Глава 13

Очередная весна… Оживают старые и расцветают новые чувства. «А ещё весной у шизофреников активность повышается» — желчно добавляет Марина. Кому-как, а ей в первую очередь ведется, что вся грязь, скопившаяся под снегом, теперь лезет наружу. Да и сам снег больше на грязь похож.

Сама Марина как-то вытянулась. Хотя, как была невысокой, так и осталась, но ожившую шаровую молнию больше не напоминает. Берет вот только прежним остался. За спиной шепчутся — «Совсем на Смерть стала похожа» — не из-за худотьбы. Из-за опасности. Хотя, даже главным школьным сплетницам сейчас не до Марины. На дворе — весна!

До Эриды и то докатилось. Всё шепчет Марине о каком-то мальчике, что ей нравится. Хотя они и вдвоём в комнате. У языкастой Марины на это раз словарный запас, словно по волшебству, сократился до двух слов: «Ага…» и «Угу…». Даже имени избранника не спросила, благо Эр кажется, что все вокруг знают, в кого она влюблена, и втихаря посмеиваются над ней.

Марина хотела уже было сказать Эр, чтобы с такими глупостями она к Софи отправлялась, и ей бы мозги прессовала, но, подумав, промолчала. Во-первых, Эр обидится. Как бы ещё плакать не стала. А во-вторых… У сестрёнки что-то вреднючесть в последнее время разыгралась. Какой-нибудь Яздункотте захочет отомстить — раз и готово — иногда только многообещающего взгляда достаточно — очередная парочка развалилась, и кавалер, чуть ли не как щенок за Софи бегает, только что не повизгивает да лужиц от счастья не делает. А недавняя любовь прочно забыта, и ревёт ночами в подушку. Как бы Софи не взбрело в голову, по причине врожденной вредности, расстроить Эриде романтическое увлечение. Так что, слушает Марина молча. Один из немногих случаев, когда сказать нечего. Эр не Софи, шуточку с медицинскими учебниками тут не повторишь. Не потому что содержимого не поймут. В биологии и медицине Эрида разбирается неплохо. Просто легко можно разрушить нечто, что по мнению Марины, и сооружать — то не стоит. Только буркнула: «Не забывай, легче всего возводить, и сложнее всего рушить воздушные замки». Впрочем, Эр точно пропустила сказанное мимо ушей.

Невыносимость самой Марины весной увеличилась на порядок, если не на два. Так как в облаках Марина не витает, и в расстроенных чувствах не прибывает, то по учебе — очередной резкий рывок. Вновь первая, так как над всеми потенциальными конкурентами весна властвует, им не до формул. А вот Марине — не до весны. Что там в школьном ящике обнаруживается — ноль внимания. Как говорится, плавали, знаем. Розыгрышами с анонимными любовными записочками Марина сама бывало занималась. В прошлом году. А тут у многих физическое развитие намного опережает умственное. А уж уровень шуточек — так от детсадовских недалеко ушел… Хотя, там большинство детей письмом ещё не владеет. Так что выгребать содержимое ящика Марина выгребает. А читать — увольте. Запечатанные конверты без вести пропадают в куче бумаг Марины. Нет, если хоть один подписанный попадется, то она прочитает. Но пока таких не было.


Всё-таки это немыслимое сокровище соправителя иногда может реально мешать. Бесцеремонно вваливается… Нет уж, Софи, не надо на неё элементарно злиться. Она просто такая вот. Зайдёт к любому, кого неплохим считает (интересно было бы глянуть на тех, кого считает, раз уж в этот список Рэнд с Яздункоттой не попали). Ей элементарно сейчас поболтать хочется, а Марину и Рэд она не нашла. Софи только губы кусает. В жизни не признается, что чьим-то внешним данным завидует, а ведь это так и есть, и объект, как раз Эр. Если бы не её феноменальное неумение хорошо одеваться, то ещё неизвестно, кто бы тут была первой красавицей… Но уж в этом вопросе Софи ей помогать никогда не будет, хотя Эр к ней и так не обращалась. Но вот Бестия Младшая пару раз уже намекала, что хотела бы с дочерью соправителя поближе познакомиться… Нет уж, Пантера, обойдешься, сама ей приглашения шли. Софи до сих пор не забыла, во что сестра Кэрдин на Новый Год превратила откровенную не красавицу Марину. Если она до Эр доберётся… Только бы у сестрёнки не хватило бы ума или вредности затащить к младшей Ягр Эр. Но, не будем о грустном. Пока.

— Ой, Софи, а что ты рисуешь?

Та вздыхает с облегчением. Как художник, Эр ей сильно уступает. Обе это прекрасно знают. Хотя, если кто назовёт Эр бездарью, Софи первой заедет тому в глаз.

— А ты как думаешь?

Эр склоняет голову на бок. Чуть щурится. Софи мысленно шипит. Кажется, эту привычку Эр подцепила у Марины.

— Шлем времён Дины III… Нет, пожалуй, Второй. Тогда такие полумаски любили. Они в бою удобнее, обзор лучше.

Софи всегда поражало, что абсолютно миролюбивая Эр отлично разбирается в холодном оружии и доспехах классической эпохи. Ладно, хоть не умеет из тогдашних ружей стрелять. Софи не умеет тоже. Умеет Марина.

— Шлем женский.

Сказанула, как отрубила. И ведь правду чистую. У Дины III была, мягко говоря, бурная молодость. Развесёлых во всех смыслах, ровесниц в её окружении хватало. Да и сама она была не особо строгого нрава. Летела по жизни с грохотом и блеском. Прославились они многим. Вляпались тоже немало во что. Кроме прочего, частенько попадали они на полотна художников тех времён. Как с оружием и в доспехах, так и без них. Доспехи сохранились не только на картинах. Историки даже выделяют в отдельную категорию женское оружие времён Первых Еггтов. Хотя на деле, и сами Первые Еггты, и их ближайшее окружение, неважно какого пола, кому угодно могли по голове даже простым поленом настучать. С летальным исходом. Сами подруги Дины III в знаменитых доспехах обычно на парадах красовались. Воевали-то они в снаряжении попроще.

Классическими женскими мечами как раз и являются Золотая Змея Софи и Глаз Змеи Марины. Сами эти мечи слывут почти одушевлёнными существами. Женщинами. В отличии от многих других, богато отделанных, клинков, Змеи выпили немало крови. Впрочем, и Пламя Эр, хотя и не Еггтовский клинок, тоже крови хлебнула. Тоже женщина, хотя и принадлежала, по большей части, мужчинам.

— Ну да. Пишут, что Дине III когда-то принадлежал.

— Не, не её. Они в доспехах друг друга не ходили. Это не Дина III. И вообще ни на одну из них она не похожа.

— Можно подумать, ты их всех четырёх знала! — обижается Софи, она как раз Дину и хотела изобразить, вот только не решила, какую. Уверена, что именно не третью. Это Эр разглядела. А вот что на остальных не похожа… Софи думала, что рисует несколько лучше, — Я и не думала, что ты настолько старая, раз всех четверых знала.

— Нет, их я не знала, — совершенно не обидевшись просто отвечает Эр, — Но Марину-то прекрасно знаю. Она тут старше, чем на самом деле. Ты не знаешь, одевала-ли она этот шлем?

— Ты хочешь сказать, что это Марина? — вопросом на вопрос отвечает удивлённая Софи. Кого-кого, а сестрёнку ей меньше всего хочется изображать сейчас.

— Ну да, а кто же ещё? Говорят, что она на Дин похожа, судя по старым картинам да статуям, это так и есть. Но тут у тебя именно она.

— Я вовсе не собиралась её изображать!

Эр подходит к картине. Держит руки так, что закрывает шлем и полуличину изображённой.

— Смотри! Совсем её взгляд. Она, хотя и не злая на самом деле, иногда любит очень злой казаться.

— Причём, почти всегда!

— Не скажи. Но тут она, и в самом деле, очень зло смотрит. Даже, как будто, очень сильно ненавидит кого-то. Совсем, как тогда, когда вы у бассейна поссорились. Ну, когда ты её в воду уронила.

— Она сама туда упала.

— После того, как ты в неё камнем кинула.

— До этого Марина меня в воду спихнула.

— Неправда. Ты туда сама упала.

— Когда её ловила, — неохотно признаётся Софи.

— Ну, вот! Она же тебя не роняла! Но разозлилась она тогда очень сильно.

— Я, между прочим, тоже. Она тогда реально не в своё дело полезла.

— Наверное, ты права. Но взгляд у тебя получился всё равно в точности, как у неё тогда был. Только здесь она взрослая и настоящего врага ненавидит.

Софи повнимательнее смотрит на собственное произведение. Насчёт ненависти Эр права. Зелёное пламя вышло обжигающим. О возрасте изображённой однозначно судить сложно. Может, двадцать. Может, сорок. Не поймёшь. С такой яростью и силой могла смотреть идущая в атаку Первая Дина. Она чаще всего сражалась пешей, хотя немало кто вылетел из седла благодаря ей. Хотя тут даже не скажешь, где находится изображенная, фон Софи оставила серым. Дина с таким взглядом могла и наводить легендарную бешеную стрелу, о них до сих пор спорят, что они из себя представляли. Но так же могла смотреть и флегматичная Дина II, по мнению Софи, лучший полководец из четырёх. В отличие от матери, её нечасто видели в первых рядах. В истории навеки остался знаменитый складной табурет и чёрная сучковатая палка. Хромой не была, но вот в ногу её ранили частенько. Многим памятно, что в иных сражениях она просто сидела на табурете, лишь изредка бросая команды в одно-два слова. Сражения были жуткими и кровопролитными. Дина сидела флегматично. Ибо она их уже выиграла до первого выстрела. Если свои сделают, что должны, то чужие смогут сделать только то, что нужно Дине. А нужно ей одно — их смерти в больших количествах. И они не смогут не умереть. Это они думают, что делают нужное им. Это не так. Атакуя, или ожидая атаки грэдов, они, сами того не желая, выполняют волю желающей их уничтожить, Дины.

