Неоконченное расследование

Глава 6

— Вся беда в том, Хорэйс, — говорил Хемингуэй своему помощнику, — что вы вечно чем-то не довольны. Смотрите, стоит какой прекрасный день, я вас отвез в чудный ресторанчик, о котором вы могли только мечтать, и единственное беспокойство, которое я вам доставлю, — это предложу попробовать еще какой-нибудь деликатес… А вы сидите с постной физиономией!

Инспектор Харботл, кивая головой на тарелку со сливочным маслом, мрачно поинтересовался:

— Пусть это и не особенные деликатесы, но любопытно знать, где эти ребята берут масло, когда Англия еще голодает и не оправилась от чертовой войны?

— Не задавайтесь лучше вопросами, а ешьте, — посоветовал ему шеф.

Хемингуэй принялся за еду. Оба полицейских сидели в пустом кафе при гостинице, очень старой и далеко не лучшей в Белингэме. Она располагалась в глубине улицы и служила приютом для небогатого люда. Матрацы были набиты птичьими перьями, и на немногих обитателей приходилась всего одна общая ванная комната со старомодными кранами. Решетчатые окна можно было открыть, только приложив геркулесовы усилия. Так как клиенты этого заведения не знали праздности, то на всех посетителей была одна гостиная и небольшая кофейня с длинным столом и несколькими стульями, в которой сейчас и сидели Харботл с Хемингуэем. У стены стоял массивный желтый шкаф, вмещающий старинную коробку для печенья времен коронации Эдуарда VII, множество запыленных склянок со специями и соусами, а также высокую вазу с полевыми цветами. Однако пища, подававшаяся без особых церемоний и безо всякого меню, была более чем просто съедобной — над ней явно колдовал отличный повар.

— Интересно все же, откуда они достают этот бекон? — хмуро поинтересовался Харботл.

Старший инспектор налил себе еще чашку чая и от души сыпанул сахара.

— Вам бы надо работать контролером в департаменте общественного питания. Какая вам разница, как они его делают или где покупают? Вам что, попались в нем кости или туалетная бумага? Налейте лучше себе чаю! — рассмеялся Хемингуэй.

Харботл нацедил чаю и проворчал:

— Как бы то ни было, мне не нравится, когда кто-то поступает не по совести!

— Ей-богу, у вас какой-то комплекс! — невозмутимо отвечал Хемингуэй. — Я так и подумал, что вы начнете взбрыкивать со своими идеями насчет социальной справедливости, когда мы заговорили о богатых торнденских землевладельцах… Конечно, вы сразу же вспомнили свою деревенскую юность, когда развозили навоз, утирая пот со лба натруженной мозолистой рукой…

— Я никогда не делал ничего подобного! — взвился Харботл. — С чего вы решили, что я возил навоз?!

Он был взбешен не на шутку.

— Ну, ладно, ладно, только не надо рассуждать о совести и социальной справедливости, мой друг. Это до добра не доведет. Так что успокойтесь, дорогой Иов, а то не скоро избавитесь от своих страданий…

— Почему это я Иов? — Подозрительно спросил Харботл.

— Если бы вы читали Библию, то наверняка знали бы имя несчастного. Помимо всего прочего, у него была страшная болезнь, от которой он ужасно страдал.

Харботл взорвался:

— От чего это, по-вашему, я должен страдать, хотелось бы мне знать?

— От меня, коллега, — спокойно ответил Хемингуэй.

Харботл криво усмехнулся:

— Ну что ж, вы — мой босс и я не должен перечить вам, сэр. Но в этом деле я все равно не нахожу ничего, что бы вас так радовало. Либо вы верите в гениальность местного сержанта и в то, что он раскрутит это дело, либо, что скорей всего, нам не удастся ни черта и мы получим по возвращении хорошую взбучку.

— Во-первых, не забывайте про этого подозрительного поляка, — проговорил Хемингуэй, с аппетитом поедая салат. — А потом… Конечно, в таких городишках, среди прекрасных, респектабельных людей убийства происходят не так часто. Но все равно, нам есть за что ухватиться даже в нашем сложном положении.

Харботл нахмурил брови.

