— Спасибо за кофе.
Мы с Олегом сидим в кофейне на первом этаже универа, и, пока он залипает в телефон, я рассматриваю его лицо. Мы знакомы около двух лет, и все это время он оставался для меня просто другом. Это охуенно — просто дружить с парнем, без всей этой пиздострадальной хуйни, правда? Олег чему-то улыбается, поднимает на меня глаза цвета моря в пасмурную погоду. У меня шумит в ушах. Да что со мной опять такое?!
— Да на здоровье. Успеем покурить перед парой?
— Ага, пошли.
Воздух в курилке — мутно-сизое стекло, и сквозь эту призму, как через фильтр, я продолжаю рассматривать его.
— Олег, а больно было тоннели делать?
— Блять, а ты как думаешь?
— Я ничего не думаю, я просто тоже хочу.
— Зачем тебе?
— Ну хочу! Нельзя что ли? Мне нравится, как это выглядит.
— А тебе в твоем агентстве такое разрешат?
— А я с ними уже не работаю больше…
Олег прищуривается:
— У меня дома есть клык для растягивания. И я могу отдать тебе свои старые серьги. У них не очень большой диаметр. Хочешь — сделаем?
Я изумлённо смотрю на него:
— Конечно. Давай сегодня?
— Давай.
— Давай сейчас.
— А как же пара?
— Похуй на пару. Поехали?
Мы едем к нему, по пути заходим в магазин за бухлом, то есть, за анестезией. Бутылка водки и пачка сигарет — отличное начало вечера. Олег ставит передо мной две стопки и кладет на стол два толстых кольца из хирургической стали. Я беру их в руку — тяжёлые.
— Давай, пей для храбрости.
— Я не боюсь.
На самом деле я волнуюсь, просто не хочу ему это показывать. Никому нельзя показывать свой страх, а особенно — самой себе. Если я буду отрицать его, тогда, возможно, мне не придется взглянуть ему в лицо. По крайней мере, я буду бегать от этого так долго, как смогу.
— Чего задумалась? Как кстати лето провела? В Т была?
— Ага. Олег, а ты раньше это делал?
Он смеётся.
— Пей, я кому говорю. Будет очень больно.
— Блять.
Я снимаю свои сережки — экзекуция началась.
— Ай!
— Ну-ка, не ори.
— Сука, но это правда, очень больно!
— Ну отвлеклись как-нибудь!
— Да?! Как, блять?!
Мы уже орем друг на друга, конечно же, в шутку. Олег смотрит на меня, и я по глазам вижу, что ему весело. Тоже мне друг.
— Ну, я не знаю. Подумай о чем-нибудь приятном.
— О тебе, что-ли?
— Можно и обо мне.
Вот же скотина.
— Ладно, как скажешь.
Я расстёгиваю пуговицу на джинсах и засовываю руку себе в трусы. Закрываю глаза.
— Чего пялишься? Тяни давай.
Он продолжает свою работу — я чувствую холод его пальцев, когда он протаскивает клык через мочку уха. Щелчок сережки — один тоннель готов.
— Помогает?
В его голосе спрятана улыбка. Похоже, ему нравится.
— Ещё как.
Мне тоже это нравится. Мы сидим на кухне, одни в его квартире, в полной тишине. Все, что я слышу, это спокойное, размеренное — его дыхание, и учащенное — мое. Темнота под закрытыми веками, прикосновения его пальцев, его голос, даже боль, которую он мне причиняет — все это бешено возбуждает меня. Я слышу, как он берет вторую серёжку со стола:
— Я скоро закончу.
Я почти шепчу:
— Я тоже. Поцелуй меня.
Я чувствую шероховатость его губ — он просто делает то, о чем я его попросила. Это только поцелуй, ничего большего, и когда он заканчивается, его сережки уже оттягивают мочки моих ушей — приятная, саднящая боль. Почти такая же сладкая, как нарастающее внизу живота пульсирующее напряжение. Я прячу свой стон в его губах, задыхаясь, шепчу ему на ухо:
— Спасибо.
Сука, он снова смеётся:
— Обращайся.
Я открываю глаза, застегиваю джинсы, поднимаю на Олега взгляд:
— Кстати, меня из общаги выселяют, я же в академку ушла. Можно, я у тебя немного поживу? Ведь мы же друзья.
Иногда так просто получить желаемое.