Вот Дина III так смотреть не могла, в этом Софи уверена. Из всех Дин она была самой весёлой. Хотя и полководец не из последних. Другое дело, что разгромленные ей протогосударства были куда слабее Империи. Дине IV воевать практически не пришлось. Но, исходя из прочитанного, можно не сомневаться, она могла так глянуть.

Теперь говорят, что таков взгляд Марины. Взгляд из прошлого, или, наоборот, из грядущего. Только… Что ещё за ненавистью скрыто? Софи просто хотела создать образ великого воина. Но уже не в первый раз люди видят совсем не то, что она хотела изобразить. И Софи не знает, как к этому относиться.

— Ты ей уже показывала?

— Нет ещё. Да и не хочется особо. Сама рисовать не умеет, зато других обругать всегда готова.

— Она умеет. Просто, не хочет, чтобы ты над ней смеялась. Ты ведь тоже обругать кого угодно можешь. Особенно, другого художника.

— Допустим, — не стала спорить Софи, резкостей про работы других школьных художников наговорено уже преизрядно. В ответ тоже наслушалась всякого. Язва Марина далеко не самая колючая.

— Ну, так позвони и позови её посмотреть.

— Сама звони, если хочешь, — делает полу-уступку Софи.

Эр направляется к телефону. Марина, к некоторому разочарованию сестры, обнаруживается у себя.

Является надутая, но, относительно миролюбиво настроенная. Раз Эрида позвала, то ничего особо пакостного от Соньки можно не ждать. Использовать дочь соправителя она будет только втихую, так, чтобы та не догадывалась ни о чём.

Софи и Эр вместе рассматривает какую-то картину. Марина приглядывается…

— Какого ты меня старухой изобразила? Да ещё в шлеме жены Яграна Ягр?

Софи разинув рот, удивлённо плюхается в кресло. Эр, радостно заверещав, бросается обнимать Марину. От неожиданности, увернуться не удаётся. Только через несколько минут, когда Эрида восстанавливает способность членораздельно разговаривать, Софи вновь приобретает стандартно надменный вид, Марина начинает разбираться, что же произошло.

— Так, ты сказала, что я никогда не приму изображенную за себя, а ты Эр, с чего-то сразу решила, что это мой портрет. Так?

— Да.

— Ну, в общем так: как не охота разочаровывать тебя, Софи, в очередной раз, Эр абсолютно права. Не знаю, с чего тебе взбрело в голову изобразить меня, неповторимую, такой. Может, красок каких перенюхала.

Софи показывает кулак. Марина отодвигается поближе к двери.

— С картинкой можешь делать что хочешь. При одном условии. Шлем мне правильный нарисуй!

— Это, простите, какой, ваше высочество? От вашего детского игрушечного доспеха что ли?

— Софи, даже ты смогла правильно изобразить личину. Можешь изобразить любой шлем, подходящий по типу, периода Войн Верховных. Как они выглядели, знаешь, или «Детскую энциклопедию» прислать?

Софи вскакивает. Марина стремительно исчезает за дверью.

* * *

Очередной первый месяц весны! Да ещё и очень тёплый. Где уже травка лезет, где ещё снег лежит. «Весенние обострение!» — опять шипит вечно всем недовольная Марина. Кому почки распускающиеся, да прочие цветочки. Кому — всё, что из-под снега вытаяло. Да сам снег грязный. Подснежнички всякие ищут, дурочки наивные. Марина как-то раз рассказала, что на жаргоне Безопасности значит «подснежник» — вытаявший из-под снега труп убитого, или просто по-пьяни в сугробе замёрзшего. Лица у всех такими были. Много всяких интересных подробностей было добавлено. Ни одного «подснежника» Марина не видела. Зато «Чёрные книги» за последние двадцать пять лет все-все прочитаны.

Эрида сказала, что про Марину новая сплетня по школе гулять стала.

— Ну, и чи-то на этот раз?

Эр на шепот почему-то переходит, хотя они в комнате одни. Дочь соправителя за столом сидит. Марина поперёк кровати лежит. Листает толстенный альбом по живописи из очередной посылки соправителя (ящик рабочие вчетвером несли, и видно было, что им тяжело). Не подарок, просто книги прислал. Грэдских издательств, мирренских, всяких, какие только есть. Открыть-то ящик рабочие открыли, только разбирает Эр сама. Если что приглянется, даже на уроки может несколько дней подряд с понравившейся книгой ходить. Хотя та может весить больше всего остального. Иногда появляются желающие ей книжки разобрать. Почти всегда не совсем бескорыстные, рассчитывающие что-нибудь у Эр выклянчить. Почти всегда удачно. Неудачи бывают только в тех случаях, когда некстати появляется Марина. Хотя Херктерент где-то даже с благожелательным нейтралитетом относится к тому, что Эр книги раздаёт. Комната у неё такая же, как у всех. Вот вещей намного больше. Они дочку соправителя так скоро в коридор выселят. Так что если некоторые предметы меняют хозяев (разумеется, с ведома и согласия Эр), то ничего плохого Марина не видит. У Эр места больше будет. И так уже не пройти почти. Бардачок ещё тот! Причём, по мнению вовсе не склонной поддерживать порядок в своей комнате, Херктерент. В прошлом году Хейс иногда удавалось заставить её убираться. Нынешняя же староста куда больше думает, как будет жить через несколько лет, чем о поддержании дисциплины сейчас. Марина, Софи, Эрида и ещё несколько девочек высокого происхождения могут делать всё, что угодно. Смотреть будут сквозь пальцы. Ладно, хоть по отношению к остальным староста более-менее справедлива, в отличие от Ленн.

— Понимаешь, говорить стали, что вы с Софи на самом деле только единокровные сёстры. И тогда… Зимой. Твоя настоящая мама приезжала.

Марина невозмутимо переворачивает лист. Пантера на императрицу (должность, а не человека) похожа весьма и весьма.

— Ну, и что такого? Чем больше вокруг тебя тайн, тем лучше, на самом деле. Не веришь — у Софи можешь спросить. Про неё знаешь сколько всего гуляет.

— Знаю. Про неё многие говорят, какая она загадочная.

— Угу. Туману подпустить она любит. Только не забывай — процентов девяносто слухов она сама в оборот и запустила. Кстати! Ты-то как узнала, что про меня болтают. Даже последние клуши знают, что мы дружим и лишнего про нас при тебе стараются не болтать.

Эр вздыхает. Так тяжко, что Марине даже смешно становится.

— Они вообще при мне стараются ничего не говорить. Только слова общие. Почти всё меня не касается. Я чужая для всех. Как была, так и буду. Пусть хоть не очень умной считают, но всё же иногда разговаривают.

Вот так Эр! Марина не знает, что сказать. Такое редко встречается. Эрида продолжает.

— Они не знали, что я там сижу. Потому и говорили так.

— Хм… Может, наоборот, прекрасно знали и специально говорили так, что бы ты слышала? Провокаторов разных калибров тут полным-полно, включая меня и Соньку.

— Не знаю я, если честно. Может да, а может и нет. Не могу я про всех плохо думать, как ты.

— Не можешь, так и не надо. Собой будь… У тебя они разузнать не пытались ничего?

Немного подумав, Эр отвечает.

— Напрямую, пожалуй, нет. Так, намёками. Но я-то знаю, что она тебе не мама. Хотя, она такая красивая!

— Этого у неё не отнять, — не стала спорить Марина. Подумывает, не прокатиться ли как-нибудь в столицу. К Пантере. Не за покупками. Так, поговорить просто надо. Может, и подскажет что Младшая Ягр. Лучше уж, конечно, со Старшей пообщаться. Но у той дел слишком много. Хотя иногда у неё время на Марину находилось. В отличие от некоторых, не будем пальцем показывать…

Зарождаются мысли о очередном розыгрыше.

— У тебя не спрашивали, кто Пантера такая?

— Просто говорили, явно рассчитывая, что я влезу с комментариями. Иногда так делаю, если уж слишком большие глупости несут. Вроде, слушают. Но, как мне кажется, не переубедила я никого, хотя и знаю, что права. Просто слушают, другого кого погнали бы, а то и смеяться стали. Ссориться не хотят. Я ведь всё-таки Эрида Херт. Почему они не верят, что я не злопамятна?

— Я вот не злая. Память просто у меня хорошая, — ещё не договорив, Марина соображает — шутку сложно назвать удачной. Под миленьким обликом столько злобы может скрываться… Только тут случай не тот. Что снаружи, то и внутри.

— Знаешь, Эр, многие люди скорее поверят в плохое про другого человека, нежели в хорошее. Сама такая.

