Непокорная тигрица

Глава 4

Анна посмотрела на свои руки, а потом слегка похлопала себя по бедрам, ощутив под пальцами мягкий струящийся шелк и чисто вымытое тело. Ей еще никогда в жизни не приходилось носить ничего похожего на это чудесное платье из желтого шелка. Прошло уже больше года с тех пор, как она последний раз принимала ванну. Именно так — долго и в свое удовольствие. Она должна была чувствовать себя расслабленной и отдохнувшей, по-особенному чистой, но вместо этого ощущала какую-то неясную тревогу. Не то чтобы она чувствовала себя виноватой, нет. Просто не такой добродетельной, как раньше.

К счастью, чувство вины ей было хорошо знакомо, и Анна уже научилась не обращать на него внимания. У нее даже имелось оправдание — она поклялась, что сделает все возможное, чтобы спасти свою жизнь. Чего стоит этот маленький спектакль по сравнению с ее жизнью? Если, удовлетворяя себя, она сумела понравиться палачу, любителю эротических сцен, то, значит, так тому и быть. Она не должна испытывать по этому поводу никаких угрызений совести. Она просто спасает свою жизнь.

Она сделала это специально, желая подразнить мандарина, который наверняка за ней подглядывал. Зачем она так поступила? Зачем засунула пальцы между ног и совершила то, против чего предостерегают священники в каждой своей проповеди со времен основания Церкви? Да потому, что ее собираются казнить. Какая же она глупая! В первую очередь нужно думать о том, как дожить до завтрашнего дня, а не о том, чего ей это будет стоить. Однако, стараясь быть честной с самой собой, Анна призналась, что в последние часы жизни ей хотелось получить хотя бы немного удовольствия и перед окончанием своего земного существования пережить экстаз. Все это, конечно, глупо, но она не смогла себя остановить. Ей необходимо было облегчение. Она должна была почувствовать — пусть даже с помощью собственной руки, — что же делает жизнь прекрасной. Когда она коснулась себя, ее эротическая мечта снова предстала перед ней, наполнив содержанием последние в ее жизни сладостные минуты.

И вот теперь ей предстояло принять смерть. Анна даже не вздрогнула, ощутив прикосновение холодного лезвия, которое скользнуло по ее плечу, целясь прямо в горло. Она почувствовала свежее дыхание ветра, когда ее враг приподнял тяжелую занавеску и вошел в комнату. Она ясно слышала его тяжелое дыхание и видела, как он занес над ее головой сверкающий клинок. Кто-то же должен был прийти, чтобы убить ее. Это, наверное, кара Господня за ее распутство.

А может, и нет. Она быстро ударила нападавшего локтем по ребрам, и нож не успел коснуться ее шеи. Кроме того, этот человек — теперь она видела, что это был Цзин-Ли, — очевидно, совершенно не знал, как нужно перерезать горло. Он как-то неуверенно держал нож в руках, да и ее не сумел схватить так, чтобы она не смогла даже пошевельнуться. Ей легко удалось выбить у него оружие. Потом она вырвалась из крепких рук и с силой ударила мужчину в грудь.

Цзин-Ли пошатнулся, отклонился назад и ударился о ванну. Конечно, было бы лучше, если бы он упал плашмя, однако этого не произошло. Что ж, значит, все это быстро закончится. К несчастью, он попытался остановить падение и вытянул руку вперед. Но рука оказалась полностью под водой, и он ударился подбородком о край деревянной ванны. Стараясь восстановить равновесие, Цзин-Ли быстро перебирал ногами по мокрому полу, чтобы найти точку опоры, и, естественно, поскользнулся. Так как ноги уже не держали его, он наклонился вперед и с размаху ударился шеей о край ванны. Когда Цзин-Ли застонал от боли, ей даже захотелось помочь ему. Разумеется, Анна не собиралась убивать этого человека, ей нужно было только обезоружить его. Но его ноги так сильно дергались, что она побоялась подойти к нему поближе. Потом он свалил стол, на котором, к счастью, не было ни чернильницы, ни кистей, и углом этого тяжелого бамбукового стола ей придавило юбку. Хотя слуга отчаянно кричал и громко ругался, Анна все же услышала треск материи. Посмотрев вниз, она едва сдержалась, чтобы не выругаться самой.

Ее юбка разорвалась именно в том месте, куда упал край стола, и дыра эта по форме напоминала перевернутую букву V. Теперь левая нога Анны была абсолютно голой. К тому же тяжелый стол оцарапал ее кожу до крови. Она и сама не понимала, что ее раздражало больше.

В этот момент кто-то резко сорвал вышитую шелком занавеску, закрывавшую дверь, и комната наполнилась ярким светом. В нее ворвался палач, похожий на карающего ангела возмездия. Его лицо выражало безграничную ярость, а длинная черная косичка резко подпрыгивала и билась о спину. Внезапно он куда-то исчез.

