Несчастный случай

Глава 8

Виктор без затруднений нашел загородный дом, в котором накануне побывала его клиентка, по одной простой примете — отпечатки ее шипованной резины оказались одной из двух пар отпечатков автомобильных колес во всем пустом, брошенном на зиму поселке. И оба этих следа вели к даче убитого фотографа.

Анина машина остановилась прямо у калитки, а ее коллега по страсти путешествовать на автомобиле по заснеженной сельской местности проехал метров на сто вперед. В снежной буре Аня могла не разглядеть эту вторую машину, а когда буря утихла и она в панике выскочила из дому, ей было не до чужих машин.

«Так поступают все женщины, мог бы подумать Виктор, — комментировала Аня про себя его отчет о поездке. — Нет чтобы разглядеть номер или, того лучше, вытащить водителя из машины, скрутить его и отвезти в милицию…»

Однако Виктор и виду не подавал, что думает так, — приехавший на этой машине чуть раньше Ани не обязательно должен быть убийцей.

Хотя человек в окровавленной маске, который преследовал Аню, пока его машина не перевернулась на скользкой дороге, подходил на эту роль по всем параметрам. Со стороны убийцы было бы разумно избавиться от свидетеля. Со стороны торговцев астаролом — запугать Аню до полусмерти. И водителю в маске это чуть было не удалось.

Стройную картину Аниных подозрений портила одна деталь — даже при ярком дневном свете дня она не обнаружила на своей машине ни малейших следов соприкосновения с чужой машиной. Оставалось только отнести это на счет мистики. И счет этот день ото дня рос.

Виктор и Аня достигли высоких чугунных ворот, отделяющих Александровский сад от Красной площади, и повернули обратно. День выдался сырой и теплый, снег на глазах превращался под ногами прохожих в грязное месиво. Аня сама предложила прогулку, а теперь придерживала воротник мехового пальто, чтобы не дать промозглой сырости пропитать ее всю, вплоть до мозга костей.

Виктор рассказывал, Аня его слушала. Легкий, но холодный ветер синхронно раздувал полы их пальто.

Человеческих следов рядом со вторым автомобилем не было. Его водитель успел сесть в машину до того, как снежная буря прекратилась. Но некоторое время, прежде чем тронуться — предположим, тронуться вслед за Аней, — машина буксовала в снегу.

Никаких других следов, включая милицейские, вокруг дачи фотографа не было. Пройдя через сад и стараясь ступать след в след Ане, Виктор вошел в дом и спустился в подвал, где размешалась лаборатория. Все осталось на тех же местах, как описывала Аня. К телу никто не прикасался. Фотографий никто не разглядывал.

Поверхностный осмотр не позволил Виктору установить причину смерти.

Пленка на прищепке давно высохла. Виктор аккуратно снял ее, свернул и засунул в карман собственного пальто. А это, между прочим, с юридической точки зрения преступление.

Аня умоляюще смотрела на Виктора и не перебивала его ни единым вздохом.

— Знаете, Анна, — говорил Виктор, — я ведь не специалист по розыску убийц. Мое агентство занимается вещами попроще — возвращение украденного, поиск свидетелей несчастного случая, разоблачение шпионажа в пользу фирмы-конкурента, и даже уличение в супружеской неверности. Плюс охрана. Но если клиента все-таки убивают, никому в голову не приходит продолжать сотрудничать с нами. Все отправляются в милицию. Не знаю, добиваются ли они желаемого эффекта, но в этом положении вещей есть какая-то справедливость.

— Вы хотите снова меня отправить к жадному лысому следователю с его допотопным подстаканником? И к его приятелю в мокром пальто?

Виктор раздумывал.

— Маленькая девочка не хочет к злым дяденькам. Удивительно, что дяденьки в мокрых пальто — я имею в виду Лавку — до сих пор не подали о себе вести. Если я начну искать убийцу фотографа…

— Да не нужен мне ваш убийца, — взорвалась Аня, — я, лично я хочу оказаться как можно менее причастной к истории с убийством и прошу вас об этом позаботиться. Пленку с моими отпечатками вы уже украли — отлично. Теперь будете консультировать меня, если вдруг меня все-таки вызовут в милицию. А что вы собираетесь сделать с пленкой? Давайте ее сожжем!

Перед глазами у Ани медленно проявилась фотография — землистой бледности лицо Жени с глазами без зрачков, освещенное марсианским светом красной лампы. А на Марсе, как известно, жизни нет.

Аня передернула плечами и туже стянула у горла воротник.

Мимо них, громко смеясь, прошла компания подростков в спущенных чуть не до колен джинсах. В зубах у каждого зажата сигарета.

— Тетенька, не дадите прикурить? — обратился один из них к Ане, игнорируя «дяденьку».

— Не дам, — ответила Аня.

Подростки заржали хором, как дрессированные цирковые жеребята.

«Веселитесь пока, — неожиданно зло подумала Аня. — Встретимся через годик в моей аптеке».

— Не сердитесь на них. Это всего лишь дети. И не торопитесь с пленкой.

Виктор пристально посмотрел на Аню. Она сжалась под этим взглядом, ожидая неприятностей. И неприятности оказались тут как тут.

— Кража улик — это одно, а их уничтожение — несколько другое. Почему вы так торопитесь избавиться от пленки? Чего вы боитесь?

Аня нахмурилась:

— Неужели непонятно? Я просто боюсь. Я не хочу быть замешанной в убийстве.

— Но вы уже в нем замешаны. Влипли по уши.

— Почему по уши?

Виктор остановился и потопал ногами, чтобы сбить грязный мокрый снег со своих блестящих черных ботинок. Занятие совершенно бесполезное, пока они бродят здесь. Разве могут у такого суперпарня замерзнуть ноги? Он же у нас из стекла и стали.

