Неоконченное расследование

Глава 7

Сержант Карсфорн с озабоченной физиономией обратился к Хемингуэю:

— Прошу прощения, сэр, за ваше потерянное время с миссис Мидхолм. Если бы я мог предвидеть, непременно бы вас предупредил.

— В таком случае это вы бы потеряли время, сержант, — угрюмо заметил Харботл. — Шеф любит пообщаться с людьми.

Харботл говорил с сержантом тоном начальника, не терпящего никаких возражений, но Хемингуэй перебил его:

— Это верно. Я и впрямь люблю поговорить с людьми. А что касается этой вашей миссис Мидхолм, то я почерпнул для себя кое-какие интересные сведения.

— Неужели, сэр? — удивленно спросил сержант.

— Безусловно. Я ведь так мало знал о пекинесах. Зато теперь, после увольнения, запросто смогу стать членом жюри на выставках собак, — улыбнулся старший инспектор.

Сержант усмехнулся.

— Да уж, на этих псиных выставках ее собачки действительно преуспели. Что верно, то верно.

— Ладно. В более подробной информации о ее собаках я больше не нуждаюсь. И так достаточно, — грубовато проговорил Хемингуэй. — Меня мало волнуют ее пекинесы и этот загадочный поляк пока тоже. Меня заинтересовало сказанное ею о Линдейлах.

— Да, сэр, — с оттенком вины в голосе проговорил Карсфорн. — Вы имеете в виду ее недоброжелательность по отношению к этой семье?

— Да, она их не очень любит, но я не назвал бы ее недоброжелательной. Не думаю, что ее рассказ о них неверен. В любом случае, она свято верит в то, что говорит об этой семье. Может, все это — полная чушь. Хотя не совсем обычно для провинциальных местечек — отказываться посудачить с соседкой о событии, подобном нашему. А ведь именно так и поступила миссис Линдейл, когда миссис Мидхолм пришла к ней на ферму после убийства. Что вы, сержант, можете сказать об этих Линдейлах?

— Боюсь, ничего особенного, сэр. Я имею в виду, что не более чем у кого бы то ни было. Спокойные, респектабельные люди. Пользуются уважением в Торндене. Они не очень-то участвуют в общественной жизни округа, но, думаю, для них это естественно. Он целыми днями занят на ферме, а супруга сидит с грудным ребенком. Вот, собственно, и все.

— Ну что ж, это и вправду естественно. А что вы думаете по поводу того, что к ним никто никогда не приезжает? — спросил Хемингуэй.

— Не знаю, — признался сержант. — А у вас есть на этот счет какие-то мысли?

— Я тоже не знаю. Но полагаю, ими стоит поинтересоваться, не правда ли, Хорэйс? Если Линдейл был связан с биржей, то найти его досье не составит большого труда.

— Вы имеете в виду, — спросил, нахмурив брови, сержант, — что Уоренби мог располагать дискредитирующими Линдейла сведениями и, более того, даже шантажировать его?

— Вполне возможно, что ни о каком шантаже не было и речи, а просто Уоренби стал обладателем порочащей Линдейла информации. А тот, лишь затем, чтобы информация такого плана не пошла дальше, решил разделаться с ним. Все зависит от того, что за птица этот Линдейл.

— Лично я, зная Линдейла, не подумал бы о нем ничего такого, — заметил сержант.

— Возможно, вы правы, — согласился Хемингуэй, глядя на дом мистера Драйбека, показавшийся за поворотом. — Но однажды мне довелось арестовывать милейшего, добрейшего и любезнейшего человека из всех, каковых вам когда-либо доводилась видеть. С первого взгляда любой бы уверовал, что такой и мухи не обидит. Хотя не знаю, как он относился к мухам. Вроде тогда для них был не сезон. А арестовал я его за то, что он всадил нож в спину своего братца.

Закончив эту душещипательную историю, Хемингуэй вылез из машины и зашагал по тропинке, ведущей к дому мистера Драйбека.

Мистер Драйбек, чья экономка всегда старалась успеть накормить его ужином до семи вечера, чтобы пораньше смыться по собственным делам, сидел за столом над тарелкой с холодным беконом и салатом, в ожидании пирога. По выражению его лица можно было сделать вывод, что он бы предпочел поужинать куда позже, и потому, когда ему сообщили о приезде полицейских из Скотленд-ярда, он немедленно отбросил салфетку и поспешил в гостиную навстречу визитерам.