Анна не сразу поняла, что палач просто грохнулся на пол. Он так спешил ей на помощь, что поскользнулся на мокром полу. Однако, в отличие от своего слуги, он упал очень аккуратно, успев вытянуть вперед руки, как будто собирался отжиматься от пола. У него была хорошая координация, и он быстро вскочил на ноги, а потом снова упал, подтянув под себя колени. Через несколько секунд он-таки встал на ноги и теперь уже выглядел совершенно спокойным, хотя его дорогая шелковая одежда намокла и потемнела.

В следующее мгновение палач сделал такое, что ей и в голову не могло прийти. Он громко рассмеялся, а потом, едва отдышавшись, снова захохотал.

— Хорошо, что ты не палач, Цзин-Ли. Иначе ты бы просто умер от голода, — сказал он и снова залился веселым безудержным смехом.

С трудом подняв отяжелевшую голову от края ванны, слуга наконец посмотрел на своего господина. Его мокрое лицо было перекошено от злобы, а шея счесана до крови. В общем, Цзин-Ли выглядел не лучшим образом. Анна не знала, что у него такие большие руки, пока не увидела его кулаки. Неужели он осмелится ударить своего господина? Когда слуга решительным движением убрал прилипшую к лицу косичку, она с ужасом подумала, что так оно и будет. Разозлившись, этот человек полностью терял над собой контроль. Он превращался в бешеного быка, который мог сокрушить все, что попадалось ему на пути.

Но палач продолжал смеяться, не обращая внимания на угрожавшую ему опасность. Анна быстро осмотрелась по сторонам, пытаясь найти нож. Она увидела, что он лежит под одной из подушек, и незаметно пододвинула его к себе. Так, на всякий случай. Возможно, он ей еще понадобится.

Конечно же, ее движение не укрылось от палача.

— Видишь, Цзин-Ли, — сказал он по-китайски, указав на нее рукой. — Она теперь вооружена. Мы с тобой просто глупые мальчишки, ведь нас смогла победить белая монахиня!

Слуга посмотрел на нее, прищурив глаза. С него уже не стекала вода, однако лицо было мрачным и злым. Анна сжала рукой нож и медленно вытянула его перед собой. Она понимала, что вряд ли сможет спасти себе жизнь, но надеялась, что сумеет ранить кого-нибудь из них. Во всяком случае, пока не прибегут на помощь другие слуги.

Она заняла удобную позицию и приготовилась к сражению. Глядя на нее, палач перестал смеяться и замолчал. Эта гнетущая тишина окончательно вывела из себя Цзин-Ли, побледневшего как полотно. Он выжидающе посмотрел на своего господина. У него дрожали губы не то от злости, не то от волнения. И тут тишину нарушил мандарин.

Он слегка наклонился вперед и заговорщически прошептал:

— Что бы сказала твоя тетка, если бы она увидела нас сейчас?

Слуга покачал головой.

— Она бы ничего не сказала. Нас бы просто выпороли и уложили в постель.

— Но что бы она поведала своим дамам?

Цзин-Ли улыбнулся.

— Рассказала бы им все до мельчайших подробностей.

— И конечно же, преувеличила бы.

— Сказала бы, что я чуть не утонул…

— И что я упал прямо на тебя, придавив своим телом, так что ты оказался под водой…

— А монахиня стала бы старой слепой женщиной, которая и нож-то не может удержать в своих немощных руках.

Они оба снова залились веселым смехом, а Анна незаметным движение спрятала нож в складках своей юбки. Тем временем слуга поднялся на ноги и помог подняться своему господину.

— Ты получил по заслугам, — сказал ему палач. — Я запрещаю тебе убивать ее.

Слуга недовольно поморщился, глядя на своего хозяина.

— Ты не должен оставлять ее в живых. Она привлекает слишком много внимания.

— Мы можем спрятать ее в паланкине. Никто не увидит ее лица.

Слуга от досады развел руками.

— Ты, наверное, совсем лишился рассудка? Белая женщина будет для нас обузой! — воскликнул он, шагнув вперед и громко топнув ногой. — Похоть затуманила твой ум! Женщины хань, белые женщины, красавицы с большими грудями и с маленькими ступнями — любые. Все они будут твоими, но только после того, как мы приедем в Шанхай!

Он закончил свою тираду и глубоко вздохнул. Мужчины стояли друг против друга. Палач был немного выше, зато его слуга и друг имел более крепкое сложение. Или, по крайней мере, так казалось со стороны. Но чем больше кричал и волновался слуга, тем хладнокровнее казался мандарин. Его лицо оставалось невозмутимым. Он не шевелился, а стоял спокойно и даже несколько расслабленно. Однако когда он заговорил, сразу стало понятно, на чьей стороне сила.

— Ты, наверное, забыл, что назвался моим слугой. Поэтому попридержи язык.

Они разговаривали на мандаринском диалекте, на той его разновидности, на которой общались при императорском дворе. Они, очевидно, думали, что Анна ничего не понимает, а она старалась этого не показывать. Она знала, что китайцы, как и англичане, часто держат у себя слуг целыми семьями. Дети при этом очень часто воспитываются вместе, и поэтому между ними складываются дружеские, даже весьма фамильярные отношения. В том числе между слугой и господином. Но мандарин произнес слово «назвался». Друг, который назвался его слугой. По всей видимости, здесь что-то нечисто.

