Неоконченное расследование

Глава 17

Оба детектива шли в сторону дороги на Триндейл. Перевалив через холм, они заметили, что у дома мисс Патердейл собралась большая компания. Миссис Мидхолм, окруженная пятью пекинесами, молодой Хасвел, мисс Дирхэм, одетая в очень идущее ей розовое летнее платье и огромную шляпу, и сама миссис Мидхолм, только что вышедшая из огорода, судя по большим, натянутым по локоть резиновым перчаткам, перепачканным землей.

Хемингуэй и Харботл, подойдя, поздоровались с компанией.

— Так и знала, что непременно встречу вас здесь, — заявила Хемингуэю миссис Мидхолм. — Я увидела полицейскую машину и сразу поняла, что вы приехали на место преступления. Мне очень хотелось бы с вами поговорить.

— Не занимайтесь глупостями, Флора, — резко бросила ей мисс Патердейл. — Неужели вы думаете, что господину инспектору больше нечем заняться, кроме как выслушивать ваши идиотские версии? Вы бы лучше шли домой и позаботились о ваших возлюбленных щенках.

— Моя драгоценная Уключина — самая лучшая маленькая мама! И щенки родились просто прекрасные. Чувствую, что кто-то из них обязательно станет чемпионом.

— Кстати, для вашего нового чемпиона я придумал хорошее имя, — сказал Чарльз. — Назовете его Уззи. Сокращенно от Узурпатора.

— Неплохое имя, — вмешался в беседу Хемингуэй. — Но мне кажется, что я знаю лучше — Умывальник. Или Укромный Уголок.

Миссис Мидхолм, польщенная вниманием к ее питомцам, не знала, чьему имени отдать предпочтение. Наступившее затишье нарушила мисс Патердейл.

— Не знаю, настроен ли мистер Хемингуэй тратить время на выдумывание идиотских кличек вашим собакам, Флора, но лично я свое терять не собираюсь. У меня много дел.

Она сухо кивнула Хемингуэю и направилась в сторону своих ворот.

Миссис Мидхолм рассмеялась:

— Старая добрая Мириам! Я всегда говорила, Эбби, что ваша тетушка — просто душка! Безусловно, господин инспектор, я хотела поговорить с вами не об именах для моих собачек. Ваш помощник передал вам мою информацию?

Вопрос, судя по интонации и взгляду, больше относился к Харботлу, который в ответ утвердительно кивнул.

— Вы, конечно, думаете, что я вмешиваюсь в ваши дела. Но, поймите, человек, живущий в Торндене, знает о своих соседях куда больше, чем посторонний, — сказала миссис Мидхолм.

— Но почему тогда инспектор должен отдавать предпочтение вашим версиям, а не, скажем, версии мистера Драйбека? — вмешался в разговор Чарльз.

— Это понятно даже малому ребенку, Чарльз! — заявила миссис Мидхолм. — Но я хотела сказать вовсе не об этом. Гуляя с моими ангелочками, я только что встретила этого ужасного старика Биглсуэйда. И он рассказал мне, что думает по поводу случившегося в субботу. Безусловно, это полная ерунда, что убийца — Рэг Дитчлинг. Все, кто знает эту семью, в один голос могут подтвердить, что эти люди вне подозрений! Я сразу поняла, что он все это выдумал! Он ведь отмечал время по бою часов в церкви, но церковные часы не были переведены на летнее время! Он говорит, что было шесть пятнадцать, а значит — на час позже по летнему времени!

— Да, верно, — удивленно согласился Чарльз. — Время было переведено.

— Я очень благодарен вам, миссис Мидхолм, но я уже учел это. К сожалению, вынужден с вами попрощаться. Нам пора.

— Как? Вы не хотели выслушать остальные версии? — разочарованно спросил Чарльз. — Например, сквайр считает, что убийство совершит…

— Как, и сквайр включился в расследование? — перебил его Хемингуэй.

— Конечно, как всякий добропорядочный житель Торндена, — ответил Чарльз. — Так вот, сквайр полагает, что убийца — человек из Белингэма, приехавший на машине или мотоцикле и спрятавший свою технику у него в гравийном карьере.

— А какова же ваша собственная версия? — поинтересовался Хемингуэй.

— Нет, нет! — рассмеялся Чарльз. — Не собираюсь выполнять за вас вашу работу и быть распространителем клеветы!

— Возможно, вы правы, — кивнул Хемингуэй.