— Безумные события! — начал мистер Драйбек, поприветствовав гостей. — С удовольствием окажу любую помощь, способную пролить свет на это дело, но, думаю, сначала вы хотели бы узнать о моих действиях в тот злосчастный день. И это совершенно правильно. К счастью, память у меня и по сей день крепка. Многолетняя тренировка.

После этого он в мельчайших деталях изложил историю, рассказанную им уже сержанту Карсфорну.

Только в одном месте Хемингуэй перебил Драйбека:

— А вы слышали первый удар колокола тем вечером?

— Насколько я помню, нет. Но если вы позволите, мы проведем небольшой следственный эксперимент, касающийся колокола. Сержант останется в доме, а мы втроем выйдем в ту часть сада, где я тогда поливал цветы. Первый удар колокола раздастся как раз с минуты на минуту. И тогда вы сами решите, слышен ли был звук или нет, — предложил мистер Драйбек.

— Не думаю, что в этом есть необходимость, сэр, — вежливо сказал Хемингуэй.

— Тогда прошу прошения, — проговорил Драйбек, подняв руки. — Я лишь пытался добиться правильного ответа на ваш вопрос.

После, в сопровождении хозяина, оба инспектора вышли в сад.

— Мое хозяйство не так уж велико, — начал Драйбек. — Но оно разделено на несколько секций. Здесь я выращиваю овощи, а на территории, к которой мы сейчас подходим, разбит небольшой цветник. Как раз там я поливал цветы, когда меня позвали ужинать.

Хозяин отошел в сторону, пропуская вперед инспекторов в небольшой, но любовно ухоженный розарий с аккуратными клумбами и с искусственным прудом в середине.

Драйбек, оглядев свое хозяйство, не без гордости произнес:

— Вы попали в самое удачное время. Выдался прекрасный год для роз. Посмотрите сюда, инспектор. Это голландские Глории. Мой любимый сорт и предмет моей гордости!

— Признаться, я поражен! — проговорил Хемингуэй. — Воистину маленький рай. А вот, кажется, и звук колокола. — Хемингуэй внимательно вслушался.

— Я ничего не слышал, — покосившись, проговорил Драйбек.

— И я тоже, — признался Харботл.

— Должно быть, вам показалось, сэр, — с обидой в голосе сказал Драйбек. — Мне еще не приходилось жаловаться на слух.

— У меня очень острый слух, господа, — признался Хемингуэй. — К тому же я специально ждал колокола. Что ж, признаю, что, занимаясь розами, вы вполне могли не слышать колокола, мистер Драйбек. Но как бы то ни было, я ничуть не жалею, что мы посетили этот райский уголок. Ваши розы и в самом деле прекрасны. В Фокслейне у Уоренби тоже есть розарий, но он не идет ни в какое сравнение с вашим, — закончил комплимент Хемингуэй.

— Вот в это я могу поверить. Мой покойный друг мистер Уоренби уделял крайне недостаточно внимания своим розам, — с некоторым злорадством отметил Драйбек.

— А вы хорошо его знали, сэр?

— Да нет, конечно. Очень поверхностные отношения. Буду с вами откровенным: всегда считал, что он не вписывается в наше общество с его иной, чем в городе, атмосферой.

— Да, судя по всему, он был здесь непопулярен, — заключил старший инспектор.

— Это и вправду обстоит так. Был бы удивлен, если бы узнал, что ему симпатизировал кто-либо в Торндене. Прошу понять меня правильно, инспектор. Я достаточно хорошо знаю Торнден и уверен, что никто в нашем кругу не решился бы на подобное преступление. Я, на самом деле, очень рад, что вы пришли ко мне! В Торндене только и говорят о случившемся, и некоторые слухи просто шокируют. К сожалению, люди, распространяющие слухи, никакой ответственности за свои слова не несут. У людского воображения нет границ, но мне кажется, что данный случай не представляет особой сложности и не станет такой уж головоломной проблемой.

— Ваш оптимизм меня радует, — заметил Хемингуэй. — Надеюсь, в таком случае, что эту проблему мне удастся решить.

— Боюсь, что простота ее решения даже разочарует такого профессионала, как вы. Я основательно продумал все случившееся и представил ситуацию в виде шахматной задачи. Вывод единственен. Только один человек имел реальную возможность, а главное, мотив, чтобы совершить убийство. И этот человек — племянница мистера Уоренби!

