Непобедимый 2

Глава 26 Палисадник с цветами

Первую девушку Геннадий Винницын убил, когда ему исполнилось пятнадцать лет. Тот день рождения начинался, как самый ужасный из всех праздников.

Почему? Да потому что, как и обычно, его с самого утра снова высмеяли одноклассницы. Хотя и знали, что у него день рождения.

Когда Гена пришел в школу, классная руководительница Светлана Михайловна, пожилая женщина лет пятидесяти, вечно ходившая с распущенными седыми волосами, позвала его к доске в самом начале урока, встала рядом с ним, приобняла за плечи и сказала школьникам:

— Ребята, у Гены сегодня праздник. День рождения. Это важный день для каждого из вас, а для Гены в особенности. Он хороший ученик, ударник, ни одной тройки, отличное поведение. Чего не скажешь о тебе, Гальчиков, хватит болтать с Нефедовой! Быстро встал и пересел на заднюю парту! Так, о чем это я? Ах да, ребята, в этот знаменательный день пожелаем Гене всяческих благ и исполнения всех желаний. Поздравляем тебя, Гена, с днем рождения!

Она зааплодировала и остальные ученики девятого «Г» неохотно захлопали тоже. Гена не пользовался в классе ни любовью, ни уважением. Слишком замкнутый, слишком застенчивый.

Говорит невпопад, не смотрит в глаза собеседнику. Не может постоять за себя. На переменах в коридоре хулиганистые ребята отвешивали ему подзатыльники, рвали тетради и учебники, сыпали канцелярские кнопки на стул. Все ради забавы.

Стул, кстати, тоже частенько подсовывали сломанный. В школе еще использовали деревянные стулья с тряпичной обивкой, они часто ломались и обломки складывали в задней части классного кабинета.

Галчонок и его друзья делали из обломков хрупкий стул, держащийся на соплях, и подсовывали под Гену или других учеников. Или даже под учителя. Как только человек садился, стул разваливался на куски и объект шутки падал на пол. Всем веселье, кроме самого бедолаги.

С девочками отдельные проблемы. Когда Винницын смотрел на Галю Нефедову, первую красавицу класса, высокую хохотушку с золотистыми кудряшками, то постоянно покрывался красными пятнами и глотал внезапно возникший ком в горле.

Девушке не нравилось, что угрюмый Гена наблюдает за ней и она приказала Феде Галчонку выжить его из школы. Первый сорвиголова класса усилил давление на Винницына. Они рассчитывали, что родители Гены увидят, что мальчику нет жилья и переведут его в другую школу.

Но родителям Гены было глубоко плевать на учебу сына. Мать у него такая же забитая молчаливая женщина, невысокая, метр пятьдесят пять роста, вечно сутулая из-за работы на станке ткацкой фабрики.

К тому же отец Гены, бородатый мужчина с полусгнившими зубами и кривыми ногами, регулярно пил и избивал женщину. От постоянных побоев у нее случились два выкидыша, а Гену она родила недоношенным.

Так что, жалобы на гонения одноклассников ни к чему бы не привели. Наоборот, это лишний повод, чтобы отец в очередной раз избил сына армейским ремнем. Он любил это делать, хвастался своей службой в танковых войсках Сибирского военного округа и мальчик всегда боялся смотреть на широкий коричневый ремень из шорно-седельной кожи типа «Л» и латунную бляху с изображением пятиконечной звезды. Ремень валялся на верхней полке антресоли.

Вот почему сегодня, в день рождения, Гена не принес в школу ни мясного пирога, ни конфет, ни медового торта, чтобы отпраздновать знаменательное событие. Поэтому и аплодисменты ему адресовали жидкие.

На перемене перед последним уроком Нефедова Галя подошла к нему в коридоре, быстро чмокнула в губы и томно прошептала:

— Гена, поздравляю с днем рождения. А приходи после уроков за школу, я там тебя отдельно поздравлю. Хорошо? Только ты и я.

Пылающий от стеснения Гена не нашелся, что ответить. Он только и смог, что кивнуть, а весь оставшийся урок не слышал ни голоса учительницы по физике, ни выступавших у доски учеников.

Чтобы достучаться до него, учительнице пришлось трижды повторить его имя. Гена не смог ответить, хотя сделал домашнее задание и получил двойку. Учительница не знала, что у него сегодня день рождения, иначе поставила бы тройку, а староста класса, пухленькая Нина, ничего не сказала.

