Невидимые империи [Тайные общества старого и нового времени на Западе]

Вольные каменщики

По словам Виктора Гюго, в средние века все серьезное, о чем думали люди, они воплощали в камне. Отсюда и значение, которое имела профессия мастера-каменщика (по английски — масона), хранителя профессиональных секретов, позволявшая создавать величественные соборы, замки и крепости. Профессия строителя заставляла его подолгу жить вдалеке от семьи и дома. Каменщики в таких случаях селились компанией, насчитывавшей от 12 до 20 человек. Постройки, служившие им кровом, назывались ложами (французское loge, английское lodge) — временное помещение, хижина. Первые такие ложи были созданы около 1212 г. в Англии и в 1221 г. в Амьене, во Франции.

Члены возникшего много позднее масонского ордена называли себя «франкмасонами». Первая часть этого названия тоже явно средневекового происхождения. Словом «франк» обозначались лица, освобожденные от несения определенных повинностей по отношению к феодальному сеньору, королю, а также городских властей. Именно франкмасоны были освобождены от обязанностей, которые налагались городом (например, от несения караульной службы) и от которых не были избавлены другие каменщики и строители. Масоны высшего класса входили в ложи, признавшие главенство Великих лож и имевшие свои статуты. В 1275 г. в Страсбурге собрался тайный съезд масонов. Последний из таких съездов германских масонов состоялся в Страсбурге же в 1564 г. Различные документы, освещающие деятельность английских лож, восходят к XIV и XV столетиям. К сожалению, многие источники были сожжены 24 июня 1719 г. одним из основателей современного масонства— Великим магистром Великой ложи пастором Дезагюлье, так как эти бумаги были, по его мнению, слишком проникнуты < папистским духом» (т. е. исходили от католиков) и могли поставить под сомнение статуты новой организации в протестантской Англии.¹

Еще в средние века в союзы допускали представителей тогдашнего ученого мира, которые выступали в роли покровителей, а иногда и капелланов тайного общества. Среди них могли быть и еретики — катары или тамплиеры. Союзы не отказывали им в помощи, укрывали их, когда они стали подвергаться жестоким гонениям.

Союзы каменщиков были объединением строителей храмов. Весь мир представал перед ними как склад материалов и площадка для строительства. Целью союза, по мысли его участников, могло быть не только строительство материального храма из камня как места собрания верующих, но и работа по созданию вечного, духовного храма. В этом случае членами одного Братства выступали как те, кто участвовал в работе посредством своих рук, так и те, кто способствовал делу творческими усилиями своего духа. Глава организации как бы объединял всех, кто способствовал достижению цели физическим или умственным трудом. А труд этот казался им продолжением творения самого бога, осуществлением его целей, раскрытием в виде символов скрытых тайн природы, объединением того, что оказалось в мире разъединенным, и, напротив, разъединением того, что не должно было оставаться слитым воедино.

В рядах союзов оказывались и религиозные мистики, пытавшиеся перевести свои мечтания на язык таинственной каббалы или столь же загадочной алхимии (превращение свинца в золото рисовалось им как преображение человека, раба темных страстей, в подлинное подобие божье)². Впрочем, надо добавить, что соображения по поводу проникновения в эти союзы мистиков различного толка, высказываемые в новейшей исторической литературе, по большей части носят характер догадок, недостаточно подкрепленных точно установленными фактами. Да и трудно ожидать, что отыщутся безусловные свидетельства в источниках относительно такой особо тщательно скрывавшейся стороны деятельности секретных союзов.

Ложи каменщиков постепенно выделились из средневековых цехов как особые организации, отличные не только по своему назначению, но и по составу их участников. Еще во второй половине XVII в. в ряде мест в Англии и Шотландии утвердился обычай вступления в ложи людей, совершенно чуждых цеху и ремеслу. Среди них были представители дворянства и буржуазии. Многих привлекали в ложи мода, любопытство, интерес к красочному ритуалу заседаний, иногда тщеславное желание выступать патроном «братьев», стоявших ниже на социальной лестнице. Отсюда и возникло понятие наряду с «практическим масоном» (т. е. строителем, профессионально связанным с цехом) «духовный масон», занятый «нравственным строительством» и являющийся носителем тайных знаний.

Первое документально засвидетельствованное сообщение о вхождении в ложу непрофессионального каменщика, которым располагает наука, относится к июню 1600 г., когда в Шотландии в ряды масонов был принят лорд Джон Босуэлл, принадлежавший к одной из наиболее знатных дворянских фамилий Шотландии.

Любопытной фигурой раннего масонства (а, может быть, точнее — переходного от средневековых союзов к ордену, созданному в XVIII в.) был уже упоминавшийся Эшмол. Оксфордский ученый, он вел дневник, который позволяет установить, что уже в середине XVII в. существовал обычай принимать в ложи лиц, не являвшихся «практическими масонами», т. е. профессиональными строителями. Под 16 октября 1646 г. Эшмол записал: «Я стал франкмасоном в Уоррингтоне в Ланкашире в 4 ч 30 мин. пополудни». Под 10 марта 1682 г. в дневнике отмечено: «Я получил извещение о явке в ложу, заседание которой состоится завтра в доме масонов в Лондоне». Эшмол отправился на заседание около полуночи и был допущен, по его словам, в Ьратство франкмасонов. «Я был, — продолжает он, — среди них старшим членом Братства (минуло уже 35 лет со времени принятия меня…)». Эшмол был роялистом по своим политическим симпатиям.

Друг Эшмола, розенкрейцер Роберт Морей, был принят в 1641 г. в масонскую ложу в Эдинбурге. «Практическим масоном» был знаменитый архитектор короля Карла II Кристофер Врен. Небезынтересным фактом является то, что «принятым» масоном Эдинбургской ложи каменщиков был республиканский генерал Монк, который в 1660 г. стал главным организатором реставрации Стюартов.

Масонские ложи имели какую-то с трудом прослеживаемую, да и маловажную по сути дела связь со средневековыми цеховыми организациями рабочих-каменщиков в Англии и Шотландии. Отсюда возникла и форма организации, и система тайных знаков и символов, с помощью которых члены этих, по обычаю времени, секретных союзов могли узнавать друг друга, отличать мастера от простого подмастерья или ученика. Реальная предыстория ордена имеет мало общего с его легендарной родословной, возводимой к библейским временам.

… В Библии сказано: «И послал царь Соломон, и взял из Тира Хирама, сына одной вдовы из колена Неффалимова. Отец его, тирянин, был медник. Он владел способностию, искусством и умением выделывать всякие вещи из меди. И пришел он к царю Соломону, и производил у него всякие работы…

И поставил столбы к притвору храма; и поставил правый столб и дал ему имя Иахин, и поставил столб левый, а дал ему имя Воаз» (I Кн. царей, VII, 13–14, 21).

Этот библейский рассказ послужил источником для легенды о Хираме — строителе храма. Хирам разделил всех рабочих на три разряда, чтобы получали они вознаграждение в соответствии со своими талантами и усердием. Каждый разряд имел свои собственные отличительные знаки, жесты и слова, служившие паролем. Но вот трое подмастерьев решили любой ценой узнать у Хирама пароль, который сообщался только мастерам и называя который они получали свое жалованье. Заговорщики подстерегли Хирама в храме, где он проверял качество проделанных работ, и закрыли все три выхода. Хирам подошел к южному выходу и натолкнулся на первого из подмастерьев, который, угрожая ему смертью, потребовал назвать пароль. Когда Хирам отказался, злодей нанес ему удар деревянным молотом в левое плечо, Мастер попытался спастись через западный выход, но там его поджидал второй убийца, также потребовавший открыть тайну и после отказа ударивший его молотом в правое плечо, сбив с ног. Хирам еще имел силы добраться до восточного выхода, однако здесь его настиг третий злодей. Хирам не мог не понимать, что за отказ назвать пароль мастеров ему придется поплатиться жизнью. Но он предпочел смерть измене своему долгу. Действительно, третий удар оказался роковым. Преступники поспешили скрыть следы своего злодеяния. Поскольку было еще светло, они спрятали труп под кучей камней, а вечером закопали его на одном из окрестных холмов.

Через семь дней царь обеспокоился отсутствием вестей от Хирама и поручил отыскать его. Девять мастеров разделились на три группы, и каждая из них направилась через три выхода из храма по трем направлениям в поисках пропавшего строителя. Тщетно они окликали его, никто не отзывался. Вскоре, однако, мастера, которые покинули храм через восточный выход, увидели яркий свет на холме. Добравшись до этого места, они присели отдохнуть. Вдруг они заметили, что земля была лишь недавно вскопана. Разрыв яму, нашли в ней мертвое тело и по золотому кинжалу, который носил как украшение Хирам, узнали убитого строителя храма. Горестными криками они призвали к себе находившихся неподалеку своих шестерых собратьев, которые тоже опознали тело. Мастера заподозрили подмастерьев в убийстве Хирама. Однако им было неведомо, удалось ли убийцам вырвать у своей жертвы тайное слово. Не будучи уверенными в том, что Хирам унес эту тайну в могилу, мастера решили не использовать старый пароль и заменить его новым.

Посадив на месте захоронения ветку акации, они вернулись с горестным известием к Соломону. Царь приказал перенести тело строителя в храм. В этой церемонии приняли участие все мастера. Те девять, которые обнаружили могилу, обозначенную затем ими веткой акации, первыми вернулись на это место. Когда один из них хотел поднять тело и коснулся рукой указательного пальца убитого, то кожа на нем отделилась от костей и осталась в руке. Другой мастер взялся за средний палец, но и здесь кожа отделилась от скелета и осталась в руке. Третий мастер пытался тронуть запястье — и опять мясо отделилось от костей. Тогда он воскликнул: «Мак бенаш!», что означает «труп истлел». Наконец общими усилиями тело доставили в храм. Надев на себя знаки мастера, они покрыли свои руки белой тканью — свидетельство того, что не они виновны в убийстве строителя храма. Похороны были торжественными, и царь распорядился, чтобы в могилу положили трехгранный золотой клинок, на котором был выгравирован новый пароль мастеров. Все мастера выстроились вокруг могилы, и тот, кто первым приподнял на холме Мертвое тело, сказал стоявшему справа: «Мак бенаш», с тем чтобы это слово переходило от мастера к мастеру — так оно и передавалось из поколения в поколение…

Исследователи тщетно пытались выявить историческую подоплеку мифа о Хираме. Некоторые из этих авторов склонны видеть ее в заговорах роялистов во время английской революции середины XVII в. В них участвовали некоторые из «ранних» масонов, усилиями которых впоследствии и был распространен этот миф. Тем не менее такое объяснение не кажется правдоподобным. Часть историков полагает, что миф о Хираме унаследован от мистерий, разыгрывавшихся на торжествах в средневековых союзах каменщиков-масонов. В этой связи легенде дают также космологическое объяснение как аллегорическому изображению двух враждебных начал — гибели божества, жертвы духа зла, и его воскресения, что составляло содержание древних восточных мистерий. Имеется и астрономическое истолкование, согласно которому легенда о Хираме по сути дела повторяет древнеегипетский миф об Озирисе. Хирам (как и Озирис) олицетворяет солнце, убийцы становятся у восточных, западных и южных ворот — стран света, освещаемых солнцем. Трое подмастерьев и девять мастеров символизируют двенадцать знаков зодиака (эту астрономическую интерпретацию можно дополнить целым рядом других параллелей и деталей).

Масоны именовали себя «детьми вдовы». Возможное объяснение этому — солнце, сходя с небосклона, оставляет «вдовой» мать-природу, учениками которой считали себя члены масонских лож. Не исключено, что это название берет начало от манихейской секты, именовавшей себя «сыновьями вдовы»⁴.

В мифе о Хираме бросается в глаза тесная связь его с религией (строительство храма как высшая цель), а также то, что в нем речь идет не о простом каменщике, а о руководителе работ, об архитекторе. Вероятно, это объясняется тем, что миф возник среди союзов архитекторов-масонов, считавших себя значительно выше, чем простые ремесленники.

Согласно масонским хартиям, отредактированным в 1723 г., начало ордену было положено… Адамом, занимавшимся свободными искусствами и наукой, особенно геометрией, а также библейскими Енохом, сыном Каина, и Ноем с его тремя сыновьями — Симом, Иафетом и Хамом, «которые были истинными масонами». Трудно сказать, почему в этот список основателей масонства — персонажей Священного писания попали первенец Каина и Хам, наказанный за непочтительность к родному отцу.

В конце XVII и начале XVIII в. масонская легенда продолжала обрастать многочисленными подробностями⁵. Иногда планы создания тайного общества, скрытого от глаз непосвященных, приписывали Иисусу Христу на основании известного изречения: «Не мечите вашего бисера перед свиньями, да не попрут его ногами» (Мат., VII, 6). Но и это еще не всё. В XVIII в. священник Д. Оливер в книге «Масонские древности» писал: «Старинная масонская традиция утверждает, и я целиком придерживаюсь того же мнения, что наш орден существовал еще до сотворения земного шара на различных солнечных системах»⁶. У доброй сотни масонских авторов можно вычитать еще более диковинную историю. Орден был основан, оказывается, непосредственно самим Господом богом еще до сотворения мира, во времена первобытного хаоса. Сначала бог создал свет, а это означает, что Господь бог был первым франкмасоном. Он, разумеется, не мог заседать в ложе в единственном числе (не считая архангелов) и поэтому передал полномочия Адаму. Первыми великими магистрами первой ложи были сам Господь и Михаил Архангел. Пускал ли Адам в ложу Еву, оставалось в этой истории невыясненным. Цель же ее весьма прозрачна — изобрести божественную санкцию ордена и системы посвящения в его члены⁷. Новейшие масонские авторы так оценивают все подобные фантазии: «Эти наивные легенды следует понимать в их эзотерическом значении. Это была манера заявлять, что франкмасонство существовало вечно»⁸.

Нелегендарные истоки масонов малоизвестны не столько из-за секретности, которой была окружена деятельность лож (она сохранялась и позднее), сколько потому, что, по-видимому, обычно не велось протоколов или каких-либо других записей, отражавших активность масонов в то время. Это не позволяет точно датировать появление многих лож даже позднее, во второй половине XVIII в., т. е. тот период, от которого сохранилась более подробная документация. Ложи нередко относили дату своего рождения к более раннему времени, чтобы, в частности, подкрепить легенду о древнем происхождении масонства.

Первые масонские ложи возникли либо путем заполнения старых организаций союза каменщиков «приглашенными членами» — лицами, не имевшими отношения к профессии, либо путем создания такими лицами своих собственных лож. Ко второму десятилетию XVIII в. масонские ложи в современном смысле этого слова уже преобладали над профессиональными объединениями каменщиков, хотя, как показывают новейшие специальные исследования, в ложах по-прежнему находилось немало рабочих-строителей. А профессиональные секреты союзов стали источником символики и ритуалов масонских лож, уже не имевших ничего общего с цеховыми союзами былых столетий, а также средством для рекрутирования новых членов.

XVIII столетие было веком крутых перемен, крушения прежде казавшихся вечными идеологических постулатов, общественных и политических порядков. При этом на протяжении первых трех четвертей века изменения осуществлялись в Западной Европе (за частичным исключением Англии) преимущественно в социальной и идеологической сферах, отражая ускоренное вызревание буржуазного уклада в недрах феодального строя, и почти не получали прямого выражения в политической области. Социальные и идеологические сдвиги происходили в рамках старого государственного строя, исключающего любые новые формы политической активности. Именно поэтому новые явления в общественной жизни и идеи, отрицающие основы сословного неравенства и освящающий их авторитет религии, провозглашение естественных прав человека находили свое первое воплощение не на политической почве, а в форме организаций, отвергающих политические цели и пытающихся найти решение назревших задач в сфере, находящейся как бы вне существующей социально-политической структуры. Это в не меньшей мере, чем запреты со стороны властей, породило тот покров тайны, которым окружили свою деятельность новые общества. Конечно, индивидуальные мотивы вступления в ложи были самыми различными — от мистических настроений до бездумного следования моде, от стремления уйти хоть на время от серого, прозаического существования до желания ощущать себя участником союза, на помощь которого можно было надеяться в случае необходимости. Одни искали в союзе путь к духовному самоусовершенствованию, другие — к полезной общественной деятельности.

Для историка, однако, за пестротой этих побуждений важно разглядеть классовые пружины широкой тяги в масонские ложи. Совершенно очевидно, что большую роль сыграла их бессословность. Масонская литература заполнена прославлением «мудрого равенства», царящего среди членов ордена. «Смиренный вассал, — читаем мы в сочинении, относящемся уже к 70-м годам XVIII в., — не забывая своего скромного происхождения, с уверенностью возносится до приветливого князя, который, забывая свое величие, милостиво снисходит до него. Это нисколько не унижает князя, поскольку среди нас сверкают только его добродетели. А вассал, далекий от самонадеянности, скрывает под покровом умеренной вольности свое почтение и свою любовь, которая становится более свободной и поставленной под охрану разумной осмотрительности»⁹.

Если первоначально преобладало стремление буржуа «приобщиться» к привилегированным сословиям, то позднее, особенно во второй половине XVIII в., место «мещанина во дворянстве» заняли люди, стремившиеся, пусть пока еще вне реальной жизни, к уравнению сословий.

