Когда Люси звонила в отдел по расследованию убийств, Макки находился в пустой школе на Шайнбоун-аллее, где проводился эксперимент, практически подтвердивший, что Вера Тримли, девушка с лицом испуганного кролика, ненавидевшая Барбару Бэрон, не могла приложить руку к её смерти. Из Шайнбоун-аллеи он отправился в дом Хью Бэрона на Шестьдесят третьей стрит.
Вместе с ним поехали Пирсон и Фернандес. У помощника медицинского эксперта был выходной, и он старался уговорить шотландца с ним поужинать.
— Крис, пара часов отдыха никак не подорвут вашу работоспособность. А насколько я могу судить, вы практически не спите с той минуты, как эта красотка упала с балкона. По-моему, она того не стоит.
Макки рассеянно протянул:
— Поужинать? Возможно. Не знаю, может быть, позже.
Позади у него был длинный, трудный и непродуктивный день. Он снова шаг за шагом перепроверял все имевшиеся к этому моменту улики. Он допросил не меньше пятидесяти человек, стремясь воссоздать точную картину того, что происходило, когда Вилли Клит доставил Филиппу Монтану записку Барбары Бэрон. И не смог обнаружить никого, кто бы видел, что Вилли где-то задержался или кто-то перехватил записку.
Когда Фернандес снова стал настаивать, Макки отмахнулся:
— Нет, не сейчас. Я должен посмотреть…
— Что посмотреть? — нетерпеливо переспросил эксперт.
— Посмотреть, смогу ли я что-нибудь сделать, чтобы разрушить комбинацию, которая задумана в доме на Ривердейл, — мрачно буркнул шотландец. — Каждая минута, проведенная этими людьми вместе под одной крышей, представляет потенциальную опасность, если Монтан невиновен и один из этих людей — преступник. Мне это не нравится. Слишком много мы оставляем на волю случая.
— О Монтане по-прежнему ничего?
— Нет, — сказал Макки, — и сейчас меня это не слишком волнует. Он сам вернется.
Капитан неодобрительно поджал губы. Фернандес рассмеялся.
— Вам нужно послушать, что говорит об этом Двейр. Он утверждает, что с одной стороны вы — глупец, а с другой — фокусник и любите держать все в секрете и вытаскивать кролика из шляпы в самом конце под звуки фанфар.
— Правда? — усмехнулся Макки.
— Да, — кивнул Фернандес. — Он настаивает, что вы утратили всякое представление о действительности, и что вам следовало бы потребовать себе мантию покойного Эдгара Уоллеса, которую он решительно и бесповоротно готов вам предоставить. Может быть это связано с тем, что ему вырвали пару зубов, но он очень зол на Монтана.
Макки безразлично пожал плечами и вышел из машины. Пожилая миссис Брембл, домоправительница Хью Бэрона, провела их в дом на Шестьдесят третьей стрит, который был лишь немногим менее ухожен, чем соседние. По просьбе Макки она поднялась вместе с ними в кабинет Хью Бэрона. Комиссар вежливо сказал ей:
— Мне хотелось бы, чтобы вы поднялись вместе с нами, миссис Брембл, чтобы вы могли видеть, что мы будем делать, и убедились, что мы все оставим в полном порядке. — При этом он не упомянул, что возможно позже ей придется выступить в качестве свидетельницы на суде.
Миссис Брембл была тронута и смущена. Ей понравился высокий вежливый мужчина в хорошо скроенном шерстяном костюме. Он должен был делать то, что ему положено, но при этом не вел себя грубо и резко. Он был джентльменом и знал, как вести себя с леди.
Фернандес бродил по комнате, разглядывая корешки книг в книжных шкафах. Миссис Брембл села в кресло в сторонке, а Макки и Пирсон методично осмотрели письменный стол Хью Бэрона. Там не оказалось ничего интересного, если не считать комбинации, позволяющей открыть большой зеленый сейф, вделанный в стену.
Макки опустился на колени и повернул ручку, замок щелкнул и дверца открылась.
Хью Бэрон был аккуратным человеком. Все содержимое двух полок было посвящено делам Титуса Фэрчайлда, так как он представлял комитет, управляющий его делами, комитет, состоящий из одного человека. На первой полке лежали счета, квитанции за ремонт, данные о выплате заработной платы, квитанции о плате за содержание дома, оплаченные счета; на второй полке закладные, банковские документы, акции и облигации.
Шотландцу не представило труда найти то, что он искал. Он достал конверт, на лицевой стороне которого было написано: «Титус — последняя воля», и вынул из него документ.
Тот был озаглавлен: «Последняя воля и завещание», после этого следовали обычные вступительные формулировки. «Я, Титус Фэрчайлд, находясь в здравом уме и твердой памяти, этим документом провозглашаю свою последнюю волю» и т. д.