— Неправда, Марина. Ты зла с теми, кто на самом деле злой. Ты всё-таки разобраться стараешься, плох человек, или нет.

— Не перехваливай. Зазнаюсь ещё!

Эр весело смеётся.

— Ты разобраться сперва стараешься. Хотя бы иногда.

— Опять на Рэдрию намекаешь?

— Ну да. Не люблю, когда неплохие люди в общем-то без причины, ссорятся.

Марина усмехается.

— Ты ссор настоящих не видела просто. Да и Рэдрия, кстати, тоже.

— Наверное, ты права. Как обычно. Но всё равно, зря…

— Далась тебе Р эта. Я с ней даже и не ругалась почти с тех пор, как она хромать стала. Тем более, в драку не лезла. Это уж совсем мирреном надо быть, чтобы на раненных нападать.

— Марина…

— Чего?

— Во-первых, ранила её всё-таки ты. Во-вторых, Сордар ведь миррен. Нельзя нацию винить из-за нескольких уродов.

— Нескольких миллионов уродов, заметь.

— Они вынуждены такими быть.

— Ты что, мирренской волны переслушала? — интересуется, подозрительно косясь на приёмник Эр. У Кэретты в прошлом году видела просто роскошный. Херт где-то умудрился раздобыть куда более совершенный, совершенно немыслимой отделки, агрегат. Эр с техникой в общем-то дружит. Что при увлечении фотографией, неудивительно. Сама Марина мирренов, а так же контролируемые ими «независимые» радиостанции из нейтральных стран слушает регулярно. Поражается одной вещи: по-грэдски вещают одно, а по-мирренски, для внутреннего потребления — совсем другое. Хотя речь об одних и тех же вопросах идёт. Верить-то Марина даже своим радиостанциям не особо верит. Миррены же лгут по определению.

Другое дело, что не все столь к пропаганде устойчивы. Эрида уж больно причудливая личность, не поймёшь, к чему она устойчива, а к чему — не вполне.

— Ну да, я их слушала. Они иногда интересные книги передают. У нас таких нет.

— Угу. Ещё передачи про то, как плохо у нас живут. Того, что в этих передачах есть, у нас тоже нет.

— Понимаешь, Марина, я, ведь очень мало знаю про то, что у нас или мирренов на самом деле есть, а чего нет. Я ведь страну только по картинкам и знаю. Не вини меня за то, что почти всю жизнь в сказке жила.

— Да и не собираюсь я никого обвинять. Вот только радио ведь тоже оружие. Очень опасное. Мозг может разрушить и заставить верить в то, чего нет.

— Марина, почему ты повсюду видишь только войну?

— Потому что, она есть. Вон как «мирренская волна» работает. Даже тебе по мозгам попадать стала. Бе-е-е-е! — проворно показывает язык. Эр не Софи, ловить не станет. Только посмотрит так смешно-обиженно. Даже стыдно становится. Иногда.

Сейчас не тот случай. Марина считает правой себя.

— Они тоже люди. И просто хотят жить.

— Угу. Только для того, чтобы они жили, надо чтобы мы умерли. Только и всего.

— Не говори так.

— Если тебе что-то не нравится, то не значит, что этого вовсе не существует. Нечего голову в песок, как птичка, прятать.

— Я не прячу.

— А что ты тогда делаешь?

— Не зря говорят, что ты мастер неудобные вопросы задавать.

Марина переворачивается на спину. Раскидывает руки.

— Ну так. Меня же частенько змеёй зовут. Приходится соответствовать. Тем более, гремучник наш — тварюшка весьма ядовитая.

— Змея — да, ты — нет. Ты не ядовитая, просто колючая очень.

— А какая разница? Главное, чтобы на дистанцию укуса или укола не приближались. В курсе, с дикобразом даже лев не всегда справится может. Как раз из-за его колючек.

— Хотелось бы глянуть…

— Так в библиотеку сходи. Я в каком-то новом журнале видела фоторепортаж, как два молодых льва пытались старого дикобраза загрызть. Ничего не вышло.

— Марин…

— Чего?

— Ты ведь на дикобраза совсем-совсем не похожа. Даже когда причесаться забываешь.

Херктерент смеётся. Мотает головой. Ну, что с того, волосы в живописном беспорядке пребывают. Стрижка-то у неё с ранних лет короткая. Это не косы Эр. С Софи не поймёшь — по спине распустит, кажется, много очень. Косичку заплетёт — совсем тоненькая получается. Марина уже перестала размышлять, как так получается.

При этом, волосам Софи многие завидуют. Причём, в основном, те, у кого, по мнению Марины, свои ничуть не хуже. Вон, и Эр туда же. Слыхала Марина не раз усталую фразу: «О, женщины!» Причём, в большинстве случаев, в тех ситуациях, когда не знали, что она тут и подслушивает.

Кажется, понятно, почему мирок, к которому она с рождения принадлежит, так раздражает отца, Сордара, Херта, да ещё много кого. Завидовать кому-то из-за физических данных. Ну, не бред ли? В музее есть парадные доспехи Рыжей Ведьмы Кэрдин. Правда, не факт, что их надевали, но украшения однозначно указывают на принадлежность.

Понятно, почему про неё писали, будто она не вполне человек. Рост её известен. Два метра пять. При таком росте она легко управлялась с двуручным мечом. «Сапожки» сорок последнего размера. В доогнестрельную эпоху человек с физическими данными Ведьмы был просто машиной смерти. Неизвестно, по какой причине, Кэрдин учили фактически только военному делу. В результате, получили, то что получили. Длинные руки, да соответствующий клинок просто не позволяли к ней приблизиться. Кэрдин и сейчас смотрелась бы впечатляюще. А уж при жизни, в эпоху, когда средний рост в целом был ниже, в бою выглядела настоящим чудовищем. Яроорт ростом был ей под стать. Поэтически настроенные историки даже называли самую жестокую из Войн Верховных — Вторую «Войной великанов», намекая на огромный рост враждующих Командармов.

Худоба Рыжей Ведьмы, пожалуй, сильно преувеличена историками последующих времён. Видимо, чтобы больше походить на смерть в образе скелета. Судя по доспехам, она была нормального для такого роста, телосложения.

Чего там историки, романисты да, в основном, художники нагородили про всех четырёх Дин? Обычного человека спроси, как он Дину представляет? Ответ, скорее всего будет таков: невысокая женщина в коротком красном платье, таких красных сапогах выше колен с золотыми накладками, опять же в золотом шлеме с гребнем из конского волоса и рогами, по бокам украшенного пентаграммами в круге. На поясе — два меча, причём один — волнистый.

Классическим считается искусство времён погибшего материка. Со времён Сордара III стало модно ему подражать. Почему-то никто внимания не обращал, что герои былых времён в странных одеяниях, не имеющих ничего общего с историческими костюмами, а то и вовсе практически без них, выглядят довольно нелепо. Марину этот, по сегодняшний день модный, «новый классицизм» просто до невозможности раздражает.

Ибо от художников этого направления любимому историческому персонажу — Дине I, как раз и досталось больше всех. Спасибо придворному живописцу Сордара III. Это он тот образ в платье и создал. Ладно, хоть платье полупрозрачным не сделал. Хотя мог, изображений обнажённой натуры он оставил предостаточно. В образе Дины свою сто третью, как сам признавался, любовь увековечил. Художник был жизнелюбив. Пожалуй, даже чересчур. Имел множество любовниц от принцесс до проституток. Так что изображённая с примерно одинаковой вероятностью быть и той, и другой. Она даже Еггтом могла быть, благо мораль в те времена особой строгостью не отличались. Справедливости ради, на многочленных картинах с изображениями обнажённых красавиц, девушки с лицом Дины не было.

Художник большими и ветвистыми рогами наградил многих мужей. Разобраться с ним пытались неоднократно. Но он клинком владел столь же виртуозно, как и кистью. На автопортретах он всегда с мечом, а то и двумя. Клинки не для красы. Он участвовал во многих походах Сордара, запечатлев их участников для истории. Эти по сути дела, эскизные портреты солдат, виды лагерей и жестокие схватки были немногим из творчества прославленного мастера, что нравилось Марине. Были видны живые образы людей прошедшего века со всеми их бедами и радостями.

По возвращении, художник написал огромное полотно, и сейчас висящее в Старом Замке, изображавшее капитуляцию прижатого к морю ополчения. Портретное сходство всех персонажей потрясающе. Пейзаж тоже удался. Зато оружие, доспехи и кони изображённых, по мнению Марины, не годились никуда. Всё изображалось в пресловутом новом классическом стиле. То есть, походило на что угодно, только не на то, что в те времена носили. Но художник так видит, тем более, он этот стиль считай и создал. Начать с того, что ни у кого из изображённых не было огнестрельного оружия.

Это притом, что именно меткий огонь драгун во многом и определил исход битвы накануне. Что-то отдалённо напоминающее пушку на переднем плане всё-таки присутствует. Художник скрепя сердцем пошёл на нарушение классических канонов и своих принципов. Как-никак, капитуляции предшествовала «Битва орудий» — артиллерия грэдов под личным руководством императора расстреливала изготовившиеся к обороне порядки. Они выдержали почти три часа обстрела. Потери грэдов составили несколько легко раненых артиллеристов. Пушка всё-таки довольно опасный в обращении предмет.