Создание тайных обществ в какой-то мере отражало и сопротивление вторжению абсолютистских монархий с их быстро растущим, строго централизованным бюрократическим аппаратом в области, которые ранее избегали правительственных вмешательств, оставаясь сферой местных обычаев, локальных привилегий, старинных институтов. Примером могут служить французские парламенты; в их оппозиции абсолютизму причудливо переплеталось старое и только нарождающееся, защита прав, восходящих ко временам феодальной раздробленности и сословной монархии, и тех форм общественной активности, которые отражали рост новых, буржуазных отношений.

Вместе с тем, например, во Франции не существовало признанных законом ассоциаций, созданных не по воле монарха или по крайней мере без его согласия на их образование. Все остальные объединения считались, если использовать полицейский жаргон того времени, «котериями», «кружками», «сборищами», «сообществами», «ассамблеями» (собраниями). Что касается «ассамблей», то постепенно под этими названиями стали выступать общества, преследующие какие-то общественные, а не только личные или групповые цели¹⁰.

Быстрое развитие масонства отражало тенденцию к образованию и увеличению числа различных общественных союзов, создававшихся параллельно или взамен существующих традиционных форм организации, поиск способов объединения и связи если и не находившихся целиком вне правительственного контроля, то все же обладавших какой-то степенью внутренней автономии. В этом отношении масонские ложи можно поставить в ряд выраставших как снежный ком обществ поощрения образования, читательских клубов, провинциальных академий и других подобного рода организаций.

В XVIII в. ускоренное вызревание нового, буржуазного уклада постепенно меняло облик Западной Европы, вызывало сдвиги в экономике, в социальной психологии, в быте и нравах, особенно городского населения, создавало ту основу, на которой стало возможным появление плеяды блестящих мыслителей Просвещения, нередко выходцев из рядов городского мещанства и мелкого чиновничества, а порой из самой гущи народной. Казалось, за всем этим маячит наступление эры общественной гармонии, установления разумного социального устройства, соответствующего природе человека, о которой мечтали философы, ставшие властителями дум нескольких поколений европейцев. В то же время старые социальные и политические устои были еще крепки.

Общественные сдвиги становились совсем малозаметными, если иметь в виду деревню, где по-прежнему жило подавляющее большинство населения — многомиллионная масса крестьянства, задавленная нуждой и невежеством, обремененная бесконечными поборами в пользу дворян, духовенства и королевской власти. Никогда еще власть монархов внешне не была настолько неоспоримой и прочной. Корона победила сепаратизм вельмож, уничтожила автономию религиозных меньшинств, покончила с остатками сословной монархии, мешавшими утверждению абсолютизма, создала централизованную бюрократическую машину и постоянную армию, по размерам далеко превосходившую все те орудия власти, которыми королевская власть располагала в былые времена. Абсолютистские правительства все более урезывали остатки местных вольностей, права отдельных городов и общин, цехов и гильдий, стремились подчинить строгому надзору все стороны общественной жизни. Ничто, казалось, не ставило пределов прерогативам монарха — ни внутренняя оппозиция, ни внешние войны, которые уже с середины XVII в. утратили характер конфронтации между враждебными лагерями католицизма и протестантизма, опрокинув не одного коронованного владыку. Нет, «кабинетные» и торговые войны XVIII в. велись обычно с ограниченными целями с помощью профессиональных, наемных армий и, как правило, не угрожали существованию ни одной из крупных европейских монархий.

В этом противоречивом сочетании внутреннего расшатывания и внешнего укрепления существующих политических устоев — одна из особенностей обстановки, сложившейся в Европе, особенно в середине XVIII в., когда выступила на арену замечательная фаланга просветителей и когда вполне сохранилась сильная тенденция в рядах буржуазии к компромиссу с казавшимся незыблемым и извечным политическим строем, к соглашению, которое вдобавок страховало буржуазию от покушений на ее собственность со стороны народных масс. Надо ли удивляться, что большинство идеологов Просвещения (кроме тех, кто прямо выступал выразителем взглядов трудящегося люда) строили свои расчеты на содействии монархов в создании нового общества, свободного от неразумных обычаев и учреждений, от уродств и нелепостей, доставшихся в наследство от прежних веков «феодального варварства». И нет ничего странного в том, что для многих просветителей ранние буржуазные революции — Крестьянская война в Германии, восстание в Нидерландах или «Великий мятеж» середины XVII в. в Англии — казались скорее явлениями ушедшей в прошлое эпохи религиозных войн и фанатизма, чем прообразом будущих преобразований социального и политического строя Европы в век Просвещения. Не здесь ли скрываются корни неполитического характера подавляющего большинства секретных обществ того времени?

В начале XX в. крупный авторитет в вопросах масонского ритуала маршал Верхней манчестерской ложи, председатель Верхней сведенбергской ложи во Франции, Великий жрец Часовни и Храма доктор Папюс писал: «…мы признаем только то законное право современного масонства, которое намечено инициативой четырех лондонских лож в 1717 г.»¹¹

Англия была страной, где еще в середине XVII в. произошла буржуазная революция и где быстро развивались новые общественные отношения. Англия шла впереди других стран Европы (за частичным исключением Голландии) в размывании сословных перегородок, в развитии общественной мысли, в победе принципов парламентаризма и определенной свободы печати (хотя только для господствующих классов), в формировании политических партий, в установлении, пусть ограниченной, религиозной терпимости. Немудрено, что политические порядки Англии, ее философия и наука привлекали внимание передовых мыслителей за Ла-Маншем (например, Монтескье и Вольтера). Англомания неоднократно становилась модой в образованном обществе ряда западноевропейских стран. После крушения попыток утверждения французской гегемонии в Европе, в результате войны за Испанское наследство (1701–1714) резко возросло влияние Англии на систему международных отношений. Все сказанное позволяет понять и причины того, почему возникшие в Англии масонские ложи вскоре стали появляться не только в Шотландии и Ирландии, не только в английских владениях — от Гибралтара до Южной Каролины в западном полушарии, в британских факториях на побережье Африки, в далекой Бенгалии, но и во Франции, Испании, в германских и итальянских государствах.

В 1716 г. члены нескольких лондонских лож встретились в таверне «Яблоня» и приняли решение о проведении ежегодных собраний. 24 июня 1717 г. четыре лондонские ложи учредили Великую английскую ложу с ежегодно переизбираемым Великим магистром. Великая ложа претендовала лишь на руководство масонами английской столицы и ближайшей округи. Самые первые великие магистры и другие должностные лица главной ложи были действительно в своем большинстве работными людьми — кузнецами, каменотесами, обойщиками, ломовыми извозчиками. Положение изменилось через несколько лет, когда вступать в ложи стало признаком хорошего тона для знатных дворян и богатых буржуа. Первым Великим магистром был Энтони Сойер, а в 1721 г. общество возглавил знатный аристократ лорд Монтегю. Общество стало настолько «респектабельным», что в декабре 1721 г. распространился слух о предстоящем вступлении в ложу наследника престола — принца Уэльского (будущего короля Георга II).

Еще в 1718 г. общество постановило собрать и напечатать документы, относящиеся к прошлому масонского ордена. Во исполнение этого решения в 1723 г. была опубликована «Новая книга уставов», где излагалась в значительной мере легендарная история масонов. В качестве автора был указан пастор Джеймс Андерсон, однако вероятно, что в составлении «Уставов» участвовали и другие лица, в частности священник Жан-Теофиль Дезагюлье. Как писал Д. Андерсон в «Новой книге уставов» (1723), «свободнорожденные британские нации, вкушая после внешних и внутренних войн сладкие плоды мира и свободы, проявили счастливую склонность к масонству во всех его видах, и запустевшие было лондонские ложи наполнились новой жизнью».

В книге Андерсона имеется глава об обязанностях масона.

Первый параграф этого свода обязанностей гласит: «Масон по самому своему положению подчиняется законам морали и не может стать ни тупым атеистом, ни нечестивым распутником. В старые времена масоны поневоле держались в каждой стране ее местной религии, какова бы она ни была, но в наше время человек свободно выбирает себе веру. И лишь одна религия обязательна для всех — это всеобъемлющая, объединяющая людей религия, которая состоит в обязанности каждого из нас быть добрым и верным долгу, быть человеком чести и совести, каким бы именем ни называлось наше вероисповедание и какие бы религиозные догматы ни отличали нас от других людей». Под «всеобъемлющей» религией Андерсон, возможно, понимал совокупность всех христианских вероисповеданий, признававшихся английским законодательством. Масонство заявляло, что его принципы — это братство человечества, естественное равенство и терпимость, они составляют его «троицу» ¹².

Члены ордена делились на масонов различных степеней. Первые две степени отражали обычные два разряда членов профессиональных объединений, хотя и могли носить разные названия. В первом издании «Книги уставов» указывалось, что в различных ложах их именовали по-разному: «ученик» и «мастер-компаньон», или «ученик-компаньон» и «мастер», или, наконец, «ученик» и «мастер». Третья степень, появившаяся в 1724 или 1725 г., прививалась довольно медленно, причем первоначально без участия Великой ложи, которая формально признала эту степень лишь в 1730 г.¹³ Несомненно, что третья степень была связана со специальным обрядом и легендой о Хираме, происхождение и смысл которой, как уже отмечалось, не получили убедительного объяснения в исторической литературе.

С 1723 г. начинается ведение официальных протоколов. Количество лож стало быстро возрастать. Большинство из них признавали своей главой Великую ложу. В 1726 г. они начали заниматься филантропической деятельностью. Через полстолетия, в 1776 г., была учреждена штаб-квартира английских масонов — Фримэзонхолл. Великими магистрами Великой ложи были видные представители королевского дома и дворянской аристократии, в том числе и католик герцог Норфолк (1730 г.)¹⁴. Акцент на моральные принципы и на религиозную терпимость, на взаимную поддержку превращал ложи в разновидность клубов, научных и культурных ассоциаций. Первоначально женщины в ложи не допускались. Позднее, не меняя уставов, масонство учредило так называемые специальные женские ложи. Их называли «приемными» («удочеренными»), поскольку они должны были находиться под эгидой законных мужских лож.

Во второй половине XVIII и в начале XIX в. в Англии масонами были выдающиеся мыслители, ученые — историк Гиббон, философ Пристли, писатели Роберт Бёрнс и Вальтер Скотт.

Наряду с Великой английской ложей, так и не ставшей главой всего британского масонства, в июне 1751 г, появился новый центр — Великая английская ложа старых уставов. К 1800 г. ей подчинялись уже 167 лож. Эти направления разделяли мелочные споры относительно внешней обрядности. Так, сторонники «старых уставов» не признавали изменений, произведенных в 40-х годах XVIII в.; в старых ложах было сильно шотландское и ирландское влияние. Предложения об объединении, сделанные в 1797 г., растянулись на 16 лет. «Великий раскол» был преодолен лишь в 1813 г., когда руководителями обоих направлений в масонстве стали два брата короля — герцоги Кентский и Сассекский.

Появились и новые масонские течения, среди которых большое значение имела так называемая Священная королевская арка. Происхождение ее неясно, спорным является даже то, возникла ли она на английской почве или была импортирована с континента. Хотя официальное масонство не признавало это направление, отдельные влиятельные члены «регулярных» лож поддерживали с ним тесные контакты. Имеются сведения о функционировании в 1771 г. Великой ложи этого ордена. Уставы «Древнего и современного масонства королевской арки» (как он стал называться) были опубликованы около 1813 г.¹⁵; он имел свои ложи наряду с Англией в Шотландии и в Ирландии. Эта ветвь масонства сохранила самостоятельность до 1835 г.

В конце XVIII и в начале XIX в. английские правящие круги повели борьбу против нелегальных союзов, к которым относились демократические и революционные общества и запрещенные тогдашним законодательством профсоюзы. Масоны были изъяты из действия законов 1799 и 1800 гг. «О мятежных сообществах», но каждая ложа должна была ежегодно представлять властям список своих членов¹⁶.

В XVIII в. постепенно выработался специальный масонский язык, точнее, немалое количество специальных символических понятий, терминов и названий. Члены союза именовали друг друга «братьями», сам орден называли «ремеслом», «профессией». «Акация» символизировала масонскую науку, «агапом» называли ритуальный банкет, «мастерская» означала ложу, «кабинет для размышлений» — темное помещение, в котором неофит ожидал церемонии посвящения, «цепь союза» — обряд, во время которого все участники церемонии берутся за руки, образуя замкнутый круг, «капитулом» именовалась ложа розенкрейцеров, «масонской эрой» — особое летосчисление (нередко, например, прибавлялось четыре тысячи лет к христианской эре), «послушанием» — масонская юрисдикция, «обязательством» — молитва, «дикой ложей»— ложа, не принадлежащая ни к одному из направлений в масонстве, «тремя пунктами» — точки, расположенные на равностороннем треугольнике как масонском символе, и т. д.¹⁷

«Книга уставов», написанная Андерсоном, не содержит никаких притязаний на грядущую вселенскую миссию масонства. Когда же возникли ложи в других странах, лондонские масоны проявили лишь слабый интерес к этим нежданно-негаданно появившимся иностранным «братьям». Раздавая патенты на создание лож и дипломы великих магистров, Великая английская ложа не удосужилась послать им какие-либо инструкции, не поддерживала переписки, неизменно сохраняя по отношению к зарубежным масонам позицию полнейшего равнодушия: Однако нашлись лица, которые не склонны были разделять это безразличие.

«Славная революция» — переворот 1688 г. — свергла с престола последнего короля из династии Стюартов — Якова II. Сторонников восстановления на английском престоле Стюартов стали с тех пор именовать якобитами. Они в течение полувека устраивали заговоры против британского правительства.

Вместе с Яковом II в изгнание последовал гвардейский ирландский полк. Среди гвардейцев этого полка и возникла, вероятно, еще в канун «Славной революции» «Ложа совершенного равенства». Позднее в другом полку (так называемом полку Диллона) появилась «Ложа чистосердечия». По крайней мере французские масоны уже в 30-х годах XVIII столетия возводили свое Братство к якобитам, эмигрировавшим во Францию в 1689 г.

12 июня 1726 г. эмигранты-якобиты — внук Карла II Чарльз Радклиф (ставший позднее лордом Деруэнтуотером), баронет Д… Маклин и Д. Хегерти образовали в аристократическом парижском пригороде Сен-Жермен «Ложу святого Томаса» (в честь английского средневекового канцлера Томаса Беккета, причисленного католической церковью к лику святых). Ложа эмигрантов-католиков явно не могла действовать в согласии с Великой английской ложей, особенно если учесть, что лорд Деруэнтуотер продолжал активно участвовать в якобитских заговорах и в 1746 г. кончил жизнь на эшафоте в Тауэре. Вероятно, первоначально ложи представляли собой своеобразные клубы для эмигрантов, сохранявшие их как единую политическую группу. Первым Великим магистром масонов во Франции являлся герцог Филипп Уортон, ранее возглавлявший Великую ложу в Лондоне; его преемниками в Париже стали старые якобиты — те же Маклин и Деруэнтуотер (последний — с июня 1736 г.). В это время насчитывалось всего несколько лож, почти исключительно во французской столице, которые сохраняли в тайне не только свои заседания, но и само существование.

Британское правительство, его дипломатия и разведка с крайней подозрительностью наблюдали за всеми формами активности якобитов, которые, как правило, сводились к попыткам организации новых заговоров. Не могло ускользнуть от внимания Лондона и создание якобитами масонских лож. В этой связи прилагались усилия для создания масонских обществ, связанных с Великой ложей в Англии. Такой, по-видимому, была и возникшая в 1729 г. новая «Ложа святого Томаса». В начале 30-х годов ложи, подчиненные верховной ложе в Англии, появились в ряде городов.

В ложах обоих направлений участвовали и французы и англичане, появились тенденции к связям между ними (надо учитывать угасание якобитства в то время)¹⁹.

Масонство во Франции было одним из проявлений распространившейся тогда англомании, которая порождалась весьма различными причинами. Образованные слои третьего сословия Франции видели в Англии пример страны, проделавшей буржуазную революцию, устранившей жесткие сословные различия и другие ограничения для утверждения новых, капиталистических отношений и создавшей условия для более свободного развития общественной мысли. Английский пример был притягателен и для представителей французской знати, которую тяжелая рука абсолютизма лишила последних остатков былой самостоятельности (ведь во Франции собрания более чем 20 дворян дозволялись с прямого разрешения короля, причем любые собрания допускались только с целью развлечения, и то под мелочной опекой полиции). А за Ла-Маншем корона не могла держать под контролем аристократию, знатные роды влияли на правительство через палату лордов и многих зависимых от них членов палаты общин. Орден, возникший во Франции под прямым влиянием либо якобитов, либо представителей Великой лондонской ложи, таким образом, отвечал определенным общественным настроениям. Поэтому он сравнительно быстро укоренился на французской почве и потерял характерные черты своего иностранного происхождения.

Сведения по истории французского масонства до середины 1730-х годов носят отрывочный и противоречивый характер. Можно с относительной уверенностью сказать лишь, что масонские ложи возникают в Париже во второй половине 20-х годов XVIII в. и что об их более раннем существовании практически ничего не известно²⁰. В 30-х годах ложи создаются в Руане, Марселе, Лионе, Меце, Валансьенне и других городах. Первоначальная скрытая борьба между сторонниками и противниками якобитов к этому времени явно закончилась победой последних, что привело к расширению связей с лондонской Великой ложей²¹.