— Этот поляк, который вам не по душе, и племянница, над которой смеялся главный констебль. Ни о ком другом я и думать не могу. Правда, кроме этого юриста-адвоката Драйбека, при упоминании имени которого главный констебль сразу заткнул всем рот.

— Потому что Драйбек является его личным адвокатом и они каждый уик-энд играют в гольф, — объяснил Хемингуэй.

— Вам сказал об этом Карсфорн, сэр?

— Нет. Да и нужды в этом не было. И так понятно, что фактически все, замешанные в этом деле, находятся в дружеских отношениях с главным констеблем. Поэтому-то он и вызвал нас. Хотя я его в этом совершенно не виню.

Судя по выражению лица, Харботлу ничего не оставалось, кроме как согласиться с прозорливым шефом, и в знак согласия он погрузился в молчание. Через некоторое время, нахмурив брови, он сказал:

— В этом деле все же есть одна особенность, которая меня настораживает.

— Что вы имеете в виду? — спросил Хемингуэй, разглядывая карту Торндена.

— Больно гладко все получается. Выстрел был произведен с очень близкого расстояния. Откуда убийца знал, что именно в это время его жертва будет сидеть у себя в саду на той самой скамейке?

— Он и не знал, — ответил Хемингуэй. — Возможно, он даже не знал, что ему посчастливится застать Уоренби в саду. Подумаете, Хорэйс. Если бы убийство было совершено кем-то из присутствующих на теннисном турнире, то убийца знал бы наверняка, что мисс Уоренби нет дома, и уж точно знал, что у служанки в этот день выходной. Он мог логично допустить, что Уоренби в теплый июньский день, скорее всего, выйдет вечером подышать в сад, но даже если Уоренби и не вышел бы, то принципиально ничего бы не изменилось. Вы видели дом. Он особенно удачно получился на одной из фотографий. Широкие двери в сад, которые в теплый вечер наверняка будут открыты. Одно мне не понравилось — это показания поляка. Это единственная причина, позволяющая мне иметь некую версию относительно его персоны.

— Чем больше думаю об этом, тем больше убеждаюсь, что убийство совершено кем-то, кто не присутствовал на вечеринке в Седарах. Если бы это был один из них, то где он раздобыл ружье? Будь оно размером с клюшку для крикета, его можно было бы хранить прямо в чехле. Но ни у кого ведь не было с собой ничего такого, где можно было бы его спрятать, — рассуждал Харботл.

— Безусловно, ничего подобного ни у кого не было. Это хороший вопрос, Хорэйс. Но на него есть ответ. Если убийца — один из участников турнира, то он хорошо знал местность и мог спрятать ружье на дороге между Седарами и Фокслейном и незаметно подобрать его в нужный момент. Вы ведь сами сельский житель и должны прекрасно понимать, что среди деревьев и кустарников сделать это не проблема. Я бы на месте убийцы устроил бы тайник. Это легко в такое время года, когда стоит высокая трава, разрослись дикие розы и прочее.

— Да, с вами трудно не согласиться.

— Ладно, скоро мы сами посмотрим на все своими глазами. Карсфорн обещал заехать за нами до шести и отвезти в Торнден. За домом в Фокслейне постоянно присматривает наш человек. Мисс Уоренби, правда, настаивает, чтобы его убрали оттуда как можно скорее, мотивируя это тем, что служанка из-за слабого здоровья не может выносить постоянного присутствия полицейского. Ничего не скажешь — хороша репутация полиции в этих местах. Да и прислугу тут слишком распускают — полиция ей, видишь, не нравится…

— Да и кому же понравится, что в доме торчит полиция? В высшем свете — это дурной гон, — серьезно заметил простодушный инспектор.

— Ладно, как бы там ни было, я не хочу, чтобы из-за нас мисс Мэвис, даже если это именно она совершила убийство, потеряла свою служанку. В Лондоне у Уоренби был личный адвокат, который в настоящее время находится в Шотландии и, судя по всему, заканчивает там дела Уоренби, связанные с завещанием. Думаю, однако не стоит его вызывать, пока мы немного не разберемся здесь сами.

— А где само завещание? — спросил Харботл.

