В ясную лунную ночь вид из перископа зависит от света луны и звезд. Ярко освещенная поверхность воды слабо колыхалась и Сергей был первым кто заметил зубчатый силуэт приближающегося острова. Лед блестел на острых вершинах гор. Вo впадинах и ущельях залегли черные тени. Ни одного огонька не мерцало на его берегах. Казалось, что они прибыли на грань мира, где время остановилось, возвращая иx назад в глухую древность, когда герои сказок и легенд еще не родились. «Подводное положение, глубина двадцать метров, снизить скорость до двух узлов, заходим в бухту,» скомандовал вахтенный офицер. Рев сирены, топот ног, скрежет переборок прорезали тишину замкнутого пространства. Капитан, хмурясь и протирая глаза, вышел из своей каюты принимать доклады из отсеков и постов о готовности корабля. Сергею было приказано покинуть рубку и вернуться на свое место в аккумуляторной. Он немедленно повиновался и присоединился к матросам, которые вытаскивали большие деревянные ящики в коридор поближе к выходному люку. «Всплываем» разнеслось через репродукторы; пол наклонился и Сергей схватился за поручень. Шипение воздуха, продувающего цистерны, длилось несколько минут. Кингстоны закрылись резким хлопком и капитан, громко стуча ботинками о скобы вертикального трапа, взобрался наверх. С лязгом он отодрал рубочный люк и поднялся на мостик, продолжая руководить всплытием субмарины. Она заняла свое крейсерское положение, пополняя запасы воздуха и вентилируя отсеки. Из ее чрева доносилось слабое тарахтенье помпы. На вахту заступила новая смена, в которую Сергей был включен. Следуя за боцманом, он вышел на палубу. Здесь было тепло, безветренно и гулко. Они находились в акватории исполинского грота. Под куполом его нависла тьма. Полдюжины ламп и прожекторов, размещенных вдоль периметра, освещали невозмутимую водную гладь и отлогий галечный берег, на котором мягко гудел дизельный двигатель. Приглушенные человеческие голоса эхом отражались от вогнутых скальных поверхностей. Их корабль был единственным в этом странном убежище. Причалом служили понтоны накрытые досками. На нем прибывших ожидали двое военных в серо-зеленых мундирах офицеров вермахта. Неподалеку несколько рядовых толкали к кромке воды вереницу порожних вагонеток. Позвякивая и поскрипывая они катились по рельсам узкоколейки, выходящей из черной пасти тоннеля, в которой мигал красный огонек. Экипаж был выстроен на пирсе и капитан, облаченный в свою лучшую форму, четко отсалютовал, доложив о выполнении задания. Рапорт был выслушан и принят после чего команда была отпущена на берег. Матросы были здесь не первый раз и, предвкушая отдых и развлечения, радостно устремились к полурастворенным железным воротам откуда брезжил неясный свет. «Курсант Кравцов, задержитесь. Представьтесь вашему новому начальнику,» капитан обратился к Сергею. Сергей отчеканил три шага вперед и развернулся перед офицерами. «Рядовой Кравцов по вашему приказанию прибыл!» рявкнул он, вытянувшись в струнку. «Полковник Рихтер,» тот, который справа, ответил на его приветствие и протянул ему сильную руку. Тени скрывали лицо полковника, но Сергей сумел заметить его холодные, внимательные глаза. «В девять тридцать утра завтра жду вас в моем кабинете. Дежурный вам объяснит как найти меня. А сейчас идите отдыхать.» Кивком головы он указал на матросов, торопящихся к выходу. «Есть!» Сергей козырнул и помчался следом за уходящими. За воротами начинался короткий тоннель, который вывел его под открытое небо. Мерцали тусклые звезды. Луна уже спряталась за горами, тянул слабый морозный ветерок, от которого леденели щеки, и где-то рядом гремел прибой. Единственным источником света в кромешной темноте был электрический фонарь, сиявший на столбе возле одноэтажного строения метрах в пятидесяти впереди. Дверь в него поминутно открывалась и закрывалась, впуская матросов с его подводной лодки. Поеживаясь Сергей последовал за ними и оказался внутри казармы. «Занимай любую койку!» охрипшим голосом прокричал ему лопоухий, малорослый дневальный в мышиного цвета форме рядового. Винтовка Маузер 98 к висела у него на груди. Глаза его обыскивали входящих. Позади на бревенчатой стене растянулось ротное знамя со свастикой, а на скамье рядом лежали запасные обоймы и гранаты с длинными ручками. Второй раз Сергею не надо было повторять и быстро раздевшись, он рухнул на мягкую теплую кровать. Наутро после сытного завтрака в кантине Сергей отправился на поиски вчерашнего полковника. Мрачный, гориллобразный дежурный, сидевший за столом в вестибюле, уставил на него свои крохотные глазки. Двойные полоски на его погонах говорили каждому, что за усердие и старание обладатель сего был продвинут в кандидаты офицера. «Г-н полковник в своем кабинете,» движением руки он указал на одну из дверей. Сергей вежливо постучал и вошел. Это была небольшая комнатка с низким потолком, в которой уместился среднего размера канцелярский стол, книжный