Тем временем слуга недовольно поморщился. Говорил он теперь более спокойно и даже почтительно, но его лицо продолжало пылать праведным гневом.

— Слишком опасно оставлять ее в живых.

— Она — моя жена, и ты не посмеешь к ней прикоснуться до тех пор, пока я не прикажу тебе.

— У тебя есть другие жены, — проворчал слуга.

Анна изо всех сил пыталась сохранять спокойствие. Конечно же, она — младшая жена. Третья, четвертая, а может быть, сто четвертая. Какое, однако, это имеет значение? И все-таки, несмотря на то что палач рассказал о своих бывших женах, отрекшись от них одним легким движением руки, она расстроилась.

— Две моих жены умерли, а третья сбежала, — сказал он, нахмурившись. — Где она сейчас?

— Сопровождает мою мать в поездке в Кантон. Она все еще ругает на чем свет стоит твои яички и клянется, что отрежет их, если ты снова приедешь за ней.

Мандарин пожал плечами и ухмыльнулся.

— Слава богу, такого никогда не случится, — сказал он и посмотрел на Анну. — Значит, у меня достаточное количество жен, и сейчас я могу наслаждаться теми женщинами, которых я хочу, — упрямо произнес он. А затем, обратившись к ней, заговорил непринужденно и даже весело: — Ты осознаешь это, жена? Твоя жизнь целиком и полностью зависит от меня.

Анна не ответила, делая вид, что не поняла, о чем идет речь. Конечно, у нее не возникало никаких сомнений относительно того, что ей вряд ли удастся одурачить мандарина, однако его друг, пожав плечами, продолжал гнуть свою линию.

— Зачем ты играешь со смертью? Она — женщина из племени белых людей. От них всегда одни только неприятности.

— Ты сейчас повторяешь слова своей тетки, а твой ум молчит. Как ты сможешь жить среди белых в Шанхае, если ты о них такого мнения?

Цзин-Ли нарочито тяжело вздохнул.

— Боюсь, что многие из них — больные люди. Я тоже, скорее всего, умру через год, — сказал он и бросил на Анну мрачный взгляд. — И тебя ожидает такая же участь, если ты не перестанешь потакать своим плотским желаниям, связываясь с кем попало, — добавил Цзин-Ли и наклонился вперед, как бы давая понять палачу, что он должен прислушаться к его словам. — Мы не можем взять ее с собой в Цзянсу. Это слишком маленький городок. Нам не удастся ее спрятать.

Мандарин пристально посмотрел на слугу и весь как-то напрягся. Однако уже через минуту его волнение улеглось.

— Я знаю это, — после паузы сказал он.

Анне очень хотелось выйти вперед и потребовать объяснений по поводу того, что она сейчас услышала. Как далеко находится Цзянсу и сколько ей еще осталось жить? Но какой смысл спрашивать их об этом? Они ей все равно не ответят, да к тому же она еще выдаст себя, дав им понять, что знает придворный мандаринский диалект. Закусив губу, Анна размышляла над тем, что же ей делать, и решила, что нужно бежать, причем прямо сейчас. Однако куда она пойдет? Ей будет трудно сбежать с этой огромной лодки, кишмя кишевшей слугами палача. Нет, лучше уж тянуть время и молиться о том, чтобы ей представился удобный случай.

— Оставь нас, Цзин-Ли, — сердито произнес палач. — Я заключил с ней сделку. Развлечения в обмен на ее жизнь.

Его друг смотрел на него широко раскрытыми от удивления глазами.

— Она уморит тебя историями про белых богов, а когда ты заснешь, перережет тебе горло.

— В таком случае тебе не следует так небрежно обращаться со своим ножом, — заметил палач и протянул руку к Анне, по-видимому, требуя вернуть оружие.

Она недоуменно уставилась на него и покачала головой.

— Я говорю только на северном диалекте цзинь, — сказала она.

Анна прекрасно знала, что этот человек — императорский палач, однако в последнее время он вел себя, скорее, как ученый муж или высокопоставленный чиновник. Она видела, что он прислушивался к своему другу-слуге. Она уже забыла, что он — императорский убийца, и поэтому оказалась совершенно не готова к тому, что он может так поступить. Он двигался с невероятной скоростью. Не успела она и глазом моргнуть, как он уже был рядом с ней. Одной рукой он обхватил ее за грудь, ближе к шее, а другой крепко сжал ее руку как раз над рукояткой ножа. Затем он вонзил большой палец руки в ее запястье прямо у основания ладони, и она тут же ощутила сильную боль.

Ей ничего не оставалось, как разжать руку и выпустить нож. Он со звоном упал на пол, и его мгновенно схватил Цзин-Ли. Анна стояла не шевелясь и ждала, когда палач отпустит ее. Однако он не отпускал ее, а потом сердито зашептал ей прямо в ухо:

— Согласно твоей религии, сестра Мария, ложь считается грехом. Если ты обманешь меня еще хоть раз, я убью тебя за то, что ты нарушаешь обеты, данные тобой твоему белому богу, — добавил он на придворном мандаринском диалекте.