Несмотря на ветер, Виктор мял свои черные замшевые перчатки в руках и таким образом подтверждал Анины догадки о его неземной неуязвимости. Разговор становился все более серьезным.

— Попробуйте сейчас отвлечься от ваших страхов и пофантазировать вместе со мной. Представьте себе молодую женщину… Ладно, чтобы помочь вашему воображению раскрепоститься, пусть это будет молодой мужчина. В личной жизни у него все рухнуло. Работа настолько ответственна, что граничит с преступлением — в моральном смысле. Распределяя среди населения наркотики, он ходит по краю пропасти. За ним установлена слежка — таковы особенности его профессиональной деятельности. Начальники донимают его непристойными предложениями. Любовница погибшего мужа пытается его отравить. Неприятности сыпятся на него как из рога изобилия.

— Постойте-ка, любовница чьего мужа? Этого воображаемого молодого мужчины? — Аня криво усмехнулась.

— Пусть будет любовник жены, не важно. Для придания остроты нашей истории вообразим, что этот человек не пренебрегает широтой своих профессиональных возможностей и изредка — пусть изредка — дегустирует свой товар.

«Куда это его, интересно, понесло?» — подумала Аня, но промолчала.

— Медленные, но верные изменения в психике нашего гипотетического героя неизбежны. А тут еще его фотография с выколотыми глазами и вульгарной надписью. И человека накрывает волна. Он идет и убивает первого, о ком вспоминает. Первого, кого можно обвинить. И возможно, что многие на месте нашего с вами героя поступили бы так же. Возможно, что и я сам поступил бы на его месте так же.

— Синдром «мусорного контейнера».

— Что? — не понял Виктор.

— Я это называю синдромом «мусорного контейнера». Сначала убивают твою кошку, потом — лучшего друга, далее поджигают дом, в расчете что ты станешь как шелковый — хоть шелковые шнурки из тебя вей. А ты вместо этого идешь и взрываешь весь мир.

— Не вижу связи, — нахмурился Виктор.

— Ерунда. У вас, должно быть, нервы пошаливают. Перчатки мнете, поступили бы так же.

Виктор остановился и повернулся к Ане. Странная горькая улыбка блуждала по его лицу.

— Попробуйте настой валерьяны, — продолжала Аня, пытаясь как можно больше досадить человеку, которого сама же и наняла, — три раза в день по двадцать капель. Главное — пейте регулярно.

Виктор покивал головой.

— Целый детектив вы мне тут сочинили, — произнесла Аня саркастически.

— Вам не понравилось?

— Реализма маловато, а так ничего — увлекательно. Герой — молодой мужчина, мне жаль его. Я бы на его месте обратилась в частное детективное агентство.

— Он так и сделал.

— Нет, Виктор, вы запутались. Он пошел и решил свои проблемы сам. Убил первого, кто пришел ему на память, кого он обвинил в своих несчастьях. А теперь, дорогой Виктор, самое время заподозрить меня в том, что я вас подставляю. Так, кажется, это называется.

Виктор развернулся на сто восемьдесят градусов и с шумом выпустил воздух из легких.

— Анна, вы должны быть готовы к тому, что милиция на моем месте станет фантазировать примерно в том же направлении. Считайте, что наш разговор был генеральной репетицией. Вы очень хорошо держались, твердо. На их месте я бы поверил вам.

— Ну спасибо. — Аня перевела дыхание. Ее заполнило чувство облегчения.

— Я осмотрел вашу машину. На ней ни одной царапины. Значит, не вы подтолкнули ту машину, которая кувыркалась по Дмитровскому шоссе в сторону Москвы. По крайней мере за это я могу быть спокоен.

Аня вспыхнула. Она не ожидала от Виктора такой дотошности.

— Признайтесь, вы очень испугались тогда, на дороге? — спросил Виктор.

Аня покорно кивнула. Испугалась до того, что ей почудилось, будто ее пытаются сбросить в кювет. И от животного ужаса орала песни вместе с радио.

Хотя она отлично помнила, что никакого страха не было — был восторг от скорости, с какой мчался ее автомобиль, и упоение собственным могуществом.

— До того как вызвать милицию, я разыскал в лаборатории фотографа еще две вещицы.

Виктор полез в карман пальто и извлек оттуда ловким движением фокусника нарезанный белый хлеб, запаянный в пластиковый пакет.

— Подержите, — передал он пакет Ане. — Впрочем, это для голубей.

«Какой предусмотрительный», — успела ехидно подумать Аня, разрывая пакет замерзшими пальцами.

Хлеб неожиданно вывалился из пакета и рассыпался белыми ломтиками на грязном снегу. Голуби, почуяв запах еды, стали планировать один за другим к Аниным ногам, урча, как разболтанный мотор старого холодильника.

Аня с оглушенным видом вертела лопнувший пакет в руках. Круг замкнулся, история вернулась к своему началу — все у нее валится из рук. Жизнь ужасна.

Фантастический рассказ Виктора о мужчине, который сорвался с цепи и некоторыми деталями биографии походил на Аню, напомнил ей об одной вещи, которую Виктор либо выпустил, либо не счел нужным обсуждать.

Слежка. Если Матросов понятия не имеет, кто следит за ней, если ее до сих пор не арестовали и если этот человек ведет себя, по мнению Виктора, непрофессионально — значит, следят не милиция и не прочие органы охраны правопорядка. Ни одной машины, кроме той, что перевернулась в снегу, она на заснеженной дороге не видела и была уверена в своей правоте на сто процентов.

Что, если водитель преследовавшей ее машины и следящий за ней человек — одно и то же лицо? Но тогда почему он появился у дома Жени раньше Ани? Он предполагал, что она там появится? Но это безумие какое-то. Никто не знал и не мог знать.