Я над чем-то смеюсь, а потом закашливаюсь сигаретным дымом. Опускаю взгляд вниз — в моей руке пластиковый стакан, наполненный дешевым вермутом и газировкой. Убирает с двух повторов. Ладно, с трех. После четырех ты будешь блевать у входа в клуб или прямо в такси. Я не преувеличиваю — это проверено многократно. Мои однокурсники отмечают сдачу сессии, которую я успешно завалила. Сегодня моя последняя ночь в общаге, завтра я должна собрать свои вещи и съебаться отсюда на все четыре стороны. Хотя, нет. Я поеду к Олегу. Заебись, да?
Кто-то открывает окно, и в общей комнате, которую студенты используют для работы над своими проектами, становится свежо. Напротив меня сидит парень с пятого этажа. Просто парень, no name, его имя даже не играет роли в этой истории. Я лениво наблюдаю за ним поверх края пластикового стакана. Наши взгляды встречаются, и я понимаю, что хотя мы еще не сказали друг другу ни слова — наши демоны уже обо всем договорились. Ну хорошо, мои-то точно все решили. Он — старше меня на год, с охуительной фигурой. Девчонки в коридоре института провожают взглядами его задницу, и сегодня я намерена увидеть ее без штанов. Я допиваю остатки одним глотком — моя жидкая смелость.
Все потихоньку расходятся по комнатам, и я тоже иду к себе, беру полотенце, спускаюсь на цокольный этаж — интересно, во всех общагах душевые в подвале? В наших можно снимать артхаусное кино или любительские фильмы ужасов. Облупленная краска, потемневшая плитка на стенах, режущий глаза свет неприкрытой лампочки под набухшим от влаги потолком. Я подставляю лицо под струи горячей воды, закрываю глаза, и пытаюсь прийти в себя. Сколько сегодня было стаканов — три или четыре?
Стена в душевой изрисована и исписана всякой хуйней — своебразный мурал, созданный живущими здесь студентами. «Жизнь — это длинная очередь за смертью. А мы, как всегда, без очереди» — это написала я, когда была в говно. Похоже, я часто принимаю душ пьяная. Я смеюсь, и струйки воды затекают мне в рот. Похуй. Конечно, я никуда не собираюсь лезть без очереди — я всего лишь хочу поебаться с симпатичным парнем с пятого этажа. И больше ничего.
Соседка в моей комнате уже спит, я надеваю длинную футболку прямо на голое тело — трусы мне сегодня не понадобятся. Захожу в туалет, чтобы бросить на себя еще один оценивающий взгляд — когда я пьяная, я кажусь себе охуенной, в остальное время я себе совсем не нравлюсь. Есть какая-то японская легенда, в которой говорится, что ты рождаешься с лицом человека, которого ты любил в прошлой жизни. Я прикасаюсь пальцами к холодному стеклу. Какой бред. Я что, не могла найти кого-то покрасивее?!
В макетной, где наша компания отмечала завершение семестра, все еще сидит пара человек, еще один спит прямо на столе. Пьянка удалась. Я прохожу мимо них, и они даже не обращают на меня внимания. Его дверь — в конце коридора, и отсюда я вижу под ней тонкую полоску света. Каждый шаг — один удар сердца. Что делать? Постучать? Я просто поворачиваю ручку, и дверь легко открывается. Не заперто.
Он сидит за столом, в одних штанах. Я смотрю на него — одно движение, и моя футболка летит на его кровать. Твой ход. Я раскрыла свои карты, и теперь мне страшно — а что, если я ошиблась, и он просто не хочет меня? Что может быть хуже этого?!
— Сама пришла.
Я с вызовом смотрю ему в глаза, наглость — всегда хорошая маскировка.
— Да.
— Хочешь?..
Я молчу, нет смысла подтверждать очевидное. Он берет меня за плечи и разворачивает лицом к стене, я упираюсь в нее руками, прогнувшись ему навстречу. Он проводит языком по моей шее, кусает мочку уха, пробегает по спине кончиками пальцев, сжимает грудь, спускается ладонью по животу, прижимаясь бедрами ко мне сзади. Я уже потекла, я завожу руку за спину и заползаю пальцами за пояс его штанов. Сжимаю его член — горячий. Я дрочу его, он вставляет его в меня и сразу набирает темп, долбит меня, монотонно, как машина. Я слышу его частое дыхание, и меня заводит его грубость, мне нравится, что он просто ебет меня, не думая о том, что я чувствую. Для него я — просто дырка для члена, но он хочет эту дырку.
Он, как и я, пьяный, и долго не может кончить.
— Шлепни меня.