Напрашивается вопрос: как якобитство, т. е. силы феодально-абсолютистской реакции, стоявшие у колыбели французского масонства, могло совмещаться с веротерпимостью, быстро проявившейся в качестве кредо лож? Объяснение этому можно найти в том, что якобиты, ратующие за права католического претендента на престол Англии с ее преимущественно протестантским населением, должны были сделать попытку повысить свои шансы обещанием веротерпимости, к которой из других соображений склонялись многие из противников новой реставрации Стюартов.

В первое время французская полиция пыталась убить орден оружием смеха — появилось немало язвительных памфлетов, в театре танцовщицы исполняли «масонский» танец и даже на кукольных представлениях полишинель стал именовать себя франкмасоном²². Подозрения полиции, засылка лазутчиков в ложи вызывались лишь фактом существования ассоциации, не получившей на это официального разрешения королевской администрации или церкви. К тому же игнорирование (формально по крайней мере) в ложах сословных различий, система выборности должностных лиц и сами заседания лож, конечно, не вписывались в традиционные структуры старого порядка. Позднее по приказу генерал-лейтенанта полиции П. Ленуара на всякий случай два десятка полицейских чиновников вступили в ряды масонов. В одной из заметок Ленуар прямо отмечал, что до его сведения не дошло «ни одного происшествия, способного вызвать нарушения общественного порядка или свидетельствующего, что там (в ложах. — Е. Ч.) куются заговоры против правительств и монархов…» ²³.

Однажды распространился слух, будто сам Людовик XV собирается возглавить масонский орден. Однако стало известно и другое. Король, находившийся под влиянием своего первого министра, кардинала Флери, который не скрывал враждебности к масонам, сказал якобы, что он уже заготовил для нового Великого магистра «ложу» в Бастилии. Примерно в это же время, 24 июня 1738 г., лорда Деруэнтуотера заменил на посту главы масонских лож во Франции герцог д'Антен. Это не было отмечено никакими свидетельствами современников и стало известно лишь из последующих мемуаров. Возможно, что отставка Деруэнтуотера, ревностного католика, была следствием осуждения ордена римским престолом (об этом ниже).

Людовик XV явно не собирался осуществлять приписываемую ему угрозу. Напротив, в последующие годы функционировали «Ложа королевской палаты» и другие, членами которых являлись приближенные монарха²⁴. После кончины в декабре 1743 г. герцога д'Антена Великим магистром стал принц крови Людовик де Бурбон де Конде граф де Клермон (другими кандидатами были принц де Конти и маршал Морис Саксонский), возглавлявший этот орден на протяжении почти 28 лет. Он пытался распоряжаться в нем как в собственном имении, перепоручал управление своим клевретам и прихлебателям. Патенты на открытие новых лож превратились почти открыто в предмет торговли, заседания многих лож сопровождались оргиями, завершались скандалами, дававшими повод для повсеместного обсуждения «масонских тайн». После смерти графа де Клермона в 1771 г. во главе ордена встал герцог Шартрский (будущий герцог Орлеанский). По документам с 1730 по 1755 г. можно установить существование масонских лож в 62 местностях Франции, преимущественно в центре и на юге. В Тулузе их было пять, а в Монпелье — четыре.

Начиная с 1760 г. широкое распространение получили женские ложи. В 1774 г. были даже введены правила, регулирующие их деятельность. Было решено создать «удочеренные» ложи, подчиненные местным мужским ложам, «чтобы дать возможность прекрасному полу участвовать в делах благотворительности и философии». Великой магистершей женского масонства стала сестра герцога Шартрского, герцогиня Бурбонская. В числе деятельниц женского масонства была княгиня Ламбаль, подруга Марии-Антуанетты, что обеспечило ему покровительство королевы.

Французские историки масонства обычно рисуют такую картину: ложи, выбравшие своим идеалом равенство людей и рационалистический девиз, постепенно, возможно даже бессознательно, порождали безразличие к христианской вере и стремление к преобразованию общества путем уничтожения религиозных различий и государственных границ. Взамен христианского братства, о котором говорили английские масоны, во Франции девизом стало естественное равенство и универсальный гуманизм. Все это лишь доля истины. Другой же ее частью является то, что. идеалы масонов носили абстрактный, чисто платонический характер, служение им было лишено какой бы то ни было связи с реальной, практической жизнью и политикой. Когда Просвещение начало атаку на идейные основы старого режима, оно нашло лишь слабый отклик в ложах. В то время, когда просветители разоблачали религию как предрассудок и оружие тирании, призывали «раздавить гадину» — католическую иерархию, масоны по-прежнему разглагольствовали о братской любви, оставались верными слугами монархии и преданными сынами церкви.²⁵

В еще большей мере это относится к Италии, куда масонство было занесено английскими купцами-путешественниками и дипломатами в 30-х годах XVIII в. По мнению некоторых историков, ложи первоначально стали орудием английской политики, и даже там, где ранее преобладало влияние якобитов, инфильтрация тайных лазутчиков Лондона свела его на нет. В Риме с 1735 до 1737 г. функционировала якобитская ложа, которую папа решил закрыть по просьбе «претендента» (Якоба III), поскольку в нее под маской братства и масонской солидарности проникли агенты-двойники, выполнявшие задания английского правительства.

В Великом герцогстве Тосканском в том же или в следующем году появилась ложа, созданная лордом Мидлсексом. Враждебный якобитам глава Великого герцогства слыл покровителем масонства. В результате возникли ложи в Пизе, Ливорно и других городах. Одновременно ложи создаются в королевстве Сардиния, в Венеции и Ломбардии, в середине века — в Неаполитанском королевстве, куда масонство было занесено французами. Почти повсеместно оно пользовалось покровительством монархов и придворных кругов, например неаполитанской королевы Марйи-Каролины (сестры Марии-Антуанетты), будущего яростного врага революционной Франции.

В Испании в XVIII в. масонство не пустило глубоких корней. В 1728 г. английским якобитом герцогом Уортоном была создана ложа в Мадриде. В 1749 г. сообщали о ложе в Кадисе, будто бы насчитывавшей 800 человек. В следующем 1750 г. инквизиции, качавшей преследование новой «ереси», был передан список 97 лож. Возможно, часть из них была изобретением доносчиков. Широкое распространение масонства в Испании относится к XIX в., после первой буржуазной революции 1808–1812 гг., когда на испанской земле долгое время находились французские и английские войска.

Во владениях Габсбургов масонство появляется тоже по инициативе английских лож начиная с 40-х годов и особенно во второй половине века, когда оно временами пользовалось особым покровительством со стороны императора Иосифа II. В 30—40-х годах ложи возникают в Пруссии, Баварии, Ганновере и в других германских государствах, а также в Голландии, австрийских Нидерландах, Швеции и Дании.

Определенное распространение получило масонство и в России. Существует легенда, будто русского царя Петра I посвятил в масонство Кристофер Врен — один из основателей ордена. Видным членом ложи стал один из приближенных Петра — Франц Лефорт. Безусловные же данные о начале масонства в России датируются 1731 г., когда гроссмейстер Великой лондонской ложи лорд Ловел назначил капитана Джона Филипса магистром «для всей России». В 1740 г. магистром был назначен генерал русской службы Яков Кейт — к этому времени относят и первые вступления русских людей в масонский орден²⁶. История российского масонства — особая тема, выходящая за рамки этой книги.

В целом следует сказать, что, поскольку якобиты довольно быстро потеряли позиции в континентальных ложах, в них возобладали отношения с лондонским, антиякобитским масонством. Распространение масонских лож в известной мере способствовало росту английского влияния, главным образом путем привлечения в них людей, имевших отношение к придворным и дипломатическим кругам. Но это был очень сложный путь, вряд ли осознававшийся самими масонами; сомнительно, чтобы он приводил к каким-либо серьезным результатам. Лишь в отдельных случаях можно предполагать какую-то связь между созданием лож и целями, преследовавшимися британской дипломатией.

Благосклонные к ордену историки полагают, что не существует какой-либо «масонской доктрины»; имеется лишь своего рода «рабочий метод» или «канал» для посвящения, который является по своей сути пробуждением, реализацией внутренних возможностей индивидуума. Масонство — это общество, стремящееся превратить своих членов в «посвященных». Все же остальное в нем — риторика и ритуалы. Личность главы ложи и других лиц, осуществлявших посвящение неофита, не имеет никакого значения: они лишь орудия, посредством которых производится воздействие, обеспечивающее духовное возрождение человека²⁷. Посвящение в то, что в рамках воззрений общества почиталось наиболее важным, обычно исключало равенство среди посвященных. Наоборот, оно предполагало поддержание более или менее строгой иерархии среди масонов.

Для посвящения, как правило, считалось необходимым наличие определенных качеств у посвящаемого, его способности воспринять нужное духовное влияние, естественно при помощи уполномоченных на это орденом лиц. Посвящение понималось лишь как начало внутреннего изменения и совершенствования индивидуума, представлялось открытой дверью, за которой начинался путь духовного преобразования. Мелочное и педантичное соблюдение даже мельчайших деталей ритуала во время посвящения предполагалось обязательным, так как в противном случае якобы нарушалась внутренняя связь символических процедур, что могло привести к потере ими своего значения.

Для учреждения ложи требовалось ходатайство определенного числа масонов, обращенное к центральной ложе. «Инсталляция» — утверждение ложи — происходила по определенному ритуалу. Во главе ложи стояли Великий магистр и магистры (мастера), венерабли, надзиратели и целый ряд других должностных лиц — секретари и хранители печати, герольды и канцлеры, блюстители храма, короны, меча, шпор, лампады, риторы и обрядоначальники, казначеи, привратники и т. п. Глава союза лож именовался гроссмейстером (Великим магистром, Великим мастером), гермейстером, обермейстером. Глава союза лож определенной страны или местности, если он входил в более широкую организацию, назывался провинциальным Великим магистром. «Равные» по статусу великие ложи заключали между собой конкордаты²⁸.

Устройство ложи, хотя оно могло видоизменяться в соответствии с условиями места и времени, должно было следовать некоторым постоянным правилам. Зал заседаний должен был иметь выкрашенный в голубой цвет и усеянный звездами сводообразный потолок, изображающий небо. Пол должен был быть мозаичным, три окна должны были выходить на восток, запад и юг; стены должны быть задрапированы. В помещение должны были вести два коридора. В ХIХ в. ложу обычно располагали в квадратном зале с возвышением — местом, на котором помещалось кресло Великого магистра. Неподалеку размещался алтарь, где лежали библия, угольник, два циркуля и меч, а внизу были установлены с востока, запада и севера три канделябра с длинными восковыми свечами. Над алтарем находился голубой (иногда красный) балдахин с вышитыми тездами и треугольником, внутри которого было начертано. священное имя». В числе других элементов ритуального убранства фигурировали балдахины с изображением солнца (истина) и луны (чистая любовь), а также пламенеющей звезды — символа вселенной, жизненного духа, заполняющего мироздание, ковчег, подобный тому, который носили во время религиозных процессий в Древнем Египте и в котором находились семена различных растений и другие предметы культа Озириса. В верхней части двух бронзовых столпов, расположенных по бокам входной двери, изображались плоды граната, а ниже — буквы «I» и «В». Эти столпы символически изображали зимнее и летнее солнцестояние, Геркулесовы столпы и т. д. Вокруг ложи устанавливались еще десять столпов, соединенных с первыми двумя.

Во время заседания братья должны были садиться строго в зависимости от их степени: Великий магистр (мастер) — на восточной стороне, магистр — на южной, другие члены ложи — на северной; надзиратели, венерабли, оратор, хранитель печати, секретарь, казначей, главный пристав, внутренний и внешний привратники, церемониймейстер и другие «чины» имели свои определенные места и знаки их достоинства, подобно жрецам Древнего Египта, Иудеи и Греции (например, секретарь скрещенные перья, надзиратель — угольник и циркули и т. д.). Собрания ложи происходили обычно ночью. Они регулировались сложным церемониалом.

При приеме нового члена зал заседаний переоборудовался: на полу вычерчивались фигуры, изображающие ступени, которые вели в Соломонов храм, по углам были сложены легковоспламеняющиеся вещества, чтобы мгновенно зажечь огонь, посредине зала устанавливали гроб, в котором лежал один из членов ложи (или просто кукла), изображавший мертвеца; его лицо было закрыто белым покрывалом с красными (подразумевалось — кровавыми) пятнами… Эти и другие атрибуты видоизменялись, когда дело шло не о посвящении в масоны, а о возведении члена ложи в более высокую степень.

Обряд приема включал проведение неофита с завязанными глазами в помещение, где ему снимали повязку и позволяли прочесть предостережения: если он влеком пустым любопытством, жаждой отличия — ему нечего делать в ложе. Потом новичку вновь завязывали глаза, делали вид, что сталкивают в подземелье и запирают в темницу, поили то сладким, то горьким напитком, заставляли подниматься по лестнице и приказывали бросаться вниз (в действительности новичок падал с совсем незначительной высоты), испытывали огнем, который не причинял вреда, накалывали руку, а журчание льющейся воды при этом создавало впечатление, будто он теряет много крови. После этого при третьем ударе молотка председателя с новичка срывали повязку, он видел зажженный яркий свет, направленные на него шпаги опускались. Великий магистр спрашивал у старшего надзирателя, достоин ли неофит вступления в общество, и, получив утвердительный ответ, провозглашал:

— Во имя Великого строителя вселенной и в силу дарованной мне власти я делаю тебя масонским учеником и членом этой ложи.

Производилось символическое облачение новичка в костюм члена ложи, и этим завершался обряд посвящения.

При возведении ученика в степень подмастерья он вступал в зал заседаний с линейкой, один конец которой лежал на его левом плече, пять раз обходил зал, получал от мастера свою последнюю ученическую работу и делал вид, что обтесывает шероховатый камень. После произнесения мастером ритуальных назиданий подмастерье давал клятву хранить тайны ордена.

Особый обряд соблюдался при возведении в степень мастера. Зал драпировался в черные цвета, на стенах изображались скелеты, черепа и скрещенные кости. Из стоявшего на алтаре черепа делали темный фонарь, свет проникал через глазные впадины и позволял видеть гроб с лежащим в нем будто бы мертвецом, которого нередко изображал мастер, последний по времени введения в эту степень. Присутствующие мастера в черных одеяниях с голубыми поясами, на которых были изображены солнце, луна и семь звезд, спрашивали возводимого в степень, не был ли он одним из убийц великого зодчего. Услышав заявление о невиновности, мастера заявляли посвящаемому, что он должен занять место Хирама. К этому времени фигура, изображавшая мертвеца, исчезала из гроба, председательствующий мастер знакомил нового собрата с историей гибели главного строителя Храма²⁹.

Примером сложности ритуальных одеяний масонов может служить запон, надевавшийся под кафтан или фрак и по материалу (замша, лайка, шелк и т. д.), цвету и знакам определявший место его хозяина в масонской иерархии³⁰.

«Из всех обществ, которые создавались людьми со времени сотворения мира, — указывалось в одном масонском трактате XVIII столетия, — никогда не имелось более крепкого, мудрого, полезного и в то же время более необыкновенного, чем Орден франкмасонов»³¹.

Это отнюдь не было всеобщим мнением. Враждебные ордену сочинения появляются еще с конца XVII в. Но они были весьма редкими, и в них не содержалось тех обвинений в зловещих замыслах, которыми изобиловала антимасонская литература более позднего времени. В 1698 г. в Лондоне была издана брошюра, где говорилось о «дьявольской секте» франкмасонов, что она — «антихрист, о пришествии которого было возвещено». В 1723 г. лондонская газета «Флайинг пост» описала «постыдные» обряды масонов, а в следующие годы на улицах британской столицы появились антимасонские плакаты. Упреки, которые обычно бросались тогда ордену, сводились к проповеди им религиозной терпимости, потенциально опасному смешению людей разных званий, к планам уничтожения всех рангов и сословий, к бесконтрольному манипулированию рядовыми масонами. В этих укорах нетрудно заметить критику, направленную не только против масонов, но и против идей Просвещения. Наибольшее распространение среди этих сочинений получил опубликованный в 1747 г. и несколько раз переиздававшийся памфлет «Разгромленные франкмасоны³². Анонимный автор (возможно, это был аббат Лярюдан) уверял, что в принципе не является противником масонов, однако приписывал им намерение истребить всех монахов.

Масонство до 1789 г. время от времени становилось предметом нападок и даже гонений в различных странах. Но эти гонения не носили сколько-нибудь систематического характера и обычно быстро затухали, а нередко просто ограничивались официальными запретами, остававшимися на бумаге. Главной причиной преследований было вовсе не какое-то осознание враждебности ордена престолу, алтарю и всему общественному порядку, как впоследствии, в XIX и XX вв., писалось в антимасонских сочинениях. Побудительные мотивы действий властей были иными. Это и недоверие монархических правительств к любым, прямо не контролируемым ими добровольным обществам и союзам, которое у католической церкви дополнялось отрицательным отношением к ассоциациям, объединяющим представителей различных вероисповеданий, недовольство «смешением» сословий в ложах, и подозрения, порождавшиеся тайными заседаниями и непонятными обрядами. (Апологеты ордена в своих сочинениях, оправдывая секретность масонских собраний, пытались ссылаться на пример ранних христиан.)³³ Наряду с этим играли роль закулисная борьба придворных группировок, дипломатические интриги: преследуя масонов, обычно метили в их влиятельных, высокопоставленных руководителей или покровителей. Во Франции полицейские придирки в конце 30—40-х годов были связаны главным образом с маневрами тогдашнего первого министра кардинала Флери (полиция, не осмеливаясь трогать знатных членов лож, штрафовала содержателей отелей и ресторанов, предоставлявших помещение для масонских сборищ). В Неаполе в 70-х годах XVIII в. меры против масонов явно были продиктованы борьбой министра Тануччи против влияния на короля Фердинанда его жены Марии-Каролины.

