Пять миль, как лента, извиваясь и петляя,
Через долины и леса священная река течет
К пещерам и гротам, число которых
Сосчитать не в силах человек.
Потом впадает с шумом в безбрежный океан:
И среди шума этого Кубла расслышал
Далеких предков голоса, предвещавших войну!
Чжи-Ган неспешно попивал чай, удобно устроившись в главной гостиной дома губернатора Бая. Хозяин не лгал. Им действительно подали любимый чай императора. Видимо, губернатор хорошо знаком с Ле-Цзы, и ему, возможно, известно о том, что Чжи-Ган и Цзин-Ли являются лучшими друзьями императора, которым пришлось пуститься в бега во имя спасения своей жизни. Но если Бай знает о том, что Чжи-Ган — палач, то он наверняка дрожит как осиновый лист, боясь расправы. Тем не менее это всего лишь предположение, ибо трудно сказать, о чем сейчас думает губернатор.
Чжи-Ган улыбнулся хозяину дома, делая вид, что наслаждается вкусом этого особенного чая. На самом же деле он только слегка смочил губы. Сейчас ему было не до чая. Ему нужно было разработать план дальнейших действий. Он совершенно ничего не понимал в придворных интригах, предпочитая обсуждать вопросы государственной политики и конфуцианской этики. Однако для того, чтобы выжить в Пекине, ему все же пришлось кое-чему научиться. Он уже насладился вкусным обедом, предварительно удостоверившись в том, что пища не отравлена. Чжи-Ган так до сих пор и не понял, собирается ли губернатор Бай убить его прямо сейчас, а потому наслаждался приятным напитком и обсуждал последние новости. Правда, при этом он старался внимательно осмотреть дом губернатора.
Этот человек был явно не чист на руку, любил роскошь и имел слабость к женскому полу. Чжи-Ган слышал о том, что у него пять жен, и уже сам этот факт свидетельствовал о том, что губернатор берет взятки. Ни один китайский мужчина не в состоянии содержать нескольких женщин только на одно официальное жалованье. Вспомнив о том, как губернатор пожирал глазами Марию, несмотря на то что на ней была эта мерзкая бесформенная туника, Чжи-Ган задумался.
В конце концов он решил, что ему стоит согласиться на сделку. Ведь женщина — это всего лишь вещь, созданная для того, чтобы ублажать мужчину, который может распоряжаться ею по своему усмотрению. Именно такое отношение к женщине ему внушили еще в раннем детстве. Именно так поступали все мужчины из высшего общества. Все, но только не Чжи-Ган. Особенно теперь, когда к нему снова вернулись его ночные кошмары. Он никогда не забывал, что его родную сестру продали в рабство, а потому не мог позволить, чтобы белую жену постигла та же участь.
Тем не менее он все-таки предложил ее Баю. Она послужила приманкой для того, чтобы заинтересовать и слегка поддразнить губернатора. Это дало ему возможность проникнуть в дом Бая и обыскать его. Цзин-Ли уже, наверное, начал свое собственное расследование. Скорее всего, он сейчас расспрашивает прислугу. Вдвоем они обязательно найдут немало компрометирующей информации, чтобы потом шантажировать этого продажного пса. А это значит, что его маленькая жена-наркокурьер будет принадлежать только ему одному.
И Чжи-Ган улыбнулся в предвкушении истинного наслаждения. Тем временем Цзин-Ли начал насвистывать смешную арию из своей любимой оперы. Это был сигнал, означавший, что Цзин-Ли удалось кое-что разведать. Что ж, это прекрасно, но он вряд ли воспользуется добытыми другом сведениями, ибо сам уже достаточно разузнал. Он видел, что Цзин-Ли занял очень удобную позицию: он стоял возле двери, закрыв проход. Итак, пришло время переходить к активным действиям.
Чжи-Ган отпил несколько глотков из своей наполненной до краев чашки и слегка откинулся на диванные подушки. Так ему легче будет достать свои ножи, которые, как всегда, были привязаны к его поясу. Их с хозяином дома разделял только стол, а это достаточно маленькое расстояние, чтобы он прекрасно видел даже без очков и действовал наверняка.
— Вы не солгали, — сказал Чжи-Ган, указывая на чашку с чаем. — Это действительно любимый чай императора, и вы, по всей вероятности, на хорошем счету у Сына Небес.
Губернатор был явно доволен собой.
— Вам, я полагаю, известно, что император заболел и теперь его матери, многоуважаемой вдовствующей императрице, приходится править страной вместо него?
Губернатор кивнул в ответ. Все, даже губернаторы, знали о том, что в этой тихой заводи образовалась брешь.
— Значит, вам также известно, что все это — ложь.
Губернатор Бай даже подался вперед.
— Правда? Что конкретно вы имеете в виду?
Вспыхнув от ярости, Чжи-Ган выплеснул чай прямо в лицо этому идиоту, а затем в мгновение ока оказался по другую сторону стола и прижал оба своих ножа к мясистому подбородку губернатора. Бай не успел произнести ни звука. Чжи-Ган уже не скрывал своего гнева.
— Не лги мне, изменник Китая! Ты подал мне чай императора, отравленный наркотиками, и думаешь, что я не догадался, кто ты такой?
— Нет, нет! — закричал Бай, задыхаясь от волнения. — Чай чистый! Я сам все время его пью!