— Его обнаружили в сейфе в офисе Уоренби. Мисс Уоренби дала согласие на вскрытие сейфа. Теперь в ее присутствии я могу ознакомиться с любыми документами, которые могут быть для нас интересными. И когда мы разберемся до конца в Фокслейне, то займемся мистером Драйбеком. Не будем допрашивать его прямо завтра и затевать скандал раньше времени.

Все шло по плану. В назначенное время сержант Карсфорн заехал за коллегами на полицейской машине, и через двадцать минут старший инспектор наслаждался видами Торндена. Часть поля вдоль дороги на Триндейл была отведена под площадку для крикета, и там сейчас вовсю шла игра, но сам городок был окутан воскресной тишиной. Сержант притормозил у перекрестка, чтобы Хемингуэй мог увидеть пересечение Вудлейна и Хай-стрит, и свернул налево, подъехав к дому Уоренби.

Перед тем как войти в сад, трое мужчин устремились к густому кустарнику, откуда был произведен выстрел, поразивший Уоренби. С небольшой возвышенности хорошо просматривался и дом Уоренби, и общинные земли, протянувшиеся в направлении Белингэма. Все вокруг заросло дикорастущей черной смородиной. Одиноко торчали две-три березы. Северней, ближе» к трассе, ведущей на Хоксхед, находился огороженный карьер для добычи гравия, который, как сказал Хемингуэю сержант, недавно был приобретен сквайром. Еще Карсфорн поведал, что, за исключением территории, принадлежавшей Пленмеллеру, почти вся земля была во владении семьи Айнстейбл.

— Народ говорит, что Пленмеллер совершенно не заботится о своих землях, как будто они не имеют к нему никакого отношения. Другое дело мистер Айнстейбл. Человек старой закалки, как говорится. Пока он жив, у него все будет в полном порядке. Неизвестно только, что станет с землями после его смерти. Кто продолжит его дело? Вы ведь знаете, единственного сына он потерял во время второй мировой. Говорят, что наследство перейдет к кому-то из племянников, которые никакого отношения ко всему этому хозяйству не имеют. Тем более, говорят, что его прямой наследник живет в Южной Африке, в Йоханнесбурге, и все здесь будет для него непривычным. Смерть сына здорово выбила сквайра из колеи. Он с трудом держится, его энергии и мужеству можно только позавидовать. Разрабатывает карьеры, следит за посадками, начал осваивать новые поля и делянки. Для того чтобы провернуть все это, ему пришлось и многое продать.

Хемингуэй согласно кивнул головой.

— Да, людей такого склада в наше время осталось не так уж много. — Он вновь окинул взглядом дом Уоренби. — Попасть отсюда в цель — дело нехитрое, — сказал он, не сводя глаз со скамейки, на которой в последний раз сидел Уоренби.

— Пригнувшегося человека не было бы видно из сада, — заметил сержант.

— Особенно через эту рощицу, — согласился Хемингуэй.

— Точно, сэр. Через нее как раз ведет тропинка к Хасвелам. Раньше здесь вся местность была лесистой, от нолей и до самого собора. Но это, правда, было давненько, — подытожил сержант.

Старший инспектор о чем-то напряженно думал. Через несколько минут он резко бросил:

— Ладно, пошли! — и уверенно направился в сторону дома.

Аркообразная массивная дверь была открыта, представляя взору гостиную с винтовой лестницей в глубине. Паркетный пол черного дуба покрывали два персидских ковра. У дальней стены, напротив входной двери, возвышался капитальный старинный комод. Посередине комнаты стоял стол в окружении стульев в стиле Иакова I. Несколько пестрых спортивных изданий, лежавших на нем, дополняли интерьер комнаты. Все было как в самом среднем доме среднего обывателя из среднего класса. Ничто не бросалось в глаза.

— Покупая дом, мистер Уоренби не заботился о меблировке, — пояснил сержант. — Вроде бы обставлять дом по-новому к нему приезжали из Лондона.

Сержант дернул за шнурок колокольчика у входной двери. Эффект оказался неожиданным. Раздался визгливый лай, и словно из стены выросли две маленькие, но отчаянные собачонки. Они принялись отважно кидаться на сержанта, словно собираясь выгрызть у него пупок. Сержант с инспектором несколько оробели и подались назад.