В 1738 г. папа Климент XIII опубликовал буллу, в которой отлучались от церкви все члены масонского ордена. В качестве первого обоснования для осуждения в булле выдвигалась несовместимость с католической догматикой проповеди масонами религиозного индифферентизма. Второе обоснование — клятва масонами «на библии» не разглашать секретности своих заседаний, противоречащая обязанности верующих быть полностью искренними на исповеди. Однако наряду с этими факторами были и причины сугубо светские, связанные с обстановкой, сложившейся в некоторых итальянских государствах: прибытие во Флоренцию нового великого князя, являвшегося ревностным масоном, создание там ложи в 1 733 г., активность английской агентуры. А папа Климент XIII, так же как и его племянник и главный советник кардинал Нери Корсини, был флорентийцем.

В 1751 г. папа Бенедикт XIV издал новую буллу против масонства, в которой повторил текст буллы 1738 г. Эти буллы были еще раз «переизданы» в 1786 г. Пием VI.

Как отмечала тогдашняя публицистика, резкое осуждение римским престолом масонства основывалось не на каких-то данных о «преступных» с точки зрения католической церкви планах ордена, а на том, что он сохраняет в секрете свои правила и уставы, т. е. неизвестно, имеются у него или отсутствуют предосудительные намерения.³⁴

Преемники Климента XIII и Бенедикта XTV в последующие 200 лет неизменно подтверждали запрещения, содержавшиеся в антимасонских буллах. Вместе с тем во второй половине XVIII в. сотни священников, в том числе и занимавших высокие посты в церковной иерархии, вступали в масонские ложи. Во Франции папские буллы даже не были официально опубликованы. Напротив, в Испании, Португалии, Королевстве обеих Сицилий и в других итальянских государствах (особенно в самом Риме) масоны подвергались гонениям; некоторые из них были приговорены к смертной казни.

В ответ на критику возникла обширная масонская литература, посвященная восхвалению ордена. Делались попытки связать франкмасонство со всей античной философией, наукой и культурой³⁵, издавались даже специально для членов ордена сборники «моральных стихов», зачитывавшихся в ложах³⁶. Издевающимся над замысловатым ритуалом лож масоны указывали, что не менее сложны процедуры и церковных служб, и церемонии при коронации монархов³⁷. Франкмасонские «апологии» ордена опровергали утверждения, будто ритуалы, соблюдавшиеся ложами, противоречат религии, что тайны ордена заставляют подозревать его в злоумышлениях против государственной власти, что секретность заседаний лож позволяет под их прикрытием действовать заговорщикам, что немало франкмасонов уличено в недостойном поведении и т. д.³⁸ Впоследствии эти обличения были дополнены прямыми обвинениями политического характера.

В истории масонства XVIII в. особое место принадлежит шотландцу Эндрю Майклу Рамсею. Правда, многие обстоятельства его жизни находят, вероятно, свое объяснение не столько в истории масонства, сколько в истории тайной дипломатии. Впрочем, это могли быть параллельные, не обязательно прямо влияющие друг на друга стороны жизни Рамсея. Речь идет о весьма колоритной фигуре, вполне достойной занять место в длинном ряду авантюристов XVIII столетия. Сын булочника, воспитанник Эдинбургского университета, позднее домашний учитель в аристократических семействах, Рамсей 25 лет от роду, в 1709 г., покинул Англию и перешел в католичество. Несколько лет он был в числе приближенных известного французского писателя архиепископа Фенелона. В Париже ловкий шотландец сумел втереться в доверие к регенту Франции герцогу Филиппу Орлеанскому, который пожаловал ему пенсию и возвел в ранг кавалера ордена св. Лазаря.

Слава талантливого воспитателя побуждала представителей самой высшей знати домогаться услуг Рамсея. Но, даже учитывая это, трудно объяснить, почему после того, как шотландец был наставником детей «старого претендента» (кандидата якобитов на британский престол), он получил приглашение взять на себя обучение герцога Кэмберленда, третьего сына английского короля Георга II. Рамсей ухитрялся одновременно пользоваться доверием и якобитов, и герцога Орлеанского, который прекратил прежнюю поддержку Францией претендента и повел политику сближения с Лондоном. В 1728 г. Рамсей вернулся в Великобританию как гость герцога Аргайла и в 1730 г. получил степень доктора гражданского права в Оксфорде — опять малопонятное отличие для католика в тогдашней Англии, немыслимое без сильнейшей закулисной поддержки.

Рамсей был, по-видимому, еще с конца 20-х годов связан с масонством и в 1738 г., за пять лет до смерти, опубликовал в Дублине трактат о масонском ордене, приобретший широкую популярность³⁹. Эта работа известна в двух вариантах — первоначальном, рукописном, и опубликованном в 1738 г. (идеи, высказанные в нем, расшифровываются благодаря частично сохранившейся корреспонденции Рамсея). В первом варианте утверждалось, будто основателем ордена был библейский Ной, а последующими его руководителями — библейские патриархи и другие персонажи Ветхого завета, не говоря уж, конечно, о Хираме, а также персидском царе Кире и т. д. Символы масонов Рамсей возводил к дневнегреческим и древнеегипетским таинствам. Рукописная версия более тяготела к идее, что масонство является возрождением религии Ноя, которая якобы предшествовала всем последующим спорам и расколам и теперь позволит восстановить единство западного христианства, нарушенное Реформацией.

Напротив, в печатном тексте, где эта родословная в основном опущена, выдвигается проект создания «Универсального словаря», содержащего сведения по проблемам науки и культуры. (Позднее в этом стремились увидеть идею знаменитой «Энциклопедии», ее издателя Андре-Фраисуа Ле Бретона принимая за однофамильца, видного масона Тома-Пьера Ле Бретона.) Несомненно, что, если первая рукописная версия предназначалась для внутреннего пользования, вторая явно преследовала пропагандистские цели. Призывы Рамсея были обращены к фрондирующим кругам аристократии и к буржуазным верхам.

К Рамсею, вероятно, восходит утверждение, будто Джон Стюарт, предок королевской династии, вернувшись из крестового похода, основал в 1286 г. ложу в Килвине (Килвининг) в Шотландии. С тех пор Шотландия якобы стала хранительницей тайн ордена. По-видимому отсюда у масонов-якобитов (напомним, что главной опорой якобитства была Шотландия) пошло именование «шотландскими» высших степеней в ордене. Рамсей утверждал, что в правление английского короля Эдуарда I (1272–1307) орден наряду с Шотландией имел ответвления и в Англии. Однако во время правления Елизаветы I (1558–1603) гонения на католиков затронули и ложи, которые правительство рассматривало как опору «папизма». После этого контроль над английскими ложами перешел в руки протестантов, в то время как эмигранты-якобиты во главе с Деруэнтуотером стремились вернуть ордену его прежнее значение. Рамсей проводил различие между масонами — католиками, роялистами и якобитами, с одной стороны, и лондонскими масонами — «еретиками, отступниками и республиканцами», — с другой. По утверждению Рамсея, послы Англии и ее союзницы Голландии громко объявляли, будто масоны-якобиты собираются предпринять новый крестовый поход с целью восстановить истинную монархию в Великобритании.⁴⁰

Появившись на той же почве, которая взрастила Просвещение, причастное к утверждению идей религиозной терпимости (в рамках христианства), рационализма, смягчения сословных различий, масонство вскоре после своего вступления на историческую арену породило свое отрицание — течения, ориентированные на идеализацию феодального средневековья, иррационалистические, мистические устремления. В известном смысле и те и другие общества в ряде стран континентальной Европы становились как бы политически неосознанной оппозицией «слева» и «справа» по отношению к просвещенному абсолютизму. В тех странах, где преобладало одно из направлений, как правило, рано или поздно происходил раскол или появлялись новые формы масонства, выражавшие противоположную тенденцию.

Уже в конце 30-х годов XVIII в. наряду с «официальным» английским масонством возникает противостоящее ему «шотландское» масонство, которое нужно отличать от «обычных» лож в Шотландии. «Шотландское» масонство производило себя от шотландской ложи, якобы основанной в 1688 г. во Дворце Сен-Жермен, в котором проживал свергнутый с престола в 1688 г. Яков II.

Действительная же история появления «шотландского» масонства остается неясной. Даже утвердившаяся было в научной литературе точка зрения, опровергающая происхождение масонства из Шотландии, в самое последнее время снова поставлена под сомнение. Ведь зарождение «шотландского» масонства небезосновательно связывают с активизацией деятельности якобитов накануне последнего поднятого ими восстания в 1745 г., причем как раз на севере Шотландии, откуда воины горных кланов начали свой знаменитый поход в Англию, закончившийся их полным поражением и беспощадной расправой над сторонниками Стюартов. Тем не менее версия о возникновении «шотландского» масонства как результате якобитских интриг, вызванных недовольством связью руководителей французских лож с лондонской Великой ложей, также отвергается рядом историков. Большинство новейших исследователей считают, что, во-первых, по всей вероятности, «шотландское» масонство — это французское изобретение, которое, потом распространилось по всей Европе (кроме Великобритании). Во-вторых, высшие степени (характерная особенность шотландских лож) появились во Франции в начале 40-х годов, т. е. после опубликования сочинения Рамсея⁴¹. Увеличение в ложах шотландского типа числа степеней и рангов явно свидетельствовало о нежелании части аристократов находиться на одной ступеньке с другими «братьями», стоящими много ниже их на социальной лестнице. Введение высоких степеней якобы по уполномочию или в соответствии с правилами старинных шотландских лож в какой-то мере отражало стремление установить в той или иной форме сословные перегородки в Братстве, не допускать общения, которое не соответствовало бы существовавшим социальным градациям.

Шотландские ложи получали различные названия — ложи усовершенствования, собрания, директории, капитулы, колледжи и т. п. В 30-летие — примерно между 1745 и 1775 гг. — происходило изобретение всех новых степеней, число которых перевалило уже за сотню, но, поскольку все это делалось без единого плана, изолированно, в разных местах, возникло хаотичное нагромождение вариантов различных наименований, множество соперничавших «систем», которые потом были объединены под названием «шотландское масонство».

В 1756 г. был создан капитул «Рыцари Востока», большинство которого составляли выходцы из буржуазных кругов. Через два года у него появился соперник под названием «Императоры Востока и Запада», которые делились на 25 степеней, сводимых в 7 классов. «Императоры» основали новую Великую ложу и в конце концов одержали победу над «Рыцарями».

Уступая «шотландскому» масонству, Великая английская ложа Франции в 1755 г. предоставила ему особые права и прерогативы и постепенно отказалась от английского устава. Великая ложа опустила слово «английская» из своего наименования, отказалась от принципа относительной веротерпимости; условием принятия в ложу теперь нередко объявлялось исповедование католической религии.

Во Франции утвердились две ветви «шотландского» масонства— первая из них именовала себя «Исправленным шотландским обрядом», вторая — «Древним воспринятым шотландским обрядом». В 40—50-х годах XVIII в. шотландские ложи возникают в Марселе, Тулузе, Бордо, Лилле и других городах. Многие из них почти невозможно отличить от регулярных масонских лож. В 1781 г. руководство официального масонства заключило конкордат с материнской шотландской ложей, а позднее — с некоторыми другими ложами этого направления. Франция была центром, откуда еще с 40-х годов «шотландское» масонство распространилось в другие страны — итальянские княжества, Скандинавию и особенно в германские государства, где оно получило различные наименования.

Якобиты десятилетиями надеялись на реставрацию Стюартов в Англии. Якобитские заговоры и попытки восстановления на троне «законного» короля с помощью прибывших извне католиков-эмигрантов и французских войск представлялись участникам этих конструкций как новые крестовые походы во имя торжества истинной веры. Подобные настроения оказались благодатной почвой для возникновения легенды о крестоносном происхождении масонства и его знакомстве с сокровенными тайнами народов Востока. Еще в 1731 г. в Дублине вышла брошюра «Письмо гроссмейстерши франкмасонов», в которой утверждалось, что преобразователями языческого и древнеиудейского масонства в христианское были мальтийские рыцари и рыцари святого Иоанна Иерусалимского и что все шотландские короли еще с VIII в. были потомственными гроссмейстерами франкмасонов. «Масонский орден, — утверждал Рамсей, — возник в Палестине в эпоху крестовых походов, когда под сводами Иерусалимского храма были найдены тайные символы древней священной науки»⁴².

Масонскую символику начали выводить из системы знаков, которую якобы создали крестоносцы, чтобы отличать своих единоверцев от сарацин. Утверждалось, будто масоны были связаны с духовным рыцарским Орденом иоаннитов. После возвращения из «святой земли» масоны основали свои ложи, особенно в Англии, которая с конца XIII в. стала центром их активности. Эта теория весьма кстати объясняла, почему многие, особенно английские, ложи носили название лож святого Иоанна⁴³.

В Германии место иоаннитов заняли тамплиеры, которые еще не фигурировали у Рамсея. Изобретателем этой легенды был, по-видимому, барон Хунд (о его деятельности речь пойдет ниже), который утверждал, что после ареста большинства тамплиеров провинциальный магистр Оверни Пьер д'Омон сумел бежать вместе с двумя командорами и пятью рыцарями, переодевшимися рабочими-каменщиками. Для конспирации они вступили в цех каменщиков и приняли название франкмасонов. На одном из островов близ берегов Шотландии они встретили Великого командора Джорджа Гарриса и еще нескольких тамплиеров и совместно решили воссоздать орден. В Иванов день 1313 г. был собран капитул, на котором Пьер д'Омон был избран Великим магистром. Чтобы избежать преследований, они использовали пароли и знаки каменщиков и называли себя франкмасонами. В 1631 г. Великий магистр перенес свою резиденцию в Эбердин, откуда Орден тамплиеров под масонской маской снова получил распространение в Западной Европе. Эти утверждения совершенно бездоказательны. Правда, название «тамплиеры» мелькает в отдельных документах XV–XVII вв. В официальном эдикте парижского парламента от 24 февраля 1618 г. владельцы одного отеля именуются «господа тамплиеры», но они явно не имели никакого касательства к исчезнувшему за столетия до этого ордену.

Тамплиерская легенда находила нередко очень своеобразное отражение в литературе века Просвещения. В знаменитой философской драме Г. Э. Лессинга «Натан Мудрый» с симпатией обрисован молодой рыцарь Храма. Он принадлежит к тем героям драмы, в уста которых Лессинг вкладывает свое активное неприятие религиозной нетерпимости и вражды, заветные мысли о братстве людей, о служении просветительским идеалам. «Из всех же предрассудков самый худший — считать свой предрассудок легче прочих»⁴⁴,— говорит юный тамплиер.

Из Германии в 60—70-х годах XVIII в. тамплиерская легенда перекочевала во Францию.

Серьезные историки в XIX и начале XX в., отвергая тамплиерскую легенду (которая усердно пропагандировалась антимасонской литературой), вместе с тем склонны были так объяснять происхождение этого мифа. В конце XVII в. несколько вельмож — герцог Грамон, маркиз Биран и граф Таллар образовали тайное общество под названием «Малое воскресение тамплиеров». Это общество, получившее известное распространение, ставило целью организацию развлечений. Королю Людовику XIV затея не понравилась, и он даже выслал новоявленных храмовников из Парижа. В 1705 г. герцог Филипп Орлеанский объединил бывших членов тайного союза, придав ему политический характер. Иезуит Боннани состряпал знаменитую фальшивку — подложные документы тамплиеров. При тогдашнем уровне палеографии подложные бумаги трудно было отличить от подлинных⁴⁵. Среди этих документов фигурировал список великих магистров Ордена тамплиеров от 1314 года — года казни Жака Моле — до начала XVIII в., в который были включены видные исторические персонажи, вроде Бертрана Дюгеклена (вторая половина XIV столетия), Генриха Монморанси (последние десятилетия XVI в.), герцога Филиппа Орлеанского, который якобы обновил статуты ордена на общем собрании тамплиеров в Версале 25 марта 1705 г., и т. д.⁴⁶

Однако это объяснение более чем сомнительно, ведь подлинные документы, фабрикацию которых отнесли ко времени Людовика XIV, и сами сведения о тайном обществе Филиппа Орлеанского стали известны лишь в 1804 г., причем представил их некий врач по фамилии Аедрю — один из основателей Ордена Востока, явно склонный к мошенническим проделкам. Ледрю утверждал, что он был домашним врачом семьи герцога Коссе — Бриссака, якобы являвшегося до 1792 г. последним Великим магистром тамплиеров. При распродаже мебели герцога во время революции Ледрю будто бы купил секретер, в котором и обнаружил документы ордена. Вероятно, документы были сфабрикованы самим Ледрю или по его наущению⁴⁷. Таким образом, миф о тайном обществе Филиппа Орлеанского был присоединен к тамплиерской легенде лишь в годы наполеоновской империи.