Разве что Наташа. Но позволить себе впутывать в круг подозрений еще и Наташу означает обзавестись манией преследования.

Одно и то же лицо. Лицо, которое не может одновременно оказаться в двух местах. Значит, это лицо — частное, инициативы его частные, и действует оно из личных побуждений. Тюбик из-под астарола намекает, что лицом этим был тот самый «Максим Горький» с накладными усами.

Но зачем ему понадобилось убивать фотографа? А что, если Женя сам принимал наркотики из ее аптеки?

Нет, этого никак не может быть. Где бы фотограф их раздобыл?

Аня не так уж хорошо знала психологию наркоманов, но предполагала, что делиться своей дозой, добытой к тому же посредством регистрации в милиции, — это выходит за пределы любого альтруизма.

Но он мог купить их.

Аня терялась в догадках. Предмет, который Виктор выложил перед Аней как козырную карту — коробка из-под морфина с печатью ее собственной аптеки, — этот предмет неумолимо привязывал к убийству Аню, указывал на нее, свидетельствовал против нее.

Виктор прав, она увязла в этом убийстве по уши. Жизнь ужасна.

Из милиции, на этот раз из областной прокуратуры, позвонили на следующий день вечером, в аптеку, и попросили о свидании. Нашелся ее рабочий телефон в записной книжке фотографа.

На вопрос, когда она видела его живым последний раз, Ане даже не пришлось врать. Живым она видела его в первых числах ноября, когда гостила у него на даче. А теперь декабрь.

Ничего о круге знакомств убитого не знает. Принимал ли убитый наркотики, не знает. Во всяком случае, в своей аптеке она убитого не встречала.

А чем вызван этот вопрос? В крови убитого что-то такое нашли. Морфий? Аня как специалист интересуется, праздное любопытство здесь ни при чем. Ну что ж, как специалист специалисту, «по секрету» — не морфий, что-то другое.

Привлекательные блондинки с голубыми глазами часто располагают мужчин при исполнении сообщить им что-нибудь «по секрету».

Женину фотографию, увеличенную фотографию из паспорта, где фотограф угрюмо глядит в чужой объектив, показали Маше и Даше.

Те припомнили, что заходил похожий на него молодой человек. Говорил смешно, немного в нос. Подарил им по шоколадному батончику. Спросил про Аню, ее не оказалось на месте. Передавать ничего не пожелал.

Митя, кажется, тоже припоминает его, но не вполне уверен.

Анатолий Георгиевич не мог ничего вспомнить. Потому что его не было на работе. Он вообще завел себе привычку отлучаться, не предупреждая хозяйку. День, а точнее сказать ночь, его увольнения приблизился почти вплотную.

Аня и не знала, что фотограф заходил.

Вот и вся процедура, которой она так страшилась.

Ее попросили на всякий случай временно не покидать город. Если Аня понадобится им, они сообщат ей об этом. А милиция отправилась дальше по следу — журнал, в котором работал Женя, издатель этого журнала… Бедный Василий Петрович.

Аня могла бы теперь почивать на лаврах облегчения. Но лживая, двусмысленная ситуация изводила ее, подтачивала изнутри. Проступала холодным потом на лбу.

Хотелось что-то предпринять, чтобы избавиться от тошнотворной каши, которая вокруг нее заварилась. Но что она могла предпринять?

Сердце колотилось, адреналина, который гулял в Аниной крови, хватило бы на роту солдат, которые поняли, что попали в засаду.

«Судьба отомстит тебе», — зазвучали в голове у Ани слова Ларисы и оживили ту неловкость и стыд, которые неизбежно испытываешь рядом с человеком, выражающим свои мысли высокопарно. Лариса, правда, не стала дожидаться милостей от судьбы, а взялась за дело сама. Добавка в настойку пустырника, телефонные угрозы…

Аня припомнила то утро, когда Наташа оставила ей Близнецов и когда подступавшая несколько дней к горлу тошнота наконец нашла себе выход. Три дня, что Лариса мелькала перед глазами, Аню снедало чувство вины. А в то утро, когда ее стошнило, Аня ненадолго избавилась от мыслей, что она виновата в смерти Толика. И от страха.

Отыскать бы такое рвотное, чтобы оно навсегда избавило Аню от обжигающего, липнущего сиропа, сваренного из сахара, страха и стыда. Чтобы вынуло из нее душу, а на ее место зиму лютую поместило. Чтобы с ледяной ясностью в глазах улыбнуться себе в зеркале и ощутить покой. И свободу.

Как тогда, на Дмитровском шоссе, когда дорога начала забирать в небо.

Аня вспомнила один из случайно подслушанных разговоров Маши с Дашей.

Маша рассказывала Даше, как по любви уводила чужого мужа из семьи. Угрызения совести терзали ее, но и от своей затеи отказаться она не могла. Отрезвил Машу тот факт, что жена ее возлюбленного в отчаянии обратилась к какой-то старой ведьме — потомственной целительнице — за приворотными средствами. Маша пришла в ужас, обнаружив, что ногти у нее расслаиваются, кожа шелушится, мигрени следуют одна за другой и все валится из рук.

«Думаю, что мое светлое имя на сеансах у целительницы неоднократно упоминалось», — бросила тогда Маша. В испуге она за день разлюбила чужого мужа и сразу поправилась. «Вот как в жизни бывает — не ты один себе хозяин», — подвела Маша итог.

В роли такой вот ведьмы Аня легко могла себе представить Ларису, тем более что фальшивая сестра мужа бывала у нее в доме. Волос на расческе Аня обычно не оставляла, вряд ли можно было собрать их, крепко зажать в кулаке и шептать над ними заклинания.