Это была явная ложь. Губернатор заваривал этот чай только для особо важных гостей, желая удивить их. Он не стал бы понапрасну тратить столь драгоценную смесь. Обвинения Чжи-Гана тоже не имели под собой никаких оснований, однако палач еще сильнее прижал нож к подбородку Бая и сделал вид, будто собирается нанести ему смертельный удар.
— Глупец! Я знаю, что в него подмешана отрава белых людей. Она ослабляет волю человека, и у него сразу же развязывается язык.
Бай испуганно смотрел то на Чжи-Гана, то на дверь. Он никак не мог понять, куда подевались его охранники. Похоже, Цзин-Ли позаботился о них. Отвлечь ленивых охранников не составило большого труда. Стоявший у двери Цзин-Ли вышел из тени, и губернатор увидел его.
— Признавайся во всем, губернатор, — произнес Цзин-Ли. — Только так ты сможешь спасти свою жизнь.
— Признаваться? — заикаясь, пролепетал Бай. — В чем признаваться?
— Нам все известно. Мы знаем, что ты находишься в сговоре с императором, и вы хотите отравить все население Китая…
— Нет!
— Мы знаем, что ты покупаешь у белых варваров опиум и продаешь его китайским беднякам, которых поклялся защищать.
— Айе… — Они так и не поняли, что хотел сказать губернатор, но по его лицу было видно, что он признает свою вину.
— И рабов тоже покупаешь, — продолжал свою обвинительную речь Чжи-Ган. — Девушек, цвет Китая, ты продаешь белым! И помогала тебе в этом та крыса, которую я убил сегодня утром.
От злости глаза губернатора налились кровью, но он обеими руками вцепился в Чжи-Гана и умоляюще прошептал:
— Это не я…
— Мерзкая собака! Неужели ты не понимаешь, что мы уже все знаем? Или ты думаешь, что я убил работорговца, предварительно не добившись от него признания? Нам все известно о твоих преступлениях! — воскликнул Чжи-Ган, а затем, понизив голос, нанес последний удар: — Я — императорский палач! Я имею право убить тебя за совершенные тобой преступления.
Он увидел, что губернатор несколько оправился от шока и теперь, прищурившись, внимательно рассматривал лицо Чжи-Гана.
— Но… но… — пробормотал Бай и побелел как полотно. — Но палач носит очки! — наконец произнес он. — Мне об этом сказал Ле-Цзы!
Чжи-Ган ухмыльнулся.
— Если ты хочешь, то я надену очки.
Губернатор что-то бессвязно пробормотал, обводя глазами комнату. Его охранники так и не появились. Чжи-Ган позволил ему еще немного понервничать и начал свой допрос.
— Расскажи мне о тех девочках, которых ты продал.
— Да это дело и гроша ломаного не стоит! — пробормотал Бай. — Крестьянские девочки, которых продали родители… — Он так и не закончил, онемев от изумления, когда Чжи-Ган пустил ему кровь. Алое пятно на лезвии поблескивающего в свете фонаря ножа становилось все больше и больше.
— Это просто безобразные крестьянские девчонки, — прошептал губернатор. — Ни одной, которая была бы достойна внимания…
От гнева у Чжи-Гана потемнело лицо и задрожали руки. Он едва сдерживался, чтобы не перерезать горло этому ублюдку. Бай просто мерзавец, порочащий звание губернатора, и важный винтик в системе нелегальной торговли людьми, которую пытался уничтожить император. На самом же деле Чжи-Гану было невыносимо тяжело даже на какую-то минуту представить, что эта ужасная система поддерживается Сыном Небес. Но он объявил себя преданным слугой вдовствующей императрицы, а это значит, что гнездо коррупции, находящееся во вражеском лагере, то есть в лагере ее сына, должно быть уничтожено.
И все-таки Бай обладал очень важной информацией, поэтому Чжи-Ган, которому порядком надоела эта грязная игра, кивнул Цзин-Ли, давая другу понять, что настала его очередь вести допрос.
Цзин-Ли молча пересек комнату и подошел к дрожащему от страха губернатору.
— Кто купил этих девочек?
Губернатор не ответил, и Цзин-Ли, накрыв ладонью руку Чжи-Гана, слегка надавил на нее. Только сейчас Чжи-Ган понял, как крепко он сжимал шею губернатора. Этот человек не посмел произнести ни звука, боясь, что палач перережет ему горло. Однако Чжи-Ган так и не смог ослабить хватку. Вместо этого он наклонился вперед и прошептал то, что ему хотелось громко крикнуть:
— Знаешь ли ты о том, что убиваешь Китай? Каждая взятка, которая согревает твое тело, забирает еду у других людей. Каждый раз, когда ты куришь трубку с опиумом, ты открываешь двери Китая для белых грабителей, уничтожающих нашу страну. Ты хуже собаки, потому что ты продаешь наших детей белым дьяволам. За это ты поплатишься жизнью, губернатор Бай. — С этими словами Чжи-Ган потянулся к поясу, снова собираясь вытащить ножи и покончить со всем этим, однако ему помешал Цзин-Ли.
Желая предупредить об опасности, друг посмотрел ему прямо в глаза, как бы говоря: «Не нажимай на него слишком сильно. Численный перевес на их стороне, а наши друзья сейчас далеко отсюда».
