Неоновый дневник

# 1

Мы два человека, два живых существа.

Вчера была любовь, сегодня пустота.

Виноваты оба, никто не виноват.

Рабы Лампы. «Каждому своё»

Когда-то давно, я где-то прочитала, что рассказывать о себе лучше в настоящем времени — так будет интереснее. Окей, я попробую. И, надеюсь, что вы дочитаете мою историю до конца.

Меня зовут Дина, мне девятнадцать, и сейчас я лежу на диване в съемной квартире и смотрю в потолок. Во всех трех комнатах включен свет и старый телик орет на полную, так я создаю эффект присутствия — ведь я ненавижу оставаться дома одна. Я подношу руку с сигаретой к лицу и делаю глубокую затяжку. Мои соседки не разрешают курить в квартире, но мне похуй — попробуйте сначала пожить с кучей голосов в голове, а потом запрещайте мне, что захотите. Я свешиваю руку с края дивана, и стряхиваю пепел прямо на пол. Идите в пизду.

Наверно, кто-то наслаждается одиночеством, но точно не я. Страх тишины — это мое экзистенциальное проклятье, ведь в тишине я всегда слышу их особенно хорошо. Мои голоса, моих демонов. Включенный свет и выкрученный на максимум звук у телика — хорошая попытка, но этого недостаточно. С алкоголем было бы намного проще.

Кстати, алкоголь. Я неохотно сползаю с дивана и иду на кухню — там точно что-то было, осталось со вчерашнего дня. Пыльное оконное стекло царапает камешек. Еще один. Да, ладно, я что, в кино? Отодвигаю занавеску, осторожно выглядываю вниз. Наверно, показалось. За окном — зимние сумерки, в сером воздухе расплывается тушь веток, внизу два темных пятна, одно — скамейка, а второе… Я осторожно приоткрываю створку окна:

— Рома, что за херня?

Даже с высоты третьего этажа я вижу, какой потерянный у него вид.

— Спускайся, пошли гулять, у меня водка есть.

В подтверждение своих слов Ромка звенит рюкзаком. Предложение — просто охуенное. На сборы я трачу меньше минуты. Натягиваю пуховик прямо на футболку, сую ноги в ботинки, не найдя шапку, натягиваю на голову капюшон. Хлопаю дверью подъезда — и вот уже декабрьский снег уютно поскрипывает от наших шагов.

— Блин, холодно как, доставай уже.

Мы по очереди пьем из бутылки прямо посреди тротуара, редкие прохожие предусмотрительно обходят нас по дуге. Алкоголь обжигает горло и разливается теплом в груди. Запить нечем, я кашляю и вытираю слезы. Бутылка исчезает в рюкзаке. Внезапно Рома хватает меня, закидывает себе на плечо и куда-то тащит.

— Ромка, дурак, отпусти!

Я брыкаюсь, смеюсь, бью его по спине — Ромка поскальзывается, и мы падаем в сугроб. Какое-то время барахтаемся в снегу, а потом я переворачиваю его на спину и сажусь сверху. Он смотрит на меня снизу вверх — темные ресницы слиплись от подтаявших снежинок.

— Знаешь, я бы хотела взять, и влюбиться в тебя.

Да, это было бы охуительно. Ромка нравится девчонкам. Мне он тоже нравится, но этого недостаточно для того, чтобы я потеряла голову. А по-другому мне просто неинтересно.

— Влюбиться ты всегда успеешь. Может, пойдём ко мне?

В его глазах — отблески неоновых огней вывески за моей спиной, но мне кажется, что я вижу в них отражение млечного пути. Так, Дине сегодня больше не наливать.

— А что делать будем?

— Ну, посмотрим что-нибудь.

— Ага, ну да…

Мы целуемся в подъезде. Целуемся на лестнице, целуемся у его двери, целуемся в коридоре. Я не помню, как я раздеваюсь. Мы лежим на диване, и, Ромка, действительно, включает какой-то фильм. Я устраиваюсь около него, он обнимает меня, утыкается носом мне в волосы и выдыхает мне в ухо, обжигаю дыханием шею.

— У меня месячные.

— Ну и что?

Он расстёгивает мои джинсы, тянет их вниз вместе с трусами и опускает лицо мне между ног.