шкаф, плотно уставленный томами в бумажных переплетах, и стеллажи с обломками натуральных камней горных пород. Полковник Рихтер, кареглазый сорокалетний крепыш с высоким лбом мыслителя и острым подбородком упрямца, повернувшись в кресле и скрестив руки на груди, смотрел в окно. Там под пасмурным небом волны с белыми гребешками бесконечной чередой катились на скалистый берег. Море билось о выступы утесов, взметая клочья пены и фонтаны брызг. На другой стороне пролива возвышались горы, упирающиеся вершинами в облака. С их широких гранитных склонов сползали ледники. Пролив был пару километров шириной, но ни лодочки, ни катерка не было заметно в его студеных водах. «Здесь никого нет. Это пустая, ничейная территория,» хозяин кабинета повернулся к вошедшему. «Советские нас не беспокоят, у них почти нет техники, чтобы найти нас. Потому то наше командование выбрало именно Новую Землю для заполярной базы. Вся Советская Арктика практически безлюдна, как это было с первых дней сотворения мира. Кайзерфлот использовал эти острова со времен Первой мировой войны и построил здесь десяток баз для подводных лодок. В проливе Маточкин Шар находится одна из них. Вы ее вчера видели. Не плохо, не правда ли?» Уголки его рта вздернулись в легкой, мягкой усмешке. «Если взглянуть на карту, то сразу бросается в глаза, что архипелаг находится в ста десяти километрах от Горла Белого моря. Мы контролируем подходы к Мурманску. Отсюда двадцать лет назад во время прошлой войны наши подлодки успешно атаковали и топили конвои и военные корабли англичан и их русских союзников.» Торжествующая улыбка озарила его суровое лицо. «Как вы должны знать, Новая Земля это архипелаг из двух больших островов общей площадью более восьмидесяти тысяч квадратных километров и разделенных узким проливом. Население составляет меньше пятидесяти человек. Они живут первобытно-общинным строем и ничего не знают об окружающем мире. Мы с ними не ссоримся и приносим им маленькие подарки: рыболовные крючки, гарпуны и ножи. Их это радует. Они гордый народ и не хотят быть в долгу. Взамен они преподносят свои поделки из моржовой кости. Вот такие.» Полковник выдвинул ящик стола и протянул Сергею искусно вырезанную фигурку оленя. «Более четверти всей площади архипелага находится под вечными льдами и здесь нет никаких дорог. Однако мы начинаем строительство. На берегу пролива Маточкин Шар найдено свинцово-цинковое месторождение, крайне важное для индустрии Третьего рейха. Сегодня вы ознакомитесь с производством. Пойдемте в шахту прямо сейчас.» Рихтер накинул шинель и они вышли из строения и зашагали вглубь острова по неровным, плоским камням, разбросанным посреди плавника на плотном, желтом песке. Ветер утих и они продолжили разговор. «Откуда у вас русская фамилия?» Сергей вздрогнул. «Моя мама из Новочеркасска.» «Из казаков. Тогда понятно почему вы здесь.» Рихтер поежился и застегнул шинель на крючок у горла. «Моя прабабушка была русской. Я ее никогда не видел. Я знаю только, что ее отчество было Патрикеевна. Такое может быть?» Его тонкие губы раздвинулись в улыбке. «В Германии всегда были русские. Царь и его слуги приезжали к нам учиться. Ваш Петр Великий был большим другом нашего императора. Тот даже подарил ему янтарную комнату для дворца в Петергофе.» «Верно. Это было взаимно. Много немецких военных служили русским царям и получали награды.» «Да-да. Это хорошо. Как сейчас Сталин и Гитлер — самые лучшие друзья. Поэтому в Европе прочный мир.» Немного погодя он добавил, «Не думаю, что это надолго.» Он положил руку на плечо Сергею. «Кстати, мы с вами коллеги. Вы закончили тот же самый горный университет во Фрайбурге, что и я. Я учился там десять лет до вас. Вы, наверное, помните имена профессоров. Кого-то вы должны были застать.» Сергей наморщил лоб, вспоминая, но ничего не сказал. «Bот мы и пришли.» Темнеющие своими отверстиями штольни были заметны издалека. Их было три. Из каждой выходили рельсы, по которым пыхтящий локомобиль вытягивал нагруженную до краев вагонетку. Чумазый машинист дружелюбно им помахал, на что Рихтер ответил громким приветствием. «Вольнонаемные из фатерлянда. Их всего десять. Нам не хватает рабочей силы. Это проблема, которую нам предстоит решать.» Короткий поезд обогнул основание горы и скрылся из вида. «Год назад мы начали разработку руды. Преимуществом месторождения является неглубокое залегание рудных тел; относительно простое геологическое строение и хорошая обогатимость. Мы дробим руду в крошку и транспортируем на подводных лодках сначала в Лиинахамари, а оттуда на транспортах в порты Германии. Мы разведали, что длина залежей 600 м, ширина 200, глубина до 650 м. Очень перспективно. Под землей мы отрабатываем месторождение камерами шириной в 12 и высотой в 30 метров. Ваша задача продолжить разведку, исследовать доступную часть острова и изложить ваши находки и рекомендации в рапорте на мое имя. Справитесь? Вы же хороший геолог.»