— Пеки, пеки! — раздался с улицы ласково журящий своих питомцев голос хозяйки. — А ну-ка быстрее идите к мамочке!

— О-о, миссис Мидхолм, — протянул сержант.

Сержант бросил на Хемингуэя многозначительный взгляд, но не успел объяснить, что именно он имел в виду. Миссис Мидхолм, продравшись через густорастущий куст сирени, остановилась напротив мужчин.

— Ого, здесь полиция! Ну надо же, в воскресенье!

— Добрый день, мадам! Это старший инспектор Хемингуэй из Скотленд-ярда и инспектор Харботл. Они пришли повидать мисс Уоренби, — отчитался сержант перед мисс Мидхолм.

— Господи, Скотленд-ярд! Бедное дитя! — проговорила миссис Мидхолм таким голосом, будто Мэвис собиралось арестовать гестапо.

— Все будет в порядке, мадам, — заверил женщину Хемингуэй. — Хочу только посмотреть некоторые бумаги убитого и задать парочку вопросов мисс Мэвис. Нет повода так волноваться. Поверьте, я ничем ее не расстрою.

— Ну что ж, — со вздохом проговорила миссис Мидхолм, — коли уж вы считаете это необходимым, то я настаиваю, чтобы разговор с мисс Мэвис происходил в моем присутствии. Бедняжка осталась совершенно одна и пережила такой кошмар. Я не оставлю ее, — твердо пообещала миссис Мидхолм.

— Уверен, это делает вам честь, — любезно проговорил Хемингуэй. — Я не имею ничего против. — Он нагнулся и погладил собачонку, обнюхивающую его ботинок. — Какая ты симпатяга! — Старший инспектор ласково потрепал животное за ухо.

Та зарычала, но инспектор принялся почесывать ей спину, псина умолкла и, наконец, завиляла хвостом. Это обстоятельство умилило миссис Мидхолм.

— А вы ей явно понравились! Вы знаете, Улитка никогда не позволяла незнакомцам дотрагиваться до нее. Тебе нравятся полицейские, дорогая моя? Не позволяйте ей вертеться вокруг вас, а то потом она не отвяжется!

Самый тщедушный из пекинесов, воодушевленный примером своего товарища, продолжал тереться вокруг старшего инспектора. Сержант Карсфорн с удивлением наблюдал за этой сценой. Глядя со стороны, можно было подумать, что Хемингуэй приехал в Торнден исключительно для того, чтобы поиграть с собачонками миссис Мидхолм. Через несколько минут старший инспектор и миссис Мидхолм стали лучшими друзьями. Хемингуэй с самым искренним интересом расспрашивал о том, сколько и каких призов завоевала Улитка и сколько произвела на свет новых чемпионов. В конце концов его все же удалось проводить в дом. В столовой, в кресле-качалке сидела Мэвис Уоренби. Вряд ли в ее гардеробе не нашлось бы хорошего черного платья, соответствующего моменту, но тем не менее одета она была в совершенно не красящее ее простое платье из серого льна. Увидев вошедших, она встала и опасливо посмотрела на миссис Мидхолм.

— Миссис Мидхолм! — вопросительно и жалобно проговорила девушка.

— Нет никакого повода для беспокойства, моя дорогая, — проворковала миссис Мидхолм. — Эти молодые люди — детективы из Скотленд-ярда, но ты не должна нервничать. Тем более, я все время буду рядом.

— Ох, как я вам благодарна. Честно говоря, я, конечно, очень нервничаю, — благодарно проговорила Мэвис, бросив беглый взгляд на Хемингуэя. — Должно быть, все случившееся слишком потрясло меня. Я, конечно, понимаю, что должна быть готова к вопросам, и обещаю: расскажу и помогу всем, чем могу. Как бы больно мне ни было, но это — мой долг.