Он шлепает меня так, что я вздрагиваю от боли. Потом еще и еще. Сильно сжимает мою грудь и крутит сосок. Я начинаю стонать, и это действует на него, как спусковой крючок. Он выходит из меня, и кончает мне на спину. Вытирает сперму моей футболкой и кидает ее мне:
— Свободна.
Садится на кровать, берет с тумбочки телефон и утыкается в него взглядом. Я одеваюсь, мокрая ткань липнет к животу. Выхожу из его комнаты, плотно притворив за собой дверь. В макетной уже никого нет, но мне похуй. В своей комнате я заползаю в постель, укрывшись одеялом до подбородка, надо мной нависает тяжелая рама подоконника, за ним — темное полотно неба, усыпанное звездами, я вцепляюсь в них взглядом, заканчивая то, что не закончил он, и звезды становятся все ярче, пока не заполняют все вокруг, утопив меня в свете.
Утром я выкидываю грязную футболку в корзину с мусором. Как я себя чувствую? Как обычно после пьянки. И вообще, у меня сегодня переезд.
На крыльце перед клубом тесно от вышедших покурить и просто проветриться тусовщиков. Олег подносит мне к лицу зажигалку, и я нащупываю у себя в кармане джинсов пакетик с белым порошком — где бы нам это въебать? На двоих должно хватить, и вообще — друзья всегда делят все пополам.
— Больше не болит?
— Ты что, я уже давно забыла!
Попытка выйти из машины не дождавшись, пока она остановится — не слишком удачная идея. В результате я имею порванные джинсы и разбитую коленку. Не спрашивайте, как это произошло, со мной постоянно случается всякая хуйня. Олег скептически осматривает мое колено.
— Завтра будет болеть.
Я смеюсь.
— Похуй, что будет завтра. И потом, у меня есть лекарство. Утром поедем к тебе, и у тебя полечимся, да?
Теперь я живу у Олега, занимаю пустую комнату в его квартире — и он пока совсем не против моего общества. Мы с ним совершенно разные, но нам хорошо вместе. Вместе бухать, шляться по тусовкам и вообще, страдать всякой хуйней.
Ночь длится целую вечность, но даже вечность можно пережить, если у тебя есть алкоголь, пачка сигарет и маленький пакетик, запиханный в передний карман порванных джинсов. Утро застает нас на трамвайной остановке, мы стоим, держась друг за друга, и ждем начала прихода. Минут десять назад мы запили остатками коньяка то, чем меня угостил Стас еще в начале вечера — все-таки не удержались, и приняли все это в туалете клуба. Не спрашивайте меня, что это было, я не знаю. Я смотрю на Олега и думаю о том, что..
— Олег, ты что-нибудь чувствуешь? По-моему, мне дали какую-то хуйню.
— Вообще ничего. Есть еще сигареты?
Я достаю пачку — осталось как раз две, мы курим, смешивая наше дыхание в тонкой пленке дыма, поднимающегося к нависшим над нами тополям. Пробивающиеся сквозь листву полосы солнечного света рассыпаются на тысячи золотистых искр, и они кружат вокруг нас, покусывая торчащие из рукавов футболки голые руки. Мы едем в трамвае, и этот свет преследует нас, проникая внутрь через толстое стекло пыльных окон. Его рука такая же горячая, как и его язык — мы целуемся в лифте, забыв нажать кнопку, спрятанные в темноте пластиковой коробки. Воздух между нами гудит от напряжения, мне жарко, и я стягиваю с себя футболку и бросаю ее на пол своей комнаты. Он лежит на моей кровати, а я сижу на нем сверху, и его член упирается в меня сквозь жесткую ткань его джинсов. Он расстегивает мою ширинку и засовывает руку мне в трусы, я ломаю ногти об пряжку его ремня, но он отталкивает меня.
— Нет. Не надо.
— Что случилось?
Его голос доносится до меня, как сквозь подушку.
— Не надо. Мы же типа друзья.
— Ну охуеть, ты серьезно сейчас?
Олег стряхивает меня с себя и встает с кровати.
— Да, серьезно. Давай, спокойной ночи. Ну, или что там.
Удаляющиеся по коридору шаги, хлопок дверью. Я закрываю глаза, но от этого света невозможно спрятаться, сияние заполняет все снаружи, и я зажмуриваюсь, в надежде погрузиться в спасительный сумрак — сумрак на задворках моего сознания, всегда пугающий меня, но такой желанный сейчас. В голове стучит, но я все равно слышу, как он возвращается в мою комнату — я замираю, притворяясь спящей. Зачем он пришел? Олег резко втягивает воздух через сжатые зубы:
— Да какого черта.