Сборы были недолги и через сутки Сергей был уже в пути. Полковник Рихтер прикрепил к нему то ли помощника, то ли соглядатая, по имени Ганс Хайльшер, военнослужащего вермахта в чине Jäger — рядового горнострелковых войск, который сейчас шел позади его. Ганс был среднего роста, мускулистым, темноволосым пареньком с выпирающими скулами на угловатом лице. Многодневный поход в одиночку через тундру, где рыщет непуганое зверье, чреват многими опасностями и Сергей был рад своему компаньону. Они быстро подружились, вспоминая беспечную жизнь в Германии, со смехом делились впечатлениями об армейской службе и высчитывали годы, оставшиеся до демобилизации. Стоял типичный для этих широт сентябрьский день: низкие серые облака заволакивали вершины пологих гор; порывистый ветер задувал с моря, в котором уже качались первые льдины, и в промозглом сыром воздухе кружились редкие снежинки. Им предстояло исследовать южный берег пролива до самого Карского моря, где по словам начальства, находилась законсервированная со времен мировой войны база Kriegsmarine.Там они должны были пополнить запасы продовольствия и сутки отдохнуть, прежде чем отправиться в обратный путь. Их ноги, обутые в зимние сапоги из кожи и войлока, Filzstiefel, ступали по мерзлому грунту, их тела защищали от холода полынного цвета куртки с капюшонами и толстые суконные брюки. Крытые кожей меховые шапки с наушниками и назатыльниками красовались на их головах. На плечах они несли увесистые рюкзаки, в которых было белье, палатка, медикаменты, сухой паек на три дня и химикалии. Из-за спины Сергея торчал молоток с длинной ручкой и к поясу прицеплена лопатка. Вооружены они были стандартными армейскими винтовками. Знаки различия и категорий чинов были привинчены к их петлицам и рукавам. От ходьбы они так разогрелись, что сняли головные уборы. Время от времени Сергей наклонялся, подбирая камешек, рассматривал его и делал записи в своем блокноте. Безжизненная холмистая местность с осыпями гальки, щебня и глины навевала тоску. Они пересекли цепочку крупных следов, оставленных на красноватом, мокром песке. Следовая дорожка тянулась от кромки моря и терялась за взгорьем на юге. «Это медведи,» предупредил Сергей, осматриваясь кругом. «Плевать. Лучше медведи, чем люди,» мрачно заметил Ганс. «Что так?» Его напарник раздраженно махнул рукой. Долгота дня в этих местах была тринадцать часов, но солнце вставало в полночь. В час пополудни начало смеркаться и они остановились на ночлег на песчанике в долине мелкой, порожистой речки с быстрым течением. Поставив палатку, они развели костер из щепок, валявшихся кругом, напились горячего какао и поужинали фирменными смесями и концентратами, изготовленными в лабораториях вермахта. В темном одиночестве глуши тоска навалилась на них и языки развязались сами собой. «Вот что со мной случилось в Мюнхене прошлым летом, Серж,» начал свой рассказ Ганс. Он вырос в Эльзасе и произносил имя Сергея на французский манер. «Существует такой тип роковых женщин, от которых мозги переворачиваются.» Он оперся о винтовку, переводя дыхание. Его пальцы задрожали и отрешенная улыбка скользнула по его лицу. «Вот на такую дамочку нарвался я на Кауфинерштрассе. День был теплый, весенний, солнечный, хиляю я себе по улице, витрины разглядываю, глаза щурю на дам, у которых под блузками груди болтаются, и ищу уютного местечка, где можно пару пива проглотить. Вдруг вижу несется она мне навстречу — маленькая, плоскогрудая, легонькая, под мышкой красная сумочка зажата, на голове шляпка с желтым пером, на синем длинном платье разрез до колен — как диковинная райская птица передо мной появилась. Обомлел я и встал как вкопанный, а она засмеялась, и так ласково подошла ко мне и ручку свою холеную на рукав мой положила. У меня голова стала кружиться, а когда взглянул я в глаза ее черные, то и утонул в них. Что она говорила мне, я от волнения плохо понимал, только попросила помочь ей мебель в ее квартире передвинуть. Поднялся я вслед за ней поздним утром, а вышел оттуда только в сумерки. Ничего между нами не было, только я шкафы и стулья с этажа на этаж полдня перетаскивал. Обольстила она меня. Про себя она рассказала, что зовут ее Кейтрин Лехнер, ей двадцать пять лет, служит она в суде машинисткой и есть у нее внебрачный ребенок от прокурора. Мне показалось, что она была не против, чтобы я пришел опять. Я так и сделал и на следующий вечер появился с букетом фиалок и коробкой конфет. Кейтрин открыла дверь