Мэвис без особого вдохновения пересказала всю историю, начиная с полудня прошлого дня, когда ушла в Седары, оставив мистера Уоренби одного, и о том, как говорила миссис Хасвел, что ей надо поторопиться домой, так как дядя остался один. Несмотря на то что Мэвис рассказывала эту историю далеко не впервые, каждый раз к ее повествованию добавлялись новые подробности. Особенно бросалось в глаза ее желание подчеркнуть, что, оставляя дядю одного, она уже томилась нехорошими предчувствиями. Но две основные детали, уже поведанные сержанту Карсфорну, она неукоснительно подтверждала: то, что не знает никого, кто мог бы таким образом свести счеты с мистером Уоренби, и то, что никого не заметила, когда услышала выстрел.

— Вы знаете, — чистосердечно призналась Мэвис, — я даже рада, что никого не видела. Это было бы так ужасно — знать кто! Ничто уже не в состоянии вернуть дядю, но все равно, лучше бы мне об этом не знать!

— Как я тебя понимаю, дорогая моя! — сочувственно проговорила миссис Мидхолм. — Но ты ведь не хочешь, чтобы мерзавец остался безнаказанным? Более того, мы не можем позволить, чтобы в нашем родном Торндене преспокойно расхаживал убийца! Никто из нас не сможет спать спокойно. Не думаю, что кому-то будет выгодно скрыть правду. Мы, инспектор, до вашего прихода говорили с Мэвис о том, кто мог бы сделать это.

— Да, я тоже не думаю, что кому-то захочется скрывать правду, — подтвердила Мэвис Дрожащим голосом.

— Дорогие дамы! — вмешался в разговор Хемингуэй. — Если у вас есть какие-то мысли по поводу того, кто мог это сделать, то ваш первейший долг — сообщить нам об этом.

— Господи, но я не знаю, просто не могу представить! — Мэвис чуть не рыдала.

— Мэвис, но это же не так, — запротестовала миссис Мидхолм. — Недостойно памяти твоего дяди скрывать от людей, расследующих его смерть, такие вещи. Ведь было бы крайне несправедливо — заявить, что у него не было врагов. Вовсе не хочу сказать, что в этом его вина, но ведь они были. От фактов никуда не денешься! Бог свидетель, я не хочу грешить на своих соседей, но мне очень хотелось бы знать, что делал Кенелм Линдейл после того, как покинул Седары. Я всегда считала, что в этих Линдейлах есть что-то скользкое. Сидят у себя на ферме, ни с кем не общаются, с виду не интересуются ничем происходящим в Торндене. Миссис Линдейл всегда очень легко сослаться на ребенка, но мне кажется, она просто нас чурается. Когда они приехали в Рашифорд, я сразу пошла к ним на ферму и приложила все усилия, чтобы подружиться с ней, но она с ходу дала понять, что к ним не стоит совать носа без особого приглашения, — с возмущением закончила миссис Мидхолм.

— А со мной она всегда была очень обходительна! — возразила Мэвис.

— Я и не хочу сказать, что она груба или невежлива, хотя неужели тебе никогда ничего не бросалось в глаза? — настаивала миссис Мидхолм. — Когда я расспрашивала ее о друзьях и родных, об их прежнем месте жительства, она всегда виляла! Именно увиливала. Я всегда подозревала, что она что-то скрывает. А это очень странно для молодой женщины — уходить от разговоров о своем прошлом. И еще я вам скажу одну вещь, — миссис Мидхолм повернулась к Хемингуэю. — У них никто никогда не гостит. Может, вы думаете, что к ним изредка приезжают его или ее родители, сестры или братья? Ошибаетесь! Ни-ког-да!

— Возможно, их нет в живых, — предположил Хемингуэй.

— Но не может же быть так, что у них никого нет в живых на всем белом свете. У каждого человека есть родственники! — негодовала Флора Мидхолм.

— Миссис Мидхолм! Прошу вас! Не надо так говорить! — взмолилась Мэвис. — Теперь, когда бедный дядя мертв, у меня никого нет. Я совершенно одна!

— Просто ты еще не замужем, дорогая, — возразила миссис Мидхолм несколько загадочно, с видом посвященного в тайны человека…

В эту минуту в разговор женщин вмещался старший инспектор. Он сказал, что хотел бы ознакомиться с документами мистера Уоренби в присутствии мисс Мэвис.

— Я должна в этом участвовать? — недовольно скривилась девушка. — Уверена, что дяде бы не понравилось, узнай он, что я роюсь в его столе!