Тепло и тяжесть его тела накрывают меня, он переворачивает меня на спину, засовывая язык мне в рот. Все еще зажмурившись, я стягиваю с себя трусы, хватаю его член и подаюсь ему навстречу. Он входит в меня, резко, грубо, я открываю глаза, и тут же задыхаюсь, ослепленная светом, затопившим все вокруг — подоконник, пол, сбившиеся на край постели простыни. Мы трахаемся, окруженные потоком светящихся искр, я протягиваю руку, и одна из них опускается мне на ладонь, обжигая ее. Он переворачивается на спину, и я скачу на нем, прижимаюсь к нему, трусь об него животом, грудью, царапаю ногтями его напряженные руки. Мы все еще друзья, правда? Сердце бешено колотится, перед глазами расплываются цветные круги. Я протискиваю руку между нашими телами и дрочу себе, он стонет мне в губы.
— Я сейчас кончу.
— Я тоже.
Я лежу на нем, пытаясь выровнять сбившееся дыхание, влажные от пота волосы прилипли к его руке.
— У меня раньше так не получалось.
— Как?
— Кончить вместе.
Он целует меня в висок, и я поднимаю на него лицо:
— Останешься со мной?
— Нет, прости. Спать я буду в своей комнате.
Я выпихиваю его с кровати.
— Ну и пиздуй. Я тоже люблю спать одна.
Я с головой накрываюсь одеялом и сворачиваюсь в клубок. Конечно, я вру — я ненавижу оставаться одна. В горле першит, и мне хочется плакать. Но я просто закрываю глаза, и засыпаю.
Мы с Олегом сидим за кухонным столом, и, серотониновая яма, на дне которой мы оказались, по глубине превосходит Марианскую впадину. Кажется, так называется это состояние. Отходняк. Еще одно подходящее слово. Я проспала весь день, и теперь наблюдаю, как последние лучи солнца пробивают пыльное стекло, рисуя на стене золотые прямоугольники. Для меня они выглядят серыми, впрочем, как и все вокруг. Олег делает затяжку и красиво выпускает под потолок несколько колечек:
— Чем сегодня займемся?
Он заставляет меня слабо улыбнуться — я не умею так делать. Да что вообще я умею? Ебать мозги парням? Я пожимаю плечами:
— Ну, я сейчас пойду в аптеку.
— Зачем?
— Мне надо купить одну таблетку.
Сначала мне кажется, что Олег не понял, о чем я, но, потом, до него доходит:
— Прости.
— За что? Я сама этого хотела. Все в порядке, это просто таблетка. Я приму ее, и все будет окей.
Олег встает из-за стола, и подходит к окну. Я смотрю, как он трогает пыльное стекло — какие же красивые у него пальцы. Только из-за них в него можно влюбиться. Не оборачиваясь ко мне, он спрашивает:
— А вчера? Где ты взяла ***?
— Стас дал. Сказал, что под этим обязательно нужно поебаться. Ты знаешь его?
— Угу. И что, он просто так тебе дал?
— Нет, блять, пришлось ему отсосать!
Олег смотрит на меня так, что я тут же добавляю:
— Да шучу. Я ему просто подрочила.
— Пиздец, да ты вообще можешь нормально разговаривать?!
Чего он бесится? Вчера все было хорошо, он ржал над моими шутками, а сейчас… Да что с ним такое? Подумаешь, отходняк. Надо просто бухнуть, и к ночи все снова станет заебись.
— Он уезжает на Казантип на две недели. Просил пожить в его квартире, типа присмотреть за ней. Так что я скоро свалю отсюда.
— Ты можешь жить у меня столько, сколько хочешь.
— Я знаю. Просто… Я уже почти месяц тут живу.
— Ну и что? Что случилось? Это из-за того, что произошло вчера ночью?
— Сегодня.
— Да похуй. Я знал, что не стоило этого делать.
— Я не жалею о том, что у нас был секс. Даже наоборот, если хочешь…
Олег перебивает меня:
— Тогда, летом, когда я познакомил тебя с Ромкой, помнишь? Мы отмывали тебя в ванне. Он проводил меня домой, а сам вернулся к тебе. И ты с ним переспала. Мне было очень хуево. Я не мог злиться на него — он мой лучший друг. И не мог злиться на тебя. Поэтому я просто ненавидел себя. За то, что сам не смог сделать это.
