе вместе с ними. Сбитая с толку, она быстро поставила ее на стол и крепко сжала кулаки, чтобы унять дрожь.

Сейчас, оглядываясь назад, она видела, что решающим недостатком, о котором она и не подозревала, стала ее излишняя эмоциональность. Так что даже репортеры, пришедшие брать у нее интервью, ей не поверили.

«Боже мой! – сокрушалась Гынён. – И чем я, черт возьми, все это время занималась?!»

Она медленно сходила с ума.

Время примерки костюма для модного мероприятия. Пока Худжун поправлял одежду, лицо его все больше морщилось от неудобства. Не покидало ощущение, будто все люди вокруг считают его не человеком из плоти и крови, а невесомым облаком с очертаниями человека. И только дизайнер, прикоснувшаяся к его обнаженной груди, считала иначе.

– И когда ты успел так измениться? Словно скульптура. Боже мой, я не видела раньше этих мышц.

Дизайнер провела кончиками пальцев по его ребрам, словно перебирая гитарные струны. Худжун вцепился в подол рубашки, в которую был одет, и потянул за него, при этом изо всех сил напрягая мышцы лица, чтобы сохранить бесстрастное выражение.

– Словами не передать, как мне нравится, когда ты носишь мою одежду. Ты будто вдыхаешь в нее жизнь. Или что-то вроде того, – поправляя сзади плечи рубашки, прошептала она Худжуну на ухо, то и дело переводя дыхание.

– Разве не дизайнер, воплощая свои идеи, вдыхает в одежду жизнь? Это точно не моя заслуга. Вещи такие, какие есть, еще до того, как я их надену, – холодно ответил Худжун, глядя на свое отражение в зеркале.

– Вот как? Возможно! – довольно сказала дизайнер, застегивая пуговицы.

Его лесть пришлась ей по вкусу. Услышав смех девушки, Худжун сменил гнев на милость и постарался улыбнуться.

– Ваши работы действительно хороши. Сразу видно мастера с золотыми руками.

Примерка была окончена, образ собран. И вот, глядя на свое отражение в зеркале, Худжун снова принялся расстегивать пуговицы. Он оглянулся на дизайнера и сказал:

– Полагаю, что вы одежду в основном на манекенах примеряете.

– Что? – с широко распахнувшимися глазами спросила она, помогая Худжуну расстегнуть рубашку.

– Руки у вас золотые, но возитесь целую вечность, – прямо ответил он.

В одно мгновение дизайнер ожесточилась: творческие люди известны своей чувствительностью. Худжун показательно снял сшитую ею рубашку, схватил свою одежду и надел ее. Персонал, ставший свидетелем этой сцены, тихонько хихикал, пытаясь прикрывать свои лица, чтобы этого не было заметно.

Джихян стоял неподалеку и все видел. Он тут же подошел, извинился, пытаясь сгладить грубость подопечного, дружелюбно попрощался с дизайнером и быстро последовал за Худжуном.

– Неужели так тяжело хоть иногда себя сдерживать? Ты можешь быть чуть терпеливее? – с горечью спросил Джихян, догоняя парня.

– Тебе надо – ты и терпи. Меня не устраивает такая медлительность.

Они уже подходили к машине, как Худжун не выдержал и обиженно добавил:

– И еще: куда ты упрятал мой мотоцикл?

– Так ты сейчас злишься из-за дизайнера или из-за пропажи мотоцикла?

Джихян скрестил руки на груди, как будто сам уже знал ответ, и хитро улыбнулся, словно ребенок, пытающийся победить в споре.

– Знаешь, как я был зол, обнаружив под брезентом на стоянке не мой мотоцикл, а какой-то жалкий скутер?

Вместо грациозного сияющего железного коня, столь обожаемого Худжуном, на стоянке его ждал маленький ржавый скутер, на котором и десяти метров не проедешь. В тот момент он почувствовал, как кровь вскипает и пульсирует в висках.

– А вот не надо смеяться над скутерами. Для некоторых людей это источник средств к существованию.

Услышав слова Джихяна, Худжун скривил губы и холодно отвел взгляд в сторону.

– Не волнуйся, я недалеко его увез. Какое-то время тебе придется пожить в блаженном неведении. Это пойдет на пользу твоей публичной жизни. Садись.

Джихян похлопал Худжуна по плечу, указывая на заднее сиденье минивэна, а сам отправился на место водителя.