Но вероятно, не только мировая фармацевтика, но и мировая магия не стоят на месте. Может быть, в наше время достаточно как следует захотеть, и у человека вся жизнь рухнет.

После визита милиции Аня вернулась домой измученная. Она втайне надеялась, что Виктор снова «случайно проезжал мимо и заглянул к ней узнать, как обстоят дела». Надежды ее не оправдались.

Сама она не стала ему звонить.

Аня стояла посреди своего уютного стерильного вакуума, в окружении своей идеально расставленной мебели, тщательно подобранных по цвету обоев и ковров, изысканных и остроумных безделушек.

Все здесь занимало свое место. Ни одна пылинка не оскверняла книжные полки, ни одна наволочка в бельевом шкафу не лежала измятой. Даже шторы струили свои складки абсолютно симметрично.

Тошнота снова подступила к Аниному горлу. Безжизненность и стерильность квартиры убивали ее. Был только один выход — перестановка.

Все в ее жизни стало вверх дном, одна квартира своим безукоризненным порядком словно делала вид, что ничего не изменилось. И это тоже было ложью.

Аня провела пальцами по корешкам книг, а затем принялась медленно подталкивать ладонью книги, пока они не вывалились с другой стороны стоящего поперек комнаты стеллажа и с радующим душу грохотом не рухнули на пол. Отправившись в спальню, она распахнула двери бельевого шкафа, вывалила оттуда все свои наволочки и простыни. Они легли на ковре беспорядочной разноцветной кучей.

Осталось разбить несколько стаканов, и удовлетворение будет полным.

Аня хорошо понимала, что у нее развивается невроз.

Ничего, этот беспорядок послужит залогом того, что перестановку она все-таки сделает. Устроит в спальне тренажерный зал, в гостиной — спальню, в кухне разведет японские карликовые деревья бонсай, а в ванну запустит живого крокодила.

В ближайшие выходные она позовет Наталью с Аликом, еще кого-нибудь — и полностью изменит свою жизнь.

В предвкушении перемен Аня сладко заснула — впервые за много лет на неразобранной кровати.

Перед тем как сознание ее погасло, она успела вспомнить, что Алик с Наташей сейчас за тысячу километров от нее осматривают развалины Парфенона. Но это воспоминание не огорчило ее. Она испытала убаюкивающее смутное удовлетворение от того, что Парфенон лежит в развалинах. Не одна только ее жизнь разрушена.

Аня проснулась от головной боли и жажды. Состояние, которое она испытывала, больше всего напоминало похмельный синдром.

Язык был сухим и распухшим, боль пульсировала в висках, воздух вокруг казался слишком плотным, чтобы можно было пошевелиться. Ане померещилось, что ее кровать клонит куда-то вправо и вниз. Сейчас она ухнет туда, как самолет в воздушную яму. Мышцы спины и ног болели как после целой ночи танцев или прыжков со скакалкой.

Две таблетки аспирина с шипением растворились в стакане минеральной воды. Горячая ванна и горячий кофе начали приводить Аню в норму.

Ванная была местом, где Аня чаще всего принимала свежие решения.

Она вспомнила.

Даже если по тому телефонному номеру, что нацарапал ей парень с усами, как у Максима Горького, и проживает восьмидесятилетняя глухая старуха, то чужие оплаченные счета за междугородние телефонные переговоры вряд ли кто-то таскает в своих карманах.

Парень с накладными усами мог ошибиться, если он недавно снимает квартиру или только что получил телефон. Это, конечно, глупо с его стороны, но вполне вероятно. Аня сама долго путалась в цифрах, когда АТС поменяла ей номер. Но в телефонном счете его номер указан без ошибок. Хотя бы потому, что счет оплачен.

Телефонный счет — это то, с чего они с Виктором могут начать поиски торговца астаролом, убийцы фотографа и ее преследователя. Если милиция не желает этим заниматься, то она преподнесет им это дело на блюдечке. Если Магомет… Другого выхода нет. Разве что захлопнуть над собой вонючую жестяную крышку.

Глупо она сделала, что оставила бумажный клочок с номером телефона в милиции. А если бы она вдруг надумала уступить продавцу астарола? Куда она денется, если нависнет опасность над жизнью ее родителей? Аня не в состоянии была понять теперь, чего добивается ее враг — чтобы она всего лишь предоставила в его распоряжение аптеку? Или может быть, ему теперь этого мало — он хочет довести ее до безумия?

Вернувшись после ванны в спальню, Аня с изумлением оглядела маленький разгром, который вчера устроила. Перестановка — это, конечно, очень приятное занятие, но сейчас не до него.

Аня набрала номер районного отделения милиции, того самого, где ей когда-то не предложили чаю. Следователь Орешин, объяснили ей, на данный момент в отпуске. Вернется через десять дней.

Целых десять дней. Энергия переполняла Аню и не могла найти себе выхода. Значит, все-таки перестановка.

Аня поставила на проигрыватель сольный альбом Телониуса Монка и забралась с ногами на диван. Монк прикоснулся пальцами к своим серебряным клавишам, горстями рассыпал в Аниной квартире серебряные колокольчики.

Сидя на диване и делая маленькие глотки горячего чая с молоком, Аня прикидывала, каким шкафам и креслам предстоит занять новое место в жизни.

Сквозь уносящие за облака размышления и музыку к Ане пробился телефонный звонок.

Звонил Виктор, он хотел приехать. Отказывать ему не было причин.

Мысли ее плавно и не без удовольствия переключились на Виктора. Странно, но у нее было такое чувство, что Виктор находится рядом с ней всю ее сознательную жизнь. Засовывает ей под мышку градусник, если она заболела, выручает из неприятностей и даже воспитывает.