Она растерянно заморгала, не зная, что ей делать. Пока она раздумывала, его рука поднималась все выше и выше и, скользнув по груди, медленно обвилась вокруг ее шеи. Анна закричала от боли, но это не остановило его. Он все сильнее и сильнее сжимал ее горло.

— Признавайся, маленькая монахиня! Проси прощения за свой грех.

Она понимала, что ей сейчас нужно просто молчать. Даже самая правдоподобная ложь все же останется ложью. Со временем она даже сможет убедить себя в том, что сказала чистую правду. «Молчать!» — мысленно приказала себе Анна.

Но она не могла молчать. Ей все труднее и труднее было дышать. Проведя свободной рукой по телу женщины, палач положил ее на живот Анны. Она почувствовала, что у нее внутри все горит огнем. Палач же так плотно прижался к ней, что его возбужденная плоть уперлась ей в бедро. Мужчина словно окутал ее собою — казалось, что он прикасается к ее спине, животу, шее, щеке и даже к уху. Она ощущала на своем лице его горячее дыхание.

— Да! — простонала Анна на мандаринском диалекте и, резко повернувшись, с силой толкнула его. Однако он даже не сдвинулся с места. — Да, я понимаю твою лживую речь. Я знаю, что ты убьешь меня, несмотря на то что пообещал сохранить мне жизнь. Не пытайся уличить меня во лжи, потому что ты сам постоянно лжешь.

Он отпустил ее. И не потому что она начала отчаянно вырываться из его рук, а скорее по какой-то ему одному известной причине. Он даже торжествующе улыбнулся и хлопнул в ладоши.

— Великолепно! — закричал Чжи-Ган, но Анна так и не поняла, что он имел в виду. — Мы попросим Цзин-Ли навести здесь порядок, а потом начнется вечернее представление. — Он томно прикрыл глаза и добавил: — Я надеюсь, ты не станешь докучать мне всеми этими россказнями о белом боге?

Анна молчала, не зная, что ответить.

— Нет, — наконец прошептала она. — Никаких поучительных проповедей. Мои истории совсем не похожи на церковные проповеди.

Палач улыбнулся.

— Мне уже не терпится их услышать.

Анна закусила губу, понимая, что ей лучше промолчать. Однако она была слишком напугана и взволнована и очень хотела понять, что же он задумал. Ей надо было убедиться в том, что для нее это не представляет опасности.

— Понимаете, это всего лишь истории. Монахини… Монахини не… — Анна замолчала, понимая, что все это может показаться нелепым после того, что она проделывала, сидя в ванной. Но некоторые мужчины получают удовлетворение просто от того, что смотрят на женщину. Она догадывалась, что ей не стоит на это рассчитывать, но все же надеялась, что не ошиблась в своих ожиданиях. — Если я поклялась никогда не лгать, то это значит, что я должна соблюдать обет целомудрия, — сказала она, высоко вскинув голову. — Вы принимаете мое условие? Вы обещаете относиться ко мне с должным уважением?

Она знала, что палач не согласится на это. Ведь еще минуту назад он прижимал свой возбужденный горячий орган к ее бедру. И все-таки она ждала ответа. Он же в эту минуту внимательно изучал ее. Цзин-Ли тоже смотрел на нее, напряженно сдвинув брови. Он явно что-то замышлял. Ей очень хотелось посмотреть на этого друга-слугу, чтобы понять, что он намеревается предпринять, но она не могла отвести взгляд от палача. Одно его присутствие, даже его молчание лишало ее воли. Ей казалось, что ему каким-то образом удалось пленить ее. Это ощущение было таким сильным и пугающим, что ей как можно скорее захотелось услышать его ответ.

В конце концов он просто кивнул в знак согласия и слегка наклонился вперед.

— Конечно, я уважаю обеты служителей церкви как мужского, так и женского пола. Если я буду с пренебрежением относиться к таким вещам, то это плохо повлияет на мою энергию кви.

Удивившись собственной смелости, Анна вдруг раздраженно спросила:

— Что же случится с вашей кви, если вы убьете священника?

Он недовольно поморщился.

— Фэн-Ду жестоко наказывает за такие преступления. Она нахмурилась, пытаясь понять смысл его слов.

— Фэн-Ду — это такое место, куда после смерти попадают души людей. Там их судят и наказывают. Демоны подвергают страшным пыткам души тех, кто при жизни совершал преступления.

— Это ад, — сказала Анна. — Мы называем это место адом.

Чжи-Ган как-то натянуто улыбнулся и снова слегка склонил голову.

— Совершенно верно, — сказал он, а потом повернулся к Цзин-Ли. — Убери здесь все, слуга, — велел он, пренебрежительным жестом обведя комнату. Палач ухмыльнулся, довольный тем, что заставляет друга выполнять свои приказания. — Я думаю, что мне пора отдохнуть.

Цзин-Ли напрягся. Его лицо потемнело от злости.