«Проклятье! – подумал Худжун. – Не будь Джихян мне другом, придушил бы его на месте».

Вместо того чтобы полноценно позавтракать, Гынён одиноко побрела в один из ближайших магазинчиков, чтобы перекусить кимпабом. Открыв попутно купленный свежий выпуск спортивной газеты, она разочаровалась еще больше. Репортер Хигон оказался прав.

Несмотря на то что его статья с заголовком «Действительно ли это вина Худжуна?» и фотографией Гынён крупным планом украшала первую страницу выпуска, девушка так и не получила ни одного звонка или сообщения от знакомых, не говоря уж о бывшем месте работы.

А содержание статьи и вовсе заставило Гынён расплакаться: «Ли Гынён, пытающаяся раскрыть общественности темные стороны Худжуна, закатила истерику во время интервью».

– Разве можно писать так жестоко? – проскулила она. – Выставил меня ненормальной. Когда это я истерику закатывала? Всего-то раз по столу ударила, и то несильно. Зачем все переворачивать и преувеличивать?

Гынён ненавидела Хигона и то, как он все-таки использовал слова «раскрыть темные стороны». Она-то думала, что тот пропускал многое мимо ушей, а он оказался очень внимательным слушателем.

Теперь восстановление Гынён в должности стояло под большим вопросом. Если ей вообще удастся выжить и не получить волну критики и оскорблений от безумных поклонниц Худжуна.

Статья привела Гынён в ужас. В этот момент она снова осознала, насколько пугающей и жестокой может быть сила пера. Раньше она пользовалась ей смеясь, но не предполагала, что однажды почувствует ее на себе. Окунувшись в этот омут с головой, она поняла, что он в разы хуже, чем вообще можно было представить.

Гынён перекатывала во рту кусочки кимпаба. Лицо ее было мрачнее тучи. Зернышки риса во рту по вкусу напоминали песок. На какое-то мгновение она даже поверила, что сможет вернуть себе работу. Но эту мечту у нее безжалостно отобрали.

– Как можно было быть такой наивной? Я же сама журналист и прекрасно знаю, как это все работает.

Для Хигона ее жизненная трагедия была не более чем очередной статьей. В конце которой он к тому же отметил, что человек, которого видела Гынён, может быть и вовсе не Худжуном, и предложил читателям с осторожностью относиться к данной информации.

– На чьей, черт возьми, стороне этот придурок? – возмущалась Гынён.

Миджон взяла газету у подруги, развалившейся на полу, и подлила масла в огонь своими колкими замечаниями:

– Надо было все делать по-тихому. Вечно ты слишком спешишь и упускаешь важные детали из виду. Начала за здравие, а закончила за упокой. В этом ты себе не изменяешь. Зато попала на первую полосу спортивной газеты. Купить тебе рамку? Засунешь в нее вырезку и повесишь на стену как напоминание о провале.

Гынён лежала лицом вниз и покусывала наволочку, как вдруг развернулась и устрашающе уставилась на Миджон.

– Я тебе что, скумбрия? Тогда зачем сыплешь мне соль на раны? Лучше сразу прикончи, так гуманнее.

– Тебе надо срочно найти новую квартиру. Мы с Синхёком собираемся скоро съехаться.

– Что? Ты с ума сошла? – Гынён вздрогнула и вскочила с пола.

– А что в этом такого? Нам обязательно нужно ждать до свадьбы? В наши дни такой консерватизм уже не актуален. Так что можно спокойно следовать новым тенденциям.

– Ты распутница, порожденная эпохой средств массовой информации. То, что показывают по телевизору, и то, что происходит в жизни, – разные вещи. Собираетесь жить вместе до свадьбы, потому что так сейчас модно? А родители в курсе?

– Будешь мне мораль читать вместо них? Знают, не знают – какая разница? Я уже взрослый человек и сама о себе могу позаботиться, так что не суй свой нос куда не просят. Лучше своей жизнью займись, кажется, она у тебя рушится. И вообще, мы собирались еще раньше съехаться, но из-за тебя пришлось отложить.

«Ах ты, так бы и врезала! – подумала Гынён. – Я тебе еще не такие нотации почитаю!»

– Договор аренды скоро закончится. Мне придется выехать из квартиры, так почему бы тебе не вернуться к родителям в деревню? Или можешь пойти к Худжуну, упасть ему в ноги и просить восстановить тебя на работе.