Немецкий переводчик изданного в 1786 г. собрания французских масонских писем замечал, что в Германии, как и во Франции, «примерно двадцать или тридцать лет назад не было парикмахера, который бы с помощью лопатки и молотка на цепочке для часов не объявил себя масоном». В Германии эта мода прошла не просто из-за своей изменчивости. Ее исчезновение следует приписать новой системе масонских лож, установленной в этой стране⁴⁸. В том же году в своей книге «Прусская монархия» Мирабо писал, что в «половине XVHI столетия все хотели принадлежать к франкмасонам; принцы в особенности толпами вступали в это общество. Но оказалось, что таким многолюдным обществом уже невозможно управлять, и возникло желание изменить его ход. Тогда появились, словно выросли из-под земли, люди, которые говорили, будто они посланы неведомыми высшими властями и уполномочены ими реформировать орден, восстановить его в своей древней чистоте».

В середине XVIII в. наряду с распространением в Германии обычных масонских лож возникли так называемые общества «строгого послушания», основателем которых был барон Карл Годхельф Хунд. Страсть к средневековью, к временам рыцарства приняла у этого богатого аристократа характер настоящей мании. Еще в 40-х годах в Париже он уверовал в легенду, что где-то в Шотландии уцелел Орден тамплиеров. По возвращении в Германию барон основал в своем замке ложу «У трех столпов», начал пропагандировать систему «шотландского» масонства и с целью добыть средства для ордена усердно занимался алхимией. Постепенно Хунд стал утверждать, что какие-то запрещавшие называть себя главы «шотландского» масонства подчинили ему всех масонов в большей части Германии и наделили его исключительным правом возводить в высшие степени.

С самого начала масонство в Германии приобрело преимущественно дворянский характер (отсюда и тенденция к копированию средневековых рыцарских орденов). Среди этих масонов особенно стали процветать избранность, таинственность, притязания на владение высшей мудростью, недоступной простым смертным, что создавало наиболее благодатную почву для самозванства, мистификаторства, шарлатанства всех толков.

Разные обряды вносили многочисленные добавления и изменения в тамплиерские и другие мифы: например, история ордена возводилась ко времени сотворения мира или утверждение масонства приписывалось Иисусу Христу. Ирония истории заключалась в том, что тамплиерская легенда, родившаяся как плод чисто дворянского мировоззрения (а также поисков алхимических тайн Востока) и превращавшаяся в дополнительный причудливый реквизит собраний и красочных наименований высших степеней, впоследствии стала выдаваться за доказательство мнимых «разрушительных», антимонархических и антикатолических замыслов ордена.

Система «строгого послушания», созданная бароном Хундом, включала шесть разрядов: ученик, подмастерье, магистр, шотландский магистр св. Андрея, послушник и тамплиер. Потом Хунд добавил к ним еще два высших разряда — монах и великий монах. Входящие в два высших разряда должны были оставаться неизвестными для всех остальных членов ордена и считаться «неизвестными верховными правителями». Орден делился (по примеру иезуитов) на провинции (из них полностью была организована только VII провинция), а те в свою очередь — на приорты, комтуры и т. д. Было установлено новое летосчисление — со времени казни главы тамплиеров Жака Моле в 1314 г. За прием в общество и за возведение в каждую следующую степень взимался крупный взнос в 500 талеров, который шел на покрытие расходов остававшихся неизвестными Великого магистра и других высших чинов ордена. Рыцари высоких степеней имели право открыто третировать младших членов ордена.

Исследователи до сих пор не пришли к единому мнению относительно того, насколько сам Хунд был сознательным обманщиком. Зато сомнений не вызывает лицо одного из его последователей, шарлатана Самюэля Лейхте, присвоившего себе титул барона Джонсона. Авантюрист выдавал себя за приора «высшего, истинного и сокровенного капитула великого всемирного ордена». Он уверял, что величайший государь не обладает таким могуществом, что архангел Гавриил не может похвалиться такой прозорливостью и такими знаниями, какими владеет он. Джонсон утверждал, будто орден обладает несметными богатствами, что в его распоряжении находится английский военный флот, намекал, что знает тайну превращения неблагородных металлов в золото, что может помочь любому истинному масону избежать смерти и жить неограниченное количество лет.

На съезде своих приверженцев в декабре 1763 г. в Альтенберге (около Иены), созванном с помощью Хунда, Джонсон не только сумел выудить у них крупную сумму денег, но и заставил знатных господ и университетских профессоров в средневековых костюмах, с пиками и алебардами разъезжать ночью по городским улицам. Мошенник, выдавая себя за жертву преследования со стороны прусского короля, приказывал рыцарям ордена стоять с кинжалами в руках у дверей его спальни, посылал кавалерийские патрули в окрестные леса якобы для отыскания злоумышленников, покушавшихся на его жизнь. В планы шарлатана входило дополнение устава лож одним весьма небезынтересным параграфом: каждый масон должен завещать все свое состояние ордену, или, иными словами, тому же Джонсону. Это показалось слишком даже тем из самых доверчивых, которые и так были озадачены невыполнением Джонсоном своего обещания поделиться с ними сокровенными секретами. От него потребовали представить свои полномочия и назвать лиц, которые наделили его ими. Джонсон добился месячной отсрочки и поспешил улизнуть. В 1765 г. он был арестован, и последние десять лет своей жизни провел в тюрьме города Вартбурга. Сторонникам «строгого послушания» пришлось нарушить его, отменяя нововведения Джонсона. Строго иерархический принцип построения ордена не предотвратил постоянных тенденций к расколу в его рядах.

В 1767 г. возникло соперничающее общество «Тамплиерский клерикат», организованное 26-летним Иоганном Августом Штарком, в действиях которого, как и Хунда, очень нелегко было различить сознательный обман. До этого он успел побывать профессором восточных языков в Петербурге и Париже, а позднее почти в течение 30 лет был в Пруссии профессором теологии, придворным проповедником, занимал важные чиновничьи должности и даже в 1811 г. получил титул барона — звание, в которое ряд близких ему по духу лиц, как мы уже знаем, возводили себя и сами. Формально Штарк всегда оставался протестантом, но в его сочинениях фигурировали хвалебные отзывы о римской церкви и более древней традиции, запечатленной в ее литургии. Созданную им организацию Штарк в отличие от сторонников «строгого послушания» объявил происходящей не от тамплиеров-рыцарей, а от еще более высокого авторитета— от тамплиеров — духовных лиц (клериков), которые будто бы только и обладали главными секретами ордена. Глава ордена, носивший псевдоним Пилад, по разъяснению Штарка, обретался в далеком Санкт-Петербурге.

Изобретения Штарка были явно ступенью выше, чем фантазии Хунда, а обещание сказочных богатств и вечной молодости было слишком большим соблазном для легковерных. Хунд был вынужден пойти на компромисс с новоявленным представителем «клериков-тамплиеров» и послал для переговоров с ним делегацию во главе с неким фон Прангеном, в недавнем прошлом ближайшим помощником «барона» Джонсона. Острый нюх авантюриста помог Прангену быстро вникнуть в смысл манипуляций конкурентов, и в частности выяснить, что таинственный Пилад в Петербурге — это малограмотный часовщик Шюргес, с которым Штарк поддерживал регулярные связи⁴⁹. Впрочем, даже это разоблачение не помешало объединению двух ветвей «строгого послушания» в мае 1772 г. на съезде в Коло с той только оговоркой, что главами ордена будут признаваться лишь лица, избранные его членами. Позднее Штарк, которого обвиняли в связях с иезуитами, был постепенно оттеснен от руководства, вышел в 1777 г. из ордена и в отместку в 1780 г. опубликовал язвительный памфлет, в котором разоблачал многие из бредовых идей, положенных в основу «строгого послушания». Великим магистром стал герцог Фердинанд Брауншвейгский, а главная квартира ордена была учреждена в Дрездене. К ордену примкнуло несколько германских монархов — герцоги Саксен-Готский и Нассау-Урингенский, князья Георг и Людовик Дармштадтские. Отделения ордена появились в Стокгольме (возглавлялось герцогом Зюдерманландским, впоследствии шведским королем Карлом XIII), в Италии, во Франции, в Венгрии и в России.

В ложи «строгого послушания» в разное время входили выдающиеся деятели немецкого Просвещения, великие писатели и композиторы — достаточно назвать среди них Гёте, Лессинга, Моцарта. Приход к руководству орденом герцога Брауншвейгского не помешал возникновению новых раздоров и столкновений между различными ложами. Некоторые из влиятельных членов «строгого послушания» начали даже подозревать, что стали орудиями в руках иезуитов и папства — соучастника уничтожения Ордена тамплиеров.

Прежде чем продолжить рассказ о судьбе тамплиерского движения, необходимо перенестись за Рейн, во Францию, где в третьей четверти XVIII в. появился некий Мартинес де Паскуали (1727–1774) — «ясновидящий», взгляды которого представляли пеструю смесь идей мистика Якова Бёме, каббалы, гностицизма и христианства и напоминали учение известного шведского духовидца Сведенборга⁵⁰. О самом Мартинесе де Паскуали мало что известно, зато не подлежит сомнению, что его оставшийся незаконченным «Трактат о воссоединении» оказал сильное влияние на многих охваченных жаждой оккультного знания. Утверждали, будто Мартинесу покровительствовал сам архиепископ Бордо. Нашлось много поклонников его «учения», касавшегося способов общения с миром духов, которые для этого должны были быть приглашаемы к появлению во плоти. Мартинес де Паскуали именовал себя представителем Ордена рыцарей-масонов, избранных священников. В 1766 г. он подружился с богатым лионским суконщиком Жаном-Батистом Вилермозом (1730–1824), который стал его ближайшим помощником. Сам Мартинес произвел себя в сан Верховного магистра.

В ордене было четыре разряда. Первый разряд включал три степени — ученик, подмастерье, мастер; второй тоже имел три степени — ученик священника, подмастерье священника и мастер-священник. В третий разряд входил мастер — избранный священник, Великий зодчий, командор Востока; наконец, четвертый разряд состоял из одной степени — Истинного креста.

Общество, разумеется, установило сложные ритуалы заседаний, специальные формы одежды, правила поведения, включавшие постоянное воздержание от употребления определенных видов мясной пищи (вроде животного жира и почек), соблюдение два раза в год длительного поста и т. п.⁵¹

Новые ложи уже в 60-х годах образовались на юге Франции, позднее появились в Париже. Эти общества назывались по-разному, но приобрели известность как Орден мартинистов — по имени ученика Мартинеса — Луи-Клода де Сен-Мартена, который вступил в орден в 1768 г. и опубликовал в 1775 г. книгу «Об ошибках и об истине». В основе воззрений Сен-Мартена лежало библейское учение о грехопадении, искуплении и возрождении человека. Человек — продукт божественной эманации. В своем грехопадении он увлек за собой и природу. До падения он жил в боге и бог в нем, был «зеркалом высочайшего и всеобъемлющего единства»; материальная природа, окружающая ныне человека, — это только воспоминание о прежней первичной, неизменной природе. Люди, утратив свое былое величие, находятся уже не над твердью, а ниже тверди и астрального мира. Человеку стал неведом смысл божественного слова. Земля для него превратилась в край изгнания, стала местом его наказания и страданий. Единственный путь к спасению — это воскреснуть к новой жизни. В этом предназначение и земной жизни и смерти человека. В смирении и через нравственное очищение он должен осознать вину, и только тогда ему будет открыта истина. Что же касается общественно-политических вопросов, то Сен-Мартен на словах отводил им сугубо второстепенное место, отрицал передовую идею народного суверенитета, считал проявлением божественного чувства благоговения то почитание, которым должен быть окружен монарх. Богатым людям следует, по мнению Сен-Мартена, быть примером и опорой для бедных.

Сутью мартинизма было утверждение возможности с помощью определенной системы ритуалов вступить в контакт, «воссоединиться» с миром духов, к которому человек принадлежит до рождения. Сен-Мартен пропагандировал идею, что в обществе столетия скрытно живут и действуют лица, которые наделены даром бессмертия и осуществляют провиденциальную миссию сохранения истинной универсальной религии. Помимо собственно мартинистских сект это учение быстро распространилось в масонских кругах.

Глава лионских мартинистов Вилермоз, основавший в 1763 г. ложу «Рыцари черного орла и розенкрейцерства», долго пытался проникнуть в тайну философского камня. В поисках поддержки он в 1773 г., после встречи с представителями барона Хунда, создал первую в Лионе ложу «Строгого послушания» и получил титул канцлера директории Оверни.

Если в Германии новоявленными тамплиерами были дворяне, то во Франции ими оказались буржуа из городов Юга. Вероятно, надменные рыцари Храма немало удивились бы, узрев среди своих потомков торговцев шерстью и шелком, негоциантов и судовладельцев.

Тщеславный Вилермоз вскоре вмешался в споры, бушевавшие среди французских масонов, которые были особенно взбудоражены перспективой подчинения каким-то неизвестным руководителям за Рейном. В результате превращений, претерпеваемых группой сторонников Вилермоза, возникло общество «Благодетельные рыцари святого города». Оно придерживалось доктрины, представлявшей собой причудливое объединение мартинистского учения о «воссоединении» с миром духов и легенды о наследии тамплиеров, которая теперь уже воспринималась во Франции как сугубо немецкое изобретение. Разумеется, новое течение поспешило обзавестись и новыми высшими степенями — «рыцаря-монаха» и «Великого монаха». Взгляды Вилермоза оказали воздействие и на германских масонов, где продолжались раздоры между тамплиерами. В 1775 г. на съезде в Брауншвейге (на котором участвовали представители 23 лож, насчитывавших среди своих членов 26 владетельных князей!) от Хунда, как некогда от Джонсона, потребовали доказательств связи его с неизвестными главами «шотландского» масонства. Конечно, таких доказательств не было представлено.

В 1778 г. в Лионе был созван конвент французских «Благодетельных рыцарей» (именовавший себя «Национальной обителью галлов»), который под предлогом уточнения символики одобрил новую систему обрядов, ограждавшую орден от германского влияния. На съезде «Строгого послушания», заседавшем с июля по сентябрь 1782 г. в Германии, в Вильгельмсбаде, было решено примкнуть к системе «Благодетельных рыцарей». Генеральным Великим магистром остался герцог Фердинанд Брауншвейгский, а его заместителем был избран ландграф Карл Гессенский. Было решено отказаться от легенды о тамплиерах и абсурдного требования возвращения конфискованных у них богатств. С Орденом тамплиеров сохранялась связь только на высшей ступени иерархии, которая была превращена в чистую фикцию. Вместе с тем поборники мистицизма явно брали верх над сторонниками более рационалистических взглядов. Впрочем, по мнению самих участников, собрание не решило ни одного из главных идеологических и организационных вопросов⁵³. Французы во главе с Вилермозом выступили против антикатолического направления иллюминатов (о них — ниже). Восторжествовавший мартинизм вызывал среди немецких сторонников «Строгого послушания» сопротивление из-за одного его французского происхождения, а самого Вилермоза и его сторонников стали обвинять в том, что они являются тайными агентами иезуитов.

Не только ложи «Строгого послушания», но и остальные ложи в Германии (как, впрочем, и в большинстве других стран) сохраняли строго монархический образ мыслей. «Власть монархов и верность подданных являются двумя наиболее необходимыми основами всех государств», читаем в типичном немецком масонском сочинении второй половины века. Но вскоре система «Строгого послушания» была ликвидирована. Орден мартинистов официально прекратил существование в 1780 г., а его доктрины и символы были усвоены «шотландским» масонством. (В 1942 г. он был восстановлен во Франции под именем Ордена мартинистских избранных священников и существует и поныне.)

Начиная с середины XVIII в. тамплиерская легенда все чаще обсуждалась в печати, в том числе в быстро увеличивавшейся масонской литературе. В конце 80-х годов в Германии, по словам современника, «число масонских трактатов возрастало с каждой книжном ярмаркой». Публиковались все новые книги, излагающие тамплиерскую легенду или для подкрепления ее содержащие откровенно апологетическую историю Ордена рыцарей Храма⁵⁵. Легенда дополнялась все новыми фантазиями. «Вся тайна франкмасонства заключается в ужасной смерти архиепископа Кентерберийского Томаса Беккета»⁵⁶,—узнаем из одного трактата (речь идет об убийстве Т. Беккета по приказу английского короля Генриха II в 1170 г.).

Появлялись и убедительные опровержения легенды, одно из которых принадлежало перу известного немецкого писателя Ф. Николаи, подчеркивавшего, что нет доказательств какой-либо связи между средневековым Орденом тамплиеров XIV в. и масонами XVIII столетия⁵⁷. Другой современник писал: «Можно наблюдать, как писатели усмехаются, когда сталкиваются с мнением, будто орден был основан Адамом, Ноем или Соломоном»⁵⁸. Автор этого сочинения добавлял: «Весьма сомнительно, что в нашем отечестве до 1720 г. был хотя бы один масон»⁵⁹. Однако чаще — и это было отражением борьбы различных направлений в масонстве — одна легенда отвергалась только для того, чтобы тут же отстаивать другую. Так, автор трактата «Новейшие тайны масонов» не признавал древность ордена, утверждая, что ему немногим более 100 лет, но тут же ссылался на миф об основании масонства Оливером Кромвелем⁶⁰. Еще ранее, в 40-х годах, отрицая прямую связь масонов со строителями Иерусалимского храма, некоторые авторы признавали связь косвенную — через ремесленные союзы каменщиков⁶¹.