Чжи-Ган тяжело вздохнул. Коррупция уже давно стала неотъемлемой частью Китая. Она существовала еще во времена правления династии Цинь. Один человек, тем более такой, как Чжи-Ган, был не в силах искоренить это зло, несмотря на то что он ощущал жгучую потребность внести в благородное дело посильную лепту. Вот и сейчас, осознавая, что Цзин-Ли прав, он был вынужден остановиться. Презрительно фыркнув, палач отошел в сторону и повернулся спиной к негодяю, не без помощи которого была продана его сестра.
— Ты можешь спасти свою жизнь, губернатор, — тихо произнес Цзин-Ли, стараясь, чтобы его слова слышали только они втроём. — Расскажи нам об этих девочках. Куда их увели отсюда? Кто купил их?
— Я… я знаю только три места. Это бордели в Шанхае, где… где меня обслуживали бесплатно.
— Назови их.
И Бай все рассказал, причем с такой легкостью, как это обычно делают постоянные клиенты. Чжи-Ган не сводил с него своего пронзительного взгляда.
— Когда ты приходил туда заниматься развратом, как ты мог смотреть в глаза этим девочкам? Узнал ли ты в них детей твоих слуг, которые приносят тебе воду, и детей крестьян, которые выращивают для тебя хлеб? Видел ли ты их? Вспомнил ли ты их, когда шарил у них между ногами?
Губернатор недоуменно смотрел на него, явно не понимая, о чем он говорит. Чжи-Ган терпеливо ждал, когда он ответит ему.
— Но они всего лишь крестьянские девчонки, — наконец выдавил из себя Бай.
Чжи-Ган отреагировал молниеносно. Он прыгнул вперед и, сам не сознавая, что делает, перерезал этому мерзавцу горло. Второй раз за сегодняшний день он убил человека в порыве неистовой ярости. На этот раз кровь полилась на пол, а не на лицо женщине.
— Черт возьми! Дерьмо собачье! — закричал Цзин-Ли и отпрыгнул в сторону. — Ты считаешь своим долгом убивать каждого смердящего пса, который повстречается на твоем пути? Так ты скоро превзойдешь самого генерала Кэнга по количеству трупов. И что же мы теперь скажем его женам?
Чжи-Ган аккуратно вытер свои ножи о шелковые штаны, обтягивающие толстые ноги Бая.
— Скажи им правду, — спокойно произнес он. — Скажи, что императорский палач признал их мужа виновным в измене Трону Дракона и, приговорив его к смерти, привел этот приговор в исполнение, — добавил он. — И вели приготовить мне ванну.
Анна низко склонила голову в знак благодарности первой жене губернатора. Она бы с радостью еще ниже поклонилась этой сучке с перекошенным от недовольства лицом, если бы это принесло пользу. Но она знала, что тем самым уронит свое достоинство в глазах этой женщины. Лучше делать вид, что ее статус намного выше статуса первой жены губернатора, и пусть эта ведьма лебезит перед ней.
Во всяком случае именно таков был план Анны. Она находилась в роскошных покоях первой жены, а все остальные жены, начиная со второй и заканчивая пятой, слонялись где-то неподалеку. Самой старшей из них было далеко за пятьдесят, а самой младшей, пятой жене, едва исполнилось шестнадцать. Все они разоделись в свои самые красивые платья и сидели, делая вид, что вышивают одежду для детей губернатора. На самом же деле они смотрели на нее во все глаза, запоминая каждое ее слово и каждое движение, чтобы потом все это подробно обсудить между собой.
Анна старалась есть как можно аккуратнее, изображая из себя избалованную аристократку в платье с чужого плеча. Это было великолепное платье из тончайшего черного, как антрацит, шелка. Скорее всего, оно принадлежало миниатюрной четвертой жене. Волосы Анны вымыли, расчесали и туго намотали на бамбуковую доску. Такую прическу носили маньчжурские правители. К левой стороне этой доски прикололи изящную бабочку — подарок второй жены.
Пока Анна ела сладкий рис со свининой и горячий овощной суп, женщины ходили вокруг нежданной гостьи, не сводя с нее своих черных раскосых глаз. Они внимательно рассматривали незнакомку, ловя каждый ее вздох, как если бы она была какой-то невиданной диковиной. Признаться, так оно и было. Подумать только — белая вторая жена высокопоставленного китайского чиновника! Вы когда-нибудь слышали подобное? Они не отходили от нее ни на шаг, наблюдая, как она одевается, шептались за ее спиной, когда она отворачивалась, а сейчас смотрели, как она ест.
Анна воспринимала все это с аристократической невозмутимостью, делая вид, что привыкла всегда быть в центре всеобщего внимания. Одновременно она украдкой следила за этими женщинами, ибо ее занимал очень важный вопрос: у кого из них есть опиум.
А он у них точно есть. Анна в этом даже не сомневалась. Самая младшая, пятая жена, похоже, была наркоманкой. Об этом свидетельствовало все: ее впалые щеки, сухие губы и невероятная худоба. А еще — и это было самое ужасное — Анна разглядела на ее руках и лице следы мужских кулаков. Одному Богу известно, что вытворял с ней ее ублюдок муж. Слегка остекленевшие глаза молодой женщины тоже выдавали в ней наркоманку. Она, скорее всего, принимала много опиума для того, чтобы заглушить боль и выполнять обязанности служанки и няни при первой жене.
Жена номер четыре все время вздрагивала, ей явно хотелось принять дозу, однако она вынуждена была воздерживаться. Анна определила, что она приблизительно на шестом месяце беременности. Бедная женщина! У нее уже сошли синяки, но она все время сутулилась, и это придавало ей несколько испуганный вид.