Впрочем, впервые Гена не испугался двойки и последующего отцовского наказания ремнем. Он витал в облаках и надеялся, что Галя вознаградит его за все.

Когда он пришел за школу, Галя стояла в уголке, образованным глухой стеной библиотеки и актового зала. Девушка скромно потупила глазки, держа портфель перед собой обеими руками.

— А хочешь, я тебя поцелую, Гена? — спросила она, когда подросток подошел ближе. — Иди ко мне. Закрой глаза.

Гена послушался и подошел вплотную к девушке, замирая от счастья. Впереди и сзади послышался шорох, а затем он получил болезненный тычок в спину и упал на колени.

На лице парень ощутил вонь, а на губах жижу. Стараясь освободиться, Гена мотал головой, но с двух сторон кто-то крепко держал его за руки и не давал подняться с колен.

Сквозь полураскрытые глаза Гена видел перед собой темный силуэт Гали с белым фартучком школьной формы, а еще Галчонка. Тот стоял чуть сбоку и пытался засунуть в рот Гене вонючую жижу.

— Ладно, хватит, — сказала Галя, когда Гена не выдержал дурного запаха и свалился лицом вперед. Его выворачивало наизнанку. — Кажется, мой подарок не совсем ему по вкусу. Пошли отсюда. И помойте руки, мальчики. Вы все пропахли собачьим дерьмом.

Гену отпустили, кто-то пнул его в зад. Он стоял на коленях так еще долго, но потом услышал голоса. Сюда шли другие ученики.

Тогда Гена вскочил и побежал прочь. Выбрался с территории школы через дыру в заборе, состоящем из железных металлических прутьев, заостренными на верхушке.

Побежал на заброшенную стройку, там нашел ржавый кран с текущей водой, торчащий из цоколя и долго отмывал лицо и испачканную рубашку. Правда, вонь все равно осталась и преследовала его повсюду.

Вычистив себя, Гена сел на груду кирпичей рядом с краном и заплакал. Он хотел повеситься, поэтому расстегнул ремень и вытащил его через петельки на брюках. Потом подростка снова стошнило, а когда он встал и сполоснул рот, то услышал неподалеку женский голос.

Гена встал, обошел груду красных кирпичей, задел прутья арматуры, валяющихся на земле и подошел к углу недостроенного здания. Выглянул и увидел девушку-блондинку лет восемнадцати в бордовом плаще и сером платье до колен.

Она сидела на бетонной балке спиной к Гене и ему сначала показалось, что это Галя Нефедова. К тому же девушка курила, наслаждаясь тишиной и уединением, а Галя тоже недавно попробовала сигареты. Потом ходила бледная и тощая.

Гена шагнул к девушке. Его привлекала белая полоска шеи над воротником плаща, свободная от золотистых волос, с выпирающими косточками позвоночника.

Парень почувствовал, что у него опять перехватило дыхание. Он намотал брючный ремень на обе руки, оставив между ладонями узкую полоску сантиметров на десять.

— Ну все, теперь опять в магазин, — снова повторила девушка. Ростом она, судя по всему, маленькая, с ней легко справиться. — Ненавижу их, но надо.

Она хотела встать, но Гена бросился на нее, вытянув вперед руки с ремнем.

Такси оказалось черным «ГАЗ-21» 1968 года выпуска с двигателем на восемьдесят лошадиных сил и хромированными вертикальными пластинами на решетке радиатора, с фигуркой оленя на капоте. Водитель кивнул в ответ на приветствие и тут же тронулся с места.

Рессоры мягко спружинили на кочках и мы выехали со двора. Лучи фар осветили кусты кизильника и стволы лип и кленов перед домом, решетки на окнах первого этажа, балконы второго и третьего этажей. Потом машина вывернула на дорогу и фары осветили серое в полумраке покрытие асфальта.

Мы помчались по ночной Москве, а я вспоминал, как прошел разговор с Яном Климовым и мысленно готовился к предстоящему задержанию преступника.

Самого гипнотизера сейчас нет в Москве, он звонил из Ленинградской области, как я понял, из Выборга. Находился там по делам, выступал с сеансами гипноза на эстраде для рабочих судостроительного завода. Но выяснил, что тут, в Москве, возможно, живет убийца по меньшей мере, пяти девушек.