Я мрачно смотрю на него. Если это правда, то у меня тоже есть что ему сказать:
— Тогда почему ты молчал? Почему ушел? Оставил меня с ним? Чего ты испугался? Если бы ты залез ко мне в постель — я бы переспала с тобой.
Он молчит, и я решив добить его, добавляю:
— Или с вами обоими.
Олег вскакивает со стула, хлопает дверью, и я остаюсь на кухне одна. Раздраженно давлю окурок в банке, служащей пепельницей. Он нравится мне, понравился сразу, как только мы познакомились, иногда мы напивались и целовались в клубе, но дальше… Меня бесит то, что мне всегда приходится делать первый шаг.
Я иду в свою комнату, одеваюсь, беру сумку, в полутемной прихожей перед зеркалом на скорую руку подкрашиваю глаза. Лифт едет целую вечность, и я вспоминаю, что было вчера — замкнутое в темноте пространство, его губы, руки, горячие, до грубости жадно шарящие по моему телу, мне перехватывает дыхание и я снова и снова нажимаю кнопку вызова. Да где же этот ебаный лифт?!
В «PV» еще пусто, я сегодня пришла слишком рано, но бар уже открыт, и я направляюсь к нему. Сегодня мой вечер — я вижу Стаса, он машет мне рукой. Стас старше меня лет на десять, и он не похож на парней, с которыми я сплю, он для меня слишком взрослый. Я не могу представить нас в постели, зато бухать и торчать с ним — это я запросто.
— Привет, красавица. Коньяк?
— Ага.
Стас машет бармену, и передо мной появляется стопка — красивым девушкам звезды сами падают в руки. Я беру ее двумя пальцами, и, секунду спустя, коньяк обжигает мне горло. Стас тут же заказывает по второй.
— Болеешь после вчерашнего?
— Есть немного. Я все сделала, как ты сказал.
— Что ты сделала?
— Ну, въебала то, что ты мне дал и трахнула парня. Теперь мне придется от него съехать. Спасибо, Стас!
Он ржет надо мной:
— А что такое? Ему не понравилось? Рассказывай, давай.
— Потом. Кстати, ты не передумал? Я могу пока пожить у тебя?
Стас продолжает смеяться. Конечно, ему весело. Он любит послушать мои дурацкие истории, но встреваю-то в них я!
— Подожди, не так быстро. Я уезжаю послезавтра. Хочешь квартиру посмотреть?
Послезавтра наступает внезапно. Я вспоминаю об этом, зажатая между двумя парнями на крыльце универа. Мы раскуриваем косяк, прячась за огромной мраморной колонной. Я делаю затяжку, поворачиваюсь к Спайку, и выпускаю горький дым ему в рот. Потом повторяю все то же самое с другим парнем. Олег куда-то свалил, может, поссать, а может — за бухлом, и оставил своих друзей со мной. Я не против, даже наоборот. Мы со Спайком целуемся, его ладони шарят у меня под футболкой, а второй парень, кажется, его зовут Артем, гладит меня по животу, осторожно заползая пальцами за пояс моих джинсов. Я кладу свою руку поверх его, подталкивая его ниже, туда, где приятной сладкой болью потягивает низ живота. Блять, я, наверно, уже мокрая. Возвращается Олег.
— Погнали, сегодня у Марка день рождения. Они собираются бухать на квартире у Лины.
— А мне тоже можно с вами?
Спайк берет меня за руку:
— Ты что? Конечно, поехали.
Марк — гитарист из группы Олега, а Лина — его девушка. Я знаю их только по рассказам Олега, я вообще почти никого тут не знаю, и поэтому хуево себя чувствую. Попытки заглушить это состояние водкой приводят к тому, что конец вечера я провожу на скамейке во дворе, сблевывая в кусты излишки алкоголя. Спайк сидит со мной, придерживая мои волосы — трогательная забота, которой я от него не ожидала, ведь мы познакомились всего несколько часов назад.
— Давай, я отвезу тебя домой. Где ты живешь?
Мы ловим машину и едем ко мне. Точнее, мы едем к Стасу. Я копаюсь в сумке, и с облегчением достаю из нее ключи — надо же, не проебала. Мы поднимаемся на тринадцатый этаж, и я долго вожусь с замком.
— Это твоя квартира?
— Нет, приятель пустил пожить. Он сегодня уехал на Казантип.
Спайк заходит в гостиную, осматривая дорогую технику и стопки дисков и пластинок.
— А до этого ты же с Олегом жила? У вас с ним?..