В начале XIX в., когда в Германии получили широкое распространение масонская периодика⁶² и издания, исходившие от различных ветвей масонства⁶³, еще продолжалась пропаганда все новых вымыслов. Как отмечал тогда Ф. Николаи, нельзя было писать о происхождении масонского ордена, «не вызывая споров и неудовольствия»⁶⁴.

Среди многих тайных союзов второй половины XVIII в. особое внимание привлекал Орден золотых розенкрейцеров. О золотых розенкрейцерах писал П. Мормиус в 1630 г. в Лейдене, а также несколько позднее Арно де Вильнеф⁶⁵. Однако связь золотых розенкрейцеров XVIII в. с действительным или мнимым Орденом розенкрейцеров XV–XVII вв. не имеет документальных подтверждений, и, вероятно, все это должно быть отнесено к числу исторических легенд. Наиболее раннее свидетельство существования розенкрейцеров в XVIII в. находят в изданном в 1710 г. трактате Самуэля Рихтера (писавшего под псевдонимом Синсерус Ренатус) «Правдивое и полное описание философского камня Братства Ордена золотых розенкрейцеров и т. д.». В трактате разъяснялось, что философия должна позволить проникнуть в тайны природы и способствовать достижению земного счастья, а теософия розенкрейцеров призвана раскрыть тайны божества и вечной жизни. Однако этот трактат нельзя считать свидетельством восстановления старого или создания нового ордена в Германии. Напротив, во Франции идеи, аналогичные высказанным в трактате С. Рихтера, проповедовало действительно существовавшее в начале XVIII в. Братство розенкрейцеров. В сочиненных, видимо, много позднее письмах розенкрейцеров 20-х годов XVIII в. иногда довольно заметно проступали пародийные ноты⁶⁶.

В трактатах первой половины XVIII в., упоминавших о розенкрейцерах, сообщались взаимоисключающие сведения. В это время в германских государствах, особенно южных, действовало значительное число алхимиков; некоторые из них (что видно из названий публиковавшихся ими трактатов) именовали себя золотыми розенкрейцерами. Число их значительно возросло примерно с 1755 г. во всей Германии, Австрии и в других владениях Габсбургов, а также в Польше. Это был период, когда происходило сближение между розенкрейцерами и масонами, жаждавшими приобщиться к загадочной таинственности алхимических опытов. В свою очередь алхимики, видимо, заимствовали у «шотландского» масонства его организационные формы. Реальное существование Ордена золотых розенкрейцеров как организации может быть прослежено, вероятно, только с 1757 г. С 1761 г. розенкрейцеры подвизаются в Праге. В изданном в том же году трактате фигурируют устав и ритуалы ордена.

Однако более подробные сведения о золотых розенкрейцерах имеются примерно с 1767 г. Во главе ордена стояли «император» и «вице-император» с неясными полномочиями. Члены ордена делились на семь классов. Как утверждалось, орден насчитывал 77 «магов», 2700 «верховных философов первого ранга», 3900 «высших философов второго ранга», 3000 «младших магов», 1000 «адептов», 1000 молодых членов ордена, не выполнявших самостоятельной работы, и, наконец, неуказанное число недавно принятых новичков⁶⁷. С 1775 г. управление ордена переместилось в Вену, а для Северной Германии центром союза стал Берлин.

Золотые розенкрейцеры активно участвовали в развитии тамплиерской легенды, в умножении количества степеней в масонских ложах, вербовали братьев в свои ряды и в 1777 г. объявили себя высшей степенью масонского ордена.

70-е годы были временем быстрого возрастания численности и влияния Ордена золотых розенкрейцеров. Утверждали, что орден насчитывал свыше 5800 членов, поделенных на 9 степеней. Это были врачи, теологи, ученые, офицеры, представители дворянства и верхов буржуазии. 8 августа 1781 г. в орден вступил под именем Ормезуса наследник прусского престола, через несколько лет ставший королем Фридрихом-Вильгельмом II (1786–1797). Его побудили присоединиться к розенкрейцерам герцог Фридрих Август Брауншвейгский и влиятельные прусские сановники Г. Р. Бишофвердер и И. X. Вельнер, ставшие затем первый — генерал-адъютантом, второй — министром юстиции, народного просвещения и духовных дел, ярыми реакционерами-обскурантами, гонителями идей Просвещения не только в Пруссии, но и в других германских государствах. По указу 1788 г. была резко усилена цензура. Возникновение и, главное, быстрое развитие тайного Ордена золотых розенкрейцеров являлись одним из важных симптомов наметившегося упадка того направления в масонстве, которое было тесно связано с Просвещением. Более того, оно было свидетельством углублявшегося разрыва масонства в целом с системой воззрений и политической позицией просветителей. Этот орден, выражавший в крайней форме иррационалистические веяния, распространение оккультизма, оказал заметное воздействие на идеологический климат в Германии и добился необычайных успехов в два десятилетия, предшествовавшие Великой французской революции. Его руководители оказались на крупных государственных постах в Пруссии и, хотя и в меньшей мере, в Баварии.

Многие биографы Гёте считают, что он был принят в ряды розенкрейцеров. В «Тайнах» он писал: «Узрит тесно сплетенными крест и розу тот, кто присоединится к розенкрейцерам». В «Годах учения Вильгельма Мейстера» герой неожиданно обнаруживает, что его уже давно ведет по жизненному пути неизвестное ему тайное общество. В старом замке, в часовне, скрытой от постороннего глаза, общество раскрывает ему свои тайны.

«Занавеска раздвинулась, и в раме показался в полном вооружении старый король датский.

— Я дух твоего отца, — промолвило видение, — и удаляюсь утешенный, ибо мои желания о тебе исполнились в большей мере, чем я сам постигал»⁶⁸.

В «Годах странствования Вильгельма Мейстера» герой романа встречает пожилую родственницу одного из своих друзей Макарию, обладавшую способностью к общению со сверхчувственным миром. Она является Вильгельму во сне в сверкающих золотом одеждах, которые казались священническим облачением. «Но вот у ног ее заклубились облака, вздымаясь наподобие крыльев, они стали возносить ввысь священный образ, и, наконец, на месте ее дивного лица я увидел среди расходящихся облаков сверкающую звезду, которая уносилась все выше и выше и слилась с остальным звездным небом через раскрывшийся свод зала; небесный же свод, казалось, все ширился, обнимая всю вселенную»⁶⁹.

Предполагали, что и в «Волшебной флейте» Моцарта речь также идет о таинствах розенкрейцеров.

Однако во второй половине 80-х годов появились первые симптомы упадка ордена. Многие были разочарованы неосуществлением надежд на приобщение к «божественной мудрости». Представления розенкрейцеров об их прошлом, их притязания на сверхъестественное знание стали объектом резкой критики, в том числе и в рядах самого ордена.

В 90-х годах в Пруссии сильное недовольство вызвало засилье при дворе шайки духовидцев и алхимиков, которые в полном согласии с высшими сановниками дурачили недалекого Фридриха-Вильгельма II. Осенью 1792 г. в Париже с легкой руки Бомарше рассказывали, будто Фридриха-Вильгельма II вызвали с бала условным паролем розенкрейцеров и в полутемной комнате перед королем предстал… призрак его деда Фридриха П. Его умело сыграл известный актер Флери, специально для этого пробравшийся из Парижа. «Призрак» поведал королю, как его дурачили французские роялисты, скрывая от него, что весь народ Франции против вмешательства иностранцев в дела страны. Король запомнил предостережения, и две недели прусская армия оставалась около Вердена, так и не получив приказа о наступлении в направлении Парижа. А потом произошло сражение при Вальми, где неожиданный успех охваченных революционным пылом, но слабо обученных и плохо организованных французских войск был во многом следствием непонятной нерешительности прусского командования. Впрочем, поведение пруссаков уже тогда находило и другое объяснение, также связанное с историей тайных союзов (нам еще придется коснуться этого в иной связи).

После смерти Фридриха-Вильгельма II Орден розенкрейцеров начал быстро клониться к упадку. Он еще существовал в последние годы XVIII в. Конечный этап истории ордена остается столь же неясным, как и время его возникновения.

Стоит добавить, что с розенкрейцерами связана еще одна историческая легенда.

…После битвы при Ватерлоо и вторичного отречения Наполеона от престола в страну в обозе иностранных армий снова вернулись Бурбоны. Начались преследования бонапартистов. Особое внимание привлек судебный процесс пользовавшегося широкой популярностью маршала Мишеля Нея. Его обвиняли в том, что 14 марта 1815 г., в начале «Стадией», он, посланный с армией против Наполеона, перешел на сторону «узурпатора». Приговоренный к смерти, маршал был расстрелян на рассвете 7 декабря 1815 г. Однако ходили упорные слухи о спасении Нея. В США в течение нескольких десятилетий проживал некий Питер Стюарт Ней, выдававший себя за наполеоновского маршала. По его утверждению, казнь была лишь инсценировкой, и он был спасен командующим английскими войсками герцогом Веллингтоном, который, как сам Ней, состоял в тайном Ордене розенкрейцеров черного орла. Такое общество действительно существовало, но от него не осталось никаких документальных материалов, которые позволили бы проверить это утверждение П. С. Нея.

В истории секретных союзов XVIII в. большое место занимает Орден иллюминатов. Он возник в отсталой Баварии, где царил религиозный обскурантизм. Хотя Орден иезуитов был распущен папой в 1773 г., бывшие члены «Общества Иисуса» по-прежнему цепко держали в своих руках контроль над всей системой образования, особенно над университетским.

Для противодействия этой тягостной опеке профессор канонического права Ингольштадтского университета Адам Вейсхаупт (1748–1830) стал вынашивать с 1776 г. мысль основать тайный орден, который в своей тактике многое заимствовал бы у самих иезуитов. Выходец из семьи ученого, Вейсхаупт учился в иезуитском колледже, однако вынес из него только презрение к идеям, которыми руководствовалось «Общество Иисуса». Вместе с тем он высоко оценивал структуру ордена, дисциплину его членов, их умение использовать самый различный набор средств для достижения поставленных целей. Все известное о взглядах молодого Вейсхаупта в 70-х годах рисует его поклонником философского материализма энциклопедистов, эгалитарных воззрений Руссо и даже утопического коммунизма Мабли и Морелли. Во многом его увлечение передовыми идеями носило теоретический, абстрактный характер. Но надо отметить и другое. Уже тогда в характере Вейсхаупта проявились такие черты, как страсть к интриге, сварливость, в результате чего он нажил массу врагов в академических кругах, крайняя небрезгливость в средствах, заимствованная у его учителей-иезуитов и возведенная даже в принцип поведения, стремление главенствовать, иногда граничащее с пустым тщеславием.

Путями совершенствования общественного устройства Вейсхаупт считал распространение просвещения, правильных представлений о природе человека и моральное возрождение человечества. Это просвещение должно было быть наполнено антиклерикальным и антифеодальным содержанием. Секретный орден был призван стать средством постепенного осуществления мечты просветителей о создании гармонического общественного строя свободы и равенства, всемирной республики, которая покончит со всеми сословными различиями, религиозным гнетом, монархическим деспотизмом, войнами, национальной враждой, утвердит принципы, находящиеся в соответствии с природой человека. Было бы, однако, преувеличением говорить о четкой антимонархической и антицерковной направленности ордена. Вейсхаупт и его ближайшие сотрудники не были революционерами. Они рассчитывали достигнуть своих идей распространением просвещения, самоусовершенствованием людей, которые постепенно, возможно только через многие столетия, станут руководствоваться принципами разума и добродетели⁷¹.

Орден иллюминатов был в известном смысле прямой противоположностью ложам «строгого послушания», занятым поисками «божественной мудрости». После крушения этого течения на конгрессе в Вильгельмсбаде в 1782 г. иллюминаты и золотые розенкрейцеры стали как бы организационно оформленным воплощением двух противоположных — рационально-просветительской и иррационально-оккультной — тенденций в масонстве⁷².

Тайное общество было создано Вейсхауптом 1 мая 1776 г. В него первоначально входило только пять человек, а к 1779 г. оно насчитывало уже четыре отделения («колонии») в баварских городах. Устав ордена требовал от его членов соблюдения строгой секретности, безоговорочного повиновения старшим, постоянной самопроверки путем письменных ответов на специальные вопросники. Вдобавок иллюминаты скрывались под псевдонимами, заимствованными обычно из Библии и античной истории (сам Вейсхаупт именовался Спартаком), а также у выдающихся государственных деятелей, ученых и мыслителей средних веков и нового времени (включая Эразма, Мора, Кампанеллу, Гроция и др.)⁷³.

Одним из первых соратников Вейсхаупта стал 20-летний студент Франц Ксаверий Цвак (Катон). Вскоре к ним присоединилось еще некоторое число профессоров и студентов. Первоначально орден состоял только из баварцев, но потом его новый адепт — литератор барон Адольф фон Книгге (Филон), гамбургский издатель Христов Боде, геттингенский профессор философии М. Федер и другие начиная примерно с 1780 г. стали оказывать содействие в создании филиалов союза в других частях Германии⁷⁴. В Веймаре в орден вступили наиболее влиятельные члены масонской ложи «Амалия», включая Гёте, Гердера и герцога Карла-Августа⁷⁵. Членами ордена, по некоторым сведениям, состояли Моцарт, Шиллер, Виланд. К середине 1782 г. орден насчитывал примерно 300, а еще через два года — свыше 650 человек. Это была сравнительно небольшая группа буржуазной интеллигенции и либеральных дворян, авангард немецкой буржуазии, слабо связанный с ее основными слоями. Иллюминаты были принципиальными противниками вовлечения в свое движение «непросвещенных» народных масс По словам Энгельса, иллюминаты лишь хотели в своих целях использовать народ. Маркс и Энгельс писали о «плоской банальной мудрости иллюминатов и франкмасонов прошлого столетия»⁷⁶.

Вначале Вейсхаупт обладал диктаторской властью в обществе, но позднее на равноправное участие в руководстве стали претендовать и другие члены ареопага — верховного органа ордена. Их требования были приняты Вейсхауптом и оформлены специальным решением ареопага в июле 1781 г. К этому времени иллюминаты имели свои отделения не только в различных германских государствах, в Австрии и Венгрии, но также в Польше, Нидерландах, Дании, Швеции, Италии, Испании, Швейцарии (где одним из инициаторов создания филиала ордена стал знаменитый педагог Песталоцци⁷⁸) и особенно во Франции — в городах Страсбурге, Гренобле, Лионе. В Париже к иллюминатам примкнули видные адвокаты, ученые, писатели.

Еще в 1774 г., до создания Ордена иллюминатов, Вейсхаупт ненадолго стал членом масонской ложи, но разочаровался в масонстве и его мнимозначительных тайнах. Довольно скоро у Вейсхаупта (а потом и у других членов ареопага) возникла идея инфильтрации лож и подчинения их своим целям, а также сокрытия под масонской оболочкой самого существования Ордена иллюминатов. Соблюдение секретности масонскими ложами должно было способствовать осуществлению намерений иллюминатов. Им действительно удалось подчинить себе ложу в Мюнхене, с помощью которой было можно создавать дочерние ложи. Иллюминаты, правда без особого успеха, пытались вербовать всех недовольных решениями съезда в Вильгельмсбаде. Вейсхаупт и его единомышленники надеялись, используя хаотическое состояние германского масонства, создать объединение лож под эгидой неких не существующих в действительности «древних шотландских вождей». Этот план не удался. Аналогичные усилия иллюминаты предпринимали в Польше, а также (безуспешно) во Франции⁸⁰.

По мере численного роста Ордена иллюминатов возникли и усиливались трения между низами и верхами иерархии. Некоторые деятели консервативного масонства стали предостерегать против «антихристианских» и «разрушительных» тенденций последователей Вейсхаупта. Вступивший в ряды иллюминатов в 1779 г. Книгге вскоре приобрел среди них авторитет, не уступающий влиянию Вейсхаупта. Книгге сыграл особо активную роль в проникновении иллюминатов в ряды масонства. Между тем по своим взглядам Книгге явно расходился с Вейсхауптом, отвергая как его просветительские планы, так и антиклерикальные тенденции, высказывал симпатию к оккультным и мистическим элементам в воззрениях масонов «строгого послушания». В отличие от Вейсхаупта Книгге стремился не ускорять крушение этого направления в масонстве, а привлечь на сторону иллюминатов его руководителей вплоть до герцога Фердинанда Брауншвейгского как якобы единомышленников⁸¹. Попытки Книгге заимствовать у католицизма символическую процедуру, которую он предлагал ввести для возведения иллюминатов в высшие степени, послужили поводом для разрыва. В июле 1784 г. он вышел из ордена.