— Думаю, это касается не только вас, мисс Уоренби. Вряд ли бы ему понравилось, чтобы вообще кто-либо рылся в его бумагах, не говоря уже о том, чтобы ему прострелили череп, — резонно возразил Хемингуэй. — Однако мы должны посмотреть бумаги. Насколько я знаю, вы его прямая наследница, и я хочу, чтобы вы при этом присутствовали.

Мэвис растерянно поднялась с кресла.

— Я просто не могла поверить, когда мне сказал об этом полковник Скейлс. Дядя никогда не обмолвился ни единым словом, что я буду его наследницей. Я просто не знаю, что мне делать, но тем не менее я так расстроена, что мне трудно сдерживать слезы.

Она направилась в кабинет мистера Уоренби — большую, солнечную комнату. Задержавшись у порога, девушка смущенно улыбнулась Хемингуэю.

— Может, это звучит глупо, но я очень не люблю заходить в эту комнату. Мне каждый раз хочется увидеть его спящим в кресле. И еще — хочу избавиться от той злополучной скамейки в саду. Думаю, вы не будете возражать против этого? Я знаю, что ничего нельзя менять без вашего ведома.

— Нет, не возражаю. Мне хорошо понятно ваше желание от нее избавиться, — сказал Хемингуэй, входя в кабинет и внимательно разглядывая здесь каждую мелочь.

— Всякий раз, когда я смотрю на нее, она напоминает мне о случившемся, — проговорила Мэвис, передернув плечами. — Дядя довольно редко выходил в сад. В принципе, это была моя любимая скамейка. Даже страшно думать, что не будь в тот день такой жары, дядя не вышел бы из кабинета, и это спасло бы ему жизнь, и не случилось бы всею этого кошмара…

Старший инспектор, начавший немного уставать от женских эмоций, вежливо согласился и сделал знак констеблю, читавшему в комнате газету.

— Я счел необходимым оставить здесь кого-нибудь до вашего прихода, — объяснил сержант Карсфорн. — Мы не могли опечатать комнату из-за телефона, сэр. Он единственный в доме.

Старший инспектор внимательно посмотрел на телефонный аппарат, стоящий на столе Сэмпсона Уоренби. Он понял, что мисс Мэвис неоднократно заходила в кабинет, уже после убийства. Как будто прочитав его мысли, Мэвис сказала:

— Я теперь боюсь даже звука телефонного звонка. Ни разу не брала трубку.

Комната выглядела чистой и ухоженной. Бумаги на столе, за которым работал адвокат, были аккуратно сложены в стопки и перетянуты красной лентой, ящики письменного стола — опечатаны. Сержант сказал, что, когда он пришел в кабинет в первый раз, бумаги были разбросаны по столу, а перо, теперь аккуратно лежащее среди карандашей, было открытым.

Хемингуэй кивнул в знак согласия и сел в кресло за рабочий стол Уоренби. Мэвис отвела в сторону глаза.

— Теперь, мисс Мэвис, прошу вашего согласия на то, чтобы я просмотрел документы, которые, возможно, будут иметь отношение к делу, — попросил Хемингуэй, развязывая красную ленту.

— Да, пожалуйста. Но уверена, там нет ничего особенного. Я полагаю, что произошел несчастный случай. И чем больше думаю об этом, тем больше в этом убеждаюсь. Люди в этих местах охотятся на кроликов. Я даже знаю, что дядя несколько раз жаловался мистеру Айнстейблу и настаивал, чтобы тот запретил охоту на общинных землях. И принял меры против браконьерства. А вы не думаете, что это мог быть несчастный случай? — спросила Мэвис.