Интересно, впервые ли он исполняет роль заботливого старшего брата или это привычная для него модель отношений с клиентом? И часто ли его клиентки, отчаявшиеся вернуть в семью неверного мужа, окрашивали отношения со «старшим братом» в тона инцеста?

Неожиданно для Ани ревность заворочалась где-то у нее под сердцем. Чувство новое, неожиданное и сладостно-мучительное.

Ане никогда не приходило в голову ревновать Марсика. Марсик стелился у Ани под ногами и вырывал ее согласие делать это всю свою жизнь.

Толик с его инфантильными выходками очень быстро избавил Аню от ревности, потому что лишил себя ее серьезного отношения. Появление у Толика любовницы ничего не вызвало в Ане, кроме сожалений лично Ларисе.

Теперь, когда девять дней со дня смерти мужа истекли, можно признаться самой себе, что даже супружеский долг Толик выполнял успешно через раз. Любовником он был таким же, как и его улыбка, — робким и предсказуемым. Давняя травма позвоночника убила в нем дерзость. Ожидая, пока муж справится с робостью, Аня» могла подолгу лежать с открытыми глазами, следить за секундной стрелкой настенных часов и ловить себя на мысли — хорошо бы сейчас почитать какую-нибудь интересную книжку. Ей было скучно с ним по ночам.

Если Лариса — женщина, которая ему больше подходила, придется сбросить с себя и эту гору.

Но Виктор… Аня с досадой одернула себя. Виктор не встанет в этот ряд, потому что… потому! Она наняла Виктора, платит ему неплохой гонорар, так пусть постарается отработать его как следует. Аня предпочитает в жизни симметрию, упорядоченность. Третья любовная история эту выстраданную симметрию разрушит.

Аня взглянула на часы и подскочила как ужаленная. Виктор будет здесь с минуты на минуту, а она восседает в одном влажном полотенце, да и то обернуто вокруг головы на манер чалмы.

Аня разыскала в шкафу не слишком официальные юбку и блузку, подсушила феном волосы. Не удержалась — тронула губы помадой, а кожу лица — пуховкой.

Затем принялась как попало запихивать белье в шкаф, а книги на полку. Прислонившись к стеллажу, пригладила растрепавшиеся волосы. Звонок в дверь раздался в ту же секунду, когда игла с тихим щелчком подскочила над пластинкой. Первая сторона закончилась.

— Это невероятно, но я нашел свидетеля, — заявил Виктор с порога.

— Какого свидетеля? — Аня жестом пригласила его пройти в наспех прибранную гостиную.

— Не какого, а чего. — Виктор прислонился к входной двери и не двигался с места, словно от него требовалось сначала произнести пароль. Взгляд его был напряженным, руки мяли перчатки.

— Да оставьте же вы свои перчатки! — разнервничалась Аня. Черные замшевые перчатки с широкими отворотами стали в Аниной жизни символом новых, пока неведомых ей неприятностей.

Виктор нахмурился и перчаток не выпустил.

— Я отыскал свидетеля несчастного случая с вашим мужем. То есть если этот человек — свидетель, то авария — не несчастный случай.

— Это правда?! — Аня затаила дыхание.

— Да. Я разговаривал с ним вчера. Авария — не случайность.

Виктор направился к креслу, намереваясь сесть в него. Под ногами захрустели осколки стакана, разбитого Аней во вчерашнем разрушительном порыве.

Виктор удивленно приподнял брови.

— Извините, — смутилась она, — я сейчас соберу.

Виктор нагнулся, чтобы помочь Ане. Как дети, как телевизионные комики, они столкнулись лбами и оба одновременно схватились за них. Они смеялись, как смеются люди, у которых камень взаимных подозрений снят с души.

Как будто убедиться, доподлинно узнать, что твой муж, пусть и бывший, погиб насильственной смертью, — такая уж большая радость.

Крупные осколки Виктор осторожно собрал руками и унес в кухню. Мелочь Аня высосала из длинного коврового ворса пылесосом.

— Пришло время рисовать квадратики, — сказал Виктор, усаживаясь в кресло.

— Вам тоже кажется, что мебель нужно переставить? — обрадовалась совпадению Аня.

— Мебель? — не понял Виктор.

— Ну да. На листочке в клеточку откладываются размеры комнаты. И в том же масштабе вписываются квадратики — диван, шкаф и так далее.

Виктор усмехнулся:

— Против листочка в клеточку я не возражаю, но квадратики другие имел в виду. Несите свой листочек.

Детектив вынул из нагрудного кармана авторучку, разграфил листок и поставил в первой строке первой колонки цифру «1».

— Начнем с начала. Визит двух незнакомцев в аптеку и их угрозы жизни вашего мужа и вашей. Имеет ли к этому отношение астарол? Ставим во второй колонке плюс. — Виктор так и сделал. — Кто это был? Вопросительный знак.

Аня следила за тем, как на чистом листке появляются события из ее жизни.

— Номер два. Автокатастрофа, которая произошла ровно через неделю после ночного визита. Как визитеры и обещали. Имеется свидетель, который утверждает, что авария не случайна.

— Кто он? — спросила Аня. — И почему вы не поставили плюс в колонке «астарол» против цифры «два»?

— Не спешите. Номер три. Анонимные звонки с угрозами. Аня, я не спросил вас тогда. Вы уверены, что голос по телефону был всегда один и тот же?

— Уверена. Потому что всегда узнавала его по первому же звуку.

— Хорошо. Здесь астарол — прочерк. «Кто?» — Лариса. Идем дальше. Происшествие номер четыре. Взлом вашей входной двери. Во второй колонке прочерк. В третьей — Прохоров с жэковским слесарем. Номер пять…

— Вышел зайчик погулять, — пробормотала Аня себе под нос.