Император выглядел настоящим древним героем. С оружием и в облачении не пойми каких времён. Среди окружавших его офицеров художник изобразил и себя. Вполне справедливо. Он там был. Наводил орудия. Многогранный талант и это умел.

Картина императору очень понравилась. Осталась легенда, что за неё уплатили столько, какова была её площадь, выложенная золотыми монетами. Раз картину Великий Сордар похвалил, то её и все прочие стали считать шедевром. После смерти императора ничего не изменилось, только преемник её в другой дворец перевёз. Предшественник Саргона разместил её в старом замке. Несколько парадных коронационных фото сделано на её фоне. Марине только всё равно не нравится. Именно из-за слишком вольного изображения Дин.

Ведь на зарисовках современное оружие и доспехи изображались правильно. Вот на картинах появлялось не пойми что. Дина Первая в изображении мастера кажется Марине шлюхой, для привлечения клиентов нацепившей ненастоящие мечи. Дифирамбов её красоте не сохранилось. Хотя поэтов при Ставке отиралось немало. Нарядами Первая Дина не блистала. Видевшие её отмечали «одевается по-мужски». Вот на доспехи она денег не жалела. Правда, больше интересовалась крепостью металла, чем качеством отделки. И где только художник платье это красное с разрезами где надо и не надо, взял?

Марина знает, что все четыре Дины были совсем не похожи друг на друга. Общего — черноволосость да знаменитый зелёный взгляд. Сама она по-настоящему похожа только на Вторую. В детстве так хотелось походить на Первую. По картинам выходило. На деле всё оказалось не так.

Что, завидовать Кэрдин? Марина знает, что останется невысокой. Почти все поступившие в этом году её выше, хотя они одного года рождения. На подколки, касающиеся излишнего веса или объёмов тех или иных частей тела Марина не реагирует. Сама подшутить может на тему размеров чьей-либо задницы. Причём, довольно злобно. Эр тоже иногда достаёт вопросами не толстая ли она. У Марины даже складывается мнение, кто кроме неё, проблема лишнего веса только Соньку и не волнует.

* * *

— Ах насчёт голубой крови и её- насколько я знаю, кровь у всех людей одного цвета. Насчёт благородных предков — знаешь ли, и у меня, и у тебя имеется по прямому предку, ходившего в звериной шкуре с дубиной едва владевшего речью и временами жравшего себе подобных.

— Да ты…

— А что я? Генеалогическими деревьями будем меряться? Ну, так у меня всё равно… больше и толще. — Софи ловко показывает язык в лучших традициях младшей сестрицы.

Цвет лица спорщицы невозможно определить из-за обилия косметики. Но вот, что она готова взорваться, всем слишком хорошо видно. Софи ещё только начала развлекаться.

— Ты тут хвастаешься и утверждаешь, что твои предки чуть ли не восемьсот лет роднились исключительно с благородными… Как насчёт твоего отдаленного пра-пра-деда, выпросившего у Дины III разрешение женится на шлюхе из дешевого борделя? Ты не волнуйся, архивы Верховных сохранились прекрасно. Эта ведь бывшая б…. - прародительница всех ветвей вашего рода.

Народ потихоньку отодвигается от них. Оказаться на пути шаровой молнии куда безопасней, чем на пути разбушевавшейся Софи. Хотя она ещё так… не в духе слегка.

— Или историю времён Сордара III напомнить, когда про семейку твоей не столь отдаленной пра-пра ходил такой анекдот: «Вот идеальная пара: госпожа спит с садовником, а садовник спит с господином». Кстати, не спи твоя пра-пра- с садовником, кучером, поваром, а то и со всеми ними тремя за раз, — вокруг послышались осторожные смешки, — тебя бы на свете не было — муж-то её, так сказать, интересовался исключительно садовниками, а не садовницам… — смешки всё громче, Софи распаляется всё сильнее, — Кстати, про неё ещё слухи ходили, — Старшая Херктерент загадочно понижает голос, однако никому не стало хуже слышно, — она не только с людьми любила… Я вот всё думаю, с чего это на твоём гербе как раз в то время вздыбленный конь появился, причём изображённый в таком ракурсе, что хорошо видно, что изображён именно конь, а не кобыла? Вроде бы, в то время никто из твоей родни в кавалерии не служил…

Вокруг уже не хохочут, а попросту ржут. Софи продолжает.

— Так что, версия о какой-то особой чистоте чьей-то крови — одна из самых бредовых на свете. Сын Дины I Линк, говорят бо-о-ольшим успехом у женщин пользовался. Император Яроорт I в основном тем и прославился, что ни одной юбки не пропускал. Так что, может, в твоих жилах, — ткнула пальцем в угрюмую Рэдрию, — течёт Императорская или Еггтовская кровь. Ну, а уже у меня-то считая с Первой Дины, чего только не намешано.

— Главное, чтобы в жилах была именно кровь, — младшая Херктерент как из-под земли вылезла. Смотрит с обычным «миролюбием». — Кровь, а не водица, или вообще, дерьмецо жиденькое, как у некоторых.

— Мар-р-ришка! — сквозь зубы шипит Софи.


Фронты горят по-прежнему. Слушая сводки, поражаешься, откуда стороны берут столько людей и техники. Конечно, те, кто поумнее понимают, что данные о своих потерях занижены, а о чужих — завышены. Но всё равно, речь о колоссальных потерях идёт. Линии на картах застыли в нервном напряжении, подрагивают, словно живые. Фронты истекают кровью. Даже не спецу в военном деле видно. Марина себя считает именно спецом. Пусть не лучшим. Пока не лучшим. В конце концов, она уже умеет водить танк и обращаться с оружием. Читала и почти наизусть знает все уставы. Пусть этого пока маловато. Но она уже знает — на войну успеет. Воевать — в том числе, и её долг. Она — Чёрный Еггт, она — Марина Саргон. Где-то там свершаются большие дела. Ей надо успеть вырасти.

Война всё сильнее вплетается в жизни людей. Новости о смертях чьих-то близких становятся пугающе привычными. У других тоже новости из разряда не знаешь, радоваться или горевать. Кровавые мясорубки фронтов перемалывают не всех. Иных выбрасывает переломанными, но живыми. Кто-то уже вернулись с войны. Без глаз, без ног, но хотя бы живыми. И не знаешь, везенье или нет, вот так вырваться. Для себя Марина чётко решила — калекой она жить не будет. Если что — у неё хватит мужества убить себя. Ибо жить обрубком — не для неё. Другое дело, что эти мысли останутся ведомы только ей.

Кажется, в очередной раз попав в позиционный тупик на суше, стороны решили перенацелить усилия на море и воздух. Где-то там в дальних морях клыками четырёхсотмиллиметровых пушек да бомбами и торпедами палубной авиации вцепились друг в друга флоты. Завалены минами проливы, крадутся к стоянкам подлодки. Над пустынными водами натружено гудят моторами огромные летающие лодки и тяжёлые бомбардировщики. В морях масштабы другие. Тут не понять, как это продвижение на три километра может считаться хорошим результатом. Тут всё по-другому. За исключением смертей. Их тут меньше по общему счёту. Зато сплошь и рядом гибнут все. Если в положенный срок не возвращается подлодка — то это значит только одно — она не придёт никогда. И вряд ли до конца войны прояснится её судьба. Может, и никогда. Море умеет тайны хранить. Капитан подлодки вполне в состоянии первым заметить патрульный эсминец.

На некоторых островах добывают нефть. Кровь этой войны. Без неё ни огромный линкор, ни юркий эсминец с места не сдвинется.

Ни раз и ни два пытались разрушить промыслы и заводы друг друга. Рвались сквозь огонь зениток и атаки истребителей армады бомбардировщиков. Но заводы разрушить не удавалось. Слишком хорошо все понимали ценность нефти. Мало какой город мог похвастаться такой ПВО, как островные заводы.

Через минные заграждения и завесы подлодок пытались пробиться к прибрежным месторождениям эскадры с мощнейшими линкорами в составе. Гибли на минах океанские тральщики. Гиганты перестреливались с береговыми батареями. Заводы работали.

Охоты на караваны танкеров, везущих горючее в метрополию идут с переменным успехом. Слишком уж нужна обеим сторонам нефть. А верфи вполне справляются с постройкой новых кораблей на смену погибшим. Людей хватает. Пока хватает. Но вечно так продолжаться не может. Адмиралы сторон вынашивают планы генерального сражения, призванного если не уничтожить, существенно ослабить флот противника. Другое дело, что не так-то легко выманить на бой главные силы вражеской армады.

Где-то за тысячи километров от них смотрит на карту чёрноволосая девочка. Много она не знает о ситуации на морях. Но понятно ей, что в водах большого архипелага почти в центре океана скоро грянут невиданные сражения. Сордар где-то там, «Владыка морей» в тех водах, и новый пёс Тайфун, кого она ещё не видела. И может вообще никогда не увидеть.

Мирренам эти острова нужны затем же, зачем и грэдам. Потому и жестоки будут бои. Сила встретится с равной силой. Даже по официальным корабельным справочникам видно, какие собраны силы. А ведь справочники, особенно, изданные в военное время, далеко не полны.

Сордар пишет нечасто. Письма краткие и явно пишутся урывками. Уже по ним видно, какие дела затеваются. Раньше он писал больше. Фотографии иногда присылал. Сейчас просто не до того стало. Что будет, если с линкором что-то случится? Пусть, он самый большой в мире корабль. Но Марина запомнила, как адмирал сказал: «Море не любит непотопляемых кораблей».