Вторая и третья жены тоже выглядели какими-то затравленными и так же, как и остальные, были все в синяках. Вторая жена ко всему прочему еще и хромала. Она ходила, опираясь на трость, и была самой изможденной. Она казалась даже более худой, чем пятая жена. Анна не сомневалась в том, что женщина недоедает.
Сразу напрашивался вопрос: кто же их избивал? И сразу хотелось обвинить в этом трижды клятого губернатора. Очевидно, он любил давать волю кулакам. И доказательства его рукоприкладства были слишком очевидными. Однако первая жена тоже могла быть дамой крайне жестокой и намного более изобретательной в отношении того, как побольнее унизить младших жен.
Анна нисколько не сомневалась, что первая жена управляет всей женской половиной дома, а значит, у нее хранится самый большой запас опиума. И Анна решила, что ее первостепенная задача — снискать дружеское расположение этой женщины. Если она не сможет добыть у нее опиум, то ей придется искать тайники других жен.
Анна доела рис, удивившись тому, как она быстро расправилась с едой. Она и не подозревала, что была настолько голодна. Поглощая все, что стояло на столе, Анна попутно превозносила до небес повара первой жены в надежде заполучить ее в союзницы. И это сработало. Первая жена была явно польщена и с довольным видом поглядывала на младших жен, кокетливо поправляя свои черные, очевидно крашеные волосы.
Потом настал черед расточать похвалы детям. Ей показали двоих сыновей. Анна смотрела на них с нескрываемым восхищением. У второй жены, конечно, тоже есть сын, но его оставили в детской, потому что, по словам первой жены, у мальчика больные легкие и он, вероятно, скоро умрет.
Затем последовал длинный рассказ с перечнем болезней и жизненных тревог первой жены. Женщина жаловалась на то, как тяжело ей живется. Анна активно выражала ей свое сочувствие, поощряя женщину говорить как можно больше и как можно подробнее обо всех нанесенных ей обидах. В результате она получила полное представление о жизненном распорядке и распределении полномочий в этом доме.
Губернатор, по-видимому, был настоящий сукин сын. И в этом нетрудно было убедиться. Всю свою жестокость он обычно вымещал на той из своих жен, которая в настоящий момент играла роль его фаворитки. Первая жена жаловалась в основном на болезни, которые чаще всего появляются в преклонном возрасте, и сожалела о том времени, когда она была единственной женой своего мужа.
Судя по всему, в настоящее время любимой женой губернатора, а значит, его очередной жертвой была самая младшая из женщин, которая, вероятно, и получала опиум. Сделав вполне определенные выводы, Анна поняла, что ей необходимо притвориться глубоко несчастной и вызвать к себе сочувствие…
Анна начала вспоминать самые ужасные эпизоды из своей жизни — горячую, липкую кровь на своем лице, гнилостный запах больничной палаты, а также самое ужасное из того, что с ней произошло — запах секса в пропахшей опиумом комнате. У нее мгновенно навернулись на глаза слезы и задрожали губы.
Как она и предполагала, все женщины сразу отложили свои дела в сторону и изумленно уставились на нее. Анна отвернулась, положила голову на руки, спрятав лицо, и начала тихо всхлипывать.
— Благородная леди, что вас так сильно тревожит? — испуганно спросила первая жена.
Анна решила не лгать, хотя могла бы с ходу придумать какую-нибудь душещипательную историю. Однако говорить правду всегда легче.
— Ради бога, простите меня, — пробормотала она. — Все это так тяжело. Временами от боли я просто не могу дышать. Воспоминания…
— Что с вами случилось? Неужели что-то ужасное?
Именно этого они и ждали — им хотелось услышать какую-нибудь историю, которую потом можно будет вспомнить и заново обсудить, скрасив свою унылую, однообразную жизнь. И Анна принялась за дело, стараясь тщательно подбирать каждое слово.
— Когда-то я была очень счастлива, — начала она, и ее глаза снова заблестели от слез. — У меня была мать, которая любила меня. По крайней мере, мне так говорили. У меня были няньки, которые кормили меня сладкими конфетами.
Все женщины с пониманием закивали. Все они когда-то были прелестными малышками, кто-то даже родился в состоятельной семье. В детстве их тоже любили родители и их няни. Поэтому они благосклонно восприняли начало ее истории, несмотря на то что их гостья была белой и, скорее всего, происходила из не очень богатой семьи.
— Своего отца я видела довольно редко. Он всегда привозил мне подарки, которыми я очень дорожила. Как-то он привез мне куклу из Кантона, а один раз даже конфеты из самой Англии. Но потом он умер.
— Он умер от какой-то болезни? — спросила четвертая жена.
— Хаш! Вмешиваясь в разговор других людей, ты показываешь собственную невоспитанность! — раздраженно заметила первая жена.
Анна покачала головой. Воспоминания нахлынули на нее потоком. Она изо всех сил старалась не утонуть в этом бурном потоке, однако ей не всегда это удавалось. Этих самых воспоминаний было слишком много.
— Нет, все сложилось гораздо хуже, — сказала она. — Случилось что-то ужасное — то ли пропала какая-то большая партия товаров, то ли у него был карточный долг. Я точно не знаю.
— Значит, его убили, — констатировала первая жена. — За долги. А вас продали.