Хемингуэй, не склонный вести дискуссию на эту тему, мирно сообщил, что еще не пришел к определенному заключению. Он быстро пробежал глазами документы, касающиеся споров по вопросам недвижимости. В основном речь шла об усилиях землевладельцев по выселению неплатежеспособных арендаторов. Хемингуэй припомнил, что рядом с телом Уоренби были найдены письма, написанные арендатором еще до того, как Уоренби стал заниматься земельными вопросами. Вся эта переписка крутилась вокруг уже отмененного закона о правах нанимателей, и трудно было увязать смерть Уоренби с его деятельностью в качестве адвоката землевладельцев. Хемингуэй отложил эти бумаги в сторону и выдвинул следующий ящик. В нем валялась всякая канцелярская ерунда типа скрепок для бумаги, сургуча, печатей, карандашей и тому подобного. Еще в одном ящике была стопка конвертов разного размера для деловой переписки. Там же хранились чеки и счета. В самом нижнем ящике Хемингуэй обнаружил пухлую от старости бухгалтерскую книгу и старые векселя. Частная переписка мистера Уоренби оказалась в полном беспорядке, к удивлению старшего инспектора, и хранилась в верхнем ящике стола.

Хемингуэй с интересом посмотрел на мисс Мэвис:

— А что бы вы мне сказали об аккуратности мистера Уоренби в плане его работы с документами?

— О, да. Дядя ненавидел беспорядок.

— Как же тогда объяснить этот бедлам в ящике?

Мэвис была в нерешительности.

— Не знаю. Во всяком случае, я никогда и не помышляла о том, чтобы открывать его стол.

— Хорошо. Тогда, если вы не возражаете, я заберу эти бумага с собой и просмотрю их, когда у меня будет время, — предложил старший инспектор. — Тогда не будет нужды оставлять у вас в доме дежурного полицейского. Все, естественно, будет вам возвращено. — Он встал из-за стола, передавая бумаги Харботлу. — В доме был сейф?

— Нет. Все важные документы дядя хранил в офисе, — ответила Мэвис.

— Тогда не буду больше отнимать у вас время, — подвел итог старший инспектор.

Мэвис проводила инспектора в холл, где к ним немедленно присоединилась миссис Мидхолм, деликатность которой не позволила ей проследовать за ними в кабинет. Однако ее разбирало любопытство, и она уже приготовилась засыпать их вопросами, но в дом в это время вошла мисс Патердейл. Так как ее сопровождал ее верный пес, тут же возник конфуз. Улитка и Утопия, не обращающие внимание на окрики хозяйки, с визгливым лаем бросились на степенного лабрадора. Благовоспитанный Рекс, стараясь не реагировать на мелюзгу, укрылся за спиной своей хозяйки. Миссис Мидхолм страшно боялась, что у пса лопнет терпение и он разорвет в клочья ее любимцев. Пока она отлавливала и увещевала своих питомцев, Мэвис поясняла мисс Патердейл, что незнакомцы в ее доме — инспекторы из Скотленд-ярда. Мисс Патердейл, поправив в глазу неизменный монокль, выразила Мэвис свое искреннее соболезнование.

— Я знала, что это вызовет массу неприятностей, — вздохнула мисс Патердейл. — Это, конечно, не мое дело, но я уверена, что ты не будешь без причин поднимать в Торндене панику.

— Ну что вы, мисс Патердейл, нет абсолютно никаких причин для паники. Инспекторы очень деликатны, — заверила ее Мэвис.

— Простите, сэр, как вас зовут? — обратилась мисс Патердейл к Хемингуэю.

— Старший инспектор Хемингуэй, мадам. И должен сказать, что вы совершенно нравы насчет ненужной паники. Мы стараемся все делать самым деликатным образом.

— Со своей стороны могу заметить, — вступила в разговор миссис Мидхолм, — что моя жизнь всегда была открытой книгой, даже для полиции. Мне даже при желании нечего скрывать. — Она рассмеялась своей несмешной шутке.

— Не думаю, что у полиции есть большое желание ее дочитать, — заметила мисс Патердейл. — Мэвис, я зашла узнать, как у тебя дела. И хотела пригласить тебя на ужин. Эбби ушла к Хасвелам.

— А мой Леон с удовольствием проводит после ужина мисс Мэвис домой! — воскликнула миссис Мидхолм.

— Я очень благодарна вам обеим, — искренне проговорила Мэвис. — Но мне хотелось бы сегодня побыть дома.

— Ну что ж, моя дорогая. Оставляю вас с мисс Патердейл, — заявила миссис Мидхолм, видя, что Хемингуэй собирается уходить, и не желая упустить возможности потерзать его вопросами.