У инспектора Харботла отвисла челюсть. С нескрываемым сомнением в голосе он произнес:

— Ну, даже если отбросить факты в сторону, чтобы эта девушка взяла в руки оружие…

— Это не аргумент. Именно сама невинность подчас толкает на хладнокровное убийство.

— Но, во всяком случае, — продолжил Харботл, — я в жизни не видел человека, менее похожего на убийцу, чем мисс Мэвис.

— А разве вы никогда не сталкивались с тем, инспектор, что убийца, а вернее, убийцы — работают в паре? Мисс Мэвис — исключительно умная женщина.

— Что ж, очень интересно, — вмешался Хемингуэй, — на меня она, честно говоря, произвела совершенно иное впечатление.

Мистер Драйбек язвительно усмехнулся.

— Уверен, что перед вами предстало милейшее создание, переполненное горем из-за смерти любимого дядюшки. Вздор, господа! Ерунда и вздор! Она говорит, что Уоренби спас ее от полного одиночества, когда она была еще совсем ребенком. А знаете ли вы, что она прожила у него менее трех лет? Уоренби предложил ей переехать в его дом, когда умерла ее мать, и мисс Мэвис охотно согласилась. После матери у нее осталась изрядная сумма, чтобы обеспечить себе независимое существование. Нет сомнений, что у нее были свои соображения, чтобы переехать в дом дяди и стать бесплатной экономкой. Если верить слухам, то недавно предметом ее страстного увлечения стал этот иностранец, который носится по всему Торндену на своем грохочущем мотоцикле. У всех знающих его есть серьезные подозрения в его адрес. Его видели у дома Уоренби за полчаса до убийства. Я же считаю, что это чушь. При столь удобном положении дома, при огромных открытых окнах, зачем ему было ждать, пока Уоренби выйдет в сад?

— И верно, зачем? — согласился Хемингуэй.

— А теперь представьте… Давайте восстановим детальное повествование мисс Мэвис!

— Честно говоря, сэр, я его уже дважды слышал и…

— Она покидает Седары одна через садовую калитку, — настойчиво продолжал Драйбек, не обращая внимания на реплику старшего инспектора. — Несмотря на то что она весь вечер вздыхает по поводу того, что оставила дядюшку одного, она остается после ухода всех гостей, за исключением миссис Клайборн. Благодаря этому она может быть твердо уверена в том, что не встретит никого из гостей по дороге домой. Она говорит, что вошла в сад через главный вход. Но уверяю вас, что она подошла к дому с торцевой стороны, по тропинке, разделяющей их усадьбу и перелесок. И в этом случае она, не боясь быть замеченной, легко берет ружье мистера Уоренби, стреляет и возвращается назад. И уже только после всего этого заходит в дом тем путем, которым она, по ее словам, вошла.

— Но если у мистера Уоренби не было ружья, — возразил Хемингуэй, — то это полностью разбивает вашу версию.

— Не берусь говорить наверняка, но ведь это обыденное явление — иметь дома в сельской местности ружье!

Инспектор Харботл с недоверием посмотрел на Драйбека. Его глаза сузились. Хемингуэй вежливо сказал:

— Но это еще не доказательство, а всего лишь одна из возможных версий, сэр!

— Ага! — с торжеством воскликнул мистер Драйбек. — Вы забываете одно важное обстоятельство, господин старший инспектор! Если принять время убийства за семь двадцать, а я не вижу причин в этом сомневаться, то возникает вопрос: что делала мисс Мэвис в промежутке между этим временем и временем ее прихода в дом мисс Патердейл?

— Во сколько это было? — спросил Хемингуэй.

— К сожалению, точное время назвать невозможно. Но, уверяю вас, это заняло бы около пятнадцати минут. Но мисс Мэвис сделала фатальную ошибку, назвав время выстрела, точное время. Ведь прежде чем пойти к мисс Патердейл, ей надо было избавиться от ружья.

— Но девушка была в полном шоке! — вмешался Харботл.

— Хорошо, хорошо, господа! Я уверен, мистер Драйбек, ваша теория весьма существенна. Во всяком случае, если окажусь в затруднительном положении, то буду знать, к кому мне обращаться. Не смею более отрывать вас от вашего ужина, сэр.