— Перестань, я же всё запачкаю.

— Дин, ну замолчи уже.

Я не могу с ним спорить — у меня уже нет на это сил. Я просто откидываюсь на подушки дивана и, закрыв глаза, запускаю пальцы ему в волосы. Похуй. Я не делаю ничего плохого, это просто секс. Он лижет мне между ног, я кончаю, и на секунду отключаюсь. Еще не до конца придя в себя, чувствую, что его язык уже у меня во рту. Вкус собственной крови вяжет. Он встает и помогает мне подняться, по пути в спальню стягивает с меня футболку.

Дрожащими руками я помогаю ему раздеться. Тяну кофту вверх, безуспешно борюсь с пряжкой на его ремне. Его кожа обжигает мои пальцы, и я чувствую между нами напряжение, от которого волоски на моих руках встают дыбом. Мы падаем на кровать, он ложится сверху, я обхватываю его ногами. Мы трахаемся так, как будто через час наступит конец света, и это — последнее, что мы успеем сделать перед тем, как исчезнем навсегда. Кровь на простыне, на его животе, мои пальцы, которыми я дрочу себе, когда он входит в меня — тоже в крови. С каждой секундой я все ближе к нему, я исчезаю, и демоны, наконец, теряют мои следы.

В последний момент он выходит, кончает мне на живот и снова ложится сверху. Мы переворачиваемся, я прижимаюсь к нему, трусь щекой о его щеку, размазывая между нами сперму, смешанную с кровью. Запускаю руку ему в волосы, они мокрые, или это мои слёзы? Он обнимает меня.

— Ты что, плачешь? Я сделал тебе больно?

— Нет, я просто не хочу, чтобы это заканчивалось.

— Хочешь еще?

— Да. Нет. Я не знаю… Давай просто полежим так еще.

— Я и не собирался тебя отпускать.

Мы лежим в тишине — больше никаких голосов. По потолку медленно проходят бледные полосы света от проезжающих внизу машин. В квадрате окна — кусок неба, тяжелый, набухший от желто-сиреневых переливов уличных огней. «Как огромный синяк», — думаю я, и с этой мыслью засыпаю.

Что вам рассказать обо мне? Я — одна из тысяч мечтательниц, бабочка, очарованная неоновыми огнями большого города. Когда тебе девятнадцать — ты веришь в то, что все твои желания могут исполниться, а еще — это действительно происходит. И некоторые из них могут уничтожить твою жизнь. Что еще? Мне нет равных по части побега от реальности. Книги и фильмы в детстве, музыка, клубы, алкоголь, наркотики и секс — позже. Но давайте по порядку.

Для всех я — хорошая девочка. Все в моей жизни происходит по расписанию, и от этого меня тошнит. Школа, выпускной, поступление в престижный ВУЗ. Я блестяще сдаю экзамены и переезжаю в Е, но учеба в универе меня не интересует. Сейчас я просто хочу жить так, чтобы обо мне можно было написать книгу, или снять фильм. Хочу жить одним дней, не думая о том, что будет со мной завтра. Это — как жизнь мотылька-однодневки, короткая, но поэтому особенно яркая.

Вот, например, сейчас, я стою перед зеркалом в крошечной подсобке клуба. Можно было бы сказать, что я абсолютно голая, исключение — тонкие, пропитанные краской трусы-стринги. Мои ступни прилипают к куску полиэтиленовой пленки, аккуратно постеленному на пол, чтобы не запачкать плитку, и я аккуратно переступаю с ноги на ногу. Густо наложенная акриловая краска, смешанная с жидким мылом, подсыхает, слегка стягивая кожу. Я работаю моделью, а точнее, я — бодиарт-модель. Лана, художница, закрепляет рисунок на моем теле лаком из баллончика:

— Ты как, не волнуешься?

— Лан, ты же знаешь, я никогда не волнуюсь, наоборот. Я люблю, когда на меня все смотрят. Это же такой кайф. Понимаешь?

Лана, с ухмылкой поднимает на меня глаза:

— Так, подруга, ты когда уже выпить успела?

Я смеюсь, но то, что я ей говорю — это правда. Я обожаю внимание, я зависима от него, а самый простой способ получить его — раздеться. Попробуй не смотреть на голую девчонку, извивающуюся в танце в пятне неонового света. Попробуй не думать о белом слоне.