В самой Баварии просочившиеся сведения о деятельности иллюминатов обрастали нелепыми слухами. Благосклонность императора Иосифа II к иллюминатам расценивалась как часть настойчивых попыток Габсбургов присоединить Баварию к своим владениям хотя бы за счет отказа от расположенных вдалеке австрийских Нидерландов (Бельгии). Между тем один из членов ордена сделал донос властям, о котором сразу же был поставлен в известность сам баварский курфюрст Карл Теодор. 22 июня 1784 г. последовал указ о роспуске обществ, не разрешенных правительством, как вызывающих подозрения и опасения. После этого в печати появилось много статей, содержащих обличения иллюминатов. Вейсхаупт бежал из Баварии. Новый указ курфюрста от 2 марта 1785 г. был направлен специально против иллюминатов, деятельность которых строжайше запрещалась на территории Баварии. Перед секретной комиссией, производившей следствие, предстали (за отсутствием главных руководителей ордена) трое: граф Савиоли, маркиз де Констанцо и каноник Хертал. Приговор не был суровым — все трое обвиняемых были смещены с занимаемых постов и высланы из Баварии.

В 1786 г. при обыске в квартире Цвака в руки властей попала значительная часть архива иллюминатов, которая была опубликована в следующие годы и произвела сенсацию. Вейсхаупт, Книгге и другие иллюминаты пытались печатно защищать репутацию ордена. Их противники отвечали десятками обличительных памфлетов, которые выходили в Германии, Англии, Франции и в других странах. Проникновение иллюминатов в масонские лежи в глазах реакционно настроенных кругов делало подозрительным все Братство, несмотря на явную консервативность большинства его членов. Кто знает, не была ли она лишь маской благонамеренности, надеваемой по совету Вейсхаупта для сокрытия самых разрушительных планов? Вместе с тем широко циркулировала версия (ее, в частности, распространял в своих сочинениях Книгге), будто масонство было инфильтрировано не столько иллюминатами, сколько формально распущенным «Обществом Иисуса» и что иезуиты стремятся подчинить Братство своим целям.

Таким образом, легенда о «заговоре иллюминатов» (о ней ниже), возникшая еще накануне 1789 г., пожалуй, даже способствовала в предреволюционные годы упадку влияния масонства в ряде стран, в частности во Франции⁸⁴.

В Баварии с 1787 г. начался настоящий поход не только против иллюминатов, но и против всех заподозренных в сочувствии идеям Просвещения⁸⁵. Иллюминатов лишали кафедры, увольняли с государственной службы, иногда даже подвергали аресту и заключали в тюрьму. Утверждение, что Орден иллюминатов существовал или был восстановлен после 1785 г., не подтверждается никакими доказательствами⁸⁶. Он был настолько основательно выкорчеван в Баварии, что, когда позднее, в 1796 г., в Париже правительство Директории вспомнило об иллюминатах, надеясь использовать их как свою опору в Южной Германии, выяснилось, что не сохранилось даже следов этой организации. Все проекты ее утилизации, по-видимому, остались на бумаге. Надо добавить, что некоторые из видных иллюминатов, включая Цвака, через несколько лет стали делать административную и придворную карьеру. Это показывает, насколько неглубокой была оппозиция ордена. Сам А. Вейсхаупт сделался надворным советником герцога Саксен-Готского.

Хотя некоторые из иллюминатов, включая Книгге, одобряли французскую революцию на первых ее этапах, вряд ли кто-либо из известных «немецких якобинцев» ранее принадлежал к ордену. Напротив, многие иллюминаты стали ярыми врагами революции.

В канун Великой французской революции появилось несколько книг, содержавших полемику между рационалистическим и мистическим направлениями в масонстве и выдвигавших различные обвинения против него в целом. Активное участие в этой полемике принял будущий выдающийся деятель революции Мирабо в своей книге «Прусская монархия», опубликованной в 1786 г., после того как он побывал с полуофициальной миссией в, Берлине. Там Мирабо познакомился с несколькими иллюминатами и близко сошелся с одним из них — Мовийоном. Впоследствии это послужило предлогом для утверждения, будто Мовийон принял Мирабо в орден, а тот позднее вовлек в козни иллюминатов Великого магистра французских масонов герцога Орлеанского. Утверждалось, что Мирабо и Николя де Бонвиль ввели немецких иллюминатов в ложу «Объединенные друзья»⁸⁸. Вступление Мирабо в ряды иллюминатов в то время, когда орден быстро клонился к упадку, не кажется правдоподобным. В «Прусской монархии» Мирабо положительно отзывается об иллюминатах, которые должны были импонировать ему своими выступлениями против иезуитов и клерикального обскурантизма. Однако он мало что знал об ордене, несмотря на широко циркулировавшие сведения о нем в немецкой печати, и даже путал его с «золотыми розенкрейцерами».

В Германии в эти годы все еще не затихала полемика, связанная с обвинением И. А. Штарка в том, что он являлся вольным или невольным орудием папства и иезуитов. В 1787 г. Штарк возбудил против двух своих противников в Берлине процесс по обвинению в клевете и, проиграв его, всего за два месяца написал и издал два увесистых тома (1594 страницы печатного текста!) в оправдание своих действий. В этом опусе, озаглавленном «О криптокатолицизме, махинациях с прозетелизмом, иезуитизмом, тайных обществах и т. д», Штарк кроме всего прочего прозрачно намекал на приверженность к иезуитам тогда уже покойного основателя системы «Строгого послушания» барона Хунда, поскольку тот в конце жизни перешел в католичество⁸⁹.

В 1788 г. Н. Бонвиль выпустил двухтомное сочинение под названием «Иезуиты, изгнанные из рядов масонства, и их кинжал, сломанный масонами». В первом томе утверждается, что, хотя и доказано отсутствие преемственности масонства «шотландского обряда» от Ордена тамплиеров, уничтоженного в XIV в., скрытой оказалась связь с другим орденом — иезуитов⁹⁰. Название второго тома говорит само за себя — «Тождественность четырех обетов Общества святого Игнатия (Лойолы, т. е. иезуитов, — Е. Ч.) и четырех степеней масонства святого Иоанна». В своем сочинении Бонвиль уверял: «Масонство — это просто иное название Ордена иезуитов», которые якобы стали проникать в него уже в годы английской революции⁹¹. (Еще до Бонвиля высказывалось мнение, что иезуиты начали вступать в ложи со времен Семилетней войны 1756–1763 гг⁹²) Цепь этих кажущихся нелепыми обвинений Бонвиля, видимо, объясняется его знакомством с иллюминатами. Он стремился очистить масонский орден от увлечения алхимией, магией и мистикой и направить его на путь просветительского рационализма и антиклерикализма⁹³.

В подражании иезуитам обвиняли и Орден иллюминатов. По мнению публициста маркиза Люше, иезуиты и иллюминаты руководствовались схожими принципами. Они стремились к разрушению государства и общества ⁹⁵.

Судьба двух знаменитых авантюристов XVIII в, — Сен-Жермена и Калиостро, которая была многими нитями связана с «тайной войной» того времени[5], оказалась (особенно у второго из них) неразрывно связанной и с деятельностью тайных обществ. Оба они широко использовали тягу к таинственному, мистические настроения, отражением которых в немалой степени было тамплиерское движение и тем более Орден золотых розенкрейцеров. В антимасонской литературе признавалось несомненным, что граф Сен-Жермен являлся членом ордена. Согласно этим утверждениям, граф был принят в ряды масонов в Германии одним из их лидеров, Шропфером, и пользовался покровительством маркизы де Помпадур и герцога де Шуазеля — двух главных патронов французского масонства⁹⁶.

…В различных изданиях первой половины XVIII в., еще до появления на сцене Сен-Жермена, излагалась странная история, приключившаяся будто бы в Венеции в 1687 г. (о ней оповестили тогда же местные газеты). В городе поселился человек, именовавший себя сеньором Гуальди. Никто не знал ни его происхождения, ни источников доходов. Хотя незнакомец не получал ни одного письма, никаких денежных переводов, он немедля расплачивался наличными за все делавшиеся им покупки. Он был принят в домах венецианской знати и в разговорах выказывал большие познания в науках и искусстве. Гуальди владел небольшой, но ценной коллекцией картин, которую с готовностью показывал всем, кто желал ее посмотреть. Как-то раз у него в гостях был один венецианский аристократ, который обратил внимание на портрет, изображавший самого Гуальди (к тому времени ему было не более 50 лет). Изумленный гость спросил его, как же так получилось, что картина несомненно принадлежит кисти Тициана, умершего 130 лет назад? Гуальди сухо ответил, что есть вещи, о которых непросто узнать, возможны они или не возможны, что быть похожим на портрет, написанный Тицианом, еще не преступление. Венецианец понял бестактность своего вопроса и поспешил удалиться. Однако он не избежал искушения рассказать о необычной картине друзьям. Те решили убедиться, увидев собственными глазами, но, когда они пришли навестить Гуальди, выяснилось, что он за час до этого покинул Венецию⁹⁷.

Гуальди явно послужил прообразом для рассказов о Сен-Жермене, которые он сам искусно распространял сначала в Париже, а потом в Германии. Внешне Сен-Жермен строго соблюдал католические обряды. В литературе высказывалось мнение, что он был членом или даже главой Ордена святого Иоахима, который, возможно, ранее был известен под названием «Посвященные братья Азии»⁹⁸. В конце 70-х годов XVIII в., когда Сен-Жермен жил в Лейпциге, Великий магистр прусских лож герцог Брауншвейгский поручил нескольким видным членам Ордена золотых розенкрейцеров — банкиру и саксонскому министру финансов Дьюосу, уже упоминавшемуся Бишофвердеру, купцу Фрелиху и саксонскому министру Вурмбу — переговорить с Сен-Жерменом и выяснить все, что можно, об этом загадочном человеке. Хотя все четверо пришли к выводу, что граф не являлся масоном, Бишофвердер полагал, что Сен-Жермен сообщил ему какие-то чрезвычайно важные тайны секретных союзов". Последним покровителем Сен-Жермена был масон герцог Гессен-Кассельский Карл. Очевидно также, что многие масоны считали Сен-Жермена одним из руководителей ордена, его будто бы даже избирали в 1785 г. (через год после смерти!) на масонскую конференцию в Париже¹⁰⁰. В переписке масонов можно встретить согласие с притязаниями графа на владение философским камнем и жизненным эликсиром и т. п. Члены оккультных обществ уверяли и в XIX, и в XX в., что им приходилось встречаться с графом Сен-Жерменом. Мадам Жанлис утверждала, что видела Сен-Жермена в 1821 г.; говорили, что он дружил с писателем Бульвар-Литоном в 1842 г., участвовал в заседании Великой ложи Милана в 1867 г. и даже, по словам известной неософки А. Безант, беседовал с нею в 1891 г.¹⁰¹ В последнее время появились любители связать легенду о Сен-Жермене со сказками о посещении земли космическими пришельцами…

Значительно большую роль, чем Сен-Жермен, в истории масонства сыграл Калиостро. Читателю, конечно, известно имя «великого мага», жизнь и приключения которого послужили сюжетом для романов, рассказов и пьес многих писателей — от Гёте до Александра Дюма, от Владимира Соловьева до А. Н. Толстого. Отметим, однако, что облик этого широко прославившегося шарлатана разнится на двух этапах его жизни настолько, что в литературе вновь обсуждается, казалось бы, давно решенный вопрос: являются ли Джузеппе Бальзамо и граф Алессандро Калиостро одним и тем же лицом? Ведь главными доказательствами тождественности довольно примитивного сицилийского мошенника и «великого мага», «божественного Калиостро» были, во-первых, утверждения известного памфлетиста Тевено де Моранда, а во-вторых, материалы инквизиционного трибунала в Риме. Ни тот ни другой источник не заслуживают особого доверия. Подвизавшийся в Лондоне французский журналист Тевено де Моранд был одновременно шпионом и профессиональным шантажистом. Публицистическая его деятельность поставлена на службу главному, оказавшемуся весьма доходным занятию. Сведения Моранда основывались на показаниях жены Бальзамо — Лоренцы, которая была в это время заключена по требованию мужа в тюрьму Сен-Пелажи и стремилась отомстить своему супругу. Кроме того, не исключено, что ее заявления были фальшивкой, сфабрикованной Морандом. Второй источник — протоколы инквизиции — столь же подозрителен: в задачу святых отцов входило всячески очернить Калиостро, а угрозой пытки они могли добиться от него, и действительно вымогали, любые угодные им признания (вероятно, вдобавок уверив самих себя в истинности этих самооговоров).

Конечно, имеются и другие доводы в пользу тождественности Бальзамо и Калиостро, но едва ли не все они оказываются палкой о двух концах. И Бальзамо и Калиостро были женаты на римлянке, девичья фамилия которой — Феличиани. Но это очень распространенная фамилия, и, если Бальзамо переименовал себя в Калиостро, непонятно, почему он пренебрег напрашивающейся предосторожностью — одновременно, чтобы не быть разоблаченным, изменить также фамилию жены. Калиостро в Лондоне в 1777 г. подписывался «Джозеф Калиостро», а не «Алессандро», тем самым как бы неосторожно разоблачая свое тождество с Джузеппе Бальзамо. Но этот же факт допускает и прямо противоположное толкование: поскольку Калиостро не скрывал, что использовал различные псевдонимы, подпись «Джозеф» можно считать следствием того, что он не знал о существовании Бальзамо. Правда, один из встречавших Бальзамо в 1772 г. в Лондоне признал в нем Калиостро. Но этот свидетель (некий Эйлет) позже был осужден и выставлен у позорного столба задачу ложных показаний.

Наиболее вескими были утверждения родственников Бальзамо, проживавших в его родном городе Палермо. Дядя Бальзамо носил имя Джузеппе Калиостро; другой дядя сообщил, что его племянник в письмах к нему часто подписывался «граф Калиостро». Члены семьи Бальзамо заявляли, что на портретах Калиостро изображен их исчезнувший родственник. Казалось бы, достаточно доказательств, но и они окончательно не решают дела. В брачном свидетельстве Бальзамо его тесть дважды поименован как Джованни, а в письме к жене Калиостро ее отец подписался «Джузеппе». Вместе с тем в церковной книге, в которой имеется запись о браке Бальзамо, отец невесты фигурирует не как Джузеппе, а как Джованни. Сам Калиостро в «Мемуарах», написанных в Бастилии в ожидании суда над ним как участником «дела об ожерелье королевы», уверял, что его родина находится на Востоке, что он был посвящен тамплиерами в тайны египетских жрецов и связан с рыцарями Мальтийского ордена— все это вполне в духе модной масонской мифологии.

Широко распространенное убеждение в том, что Калиостро — это Бальзамо, помешало складыванию легенды, в которой он фигурировал бы в качестве сверхъестественного существа — основателя новой оккультной секты. Как бы то ни было, поразительное различие между молодым Бальзамо и Бальзамо (или кем-то другим), называвшим себя графом Калиостро, возникло после принятия 12 апреля 1777 г. графа в масонскую ложу «Эсперанс», принадлежавшую к ложам «строгого послушания» и собиравшуюся в таверне «Кингс Хед» на Джерард-стрит в Сохо, в самом центре Лондона. Очевидно, что ложа оказала покровительство своему новому члену, вызволила его из заточения и спасла от преследования со стороны шайки воров и вымогателей.

Рассказывают, что источником знаний для Калиостро послужила купленная им в лондонской лавке рукопись некоего Джорджа Кофтона «Египетское масонство», содержащая проекты преобразования ордена в соединении с различными алхимическими фантазиями. Нет никаких свидетельств, что «египетский обряд» до этого находил где-нибудь применение. Следует заметить, что Калиостро нахватался лишь самых поверхностных и обрывочных сведений об алхимических секретах и масонских ритуалах. Он имел самое смутное представление о различных направлениях в масонстве¹⁰². Ловкость и апломб помогали обманщику скрывать свое невежество. Калиостро объявлял, что «египетский обряд» стремится привести род человеческий к совершенству, а достижение этой цели станет возможным в результате физического перерождения с помощью «первичного вещества», дающего молодость и бессмертие. Одновременно посредством масонского пятиугольника можно вернуть людям первобытную непорочность. Сей пятиугольник будет открыт мастерами «египетского» масонства после сорокадневного собеседования с семью первобытными духами, а обладатели пентаграммы проживут 5557 лет, по истечении которых в тихом сне перенесутся на небо. По разъяснению графа, устав «египетского» масонства исходил от библейского патриарха Еноха и был изменен пророком Илией. Самого себя Калиостро объявлял «великим кофтом», «основателем и великим магистром высокого «египетского» масонства в восточных и западных частях земного шара»

По утверждению Калиостро, он решил очистить мудрость и тайны древних от поздних наслоений, от магии и суеверий. В основанные Калиостро ложи «египетского» масонства могли быть приняты лишь лица, уже являвшиеся членами масонского ордена. Тем самым эти ложи становились как бы высшими ступенями обычного» масонства. «Великий кофт» «египетского» масонства являлся не то основателем, не то реформатором этого таинственного союза, сравнимым только с Господом богом, который особым способом наделил его властью повелевать ангелами. Так по крайней мере сообщает нам инквизитор — автор биографии мага; она была составлена на основе материалов его процесса в Святом трибунале (который, между прочим, повелел сжечь рукопись «Египетского масонства») и других бумаг, принадлежавших осужденному¹⁰⁴.