Раскланявшись с Драйбеком, оба инспектора вышли из сада и сели в машину к поджидающему их там Карсфорну.

— Куда сейчас, сэр? — спросил сержант.

— Как здесь насчет пива? Местное пить можно? — устало спросил Хемингуэй.

— Не отравитесь, — заверил сержант. — Это здесь рядом.

— Тогда именно туда мы и едем, — решил старший инспектор.

— Но я никогда не пью спиртного, — запротестовал Харботл.

— А кто говорит о спиртном, мой друг? Для вас — стаканчик холодного лимонада.

— Ну ладно, — согласился Харботл.

— Удалось ли вам узнать от мистера Драйбека больше, чем посчастливилось мне? — спросил через плечо сержант Карсфорн.

— Да, теперь картина преступления налицо, — удовлетворенно заявил Хемингуэй. — Нечего нам с Харботлом здесь делать, коли у вас есть такой опытный криминалист, как мистер Драйбек. Блестящая логика!

— Блестящая логика, — пробурчал Харботл. — У вас, шеф, ее, безусловно, нет.

— Вы чертовски правы, коллега. Откуда ей у меня взяться?

— Он мне даже аппетит отбил, — продолжал ворчать Харботл, не обращая внимания на ядовитый тон шефа. — Он и его блестящая логика! Недоумок — вот он кто! Обвинить в убийстве такую чудную девушку!

— Вы, кажется, всерьез увлеклись этой молодой особой, а? — спросил Хемингуэй. — Лично я — наоборот.

— Вы хотите сказать, сэр, что эта милая девушка имеет какое-то отношение к убийству? — Харботл был потрясен.

— Нет, не так. Просто хочу сказать, что из разговора с Драйбеком я понял, что он дьявольски испуган.

— Согласен, — кивнул Харботл.

— Конечно, напуган, — продолжал Хемингуэй. — А будь вы на его месте? В общем, убил ли он Уоренби или нет, я сказать не могу, так как не умею читать чужие мысли, но то, что он способен это сделать, — вот это я понял наверняка.

— Он, кстати, допустил одну ошибку, — нажимал Харботл. — Откуда ему известно, что Уоренби застрелили из ружья двадцать второго калибра?

— Да, я понимаю вас. Вы так говорите, потому что склонны думать, что именно он убил Уоренби, коллега. Но я не удивлюсь, если окажется, что весь Торнден знает, из оружия какого калибра стреляли в Уоренби.

— Если это так, то виновник утечки информации — доктор Уоркоп, — заметил сержант, внимательно следивший за беседой. — Он или этот болван Хобкирк. Оба были столь польщены, оказавшись в центре внимания, что наверняка стали первыми распространителями слухов. Если бы не они, то именно этот двадцать второй калибр мог бы стать нашей козырной картой.

— Не стоит так из-за этого расстраиваться, — посоветовал Хемингуэй. — Попробуем пока поискать того, у кого имелась такая винтовка. Кстати, чего мы стоим? Что это за кабачок?

— «Красный лев», — объявил сержант.

— Надо было сразу сказать, — заметил Хемингуэй. — Пошли, Хорэйс. Послушаем, что там внутри болтают об этом деле. Вам, сержант, тоже нет необходимости оставаться в машине.

— Сэр, может, мне лучше остаться? Тем более, меня уже заметил Пленмеллер, сидящий у окна, и вам лучше пообщаться без моего присутствия?

— Сержант! Вам лучше всего бросить ваши предрассудки! Один подозревает автора детективных романов, второй делает убийцу из этого божьего одуванчика Драйбека! Вы оба уже меня изрядно утомили. Лучше, сержант, пойдите и представьте меня местному криминальному эксперту, — раздраженно сказал Хемингуэй.

Едва трое полицейских вошли в бар, к ним тут же подлетел Гевин Пленмеллер, сидевший до этого в компании мисс Дирхэм, майора Мидхолма и молодого мистера Хасвела.