— Белые люди не продают своих детей! — с возмущенным видом воскликнула Анна и гордо вскинула голову.
Первая жена резко отшатнулась, как будто ее ударили по лицу. В это время в разговор вступила вторая жена.
— Но ведь вас, насколько я понимаю, подарили мандарину, — усмехнувшись, заметила она. — Иначе как бы вы стали его женой?
Анна отвернулась, пытаясь собраться с мыслями. Господи, какая же она глупая! Как она могла забыть ту историю, которую сочинил мандарин? Однако рассказать правду о том, как они встретились, она просто не могла.
— Я жила в миссии, — после довольно продолжительной паузы сказала Анна. — Именно туда обычно и попадают белые дети. И я писала письма. Много писем. Я писала родственникам моего отца, которые жили в Англии. Они хотели, чтобы я вернулась к ним. — Она опять гордо вскинула голову. — Хотели, чтобы я переехала к ним…
— Но… как же вы тогда смогли выйти замуж? Как вам удалось стать женой китайского императорского ученого? — спросила вторая жена. Несмотря на свой жалкий внешний вид, эта женщина явно обладала проницательностью и острым умом.
— В миссию приехал деловой партнер моего отца. Он сказал… — произнесла Анна и пожала плечами, — он сказал мне, что я очень красивая и что ему нужна моя помощь. Этот человек солгал сестрам-монахиням, заявив, что он мой настоящий отец и что он хочет забрать меня домой, в Англию. — В глазах Анны вновь появились слезы — правда, на этот раз неподдельные. — Я ничего не знала об этом. К тому же он очень хорошо ко мне относился.
— Он продал вас, — зловещим голосом прошептала пятая жена, и Анну охватил могильный холод — такой безнадежностью веяло от ее слов.
Анна посмотрела на ее избитое лицо, на тусклые, безжизненные глаза и не смогла сказать правду. Она не могла лишить эту девочку надежды, хотя реальная жизнь — штука довольно жестокая, а потому не стоит лелеять какие-то несбыточные надежды на светлое будущее. Выдержав паузу, она решила рассказать то, что они хотели от нее услышать — красивую сказку.
Глубоко вздохнув, Анна покачала головой.
— О нет, — возразила она. — Мой новый отец оказался ужасным и очень скупым человеком. — И это была чистая правда. — Но прошло довольно много времени, прежде чем я осознала это. А потом… — произнесла Анна, пожав плечами, — я сбежала.
Все женщины как одна открыли от удивления рты. По их глазам она поняла, что они и сами втайне мечтали об этом. Они надеялись, строили планы, обращались к Богу с молитвами, но в конце концов так и не смогли осуществить свою мечту. Да и потом, куда им было идти? Они вряд ли сумели бы выжить в этом жестоком мире.
— Я сбежала, — твердо повторила Анна и добавила: — Я украла некоторые ценные вещи, которые смогла унести, и побежала так быстро, как еще никогда в своей жизни не бегала.
— Но как вам это удалось? — тихо спросила самая младшая жена.
— Я шла пешком. Иногда подъезжала в экипаже. Я продала кое-что из вещей, чтобы заплатить за проезд на корабле, который плыл по Великому каналу.
— Вы бежали из самого Пекина и смогли добраться сюда, в наши края? — спросила вторая жена, прищурившись. Она явно не верила Анне.
— Ваш отец, судя по всему, очень влиятельный человек. Ведь он послал мандарина для того, чтобы поймать вас, — вставила первая жена, недовольно скривившись.
Анна покачала головой.
— Нет, он не влиятельный. Он просто очень богатый человек. Далеко не каждый мандарин так богат, как хочет казаться. Кроме того, этого мандарина за мной никто не посылал. Его послала сюда вдовствующая императрица по совершенно другому делу. Честно говоря, он наткнулся на меня случайно.
— Подумать только, — фыркнула первая жена. Она не поверила Анне, да и другие дамы, похоже, сомневались в ее правдивости. Ну и бог с ними. Эта история придумана для того, чтобы возродить в этих женщинах надежду и завоевать их доверие. И не важно, правда это или выдумка.
— Однако я не понимаю, — подала голос третья жена, — как вы оказались вместе с мандарином?
— Мы полюбили друг друга, — ни секунды не колеблясь, ответила Анна. Она и не думала, что лгать так легко. Ей даже не пришлось делать над собой никаких усилий — эти слова просто сами вырвались у нее. Она затараторила, не давая женщинам возможности засыпать ее вопросами. Она увлеченно рассказывала им о том, как мандарин красиво за ней ухаживал, какая у них была свадьба, которая, кстати, состоялась на корабле. На миг задумавшись, Анна уточнила, что все это случилось несколько лет тому назад и что теперь они с мужем живут в Пекине. А потом она добавила, что подарила мандарину сына.
Они не поверили ей. В этой стране никто бы не поверил в то, что богатый китайский чиновник может опуститься до такой низости, как женитьба на белой женщине. Взять в жены бледнолицую женщину из варварского племени? Да это просто невозможно! И все-таки им очень хотелось ей поверить, поэтому они с нетерпением ждали продолжения столь необычной истории. В конце концов, если кто-то, кого считают ничуть не лучше обезьяны, может выйти замуж по любви за высокопоставленного китайского чиновника, то куда проще придумать счастливый конец для китайских женщин, у которых есть деньги и драгоценности. Все внимание губернаторских жен было приковано к Анне, и они слушали ее рассказ так, как будто пили терпкое вино или вдыхали сладкий наркотический дым, скрывая за внешним спокойствием душевную боль и отчаяние.