— Ничего у нас нет, мы просто друзья.
Я открываю воду, и грохот набирающейся в ванну воды заглушает его голос — кажется, Спайк меня еще о чем-то спрашивает.
— Что?
— А этот… приятель. Он тебе кто? Просто знакомый?
— Ну да.
Я залезаю в ванну и закрываю глаза, прокручивая в голове события двухдневной давности.
— Иди сюда, красавица.
Я отрицательно мотаю головой. Стас лежит на кровати абсолютно голый — так он вышел из душа. Бутылка коньяка в клубе, еще одна, купленная в ночном магазине, и распитая уже у Стаса на кухне, раскуренный там же на двоих косяк, и — две дорожки, чтобы взбодриться и дожить до утра. Теперь я сижу в кресле и смотрю на дымящуюся в пепельнице сигарету. По столешнице прикроватного столика размазаны остатки порошка, и я провожу по ним пальцем, а потом засовываю его в рот.
— Ты не хочешь меня?
— У меня месячные.
— Ясно. Ты всегда такая неприступная. Прямо как Снежная королева. Даже Стэн не смог растопить твое сердце. Бедный парень, а ведь ты ему очень нравилась. Что у вас с ним произошло?
— А он не рассказывал?
— Нет.
— Ну… Мы напились у него дома, и я трахнула его друга. Этого, который тоже ди-джей. В очках. Забыла, как зовут.
— Пиздец, Дина. Вот что ты творишь? Ты вообще, когда-нибудь в кого-нибудь влюблялась?
— Стас, не начинай. Что за хуйня, нормально же все было.
Неприступная — это точно не про меня. Просто сейчас я не хочу его, я вообще уже ничего не хочу, я сижу и жду, когда он вырубится. Он переворачивается на живот и закрывает глаза. Серая предрассветная мгла заполняет спальню, и я задергиваю шторы, погружая комнату в полумрак. Не благодари, Стас. Ведя рукой по стене, направляюсь в гостиную, пол плывет у меня под ногами и все, чего я сейчас хочу — это исчезнуть. Рассыпаться на молекулы и раствориться в сером сумраке.
Голова кружится. Я открываю глаза, и пытаюсь зацепиться взглядом за потолок, который упорно уплывает от меня куда-то вбок. Внезапно меня пронзает страх — мне кажется, что я погружаюсь в теплую воду, и тонкая пленка жидкости смыкается над моим лицом.
— Иди сюда! Помоги!
Спайк заходит и помогает мне выбраться из ванны — липкий страх стекает с моего тела вместе с водой и уходит вниз, в блестящий кружок сливного отверстия. Я стою перед ним, голая, мокрая, все еще пьяная и обкуренная. Спайк снимает со стены полотенце и накидывает его на меня, заворачивая, скрывая мою наготу. Зачем?
— С тобой все в порядке?
— Нет.
Мой страх ушел, и на смену ему пришла пустота. Ну что ж, теперь кому-то придется ее заполнить. Я обвиваю руками его шею, полотенце падает вниз, к нашим ногам, мы целуемся, и мои волосы чертят на его рубашке темные влажные линии.
В спальне темно — толстые шторы плотно сдвинуты, но я все равно закрываю глаза. Так я лучше чувствую свой голод, голод, который невозможно утолить, и я знаю это, но, все равно, не могу остановиться. Мы лежим, обнявшись, я беру его руку, и кладу ее себе между ног.
— Ты можешь делать со мной все, что захочешь. Абсолютно все.
Он гладит меня, вставляет в меня свои пальцы, трахая меня ими, и я вцепляюсь в его рубашку — жесткая ткань царапает кожу. Он все еще одет, и это возбуждает меня еще сильнее. Сильнее, чем то, что он делает со мной.
— Тебе нравится?
— Да, только… Остановись. Я уже близко.
Я не хочу делать это одна, я отталкиваю его руку и, пока не поздно, пытаюсь расстегнуть его ширинку, но он сопротивляется:
— Не надо, просто дай мне закончить.
— Ты не хочешь меня?
— Сначала ты.
И я сдаюсь. Позволяю ему довести меня до конца — утопить в вязкой, густой, сладкой темноте. Я погружаюсь в нее, в глазах темнеет, и, наверно, я почти теряю сознание, потому что я прихожу в себя оттого, что он трясет меня.
— Дина! Ты в порядке?
Слышу свой голос со стороны — тихий, похожий на шелест, шепот:
— Все хорошо. Все охуительно. Не волнуйся ты так…
— Я испугался. Мне показалось, что тебе плохо.