— Сержант! Кого вы к нам привели! Если мне не изменяют память и интуиция — а они этого никогда не делают, то эти господа — знаменитости из Скотленд-ярда. Скорее к нашему столу! Джордж, немедленно обслужи этих джентльменов и запиши на мой счет. А вы и не представляете, господа, что мы сейчас обсуждали! — с этими словами он повернулся к Хемингуэю. — Если вы не собираетесь тотчас меня арестовать, то позволю себе сказать еще пару слов. Ведь вы — старший инспектор Хемингуэй, сэр, не так ли? Расследовавший дело в Гисборо. Я тогда ходил в суд каждый день и много бы отдал, чтобы узнать все детали того дела. Кстати, позвольте представить вам мисс Дирхэм! Она, как и молодой мистер Хасвел, к их собственному великому сожалению, к убийству Уоренби никакого отношения не имеют. А что касается майора, то уж у него точно для этого был мотив, и вы это непременно обнаружите, сэр.

— Действительно, Пленмеллер, язык у вас без костей, — сердито проговорил майор. — Добрый вечер, господин старший инспектор, — поприветствовал он Хемингуэя. — Печальное дело, согласен.

— Какие лицемерие! — снова встрял Пленмеллер. — Вы, майор, хотите сказать, что сильно опечалены смертью Уоренби?!

— Да, все больше и больше убеждаюсь, что покойный не пользовался большой любовью среди соседей, — проговорил Хемингуэй. — Добрый вечер, мистер Мидхолм! Я уже имел удовольствие побеседовать с вашей супругой.

— Вы заходили к нам побеседовать с моей женой? — удивленно переспросил майор.

— Не совсем так, сэр. Мы повстречались в доме Уоренби. У вас очаровательные собаки. Призеры и чемпионы!

— Полиция вынюхивает информацию любыми путями, — пробормотал Пленмеллер. — Это очень жестоко со стороны миссис Мидхолм: привести Улитку в дом Уоренби, где несчастную псину недавно столь безжалостно пнули ногой. Вы так не считаете, майор?

— Нет, я так не считаю, — огрызнулся Мидхолм.

Эбби повернулась к Пленмеллеру и язвительно сказала:

— Это совершенно не смешно, Гевин. Почему бы вам самому не попытаться приложить хоть какие-то усилия, чтобы выяснить, кто действительно является убийцей, чем огульно обвинять ни в чем не повинных людей. А у вас ведь есть богатый опыт в подобных делах: ваши детективы, по слухам, исключительно занимательны. Я не читала ни один из них, но тем не менее так говорят все, кто их шпал и остался в живых.

— Умница! — с восторгом воскликнул Чарльз.

— Жалкая лесть, — отреагировал Пленмеллер. — Позволю себе пропустить ее мимо ушей. А что касается моих занимательных детективов, то у меня есть маленькое авторское преимущество: я изначально знаю, кто совершил убийство или собирается его совершить. А это, как вы, надеюсь, понимаете, существенное преимущество. Хотя, впрочем, как-то я написал рассказ, действие которого происходило в местечке типа Торндена, а убийцей оказался священнослужитель. Что же касается разговоров о моем творчестве, так это оттого, что жители Торндена исключительно меня уважают. Но я скучноватый человек и не очень люблю обсуждать это.

— Вы считаете себя скучным человеком, сэр? — поинтересовался Хемингуэй. — У меня сложилось, скорее, обратное мнение.

— А когда я попытался внести свою лепту в расследование этого дела, — невозмутимо продолжал Пленмеллер, — предложив версию, где я фигурирую как главный подозреваемый, то сержант сразу поставил меня на место, не правда ли, мистер Карсфорн?

— Все, что вы делали, сэр, с позволения сказать, — это валяли дурака, — отреагировал сержант.

— Вовсе нет. Как человек, являющийся любителем в области криминалистики, я счел своим долгом предложить в первую очередь себя в качестве подозреваемого. И только ради всего святого не говорите мне, что безжалостный убийца — этот бедный поляк со своей паинькой-подружкой. Любой начинающий криминалист не заподозрит загадочного иностранца в совершении преступления. Это было бы просто пошло! Ну что ж, если вас не устраиваю я или миссис Мидхолм, то тогда, думаю, убийца — сквайр, — заявил Пленмеллер.

— Вы слишком далеко заходите, сэр, — запротестовал Чарльз.

— Это действительно глупо, — строго сказала Эбби. — Как вы можете говорить такое об этом человеке!

— А может, вовсе и не он, — согласился Пленмеллер. — Вообще, сквайр — очаровательнейший человек. Еще шва, господин старший инспектор?