До выхода пять минут. Стараясь не повредить рисунок, я выбегаю на лестницу и торопливо закуриваю. Отсюда отлично слышно музыку, и, мысленно, я уже на сцене. Я прокручиваю в голове свои движения и точки, потом делаю еще пару затяжек и нервно тушу сигарету. Внезапно дверь на лестничную клетку распахивается, и на меня выскакивают двое парней. Один — мой однокурсник, Олег, у нас с ним что-то вроде дружбы. Второго я не знаю, но это не мешает ему тут же наставить на меня объектив камеры:

— Можно фото для журнала?

— Для какого журнала? Здесь?! У меня скоро выход, мне уже бежать надо.

Вопросительно смотрю на Олега. Что за хуйня? Кто это вообще?

— Ну пожалуйста, я быстро!

— Ладно, хорошо, давай.

Для журнала, значит. Ну, окей. Я прислоняюсь к обшарпанной стене и поворачиваю лицо в профиль — свой выгодный ракурс я знаю. Да и вообще, я в краске, и меня сейчас и родная мать не узнала бы. Пусть снимает, похуй. Я слышу щелчок затвора, потом еще один.

— Так, хватит, мне правда пора.

После залитого светом лестничного пролета, меня ослепляет темнота гримерки. Я наощупь выбегаю в небольшой коридор, ведущий за сцену — музыка уже грохочет так, что мне закладывает уши. Я немного волнуюсь перед выходом, но, еще я знаю, что как только я сделаю шаг на сцену, это пройдет. Да, для тех, кто пришел на вечеринку, мы — просто антураж. Голые девчонки в краске, развлечение, часть шоу. Но всегда найдется кто-то, кто будет просто смотреть на меня, смотреть так, будто кроме меня тут больше никого нет. Это длится совсем недолго, но за эти несколько минут я готова умереть.

Мой выход заканчивается, и после него я снова курю на лестнице — растворяю эндорфин, или что там у нас отвечает за эйфорию, в никотине. Работа окончена, можно забрать свои деньги и свалить.

— Ты все? — снова они.

Я делаю глубокую затяжку, выпуская горький дым, второму, незнакомому парню, в лицо:

— Да, а что, есть предложения?

— Пойдем с нами бухать.

Бухать — это я всегда за.

— Подождите тогда, я оденусь.

Я возвращаюсь в гримерку, надеваю юбку, а точнее, обматываю вокруг талии кусок эластичной ткани, закрепляю его кнопкой. Потом натягиваю через голову, стараясь не повредить прическу, тонкий топ — по факту просто узкую полоску прозрачного материала. Я сама шью себе одежду, то, что продается в магазинах — мне не нравится. После выступления у меня всегда охуенное настроение, поэтому я обнимаю Лану и целую ее в щеку:

— Я побежала, меня там приятель ждет. Спасибо!

— Что за приятель? Этот, из журнала?

— Знаешь его?

— Ну так, знакомое лицо. Ты помыться-то не хочешь?

— Потом!

Ребята ждут меня на лестнице, и когда я выхожу к ним, Олег задает тот же вопрос:

— Дин, а ты что, так пойдешь?

Ну, конечно, я же покрыта краской с ног до головы, включая лицо и намертво зафиксированные засохшим акрилом волосы.

— Проводите меня до дома, я тут рядом живу. Приму душ и пойдем бухать.

— Идёт.

— А с другом познакомишь?

Вот так я встречаю Ромку. Кстати, он действительно, снимает для какого-то журнала. Что за журнал, я не успеваю спросить, так как рядом с нами притормаживает машина, из нее высовывается какой-то мужик и орет:

— Супер!