сразу, но не пустила внутрь. Я не знал как начать разговор, она была холодна. На ней был тонкий домашний халатик, застегнутый до горла. Все было видно через него. Ткань обрисовывала ее выпуклости и косточки. Хотел я было схватить ее и расцеловать, но тут на площадку вышел годовалый карапуз с салфеткой вокруг шеи. Мой приход прервал его кормление. Все бросив, я убежал. До сих пор стоит она у меня перед глазами, мечтаю с ней поговорить, но на телефонные звонки не отвечает.» «Заворожила она тебя. Такое, я слышал, бывает.» В темноте белел и колыхался брезент палатки. Неровное пламя костра освещало их обветренные лица и большие, покрасневшие руки. Сергей поправил закопченный котелок с водой. «Со мной же вот что произошло.» Глубоко вздохнув, он начал свою исповедь. «Молодой и глупый тогда я был, двадцати мне не исполнилось и жили мы в Финляндии. На втором году учебы у нас в лицее появилась новая ученица. Говорила она по-фински с тяжелым акцентом и меня попросили ей помочь. Не сразу узнал я, что русский ее родной язык и родом она из Владивостока. Звали ее Тоня Алферова и влюбился я в нее с первого взгляда — безоговорочно и до конца. Она была почти моего роста с сильными плечами и стройными ногами, быстрая и ловкая. Скоро я узнал ее лучше, но моя любовь вспыхнула еще сильней. Ее иссиня — черные волосы сводили меня с ума, ее зеленые глаза заставляли неня замирать, ее низкий волнующий голос возносил меня на небеса или бросал в преисподнюю. Короче — без нее не было мне жизни и не хотел я расстаться с ней ни на минуту. Я приходил к ней каждый день в шесть вечера заниматься. Алферовы снимали тесную, экономно обставленную, трехкомнатную квартиру на четверых в рабочем предместье; видно материально им было трудно, как и большинству русских за рубежом. Мы сидели за столом за закрытой дверью и не было счастливее человека, чем я. Тоня оказалась способной ученицей, схватывающей на лету фонетику и грамматику языка. Когда наши головы склонялись над книгой, ее волосы касались моего лица; наши руки встречались и мне не хотелось их отпускать; неуловимый запах ее кожи пьянил меня и я забывал о времени. Однажды она позволила поцеловать ее ручку, потом щечку и вскоре я стал мечтать о большем. Беда оказалось в том, что отец ее недавно был адмиралом флота. Во время беспорядков семья сумела скрыться от самосуда разъяренной толпы, бежала через Китай, но значительного богатства вывезти не спроворилась и, оказавшись за границей, впала в бедность. К сожалению, на мировозрение ее отца этот факт никак не повлиял. Он еще не успел состариться в благостного отставного старичка, попрежнему был силен и энергичен, общался с окружающими резким, непререкаемым тоном и несмотря на потрясения революции сохранил надменность и амбиции высших смотрящих свысока на низших, к которым он меня причислял. Hе сразу стал я это понимать, но не знал как возразить. Родитель мой не был ни адмиралом, ни генералом, а просто без вести пропавшим, чего я никогда не скрывал и похвастаться мне было нечем. «Какой — то матросишка обнимается с моей дочерью!» затопал он ногами, застав нас вместе. «Не сметь! Стоп, машина! Задний ход! Под мякитки охальника!» «Не уходи, Сережа!» крикнула она мне вслед, но я уже был у дверей. «Увидимся в лицее,» буркнул я на прощанье. Она отсутствовала неделю, которую я пережил в мучениях, без еды и без сна. Когда наконец я увидел ее в классе, тo с трудом узнал. Она побледнела, похудела и стала тенью прежней самоуверенной и насмешливой Тони. Она избегала меня — отводила глаза, не отвечала на приветствия и тут же уходила. Однажды она промолвила, «Папа не хочет мезальянса,» и я оставил ее в покое. Прошло много лет и мне все так же тяжко, больно и стыдно. С той поры я ненавижу женщин.» Он поморщился и потер пальцами лоб. «Сколько в мире разбитых сердец, не пересчитать,» зевнул Ганс и, открыв крышку, взглянул на светящийся циферблат. «Светать начнет через восемь часов.» «Верно. Пора спать. Костер будет гореть долго.»
К концу следующего дня местность вокруг них стала меняться. Горы начали уступать место холмам, холмикам, валам и осыпям, плоскогорье стало плавно понижаться, ручьи и речушки все чаще перерезали путь. Идти стало труднее. Ноги подворачивались и соскальзывали на шатких булыжниках, глинистый грунт перемешанный с гравием затруднял ходьбу, скрип и скрежет разъезжающихся камней рвал воздух, спины и поясницы ныли от напряжения. Взмокшие до испарины, они присели на валуны перевести дух.