— Думаю нет, сэр. Спасибо. Мне показалось, что вы, мистер Пленмеллер, рассуждаете вполне профессионально. И при этом говорите, что выставляете свою кандидатуру на роль главного подозреваемого как любитель в области криминалистики, — заметил Хемингуэй.

Пленмеллер немедленно возразил:

— Вы разрушаете мою веру в профессиональных детективов, сэр. Если я профессионал?.. Вы, наверное, просто шутите?

— Ну что вы, вовсе нет. Не каждый день встречаешь Мастеров детективного жанра и всегда интересно знать, как подобный человек воспринимает реально совершенное преступление.

— С горечью, сэр. А вообще, в данном случае — ничего интересного. Обычное оружие, обычное убийство и несколько нерушимых алиби.

— Думаю, что установить личность истинного убийцы не просто интересно, а крайне необходимо, тем более у нас, где все друг друга знают сто лет, — возразила Эбби.

— Вы, дорогая моя, — женщина. А любой женщине всегда интересней личность, чем сама проблема. Вас не очень расстроит, если убийцей окажется человек, о котором вы слыхом не слыхивали?

— Ну что вы, — ответила Эбби, — совсем наоборот. Но что-то мне подсказывает, что такого не случится.

— Очень верю в женскую интуицию, — заметил Пленмеллер. — В свою, кстати, тоже. И не подсказывает ли вам ваша интуиция, что я — человек, способный на хладнокровное убийство?

— Нет, конечно, нет! — уверенно сказала Эбби.

— На сей раз интуиция вас подвела, мисс Дирхэм, — уверенно заявил Пленмеллер.

— Возможно, вы и способны, — вмешался в разговор Чарльз. — Только не на это убийство, а на что-нибудь более изощренное.

— Не ожидал от вас столь высокой похвалы, — с издевкой ответил Пленмеллер.

— Если вам угодно, то воспринимайте это так. Я был бы рад за вас, если бы вам удалось добиться своего и стать звездой разыгравшейся у нас драмы, но, к сожалению, не вижу никакого мотива, руководствуясь которым, вы стали бы убийцей Сэмпсона Уоренби, — закончил Чарльз.

— Но разве ваша неприязнь ко мне не позволяет вам представить меня в роли злодея? Зачем еще мотивы?

— Нет, нет, — спокойно ответил Чарльз.

— О-о, тогда вы всего лишь жалкий злопыхатель. Либо вам из вредности хочется, чтобы старший инспектор потерял ко мне всякий интерес. Думаю, это единственная причина. Тогда мне придется сказать инспектору, что я уже совершил одно убийство, и предложить ему его расследовать.

— Ну если только вы совершили его пером. А здесь другое дело.

— Очень многие — пером. Но одно — на самом деле, — настойчиво проговорил Пленмеллер.

— Вам обоим не кажется, что это заходит уже слишком далеко? — решительно вмешался майор Мидхолм. — Посмею заметить вам, что случившееся отнюдь не повод для шуток!

— А это вовсе не секрет. Всем известно, что Я убил моего брата, — не уступал Пленмеллер.

Майор предпочел промолчать.

— В самом деле, не надоело ли вам изображать из себя подмастерья Сатаны? — насупив брови, спросил Чарльз.

— И вы и вправду его убили, сэр? — спросил Хемингуэй, все это время с явным интересом прислушивавшийся к перепалке, происходившей за столом.

— Да чушь это все, сэр, — злобно проговорил сержант, хмуро поглядывая на Пленмеллера.

— Я вынудил его совершить самоубийство, чтобы завладеть его собственностью и деньгами. Долги, которые мне пришлось за него выплатить, казались сущей ерундой по сравнению с его поместьем. Но, честно говоря, знай я, что практически все его средства вложены в земли, я не уверен, что стал бы доводить его до самоубийства, — признался Пленмеллер. — Этого вам достаточно, Чарльз?

— Но если вас все это так не устраивает, почему бы вам не убраться из Торндена? — жестко спросил Чарльз.

— Найдите мне покупателя на дом, — любезно предложил Пленмеллер.

Майор явно терял терпение. Он встал со стула.

— Должен сказать вам, Пленмеллер, что вы несете вздорную чушь!

— Какое изысканное выражение! Могу ли я его использовать, сэр? Или сначала заплатить за авторские права? — издевался Пленмеллер.