Слова Миджон были совершенно объективной, но болезненной правдой, принимать которую оказалось тяжело. Гынён будто наблюдала, как небо вот-вот рухнет ей на голову.

На горизонте забрезжил рассвет. Был слышен умиротворяющий звук волн, бьющихся о берег. Единственные следы на нетронутом песчаном пляже принадлежали Худжуну. Он посмотрел на чистое бескрайнее небо, напоминающее ему его собственное сердце. Вдруг он почувствовал тепло за спиной, тонкая мягкая рука обняла его за талию. Он знал, кто там, даже не оборачиваясь. Инхён.

– Зачем пришла?

Услышав тихий вопрос Худжуна, она лишь крепче обняла его и прижалась лбом к его спине. Послышались всхлипы. В груди у парня защемило, он повернулся и притянул девушку к себе за руку, чтобы заключить ее в свои крепкие объятия.

– Не уходи, – сказал Худжун, уткнувшись губами в ее волосы.

Он ясно помнил запах ее волос, но сейчас тот казался каким-то едва различимым. Худжун почему-то не ощущал ее привычный аромат.

– Если трудно, не убегай от меня, – сказал он еще раз, будто желая получить ее обещание.

Однако она, вопреки ожиданиям, лишь покачала головой в знак отказа, вырвалась из его рук и убежала прочь.

Внезапно тепло сменилось тоской. Чувство покинутости наполнило его грудь. Он потянулся за Инхён, но девушка быстро исчезла в утреннем тумане. Не в силах справиться с подавляющим одиночеством, Худжун печально склонил голову.

На песчаном пляже остались только одни следы… Его следы.

Худжун, уснувший на диване, внезапно вскочил. Его сердце учащенно забилось. Он огляделся вокруг, тяжело дыша. Это была его квартира, ничего необычного.

Настенные часы показывали двадцать минут двенадцатого. Почти полночь.

Чувствуя себя немного неловко из-за остаточных воспоминаний о сне, следов, оставленных на песке, и обволакивающего тепла тела Инхён, он покачал головой.

На ноутбуке мигал индикатор спящего режима. Парень грубо коснулся сенсорной панели. Экран загорелся, и перед Худжуном возникла лента новостей, которую он просматривал перед сном.

Рядом с заголовком «Драка перед зданием агентства Худжуна не имеет ничего общего с самим Худжуном» красовались имя и фотография директора агентства.

Худжун пристально смотрел на текст с тяжелым сердцем, как вдруг зазвонил сотовый телефон. Увидев на экране имя Хигона, он ответил с каменным лицом:

– Слушаю.

– Если перед публикацией материала согласовывать его со всеми участниками, то в итоге может получиться очень неплохая статья, – сказал Хигон вперемешку со смехом.

Худжун лишь горько усмехнулся. Тем не менее чтение статьи Хигона и статьи, в которой упоминался директор, оставило какой-то неведомый тяжелый осадок на душе.

– Тебе звонил наш директор?

– Нет. Во всяком случае я ждал, что вы что-то предпримете или захотите что-то сказать, но от вас тишина. Поэтому я колебался, когда публиковал сегодня статью. Как ты умудрился встрять в эту историю? – Хигон говорил немного взволнованно. Он, вероятно считал, что парню очень повезло.

Даже если Хигон не испытывал враждебных чувств к Гынён, ему все равно придется выбрать, на чьей он стороне. И факт использования в статье имени Ёнсока говорил о его выборе в пользу Худжуна. Он поступил так, чтобы доказать свою преданность, показать, что его слово имеет убедительную силу.

– Спасибо, что не написал обо мне плохо. Угощу тебя выпивкой чуть позже.

Повесив трубку, Худжун вытянулся, забросил ноги на журнальный столик и задумался. Внезапно он горько улыбнулся, вспомнив то время, когда учился в старшей школе. Тогда-то Ёнсок нашел его и начал заманивать к себе.

Дело было много лет назад. По окончании средней школы в Соединенных Штатах Худжун вернулся в Корею без матери. Перебивался с хлеба на воду, меняя подработки одну за другой, чтобы хоть как-то наскрести на жизнь. И вот однажды, собираясь на работу, он, выходя из кошивона[10], заметил, что какой-то мужчина сверлит его взглядом. Странное поведение незнакомца порядком смутило парня. Тогда Ёнсок подошел к нему и с несколько высокомерной улыбкой протянул свою визитку.