— Ты слишком серьезно воспринимаешь всю эту игру! — возмущенно крикнул он. — Ты ничем не лучше меня! К тому же мой род более знатный, чем твой.

Мандарин удивленно вскинул брови.

— И чем же тебе сейчас может помочь твое знатное происхождение? Ты прячешься от императрицы на судне палача. — На лице Чжи-Гана появилась кривая улыбка. — Ты назвался слугой, вот и веди себя так, как подобает слуге.

— Мы ведь друзья! — злобно прошипел Цзин-Ли.

Мандарин снова стал серьезным. Судя по всему, он пытался ответить на вопрос, который так никогда и не был задан вслух.

— Мы найдем тебе новое место, Цзин-Ли, — мягко произнес Чжи-Ган. — Вдали от императрицы ты снова станешь свободным. Только не здесь и не сейчас, — добавил он и, сняв свои шелковые штаны, швырнул их другу.

Изображая из себя скромную монахиню, какой она на самом деле никогда не была, Анна заставила себя отвернуться и сделать вид, будто ее не трогает эта весьма интересная беседа. К тому же монахине не пристало пялиться на стройные ноги мандарина. Поэтому она стояла спиной к нему и продолжала внимательно слушать, надеясь побольше узнать о мужчине, который взял ее в плен. Однако ничего полезного она не узнала. Тихо засмеявшись, Чжи-Ган устроился на подушках.

Она слышала, как он вздохнул, а затем, заложив руки за голову, засмеялся, наблюдая за работой своего друга. Анна вдруг подумала, что он смотрит на нее, шаря глазами по ее телу, закутанному в китайский шелк. Ей стало как-то не себе. Между лопатками возникло какое-то неприятное напряжение, груди стали твердыми, а в животе разлилось обжигающее тепло. Она подобрала под себя ногу, чтобы та не выглядывала из-под ее разорванной юбки, но это не помогло. Юбка была слишком сильно разорвана, и мандарин прекрасно видел всю ее ногу от колена и ниже.

На самом деле не было ничего необычного в том, что ее ноги оставались открытыми. Это на севере Китая люди были вынуждены кутаться в тяжелые и плотные ткани, а в южных провинциях китайцы одевались совершенно иначе. В Шанхае, например, многие женщины носили узкие юбки с разрезами до самых бедер. Особенно женщины определенного сорта. По сравнению с ними голое колено Анны выглядело вполне невинно. И все-таки она, чувствуя на себе его пристальный, полный сексуального желания взгляд, не смела повернуться и посмотреть на него. Она просто боялась обнаружить, что все это всего лишь плод ее воображения. К тому же она не хотела привлекать к себе внимание.

Анна знала, что ей это не поможет, и, раздраженно пробормотав себе под нос какие-то ругательства, побрела к упавшему на пол столу. Она быстро поставила его на место и села на стоявший возле него стул. Устроившись поудобнее, Анна позволила себе посмотреть на мужчину, который постоянно являлся ей во сне, а теперь мучил наяву.

Его глаза были плотно закрыты, он спокойно и размеренно дышал. Этот человек спал.

Чжи-Ган спал так, как обычно спят люди, чувствующие себя в полной безопасности, — глубоко и безмятежно. Пока он лежал на подушках, вытянувшись во весь рост, Цзин-Ли закончил уборку и вышел из комнаты. Анна сидела на стуле, рассеянно думая то об одном, то о другом. На самом деле ей очень хотелось спать. Она много дней провела в дороге и теперь просто валилась с ног от усталости. В конце концов она не выдержала и, осторожно встав со стула, свернулась калачиком на полу. За минуту до этого ей удалось незаметно стащить у мандарина одну подушку, которую она положила себе под голову.

Совершенно обессиленная, она моментально заснула и спала так же крепко, как и палач. Проснувшись, пленница почувствовала, что все ее тело затекло, оттого что она долго пролежала в одной позе. Она услышала, что совсем близко от нее кто-то поет заунывную песню. И поет довольно громко, причем таким гнусавым баритоном, каким обычно любят петь китайцы. Однако ее больше заинтересовал запах, исходивший от дымящейся сковородки с клецками.

Она открыла глаза и снова увидела ванну, стоявшую в самом центре комнаты. А еще она увидела расплетенную косу палача, закрывавшую его спину. Сначала ей даже показалось, что она видит перед собой женщину. Она и подумать не могла, что у мужчины могут быть такие красивые длинные волосы. Но потом он затянул следующий куплет песни (наверное, это была ария из какой-то китайской оперы), и Анна поняла, что это все-таки мужчина. Он поудобнее улегся в ванне, и она увидела его широкие мускулистые плечи. Эти плечи она хорошо запомнила.

— Я разбудил тебя, маленький миссионер, или ты еще спишь? — пропел он.

Она не сразу поняла, что эти слова не из песни.

Анна попыталась вытянуть затекшие ноги и скривилась от боли. Неужели она спала, свернувшись калачиком? Наверное, так и было, потому что она с большим трудом смогла разогнуть не только ноги, но и руки. Тем не менее она постепенно возвращалась из страны грез в реальную жизнь.