— Это активный и сознательный человек, зовут Винницын Геннадий, — сказал Климов. — Со всех сторон положительные характеристики. Он помогал в поиске преступника, организовывал добровольческие отряды по прочесыванию леса в Подмосковье, где находили тела жертв. Их душили подручными средствами, вроде ремня бечевки или скрученной авоськи, а перед смертью учиняли насилие. Что характерно, убийца снимал их обувь и забирал с собой. Еще убийца играл со следствием и писал иногда письма в газеты, утверждая, что эти злодеяния совершает подпольная диверсионная группа «Патриоты».

Я внимательно выслушал Климова.

— А с чего вы взяли, что этот парень убийца? Он что, подвесил куклу с фотографией жертвы на люстру в гостиной и смотрел на это, пуская слюну? Или там есть что-то более весомое?

Климов хохотнул.

— А ты за словом в карман не лезешь. Пока что у меня только подозрения. Я написал письмо этому Винницыну. Попросил прояснить кое-какие обстоятельства поисков улик в лесу в Подмосковье. На самом деле, конечно же, проверял его почерк. И выяснил, что он похож на тот, которым писали письма в газеты. Я отправил бы его письмо на экспертизу, но начальник следственной группы по этому делу редкий осел. Он настроен против меня, блокирует все мои инициативы. Я, само собой, отправил письмо в нашу лабораторию в Ленинграде, но там требуется время. А этот урод может свалить. Так что, его надо взять за шкирку и осмотреть его квартиру. Там наверняка есть женская обувь, хотя Винницын живет один.

Я опять подумал о последствиях.

— А ничего, что это незаконно? Вторжение, со взломом, с причинением телесных повреждений. Вам легко об этом говорить из Выборга, а вот арестуют ведь меня.

Теперь Климов заговорил быстро и напористо.

— Всю ответственность я беру на себя, Витя. Я действую от лица Ленинградского отдела по расследованию особо важных дел. Если надо, предоставлю соответствующую бумагу. Можешь смело ссылаться на меня, я тебя поддержу. Но самое главное, что у нас мало времени. Сейчас вторая половина месяца, первая фаза полнолуния, он совершал убийства как раз в такие дни. Я боюсь, убийца опять на кого-нибудь нападет. А если мы не выясним насчет Винницына, на нашей, нет, на моей совести будет еще одно убийство девушки. Понимаешь теперь?

Только тогда я согласился. Ладно, я и сам не такой уж добропорядочный гражданин, чтобы опасаться ворваться в квартиру к предполагаемому преступнику. Но просто так идти на дело я тоже не хотел.

— А что он за тип, вообще? — спросил я. Сзади послышался скрип двери, из комнаты выглянула мать, хотела узнать, с кем я это так долго разговариваю. — Какое телосложение и подготовка? Тоже спортсмен?

— Ничего подобного, обычный трудяга, работает на заводе. Но когда крысу загоняют в угол, она может броситься даже на медведя. Поэтому я на твоем месте не расслаблялся бы. Если он и вправду преступник, то уже привык убивать, значит, схватит нож или топор. А может, у него ружье есть охотничье. Так что, будь настороже. Но Сава тебе все разъяснит, впрочем.

Я насторожился.

— Что за Сава, черт подери?

В голосе Климова чувствовалась улыбка.

— Савелий Карданов, это мой коллега и помощник в Москве. Твой ровесник, учится в сельскохозяйственном техникуме, так что вы там споетесь. Работает в цирке. Он тебя встретит.

Я переспросил:

— В цирке?

Но Климов уже заторопился.

— Ладно, мне надо срочно идти. Ты тоже поспеши. Желаю удачи. Возьмите гада.

Бросил трубку, подлец. Даже ничего толком не объяснил насчет помощника. Во дворе два раза нетерпеливо гукнул клаксон.

Наверное, такси заждалось. Я сказал матери, что выйду ненадолго и выскочил на улицу.

И вот сейчас я еду на северо-восток Москвы, в Бабушкинский район, в бывший дачный массив Лосиный остров, как объяснил таксист. В тех краях, по словам Климова, обитает Винницын и там меня будет ждать этот подозрительный тип Карданов. Ехать еще долго, так что я откинулся назад на сиденье, закрыл глаза и решил подремать.