– Я представитель агентства «Шутинг стар». Парень, сколько у тебя этих подработок? Не надоело? До меня дошли слухи, что ты пользуешься большой популярностью, куда бы ни пошел. Нельзя игнорировать такой талант, его нужно использовать.

Худжун сначала и не понял, был ли это комплимент ему как человеку или его полезности как вещи, но все же нечто приятное в этих словах нашел. Особенно ему понравилось, что похвала исходила от самого директора компании. До этого бесчисленное количество раз ему говорили, что на одном таланте далеко не уедешь.

Он был молодым парнем, только что вернувшимся с Аляски и не имеющим ни гроша за душой. Раньше ему казалось, что стать знаменитостью и заработать много денег – несбыточная мечта. Но на деле это была лишь цена за его талант.

Однажды Худжун проснулся, открыл свежий выпуск спортивной газеты и увидел свою фотографию, украшавшую первую полосу. С ним происходило что-то невероятное. Мечты сбывались, он стал звездой-новичком, захватившей внимание общественности.

Тогда ему казалось, что чувство вины за то, что оставил мать на Аляске, можно заглушить материальными вещами. Хотя на самом деле вины его здесь не было, мама была вынуждена остаться там, потому что не хотела разрушать свой второй брак. Но Худжун надеялся, что в конце концов она вернется в Корею к нему, когда узнает, как хорошо и успешно сложилась его жизнь здесь.

Однако даже после того, как он стал звездой мирового масштаба, мама так и не вернулась. И вот их жизненные пути разошлись в разные стороны. Размышляя о ее решении не возвращаться, Худжун думал про своего биологического отца, который тоже жил в Корее. Вероятно, мать не хотела возвращаться из-за него – чтобы не бередить старые раны, оставленные болезненно закончившимся первым браком.

Тем не менее, как бы ни было тяжело, ни один родитель не может бросить своего ребенка, и даже его мать, холодная и равнодушная, словно Снежная королева, в конце концов поймет его и простит за побег. Так думал Худжун. Довольно самонадеянно, как выяснилось.

Брешь в их отношениях пробила смерть его биологического отца. С тех пор Худжун перестал понимать свою мать и ее поступки. Обижался на нее за то, что она выбрала иностранца с Аляски и решила переехать туда вместе с ребенком, не спросив мнения сына.

Даже после того, как второй муж бросил ее, она все равно решила не возвращаться в Корею, поэтому Худжун все списывал на ее осознанный выбор, всячески оправдывая самого себя. Однако в глубине души все равно оставалось гнетущее чувство вины за то, что оставил маму одну в далекой стране.

Он хотел все исправить. Хотел стать богатым и знаменитым, чтобы обеспечить маму всем необходимым, чтобы ей больше не пришлось жить в бедности на Аляске. Сильное желание помочь матери было основной причиной его усердного труда. Но, к сожалению, осуществить задуманное он не смог.

Прошло уже много времени с тех пор, как они последний раз нормально общались. Но Худжун не отчаивался, он уверял себя в том, что отсутствие новостей – тоже хорошая новость. Мама не выходила на связь, потому что у нее все было хорошо, она счастлива и здорова.

Первый муж вел разгульный образ жизни, страдал алкоголизмом и не заботился о семье. В итоге он умер и оставил их одних. Второй муж сбежал, решив, что она захочет перевезти его на другой конец света, а теперь еще и сын, подобно мужьям, бросил ее одну.

Худжун слегка прижал ладонью ноющее от тоски сердце. Всякий раз, когда он вспоминал о своей матери, приходил в движение вонзенный в его грудь острый стеклянный осколок, олицетворяющий боль обиды и предательства. Он будто проворачивался по кругу, причиняя невыносимую боль.

Так и не сумев уберечь мать, Худжун поклялся, что отныне будет всеми силами защищать то, чем дорожит. Но и в этом потерпел провал: Инхён оказалась в трудном положении и он не смог ей помочь. И хотя уйти было ее решением, Худжун прекрасно понимал, что сам подтолкнул девушку к этому. Он винил себя.

Неясно, хотел ли он защитить ее из собственного отчаяния или из-за того, что ей нужна была помощь. Ясно другое – это чувство, снедающее его, издавна звалось любовной тоской и привязанностью. Этого он до конца не осознавал.

Теперь его собственное счастье не имело для него значения.

Истинное счастье – это когда ты можешь защитить от всех то, что любишь. Так он считал. И если для этого придется принести в жертву какого-то репортера – он готов. Если придется нанести ущерб собственной репутации – он готов. Готов на все, и никакие препятствия его не остановят.