Майор, проигнорировав последнюю реплику, обратился к Хемингуэю:

— Брат мистера Пленмеллера, как, я уверен, вас уже поставил в известность сержант, был контужен во время войны и страдал душевным заболеванием.

— И оставил записку, в которой обвинил меня в доведении его до самоубийства. Не забывайте об этом, — уточнил Пленмеллер.

— Это лучше бы у вас память отшибло, — с нескрываемым раздражением огрызнулся майор. — Спокойной ночи, Эбби! — Затем Мидхолм кивнул всем остальным и вышел на улицу.

— Не пора ли и нам, Чарльз? — спросила Эбби. — Твоя мама приглашала нас к восьми. Не хочу заставлять ее ждать.

— Да, нам уже и впрямь пора — согласился Чарльз, взглянув на часы. — Господин инспектор, правда, что Уоренби застрелили из ружья двадцать второго калибра? Или я не должен задавать подобные вопросы?

— Да нет, не имею ничего против подобного вопроса. Но думаю, вам лучше обратиться к сержанту Нарсдейлу. Он у нас эксперт по баллистике, — вежливо ответил Хемингуэй.

Чарльз рассмеялся.

— Спасибо за совет. Но у вас будет тьма работы, связанной именно с этим. Практически у всех в этих местах имеются ружья этого калибра. У меня тоже. Его подарил мне отец. Когда-то я увлекался охотой на кроликов.

— Вы до сих пор им пользуетесь, сэр? — спросил Хемингуэй.

— Давно уже нет. Слишком короткий ствол при моем росте. По-моему, отец отдал его кому-то еще.

— Ты хочешь сказать, что не знаешь, где оно сейчас? — спросила Эбби.

Чарльз взглянул на нее с улыбкой.

— Сколько упрека в голосе! Оно либо среди ненужной старой рухляди, либо мама забросила его на чердак. А может, где-нибудь еще. Понятия не имею.

— Так, значит, кто-то мог его украсть? — воскликнула Эбби. Глаза ее заблестели.

— Умоляю, не болтай ерунду! Иначе полиции придется перевернуть все вверх дном в поисках этого дурацкого ружья. Пошли! Нам пора, — сказал Чарльз, беря Эбби под руку.

— Интересная версия, — сказал Гевин. — Что-то мы совсем обделили вниманием бедняжку Мэвис. Видели бы вы ее сегодня после утренней службы, когда она вышла из собора! Прямо само воплощение мужества, не сломленного тяжелейшей утратой! Ладно. Пойду и я домой. Продумаю как следует новую версию.

— Простите, сэр, — обратился к нему старший инспектор. — Не могли бы вы сообщить мне перед уходом, есть ли у вас ружье двадцать второго калибра? Такое же, как у мистера Хасвела?

— Понятия не имею. Но… вполне возможно. Сам я не стрелок, но после брата остались какие-то охотничьи ружья. Не желаете ли пройти со мной и посмотреть? — предложил Пленмеллер.

— Спасибо. Принимаю ваше предложение, — ответил, поднимаясь из-за стола, Хемингуэй. — Невредно будет посмотреть своими глазами. Вы можете подождать меня здесь, — обратился он к инспектору и Карсфорну. — Я не задержусь. Вы ведь живете недалеко, сэр?

— Ярдов сто вверх по улице, — ответил Пленмеллер, неуклюже поднимаясь со стула, и захромал к двери.

Выйдя из зала, Хемингуэй любезно распахнул перед Пленмеллером дверь.

— К сожалению, вам придется подстраиваться под мои гусиные шажки, — сказал Гевин. — Не сочтите за труд.

— Не беспокойтесь, сэр. Военное ранение?

— Я не принимал участия в войне. Инвалид детства. Таким родился: одна нога короче другой, — объяснил Пленмеллер.

— Да, не повезло вам, — сочувственно сказал Хемингуэй.

— Ни в коем случае не согласен. Военную службу ненавижу с детства. Охотой никогда не увлекался, а хорошо держаться в седле мне это не мешает. Так что ваша жалость неуместна.

— Вы часто охотились?

— Нет, я не мог себе это позволить.

— А ваш брат охотился?

— Что вы! Это был унылый субъект. Следил за деревцами да наблюдал за одними птичками, иногда постреливая в других.

— И все-таки, если позволите. Что довело его до самоубийства?

— Я же уже говорил: я. По крайней мере, помимо записки, это были его последние слова, сказанные мне перед смертью. Вы верите в предсмертные слова, инспектор?