Распогодилось и проглянуло низкое солнце. На западе позади сияли крутые отроги хребтов, к северу блестели волнующиеся воды пролива, впереди маячили гранитные купола, башни и зубчатые скалы в промежутках поросшие чахлой травой. Взгляд Сергея упал на странный предмет, выступавший из мешанины мелкой гальки, песка и ракушек, устилавшей береговую линию. Он находился метрах в ста от них, отбрасывая длинную треугольную тень. Сергей отправился исследовать находку. По мере приближения предмет приобретал очертания творения человеческих рук. «Похоже на корабельный нос, только бушприта нет,» заметил он про себя. Вблизи предмет оказался баркасом, занесенным песком. Трухлявое дерево, источенное ветром, солью и дождями, крошилось и рассыпалось от прикосновения пальцев. Отстегнув лопатку, Сергей стал выбрасывать песок, набившийся внутрь. Работа спорилась и он углубился на метр, раскопав довольно широкий колодец. Через несколько минут лезвие лопатки стало скрести о днище. Сергей продолжал расчищать занос, продвигаясь к корме. Появились странные вещицы: весло, сабля, топор, котел и копье и, наконец, открылись ноги и спина человека, вытянувшегося вдоль продольной оси судна. Руки его упирались o борт, на ногах сохранилась пара истлевших сапог, но голова и плечи оставались скрытыми песком. Через прорехи в сгнившем кафтане проглядывал почерневший скелет: грудина, ребра и позвоночный столб; ниже — кожаные лохмотья одежды не могли скрыть оголившиеся тазовые кости. «Как ты сюда попал, бедолага?» спросил мертвеца Сергей. «Где твои ватажники? Ведь не один же ты приплыл сюда. Из какого ты времени?» Ветер свистел в ответ, перекатывая песчинки и опять заметая яму. Небо очистилось и по нему плыли перистые облака. Издалека, утомленный ожиданием, к нему торопился Ганс. В поисках разгадки Сергей наклонился и отвязал сумку, которую он заметил на поясе погибшего. Ее толстая прочная оболочка сохранила сокровище, доверенное ей владельцем: пригорошню серебряных и медных монет и россыпь золотинок, наполнявших сумку почти на треть. Монеты не были круглыми, а неровной формы; на одной стороне был изображен погрудный портрет князя с мечом в правой руке и левой, прижатой к груди, на оборотной стороне была надпись в четыре строки «ДЕНГА ПСКОВСКАЯ». Больше всего Сергея заинтересовало золото. Неподвластное времени оно тускло отливало жетлтым, среди крупинок его выделялось несколько самородков размером с горошину. «Где ты нашел его? Не привез же ты его сюда с родной стороны. Значит где — то на острове есть залежь. Как ты оказался один? Тебя предали или ты заблудился в море?» Сергей осмотрелся. Поверхность пляжа была безукоризненно чиста и ничто не напоминало о трагедии, случившейся на этом месте несколько веков назад. «Археологов бы сюда,» подумал он и перевел глаза на приближающегося Ганса. «Не надо ему об этом знать.» Сергей принял решение. Вернув сумку с ее содержимым на прежнее место, он начал энергично закидывать свою находку песком. Когда к баркасу подбежал Ганс он узрел лишь растревоженную рыхлую кучу, отличающуюся по цвету от окружающей поверхности. «Первый же шторм сравняет это место до неузнаваемости,» объяснил сам себе Сергей, «но ведь кто-то может опять найти баркас.» Лопаткой он стал уничтожать то, чего не смог спрятать песок — выступающий нос. Труха и щепки летели по сторонам и через минуту последние признаки судна исчезли из вида. Могила захлопнулась. «Почему?» недоуменно спросил его напарник. «Что там было?» «Ничего для нас интересного. Морской песок и гравий. Однако, выступающие доски могли помешать свободе и безопасности судоходства, потому я их снес,» Сергей захохотал. «Лучше продолжим нашу экспедицию. У нас задание государственной важности!» И он задрал указательный палец. Солнце поднялось в зенит заполярного небосвода, повиснув невысоко над горизонтом, очерченным волнистой линией остроконечных скал. Бело-розовые мятущиеся облака блестели в голубоватом поднебесье. Путешественники упорно продвигались на восток, каждый погруженный в свои мысли. «Пусть человек этот лежит, где лежал,» думал Сергей. «По хорошему следовало бы отслужить панихиду и поставить на этом месте крест, но панихиду я не знаю как служить, а крест привлечет внимание. Могилу или разворуют, или содержимое ее отправят в музей. И будет этот псковитянин лежать в стеклянном шкафу на полке на потеху эксурсантам. Не так ли поступают с могилами царей и князей, умерших полтысячи лет назад — открывают без зазрения совести и исследуют. Не кощунство ли это? И некому за них слово замолвить по давности лет.» Справа от него стадо оленей, покачивая ветвистыми рогами, совершало миграцию к зимним пастбищам на Карском берегу. Самцы были крупнее и они зорко следили за своими малышами и матками. На людей животные не обращали никакого внимания. «Откуда взялось это старое судно на берегу? Оно не похоже на немецкое,» не утерпел Ганс. «Этот баркас построен русскими людьми,» объяснил Сергей. «Они плавали здесь испокон веков, торгуя с Ганзой и Ливонским орденом на западе и промышляя морских чудищ на востоке. Они были смелыми и предприимчивыми, жили далеко на севере и не зависели ни от кого. Ты ведь не думаешь, что русские всегда были молчаливым стадом баранов, с которых власть по мере надобности срезала шерсть, кожу и мясо? У нас был Новгород и Псков, с народовластием и свободной торговлей, у нас была казацкая республика Войско Донское, где слушали и уважали мнение каждого гражданина, у нас были великие восстания, баламутившее Русь до самого дна, но всякий раз центральная власть посылала войска и давила всех до последнего, оставляя нам только воспоминания.»