— Я думал, что монахиням все время приходится спать на твердом полу, — пропел Чжи-Ган. — Ты хочешь сказать, что твое тело не привыкло к подобным испытаниям? — снова затянул он, меняя ритм хорошо известной мелодии.

Анна поморщилась, не понимая, как он узнал, что она проснулась, если продолжал сидеть к ней спиной. Ей наконец удалось немного размяться и встать на колени. Потом она попыталась покачать головой, чтобы разогреть мышцы шеи… И вдруг она застыла как громом пораженная.

У него было зеркало! Правда, не очень большое. Как раз такое, какое ему было нужно, чтобы наблюдать за ней. Оно стояло на другом стуле, и его держали чьи-то руки. Без сомнения, это были руки Цзин-Ли. Зеркало было направлено определенным образом, чтобы палач мог ее видеть… Анна снова села на пол. Чжи-Ган предстал перед ней совершенно нагой — начиная от талии и выше.

Он посмотрел на нее и улыбнулся. В его глазах зажглись веселые искорки. Потом он взял губку и выжал ее над своим лицом. Вода заструилась по его рукам, по мускулистой груди, гладкой, с золотистым оттенком коже. На его теле не было ни единой складки, как у тех здоровенных мужиков, которые работали у ее приемного отца. Похоже, палач был физически сильным и при этом очень гибким… Ей очень нравилась его красивая фигура… очень нравилась. А особенно то, что он был идеальной машиной, предназначенной для убийства.

Анна опустила глаза и попыталась пошевелить ступнями. Кровь снова свободно циркулировала по венам, и вскоре она почувствовала легкое покалывание в области бедер. Левая ступня все еще не двигалась, но Анна смогла ее расшевелить. Жгучая боль в ногах помогла ей окончательно прийти в себя, и она стала медленно подниматься. Ее движения были довольно неуклюжими, однако она ни обо что не ударилась и ничего не опрокинула.

Палач жестом велел Цзин-Ли развернуть зеркало так, чтобы она могла полностью видеть его оголенный торс. Он, вероятно, тоже хорошо ее видел. Анна закусила губу, пытаясь разгадать, какую игру затеял палач. Со своего места она разглядела его мускулистую грудь и блестящие, ниспадающие на спину черные волосы.

Догадавшись, что она украдкой наблюдает за ним, Чжи-Ган улыбнулся и откинулся на стенку ванны. Затем, подняв руки высоко над головой, сказал:

— Боже мой, Цзин-Ли, я и не предполагал, что пение так утомит меня.

— Хвала Небесам, — в тон ему пропел друг-слуга, по-прежнему державший зеркало.

— Интересно, чем еще можно заняться в ванне, чтобы скоротать время?

Анна озадаченно посмотрела на палача. В его глазах светились шаловливые огоньки. Похоже, он решил поддразнить ее, вынуждая… что-нибудь придумать. Очевидно, он знал, чем она занималась, принимая ванну. По выражению его лица Анна поняла, что ее догадка верна. Он, конечно же, подглядывал за ней. Странно, но это совсем не беспокоило ее. Он так откровенно насмехался над ней, что она должна была чувствовать себя оскорбленной. По правде говоря, именно такое отношение слегка задевало ее самолюбие, но при этом она одновременно ощущала какое-то странное возбуждение. Вероятно, это было еще одним проявлением жизни в той игре, которую она затеяла с жестоким мандарином.

Она хорошо знала, что китайцы, как и англичане, не любят, чтобы их сексуальные игры проходили при свидетелях. Они придерживаются на этот счет даже еще более строгих правил. Однако когда муж и его жены остаются наедине, они частенько устраивают настоящие оргии. Особенно это распространено среди богатой аристократии. Замужние дамы, думая, что она не слышит их, шептались между собой, рассказывая друг другу такие пошлости, которые ей и не снились. Палач, без сомнения, принадлежал к китайской элите. К той самой откровенно развратной элите.

Она старалась не смотреть на него, а он специально делал руками нескромные движения, чтобы привлечь ее внимание. Она не видела, действительно ли он ласкал себя, — край ванны загораживал ей обзор.

Анна продолжала нервно покусывать губу, не зная, как ей быть. Будучи миссионером, она уже не раз видела обнаженные мужские органы. После работы в госпитале всю ее застенчивость как рукой сняло. Но она выдавала себя за монахиню, а монахини, как известно, скромны и целомудренны. Анна, конечно, не была такой невинной, как хотела казаться. Особенно принимая во внимание то, чем она занималась в ванне.

Она перестала кусать губу и вскинула вверх подбородок. Ее нерешительность уже начала действовать ей на нервы. Это просто еще одна изощренная пытка. Зато теперь она поняла, что ему нравится все необычное. Мандарин, похоже, пришел в восторг от того, что она проделывала во время купания. И сейчас он дразнил ее с вполне определенной целью — ему хотелось, чтобы она выкинула еще какую-нибудь необычную штучку. Очень хорошо. Она придумает нечто особенное. К тому же ей придется развлекать его сегодня вечером, а она никогда не пасовала перед трудностями.