От клуба до квартиры, которую я снимаю с однокурсницами, идти от силы метров пятьсот, и по пути я понимаю, что идея прогуляться в таком виде не так уж и плоха. Еще бы — я становлюсь причиной небольшой пробки на одной из центральных улиц города. Люди из машин сигналят, кто-то снимает меня на телефон, прохожие, идущие нам навстречу, впадают в ступор, в общем — не жизнь, а кино. Наверняка завтра я проснусь звездой Тик-Тока. Да я и так чувствую себя героиней фильма. Мы решаем не ходить ко мне, нахуя? Мы просто гуляем по городу и, по очереди, пьем вино из бутылки, которую ребята притащили с собой. Бухло быстро заканчивается, и мы заходим в какой-то бар, попавшийся нам на пути — в центре города они есть почти в каждом доме. Спускаемся по лестнице в темное полуподвальное помещение, все головы поворачиваются в нашу сторону. Поскольку сегодня мне выпала честь быть королевой вечера, я гордо дефилирую между столами, собирая взгляды посетителей, и падаю за свободный столик в углу зала. Уже через минуту к нам подходит официантка:

— Добрый вечер! Что будете заказывать? — и, понизив голос, добавляет: — Вон тот мужчина за барной стойкой спрашивает, можете ли вы снять юбку и показать свой рисунок целиком?

Я несколько секунд смотрю на смятую купюру, которую она положила передо мной на стол, а потом оглядываюсь. За барной стойкой — какой-то мутный тип салютует мне стаканом пива.

— Да, могу.

Ребята переглядываются, а я встаю из-за стола, и иду в туалет. Только что я танцевала в таком виде перед сотней человек, в чем проблема раздеться еще раз? Тем более, за деньги. Я расстегиваю юбку, аккуратно стягиваю через голову топ, кладу одежду около раковины, и выхожу в зал абсолютно голая. Ну, не считая, конечно, покрытых акрилом стрингов, которых практически не видно. Кто тут заказывал шоу?

Лана отлично поработала над моим рисунком. Мое тело расчерчено линиями люминесцентной краски, поверх них — граффити из баллончика. На мне нет ни одного открытого места, даже лицо разрисовано акриловой краской и украшено цветными стразами. Ярко-зеленые линзы в глазах — собственность модели. Я подхожу к барной стойке и кручусь перед онемевшим мужиком, позволяя ему рассмотреть себя со всех сторон. Будет, что вспомнить, правда? Посылаю ему воздушный поцелуй и возвращаюсь к своим ребятам. Одеваться обратно уже лень, да и смысл? К тому же, я говорила вам, что я люблю внимание? Официантка приносит коктейль — комплимент с соседнего стола. Потом еще один. Через полчаса наш стол уже заставлен бухлом. Ребята начинают напрягаться. Рома спрашивает:

— Слушай, а тебе не надо все это смыть? Это не вредно?

Я поднимаю на него глаза — а он симпатичный. Или это я уже дошла до определенной степени концентрации алкоголя в крови.

— Ром, а тебе не похуй?

Даже, если я перегреюсь и попаду в больницу — будет очень весело. Наверняка, все сбегутся на меня смотреть. Будут фоткаться со мной, а потом, дома, расскажут, как к ним привезли одну ебанутую… Ладно. Пытаюсь сфокусироваться на его лице:

— И вообще, какие у тебя есть предложения?

— Ну, у меня тут друг недалеко живет, давай к нему зайдем и отмоем тебя. Ну правда, так долго ходить нельзя!

Ну заебись. Я уже в таком состоянии, что могу только соглашаться.

— Окей, пошли.

Твои друзья — мои друзья. Я, вообще, очень дружелюбная, особенно сейчас. Я встаю, и иду в туалет за своей одеждой. Кое-как наматываю юбку, топ просто беру с собой — в темноте я вполне сойду за одетую. Мы выходим из бара, меня шатает и мне страшно весело. Ночная улица искрит огнями, как новогодняя гирлянда. Несмотря на то, что выше пояса я абсолютно голая — мне тепло, даже жарко. Я поднимаю взгляд, и рассыпанные по небу звёзды сияют так ярко, хотя нет, это я — звезда, я — словно в луче света, ослепленная…

— Дина, ты куда?!

Ребята буквально вытаскивают меня из-под колес грузового трамвая. Пиздец. Я смеюсь, повисая на Ромке, не отрывая глаз от ночного неба. Кажется, звезд на нем стало в два раза больше.