Появившийся над морем легкий туман быстро таял и дымкой стелился над берегом. Его колеблющаяся пелена поднималась и отступала, не помешав Сергею заметить высокие и длинные наслоения песчаника к югу. «Пойдем посмотрим,» пригласил он Ганса и, ловко перепрыгивая через расщелины, они быстро и легко подобрались к подножью красно-коричневой кручи. Твердая, глинистая порода была камнеподобна, поднималась на высоту десяти метров и наверху поросла пожухшей травой. Приблизившись вплотную Сергей отколол кусочек своим молотком. «Это алевролит,» определил он. «Сам по себе он представляет ценность и находит применение в ряде отраслей промышленности, но также может указывать на наличие свинцово-цинковой руды.» Сменяясь с напарником они вырыли несколько шурфов. Находки убедили Сергея, что здесь проходит медно-колчеданная залежь с прослойками цинковых руд. «Дальнейшая геологическая разведка с применением буровых установок необходима,» записал он в своем дневнике. Это было не единственным открытием удачного дня. Перед заходом солнца они достигли русла стремительной и неглубокой речушки. Она сердито бурлила и пенилась на валунах. Мхи, лишайники и карликовые березы покрывали ее галечные берега. Путники не задумываясь пересекли речку вброд. Прозрачная мелкая вода журчала вокруг их сапог. Среди разбросанной по дну щебенки искрились желтые блестки. Особенно много их было на отмели, где поток изгибался и ослабевал. Сергей окунул руку в ледяную воду и поднес ее к своим глазам. На пальцах блестели золотые крупинки. Ничего не сказав своему напарнику, Сергей предложил заночевать на этом месте, тем более, что быстро темнело и они валились с ног.
Наутро после сытного завтрака с кофе и печеньем с ветчиной и сливочным маслом они возобновили свой путь на восток. Сегодня они должны были достичь базу и пополнить запас продовольствия. Уходя Сергей бровью не повел и не обернулся на сокровище, на которое он набрел вчера. «Пусть эта золотая россыпь останется ненайденной,» рассуждал oн про себя. «В противном случае здесь появится прииск и золото будет вывозится в Рейх. Оно поможет правительству быстрее начать войну. Ничего, кроме страданий, война Германии не принесет. Лучше бы, если бы эту россыпь нашел лет через сто гражданин новой, свободной России. Пойдет ли это золото в бюджет государства или останется в частном владении не имеет значения — оно не будет в немецких руках.» Он заторопился, подгоняя Ганса; казалось они не шли, а летели, лавируя между препятствиями, и к концу светового дня до них стал доноситься неумолчный рокот прибоя. Неровное, изборожденное трещинами и впадинами плоскогорье внезапно оборвалось и путники вышли на крутой обрыв над Карским морем. Какой простор! Слева от них катились воды пролива Маточкин Шар, там вдалеке тянулась заснеженная цепь остроконечных гор. Перед ними, куда хватает глаз до самого горизонта громоздился лед. Это было не сплошное твердое поле, это было скопление всевозможных размеров льдин и ледяных гор, прижатых штормовыми ветрами к кромке острова. Им некуда было деться, плавающие в море, они давили, крошили и терли друг друга, налезая на сушу. Мягкий шорох и хруст стоял в воздухе. Призрачными бликами над ними носились чайки. Они летали так близко, что своими крыльями почти задевали людей. Внизу тысячи птиц рядами гнездились на узких карнизах скал. На птичьем базаре стоял не умолкающий ни на минуту гам и писк, иногда он заглушал шум прибоя. Пернатые сидели, взлетали и, сделав несколько кругов, возвращались назад. Стойкий аммиачный запах помета лез в нос. Сергей развернул карту. «База должна быть к юго-востоку от нас,» сориентировался он.