— Надо бы, чтобы Мэвис подала в суд за клевету на этого Драйбека! — со злостью сказала Эбби. — А она, как узнала о том, что он болтает про нее, сказала, что мистера Драйбека вовсе неправильно понимают и он никогда не причинит ей зла!

— Я же говорила, что эта девушка просто святая, — с чувством произнесла миссис Мидхолм. — Надо признать, что она должна для всех нас стать примером!

Еще раз извинившись и попрощавшись, Хемингуэй и Харботл отправились к поджидающей их машине.

— Интересно, что они делали в Фокслейне? — спросила Эбби.

— Возможно, еще раз осматривали территорию, — предположил Чарльз.

— Главное, чтобы чего лишнего не наболтала Глэдис, — резюмировала миссис Мидхолм. — Слуги всегда вымещают свою злость на хозяевах, раздувая из мухи слона! Итак, я сказала им то, что хотела. Теперь спокойно можно идти домой. Улитка! Идем скорей к папочке!

— Как начет съездить куда-нибудь погулять? — предложил Чарльз Эбби.

— А ты вообще когда-нибудь работаешь? — язвительно спросила Эбби.

— Безусловно! Например, сегодня у меня страшно много работы в офисе, но ради такого случая я смог бы ее отложить.

Чарльз взял Эбби за руку и неожиданно поцеловал ее в щеку.

— Что это такое ты делаешь? — строго спросила мисс Патердейл, появившаяся из-за ограды дома.

— Делаю Эбби предложение, — серьезно ответил Чарльз.

— А нельзя ли зайти в дом? Обниматься и целоваться напротив моих ворот! Или ты, как всегда, шутки шутишь? — продолжала негодовать мисс Патердейл.

— Ни в коем случае! — запротестовал Чарльз. — Разве стал бы я совершать такое страшное надругательство над девушкой напротив чьих-либо ворот, особенно ваших, если бы не собирался жениться на Эбби?! Поцеловать! Девушку! В щеку! Нет, на такое злодейство Я не способен… А теперь, раз ее репутация уже под вопросом, она просто вынуждена принять мое предложение!

— Значит, как я понимаю, вы задумали жениться? — спросила мисс Патердейл. — Но если предложения нынче делаются в такой вольной форме, то я просто счастлива, что ни разу не вышла замуж!

— Принимаю это как ваше благословение, тетушка, — улыбнулся Чарльз, открывая перед женщинами калитку. — И к черту это убийство! Поговорим о чем-нибудь другом.

— И все же мне ужасно интересно, что они делали в Фокслейне, — сказала Эбби.

Детективы успели к этому времени добраться до Белингэма и сидели в полицейском участке. Нарсдейл изучал извлеченную из дерева пулю.

— Похоже на двадцать второй калибр, — проговорил он, не выпуская пулю из рук. — Но что делать, если и последнее отправленное на экспертизу ружье окажется не тем, которое мы ищем?

— То, что мы выяснили сегодня утром, может изменить положение вещей, — сказал Хемингуэй. — Мне срочно нужна экспертиза сегодняшней нули. Хорэйс, попросите регистр на лицензированное оружие.

Когда Харботл вернулся в кабинет, Хемингуэй сортировал на столе бумаги Уоренби.

— Пусть этим займется Купланд, — сказал старший инспектор. — Кажется, здесь есть ответ на какой-то запрос, который я не могу найти. Но это работа Купланда, а не моя. Принесли регистр? Хорошо.

— У меня список всех ружей двадцать второго калибра в радиусе двадцати миль от Торндена, сэр.

— Я помню, Хорэйс. Тридцать семь. Которые меня не интересовали и не интересуют. До сегодняшнего дня мы предполагали, что Уоренби мог быть убит только из ружья, исходя из расстояния, с которого, по нашему мнению, стрелял убийца. Теперь же мы знаем, что Уоренби был убит куда с более близкого расстояния. И меня интересует, какое еще оружие находится в Торндене.

— Карсфорн говорил что-то о револьвере майора, шеф…

— Хорэйс! Вы что, не знаете калибра армейских револьверов? Перестаньте говорить ерунду, — оборвал помощника старший инспектор.

На несколько минут в кабинете воцарилась тишина. Неожиданно Хемингуэй поднял на Харботла глаза.