— Что-что? — переспросил Виктор.

— Нет, ничего. Это я сама с собой.

— Номер пять — пропажа собаки. Прочерк. Вы следите, чтобы я ничего не напутал?

— Да, конечно.

Безглазый Джим Моррисон на голом теле бледнолицей подружки Троекурова всплыл перед Аниным мысленным взором. И тотчас прилипчивый мотивчик завертелся в голове: «Come on, baby» — «Зажги во мне огонь!» И сразу же, в стык — худое неподвижное тело Братишки, запекшиеся багровые сосульки шерсти — в контейнере для мусора. Между прочим, на этот раз Наташа отправила собак к своей матери. Хотя Аня не делилась с ней своими кошмарами.

Аня помотала головой, стряхивая видение.

Виктор продолжал испещрять листок бумаги твердым мелким почерком.

— Можете сюда же вписать попытку отравления, — добавила Аня, — чтобы картина моих несчастий была полной, без изъянов.

Виктор поднял на Аню глаза.

— Отравление? Я ничего не знаю об этом.

— В графе «астарол» — прочерк. А сделала это Лариса. Я узнала об этом от подруги, а она — из достоверного источника. Если придерживаться хронологической последовательности, то это номер шесть. Наташа привезла мне эту новость из Петербурга после исчезновения сеттера.

— Любопытно… — Виктор помолчал. — Этот факт окрашивает общую картину в еще более драматические тона.

— Очень рада, что развлекла вас, — съязвила Аня.

— Не будем прерываться. — Виктор вернулся к своей таблице. — Не забудем про телефонный «жучок».

— Можете вписать туда Матросова Василия Петровича, — перебила Аня.

Виктор снова оторвался от записей и даже положил ручку на стол.

— Рассказывайте.

— Да нечего рассказывать. — Аня махнула рукой. — Он сам мне признался.

— А для этого вы пытали его электрическим током и загоняли иголки под ногти?

— Я пригрозила, что выдам всему свету его маленькую тайну — порнографический журнал, издаваемый на деньги налогоплательщиков.

— Позавчера не с ним ли вы ужинали в «Арагви»? — Виктор не отрывал от Ани своих медово-зеленых глаз.

— С ним. А ваш помощник прислуживал нам за столом, верно? Зачем вы спрашиваете, если следите за мной?

— Не следим, а приглядываем. Если мой помощник не убережет вас от кровавых лап одурманенного астаролом убийцы, его маленькая дочка не получит к Новому году велосипед. Поскольку спросить гонорар ему будет не с кого.

— Зачем девочке велосипед зимой?

— Ладно, пусть будет снегокат.

Виктор улыбался. Эта перепалка явно забавляла его. Поэтому Аня для разнообразия разозлилась.

— От всего сердца надеюсь, что ребенок не останется без снегоката.

— А я вам это, со стороны детективного агентства «Алад», обещаю.

— Давно хотела спросить. Что означает этот ваш «Алад»? Не помню в древнегреческой мифологии такого героя.

— Древняя Греция здесь ни при чем. Алад — шумерский ангел-хранитель. Так зовут моего пса. Вы, между прочим, тоже мне кое-что обещали.

— Что именно?

— Не делать за меня моей работы.

— Не сердитесь, — примирительным тоном сказала Аня. — Не могла отказать себе в удовольствии приобрести особую власть над Матросовым. Все-таки он мой куратор, а не ваш. Надеюсь, людей-пауков мы не будем заносить в наш список под номером восемь?

— Вы о скалолазах, которые заделывают дыры в стенах домов? Не будем, если не хотите.

— А ведь они мне не давали уснуть в течение часа.

— В таком случае нам придется записать сюда и ваш разбитый стакан.

Виктор снова опустил голову к бумаге:

— Давайте работать. Номер восемь — картинка из журнала «Искусство для искусства». «Астарол» — прочерк. Матросов. Номер девять — смерть фотографа. Здесь мы наконец можем поставить вопросительный знак в колонке «астарол». И кто это сделал — тоже вопросительный знак. — Виктор протянул листок Ане. — Прочтите все внимательно на случай, если я что-нибудь упустил.

— Вы упустили машину, которая преследовала меня на пустом шоссе по дороге от фотографа.

Виктор кивнул.

— Я вижу, вы сосредоточились. Водитель, который попал в аварию примерно на сороковом километре Дмитровского шоссе, был доставлен в Институт имени Склифосовского бригадой «скорой помощи».

— А как вы узнали это?

Виктор пожал плечами:

— Это оказалось несложно, потому что при водителе, который пострадал в автокатастрофе, не было найдено никаких документов. Любой из моих приятелей мог двигаться по этой дороге и оказаться этим водителем. На Дмитровском шоссе в тот вечер никаких других дорожно-транспортных происшествий не случилось. Зато на перекрестке в центре, рядом с киноконцертным залом «Пушкинский» столкнулись троллейбус и хлебный фургон. До водителя с неопасной травмой головы и до отсутствия у него документов никому в ту ночь не было дела.

— Я слышала про это столкновение у кинотеатра. По радио в такси.

— Так вот. В приемный покой Института Склифосовского наш водитель был доставлен почти одновременно с пассажирами троллейбуса. Если травма его действительно не опасна, он посидел там, пришел в себя и отправился домой, не дожидаясь, пока у него начнут выяснять подробности его биографии. Во всяком случае, будь я убийцей, поступил бы на его месте именно так.

— Так, значит, вы не узнали, кто это был и почему он меня преследовал, — протянула Аня разочарованно.

— Узнал только, что преследовал он вас на угнанном «Москвиче», который дышал на ладан. Что подкрепляет наши с вами сомнения в его законопослушности.