Следуя береговой линии они зашагали на юг. Искать долго не пришлось. На крутояре, прикрытая от восточных ветров скалой стояла избушка. Обычная, каких много на cевере, на три окна и под деревянной крышей из ее печной трубы курился сизый дымок. «Тревога,» прошептал Сергей. «Там никого не должно быть. Прикрой меня.» Оставив Ганса в засаде, он с винтовкой наперевес двинулся вперед. Осторожно ступая, Сергей пересек прямоугольную площадку перед домом, на которой размещалось метеорологическое оборудование базы, состоящее из окрашенной в белое психрометрической будки с жалюзями на каждой стороне, и термометрами и флюгерами укрепленными на столбах вместе с другими приборами. Высокий колодезный журавль являлся замаскированной радиомачтой и кабель от нее змеился в дом. На цыпочках приблизился он к крыльцу и, прижавшись к стене, заглянул в окно. В полумраке, окутывающим пространство комнаты, он разглядел четырех мужчин, сидевших за пустым столом, пятый стоял, повернувшись лицом к ним, и что-то энергично докладывал. Oни были в штатском и оружия заметно не было. Вдруг все, как по команде, подняли и опустили согнутые в локте правые руки, как бы голосуя. В этот момент говоривший заметил Сергея и бросился к выходу. Дверь отворилась. На крыльце стоял низкорослый, нечесаный мужчина с одутловатым лицом. Карие пуговки близко сидящих глаз, недоверчиво и пугливо взирали на гостя. На мужчине была заношенная пиджачная пара, из-под которой выглядывала мятая бумазейная ковбойка. Грубые высокие ботинки на его ногах были испачканы глиной. «Вы откуда, товарищ?» натянуто улыбнулся он. «Homo sovieticus; новые хозяева страны,» определил Сергей. «Это они пришли на смену тем отважным первопроходцам, могилу которого я нашел вчера,» мелькнуло в его сознании. «Мы работники Всесоюзного арктического института. Мы проводим инспекцию наших опорных пунктов,» ответил Сергей согласно инструкции, полученной от командования на случай такой невероятнoй встречи. «Сергей Кравцов», протянул он свою руку. «Я парторг Хлебников,» ответное рукопожатие было вялым и влажным. «Не похожи вы на нашенского,» влез в разговор юноша, оказавшийся за спиной парторга. Его длинное как жердь тело облекала тельняшка, куцый пиджак и черные сатиновые шаровары, заправленные в бурки. Обрадовавшись неожиданному развлечению все обитатели избы высыпали на крыльцо. Они были молоды, нестрижены и одеты примерно одинаково — в ватные телогрейки, тельняшки, свитера, брюки и сапоги; среди них выделялся сухонький человек постарше. На голове его была синяя фуражка с якорем. «Капитан Бубнов,» просипел он, вынув трубку изо рта. «Вы действительно из-за границы?» Он поспешно убрал свои корявые, тяжелые руки, уставившись на Сергея. «Верно. Я из Германии. У нас договор с советским правительством о совместном исследовании Арктики.» «Как же, знаю,» не унимался долговязый юноша. «Я тогда на ледоколе «Малыгин» юнгой чалился. Как вчера помню, когда немецкий дирижабль нам в Баренцовом море почту передавал.» Его смышленое лицо озарилось воспоминаниями. «Кстати, я тоже Серега. Давай склешнимся,» смеясь сунул он руку. Один за другим все представились. «Как вы сюда попали? Давно вы здесь?» Глаза Сергея обшаривали помещение. В углах oн заметил бутылки из-под вина и пустые консервные банки. На столике возле окна стоял большой гипсовый бюст Сталина. «У нашего ледокола отказал двигатель; мы потеряли управление и нас отнесло сюда. Льды раздавили наше судно, хорошо, что берег был рядом и мы спаслись на шлюпке. Мы успели вынести самое необходимое, партийные документы и литературу, но не знаем где находимся,» парторг извиняюще смотрел на него. «Свои продукты за неделю слопали, теперь за ваши взялись, так что не обессудьте,» опять вмешался тот же юнга. «Милости просим. Странники всегда помогают друг другу. Однако вас наверное ищут. Вы же радировали своим?» «Да, но Большая земля не отвечала. У вас здесь нет радиостанции?» парторг смотрел с нервной улыбкой. «Не знаю. Я здесь в первый раз.» Сергей вздохнул и опустив голову немного задумался. «Я не один. У меня есть коллега.» Oн извинился и вышел наружу, чтобы позвать Ганса. Hо заметить его было невозможно. Сергей проглядел все глаза. Внезапно ветви стелющегося кустарника, произраставшего на краю площадки, задрожали, раздвинулись и приподнялись. Облепленный сучьями и перьями пред ним появился улыбающийся Ганс. «Иди в дом. Все в порядке,» помахал ему Сергей. «Там компания заблудившихся русских. Они безобидны. Мы возьмем продукты на обратный путь, переночуем и завтра уйдем.» Стряхнув с себя травяной мусор, Ганс вошел в избу. «Guten Tag!» Его громкий голос оглушил присутствующих. Они застыли в недоумении. Они никогда не слышали никакого другого языка, кроме русского и первый раз в жизни увидели иностранца. Ганс стоял с робкой и неловкой улыбкой, вытянув вперед правую руку. «Это мой коллега Ганс Хайльшер. Он приветствует вас в нашем доме,» представил своего друга Сергей. «Здравствуйте!» Рукопожатия возобновились. «Только почему это ваш дом? Это наша советская территория и все что на ней есть