— Уже ближе к цели, Хорэйс. Несколько лет назад, при учете оружия, у Уолтера Пленмеллера был зарегистрирован автоматический кольт двадцать второго калибра, которого не оказалось в оружейной у Гевина Пленмеллера, когда я был там. Как вы думаете, Хорэйс, можно ли ходить с таким оружием, чтобы оно оставалось незамеченным?

— Конечно, сэр. Думаю, это вполне возможно, — ответил ошарашенный Харботл.

— Полагаю, нам надо вплотную заняться этим Пленмеллером, — заключил Хемингуэй.

— Но ведь мы против него совершенно ничего не имеем. Я полагаю, если бы было что-нибудь серьезное, нам бы давно об этом сообщили.

— Милый мой! Даже если Уоренби и раскопал бы что-нибудь про него и это действительно было бы, как вы говорите, серьезным, то, уверяю вас, никто, кроме Уоренби и его жертвы, ничего об этом не знал.

— Вы думаете, Уоренби шантажировал его? Честно говоря, я так не думаю, шеф. По-моему, Уоренби скорее мог просто принести ему какой-то вред. Пленмеллер мне кажется человеком, который может убить просто из мести. Но до сегодняшнего дня мы не обнаружили ничего подобного. Более того, стал бы убийца трепаться по всей округе о том, что необходимо избавиться от Уоренби, если он и в самом деле собирался его убить?

— Он дьявольски хитер, Хорэйс. Он даже не пытался выдумать себе фальшивого алиби и постоянно говорил о том, что совершенно спокойно может решиться на убийство, припоминая историю своего братца Уолтера. И он уверен, что для меня он слишком умен.

— Но не думаете же вы, шеф, что он мог пойти на убийство Уоренби только потому, что ненавидел его?

— Нет, так я и вправду не думаю. Если бы он просто ненавидел Уоренби, то придумал бы миллион путей, чтобы как следует ему досадить. Но Уоренби был человеком мстительным. Вспомните, как он осадил Линдейла. Я думаю, что в этом случае было нечто более серьезное.

— Но, шеф, — запротестовал Харботл. — Если бы Уоренби и впрямь его шантажировал, то стал бы Пленмеллер вести себя подобным образом, болтая о нем гадости и распространяя слухи на каждом углу?

Хемингуэй отрицательно покачал головой.

— Не думаю, что здесь имел место обыкновенный шантаж. Вы же помните слова Купланда о том, что его шеф любил выуживать информацию о прошлом людей, которую те предпочли бы скрыть. И делал он это для того, по словам того же Купланда, чтобы иметь тайную власть над своими жертвами. Линдейл сказал мне, что у него ничего нет из того, что могло бы пригодиться Уоренби. Однако тот очень удачно покопался в темных пятнах его биографии. Уоренби прекрасно знал, что Пленмеллер готов на все, чтобы вставить палки ему в колеса. И мы можем допустить, что в качестве ответной меры он решил раскопать какую-то грязь про Пленмеллера. Вы согласны, Хорэйс?

— Да, шеф. Подобное я мог бы допустить, — согласился Харботл. — К тому же Пленмеллер не из тех, кто легко поддается шантажу. А может, нам стоит уделить внимание обстоятельствам смерти его брата?

— Я уже думал об этом, Хорэйс, — медленно проговорил Хемингуэй. — И еще посмотрю материалы по тому делу. Вы ведь, кажется, уже знакомились с ними. Не так ли?

— Я читал лишь предсмертное письмо Уолтера Пленмеллера, сэр, которое нашел в столе Уоренби. Там больше ничего не было.

Хемингуэй нахмурил брови.

— Вы хотите сказать, что Уоренби из всех материалов по его смерти изъял лишь это письмо и хранил его среди своих бумаг?

— Должно быть, именно так, сэр, — вынужденно согласился Харботл. — Так как Уоренби одновременно был еще и коронером, то я не придал особого значения наличию этого письма среди его документов.

— В следующий раз, Хорэйс, при подобном стечении обстоятельств будьте добры ставить меня в известность. Я был уверен, что вы обнаружили и просмотрели все документы, касающиеся этого дела!

— Прошу прощения, сэр. Но я считал, что это не имеет никакого отношения к нашему делу. Даже Карсфорн сказал мне, что это было чистой воды самоубийство.

Хемингуэй достал из ящика стола письмо Уолтера Пленмеллера и внимательно его перечитал.

— Что же заставило Уоренби изъять только это письмо? Только не говорите чепуху, Хорэйс, что он сделал это лишь для того, чтобы чем-то досадить Пленмеллеру! Он имел в виду куда большее!