«Ничего себе! Старый раздолбанный «Москвич», который способен развить скорость ветра. Скорость нового «ягуара» по крайней мере — звучит заманчиво!» — подумала Аня, но вслух ничего не сказала.

Виктор вернулся к списку Аниных несчастий и украсил вопросительными знаками пустые квадратики против десятого пункта. Некоторое время он молча разглядывал получившуюся таблицу, рассматривал крестики, прочерки и вопросительные знаки.

— Все перечисленные события имеют связь, я чувствую это. Но как они связаны — уловить не могу. Какая-то мелкая, незначительная на первый взгляд деталь, которая может стать ключом к этому ребусу. Но она ускользает из моего поля зрения.

В голосе Виктора Аня ясно различала сомнение. Но ей-то, испытавшей все на собственной шкуре, уверенности, что связь существует, было не занимать.

Пусть эту связь назовут хоть мистической, но она есть. Если бы Аня вела дневник, то несчастные случаи попадались бы в этом дневнике на каждой третьей странице. В жизни таких совпадений не бывает. Каждой клеткой своего тела Аня ощущала надвигающуюся опасность.

Виктор отложил листок в сторону, откинулся на спинку кресла и вперил взгляд в стену напротив.

Аня не прерывала его размышлений, чтобы получить возможность полюбоваться его сосредоточенным профилем, четко очерченным на фоне светлого окна. Прядь блестящих темных волос упала на лоб Виктору. Пиджак цвета мокрых маслин подчеркивал белизну кожи, сквозь которую просвечивала голубая артерия на шее. Та самая артерия, которую перерезают, чтобы человек перестал дышать.

Аня тряхнула головой, чтобы избавиться от навязчивого желания поправить Виктору прическу.

— Вы еще ничего не сказали о свидетеле.

— Не сказал? — медленно произнес Виктор, не поворачивая головы.

Аня не отрывала взгляда от его шевелящихся губ. Слова доносились до нее откуда-то издалека, словно с того конца света.

— Я бродил по клинике, пытаясь убедиться, что водителя перевернувшегося «Москвича» там действительно нет. Знаете, есть такие дежурные сестры, которые на любой вопрос отвечают «я вам уже в сотый раз повторяю…»?

— Продавщицы в магазинах, приемщицы в химчистках, секретарши ответственных работников.

— И дежурные сестры в больницах.

— И дежурные сестры, — как эхо повторила Аня.

Сейчас он заколдует ее, как Снежная королева заколдовала Кая. Что воля, что неволя — все равно.

Виктор обернулся к Ане, и она встретила его ясный, живой взгляд.

— Ребята из областной прокуратуры побывали в клинике прямо передо мной. А это значит, что отпечатки, найденные неподалеку от дачи фотографа, соответствуют шинам автомобиля, который остался лежать колесами вверх» на Дмитровском шоссе.

— А… мои отпечатки? — осторожно спросила Аня.

— Вы, точно так же, как и я и как машина дежурной бригады, оставили машину прямо напротив калитки. Какие там отпечатки, каша из снега и грязи. А этот «Москвич» проехал чуть вперед и стоял в тени забора. Его следы не пострадали. Если с тех пор отпечатки не подпортила оттепель, думаю, они и сейчас красуются на снегу как новенькие. Вы сами могли убедиться, что зимой движение в дачном поселке не особенно активное. Никаких пробок в часы пик, ничего похожего на перекресток у «Пушкинского».

Аня напряженно размышляла, покусывая нижнюю губу.

— Как же могла милиция проехаться по следам автомобиля, если в доме произошло убийство? И еще я не могу понять, как вам удалось объяснить милиции свой звонок.

Виктор с рассеянным удивлением посмотрел на нее. Внутри его шла какая-то работа. Может быть, он пытался наконец поверить Ане, что совпадений не бывает.

— Хотите знать подноготную? — спросил он. — Собираетесь заняться написанием детективных романов?

Аня вздохнула.

— Да, хочу взять пару уроков оперативной работы. Вырасту большой и стану частным детективом.

Виктор усмехнулся:

— Нет никаких особенных профессиональных секретов. Просто нужно быть предприимчивым и уметь вызывать доверие у людей.

— То есть научиться лгать?

— Оскар Уайльд утверждал, что ложь и искусство — это одно и то же. Быть виртуозным художником — значит уметь виртуозно лгать.

— И как, интересно, выглядит муза этого искусства? Я полагаю, с лупой в одной руке и фальшивой бородой — в другой. Что вы наврали милиции?

— Позвонил от имени соседа. Просто подозрительному соседу показалось, что в доме фотографа что-то происходит. И не напрасно показалось. Видите, как банально. Все еще хотите заделаться детективом? — произнес Виктор. — Они, конечно, захотят побеседовать с бдительным соседом. Но для нас это уже не важно. — И добавил с неожиданным раздражением, снова повернувшись лицом к стене: — Мне совершенно не обязательно отчитываться перед клиентом за каждый мой шаг. Главное — достичь поставленной клиентом цели. Если бы фотограф был вашим мужем, который прячется на даче для того, чтобы изменять вам, я бы предъявил соответствующие фотографии. Извините за каламбур. Но это ваше убийство разрушило мой стиль общения с клиентом, которого я всегда строго придерживался. Мне необходимо четко представлять себе, чего вы теперь ожидаете от меня. От нашего агентства.

Аня была озадачена этой раздраженной тирадой. Виктор, казалось, опасался чего-то и возводил между собой и этим чем-то защитную перегородку. Виктор превращался для Ани во все более любопытную и привлекательную загадку. Его неподвижный четкий профиль напоминал Ане о сфинксе.