— Вы не можете любить друг друга! — заявила первая жена.
Анна кивнула, заставляя себя поверить в это. Эта пекинская жизнь, которую она придумала для себя и своего мужа, казалась такой прекрасной, что ей просто до боли захотелось, чтобы удивительная сказка стала былью. Так же сильно ей когда-то хотелось попасть в Англию. Размечтавшись о неземном счастье, она едва не забыла о самом главном. Ведь она придумала всю эту историю для того, чтобы женщины прониклись к ней искренним сочувствием и наконец дали ей опиум. К счастью, вторая жена сама напомнила ей об этом.
— Если у вас все так хорошо складывается в жизни, — сказала она, — то почему же вы тогда плачете? Почему вы бежали по полям, спали в сарае, а крестьяне бросали в вас камни? — Она пренебрежительно фыркнула. — Мне рассказали об этом охранники мужа.
Так оно и есть. Вторая жена действительно самая умная из всех этих женщин. У нее, конечно же, были свои осведомители. Их наверняка было не очень много, но зато они всегда снабжали ее достоверной информацией. Анна внимательно посмотрела на женщину с искалеченной ногой, пытаясь придумать, как бы завоевать ее доверие. Помедлив, она намеренно тяжело вздохнула и опустила глаза.
— Я… я рассказала вам еще не всю правду, — призналась она. — Мы действительно были очень счастливы с мужем, однако даже мандарину было не под силу сделать меня своей первой женой. — Анна с грустью посмотрела на вторую жену. — И моя свекровь… — произнесла она и содрогнулась от ужаса.
— Вы убежали от них? — возмущенно спросила первая жена. — Вы убежали от женщин, которые стали вашими сестрами благодаря вашему мужу? От женщин, которые делили с вами кров и пищу, с вами, белой…
— Вы не понимаете! — закричала Анна. — Вы самые добрые и самые благородные жены на свете! Вы просто не представляете, какими жестокими могут быть люди! — Она вытерла притворные слезы и продолжила жаловаться на свою несчастную долю: — Они щипали и били меня! Они заставляли меня делать ужасные вещи! — взахлеб говорила Анна, глядя на женщин округлившимися от ужаса глазами. — И я все это терпела. Я не знаю, может быть, я заслуживаю такого к себе отношения, — сказала она, тяжело вздохнув. — Я убежала из-за своего отца.
— Но ведь он умер! — удивленно воскликнула третья жена. — Его убили из-за карточных долгов.
Анна недовольно скривилась.
— Я имею в виду своего приемного отца. Того, кто забрал меня от сестер-монахинь. Он все это время продолжал искать меня. Он хотел вернуть назад свои вещи. Те, которые я продала, когда убежала от него.
— И что это за вещи? — не скрывая любопытства, поинтересовалась вторая жена.
— Он нашел меня месяц тому назад. Дело в том, что в Пекине все знали историю о мандарине и его белой жене. Везде только об этом и говорили. Но никто не верил в то, что мы могли полюбить друг друга. — Анна на мгновение замолчала и, обведя женщин грустным взглядом, сказала: — Это произошло позже, когда меня увидели красиво одетой, с нефритовыми украшениями в волосах. Вот тогда-то многие поверили, что это правда.
Первая жена понимающе кивнула.
— Тот, кто ищет, всегда находит. Вам не удастся от них убежать.
— Но ведь мне удалось это сделать. И несколько лет я была абсолютно счастлива! Но он нашел меня. Сэмюель нашел меня. — Анна с такой ненавистью прошептала это имя, что женщины в ужасе отшатнулись от нее. Она тоже содрогнулась от страха. Реального, а не придуманного ею страха. — Месяц тому назад он нашел меня и потребовал возместить убытки.
— И что же вы продали? — снова подала голос вторая жена.
— Я уговорила своего мужа взять меня с собой, когда он отправлялся в поездку на юг. Я сказала ему, что мы чудесно проведем время и сможем зачать еще одного сына.
Первая жена догадалась, что случилось потом. Впрочем, как и все остальные жены тоже.
— Ваш отец бросился за вами в погоню. Ему не составило труда узнать, куда именно вы поехали. Всем всегда известно, куда и по какому делу направляет вдовствующая императрица своих подчиненных. Да вы просто глупая девчонка! Неужели вы не понимали, что вас быстро найдут?
Анна кивнула.
— Я отдала отцу все свои драгоценности. Они стоили намного больше того, что я когда-то у него украла, но ему даже этого было мало.
— Мужчинам всегда мало, о чем бы ни шла речь, — пробормотала пятая жена. — Они всегда возвращаются, чтобы получить еще что-нибудь.
Анна посмотрела на нее и молча кивнула в ответ. Наверное, этой молодой женщине часто доставалось от мужа, редкого мерзавца.
— Да, — подтвердила Анна. — Он потребовал еще денег, но у меня больше ничего не было. И тогда он избил меня, — сказала она, демонстрируя кровоподтеки на руках. Те самые, которые остались у нее от рук работорговца и от камней, брошенных в нее крестьянами.
Четвертая жена закончила за нее рассказ:
— Он собирался похитить вас. Он схватил вас и хотел сбежать, но мандарин пустился за ним в погоню. Муж нашел вас…
— А потом он убил вашего приемного отца, — вставила пятая жена. — Убил этого злого Сэмюеля.