— Не знаю, как слова, но что касается записок, оставляемых самоубийцами, то лучше сразу бросать их в огонь. Сужу по своей практике: девять из десяти таких записок причиняют ни в чем не повинным людям лишние неприятности.

— Прямо-таки девять из десяти? Вы не ошибаетесь? А вот, кстати, и мой исторический дом. Прошу входить, — любезно предложил Пленмеллер.

Хемингуэй вошел за ворота и на минуту остановился, глядя на шикарный особняк.

— Нравится? — спросил Гевин.

— Безусловно, сэр. А вам — нет?

— Эстетически — очень, с точки же зрения сентиментальных воспоминаний о былом я к нему равнодушен. А вот с практической точки зрения — абсолютно нет. Скажем, водопроводная система несколько устарела, что требует постоянного ремонта, а мне это не так легко. Да и вообще, чтобы все здесь было в порядке, надо держать как минимум трех слуг. — Они прошли через небольшой коридор, и Пленмеллер открыл дверь. — В этой комнате жил брат, — объяснил он и повел гостя дальше, к двустворчатой двери, обитой сукном. — Вот мы и пришли в оружейную Уолтера. — Он открыл дверь, пропуская Хемингуэя вперед. — Отвратительная комната, — прокомментировал Пленмеллер. — По-моему, запах псины отсюда не выветрить никогда. Проходите, ружья здесь. — Они подошли к шкафу со стеклянной дверцей. — Прямо-таки целый склад оружия, как видите. Даже кремневые ружья, по-видимому, принадлежавшие еще прадеду. О, я так и думал, что у моего братца имелось ружьецо двадцать второго калибра. — Пленмеллер вынул из ящика ружье, повертел его некоторое время в руках и передал инспектору, добавив с хитроватой усмешкой: — Ой, как это непрофессионально с моей стороны. Теперь здесь полно моих отпечатков пальцев. Или я, наоборот, поступил умно, как вы полагаете?

— Не думаю, что очень умно, — отозвался Хемингуэй. — Хотя что-то мне подсказывает, что на том ружье, которое я ищу, не будет ничьих отпечатков. Не возражаете, если я его одолжу у вас на некоторое время?

— Конечно нет, сэр. Еще бы я возражал. Если хотите, можем даже немного поупражняться в стрельбе. Патроны здесь наверняка найдутся, — предложил Пленмеллер.

— Не мой профиль, сэр, — отказался Хемингуэй, пристраивая ружье под мышкой. — Весьма вам признателен.

С этими словами он вышел из дома Гевина и, дойдя до ворот, заметил ожидавшую его полицейскую машину. Он сел на заднее сиденье рядом с инспектором Харботлом и устроил ружье между ними.

— А с чего это вы решили сбежать из бара? Или вас выпроводили за пьяный дебош?

— Куда едем, сэр? — резко спросил Харботл, не обращая внимания на юмор шефа.

— Обратно в Белингэм. На сегодня с нас достаточно. К тому же есть о чем подумать в спокойной обстановке. Да я и ружье прихватил, которое, кстати, нам совершенно не нужно.

— Думаете, это не то? Я имею в виду, у вас есть какие-то соображения на этот счет, сэр? — спросил сержант.

— Да нет. Никаких особых соображений. Просто если бы первое попавшееся нам ружье оказалось бы тем, из которого убили Уоренби, то это было бы просто чудом, а в чудеса я не верю, — объяснил сержанту Хемингуэй.

— Сегодня, шеф, вам удалось повидать кое-кого из тех людей, с кем нам предстоит работать. Вам до сих пор нравится это дело? — с сарказмом спросил Харботл.

— Безусловно, коллега. Как мне может не нравиться дело, которое за меня расследуют добрых полдюжины специалистов?

Фраза старшего инспектора вызвала улыбку на лице Харботла и озадачила сержанта, который не понял шутки.

— Вы говорите, полдюжины, сэр? — робко переспросил он.

— Хочу сказать, что, по-моему, в Торндене нет ни одного дома, где бы не пережевывали детали этого преступления. И если ваш уважаемый мистер Драйбек до утра не вычислит убийцу, то уж это наверняка сделает мистер Пленмеллер, и нам не останется ничего, кроме как ехать в Лондон, рапортовать об успешном окончании дела и дожидаться суда.