Шепнув на ухо старшему инспектору, что у нее есть кое-что важное для него, миссис Мидхолм, с собаками под мышками, вышла из дома первой.

— Некоторые вещи я не хотела говорить вам, инспектор, в присутствии мисс Мэвис, поэтому ждала, пока вы освободитесь, — доверительно сообщила миссис Мидхолм.

Карсфорн сочувственно глянул на Харботла, но замкнутый инспектор лишь безразлично хмыкнул в ответ.

Воодушевленная понимающим взглядом Хемингуэя, миссис Мидхолм заговорила:

— По-моему, тут не может быть и тени сомнения по поводу того, кто пристрелил мистера Уоренби. Несмотря на уверенность, что миссис Линдейл особа весьма подозрительная, не думаю, что она могла это сделать. Этот тип людей с непонятного цвета волосами и бледно-голубыми глазами не способен ни на что подобное. Вот муж ее — другое дело. И более того, если это и вправду он, то я уверена, что его супруга об этом непременно знает. Я заходила к ней сегодня утром, чтобы обсудить случившееся, но, как только я открыла рот, она сразу перевела разговор на другую тему. Она была не то что чем-то напугана, но выглядела явно нервозно. Она даже говорила каким-то другим, не своим голосом. И ровно через пять минут заявила, что должна бежать к ребенку, хотя тот преспокойно спал. Я сразу поняла: там что-то не то. — Миссис Мидхолм, многозначительно помолчав, продолжила: — Но это не все, что я хотела вам рассказать. Конечно, это мог сделать Кенелм Линдейл, но не забывайте еще про одну фигуру — Ладисласа.

— Да, я очень серьезно отношусь к его персоне, — деликатно заверил женщину старший инспектор.

— Вы ведь понимаете, я ни слова не могла сказать о нем в присутствии мисс Мэвис, потому что бедняжка, по-моему, всерьез им увлечена. Всегда думала, что это самый неподходящий претендент на ее руку, но если это он убил мистера Уоренби, то, надеюсь, у него ничего не выгорит.

— Тут вы совершенно правы, мадам, — согласился Хемингуэй. — Если убийца — Ладислас, то он не только не женится на Мэвис, но, очевидно, вообще будет лишен возможности вступить в брак с кем бы то ни было.

— Если бы вы только видели, как он увивался за бедняжкой! — негодующе прошипела миссис Мидхолм.

— К сожалению, я не был этому свидетелем. Я ведь, вы знаете, впервые здесь.

— И именно поэтому я с вами так откровенна. Хотя мой муж говорит, что словами делу не поможешь, я с ним абсолютно не согласна. Я считаю, что долг каждого честного человека — рассказать полиции, что ему известно. А что касается увлечения Мэвис, то будьте уверены: уж мистер Уоренби ничего серьезного никогда бы не допустил. Ведь совсем недавно он категорически запретил Мэвис встречаться с мистером Ладисласом.

— И вы думаете, молодой человек за это его застрелил?

— Я стараюсь, знаете ли, не заходить так далеко в своих умозаключениях, хотя не сомневаюсь, что он на это способен. Ведь он лишился работы и должен был покинуть наши места. Все это благодаря усилиям мистера Уоренби. Он ведь был человеком, готовым перешагнуть через кого угодно для достижения своих целей. Мистер Ладислас, безусловно, понимал, что после смерти Уоренби мисс Мэвис достанется вполне приличная сумма, даже если он и не был в этом уверен наверняка. И ведь как раз в тот самый день ею видели в аллее напротив дома Уоренби. И уж если кто скажет, что он был не в курсе, что Мэвис собиралась на вечер к Хасвелам, то я позволю себе не поверить. Итак, мы имеем реального подозреваемого с реальным мотивом для совершения преступления, — строго закончила миссис Мидхолм. — Что вы на это скажете?

— Скажу, что очень благодарен вам, мадам. И обещаю, что приму к сведению все, что вы нам рассказали. Кстати, что это там нашла ваша собачка, ее так долго нет с нами?

Уловка сработала. Миссис Мидхолм с истошными криками бросилась вслед за Улиткой, а Хемингуэй поскорей вскочил на подножку подъехавшей полицейской машины.