Дом Ромкиного друга, на самом деле, находится не так уж и близко. Но это даже к лучшему — ночная прогулка помогает мне немного протрезветь. Мы шумно заваливаемся в какой-то облупленный подъезд, и перед нами распахивается обитая дерматином дверь квартиры. Я слышу, как Рома о чем-то говорит с хозяином квартиры, после чего тот куда-то уходит. Мы остаемся втроем. Я сижу на кухне, и слышу грохот наполняющей ванну воды. Заходит Олег:

— Пошли, будем тебя отмывать.

Я совсем не против того, чтобы они помогли мне. Я до сих пор пьяная, а еще, мне приятно то, что они делают — раздевают меня, разматывают юбку, достают из волос шпильки, отклеивают стразы с лица. Рома помогает мне залезть в ванну, я погружаюсь в воду, и она тут же становится разноцветной. Ребята моют меня в четыре руки, смывают краску с головы, стягивают отмокшие в воде стринги. Мои зеленые линзы лежат на углу раковины, плавая в лужице цветной воды, испорченная мочалка валяется на полу ванной, я закрываю глаза, и мне кажется, что не четыре, а десятки рук прикасаются ко мне, оставляя дорожки мурашек на коже. Как будто издалека, слышу голос:

— Ром, вот, еще здесь осталось.

Открываю глаза, и с трудом фокусирую взгляд на потеках краски на бортике. Рома вытаскивает меня из воды, вытирает колючим полотенцем, берёт на руки, и тащит в спальню. Кладет на уже разложенный диван, накрывает одеялом, бережно, как маленькую девочку.

— Не замерзла?

Его голос немного охрип.

— Неа.

Он уходит на кухню, и я слышу щелчок зажигалки. До меня доносится запах сигаретного дыма, озвученный их разговором. Я уже начинаю засыпать, когда меня будит хлопок входной двери. Ушли? Да похуй. Я закрываю глаза и проваливаюсь в темноту.

Кто-то целует меня в шею, царапая щетиной кожу. Я открываю глаза.

— Ты вернулся?

— Ш-ш-ш, молчи.

Он закрывает мне рот поцелуем, заползая ко мне под одеяло. Переворачивает меня на спину, продолжая целовать, и я чувствую, как его твердый член упирается мне в живот. Ого. Да он уже разделся. Я окончательно просыпаюсь.

— Ром? Что ты делаешь?

В ту же секунду у меня перехватывает дыхание, потому что он берет в рот мой сосок, а потом спускается по животу вниз, опуская лицо мне между ног. Меня еще никто никогда не целовал там, и это — совсем не так, как я себе это представляла. Мне тут же становится жарко, мое лицо горит, я кладу ладони ему на затылок, прижимая его голову к своим бедрам. Мое тело, уже без моего участия, подается навстречу движениям его языка, и я, всего через несколько секунд, задохнувшись, кончаю. Он поднимает лицо.

— Ты хочешь меня?

Я все ещё пытаюсь прийти в себя.

— У меня… У меня ещё не было этого.

— У тебя первый раз?!

— Угу.

Он садится и ошарашенно смотрит на меня. Мне смешно от того, какой растерянный у него вид.

— Ты хочешь, чтобы я это сделал?

— Да. Только, пожалуйста, не торопись.

Мы целуемся, Ромка ложится на меня сверху, я раздвигаю ноги и трусь лобком об его член. Он опускает руку вниз и трогает меня там, где несколько минут назад был его язык.

— Ты такая мокрая. Не бойся, все будет хорошо.

— Просто уже сделай это.

Во мне никогда не было члена, и поэтому он кажется мне огромным. Низ живота сначала тянет, а потом простреливает болью. Я вцепляюсь ему в спину пальцами и шепчу:

— Не останавливайся.

— Потерпи немного. Уже все.

Он входит в меня до конца. Я закрываю глаза и прижимаюсь к нему щекой. Ромка медленно раскачивает меня вперёд и назад, а я обнимаю его ногами и раскачиваюсь вместе с ним. Так вот как это происходит. Я нахожу его губы и запускаю язык ему в рот. Зажмуриваюсь так сильно, что перед глазами расцветают черные пятна. Боль уже прошла, и я хочу только одного — чтобы он качал меня на этих качелях, пока я не улечу высоко, до самого неба. Мое дыхание сбивается, Ромка останавливается, выходит из меня и ложится на спину:

— Теперь попробуй сама.