Анна вышла из-за стола и посмотрела прямо на отражение палача.

— Добрый вечер, великий господин, — заговорила она официальным тоном. — Благодарю вас за то, что позволили мне поспать. Вы проявили невероятную доброту.

Она находилась чуть в стороне от ванны, однако чем ближе она подходила к ней, тем больше могла увидеть в зеркале. Еще один шаг, и… да, теперь ей уже не мешает край ванны и она видит самые интимные части его тела. Точнее, увидела бы, если бы ей не мешала его рука и мочалка.

Анна опустила глаза и, бросив взгляд в зеркало, удивленно вскинула брови, давая ему понять, что не ожидала от него такой стыдливости. Чжи-Ган радостно улыбнулся. Ему определенно нравилась ее игра.

— Ты выглядишь такой прекрасной, когда спишь. Прямо как ребенок, который утомился от игр и заснул прямо на полу, свернувшись калачиком. Я просто не осмелился тебя разбудить.

— Это так великодушно с вашей стороны, — пробормотала Анна, медленно обходя стол. Она довольно улыбнулась, заметив, как он слегка сдвинул мочалку. — Так, значит, Цзин-Ли происходит из более знатного рода, чем вы?

Похоже, своим вопросом ей удалось удивить палача, ибо его рука неожиданно замерла на месте. Что касается Цзин-Ли, то он совсем не удивился. Наоборот, склонившись над зеркалом, он открыто ухмыльнулся.

— Я спросила об этом, потому что вы проявляете невероятную доброту ко мне, а я ведь всего лишь ваша вторая жена. К товарищу же своему проявляете невиданную жестокость, хотя, судя по всему, вы знаете друг друга с… самого детства, — сказала Анна. Она всего лишь строила догадки, но из их недавнего разговора поняла, что это чистая правда. Она сделала еще один шаг вперед. — Скажите, великий господин, наверное, тяжело сознавать, что твое общественное положение ниже, чем у других, и ты не так богат, как другие, просто потому, что твои родители не принадлежат к высшим кругам общества?

Мандарин прищурился и посмотрел на Цзин-Ли.

— Да, — просто ответил он, но в этом коротком слове крылось много невысказанного.

— Ваше счастье, что вы не родились женщиной, — задумчиво произнесла Анна. — Я думаю, что вы бы не выдержали всех этих мучений. Умной женщине всегда приходится трудно.

— Вот еще! — возмутился Чжи-Ган, расплескивая воду. — На свете не существует умных женщин.

Анна незаметно подобралась еще ближе к ванне. Теперь она смогла бы увидеть абсолютно все, если бы он не прикрывал мочалкой самые интимные части своего тела.

— Вы действительно так думаете? — удивленно спросила она. — Вероятно, вы убеждены в том, что мы, женщины, не можем быть храбрыми и дерзкими. Такими, как вы… Ведь вы — мужчина в самом расцвете сил, к тому же еще и ученый.

Мандарин пожал плечами.

— Именно так я и думаю.

Она посмотрела на Цзин-Ли, удивляясь мужской самонадеянности. Однако Цзин-Ли молчал и недоуменно пожимал плечами. Наверное, он разделял мнение своего друга. Анна осторожно расправила юбку и опустилась на колени возле ванны. Мандарин слегка повернулся, чтобы хорошо видеть ее. Она осталась довольна: это было как раз то, что могло приблизить ее к заветной цели.

— Вы до сих пор не встретили женщину, которая была бы умнее вас? — после небольшой паузы спросила Анна.

Палач презрительно усмехнулся.

— А женщину более храбрую, чем вы? Может быть, это ваша мать. Она совершила храбрый поступок, произведя вас на свет.

— Согласен. Но рожать детей — это предназначение женщины. И если женщина боится этого, то она является абсолютно бесполезным человеком.

— У меня в жизни другое предназначение. Его можно назвать мужским, — сказала Анна и, быстро опустив руку в ванну, убрала мочалку с того места, где она лежала. Заметив, как она смотрит на его отяжелевший, возбужденный орган, Чжи-Ган улыбнулся. В его глазах снова зажглись веселые огоньки. — Ты увидела то, что так хотела увидеть, а я получил большое удовольствие, разрешив тебе осуществить тайное желание.

Анна кивнула, как бы подтверждая, что она не сомневалась в том, что он разрешит ей посмотреть на свое абсолютно нагое тело. Наверное, она действительно в этом не сомневалась. Только уверенный в себе мужчина может раздеться донага и принимать ванну на глазах у женщины. Она отбросила в сторону мочалку, а потом начала осторожно — ей очень мешала узкая китайская юбка — усаживаться на пол. Этот процесс занял некоторое время, но она в конце концов села и, положив руки на край ванны, уперлась в них подбородком.

— О-о, — с притворной досадой пробормотала Анна. — В таком случае пойдем дальше.

Чжи-Ган сдвинул брови, не понимая, о чем она говорит. Ей удалось одурачить его! У нее внутри все ликовало от радости, но она изо всех сил старалась скрыть это.

— Я думала, что вы все это спланировали заранее, — испуганно сказала Анна.