«Во-первых»… — Макки пропустил распоряжения Титуса относительно уплаты долгов и выделении средств на похороны и перешел дальше.
«Во-вторых, я выделяю и завещаю четыре тысячи долларов моему брату Джордану Фэрчайлду.
В-третьих, я поручаю, чтобы все оставшееся после меня имущество было разделено на две равные части. Одну из этих частей я завещаю Дэвиду Инглишу, племяннику моей покойной жены. Вторую часть я завещаю Хью Бэрону, племяннику моей покойной жены.
В-четвертых, этим документом я назначаю Хью Бэрона распорядителем моего состояния и поручаю ему выполнять эти обязанности без вознаграждения.
В-пятых, я уполномочиваю моего распорядителя закладывать, сдавать в аренду и продавать любое недвижимое имущество, которым я буду владеть на момент моей смерти.
В присутствии свидетелей документ подписан собственноручно и скреплен печатью десятого марта 1919 года.»
Документ был подписан Титусом Фэрчайлдом; все необходимые юридические формальности и правила насчет свидетелей были соблюдены.
Шотландец стоял на одном колене перед открытым сейфом, держа документ в руках, Пирсон и Фернандес читали через его плечо. Они давно закончили чтение и замерли в ожидании, но Макки не шевелился. Он снова вернулся к первой странице и стал медленно её перечитывать. В нем произошла какая-то необъяснимая перемена: все тело, руки, шея словно окаменели. Согнувшись перед сейфом, он производил впечатление охотничьей собаки, лениво бежавшей по полю и неожиданно наткнувшейся на птицу таких огромных размеров, что она не знает, что дальше делать.
Фернандес взглянул на Пирсона, тот молча кивнул.
Инспектор что-то нашел, что-то несомненно очень важное. В такой момент мешать ему не следовало. Однако миссис Брембл не понимала этой охоты, ставкой в которой были жизнь или смерть, разыгрывавшейся в такой непосредственной близости от неё в стенах этого небольшого комфортабельного кабинета, где тишину нарушало только прерывистое дыхание капитана и шорох юридических бумаг. Она с воодушевлением заговорила:
— Вы знаете, что интересно? Когда вы меня расспрашивали, я как-то не подумала об этом. Но примерно за месяц до своей гибели Барбара Бэрон сделала то же самое. Мистер Хью страшно рассердился и крупно с ней поговорил.
Макки небрежно и тихо спросил:
— А что вы имеете в виду, когда говорите, что она сделала то же самое? Она тоже прочитала завещание?
Миссис Брембл кивнула.
— Да. С ней был её молодой человек, юрист, племянник судьи Коттета как бишь его зовут-то — Питер. Да, правильно, Питер Коттет. Она как раз показывала Питеру завещание, когда вошел мистер Хью. Я была в холле и слышала, о чем они говорили. Он чертовски отругал её. Он…
Миссис Брембл запнулась и с трудом удержалась от вскрика. Макки вскочил и одним махом очутился возле телефона, находившегося от него в десяти футах, сорвал трубку и торопливо набрал номер телефона в доме Титуса Фэрчайлда. Ответом ему было молчание. К телефону никто не подошел.
Он не стал ждать, подвинул телефон Пирсону и сказал:
— Дозвонитесь. Свяжитесь с этим домом и позовите Люси Штурм. Пусть она позовет наших людей, которые караулят снаружи. Пусть соберут всех, кто находится в доме, и держат их вместе, пока я не приеду. Пошли, Фернандес. И, не попрощавшись с удивленной и испуганной домоправительницей, он выбежал из комнаты, спустился вниз и помчался по тротуару.
Шофер за рулем «кадиллака» увидел его и открыл дверь. Макки сказал только:
— К дому Титуса Фэрчайлда в Ривердейл — и побыстрее, — прыгнул в машину и откинулся на спинку сиденья, кусая пальцы и пристально вглядываясь в ветровое стекло, пока они, расчищая путь сиреной, набрали скорость, проскочили несколько перекрестков на красный свет и наконец выехали на скоростную автостраду.
Фернандес крепко надвинул шляпу на голову. Ветер свистел у него в ушах, желудок буквально взбунтовался. Он подступил было к горлу, пытаясь выскочить, потом передумал и начал метаться слева направо за ребрами. Эксперт совершенно ничего не понимал и был словно в тумане. Он прочел завещание очень внимательно, и уже раньше слышал о его содержании от Макки, причем этот рассказ не слишком отличался от слов Хью Бэрон. После смерти Титуса четыре тысячи долларов переходили его брату Джордану, а остальная часть состояния двумя равными частями к клану Бэронов — Инглишей.
Так в чем же было дело, зачем Барбаре Бэрон понадобилось за месяц до гибели знакомить с завещанием молодого юриста, и что так взволновало шотландца?