Проснулся от того, что меня кто-то тряс за плечо. Я оглянулся и увидел рядом с собой мелкого парня со смазанными чертами лица и всклокоченными волосами. Он стоял снаружи машины у открытой задней дверцы, нагнулся ко мне и пытался разбудить.

— Ну ты и здоров спать, — сказал он и перегнувшись через спинку переднего сиденья, протянул таксисту пять рублей двумя купюрами. — Спасибо, шеф. Довез моего другана. Пошли, Витька, чего расселся? Или дальше спать будешь?

Я вылез из машины. Парень захлопнул дверцу и такси с фырчанием умчалось. Я оглядел парня. Он протянул руку.

— Сава. А ты Витька. Рад познакомиться. Ничего себе рукопожатие. Да, ты действительно крепкий. Наверное, твоя башка вылита из нержавеющей стали с добавлением армированного бетона. То, что надо.

Он скривился, когда я пожал его ладонь, хотя я вроде бы не особо мял его кисть. Сразу видно, что парень ботан, привык больше работать головой, чем руками. Узкие плечи, круглая голова и подвешенный язык. Он одет в кожаные куртку с шипами на плечах и заклепками на воротнике, джинсы с нашивками и кожаные ботинки.

Указал в сторону четырехэтажных домов, темнеющих вдалеке и направился туда, а я пошел следом.

— Ты и вправду в цирке работаешь? — спросил я на ходу, хотя вроде бы надо спросить про Винницына. — А кем именно там? Помогаешь устанавливать реквизиты и тянешь за веревочку, чтобы раскрыть створки штор перед выходом зверей на арену?

Сава обернулся на меня и я заметил озорной блеск в его глазах, хотя вокруг стояла сплошная темень. Фонари светили далеко, в сотне метров сзади, откуда я приехал. Мы шли сначала по асфальту, но очень быстро он превратился в грунтовую дорогу, покрытую комьями грязи и лужами.

— Я иллюзионист, — серьезно ответил Сава. — А еще увлекаюсь психологией и эстрадным гипнозом. Хочу быть, как Ян Климов. Я помогаю ему в расследовании преступлений, по доброй воле, потому что плохие люди должны быть наказаны. Люблю рок-н-ролл. У нас за это наказывают, но ты не побежишь жаловаться. А ты знаешь, что ты маньяк?

Я остановился от неожиданности.

— Ты это о чем? С ума сошел, что ли?

Сава тоже остановился и улыбнулся.

— Ну что, попался? Да ладно, не надо так напрягаться. Ты что, я имел ввиду, что ты маньяк своей цели. Спортивной цели. Чем ты там занимаешься, самбо? Ты хочешь стать чемпионом Союза, так ведь? Готов ради этого душу заложить. Тогда чем ты отличаешься от маньяка в своем непреклонном упорстве?

Я решил пока не ломать ему позвоночник, бросив копчиком на валун у обочины дороги. Отправился дальше, буркнув по дороге:

— Я отличаюсь тем, что не убиваю людей на своем пути и не испытываю от этого удовольствие.

Сава торопливо засеменил рядом.

— Ах да, точно. Хотя, если перед тобой будет выбор, смерть человека или чемпионское звание, что ты выберешь?

Гребаный философ. Я шел, смотря только вперед, чтобы не наступить на лужу.

В зданиях впереди почти не горели огни, на фоне фиолетового неба темнели контуры домов. Где-то лаяли собаки и даже замычала корова. Мы как будто в деревне.

— В спорте нет необходимости убивать человека, чтобы стать чемпионом, — ответил я на ходу. Кеды чавкали по грязи, опять я вернусь домой весь испачканный. — Или у вас в цирке по-другому?

Я повернулся и увидел, что Сева с любопытством смотрит на меня.

— А я не про убийство говорю, — ответил он. — Смерть человека бывает по другим причинам. Вот представь, что у спортсмена на носу чемпионат мира, а у него бабушка при смерти. Что он выберет, попрощаться с родным человеком или важные соревнования?

Вот гребаный урод. Прям в нутро смотрит. Я сразу вспомнил про отца.

— На это так просто не ответишь, верно? — Сева взял меня за руку и остановил. Мы дошли до домов, окруженных палисадниками с низенькими заборчиками. Внутри росли розы и хризантемы. От цветов исходил тягучий аромат. Сева указал на тот, что справа, рядом с нами как раз темнел подъезд. — Вот дом, в котором живет Винницын.