— И поэтому вы оказались здесь? — усмехнувшись, спросила вторая жена. — Я не верю вам. Почему муж не отвез вас домой или на ваш корабль, чтобы засыпать там подарками с головы до ног?
— Потому что все это случилось совсем недавно! — вмешалась первая жена. — Неужели ты не заметила, что, когда он пришел сюда, его жакет был весь в крови? А на ней было какое-то похожее на мешок крестьянское платье. Ей пришлось надеть его, потому что вся ее одежда была в крови злого отца, убитого мандарином.
Анна не стала вмешиваться в их спор. Сейчас ей нужно было выяснить, кто из женщин на ее стороне. Вторая жена, самая недоверчивая из всех, та, которая никак не хотела верить в счастливое будущее, была явно против нее. Глядя на ее искалеченную ногу, вполне можно было допустить, что у нее имелись веские причины для недоверия. И Анна решила именно ей продемонстрировать всю свою боль и отчаяние.
— Нет, нет, — прошептала она. — Все было совсем не так.
Женщины не сразу услышали ее слова, но когда все же поняли, что она сказала, моментально притихли, и у Анны снова появились самые внимательные слушательницы на свете. Она поведала им о том, как ее поймали крестьяне, а затем пришел работорговец и хотел ее продать в какое-то ужасное место. К счастью, подоспевший вовремя муж спас ее. Это было нелегко, но, честно говоря, и не так уж трудно. Женщины, затаив дыхание, слушали, как мандарин нес свою белую жену на руках и как ей было тепло и уютно в его объятиях. Ей даже подумать было страшно, что могло бы случиться, если бы он не пришел на помощь.
В какой-то момент Анна вдруг поняла, что это самая настоящая правда. Мандарин действительно спас ее и очень хорошо к ней относился. Вот только по какой причине? Впрочем, сейчас она все равно не сможет ответить на этот вопрос. Анна снова повернулась ко второй жене и бросила на нее исполненный трагизма взгляд.
— Он не знает, — прошептала она дрожащим голосом, — он не знает, что мой отец до сих пор преследует меня. Он даже не догадывается, что если бы я вернулась на корабль, то мой отец затаился бы где-нибудь неподалеку и ждал подходящего момента, чтобы встретиться со мной наедине. — Казалось, Анна готова была расплакаться.
— Так признайтесь во всем своему мужу! — воскликнула третья жена. — Признайтесь, и он защитит вас.
Анна покусывала губу и размышляла. Она знала, что у китайских жен есть давняя традиция — хранить секреты от своего мужа. Они считают себя сестрами и поэтому помогают друг другу скрывать от супруга свои тайные грешки. Наверное, ей стоило сыграть на этом.
— Он возненавидит меня, — с горечью в голосе произнесла Анна и расплакалась. — Он думает… Я никогда не рассказывала ему правду о своем детстве. Он до сих пор верит в то, что я девочка из богатой английской семьи, которая потерялась в Китае. — Анна сделала вид, будто ей больно об этом говорить. — У него ужасный характер. Если он узнает правду, то убьет меня.
Она украдкой изучала лица женщин. Они знают, что такое страх перед собственным мужем, который может убить тебя и даже не испытывать при этом угрызений совести. Именно в этот момент она сделала весьма интересное наблюдение. Третья жена была намного старше четвертой. Двум младшим женам не исполнилось еще и двадцати, а третьей жене было уже где-то за тридцать. Такое обычно бывает, когда мужчина не может позволить себе привести в дом новую жену из финансовых соображений. Или…
— Вы знаете, — прошептала Анна, — вы знаете, что мужчины убивают своих жен, не так ли? У губернатора были и другие жены, правда?
Женщины как по команде отвернулись от нее. Их явно напугал ее вопрос. Но потом заговорила первая жена:
— У него было еще две жены. Мы никогда не говорим о них. Фу Си должна была стать шестой, а Ли Бо — седьмой женой. Однако мы стараемся не обсуждать других жен.
Вторая жена долго сидела, отвернувшись к стене.
— Мы вообще не говорим о других женах, — тихо добавила она, продолжая сидеть лицом к стене.
— Значит, вы меня понимаете, — сказала Анна. — Вы понимаете, что я не могу сказать ему правду. Я должна отдать своему отцу то, что он требует. — Она замолчала и после небольшой паузы с грустью произнесла: — Что ж, придется покориться судьбе.
Анна вновь вздохнула, а про себя подумала: «Пора заканчивать всю эту комедию». Сейчас как раз самый подходящий момент получить то, что ей было нужно, и исчезнуть отсюда как можно скорее. Они уже готовы отдать ей это. Первая жена явно на ее стороне, да и две самые младшие тоже. Даже если вторая жена заподозрит ее во лжи, другие жены заставят ее замолчать. Кроме того, им всем очень хотелось поверить в ту сказку, которую она придумала. Им также хотелось внести свою лепту в то, чтобы эта сказка воплотилась в реальность. Когда она доберется до Англии, то обязательно купит им что-нибудь красивое — английские кружева для платьев или механические игрушки для детей. Это будет что-нибудь необычное, такое, что сможет возместить им утрату того, что она у них заберет. Она сделает это как можно быстрее. Но сейчас…
— Чего же требует от вас ваш отец? — спросила первая жена.
Анна смущенно опустила глаза, разыгрывая из себя невинную девушку, хотя невинность она потеряла через неделю после того, как покинула миссию.