— Да нет, все правда в порядке. Только голова кружится.
— Принести тебе воды?
— Нет, не надо. Я просто очень устала.
Я действительно уже вырубаюсь, ничего не могу с собой поделать — косяк, алкоголь, ванна и то, что он сделал со мной — вымотало меня до крайности. Спайк обнимает меня, и я обхватываю его ногами, оставляя темное мокрое пятнышко на его штанине.
— Извини. Давай, ты трахнешь меня утром, ладно?
Днем просыпаюсь одна, укрытая одеялом. Спайка рядом нет — сбежал, ну и хуй с ним. Все равно, у меня такое похмелье, что даже мысли о сексе вызывают тошноту. Да что там — сейчас все вызывает у меня тошноту. Особенно я сама. Квартира Стаса находится прямо в центре города, и для того, чтобы найти компанию, мне достаточно просто спуститься вниз, и, пройдя квартал, я уже вижу знакомые лица, распивающие в аллее коньяк из пластиковых стаканчиков. Для меня тут же находится еще один — он занимает свое место в ряду выстроенных на скамейке собратьев. Недорогой алкоголь перекочевывает из стеклянной бутылки в непритязательный белый пластик, и я беру свою дозу хорошего настроения на этот вечер. Олег доливает остатки сверху.
— Куда вчера с денюхи делась?
— Мне стало плохо. Спайк меня отвез домой. Ну, к Стасу.
— Понятно.
Ничего тебе не понятно. Я смотрю, как он старательно делает вид, что между нами ничего не произошло, и мне становится ясно, что одного стакана мне сегодня будет мало. Подходит еще несколько человек, и мы идем за новой бутылкой. По пути я решаю, что неплохо бы завернуть в туалет, и я хватаю за рукав симпатичного худого блондина из присоединившейся ранее к нам компании.
— Проводишь меня до туалета?
Я всегда так делаю, когда хочу познакомиться. Прикидываюсь пьяной и прошу проводить меня в дамскую комнату. Хотя, сейчас мне не нужно прикидываться — я действительно уже в говно, мне кажется, что я даже еще не успела протрезветь после вчерашнего вечера. Он утвердительно кивает, и, зажав мою руку в своей, тащит меня через дорогу на красный. Машины сигналят нам, и я смеюсь:
— Ты всегда такой ненормальный?
— Нет, я просто тоже хочу.
Алкомаркет, и ресторан, куда все ходят в туалет, когда бухают в аллее, занимают первый этаж здания через дорогу. Мы совмещаем одно с другим — сначала посещаем уборную, а потом заворачиваем еще за одной бутылкой в магазин.
— Хочешь покурить?
— Давай.
Раскуриваемся за гаражами, передавая друг другу косяк после каждой затяжки. Я завороженно пялюсь на его руки — тонкие запястья, длинные пальцы сжимают самокрутку. Он что-то спрашивает, и я поднимаю на него глаза.
— Что?
— Как тебя зовут?
— Дина. А ты?..
— Иван.
Выгоревшие светлые волосы касаются края капюшона грубой толстовки. Серые глаза внимательно рассматривают меня, и я отмечаю, что он совсем молодой, может, ему только исполнилось восемнадцать. Как же он похож на Макса…
— Ясно. Очень приятно. А у тебя, случайно, нет старшего брата?
Какая же я дура. У Макса нет младшего брата. И вообще, все это было в другом месте. В другом городе.
— Вообще есть. Он работает фотографом в студии. Я все пытался вспомнить, где я тебя видел, а сейчас понял. Ты же модель?
— Фотомодель. Подожди, Женька — твой старший брат?! Так я была у вас дома. Он меня как-то спасал… У него… Мазь…
Мне не просто смешно, я уже сползаю по стене. Какой же, сука, маленький город. Он улыбается, глядя на меня.
— Да тебя уже вставило.
— Да нет… Я тебе потом… Расскажу…
Все еще смеясь, мы выходим из-за гаражей, и я замечаю лежащего прямо на земле мужчину. Я подбегаю к нему, и переворачиваю его на спину — он, кажется, в сознании, с трудом фокусирует на мне взгляд и вцепляется мне в руку. Свободной рукой я достаю мобильник и кидаю его Ивану:
— Звони в службу спасения!
Я опускаюсь на асфальт и кладу голову мужчины себе на колени. Его взгляд шарит по моему лицу, и я пытаюсь, насколько это возможно, успокоить его:
— Что случилось? Мы вызвали скорую. Все будет хорошо. Как вам помочь?