Цель оправдывает средства. По крайней мере, Худжун так считал. Он думал, пока его хитрый и умный начальник стоит на страже его карьеры, ничто и никто не сможет нанести ему большого урона. Потому что для Ёнсока Худжун по-прежнему являлся главным сокровищем и национальным достоянием.

Лицо Гынён, листавшей газету в ожидании найти в качестве ответной реакции от Худжуна статью-опровержение, становилось все более суровым.

– Я так и знала. Проклятье! – Гынён нервно скомкала газету и разорвала ее зубами, словно это был кусок сочного стейка.

На следующий день после публикации интервью с ее участием в новостях активно обсуждали историю, произошедшую между ней и Худжуном, но сам певец никак не отреагировал по этому поводу.

– Вот же трусливые крысы! Я единственная, кто выставил себя полной идиоткой! – Гынён разъяренно разбросала по полу куски разодранной спортивной газеты.

– Прибери потом за собой. У тебя осталось пять дней, чтобы освободить комнату, – устрашающе сказала Миджон.

Почувствовав себя виноватой, девушка торопливо собрала обрывки газеты, разбросанные по всей комнате.

– Мне действительно нужно съезжать? Мне здесь нравится, квартира такая солнечная. – Гынён посмотрела Миджон в глаза и состроила печальное лицо, как кот из «Шрека».

– Да что ты? Тогда вноси первоначальный взнос и заезжай официально. Я пошла на работу, – сказала Миджон, после чего быстро надела туфли, хлопнула дверью и исчезла.

Гынён растянулась на полу в комнате.

– Просто отлично. Живу как нищенка. Какое жалкое существование. А все потому, что перешла дорогу знаменитости. И все, конец всему!

Какое-то время она каталась по полу, барахталась, мучительно выкручивая себе руки, после чего вскочила и села перед компьютером.

По поисковому запросу «Гынён» она вышла на развлекательный интернет-портал о знаменитостях, на котором была опубликована статья с упоминанием Худжуна. В конце статьи как из рога изобилия посыпались злобные комментарии о девушке, каждый интернет-пользователь осуждал ее.

Каждое слово, словно острое лезвие, пронзало сердце Гынён.

– Кто-нибудь, просто убейте меня, – простонала она в отчаянии.

Время от времени проскакивали и поддерживающие ее комментарии, авторы которых допускали, что Худжун действительно мог быть таким жестоким. Но все они тут же пресекались поклонниками, отвечавшими: «Это что, Ли Гынён пишет? Или кто-то из ее друзей?», «У вас есть доказательства, что Худжун такой?» Тема вызвала резонанс, а перебранка достигла своего апогея. Между тем было несколько комментариев, которые действительно выделялись.

Отчасти Гынён было приятно прочесть эти строки, но она не понимала, была ли это настоящая поддержка или язвительная насмешка. Пользователи разделились на два лагеря: те, кто за, и те, кто против. И, получая поддержку от людей, которых она даже не знала, Гынён почувствовала себя, как ни странно, еще более расстроенной. Больше всего она не выносила, когда ее жалели. Да и вся эта ситуация в целом имела какой-то странный душок.

Гынён упала на пол, сжавшись, как сдувшийся воздушный шарик. На глазах навернулись слезы.

Горячая струя воды омыла лоб Худжуна и плавно стекла по его мускулистому телу. Он вздохнул и поднял руки. То ощущение, которое он почувствовал во сне прошлой ночью, – нежные объятия Инхён, тепло ее тела – никуда не исчезло. Он скрестил руки на груди, будто удерживая ее в объятиях. Все будто наяву. Она, кажется, стала еще меньше, чем раньше.

«Как это возможно? – поймал себя на мысли Худжун. – Когда она убегала, не осталось никаких следов на песке. Она словно испарилась».

Со дня открытия клуба «Бэнни» они не пересекались и не разговаривали. Единственное, что Худжун слышал о ней, так это сплетни женщин в кафе, в которое он ходил по просьбе директора дать свои автографы.

«То, о чем они говорили: когда Джей-Джей с Инхён зашли в магазин, где работала одна из женщин… Это было до или после церемонии открытия? – Подумав об этом, Худжун улыбнулся и стер капли воды со своего подбородка. – Мне любопытна каждая мелочь, так почему я пропустил это? Зачем ушел из кафе?»