Хотя потопить «Владыку» непросто. Наверное. В тех водах ведь бывают сильные тайфуны и шторма. В старину корабли пропадали. Да и в довоенные времена случались трагедии. Говорят, тропические острова — замечательные места для отдыха. Только сейчас там царит смерть. На атоллах — аэродромы и батареи. Каждый островок укреплён. Многие из них скоро превратятся в пылающие вулканы. Но пока ещё висит предгрозовая тишина.


Судя по сводкам, обе стороны усиливают бомбежки прифронтовых городов. Рейдов сотен машин через полконтинента больше не повторялось. Может, стороны сочли их неэффективными, предпочитая гробить людей и технику в других местах. Может, просто копят силы для новых, ещё более разрушительных, рейдов. Во всяком случае, высотные разведчики по-прежнему появляются в столичном небе. Софи говорит, что уже есть высотные истребители, способные их достать. Только Марина ей не особенно верит. Были бы — пополнилась бы выставка трофеев новыми экспонатами. Раз там ничего нет, то и на аэродромах ничего нового, скорее всего, тоже нет.

Или же Марина паникует без особой причины? Пойди, разбери. Она только один налёт видела. Тогда не испугалась просто не осознавая опасности до конца. Сейчас же многое изменилось. На налёт он теперь предпочтёт смотреть через приборы зенитных батарей. В крайнем случае, через прицел истребителя. Но эту уж честь она с радостью Софи уступит. Летать Марина не боится, но и не любит, хотя понимает, что в недалёком будущем все сколько-нибудь важные персоны, начиная с отца и Кэрдин будут перемещаться исключительно по воздуху. Ведь уже довольно давно серебристые птички обогнали по скорости все прочие виды транспорта. Хотя пока они лучше всего умеют убивать. Впрочем, ни будь Первой войны, самолёты ещё долго бы оставались забавными техническими курьёзами. Их значение тогда понимали только военные, да и то не все.


Что-то в Южных морях произошло. Что-то настолько значимое, что все газеты только о «Величайшей в истории морской битве» и пишут. Особенно нейтралы стараются, благо им Министерства пропаганды опасаться не надо. Марина насчёт официально декларированных составов флотов в общем-то, в курсе. Понимает, что озвученных нейтралами потерь ни у одной из сторон в принципе быть не может. Тем более, у них классификация кораблей зачастую своя собственная. Построят что-либо с непонятными характеристиками — гордо нарекут крейсером. Хотя на деле, по размерам этот «крейсер» даже до эсминца не дотягивает. Этакий сторожевик-переросток.

Но что-то в тех водах произошло значительное. Включив приёмник на мирренской волне, Марина сначала было подумала, что у них император умер. Идёт трансляция траурной музыки.

Покрутив настройки, понимает, что с Тимом, к сожалению, ничего не случилось. Это он именным указом национальный траур и объявил. Раньше такое бывало только в случае смерти императора. А сейчас… Что конкретно произошло — тоже не очень понятно, ясно только, что где-то мирренские армия и флот понесли очень большие потери. Тут уже у Марины соображалка включилась — большие потери одновременно у флота и армии могли быть только в одном случае — раз война идёт за острова, то значит, где-то удалось разгромить крупный десант. У грэдов острова штурмует морская пехота, входящая в состав флота. Миррены выделяют армейские части.

Естественно, для выполнения специфических задач требуется и особая техника, что приводит временами к появлению довольно курьёзных с точки зрения посторонних, образцов боевой техники. Так, грэдский флот разрабатывал для себя танки, причём, не только плавающие. Мирренская армия имеет в своём составе эскортные авианосцы и сторожевые корабли. Действия грэдских подлодок и рейдеров, включая поход «Владыки морей» привели к тому, что миррены перешли к практики очень крупных конвоев с прикрытием из линейных эскадр и авианосных соединений. Перевезти эта армада могла армию со всем снаряжением, а то и не одну. Плохо только, что собирался такой конвой медленно. А войска в колониях и на островах в снабжении и пополнении нуждались регулярно. Поэтому армия стала практиковать посылку относительно небольших конвоев с прикрытием из своих кораблей.

Действовали армейские корабли и при поддержке десантов. Судя по тому, что пишут про недавнюю битву, как раз армейским кораблям досталось очень сильно. В другое время, это послужило бы хорошим поводом для злорадства моряков. Но сейчас как-то не до того. Кадры со взрывом линкора уже успели мировую известность обрести. Да и вообще, потери не внушают особого оптимизма.

Потом письмо от Сордара пришло. Оказывается, он ранен, лежит сейчас в одном из госпиталей ВМА в столице. Судя по пространному письму с массой ехидных комментариев в адрес госпитальных порядков, адмиралу откровенно скучно, и он просто от безделья мается. Но просто так в ВМА не попадают. Собралась и поехала, а сколько при этом правил нарушено — не важно как-то.

Под госпиталь переоборудован один из дворцовых комплексов с парком, Саргон не мог понять, зачем ему такое количество резиденций. Самую новую в разгар Первой войны и передал для организации госпиталя. Марина здесь уже бывала. Лежала после отравления. Правда, здание огромное, бывала она далеко не везде, да и не очень-то тогда хотелось по сторонам смотреть. Внутрь её пропускают без разговоров. Как она подозревает, просто узнали, но виду не подали.

Сордар в парке гуляет. Худшие опасения не подтвердились, надежды, что ничего серьёзного — тоже. Адмирала она заметила первым, он хромает по дорожке, опираясь на массивную суковатую палку. В форме, правда, для ношения вне строя.

Вскидывает палку в салюте.

— Привет, сестрёнка, всё хорошеешь!

— Что с тобой произошло?

— Тоже, что и со всеми. Война. Не стоило волноваться.

— Тебя же ранили.

— Так не убили же. Первый раз что ли?

— Не первый. Что-то часто стало.

— А кто у нас недавно вовсе не на линкоре чуть шею не свернул.

— Так не свернула же.

— Так и я вон тут стою.

Идут вместе. Раньше Марине приходилось иногда догонять адмирала. Теперь же, наоборот, замедляет шаги, чтобы он не отстал.

— Знаешь, Марина, давай посидим где-нибудь. Нога всё-таки ещё не совсем.

— Конечно! Ты же ранен был.

Адмирал откидывается на спинку скамейки, отложив в сторону палку.

— Как там вообще?

— В двух словах не объяснишь. А во многих не хочется.

— Но вы же победили.

— Линкор чуть не погиб. Вместе со мной.

— Кто…

— Подумай…

— Самолёты?

— Они.

— Много?

— Да. Машин триста, может, больше. Пленные пилоты потом говорили, что линкор был главной целью. Получил восемь торпед. Бомбы. Не знаю, сколько бы ещё выдержали. Затопления — в меру, ход держим хороший. Но половина радаров из строя вышла. И зениток много побитых. Я знаю типовые характеристики мирренских торпед. Взрывы стали мощнее. У них какая-то новая взрывчатка.

— Но победили-то мы!

— Тоже верно, — не слишком-то весело усмехается адмирал, — справедливости ради — в те воды они ещё долго не сунутся.

Зло скривилось лицо адмирала.

— Теперь у них свой Океан Мёртвых есть.

— Их там так много погибло?

— Если по штатной численности частей, то… Много, в общем. Кто к рыбам угодил, кто ушёл, кто в плен угодил. Других ещё и сейчас по джунглям долавливают. Кого — сожрали, может.

— Как сожрали?

— Обыкновенно. Там на островах кто только не живёт. По побережью народ ещё более-менее цивилизованный. А чуть в глубь острова — кого там только нет. В том числе, и людоеды. Причём, не приятели Хереноктовские, а самые натуральные. Года за три перед войной они мирренских миссионеров сожрали. Шуму было… А по мне, так нечего со своим богом лезть туда, где и без него прекрасно обходились. И если уж с богом лезешь, то экспедицию Генштаба за собой не тащи!

— А их тоже съели?

— Их — нет. Может, просто не успели, там же на берегу всё-таки государство есть. Относительно независимое. Экспедицию мирренского Генштаба они просто не пустили. Местный лидер тогда предпочитал слушать нашего посла.

— Хм. А не посол-ли надоумил людоедов попами перекусить? Если уж у самих мирренов хватает шуточек про обжорство священников…

— Думаю, вряд ли. Они ведь тоже не каждый день человечину употребляют. Вроде, в основном едят представителей враждебных племён, причём, с соблюдением кучи ритуалов. Кстати, некоторые племена врагов не едят, они их головы собирают. А таким «коллекционированием» и твои отдалённые предки баловались.

— Что поделать — дикие люди были.

— Смотрю, своего специфического чувства юмора не утратила.

— Поводов для него просто с каждым днём всё больше и больше.

— Как обычно, спорить с тобой сложно. Ты сюда сбежала?

— Конечно. Сразу, как письмо получила.

— Не боишься?

— Чего?

— Да так, города вообще…

— А чего тут бояться?

— Опасностей тут хватает, на самом деле. Особенно, для таких, как ты, тормозов не имеющих.

— Вот как заговорил…

— Как «так»?

— Совсем по-взрослому.

— Если не забыла, я давно взрослый уже. Да и ты не ребёнок.

— А кто я?