принадлежит советскому народу. Это право даровано нам конституцией,» парторг оскалил щербатый рот в усмешке. «Ну как же, вон моей тете пять лет принудработ за колоски вкатили,» упер руки в бока Серега. «Матрос Погорелых, немедленно прекратить антисоветские разговоры в присутствие классовых врагов!» рявкнул парторг на побледневшего от страха юношу. «Какие же мы враги?» Сергей примирительно развел руками. «Наши государства успешно сотрудничают в области экономики, торговли, науки и даже, понимаете ли, конфетной промышленности.» Сергей достал из кармана коробочку леденцов и пустил ее по кругу. Пока его аудитория сосала, чмокала и проглатывала сладкую слюну, он говорил, «Гитлер и Сталин — друзья не разлей вода. Гитлер так же дорог немцам, как и Сталин русским. Вот вы спасли самое дорогое, что у вас было на корабле, бюст Сталина, а немецкие полярники повесили в этой хижине самое важное для них — портрет фюрера. Вот они соседствуют друг с другом.» Он указал на столик, над которым фотография рейхсканцлера висела чуть повыше белой макушки зодчего коммунизма. «Народ делает то, что ему приказывает вождь. Тех кто перечит — уничтожают. Вот и весь сказ. Боюсь, что однажды сшибут эти фюреры лбами немцев и русских, неизвестно кто победит, но прольется много крови и слез.» «Загадками говоришь, милый человек,» ощерился парторг. «Не хотим тебя слушать.» «Давайте посмотрим, что у нас в кладовой. Может на ваше счастье и радиостанция там найдется,» Сергей и Ганс исчезли в закутке за печкой. Сквозь маленькое оконце под потолком лился неяркий свет. Десяток деревянных ящиков хранился там. Часть из них была открыта. Они были заполнены однокилограммовыми окрашенными краской жестяными банками, а другие — квадратными жестяными коробками большего размера. Читая этикетки, они набрали и уложили в свои заплечные мешки необходимое количество мясных и хлебобулочных продуктов, также пополнили запасы кофе, какао, сухофруктов и сладостей. В углу валялась опустошенная трехлитровая емкость из-под вина и несколько заляпанных стаканов с красным осадком. «Какая здесь роскошная шамовка,» услышали они сзади знакомый голос Сереги. «И без блата и без очереди. Такой у нас в продаже нет.» «Сожрут они тебя здесь, тезка. Не такой ты как они,» на ухо говорил ему Сергей. «Поперек горла ты советской власти, разве сам не видишь? Учи французский или английский и беги от них во все лопатки. Там тоже живут люди; у них есть сочувствие; они поймут, почему ты cбежал.» Сергей обнял паренька. «Иди и держи язык за зубами, не то волки сгрызут тебя.» «Ну, что все в порядке?» пронзил его взглядом парторг, когда Сергей вышел из кладовки. «Радиостанции не нашел, но давайте покажу вам на карте, где мы находимся.» Тот подозвал капитана, который отперев замок, вынул из портфеля сложенный вчетверо бумажный лист. Это был очень неточный, плохо отпечатанный чертеж бассейна Карского моря. Капитан объяснял ему завитушки и загогулины, но Сергей ничего не мог понять. Расстроенный, он извлек из своего кармана цветную карту, изданную германским генеральным штабом. На ней был обозначен весь южный остров архипелага включая топографию, контур береговой линии и окружающие его воды и глубины. «Вот бы нам такую,» ахнул капитан. «Восхваление фашисткой техники,» пробормотал парторг. «Сообщим, куда следует.» «Далеко мы от области. Без радиосвязи нас не найдут,» поскреб в затылке капитан Бубнов. «Придется нам ждать весны и тогда по чистой воде плыть на нашей шлюпке вдоль берега на юг, а оттуда на материк. Трудно будет без компаса, но не впервой, по звездам сориентируемся. Наш то компас на корабле остался, а ручных нам начальство не присылает,» он смущенно взглянул на Сергея. «Пятый год просим, а они все отказывают. Международное положение, говорят, не позволяет.» «Вот вам мой компас,» Сергей отстегнул его от своей руки. «Мне он больше не нужен, я дорогу знаю.»
К вечеру следующего дня, когда Сергей и Ганс, усталые и взмокшие, месили ногами мокрый снег на пути домой, парторг Хлебников и капитан Бубнов, сидя за столом, попивали французский коньяк, закусывая его американским мармеладом и датской копченой колбасой. Разговор у них был неторопливый и обстоятельный, и все о вчерашних визитерах. «Не нравится мне Кравцов этот,» выдохнул, отправляя в рот конфетку, парторг. «Они мне оба не пришлись,» подтвердил капитан. «Вот и я говорю, скользкие они какие-то. Шпионы они, вот что я думаю. Как доберусь до НКВД, все о них сразу выложу.» В этот самый час Сергей и Ганс, перепрыгивая через проталины и обходя буераки, тоже обменивались впечатлениями о потерпевших кораблекрушение моряках. «Почему они такие оборванные и испуганные?» недоумевал Ганс. «Как же может быть иначе? Они пережили опасность.» «Мне кажется, не только это; они боятся друг друга.» Прошло три дня. В назначенный час путешественники вернулись в подскальный грот и доложили о своих приключениях. Обеспокоенный полковник Рихтер послал шифрованную радиограмму в Берлин. Ответ не заставил себя ждать. В нем значилось: «Всех красных на нашей базе без промедления уничтожить.»