Аня свыклась с присутствием Виктора в своей жизни, он знал о ней почти все. А она о нем — ровным счетом ничего. Как бы ей хотелось представить себе его распорядок. Его домашние привычки и тайные увлечения. Или те веские причины, которые побудили его стать сыщиком. Но чтобы осуществить это технически, пришлось бы нанять еще одного частного детектива — следить за Виктором. Аню так развеселила эта идея, что она рассмеялась.

Виктор обернулся.

— Я больше не буду говорить вам, что хочу разобраться, что происходит с моей жизнью, — поспешно, но с твердостью в голосе произнесла Аня. — Я просто скажу, что хочу узнать, что произошло с моим мужем. Настоящим мужем, не гипотетическим. А на его измены мне наплевать. Что там с нашим свидетелем?

— Губин Анатолий Георгиевич, если я не ошибаюсь, работает у вас в аптеке.

— Да, — подтвердила Аня. — Один из моих охранников. Тот, которого я хочу уволить.

— Почему, если не секрет?

— Повод — его частое отсутствие в рабочее время. Последние три или четыре ночи его нет вообще.

— А причина?

— Причина, честно говоря, смутная. Мне не нравится его тяжелый взгляд. Откровенно говоря, у меня мороз по коже от его взгляда.

— Я полагаю, он немного влюблен в вас.

— И вы можете это доказать? — усмехнулась Аня. — Тогда я тем более его уволю.

— Последние три ночи ваш подчиненный провел в Институте имени Склифосовского. Он был в том троллейбусе и получил сотрясение мозга плюс вывих челюсти. Не хотите ему посочувствовать?

— Вот это да!

Аня прислушалась к себе — не кольнет ли совесть. Ее личные заботы затмили собой профессиональные обязанности. Ее работник чуть не погиб в автокатастрофе, а она понятия об этом не имеет. Но ничего внутри себя не нашла. Кроме облегчения от того, что Анатолия Георгиевича она в ближайшее время на работе не увидит.

Она пошлет кого-нибудь из девочек навестить его, передать фрукты и пожелания скорейшего выздоровления. А как только он выпишется из больницы — уволит его. Пора перестать позволять нелюбимым людям сидеть у нее на шее и манипулировать ее чувством долга.

Тоже мне — красный командир. Голова повязана, кровь на рукаве. В рабочее время нужно находиться в аптеке, а не в троллейбусах разъезжать.

Интересно, чтобы она думала, если бы охранник по несчастной случайности погиб в аварии?

— А почему вы заговорили об охраннике?

— Он и есть наш свидетель. — Виктор смотрел на Аню, и в глазах его горело детское желание произвести потрясающее впечатление.

Его желание исполнилось. Аня схватилась за сердце, чтобы не дать ему выпрыгнуть. Охранник не мог погибнуть — хотя бы ради торжества справедливости!

— Ваш охранник прогуливался от киоска с видеокассетами к киоску. Киоски в это время еще закрыты, он просто глазел на корешки. И видел, что красный «лендровер» припарковался в неположенном месте на противоположной стороне Нового Арбата. Водитель «лендровера» — ваш муж — открыл дверцу, чтобы выйти. Рядом с ним остановился фургон, из тех, что развозят хлеб, и заблокировал выход. Из фургона вышли двое мужчин. Описать охранник их не может — они все время находились к нему спиной. Один из них втолкнул вашего мужа обратно в машину, достал бутылку водки, сорвал крышку и, придерживая вашего мужа, засунул горлышко ему в рот.

— Вот откуда взялся алкоголь в его крови. Я же знаю, что за руль он пьяным не сел бы.

— Второй в это время возился под капотом. Скорее всего он перерезал шланги главного тормозного цилиндра. Это можно уточнить в ГАИ. Первый выбросил почти пустую бутылку на тротуар, второй завел «лендровер». Они хлопнули дверцей «лендровера», когда тот уже тронулся. Потом они развернулись против движения — никто не обратил на это внимания, им повезло — и уехали. А «лендровер» помчался, виляя на ходу, в сторону эстакады. Ваш муж, может быть, и справился бы как-нибудь с тормозами — в этой модели ручная коробка передач, если бы в его желудке не болталось пол-литра водки.

Аня молчала. Целых пять минут она не подозревала, какая адская смесь ненависти, жалости и предсмертной тоски может закипеть в ее сердце. Но пять минут прошли, Аня задрожала, и перед ее глазами «лендровер» стрелой пронесся по улице, пробил заграждение и огненным водопадом обрушился вниз, замерев перед резко тормозящим троллейбусом.

— В городе разбойничает банда на хлебных фургонах, — выдавила она, чтобы нарушить гнетущую паузу. — Почему Анатолий Георгиевич сам мне этого не рассказал?

— Возможно, вам покажется это неубедительным или даже смешным — он не хотел вас расстраивать. Вашего мужа, говорит он, все равно не вернешь. Какая разница, как именно он погиб? Автокатастрофа — звучит как-то гуманнее. Автокатастрофа — это все равно что наводнение или землетрясение. С ней можно смириться.

— Или Третья мировая война, — добавила Аня. — Это логика человека, который сам никого не хоронил. Да ведь он воевал, — вспомнила она, — ему не привыкать.

— Аня, вы злитесь на него, как на причину своих бед. А он ни в чем не виноват.

Аня вздохнула:

— Вы правы. Надо взять себя в руки.

В памяти у нее возникла голова охранника с выжженными лужайками залысин, его впалые сухие щеки, глаза, изучающие потолок, когда Анатолий Георгиевич по всей форме отвечает на ее вопросы. И те же самые глаза, налитые жестоким любопытством естествоиспытателя, который разрезает лягушку. Глаза, не отпускающие Аню в то время, когда она от него отворачивается.