— Человек. По имени Марина. Пытающаяся в себе и других разобраться.

— Давно ты философией заняться решил?

— Только что. Старость, что-ли начинается?

— А не рано?

— Марина, тебя давно не колотили?

Она на всякий случай отодвигается подальше от палки. Сордар замечает взгляд. Смеётся.

— Мне тебя сейчас не поймать.

— Ты и раньше мог поймать, только если я поддавалась.

— Возможно.

— Точно.

— Мне долго не до бега будет.

— Так всё плохо?

— Нет, через десятку на завод поеду. Линкор латать будут куда дольше меня.

— Сбежишь?

Адмирал заговорщически подмигивает.

— Ну да. Почему-то, моё присутствие здорово стимулирует трудовую деятельность, а также ускоряет поставки. Я ведь в проектировании корабля принимал участие.

— А ты построить линкор можешь?

— В принципе, могу. Строил уже.

— Только линкор?

— Любой корабль в принципе. Сейчас «Владыку» чинить будем. Есть пара идей насчёт ПТЗ. Старую проверили на практике. Теперь будет что-то другое.

— Ты знаешь, что именно?

— Знаю, хотя корабль осматривал очень бегло. Всё-таки, это первый случай, когда корабль с такими повреждениями смог вернутся в порт и даже сохранил боеспособность. Самый охраняемый объект на базе — сухой док «Владыки».


Естественно, после столь грандиозного сражения газетные и журнальные страницы запестрели статьями о подвигах грэдских моряков. Но в достаточно крупном журнале Марине попалась статья о подвиге мирренских.

Сначала поразилась как такое могла пропустить военная цензура. Прочтя, поняла. Как. И почему.

Четыре грэдских авианосца недавно послали в атаку все свои машины. Миррены в нескольких десятках миль. Между их соединением и грэдами нет никаких других кораблей. Неожиданно с одного из эсминцев передают, что установлен звуковой контакт с подлодкой. Передача ещё не завершена, как замечают несущуюся в борт авианосца торпеду. Одну. Вторую… Пятую… Десятую…

Кажется, неизвестный капитан стрелял веером, рассчитывая поразить как можно больше кораблей. Но целил он в первую очередь именно в авианосец. Увернуться было невозможно. Одно за одним последовали четыре попадания. Один из самых больших кораблей в мире одновременно и самый пожароопасный в силу своего предназначения. Но даже четырьмя торпедами такой корабль сразу не убьёшь. Начинаются пожары. Но начинается и борьба с огнём. В пробоины хлещет вода — и борьба за живучесть началась.

Пять эсминцев устремляются на перехват подлодки. Теперь её слышат уже все. Недоумевают, как раньше не заметили, очень уж она «голосистая». Тут глубины не сильно больше ста метров, предполагают, что залегла на дно, получив указание о курсе эскадры. Пропустив эсминцы головного дозора пошла на всплытие и нанесла удар. Прекрасно понимая, что уцелеть в бою с огромным соединением вряд ли удастся.

Серии глубинных бомб ложатся одна за одной. Лодка маневрирует, уходя на глубину. Видимо, повреждена, ибо скорость невелика. Очередная серия бомб. Кажется, кроме взрывов слышан какой-то треск. Кажется подшибли. Подшибли, но не до конца. Лодка начинает всплывать. Эсминцы поджидают её. Пять кораблей против одного, да и то повреждённого. Ни о чём даже не нужно беспокоится. Бой будет недолгим.

Выныривает. Выныривает. Всё ещё продолжает выныривать. Что-то невероятное показывается из воды. Это не рубка подлодки. Она не может быть таких размеров.

Это… Почти все грэдские офицеры и многие матросы почти сразу поняли, с кем их свела судьба. Знаменитый «Морской дракон» уникальной конструкции подводная лодка. Иногда называемая «подводным крейсером». Четыре двухсот десяти миллиметровых орудия в двух башнях. Спарка сто миллиметровых зениток. Зенитные автоматы. Ну, и главное восемнадцать торпедных труб. Есть даже гидросамолёт. Главный калибр можно зарядить и навести на цель на перископной глубине.

Когда-то миррены много экспериментировали с вооружением подлодок. Наряду с прочим создали и такой крейсер. Предполагалось, что артиллерией он будет топить транспорты и отбиваться от надводных кораблей. Огромная дальность позволит неожиданно появляться в самых отдалённых районах мирового океана.

Грэдские комендоры откровенно прохлаждались у орудий, поджидая обычную лодку. За что и были наказаны. Башни «Дракона» уже развёрнуты на борт. Первым же залпом накрыт эсминец. У него даже орудия и торпедные аппараты на борт не развёрнуты. Были. Именно были, ибо снаряд «Дракона» попал именно в торпедный аппарат. Корабль тонет, разломленный пополам.

«Дракон» тут же переносит огонь на два других корабля. Залпы ложатся часто. Грэдские корабли отвечают вразнобой. Хотя разрывы встают близко, «Дракон» почти не повреждён. Молодые грэдские артиллеристы мажут. «Дракон» в прошлом году получил императорский приз крейсерских сил «За меткую стрельбу». Эсминцы не слишком умело маневрирую, пытаясь ввести в дело побольше орудий, или выйти в торпедную атаку. На деле, только мешают друг другу вести огонь. Одному удаётся выпустить торпеды. Хотя лодка переключила на него внимание кормовой башни и спарки. Но почему-то залп только из одного аппарата, и от четырёх торпед лодке удаётся увернуться. Эсминец же качается на волнах, окутанный дымом пожара и паром от попаданий в котельное отделение. Один на один лодка бы его легко добила.

Но рядом ещё трое. И их стрельба начинает приносить плоды. Кажется, лодка получила пробоины и начинает оседать носом. Залпы башен уже не такие частые и меткие. Спарка молчит.

Ещё один эсминец радирует, что тонет. Не получил подводные пробоины, а именно тонет.

Кто знает, будь против «Дракона» только эсминцы, он может и отбился бы. Слишком умел, опытен и отчаян капитан. Но среди столбов воды от снарядов «стотридцаток» стали вставать столбы не меньше драконовских.

Зрелище, достойное кисти сюрреалиста — артиллерийский бой подводной лодки с авианосцем. Тяжёлый авианосец «Разрушительный» построен больше двадцати лет назад. Тогда много спорили о составе вооружении недавно изобретённых кораблей. Допускалось, что он может вступать в артиллерийский бой в составе крейсерских эскадр. Крейсерскими орудиями его и решили снабдить. Правда, корабль уже строился, когда до такого додумались. Да и новые башни существовали только на чертежах. Проблему решили простейшим методом, и авианосец обзавёлся батарей, какой обзавидовался любой крейсер — шестнадцать орудий. Правда, расположенных устаревши — в казематах по бортам. Отчаянно борющийся сейчас с пожарами авианосец дождался-таки для себя четырёх двухорудийных башен. Но в результате задержки в постройке, вступил в строй почти на три года позже собрата.

Перед войной хотели поставить корабль на модернизацию, намереваясь, кроме прочего, ликвидировать казематы, оборудовав вместо них ещё один ангар. Не успели.

Комендоры авианосца особых чудес не проявляют, стреляя со средней меткостью. Но многотысяченная громада (обводы подводной части корпуса аналогичны обводам новейших быстроходных линкоров) банально устойчивее как платформа для стрельбы, чем не дотягивающая размерами до тяжелого крейсера, подлодка. Снизившееся было огневое превосходство грэдов вновь становится подавляющим. Универсальный калибр авианосца — те же спаренные стотридцатки, что и на эсминцах. На борт могут бить семь установок. Четырнадцать орудий.

Под градом снарядов, лодки всё таки удаётся развернуться. «Дракон» не пытался уйти. Он разворачивался, стремясь ввести в дело кормовые аппараты, и попытаться достать и второго гиганта. На огонь отвечает всего одна башня. Из второй уже вырывается пламя. Но залп приходится в борт гиганта. Броня казематов выдерживает. К кораблю несётся одинокая торпеда. От неё легко уворачиваются.

Лодка навеки скрывается в морской глубине.

Эсминцы подобрали пятерых из экипажа почти в двести человек. От них узнали — после похода лодка должна была встать на ремонт. Системы продутия цистерн начинали барахлить. Корабль всё-таки построен больше десяти лет назад. Гидросамолёт, правда, остался на берегу. Капитан и так его редко использовал, а тут он ещё и сломался. Системы продутия цистерн и вышли из строя от близкого разрыва глубинной бомбы. Оставалось только аварийное всплытие.

Надвигалась гроза, и самая большая в мире подлодка не могла не выйти в море.

Лодка из похода не вернулась. Но обрела бессмертие.

Фамилию капитана подлодки теперь будет знать каждый мирренский ребёнок. Да и грэдам не мешает помнить, насколько силён и опасен может быть даже обречённый на поражение, враг.