— Конечно! — ответил он и еще больше откинулся на стенку ванны, разрешая ей смотреть на свой орган. Он, скорее всего, подумал, что таким способом она попытается купить свою свободу.

На этот раз Анна слегка улыбнулась.

— Что ж, тогда докажите, что я ошибаюсь. Докажите, что я не такая храбрая и умная, как вы.

— Женщина, ты глупа, и в твоих поступках нет логики, — заявил Чжи-Ган, скрестив на груди руки. — Неужели ты не знаешь, чего тебе хочется?

Анна пожала плечами, притворившись смущенной.

— Я не уверена, — тихо произнесла она. — Я знаю, что вы наблюдали за мной сегодня. Честно говоря, я сознательно пошла на это, чтобы доставить вам удовольствие. — Анна на мгновение замолчала. — Итак, вы утверждаете, что умнее и храбрее меня?

Палач недоуменно прищурился, а потом широко раскрыл от удивления глаза.

— Ты не собираешься?..

Она чуть отклонилась назад.

— У меня не было помощников. Неужели вы не можете сделать это самостоятельно? Ай-ай-ай! — сказала она и покачала головой. — И вы продолжаете настаивать на том, что мужчины более искусные и сообразительные, чем женщины?

Лицо палача потемнело от злости. У Цзин-Ли ее выходка вызвала обратную реакцию: он просто прыснул от смеха.

— Он в состоянии сделать это самостоятельно, женщина. В детстве только так и…

— Вон отсюда! — заорал мандарин.

Цзин-Ли осторожно поставил зеркало и поклонился.

— Конечно, Чжи-Ган, — тихо произнес он. — Это очень смелый и разумный поступок, — добавил он, усмехнувшись. — Я понимаю, что тебе не нужны свидетели. А вдруг ты не сможешь…

— Вон!

Продолжая смеяться, Цзин-Ли выбежал из комнаты. Анна же осталась стоять возле ванны, в которой сидел мандарин и поглядывал на свой торчащий из воды возбужденный половой орган. Она внимательно посмотрела на палача, пытаясь понять, что он сейчас чувствует. Похоже, он уже не злился. Его лицо стало каким-то задумчивым. В его взгляде сквозило любопытство. Казалось, что он тщательно изучает ее. А еще на его лице читалось такое откровенное желание, что она едва не утратила присутствия духа. А может, совсем наоборот. Ее соски напряглись под его пристальным взглядом, и она облизала языком свои пересохшие от напряжения губы.

— Ты хочешь увидеть представление? — спросил он, поддразнивая ее.

Она отвела глаза в сторону.

— Я хочу просто развлечь вас, благородный господин. Я…

Мандарин не дал ей договорить, схватив рукой за подбородок. Потом он медленно повернул голову Анны и заставил ее посмотреть ему прямо в лицо.

— Ты снова хочешь спрятаться, разумная женщина?

Она вздохнула. Что ж, назвался груздем — полезай в кузов.

— Я бы никогда не стала прятаться от вас. Мне будет интересно все, что бы вы ни показали мне.

Он застонал от удовольствия, как будто она пообещала ему больше, чем просто свое внимание. Она не успела даже удивиться, когда он начал медленно опускать ее голову. В этом не было никакого насилия, он просто заставил Анну положить подбородок на ее руки, лежавшие на краю ванны.

— Ты хотела посмотреть? Так смотри же, — сказал он и, обхватив рукой свой орган, начал поглаживать его.

Из дневника Анны Марии Томпсон

14 декабря 1881 г.

Сегодня к нам приехал один человек. Его зовут Сэмюель Фитцпатрик. У него очень добрая улыбка. Он сказал, что работал вместе с моим папой и поэтому знает, что у него есть дочь. Он сказал, что папа…

Он сказал мне…

Он очень сожалеет…

Я не могу написать такое! Этого не может быть! Однако Сэмюель привез мне куклу, но не из Англии. Он сказал, что это итальянская кукла и что мой папа привез бы мне такую куклу, если бы смог. Но этого не может быть, потому что…

Сэмюель сказал, что всему виной желтая лихорадка. Многие моряки умерли от этого. А еще Сэмюель сказал, что папа очень любил меня и что он слышал от капитана о том, что его последние слова были обращены ко мне. Он говорил, что очень любит меня.

Я сказала ему, что он врет. Я швырнула куклу и выбежала из комнаты. Наверное, он оставил эту куклу, когда уходил, потому что, вернувшись, я увидела, что ее забрала Сюзанна. Она говорит, что эту куклу ей подарила мама, но я же знаю, что это вранье. Она просто мерзкая обманщица. А мой папа не умер. Он НЕ умер!

Сэмюель рассказал мне еще кое-что. Он сказал мне, как называется корабль, на котором плавал мой папа. Я собираюсь завтра посмотреть на этот корабль. Я уйду сразу после вечерней молитвы. Я знаю дорогу к доку. Я найду этот корабль и моего папу тоже. Он не умер. Он подарит мне настоящую английскую куклу. Такую, как обещал.

Я не сирота! У меня есть отец!