Иван кричит в трубку адрес, я слышу, как он посылает матом диспетчера, и это единственное, что я могу разобрать.
— Ну, что там?!
— Я сказал адрес. Будем ждать.
Опускается на землю около меня.
— Что с ним?
— Я не знаю.
Запихивая страх поглубже, я трясущимися руками поворачиваю голову несчастного к себе, пытаясь понять, что мне делать дальше. Мужик начинает хрипеть и задыхаться прямо у меня на коленях, я с трудом расстегиваю воротник на его куртке, и тут же холодею от ужаса — из его шеи торчит пластиковая трубка, из которой выливается мутная жидкость. Я вскрикиваю, и начинаю плакать. Иван матерится и снова набирает скорую. Я слышу, как он снова что-то орет в трубку. Я сижу на земле, держа мужика за руку и реву от страха и отвращения, он сжимает мои пальцы, но я не чувствую боли. Он смотрит мне в глаза и пытается что-то сказать, но не может издать ни звука. Его глаза закатываются, я трясу его, вокруг меня уже мельтешат какие-то люди, я вижу только их ноги, и слышу, как Иван орет уже на них. Мужика кладут на носилки, Иван поднимает меня, и тащит к ближайшей скамейке.
— Что с ним было? Он же не умер?!
Иван молча закуривает, глядя вслед пытающейся покинуть узкую колею двора машине скорой помощи.
— Он не умер? Иван! Скажи, блять, хоть что-то!
— Успокойся. Держи.
Дает мне свою сигарету. Откупоривает бутылку водки, купленную нами незадолго до этого.
— Пей.
Я всхлипываю и послушно делаю глоток из горлышка, не чувствуя вкуса. Наверно, в шоковом состоянии всегда так?
— С ним все будет хорошо, поняла? Не реви. Ему помогут.
Он поворачивает меня к себе, откидывая с моего лица прядь волос, берет меня за руку. Я поднимаю на него взгляд — я знаю, как я сейчас выгляжу, но мне похуй. Его глаза — кусочки серого льда, холодные, как и его пальцы, с которыми я переплетаю свои.
— Вань, почему со мной всегда происходит всякая хуйня?
В кармане тренькает телефон. Пять пропущенных и одно сообщение от Олега: «Куда пропала? Мы поехали к Мелкому на квартиру. Пригоняй.» Я протягиваю бутылку Ивану, и он тоже делает глоток.
— Они поехали к Мелкому.
— Я знаю. Они собирались.
— Поедем?
— Ну да.
Я трясу дверь ванной — безрезультатно. Сука, блять, кому там приспичило поебаться именно сейчас?! Я возвращаюсь в забитое людьми узкое и прокуренное пространство кухни, и кто-то тут же сует мне в руку стопку, до краев наполненную водкой. Разлив половину, я подношу к губам очередную порцию анестетика и вливаю его в онемевшее горло.
— Где Иван? Не видели его?
— На балконе, кажется…
Я иду по коридору, и мое тело отказывается выполнять команды мозга — он уже в отключке. Держась за стену, я сползаю по ней спиной и сажусь на пол. Опускаю лицо к коленям и закрываю глаза. Пространство вокруг меня бешено вращается, и я не могу найти точку, за которую я бы могла зацепиться ускользающим сознанием.
— Дина. Вот ты где.
Его пальцы обхватывают мое запястье, и я поднимаю взгляд — нечеткое пятно его лица висит надо мной на недосягаемой высоте, Иван тянет меня за руку, и у меня темнеет в глазах. Я вцепляюсь в него, с трудом выговаривая слова:
— Где ты был? Я так напилась. Мне страшно.
Голая лампочка под ободранным потолком. Его серые глаза напротив моих.
— Тебе плохо? Хочешь прилечь?
— Мне очень страшно. Пожалуйста, не оставляй меня. Не оставляй меня тут. Ты же не уйдешь сейчас?
— Нет, я не уйду.
Мы идем в гостиную, переступая через сидящих на полу людей. Телик включен без звука, но музыка орет на полную. Иван находит свободное место на диване, и мы втискиваемся между сосущейся парочкой и лежащим в отрубе хозяином квартиры. Вокруг меня движутся размытые пятна человеческих тел, и я закрываю глаза, чтобы отключиться от этой визуальной пытки. Остается только темнота, ощущение его тела рядом, я утыкаюсь лицом ему в шею и шепчу:
— Мне страшно. Я не хочу умирать.