Хм. Вот интересно, что сами миррены о гибели «Дракона» теперь напишут? До этого только один раз «Дракон» упоминался в официальном списке потерь с формулировкой: «тяжёлая подводная лодка „Морской Дракон“ пропала без вести, предположительно погибла». Марина стала внимательно следить за поступающей в школу мирренской прессой. Новости не заставили себя ждать. В толстом иллюстрированном журнале, по сути дела являющемся неофициальном печатным органом императора лично появляется большая статья. Первая страница журнала украшена портретом командира «Дракона» почему-то с погонами контр-адмирала, хотя он погиб каперангом. Сначала Марина подумала, что художники, как обычно, изобразили нечто, имеющее весьма слабое отношение к реальности. Начав читать, понимает журнал хотя и носит полу развлекательный характер, принадлежит вполне себе официальному лицу. «Указы» императора время от времени публикуются. Выборочно, когда надо что-то важное подчеркнуть. Для признания пропавшего без вести официально живым или мёртвым, кроме тех случаях, когда он сам объявляется, требуется официальное решение специальной комиссии. Пока решения нет — человек вроде и не совсем мёртв. В журнале приведён «Указ» Тима V о производстве всего экипажа «Дракона» (приводится поимённый список) в следующее звание. Почему-то ничего не сказано о награждениях. Хотя само по себе такое повышение определённая награда, касающаяся в первую очередь, семей погибших. У мирренов есть традиция — погибший в бою офицер считается автоматически произведённым в следующий чин, чтобы пенсия была выше. Так как официально мёртвым он пока не признан, то при решении вопроса о пенсии будет считаться, что погиб контр-адмирал, следовательно платить будут как семье вице-адмирала.

Потом последовало описание боя. Центральный разворот журнала украшен красочной иллюстрацией последнего боя. Хм. Если сам «Дракон» на себя ещё похож, то с грэдскими кораблями всё как обычно, то есть плохо. Нет, мирренскую домохозяйку, никогда не видевшую не то что кораблей, но даже моря, изображение устроит вполне, но вот помешанной на оружии и военной технике юной грэдской принцессе изображение вовсе не нравится.

Корабль, обстреливающий горящего «Дракона» должен изображать из себя авианосец. Но именно должен, ибо похож он на кого угодно, только не на «Разрушительного», хотя его силуэты есть во всех справочниках и даже некоторых детских книжках. Верно, на грэдских кораблях всегда изображается рельефная красная или золотая пятиконечная звезда. Но звезда присутствует в носу, а никак не посередине корабля. К тому же, флотская звезда всегда двумя лучами вверх, а тут — одним.

Ну, да ладно, мирренов грэды тоже не всегда правильно рисуют. Статью лучше почитаем. Оказалось довольно забавно. Миррен, статью писавший, в кораблях разбирается если и лучше самой Марины, то ненамного. То есть о бое знает ровно столько же, сколько она. Одну и ту же статью читали. Когда там пленные вернутся домой, даже мирренскому богу неизвестно. Так что придётся лепить свою версию на основе грэдской. Марина, конечно, понимает, что грэдская версия боя тоже не факт, что отражает реально происходившее событие. Но тут уж начался безудержный полёт фантазии. Эсминцев стало десять. К ним добавилось два крейсера. Спасибо, что авианосец не удвоили.

Потопленными объявили четыре эсминца и крейсер. Авианосец сделан тяжело повреждённым. Тем более он всё равно погиб в этом сражении, правда значительно позже и при совсем других обстоятельствах. Название крейсера привести забыли. Эсминцы перечисли, благо их номера привели сами грэды. Всё бы ничего, но радировавший, что тонет эсминец не погиб. Марина точно знает, у одного из кавалеров Софи старший брат на нём служит. С течами удалось справиться, корабль вскоре смог дать ход, пережил налёт главных сил авианосного соединения. Даже сбил три самолёта. Стоит сейчас на ремонте.

Добивать пришлось эсминец, кому снаряды «Дракона» разбили котельное отделение. Пламенная речь командира подлодки тоже вряд ли имеет отношение к реальности, во всяком случае, в грэдской статье о ней ничего не сказано.

Даже песню какую-то сочинили и ноты опубликовали. Марина читать не стала. Разделы со стихами она в грэдских-то журналах пропускает, нотной грамотой вообще не владеет. В школе всего музыкального хватает, но раз на отделении, где она учится, ничего обязательного музыкосодержащего нет, то и замечательно.

Отправляется к Эриде. Находит её чем-то расстроенную. Заодно, обнаруживается и журнал с портретом кап… ой, нет теперь уже контр-адмирала на обложке. Только сейчас вспоминает, что журнал-то один из любимых Эр. Не из-за политики, она про войну читать не любит. Читает только статьи по искусству, да и просто любит красивые фотографии и рисунки.

— Что грустная такая? Обидел кто?

— Нет, Марина. Я сама расстроилась. Стихи грустные прочла.

— Где?

Кивает на журнал. Вот те раз!

— Ты их тоже читала? Там ещё музыка есть…

— Нет, этого я не читала.

— Хочешь, я их тебе расскажу. Я их выучить успела уже.

Читает Эр по-мирренски, обе языком владеют блестяще. Мотив Марина узнаёт сразу. «Песня о погибшем корабле». Считается грэдской народной. Марина знает несколько иное. Песня пришла из другого мира. Возможно, даже принесена императором. Во всяком случае, когда Кэрдин обвиняла его в «авторстве», он не отказывался. Но про погибший крейсер говорил: «Песня сюда до меня пришла. Я был поражён, когда услышал здесь „Последний парад наступает“. Кто принёс, я не знаю. Тут всё по-другому. И одновременно, так же». Марина потом прочла про погибший корабль. Не то, чтобы сильно впечатлилась. Оба врага фактически не могли поступить по-иному. И бой бы она прекратила точно также, ибо Сордар уже объяснил ей, что чем дольше идёт бой, тем призрачнее шансы у корабля с меньшим количеством орудий нанести повреждения более крупному. Попытайся сбежать, умирай или сдавайся. Вот только крейсер Марина бы взорвала, ибо прекрасно знает — затопленное поднять можно, взорванное собрать обратно — нет.

У Эр даже осанка изменилась. Только сейчас чётко заметно, насколько же она стройна.

Наверх поднимаемся. Все по местам!

Последний наш бой наступает.

Врагу не сдаётся наш гордый Дракон,

Пощады никто не желает.

Торпеды несутся, к орудью — снаряд

Цистерны уже продувают

Готовятся к бою орудия в ряд

Глубины морские взрывая.

В последний раз мы в битву пойдем,

Навстречу грядущей нам смерти.

За родину в море открытом умрем,

Где ждут красно-чёрные демоны.

Свистит и гремит,

И грохочет кругом

Гром пушек, шипенье снарядов.

И стал наш бесстрашный и гордый «Дракон»

Подобен кромешному аду.

В предсмертных мученьях

трепещут тела,

Гром пушек, дым и стенанья,

Охвачен корабль уж морем огня,

Настала минута прощанья.

Прощайте, товарищи, с богом, барра!

Кипящее море под нами.

Не думали мы еще с вами вчера,

Что нынче умрем под волнами.

От мирренского боевого клича Марина даже похолодела слегка. Уж очень энергично у неё получилось. Клич когда-то был грэдским. Во времена Архипелага. Подражание рёву диких слонов. Бредивший древними грэдами Тим I ввёл в своей армии этот боевой клич. Прижилось.

Не скажет ни камень, ни наша звезда,

Где смерть нас нашла

Во славу мирренского флота.

Лишь волны морские

Прославят вовек

Геройскую гибель «Дракона».

Когда Эр закончила читать, на глазах у неё слезы. Да и Марину проняло. Когда читаешь текст это одно, а когда слышишь — нечто совершенно другое. Особенно, если читают с чувством.

— Тебе понравилось?

— Да. Сильно. — Марина очень серьёзна.

— Они все погибли. Я не знаю, как относиться к ним. Они враги. Но где-то начинаешь их понимать.

— Брось-ка ты эти мысли, Эр, насчёт понимания.

— Но они… Что с ними случилось.

Эр в своём репертуаре. Прочла только то, что ей надо было. Как, впрочем, и Марина.

— А ты не знаешь?

— Сказано, что посвящается памяти героически погибшей в неравном бою подводной лодки «Морской Дракон». Больше не знаю ничего.

— Потоплена огнём авианосца «Разрушительный», — как и следовало ожидать, Эр совершенно не реагирует на уникальный факт, — в плен захвачено пять человек.

— Жалко их.

Марина слегка обалдевает.

— Кого «их»? Это был один из лучших подводников! Он столько наших кораблей потопил! Хорошо хоть он был клиническим волком-одиночкой, и больше, чем одной лодкой, причём не какой-нибудь, а именно этой, командовать просто не мог.

— Мне всех жалко. Наших, их. Все они жить хотели. Теперь их нет. Эр, это ведь не новая мирренская песня, это старая наша.

— Она не наша. Пришла из непонятных миров. Она уже и их, и наша, и мирренская. У мирренской совсем другая музыка.

— Ты же не слышала.

— Я прочитала. Там же были ноты. Я вижу, как что звучит. Наша песня — чётко на мужские голоса. А эту может исполнить и женщина. Так, что все плакать будут.

Контр-адмирала, никогда им не бывшего, явно решили сделать главным героем битвы. Что информацию о герое им подарили победители как-то неважно. Министерству пропаганды дали материал и велели работать. Они и стали, да так, что на другом конце материка слышно было. Примерно полмесяца после выхода памятного журнала с портретом. И началось. Первым делом Тим пожаловал потомственное дворянство всему экипажу лодки. За предыдущие годы правления Тим пожаловал дворянство 652 лицам. Тут разом принималось почти двести, правда на церемонии из них никто не присутствовал. Право на титул получали супруги погибших и дети, родившиеся в законном браке. Всех посмертно наградили следующими степенями военного ордена, ибо хоть одна степень и так у всех была. Сложности возникли только с последней наградой контр-адмирала, все степени военного ордена у него уже были. В итоге специально для него учредили Отличную Первую степень с мечами, короной, золотым венком и якорем.