— Я и вправду так подумал, сэр, после всего того, что нам рассказал о Уоренби Купланд. Но теперь понимаю, что был неправ.

— Дайте мне папку, в которой вы нашли это письмо. Если офис Уоренби закрыт, узнайте, где живет Купланд, — распорядился Хемингуэй.

— Все сделаю, сэр, — пообещал Харботл.

— И узнайте, на месте ли главный констебль. Если он здесь, то я хотел бы с ним поговорить.

Через несколько минут дежурный сержант сообщил Хемингуэю, что полковник Скейлс прибыл в офис раньше обычного, чтобы обсудить что-то с суперинтендантом, и попросил Хемингуэя обязательно зайти к нему перед уходом из полицейского участка.

— Садитесь, Хемингуэй! — сказал полковник старшему инспектору, вошедшему в его кабинет. — Рад, что вы хотели поговорить со мной. Это означает, что у вас есть какие-то новости?

— Да, сэр, — ответил Хемингуэй. — Кое-что действительно есть. Я отослал пулю на экспертизу Ротерхопу и должен скоро получить ответ.

— Какую пулю? — спросил Скейлс.

— Пока ничего не могу сказать, сэр. Это длинная история, И лучше подождать результат экспертизы.

— Тогда закуривайте свою трубку и рассказывайте, — сказал полковник. — У вас есть еще что-нибудь ко мне? — спросил он у сержанта, находившегося в кабинете.

— Нет, сэр, — с сожалением ответил тот и вышел.

— Рассказывайте, — приказал полковник Скейлс.

— Сэмпсон Уоренби, сэр, был убит не в семь пятнадцать, как мы полагали, и не из ружья.

— Господи! Откуда такие сведения? — удивленно спросил Скейлс.

Хемингуэй рассказал главному констеблю то, что удалось узнать за последнее время. Тот слушал с большим вниманием, не упуская ни одной подробности. Когда Хемингуэй закончил, полковник сказал:

— Это и впрямь все меняет, и если Уоренби был убит между шестью и шестью тридцатью, то круг поиска убийцы значительно сужается.

— Если только убийство не совершил человек, про которого мы ничего не знаем, сэр. Но в это мне мало верится. Под подозрением остаются четыре человека: пастор, мистер Хасвел, молодой Ладислас и Гевин Пленмеллер. Если убийство совершил пастор, то я завтра же ухожу в отставку по профессиональной непригодности. Что касается мистера Хасвела, то в его виновность я верю, сэр, ничуть не больше. Более того, не вижу ни одного мотива, который мог бы послужить для него хорошим поводом.

— Я знаю Хасвела много лет. Мы дружим семьями. И если убийство совершил он, то я вынужден буду признаться, что ровным счетом ничего не понимаю в людях.

— Согласен с вами, сэр. Он вряд ли подходит на эту роль. Он угодил в квартет подозреваемых лишь из-за отсутствия алиби.

— Что касается этого поляка, Ладисласа, то у него мотив для убийства очевиден. А Пленмеллер!.. Возможно, он и мог это сделать, но зачем?! Похоже, какие-либо мотивы у него полностью отсутствуют.

— А вот в этом я как раз и не уверен, сэр, и именно об этом хотел с вами поговорить. У Уолтера был официально зарегистрированный кольт двадцать второго калибра. Я не обнаружил его в оружейной у Гевина Пленмеллера. Не знаю наверняка, каким оружием может располагать Ладислас, но мне с трудом верится, что у него может быть хоть что-то. Ведь подобное оружие могло остаться только со времен войны. Однако, насколько мне известно, ни в одной армии мира не используют револьверы двадцать второго калибра. Поэтому остается Пленмеллер, сэр.

— Ничего не могу вам сказать на этот счет, — признался полковник. — Если честно, то мне этот тип не по душе. Но что могло толкнуть его на убийство Уоренби? Если только воображение, воспаленное детективными романами и желание лично озадачить полицию…

— Не думаю, что на убийство его могло толкнуть воспаленное воображение, а вот завести полицию в тупик он действительно в состоянии. У меня есть сильное подозрение, что мы имеем дело с человеком, которому сошло с рук уже совершенное когда-то убийство и он с легкостью пошел на второе.

— Что вы имеете в виду, Хемингуэй? — не понял полковник.

— Я хочу знать, что случилось на самом деле с Уолтером Пленмеллером, который, по нашим данным, совершил самоубийство.