Фернандес решился спросить инспектора. Пришлось кричать, чтобы быть услышанным. Не отрывая взгляда от дороги, Макки сказал:
— В завещании ничего нет — в этом все и дело. Все заключено всего в четырех словах.
— В четырех словах? Каких четырех словах?
— Не мешай, я думаю.
Медицинский эксперт вздохнул. Обрыв с жилым домом наверху надвинулся на них с такой ужасающей скоростью, что он уперся ногами в пол, вжался плечами в сидение, вцепился изо всех сил в ручку и закрыл глаза.
Потом все оказалось проще простого, как это всегда бывает с неразрешимой загадкой, когда вы знаете ответ. Но тогда, по дороге в Ривердейл, загадка оставалась неразгаданной, занавес ещё не поднимался.
Примерно в то время, когда Макки входил в кабинет Хью Бэрона, Люси Штурм собиралась уйти из дома в церковь. Титус выпил снотворное, миссис Карр сидела возле него в большой слабо освещенной спальне, наполненной запахом хвойной живицы. Он был очень слаб, и у него осталось слишком мало плоти, чтобы его согреть, так что все окна плотно закрыли. За ними раскачивалась и шумела под порывами ветра плотная стена зелени.
Выйдя на крыльцо и спускаясь по ступенькам, Люси вздрогнула, настолько это её поразило. Вместо мая вполне мог быть март, ледяной ветер не давал заметить разницы. Также никакой разницы не давал и уход Люси. Ну разве что, останься она дома, события приняли бы несколько иной оборот.
Машина Артура Инглиша стояла перед домом. Он привез Хью Бэрона и свою жену. Джордан поехал на старом «паккарде» Титуса, рядом с ним сидела Норма Дрейк, а на заднем сидении устроились Люси и мисс Карлайл. Оливия Рен, которая приехала несколько минут назад, огромная фигура, завернутая в кокон из пелерин и шалей, уже исчезла, прихватив с собой Найрн Инглиш.
После четверти часа езды по сельской местности мимо крупных поместий, которых не коснулось прошедшая к востоку шоссе, они добрались до места. Маленькая каменная церковь стояла на склоне крутого холма, спускавшегося к излучине реки. Внизу виднелись железнодорожная станция и городок, представлявший отсюда беспорядочное нагромождение крыш. Церковь была освещена и священник, худой седоволосый мужчина в белой рясе поджидал, когда они минуют вестибюль и войдут внутрь.
Достопочтенный Генри Эдмонд мог себе позволить ждать: больше ему особо нечего было делать. Он пребывал здесь исключительно благодаря деньгам Титуса Фэрчайлда. В дни массового наплыва верующих вся его паства состояла из сорока или пятидесяти человек, старинных обитателей городка, ходивших сюда уже много лет.
Жесткие деревянные скамейки с тонкими красными подушечками на них, неф в углублении, окна с прелестными витражами, тихо играл весьма неплохой орган. Началась служба. Прошло добрых пять минут, прежде чем медсестра обнаружила отсутствие Найрн Инглиш. Она оглянулась туда, где должна была бы сидеть девушка, рядом с Оливией Рен на одной из задних скамеек. Мисс Рен была там, но Найрн исчезла.
Джордан Фэрчайлд сидел слева на передней скамье, Норма Дрейк и Джоан Карлайл позади него, Инглиши и Хью Бэрон справа на передней скамье — Найрн Инглиш в церкви не было.
Ее охватила паника, накатила какая-то черная волна. Она встала со скамьи, вышла в проход и остановилась возле Оливии Рен.
— Где мисс Инглиш?
Огромная невозмутимая старая леди холодно подняла на неё глаза.
— Кто вы такая, моя милая?
Люси Штурм схватила Оливию Рен за плечо и тряхнула.
— Где она?
Выражение лица Оливии Рен изменилось, она нахмурилась и пробормотала:
— Не знаю… Она вышла из машины по дороге сюда, но я не имею ни малейшего понятия, куда она направилась.
Торжественный голос преподобного Эдмонда умолк, все головы начали поворачиваться к ним. Люси не стала ждать. Она бросилась к дверям, и те с мягким стуком за ней закрылись.
У Артура Инглиша был «бьюик». До того ей никогда не приходилось водить «бьюик», но это и не понадобилось. На другой стороне дороги из-за поворота показался «форд». За рулем сидел один из людей Макки, которого она знала. Когда она бросилась к нему, парень нахмурился.
— Я работаю на инспектора, — закричала она. — К дому Титуса Фэрчайлда, и побыстрее. Это очень важно.
Детектив просигналил стоявшему перед ним грузовичку булочника, сказал:
— Очень хорошо мисс, садитесь, — запустил мотор и нажал на газ.