На церемонии не было только одного человека, чьё присутствие там было в принципе, обязательным. Грэды вытаскивали на палубу этого матроса уже с оторванной до колена ногой. В госпитале пришлось ампутировать правую руку. Он ослеп на один глаз да и второй стремительно терял зрение. Из циничного прагматизма (зачем кормить в плену человека неспособного работать) плюс не менее циничных пропагандистских соображений (вот, мол поглядите, как мы к некомбатантам хорошо относимся) его в торжественной обстановке освободили и препроводили на территорию посольства нейтральной страны, представляющей мирренские интересы. О его освобождении Марина знает из газет. Знает и что Тим всегда проводит церемонию в одну и ту же дату — на следующий день после празднования Дня Коронации. Но инвалид-матрос, добиравшийся до дома самой кривой из возможных дорог к этому дню не успевал. Конечно, сойди он на берег в любом мирренском порту, в столице бы оказался бы через несколько часов — флот изыскал бы самолёт. Но до порта ещё добраться надо. Лайнеры через океан больше не ходят — военными транспортами стали. Летают над морями предвестниками новых бед только многомоторные летающие лодки-разведчики. Им нет дела до тех, чьи судьбы война уже сломала.

Церемония проходит точно в срок. Матроса на ней не было. Марина уж злорадно обрадовалась. Ненадолго. Матрос добрался до столицы только через четыре дня. На следующий Тим назначил ему аудиенцию и наградил орденом.

Ну и как последний акт истории «Вестник Военного ведомства» опубликовал документ. «О пропавших без вести членах экипажа тяжёлой ПЛ „Морской Дракон“».

Слушали.

Постановили: признать — далее список — с доблестью павшими при защите веры, родины и императора. Признать — совсем короткий список — попавшими в плен по причине полной утраты средств к сопротивлению. Признать — одна фамилия — полностью утратившим возможность добывать средства к существованию в виду ран и увечий полученных при защите родины, веры и императора, назначить ему пенсию в соответствии с его достоинством, званием и заслугами.

Ещё Марина решила, что запуск в оборот истории с «Драконом» сделан не просто так. Без вести пропавших ПЛ с обеих сторон уже предостаточно. Добавилась бы ещё одна. Связаться со своими «Дракон» не успел. А эскадра теоретически могла атаковать и другими проливами. Однако же, написали. Отдали дань уважения мужеству врага? Ага, счаз! Марина уже большая, в сказки не верит. Тем более, что несмотря на весь героизм «Драконовский» сражение мирренами безусловно проиграно. Статья, скорее всего, тончайший намёк на потенциальную возможность прекращения вооружённого противостояния, уже стоившего сторонам огромных жертв. Не исключено, что сейчас подобные намёки делаются и по другим каналам. Эта же статья намёк для всех, умеющих между строк читать.

Такой же намёк и статья в Тимовском журнале. Точнее, даже не столько статья, сколько песня. Бездарных редакторов Тим у себя не держит. Военная цензура высшей инстанции — как раз он сам. Так что раз за основу песни о гибели лодки взяли грэдский, по общепринятой версии, текст, то это явно не просто так сделали.

— Марин, тут сказано, что он госпитальный корабль потопил. Так разве делают?

— А что такого? Раз военно-морской флаг есть — топим всё, что плавает. Тут миррены не лучше нас, а мы не лучше них.

— Там же раненые…

— Там, в первую очередь, подготовленные солдаты, имеющие какой-то боевой опыт, плюс чуть ли не самый сложно возобновляемый во время войны персонал — подготовленные врачи, их дольше всех учить надо. Госпитальный корабль — желанная, более того, весьма ценная добыча. Только так уж легко не возьмёшь.

— Почему?

— Сама смотри: если на театр идёт, то по одиночке только переоборудованные лайнеры ходят, они очень быстрые, рейдеры в наши зоны мирового океана уже не лазают, а подлодке такую махину перехватить сложно. Идя на театр, всегда везёт подкрепление. Если же в состав конвоя включён, то конвой из самых быстроходных транспортов с самым сильным эскортом. Когда на театре — место, где стоит охраняют, наверное, даже лучше, чем порт, где боеприпасы выгружают. Если загружен, и обратно идёт — меньше четырёх-шести эсминцев в эскорте нет. Конечно, если какая подлодка такой конвой увидит, то попытается атаковать. «Стаю» навести сложно — лодки они того, не очень скоростные. Под водой особенно. Так что, потопленный госпитальный корабль — признак или умения капитана подлодки, или раздолбайской противолодочной обороны.

— Марина, — очень негромко Эр говорит. Серьёзна страшно, — неужели ТАМ и в самом деле ТАК, как ты говоришь?

— Как «так»? То, что я тебе сказала, считай, азы морской войны. В любой книжке прочитать можно. Оборвёшь коммуникации — войны в колониях можно заканчивать. В тропиках, да и других местах без боеприпасов много не навоюешь. В тропиках, к тому же, ещё и медицина хорошая нужна — там и сейчас от болезней потери чуть ли не выше, чем от врагов. Правда, нам там чуть легче — южные грэды большинством тропических болезней не болеют. А мирренам чёрных солдат брать неоткуда — их полицейские части из колоний на современное оружие не переучишь. Прочие там вообще неграмотны и чуть ли не людоеды. Хотя, и таких использовать пытаются, пусть и в качестве носильщиков. Правда, сейчас ещё кой до чего додумались: вроде бы боевые отравляющие вещества разрабатывают, что на кожу чёрных действуют, а белых — нет. Может, правда, а может, врут, у нас про то, что они в колониях на людях эксперименты ставят, далеко не самая надёжная газета писала. Хотя… миррены они такие, может и ставят. С них станется. В прифронтовых районах усилены санитарные и карантинные меры — опасаются, что они начнут биологическую войну. Ну, знаешь там, контейнер с чумными блохами или крысами сбросить. Кстати, этого стоит опасаться не только там. Их разведчики много куда забираются. Контейнер такой весит не сильно много, если его с парашютом скинуть. Ка-ак начнут расползаться… — скорчив гримасу, Марина растопыривает руку, словно лапки паук. Эффект незамедлителен, — Эр, что с тобой!?

У той глаза с блюдце, приваливается к стенке. Марина хватает её за руку, лихорадочно вспоминая правила оказания первой помощи. Эр неловко, словно пересиливая боль, улыбается.

— Ничего. Сердце прихватило. И так не очень, да плюс я расту. А ты такие ужасные вещи говоришь.

— Что у тебя от сердца? Где?

— Ничего. Это от того, что расту я. Было уже так.

— Точно всё в порядке?

— Да. — Эр выпрямляется. Рукой за грудь держится.

— Извини, не хотела тебя пугать. Само так получилось.

— Я знаю. Ты, как обычно, только правду сказала. Почему в мире столько плохого? Я много не поняла, из того, что ты говорила. Но одно ясно — люди друг на друга уже, как звери охотятся. Уже вытравливать друг друга, словно вредных насекомых, готовятся. Зачем всё это? У моего отца есть всё, у твоего — тем более. У мирренского Тима вряд ли меньше. Зачем им ещё что-то? Ведь гибнут, в основном, те, у кого и так ничего нет. Динкерт помнишь?

Она уехала воевать. Даже и не знала, что я тот её рапорт украла. Написала «Тупо хочу мстить!!!». Даже бумага в том месте порвана была. Ещё написала… Она извинялась, представляешь, извинялась передо мной, что, представляешь, вынуждена уйти! Писала: «о вашей безопасности и без меня есть кому позаботиться. А за них некому уже мстить, кроме меня. Их отец тоже убит. Бомба уничтожила зенитку на „Елизавете“. Вы не знали, но я сама — диверсант. И миррены. ВСЕ! Скоро оч-чень пожалеют, что убили моих родных».

Марина молчит. Что там Динкерт Эр говорила, она не знает. Вот только с самой Динкерт знакома куда лучше, чем Эр думает. Саргон её в Загородный приглашал. Она учила Марину драться. Показывала ей кое-что из своих диверсантских штучек. Особой дружбы не сложилось, но к Динкерт она относилась неплохо. Та же привыкла хорошо делать любое порученное дело. Зимой, у Эр, хотелось даже повидаться с ней. Но Динкерт была на посту. Потом Марина уже всё знала. Для себя решила — если человек в беде, а сказать или сделать ничего не можешь, лучше к человеку просто не лезть. Она и не полезла. Потом она видела её стоящей на часах у личных покоев Херта. Золотой значок личного гвардейца. С момента прошлой встречи Динкерт серьёзно повысили. Но с другой стороны, на часах стоят наказанные за что-то, не должное выйти из пределов казарм и не дающее повода усомниться в верности. С часовым разговаривать нельзя. Марина знает. Динкерт, похоже, хотела видеть вовсе не Марину. Ей реально нужен кто-то, реально покушающийся на соправителя или Эр. Враг, с кем можно сцепиться насмерть. Динкерт тогда хотела крови. Ей хотелось убивать.

Загрузка...