Я сажусь сверху, и мое тело жадно принимает его обратно. Эта наполненность внутри, такая невыразимо правильная — как будто нашлась потерянная деталь, которой мне всегда не хватало, или последний кусочек пазла встал на свое место.

— Ром? Теперь я понимаю, что это значит — чувствовать себя женщиной.

Ромка смотрит на меня и улыбается. Молча берет меня за руки, и мы переплетаем наши пальцы. Потом мы делаем все, что я раньше видела только в порно. Я сосу его член, он засовывает в меня свои пальцы, трахает меня сверху, снизу, сзади. Он долго не может кончить, и я теряю счет времени — мне кажется, что мы делаем это всю ночь. Наконец, он дает мне поспать.

Солнце пробивается в спальню сквозь наглухо закрытые тяжелые шторы. Я открываю глаза. Сколько я спала? Час, два? Ромки рядом нет, но я знаю, что он где-то рядом, наверно, снова курит на кухне. Я поднимаюсь с кровати и подхожу к большому тусклому зеркалу, встроенному в дверцу старого облупленного шкафа. Пылинки беспорядочно кружат вокруг моего тела, вспыхивая в тонких лучиках света. Мои волосы растрепаны, губы распухли, капля влаги подсыхает на внутренней поверхности бедра. Я смотрю на свое отражение, и кажусь себе охуенно, невероятно красивой.

На улице пусто, и мне кажется, что мы остались в этом городе совершенно одни. Я держу Ромку за руку — он провожает меня домой.

— И часто ты таким занимаешься?

— Чем? Трахаюсь с парнем в первый вечер знакомства?

Ромка смеется:

— Пляшешь раскрашенная перед толпой народа, а потом трахаешься с парнем в первый вечер знакомства.

— Нет, нечасто. Обычно обходится без парней.

Улыбаюсь:

— Вообще, насчет бодиарта — обычно я просто фоткаюсь для сайта, но иногда предлагают и поучаствовать в каких-то шоу.

— Так ты модель?

— Ну, вообще я работаю в модельном агентстве, и на одном показе я познакомилась с художницей, которая рисует бодиарт — она и позвала меня в студию. Знаешь, за такое платят намного больше.

Ромка ухмыляется:

— Ну еще бы.

— Да нет, я не только из-за денег. Быть просто моделью скучно. Ну, попадешь ты на несколько показов в год, снимешься в рекламе. В основном на всяких презентациях работаешь, а там… Все относятся к тебе, как к вещи.

— А так лучше?

— Ты совсем не понимаешь. Это другое. Наш фотограф, он… Ладно, похуй.

Я останавливаюсь, чтобы достать из сумки сигареты. Моя зажигалка затерялась где-то на дне, среди оберток от шоколада, пустых сигаретных пачек, косметики и прочей хуйни. Я долго роюсь по карманам и отделениям, и тогда Ромка подносит к моему лицу свою. Прикуриваю, подняв на него глаза:

— Охуенный вчера был вечер, да?

— Ага. Дин, а сколько тебе лет?

— Девятнадцать. А тебе?

— Мне тоже.

Мы подходим к моему дому. Я мрачно рассматриваю пыльные окна на третьем этаже серой пятиэтажки — я ненавижу свою квартиру. Идти домой совсем не хочется, но других вариантов у меня нет. Сейчас, когда алкоголь окончательно выветрился, а в голове стало ясно, и, как-то пусто — на меня со всей силой обрушилась неловкость происходящего. Я думаю о том, чем мы занимались всего пару часов назад, и у меня начинают гореть щеки. Почему я вообще сделала это с ним, ведь мы знакомы меньше суток. Или, как раз — поэтому?

Я торопливо прощаюсь ним, небрежно мазнув по его губам поцелуем. Отпускаю его руку, и, открыв дверь подъезда, сбегаю в прохладную, пахнущую пылью и сырой штукатуркой, темноту. Бегом поднимаюсь на третий этаж, снова роюсь в сумке, звеня ключами, и, тихо проскользнув через коридор в гостиную, падаю на свой диван. Мои соседки все еще спят, и, я надеюсь, что они оставят свои комментарии насчет моего утреннего возвращения при себе. Да и вообще, мне похуй. Я теперь большая девочка, да?