С ноября 1777 г., после того как он покинул Англию, Калиостро основал ложи «египетского» масонства в ряде европейских городов: в Гааге, Брюсселе, Нюрнберге, Лейпциге, Милане, Данциге, Кёнигсберге, Митау. Потерпев фиаско в России, он в сентябре 1780 г. появился в Страсбурге. Граф надолго обосновался во Франции, в которой ему пришлось побывать в предшествующие годы. Из Эльзаса Калиостро перебрался в октябре 1784 г. в Лион. Не сумев договориться с Вилермозом, он тем не менее был принят с большим почетом другими масонами и основал главную ложу «египетского» масонства «Торжествующая мудрость». Ложа просуществовала до революции и считалась местными мартинистами соперничающим направлением в масонстве¹⁰⁵. После Лиона Калиостро посетил Бордо, а в январе 1785 г. прибыл в Париж. 72 столичные ложи направили своих делегатов на собрание, и они были очарованы красноречием Калиостро¹⁰⁶.

В своем доме на улице Сен-Кло Калиостро окружил себя восточной роскошью, устраивал балы и приемы, давал целовать руку знатным дамам и своему главному покровителю и поклоннику кардиналу Рогану¹⁰⁷. «Великому магу», родившемуся, по его словам, всего через 200 лет после всемирного потопа, довелось быть знакомым с библейским пророком Моисеем и не раз бродить с Иисусом Христом по усеянному ракушками берегу Тивериадского озера. Побывал Калиостро, оказывается, и на знаменитых пирах римских императоров Нерона и Гелиогабала, участвовал и крестовых походах. Он претендовал на владение философским камнем, даром точно предсказывать будущее и эликсиром жизни. Разве всего этого было недостаточно, чтобы ему приписывали возраст библейских патриархов, по легенде живших многие сотни лет, даже тогда, когда он скромно умалчивал о своих годах?

Калиостро часто прибегал к подлогам и обману (при этом не раз и в Лондоне, и в Париже становился жертвой других мошенников). Роган был уверен, что Калиостро на его глазах сотворил из ничего огромный бриллиант, который кардинал потом показывал своим друзьям, а также сделал пять или шесть тысяч фунтов золота. Но не все «чудеса» были результатом обмана. Граф явно обладал способностями гипнотизера. Он расходовал много денег на благотворительные цели, тратил немало сил на бесплатное лечение сотен (если не тысяч) больных — это признавали даже враждебно настроенные к нему современники.

Используя покровительство и средства, которыми его щедро наделял кардинал Роган, Калиостро сумел приобрести большое влияние в масонских кругах. Даже второй по рангу руководитель французских масонов герцог Монморанси согласился принять роль Великого магистра — протектора «египетского обряда», иными словами «египетских» лож. Ложи привлекали к себе самыми заманчивыми обещаниями. Адептам «египетского» масонства сулили физическое и моральное возрождение и омоложение. Для физического возрождения необходимо было в мае в полнолуние отправиться в сельскую местность, запереться в комнате и соблюдать 40-дневный пост, пить дистиллированную воду и, главное, по нескольку капель «первичного вещества» и т. п. На 39-й день следовало выпить десять капель «бальзама Великого магистра», и на следующий день после этого должно было наступить полное омоложение.

Что касается морального омоложения, то его можно было, оказывается, достигнуть только в специально выстроенном для этого здании, которое действительно было сооружено около Базеля одним швейцарским банкиром. Здесь уже на 33-й день начинались самые доподлинные чудеса: появлялись первые семь ангелов, которые ставили свои печати на специально приготовленном куске пергамента, а еще через три дня вручали каждому из жаждущих пентаграмму — талисман, передающий его хранителю частицу «божественного огня», наделявшего безграничными силами и знаниями, физическим бессмертием и спокойствием души. Как очевидно, многое в «египетском» масонстве было заимствовано у мартинистов¹⁰⁸. Калиостро познакомился с их обрядами еще во. время пребывания в Лондоне.

Имелась и женская ложа, которую возглавляла жена Калиостро — Лоренца. Здесь был свой ритуал. Вступающих в эту ложу одевали лишь в белые покрывала, связывали руки и ноги, что символизировало порабощение женщин мужчинами. Потом путы разрезали, что означало освобождение от ига, после чего следовала символическая сценка, обозначавшая вначале совращение, а затем «победу» испытуемых. После всего этого избежавших соблазнов, выдержавших испытания, торжественно поздравляла графиня Калиостро. В заключение с потолка спускался золотой шар, дверцы его раскрывались, и взору представлялся сам «Великий кофт», изображавший человека в естественном состоянии и олицетворявший «истину». В руках он держал змею, на лбу у него сверкала звезда. Калиостро произносил короткую речь и возносился на золотом шаре в высоту.

Трудно сказать, что в этих описаниях соответствовало истине, а что представляло плод фантазии или же являлось слегка замаскированной пародией. Известность мага была настолько велика, что даже изданная анонимно сатира «Подлинная история графа Калиостро» (ее автором был упоминавшийся выше маркиз Люше) была воспринята всерьез, а содержавшиеся в ней басни умножили славу Калиостро. Среди них особую известность получил рассказ о банкете, устроенном Калиостро, на котором перед его гостями предстали духи умерших идейных вождей Просвещения Монтескьё, Вольтера, д'Аламбера, Дидро, а также герцога Шуазеля и аббата Вуазенона. Призраки бойко отвечали на вопросы о том, как они чувствуют себя в потустороннем мире. Дух Вольтера, при жизни призывавшего «раздавить гадину» — католическую церковь, сообщил, что ему удалось побеседовать с полудюжиной римских пап и что особенно приятными оказались беседы с его современниками — Бенедиктом XIV и Клементом XIV. Об этом вечере только и говорили в столице, о нем писали газеты, и это оказалось очень подходящей рекламой для «египетского» масонства¹¹⁰. (Такой вечер мог быть не только плодом фантазии. Калиостро, вероятно, использовал мало кому тогда известный «волшебный фонарь».)

Хорошо известно, что Калиостро оказался замешанным в знаменитом «деле об ожерелье королевы» — краже некоей Жанной Ламотт бриллиантового колье громадной ценности, которое выманили у ювелиров под предлогом, будто оно предназначается для Марии-Антуанетты. До сих пор историки не пришли к согласию — в числе обманутых или обманщиков находился Калиостро. Хотя процесс закончился триумфальным оправданием графа, он сильно повредил его славе чародея. Защищаясь от обвинений в мошенничестве, Калиостро должен был, по крайней мере косвенно, отрицать, что он кого-либо наделил жизненным эликсиром. На суде Калиостро не упомянул «египетское» масонство. После высылки графа в Лондон французское правительство натравило на него своего платного агента Тевено де Моранда. Последовали разоблачения; утверждали, что Калиостро не кто иной, как мошенник Джузеппе Бальзамо. Калиостро категорически отрицал это обвинение, но, поскольку он отказывался сообщить что-либо о своем происхождении, его возражения не казались убедительными. К тому же его жена, Лоренца Феличиани, не только засвидетельствовала его тождество с Бальзамо, но и прямо выдала мужа врагам (хотя позже взяла назад сделанные ею признания). Фортуна явно повернулась спиной к Калиостро, когда он отправился из Англии в Швейцарию и Италию. Денежные дела находились в самом плачевном состоянии. Не значит ли это, задают вопрос некоторые исследователи, что секретные общества перестали финансировать его, обнаружив, что он Джузеппе Бальзамо, виновный в уголовных преступлениях? ^и\Более вероятно, что деньги, которыми так сорил до этого Калиостро, шли от взносов, взимавшихся при приеме в ложи «египетского» масонства.)

Следуя настояниям жены, желавшей повидаться с родными, Калиостро явился в Рим. Возможно, здесь он надеялся поправить свои дела, но неосторожно взялся снова пропагандировать «египетское» масонство. В 1790 г. он был арестован инквизицией. На суде в Риме Калиостро уклонялся от указания источника своих доходов — это усилило подозрение, что он получал их от масонов. 21 апреля 1791 г/¹¹² Калиостро был осужден как участник «тайных сборищ франкмасонов» на смертную казнь, которую папа заменил пожизненным заключением. Лоренцу заточили в монастырь. Калиостро умер в тюрьме в августе 1795 г. Легенда, правда, утверждает, что он был задушен тюремщиками или, напротив, Калиостро сам задушил монаха, которого вызвал, чтобы исповедаться в грехах, нарядился в его сутану и бежал из тюрьмы.

Масоны в XIХ в. нередко сами подробно и с почтением описывали деяния «Великого кофта»¹¹³, а мелкобуржуазный социалист Луи Блан в своих исторических работах повторял легенду о том, будто граф был орудием иллюминатов. Это и имели в виду антимасонские авторы, объявлявшие, что знаменитый шарлатан был лишь «средством, использовавшимся Вейсхауптом и Мирабо, чтобы развращать и сбивать с пути истинного выходцев из кругов дворянства и крупной буржуазии»¹¹⁴. И поныне некоторые даже серьезные исследователи не исключают того, что Калиостро получал деньги от масонов и иллюминатов¹¹⁵.

Английский историк X. Р. Уильямсон, например, склонный к парадоксальным взглядам, считает, что Калиостро действительно был агентом общества иллюминатов и устроил аферу с ожерельем с целью дискредитировать, а потом низвергнуть монархию во Франции¹¹⁶. Другие ссылаются на язвительную сатирическую комедию Гёте «Великий кофт», сюжетом для которой Цослужило «дело об ожерелье» и в которой Калиостро выведен под именем графа ди Ростро Импуденто (графа Бесстыжее Рыло). В этой комедии, напечатанной в 1792 г., не раз упоминается «египетская» ложа, а в действии III на сцене происходит даже заседание этой ложи, во время которого «Великий кофт» и его сообщница демонстрируют с помощью треножника и укрепленного на нем светящегося шара мнимый сеанс ясновидения. Гёте явно подвергает осмеянию систему посвящения во вторую и третью степень. Мужей второй степени «Великий кофт» именует «помощниками».

Чтобы стать «помощником», надо выказать возмущение по поводу девиза, гласящего: «Что ты хочешь, чтобы люди для тебя делали, этого не делай для них»¹¹⁷. Возмущение означает, что «испытание» искушением выдержано, т. е. неофит может быть возведен во вторую степень, что представляет собой лишь шаг на пути к истине.

В комедии кардинал Роган назван каноником, королева— принцессой и т. д. Снизив ранги наиболее именитых героев скандального «дела об ожерелье», Гёте, конечно, ослабил политическое звучание пьесы, которая могла бы быть едким обличением «старого порядка», а стала лишь веселым осмеянием страсти к оккультизму, тяготения к таинственной символике, используемого жуликами и шарлатанами. Кроме того, в пьесе ни разу не упомянуто о масонах, ведь «Великий кофт» создавал не просто египетские ложи (как у Гёте), а ложи «египетского» масонства. В комедии хотят видеть только упрек «Великому кофту» в том, что он раскрывает тайны непосвященным.

Имя «Великого кофта» в XIX в. ассоциировалось не только с его «чудесами», но и с секретным союзом, создаваемым в явно авантюристических целях.

Многие современные мистики считают, что Калиостро был «благородным странником» (т. е. членом Братства розенкрейцеров, «божественным посланцем»), что дух его воплощался в разных лицах и таких «звездах» оккультизма, как подвизавшиеся в конце прошлого века Поль Седир (псевдоним некоего Ивона Лe Лупа) и в начале нашего столетия бывший приказчик мясной лавки, шарлатан, «доктор» Филипп, одно время находившийся в окружении русского царя Николая II, и т. п.

История тайных обществ часто переплеталась в XVIII в. (как, впрочем, и позднее) с историей «тайной войны». Но в случае, о котором пойдет речь ниже, казалось, сплелось воедино все: и секретные ордены, и разведка, и пресловутый «секрет короля» — тайная дипломатическая служба Людовика XV, нередко вступавшая в конфликт с официальной французской дипломатией, и страсть к оккультизму, все время маячившая за увлечениями высшего общества модными идеями Просвещения, и быт и нравы светской черни, и некоторые из самых громких скандалов века, и даже происхождение одной печально известной фальшивки, и поныне используемой в империалистической пропаганде.

…Среди признанных сатирических картин Хогарта есть одна, смысл которой трудно понять, не зная обстоятельств, сопутствующих ее созданию. На картине изображен коренастый толстомордый монах со статуэткой нагой женщины в руках, окруженный такими символами, как раскрытая книга, крест, череп и, главное, нимб святого над головой, из глубины которого выглядывает сатана. В монашеской рясе знаменитым художником был изображен сэр Фрэнсис Дэшвуд, одно время бывший канцлером казначейства (министром финансов) Великобритании. Семейство Дэшвудов владело неподалеку от столицы, почти на равном расстоянии от Лондона и Оксфорда, поместьем Уэст-Уиком, в котором сэр Фрэнсис построил пышный замок, а на близлежащем холме — церковь с высокой колокольней. Глубокие подземелья под церковью стали местом странных и скабрезных происшествий. Впрочем, они вели начало из столицы.

В аббатстве Медменхэм, что на Темзе, собирались участники созданного Дэшвудом Ордена рыцарей святого Фрэнсиса Уикомского. Орден как орден, подобный ложам «шотландского» масонства во Франции или сборищам «рыцарей-тамплиеров», умножавшимся тогда в Германии стараниями барона Хунда. Утверждали, что «рыцари» упражнялись, как того требовала мода, в занятиях магией и даже служили «черную мессу». А членами ордена был не просто цвет английской аристократии, но руководители британского правительства — премьер-министр лорд Бьют, морской министр Джон Монтэгю граф Сэндвич, министр почт Томас Портер, а также члены парламента, включая оппозиционного депутата Джона Уилкса. Против Уилкса по указанию короля Георга III возбудили преследование формально «за порнографию» (имелся в виду сочиненный Уилксом «Опыт о женщине»). Разразившийся в 1763 г. в этой связи скандал задел и Орден рыцарей святого Фрэнсиса Уикомского. Просочились сведения, что вместе с министрами и членами парламента, обряженными в рясы, в каких-то таинственных обрядах участвуют также «монахини» — светские дамы, скрывающие лица под масками и капюшонами. Скандал и заставил «рыцарей» перенести свои оргии во владения самого святого — в подземные пещеры Уэст-Уикома, которое как-никак все же находилось в 24 милях от Лондона.

Участие в бдениях высоких правительственных лиц взбудоражило иностранные разведки. В Париже заволновались: не является ли «клуб адского огня» проякобитским орденом и не упускает ли французская тайная дипломатия возможность поймать в свои сети столь богатую добычу, как английские министры и парламентарии? Проведать, как обстоит дело, поручено было французскому поверенному в делах в Лондоне, который состоял во франкмасонах и к тому же до этого, как и основатель ордена сэр Фрэнсис Дэшвуд, служил представителем своей страны в Петербурге при дворе царицы Елизаветы Петровны. Эта был небезызвестный шевалье д'Эон, предшествующая и последующая карьера которого включала поездку в женском платье под именем Луизы де Бомон в Петербург, где он устроился «чтицей императрицы», выполнение ряда других деликатных дипломатических поручений, не исключающих прямое воровство, службу в драгунском полку в чине капитана, а позднее шантажирование своего патрона Людовика XV наличием доказательств относительно заведенного королем персонального публичного дома (так называемого Оленьего парка)¹¹⁸, скандальное ношение дамского костюма и пр. А среди всего этого (весьма вероятно) сочинение подложного «завещания Петра Великого», якобы похищенного д'Эоном из архива царей. В промежутке между этими и многими другими художествами д'Эон и оказался в числе участников бдений в Медменхэмском аббатстве и катакомбах Уэст-Уикомского поместья Фрэнсиса Дэшвуда.

В аббатстве д'Эон (чего не сделаешь ради пользы службы!) разрешил великосветским подругам «рыцарей» подвергнуть себя 24 мая 1771 г. «весьма тщательному обследованию». Вынесенный вердикт гласил: «Сомнительный случай»¹¹⁹. Но и этот приговор не решил дела, тем более что заключались крупные пари относительно пола шевалье, в которых участвовал небескорыстно через подставных лиц и сам д'Эон. В 1788 г. спор был передан в суд, где два француза (один из них — врач) под присягой показали, что их соотечественник — женщина. Сам д'Эон ссылался на то, что еще в 1767 г. во Франции он вступил в ложу «Бессмертие ордена», а в Лондоне — в одну из новых лож, созданных французами в британской столице. А разве не известно, что в ложи не допускают женщин? Судья — им был знаменитый в летописях английской юстиции лорд Мэнсфилд отверг утверждение, что членство в ложе с юридической точки зрения равнозначно отнесению к мужскому полу¹²⁰. Присяжные признали нередко плохо выбритого экс-капитана драгун женщиной. Однако он укрылся от цепких рук преследовавшего его по разным и основательным поводам британского правосудия у Великого магистра масонов графа Ферриса.

В 1789 г. во Франции началась революция. Пенсионное обеспечение, которое выплачивали кавалеру д'Эону Людовик XV, а потом Людовик XVI, естественно, прекратилось. К этому времени бывший масон стал, по словам одного современника, уже «собственной вдовой» ⁾²\ Оставался ли он одновременно «сыном вдовы», неизвестно, но женский наряд продолжал служить проходимцу источником дохода: старуха с драгунским прошлым давала уроки фехтования. Вся жизнь д'Эона была цепью подлогов — подложных имен, подложных писем и сочинений, подложных пари, даже подложного пола. В эту цепь вполне вписалась и эпопея с подложным Орденом святого Франциска Уикомского.