— Я не могу просить вас об этом. Вы так добры ко мне.
— Наш муж — очень богатый человек, — сказала третья жена. — У нас всего более чем достаточно. Мы можем поделиться. Скажите, наконец, что вам нужно?
Сейчас они готовы на все. Об этом только что заявила третья жена. Похоже, они дадут ей все, о чем бы она ни попросила. Анна снова выдавила из себя слезу и с неподдельной искренностью произнесла:
— Вы были так добры ко мне…
— Хватит! — заявила первая жена. — Мы не станем сидеть сложа руки и наблюдать, как вас будут убивать! Говорите, что вам нужно.
Анна открыла рот, чтобы ответить. Это слово, такое простое и короткое, ей еще никогда не приходилось произносить вслух. Его произнес другой человек. Тот, который молча слушал их разговор. Тот, который действительно мог убить ее за то, что она только что сделала.
— Опиум, — сказал он. — Ей нужен опиум.
Анна повернулась и увидела мандарина, стоявшего в дверях. Его лицо, казалось, окаменело, а гнев, который он едва сдерживал, постепенно заполнял комнату, расползаясь подобно огромному чернильному пятну.
— Мой муж! — крикнула Анна, надеясь отвлечь его. Однако это не сработало.
Продолжая пристально смотреть на нее, он обратился к губернаторским женам.
— Я здесь выполняю важное поручение вдовствующей императрицы. Я ищу тех, кто отравляет Китай этим мерзким зельем, — сказал Чжи-Ган и шагнул вперед. — Моя работа — моя священная обязанность — убивать любого, кто хранит опиум, — добавил он и начал внимательно вглядываться в лица женщин, осматривая каждую по отдельности. Все они в ужасе попятились, низко кланяясь мандарину.
Анна вздохнула. Она уже хорошо знала эту его торжественную речь. Палач всегда произносил ее перед женщинами и детьми. Он говорил им, кто он такой, и угрожал убить каждого, у кого найдет опиум. Свои следующие слова Чжи-Ган произнес на удивление мягко:
— Я уверен, что ни у кого из вас нет опиума, не так ли?
— Нет, ваша честь, — ответили женщины.
— Конечно нет, ваша честь.
— Никогда, ваша честь.
Он вздохнул. Это был медленный вздох сожаления.
— Хорошо. — Голос палача прозвучал еще более мягко. — Но ваш муж торговал этим ядом, и я убил его собственными руками.
Анна зажала рот рукой, чтобы не закричать от ужаса. Зная, чем обычно палач заканчивает свою речь, она и предположить не могла, что он скажет это именно сейчас. Неужели всего несколько минут назад он убил губернатора?
Жены Бая застыли от страха. Они смотрели на мандарина во все глаза и молчали.
— Мой слуга поможет вам уладить все формальности, — бросил он напоследок и подошел к Анне. — А теперь прошу извинить меня. Сейчас мне нужно поговорить с моей женой.
3 января 1882 г.
Мистеру и миссис Кент из Оксфорда, Англия
Меня зовут Фрэнсис. Я — мать-настоятельница госпиталя при миссии в Китае. Меня заставила написать вам глубокая тревога, которая не дает мне покоя. Я надеюсь, что именно вы являетесь родителями Элизабет Кент, которая в свое время вышла замуж за моряка Фрэнка Томпсона. Я знаю, что они с вашей дочерью уехали из Англии, чтобы попытать счастья в Китае, и поселились в Шанхае.
Писал ли вам мистер Томпсон о том, что ваша дочь умерла несколько лет тому назад? Очень надеюсь, что он все же сообщил вам об этом. Но если он пренебрег этой важной христианской обязанностью, то я с глубоким прискорбием сообщаю вам о том, что ваша дочь и ее младенец умерли вскоре после наступления нового, 1876, года. Они умерли вследствие послеродовой горячки.
Однако ее старшая дочь, Анна, жива и здорова. Она пришла к нам, когда ее отец отправился в море. Он почти ничем не помогал дочери и, скорее всего, умер от пьянства или распутства, а может, от чего-нибудь более ужасного, я точно не знаю.
Его дочь Анна осталась у нас. Я уверена, что вы хотите познакомиться со своей единственной внучкой. Она сейчас достигла такого возраста, что может отправиться в дорогу самостоятельно, если вам будет угодно отдать на этот счет соответствующие распоряжения. Я молюсь о том, чтобы вы искренне захотели воссоединиться со своей внучкой. Дело в том, что в последнее время она стала очень часто общаться с одним из друзей ее отца — мистером Сэмюелем Фитцпатриком. Мне не нравится этот человек, у него плохая репутация. Я очень строго слежу за тем, кто посещает моих подопечных. Однако Анна вбила себе в голову, что мистер Фитцпатрик может заменить ей отца. Поверьте, что для вашей внучки будет лучше, если вы заберете ее из этой неспокойной страны как можно скорее и окружите ее своей любовью и заботой.
Я просто уверена в том, что вы очень хотите познакомиться с Анной.
Если же мои молитвы все-таки не будут вами услышаны, то, надеюсь, вы сможете хотя бы сообщить мне что-нибудь о семье мистера Томпсона. Может, его родители захотят взять на себя заботы о воспитании их красавицы внучки.
Да храни вас Господь.
Мать Фрэнсис, миссия Святой Агаты, Шанхай, Китай